Любовник из прошлого

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Шиа уже порядком удалился от меня: единственным звуком, нарушавшим тишину мрачной сырой ямы, было мое хриплое дыхание.

Стараясь догнать Шиа, я начала суетливо протискиваться через туннель. Земля с грубо обтесанных стен дождем посыпалась мне за шиворот; ощущение было такое, будто десятки крохотных насекомых ползут по моему телу. Несмотря ни на что, я продолжала движение – из опасения безнадежно отстать от своего спутника. Вдруг моя ладонь накрыла что-то холодное и осклизлое. Я отдернула руку, прикусив при этом нижнюю губу, чтобы не закричать от омерзения.

– Ну же, красавица, двигайтесь, у вас все получится. – Отсыревшие извилистые стены туннеля плохо отражали звук, и казалось, что голос Шиа доносится откуда-то издалека.

Я вытерла о брюки руку и заставила себя снова двинуться вперед; туннель вскоре так сузился, что мне пришлось ползти на четвереньках. Острые камни и песок прилипали к рукам и коленям, тяжелый затхлый воздух будто кинжалом резал легкие. За спиной быласмерть, впереди – неизвестность. Ужасы же, которыми угощала нас эта черная яма, ничем не уступали тем, что остались наверху. Сердце мое учащенно билось, рот был полон какой-то мерзости, на зубах скрипел песок, а горло сдавило удушье. Я была на пороге истерики. Ужас все сильнее охватывал меня.

Я приготовилась умереть.

Мой мозг испытывал кислородное голодание, потому что голова моя сильно кружилась, а тело, казалось, плавало в невесомости. Внезапно чувство дискомфорта исчезло, и мне больше не казалось таким уж страшным остаться здесь навсегда, в полной неподвижности, не волнуясь о таких земных вещах, как необходимость дышать. В таком подземелье, должно быть, имеются сюрпризы пострашнее, чем смерть, думала я рассеянно.

Затем откуда-то – наверное, из самой преисподней я услышала едва различимое пение. Мелодия была мне до боли знакома – именно ее я часто слышала в раннем детстве. Звуки, казалось, доносились из далеких могил, погружая меня в отрадные воспоминания. Звучала прекрасная мелодия Гершвина та самая, «Обнимаю тебя», – любимая песня моего отца, он часто пел ее вечером возле моей постели. Я ожидала, что снова увижу его, он поведет меня за собой к спасению, к счастью.

Но мелодия эта зазвучала как-то совсем по-иному, и каким-то шестым чувством я поняла, что слышимые мною звуки исходят не от отца, а от Шиа; не отдавая себе в этом отчета, я снова начала дышать.

Позвольтемнебытьвашимбудущим. Эти слова Шиа снова всплыли в моем сознании. Это было так просто, так замечательно, я как за соломинку ухватилась за эту фразу.

С музыкой, все еще звучавшей в моих ушах, я, упрямо сжав челюсть, по-пластунски, как солдат, снова двинулась в путь. Толчок – остановка еще толчок. Сжав кулаки, я продолжала ползти. Мои плечи дрожали от усталости, но силы мне придавала мысль о том, что если я, пропутешествовав во времени, остаюсь так долго живой в этом жутком месте, то значит, это действительно для чего-нибудь нужно.

Мне уже начинало казаться, что эта борьба с туннелем и с самой собой будет продолжаться вечно, но музыка вдруг оборвалась. Я почувствовала, как Шиа, подняв меня своими сильными руками, вытащил из черного небытия и хрипловатым голосом тихо пропел мне на ухо:

– Вы прекрасны, Мэгги. – Он осторожно стер грязь у меня над бровью и поцеловал это место, вытащил запутавшийся в моих волосах листик и снова поцеловал меня, на этот раз в висок.

Он порывисто прижал меня к своей груди и как воин, заслуживший награду за победу, начал целовать в губы, в щеки, в нос, не обращая внимания на грязь, покрывавшую меня. Я никогда не чувствовала себя более желанной, более соблазнительной.

Вдруг он выпустил меня это было так же неожиданно, как и порыв нежности минуту назад.

– Мы должны поторопиться, если еще на что-то рассчитываем... – Он насторожился, уловив какой-то шум снаружи. Сделав мне знак притаиться, Шиа осторожно пополз к тому месту, где половицы в комнате Мортианы образовывали узкие щели; через них в наше мрачное подземелье проникал – слабый свет. Когда через пару минут он снова возвратился, его лицо выражало крайнюю озабоченность.

– Там оружия больше, чем блох в Арканзасе.

