Лунная угроза

Глава 1

УЖАС, КОТОРЫЙ ОБРУШИЛСЯ на человека, на весь мир людей, ужас, который… Я прекрасно понимаю невозможность когда-либо полностью описать его. Именно в тот момент, когда я начинаю рассказывать о роке, угрожавшем всей нашей расе, я лучше всего осознаю, как мало человечество было способно противостоять ему. Во всей этой истории нет той драматической последовательности угроз, нападений и ответных действий, которую можно было бы ожидать в такой эпопее о борьбе видов. Наоборот, сейчас все это кажется не более чем слепым столкновением гигантских сил, в котором больше всего бросаются в глаза незначительность и беспомощность тех, кто, в конце концов, вышел из схватки победителем.

И только потому, что я, Эдвард Харли, видел столько же проявлений этого ужаса, сколько и любой другой человек, я взял на себя смелость написать этот отчет. Два года назад, когда появились первые сообщения о том, что должно было разрушить наш мир, я был главным морфологом ботанического факультета Филадельфийского университета. В это время, конечно, никто не задумывался об истинном значении и важности тех первых сообщений. Даже я, тот, кто в силу избранной мною науки мог понять их необычность лучше, чем большинство людей, наверняка не думал о какой-либо опасности, связанной с ними.

Эти первые вестники приближающейся гибели появились в виде неприметных, по большей части, заметок, опубликованных в филадельфийской прессе и в газетах других городов в начале мая. В основном, это были сообщения нескольких садоводов и фермеров из деревни Хартвилл, расположенной в центральной части Пенсильванских гор, о любопытном происшествии, имевшем место на одном из первых засеянных полей в тех местах. По словам жителей этой деревни, незадолго до этого там были посажены семена многочисленных видов растений, разных сортов фруктов и овощей, и они выросли за короткое время с поразительной быстротой, дав всходы, которые обычно появлялись на месяц позже. Однако хотя этот факт и выглядел достаточно необычно, он был не самой удивительной особенностью происходящего. Еще более странным было то, что эти феноменальные быстрорастущие побеги практически не имели корней, и хотя их стебли и ветки продолжали активно развиваться, отращивать корни у них как будто бы не было ни малейшего желания.

Это, безусловно, было достаточно удивительным явлением: такого земли вокруг Хартвилла, площадь которых составляла несколько десятков квадратных миль, еще не видели. Но что было еще более странно, так это то, что в течение следующих нескольких дней от садоводов с половины восточной части Соединенных Штатов начали поступать аналогичные рассказы, в которых описывался феноменальный рост семян и саженцев и точно такое же, как в Хартвилле, отсутствие у растений корней. К концу недели об этом сообщили также из Англии и Калифорнии, из Швеции и Австралии, и крупные информационные агентства начали осознавать, что какова бы ни была причина этого явления, оно распространилось по всему миру. И хотя интерес к этому вопросу со стороны множества городских жителей из разных стран, чьи знания по части всего деревенского были весьма незначительными, оказался небольшим, те, кто занимался сельским хозяйством и жил в пригородных районах, а также ботаники, уделяли ему большое внимание и много обсуждали его. Тем более, что новости о растениях становились все более поразительными. Сообщалось, что странный и неестественный рост побегов без корней продолжался, а кроме того, эти побеги, вместо того, чтобы отращивать листья, как им следовало бы делать, выпустили необычные гибкие усики.

Но и это было еще не все: растения всех видов, казалось, были склонны к горизонтальному, а не вертикальному росту. И что было особенно удивительным, и травянистые растения, и кустарники, и даже небольшие деревья, выросшие раньше, как будто бы тоже оказались подвержены влиянию того же самого явления: их корни медленно отмирали и исчезали, их рост во много раз ускорялся, а листья уступали место усикам, отрастающим от стволов и ветвей.

Никогда еще люди не видели такого быстрого весеннего роста растений. А кульминация происходящего наступила примерно через десять дней после первых сообщений, когда стало известно, что, как показали наблюдения, растения, лишенные корней, научились очень медленно передвигаться, развили способность ползти по земле с помощью гибких стеблей и усов.

Неудивительно, что этим более поздним сообщениям поверили немногие — серьезно к этому относились лишь те, кто сам это видел. Даже моя собственная реакция на них была скептической — о чем я и сказал доктору Герману Холму, моему начальнику по кафедре ботаники, в ответ на его упоминание о них.

— Растения теряют корни и начинают двигаться! — усмехнулся я, когда однажды утром мы выходили из здания, и он заговорил о тех новостях. — Такова наша современная пресса — искажает правду всеми способами, чтобы создать сенсацию.

— Возможно, в этом что-то есть, Харли, — тихо возразил Холм. — Вчера и позавчера я был в поле, охотился за экземплярами саррацении — она мне нужна для работы — и вряд ли там найдется хоть один вид, который не изменился бы: не потерял бы часть корней или даже почти все корни. И листья у мелких растений уступили место жестким усикам.

Я уставился на шефа во все глаза:

— Вы же не хотите сказать, что все это правда? Что капуста и сельдерей теряют корни и разгуливают под ручку?

Холм посмеялся над этой картиной гуляющих по огороду овощей, но