Мое сердце, казалось, остановилось. Я посмотрела на Шиа и поняла, что под вопросом не только мое будущее, но и наши с ним жизни.

– Мы должны использовать порошок.

– Вы шутите.

– Я думаю, это единственный способ выбраться отсюда живыми.

Шиа энергично замотал головой.

– Если вы думаете, что можете путешествовать во времени, нюхнув какого-то порошочку, то ради Бога, вперед и с песней... но только без меня.

– А у вас есть идея получше? – спросила я, доставая бутылочку из своих грязных брюк. Я развернула носовой платок и насыпала понемногу нового порошка на две его половинки. Осторожно убрав бутылочку в карман, я протянула платок Шиа.

– Не бойтесь, вдыхайте поглубже. Вам, наверное, нужна доза побольше – пропорционально размерам.

– Это невозможно. Случись такое, мне никогда не загладить своей вины перед доком.

Шум голосов наверху усилился.

– Если вы не сделаете этого, все может очень плохо кончиться.

– Ну хорошо, – сказал он, неохотно приближая к носу кончик моего платка, – но не думайте, что я настолько легковерен. Если это не сработает, я больше ничего не хочу слышать о магических зельях и путешествиях во времени.

– Если откровенно, я тоже не знаю, поможет ли это нам, но если мы сделаем вдох вместе, то, возможно, закончим свои дни где-то в одном месте.

Хмуро кивнув, Шиа поднял мою руку, в которой находился носовой платок, и мы одновременно вдохнули; характерное покалывание пронизало мое тело предвестник того, что порошок начинает свою работу. Благовоние обволакивало меня, воздействовало на мои чувства подобно дыму от ароматических палочек, убаюкивало мое сознание, уводя от опасности через внезапно открывшиеся спасительные двери. Я закрыла глаза, полностью отдаваясь во власть чудодейственного порошка.

И вдруг не стало жуткого темного туннеля, бандитских голосов, видений – все это затмила пугающая догадка о том, что порошок, кажется, приготовлен по другому рецепту. Я вдохнула еще раз, принюхиваясь, и с ужасом обнаружила, что один компонент отсутствует. Открыв глаза, я снова увидела себя в той же ловушке, в ведьминой норе, и нам все также угрожала опасность от людей, которые уже пытались когда-то убить Шиа.

– Это не та формула, – в ужасе прошептала я.

– И именно поэтому эта штука не сработала.

Его красивое лицо помрачнело, он с таким презрением посмотрел на меня, что у меня упало сердце.

– С таким же успехом мы могли глотать коровье дерьмо, желая путешествовать во времени. – Он скомкал мой носовой платок и, положив его к себе в карман, снова принялся наблюдать сквозь щели в полу за тем, что делается наверху в комнате. – Они идут по нашему следу. Если они меня схватят, поделом мне, дураку.

– И все-таки вы должны верить мне, – сказала я, чувствуя себя без вины виноватой. – Все, о чем я говорила вам – правда.

Он повернулся ко мне:

– И все-таки согласитесь, красавица, что путешествия во времени в природе не бывает. Вас надули. У Мортианы от смеха, должно быть, голова отрывается. Эта баба облапошит любого, кто ни подвернется.

– Может, и я вам подвернулась?

– Сейчас не время ссориться. Давайте вернемся в туннель и попробуем там скрыться. Если Мортиана нас еще не сдала, я с радостью признаю, что был не прав.

Незнакомый, страшный, прямо-таки потусторонний голос раздался откуда-то из глубин земли.

– Единственное, что может по-настоящему интересовать ведьму, это ее собственная шкура.

Потрясенная, я резко повернула голову в ту сторону, откуда раздался голос. Из мрака наменя смотрело покрытое глубокими морщинами лицо мужчины. Этот тип был вооружен. От него прямо-таки несло болотной сыростью. Он улыбнулся, его зубы напоминали зубы гремучей змеи.

– Никогда не думал снова встретиться с любезными твоему сердцу Скраггами, а, городской мальчик? – Его ужасный, похожий на грохотанье поезда смех эхом отражался от стен нашего могильника.

– Не верю глазам своим! Неужели это ты, Линдер? – Шиа подполз поближе ко мне и взял меня за руку.

– Если не хочешь быть похороненным в этой яме, Янгер, не вздумай даже пошевелиться. – В его голосе не было и намека на шутку; пистолет, который он держал в руках, был направлен прямо мне в грудь.

– Спокойно, милый. Я не собираюсь делать глупости. Как ты нашел нас?

– Это было не так уж и сложно. Вы так наследили, что даже старая больная собака легко отыщет вас.

Внешне Шиа был абсолютно спокоен, он ни разу не посмотрел на меня, но я знала, о чем он думает. Это из-за моей навязчивой идеи добыть порошок мы влипли в эту историю.

– У меня к вам есть дело, – сказал он.

– Я и Каро, мы уже пробовали иметь дело с тобой, и нам тогда это очень не понравилось, Янгер.

Шиа резко придвинулся к дулу пистолета.

– Значит, ты собираешься убить нас?

Мужчина вытер грязным рукавом ствол.

По моему разумению, с таким оружием сподручнее охотиться на белок, а не пробираться по узким темным туннелям в поисках своих врагов; но, к сожалению, этот тип появился не просто так.

– Щас, Янгер, я не будут тебя убивать.

Я воспрянула духом. У нас появился шанс выбраться отсюда живыми. А в нашем положении это уже не мало. Неприятности, связанные с некачественным самогоном, возникли не по вине Шиа. Скрагги занимались этим. Разве наша смерть принесет пользу делу?

– Щас. Я самникого не собираюсь убивать. – Он улыбнулся, обнажив свои черные змеиные зубы. – Я собираюсь отдать вас в лапы Делателя Вдов, чтобы он сам содрал с вас шкуру – или что там ему захочется.

Шиа крепко держал меня за руку, поэтому я оставалась внешне спокойной.

– Он повсюду искал вас, и мы оба, я и Каро, были счастливы услужить. Ты разорил нас, а мистер Делатель Вдов был стол любезен, что покупал весь самогон, который варили в нашей семье. Теперь подымайтесь, и не вздумайте валять дурака.

Скрагги, вооруженные до зубов, уже приблизились к двери.

– Имейте в виду, вам не удастся удрать далеко ни от моих племянников, ни от моих собак.

Лишь только мы выбрались на поверхность, яркий солнечный свет ударил мне в глаза, и я, потеряв ориентацию, упала со всего размаха на свои изодранные коленки. Тут же около меня оказались Скрагги и принялись пребольно тыкать своими пушками в моибольные ребра. С превеликим трудом я поднялась на ноги.

Когда мы проходили мимо «лаборатории» Мортианы, волосы дыбом встали у меня на голове – я заметила, как колдунья наблюдает за нами из прикрытого виноградными лозами окна. Свет и тень играли между собой в прятки на ее плохо просматриваемом с улицы лице. Отчетливо были видны только глубоко посаженные глаза и жестокая прорезь вместо рта. Когда наши взгляды пересеклись, у меня перехватило дыхание. Она улыбалась. Я так и не поняла чему она улыбалась быть может, тому, что ей изготовить такой порошок ничего не стоит, быть может, моей легковерности, ведь я отдала ей все свои деньги. Последнее показалось мне наиболее вероятным, ведь именно это только что говорил мне Шиа.

После нескольких часов жестокой тряски с завязанными глазами в грузовике, провонявшем тухлой свининой и самогоном, нас вытолкали из машины и повели по лестнице на второй этаж какого-то здания. В нос мне ударил знакомый запах табачного дыма и дешевого виски, и я поняла, что нас привезли в Чиггер-клаб.

Какие-то другие грубые руки схватили меня, открылась дверь, и я свалилась на грязный пол. Со связанными сзади руками я не смогла как следует сгруппироваться и пребольно ударилась лбом о какую-то деревяшку. Когда я услышала, что дверь закрылась и в замке повернулся ключ, невыразимый ужас охватилменя. Собственные стоны громким эхом отдались в моих ушах. Они схватили Шиа. Теперь я осталась одна.

Я пыталась освободить руки от веревок, но они лишь сильнее врезались мне в кожу. Я была всего лишь парфюмером, и мои профессиональные познания не могли помочь мне выпутаться из этого затруднительного положения.

Мне вдруг вспомнилось, как когда-то – в этом же месте, но совсем в другом времени я вот так же лежала в обмороке на холодном деревянном полу и увидела в бреду своего отца. Я потрясла головой, пытаясь привести себя в порядок. Каким бы ужасным ни было это видение, в моем нынешнем положении я обрадовалась бы даже ему.

Чувствуя полную беспомощность, я вслушивалась в тишину дома в надежде хоть как-то прояснить свою дальнейшую судьбу. Прижав ухо к полу, я различила слабые голоса, доносившиеся, по-видимому, из игорного зала. Пришлось подкатиться поближе к трещине у двери: здесь слышимость была получше.

– Дурак, о чем ты думал, когда тащил их сюда, – слышался чей-то негодующий голос.

Линдер Скрагг отвечал:

– Жаль, дорогой Вилли, я так хотел угодить вам. Я могу рассчитывать на вознаграждение?

– Конечно, – с издевкой сказал Делатель Вдов, его южный выговор напоминал о героях старого гангстерского фильма. – Плюньте мне в глаза, если я что-нибудь понимаю. Высморозили глупость и еще просите меня о вознаграждении!

– Да. – Последовала небольшая пауза. – Нет, нет, – наконец промямлил Cкрагг; угрожающий тон, которым он разговаривал с Шиа и со мной трансформировался в жалкий скулеж. – Я совсем не это имел в виду. Я просто рад был услужить вам. Вы были так добры, Вилли. Я ничего не прошу за это. Могу я теперь идти?

Послышались невнятное бормотание низких мужских голосов, шаги, скрип половиц, затем все стихло. Зазвучал голос Вилли:

– Янгер, вы шустрый парень. – На минуту снова воцарилась тишина; мой нос уловил аромат дорогой сигары.

Вилли продолжал:

– Возможно, даже слишком шустрый.

Шиа засмеялся:

– Первый раз слышу, что это недостаток.

– Мне нужен шустрый местный парень, но такой, который бы знал свое место... Со мной у вас могло быть неплохое будущее.

– Возможно, мы сможем договориться. – Шиа усиленно форсировал свое южное произношение; его выговор был настоящим арканзасским, даже у Вилли так не получалось. Наверное, это было просто уловкой, попыткой, по возможности, усыпить бдительность Вилли, но, должна признаться, легкий холодок пробежал у меня по спине: все выглядело слишком убедительным. Да, Шиа настоящий игрок. Он умеет блефовать.

– Я не против, чтобы вы работали на меня. К сожалению, имеется некоторый нежелательный багаж. Я не могу рисковать, девка может побежать к копам.

– Мэгги?.. Она ничего не скажет. В любом случае, она не может выступать свидетелем. Она сумасшедшая, она одержима идеей, будто прибыла сюда из будущего. Она убеждена, что получив некий волшебный порошок, вернется туда, откуда пришла.

Его голос был ледяным и твердым, почти как пол под моей головой. Мне не хотелось верить своим ушам. Прошло ведь менее суток с той безумной ночи, проведенной с Шиа, но последние слова моего возлюбленного заставили меня засомневаться в нем. Было ли случившееся в ту ночь столь же важным для Шиа, как и для меня, спрашивала я себя. Нет, он не мог обманывать меня. Это сейчас он блефует с Делателем Вдов.

– Ее лицо мне знакомо. – Это снова заговорил Вилли. – У нее есть какие-нибудь родственники?

– Только в будущем, – ответил Шиа.

Они загоготали, и я почувствовала невыразимую злобу – она вытеснила даже страх, не покидавший меня вот уже несколько часов. В будущем у меня был отец. Найти его, снова обрести его любовь – вот моя заветная мечта. Оказавшись за много десятилетий от дома, я была уже почти готова отказаться от своих поисков, лишь бы больше не расставаться с Шиа. Я уже не волновалась о том, удастся или нет Шиа сохранить в целости наши головы. Он не должен был смеяться над тем, что было так важно для меня, что терзало меня все последние годы.

– В таком случае, давайте исполним это ее желание. Пусть она поскорее исчезнет.

Устранить опасного свидетеля... Это я раньше читала в плохих детективах, но теперь гангстерский боевик ворвался в мою собственную жизнь.

Шиа молчал, а я, затаив дыхание, ждала, ждала его отказа Делателю Вдов...

– Обижать женщин не в моих правилах, – ответил он наконец.

Его слова повисли в воздухе, подобно мантре бесчисленное число раз повторяясь в моих ушах. Он не сказал нет. Я вспомнила, я ведь спрашивала его, видел ли он убитого человека. Он и тогда не сказал нет.

Вырубить плохого парня – это одно дело...

Что он подразумевал, говоря «вырубить плохого парня»?.. Неужели он имел богатый опыт в подобных «делах»? Мое воображение начало лихорадочно работать, рисуя сцены одна страшнее другой. Единственное, в чем я была убеждена, во что мне очень хотелось верить, – что сейчас он действительно пытается спасти меня... и себя.

– Думаете, вы везучий человек? – спросил Вилли.

– Я люблю, впрочем, как и всякий другой, когда во время игры идет хорошая карта, но эта женщина не в себе. Моя мама всегда учила меня, что обидеть убогого не такая уж доблесть.

– Не волнуйтесь, вы удачливый человек, – продолжал Делатель Вдов. – На игорных домах можно отлично заработать – не меньше, чем на продаже виски. Как только уляжется суета вокруг смерти Биггса, я устрою здесь ночной клуб по высшему разряду. Машины Слота, рулетка, деньги, карты, – все, что угодно. Мне нужен свой человек, опытный, способный проследить, чтобы никто посторонний не снял сливки. Вы сможете сделать большие деньги, и вам еще заплатят сверху за игру. Что может быть лучше, а? Вы бы оказали мне большую услугу, согласившись помочь во всем этом. Орвил не хотел продавать Чиггер-клаб. Не пустив эту дамочку к копам, вы тем самым продемонстрировали свою сообразительность. Видите, я все точно рассчитал: вы именно тот человек, который мне нужен.

Сомнения вновь начали одолевать меня. Недаром мне еще тогда показалось странным, что Шиа не захотел обратиться в полицию. Он утверждал, что это небезопасно, но, возможно, просто рассчитывал извлечь в дальнейшем для себя пользу, сдав меня этой компании. Вилли еще раньше просил его о помощи. Может, Шиа, быстро все сообразив, сам и подстроил все это?

– Какая моя доля в этом деле?

Я вспомнила о своем отце – он тоже предпочел Леди Удачу мне и моей матери. Наверное, он страдал; но он страдал бы еще больше, если бы отказался не от нас, а от своего проклятого покера. Если бы не его предательство, со мной не случилось бы всего того, что случилось.

– Двадцать... для подстраховки, – сказал Вилли. – Это, хотя бы на первых порах, хорошенько привяжет тебя к игорным столам. Есливсе будет в порядке, я удвою вознаграждение. Я не допущу здесь никакой поножовщины, как было при Орвиле Биггсе. Пускайте в ход пистолеты, если что.

У меня упало сердце, – я вспомнила, о чем меня предупреждала колдунья. Двоемужчин обмануттебя... Дваждыподумай, преждечем доверитьсякому-либо, иначетебяобманут.

Я больше не знала, кому и чему верить. Я доверяла Дэвиду – и потерпела полное фиаско. Теперь на карту поставлена моя жизнь. Я снова принялась отчаянно работать руками, пытаясь высвободиться от опутавших меня веревок; острая боль пронзила мне запястья, но даже это не остановило меня. Я трудилась, трудилась... и наконец освободила руки. Сорвав плотную повязку с глаз, я зажмурилась от внезапного яркого света, ударившего мне в лицо. Моей камерой оказалась захламленная пыльная комната, под потолком которой находилось окно – свет падал именно из него.

Не так давно мне уже приходилось спасаться бегством через окно... но тогда Шиа помогал мне. Несмотря на все мои усилия не попасть к Шиа в зависимость, я все-таки не смогла избежать этого. Однако я не позволила ему унизить себя, – возможно, единственная из тех, кто когда-либо доверился этому типу.

Комната была практически пустой, если не считать низкой металлической кровати с матрацем, сплошь покрытым какими-то грязными пятнами. Окно располагалось, самое маленькое, футах в десяти над землей —нужно было найти какой-то другой путь для бегства.

Возможно, сказались длительные совместные приключения с Шиа, но мне вдруг пришла в голову одна идея, которая, как казалось, могла сработать. Я подползла'к двери, чтобы удостовериться, что меня не обнаружат прямо сейчас. В замочную скважину я увидела, как в зале Шиа обменивается рукопожатием с Делателем Вдов. Кэпс что-то разливал в стаканы, видимо, гангстеры намеревались обмыть удачную сделку. Сейчас или никогда. Теперь наступила моя очередь показать им, что я не из тех, кто сдается без борьбы.

Я разулась и подсунула носки под задние ножки кровати. Используя их как звукоизоля-торы, я приподняла кровать и бесшумно переместила ее поближе к окну. Из зала раздался громкий взрыв смеха, я воспользовалась этим и, подняв кровать, прислонила ее к стене. Экономя время, я засунула носки в карман и надела туфли на босу ногу. По переплетениям панцирной сетки я вскарабкалась вверх до самого окна и попробовала открыть задвижку. К сожалению, она была густо залита масляной краской, и мне не удалось ни на миллиметр сдвинуть ее с места. Я надавила на защелку изо всех сил, до острой боли в руках. Мое дыхание было настолько частым, что я с трудом сохраняла равновесие на поставленной на попа кровати.

Кровать начала скользить, и я, быстро спустившись, подперла ее о ближайший угол, скинула обувь, связала между собой шнурки и, зажав их зубами, снова начала карабкатьсявверх. Тонкие металлические прутья кололи мне ступни, я едва не кричала от боли, но, совладав с собой, продолжала свой путь.

Снова добравшись до окна, я было уже собралась разбить стекло туфлями, как вдруг более удачная мысль пришла мне в голову. Я просунула туфлю под защелку и, используя ее как рычаг, дернула, вложив в рывок всю свою силу. Защелка начала поддаваться, с удвоенной силой я продолжала свою работу, пока она не отлетела. Я распахнула окно и выглянула на улицу. С глухим стуком моя туфля упала на пол, но у меня не было времени поднимать ее. Я знала, что Чиггер-клаб находился на втором этаже, и я, естественно, была готова прыгать, но сейчас, сидя на краю окна, увидела, что нахожусь слишком высоко над землей.

Неподалеку от окна росло дерево, за ветви которого можно было ухватиться. Из меня никудышный акробат, но я должна попробовать осуществить этот трюк. В сравнении с тем, что ожидало меня в этом доме, сломанная нога казалась пустяком.

Я встала на узкую оконную раму и, прыгнув, ухватилась за один из самых толстых суков. Я порядком ободралась, спускаясь вниз, но в тот момент не почувствовала боли. Оказавшись на земле, бросила туфлю в сторону Центральной улицы, а сама побежала в противоположном направлении, надеясь сбить преследователей со следа. Если бы мне удалось добраться до своего жилья, которое было всего в двух кварталах отсюда до того, как меня обнаружат, я бы надела другие туфли, скрыласвои волосы в шляпке колоколом – той, что подарила мне Корнелия, – и постаралась бы незаметно убраться из города.

Всю дорогу я шла очень быстро и, когда открывала дверь, руки мои тряслись от усталости. Мне не нравилось, что я вернулась сюда. Это место первое, где Шиа будет искать меня, но я должна была рискнуть. Обращаться в полицию мне тоже не хотелось я уже никому не доверяла.

Всего несколько секунд мне понадобилось, чтобы достать все необходимые вещи и даже надеть их, но тут раздался грозный стук в дверь. Я бросилась на пол под окно на случай, если стучавшему вздумается заглянуть в комнату. Я почти не дышала, моля Бога, чтобы неизвестные визитеры отказались от намерения повидать меня, но стук раздался снова, долгий, громкий, настойчивый.

Сначала я подумала, что это Шиа, но потом решила, что он и другие приятели Вилли не стали бы деликатничать и не стояли бы так долго под дверью.

Я осторожно поднялась и, прячась за портьеру, посмотрела в окно. Внутри меня все похолодело. У моей двери стоял не знакомый мне человек. Он был высок, его шляпа была надвинута на глаза; создавалось впечатление, что ему не хочется, чтобы его узнали.

Но что-то в его облике вдруг показалось мне знакомым. В первую очередь – руки. Давнее-давнее воспоминание мелькнуло во мне, будто кто-то вновь запустил остановившуюся было киноленту. Подвижные, ловкие руки – они словно ожили на старинном дагерротипе.

Мелодия Гершвина вместо колыбельной, хор «Обнимаю тебя» вместо детских стишков. Моя коллекция пластинок на 78 оборотов в минуту, вероятно, собирает пыль где-то в бесконечно далеком будущем; но я знаю каждое слово этих песен, помню их все, потому что проигрывала каждую сторону бесчисленное число раз, наблюдая, как вращается круглая этикетка и буквы на ней сливаются в темное кольцо. У меня закружилась голова, картины детства замелькали перед моим мысленным взором, подобно ускоренно прокручиваемому кинофильму.

Вдруг недостающий кусочек мозаики встал на свое место, и кровь запульсировала в моих ушах. «Обнимаю тебя». Ясно, словно это было вчера, я увидела на старой пластинке знак копирайта и дату 1930, указывающую на время создания этого произведения. Значит, до появления этой песни – не менее четырех лет.

А Шиа сказал, что слышал эту песню за карточным столом. Но есть только одна возможность услышать песню, которая еще не написана от человека, пришедшего из будущего.

Я внимательно изучала фигуру незнакомца: прямая спина, широкие плечи, из-под соломенной шляпы виднеются жесткие непокорные волосы. Внезапно я почувствовала дурноту, колени мои предательски ослабли. Волосы были огненно-рыжего цвета – точно такие же, как и мои. Он уже повернулся, чтобы уйти, но я, забыв о всякой предосторожности, подлетела к двери и распахнула ее настежь.

– Отец! – закричала я.

Он повернулся ко мне, и я увидела его лицо лицо, которое я так долго пыталась вспомнить: светло-карие глаза, щеки, покрытые бронзовым загаром. Вся моя жизнь отражалась в этом лице. Я каждый день вижу это лицо в зеркале и успела возненавидеть его. Неописуемые глаза, море веснушек, невообразимые оранжевые волосы. Но теперь мне показалось, что никогда еще в жизни я не видела более совершенного лица.

– Вам нельзя здесь оставаться, – были первые его слова. – Вам вообще не нужно было приходить сюда, – сказал он, осторожно оглядываясь по сторонам.

Мне много раз приходилось встречаться с отцом после долгой разлуки,, но я не припомню ни одного случая, чтобы он так холодно обошелся со мной. Этот тон снова заставил меня почувствовать себя отвергнутой.

Я гордо вскинула голову:

– Это все, что вы можете сказать дочери, которую не видели двадцать семь лет? Значит, вы доживаете свой век здесь, в прошлом?

– Я помогу вам вернуться домой, – сказал он, проигнорировав мой вопрос.

Затененные шляпой, черты его лица казались резче, чем те, что сохранились в моей памяти. Обычно я огорчалась тем, что его нет. Но теперь, стоило мне вспомнить, как часто я засыпала из-за этого в слезах, во мне закипел гнев. Внезапно все потеряло значение и то, чем он занимался раньше, и то, что он ни разу не попытался найти меня, – осталась лишь наболевшая рана в сердце одинокой шестилетней девочки, обманутой в день своего рождения.

– Вы не были образцовым отцом. Не понимаю, почему все это время я идеализировала вас.

Он нахмурился:

– Вы ничего не понимаете.

– Тогда, может быть, вы объясните мне...

– Сейчас не время.

– Я ничего не желаю слышать, – сказала я упрямо. – Я проделала долгий трудный путь и имею право услышать ваши объяснения.

Он встретил мой упрямый взгляд, разглядывая меня точно такими же, как у меня глазами, было даже ощущение, что в них светится общая со мной боль. Именно в этот момент, глядя друг другу в глаза, мы почувствовали обоюдную близость. Я еще колебалась, но в конце концов обрела уверенность.

И, повернувшись, вошла в свою тесную комнатку. Отец последовал за мной.

– Вы должны уходить. Инемедленно!

Этот ледяной тон словно ножом полоснул меня.

– Если мое пребывание здесь неудобно или нежелательно для вас, ничем не могу вам помочь, – сказала я, стараясь не смотреть на него, – но я хочу, чтобы вы объяснили, почему тогда покинули нас. В конце концов я заслужила это! – Он молчал, в порыве отчаяния я рванулась к нему. – Часть меня умерла, когда вы оставили нас, – кричала я, – вы не можете не понимать этого!

Что-то промелькнуло в его лице; и мне показалось, что оно несколько смягчилось.

И прошел гнев, который я испытывала за минуту до этого. Остался страх. Я прошла огромный путь в поисках правды, но все еще боялась ее.

Я сжала влажные от пота ладони и глубоко вздохнула. Нужно расставить все точки над i. Я преодолела непреодолимое, чтобы встретить отца, и имею право узнать все. Пристально посмотрев ему в глаза я, запинаясь, задала вопрос, который так долго носила в душе:

– Отец... а ты когда-нибудь любил меня?

Кровь отхлынула от его лица, в знакомых карих глазах обозначилось страдание. Он шагнул ко мне возможно, чтобы сжать меня в объятиях или, грубо схватив за руку, вышвырнуть за дверь.

Не зная его намерений, я распахнула руки для объятия. Я рисковала всем, выдав свои самые тайные чувства. Мне больше нечего скрывать.

Но прежде чем он сделал следующий шаг, входная дверь открылась со зловещим скрипом, и Кэпс с пистолетом в руке ворвался в комнату.

– Не двигайся, – пролаял он, тыча в меня стволом, потом поглядел на моего отца, и его рот ощерился золотыми зубами.

– Что ты здесь делаешь, Таггарт? Выволакивать отсюда дамочку – это работа Янгера. Я явился сюда, чтобы удостовериться, что он не передумал и не наложил в штаны.

– Вы тоже работаете на Делателя Вдов? – Потрясенная, я уставилась на своего отца.

Он пожал плечами и кивнул.

Кэпс рассмеялся:

– Вы, два неудачника, вы что, знаете друг друга? Как тесен мир, а?

Голова моя буквально раскалывалась от напряжения, я силилась и не могла разобраться в происходящем. Неужели, попав в прошлое, отец и здесь потерпел жестокую неудачу и вынужден теперь работать на гангстера и убийцу? Или его моральные устои вовсе не так тверды, и его привлекает «легкая» преступная жизнь – как пламя свечи мотылька.

Кэпс явно глумился надо мной; опустив пистолет дулом вниз, он с интересом разглядывал комнату, словно пришел сюда на экскурсию.

– А теперь убирайся отсюда, Таггарт.

Отец, не бросай меня, мысленно взмолилась я, второго раза я не перенесу. Но он покорно пошел к двери и даже ни разу не оглянулся. Проходя мимо Кэпса, отец неловко задел того за плечо, чем вызвал поток нецензурной брани. Адмирал отступил в сторону, затем внезапно бросился на Кэпса и повалил его на пол.

Вцепившись друг в друга, они катались по полу, с силой врезались в табурет и разнесли его в щепы; целью каждого был пистолет. Моему отцу удалось нанести мощный удар, основательно потрясший головореза. Когда отец слегка отстранился, чтобы ударить его еще раз, Кэпс резко дернулся, и оружие, валявшееся возле них, отлетело в сторону.

Курок, очевидно, зацепился за что-то; выстрел из жалкой пукалки-пистолета прогремел в моих ушах подобно артиллерийскому залпу.

Противники боролись с остервенением, как безумные, и я с облегчением подумала, что пуля, должно быть, ни в кого не попала: ни один из них не выказывал признаков слабости. Но вдруг я увидела красное пятнышко – одно, другое... Кто-то из них был ранен.

Выстрел прозвучал вновь. И я в ужасе увидела, как мой отец медленно оседает на пол, под ним, быстро увеличиваясь в размерах, появилась кровяная лужа.

Кэпс поднял пистолет; его рука была сильно напряжена, с запястья капала кровь – кровь моего отца. Он посмотрел на меня безжизненными, как пуговицы, глазами, такой взгляд не оставлял мне никаких надежд; я подумала, способен ли вообще этот человек испытывать какие-нибудь человеческие чувства. Что-то напоминающее удовольствие на миг отразилось на его лице, и я поняла: садизм, наслаждение от страданий других, – вот и все, на что был способен этот тип.

Вдруг он медленно опустился на колени, свежая алая струя хлынула на его уже запачканную кровью рубашку. Только когда оружие выпало из уже не могущих никому причинить зла рук Кэпса, по его остекленевшим глазам мне стало ясно, что он отошел в мир иной. Его веки так и не успели закрыться; он неуклюже упал лицом вперед.

Сердце, казалось, стучало у меня прямо в горле; я кинулась к отцу. Все померкло у меня перед глазами, когда я опустилась на колени и склонилась над неподвижным телом. Кончились годы ожидания, бесплодных поисков в толпах незнакомых лиц, судорожных попыток вспомнить, как выглядит его лицо; но где тот душевный покой, о котором я мечтала когда-то? Я теперь никогда не узнаю, для чего он шагнул ко мне: чтобы грубо вытолкать за дверь или чтобы сжать в объятиях.

Секреты свои он навсегда унес с собой, и я жадно впитывала то, что мне осталось, каждую черточку его лица: веснушки на носу, прямую линию рта... Казалось, что я рассматриваю самое себя. Я дотронулась пальцем до его губ и затем осторожно прикоснулась к своим. О, как я не хотела, чтобы он умирал, как желала ощутить прикосновение его губ – живых! Отчаяние овладело мной. Но я не могла позволить себе разрыдаться над ним. Пусть навсегда остается живым, по крайней мере, для меня, в моем сердце.

Я вцепилась в лацканы его пиджака побелевшими от напряжения руками и крепко прижалась к нему, будто это объятие могло вернуть его мне. Я качала его на руках, как ребенка, его кровь пропитала мне блузку, а тепло, уходящее из его тела, передавалось мне; я воображала, что это он обнимает меня в последний раз.

Мой отец пах морем, а моя мать фиалками.

Я жадно принюхивалась, надеясь почувствовать именно его запах тот, который хранила в памяти все эти годы. Но лишь аромат дорогого табака щекотал мне ноздри; теперь к нему примешивался запах свежей крови. Запах моря – это была ложь, напомнила я себе. Мои детские воспоминания лгали. Отец никогда не был моряком, он был всего лишьигрок, промышлявший в игорном зале за стеной пивного бара, и какая разница, где этот бар находился на морском причале или где-то еще. Но меня мучил старый вопрос, который теперь так и останется без ответа.

Отец... любил ли ты меня когда-нибудь?

Я увидела, как меня накрыла тень. Подняв глаза, я задохнулась от ужаса, смертельный холод пронизал до костей: на меня пристально смотрел Шиа, его взгляд был бесчувственным и холодным, а пистолет в руке был нацелен на меня.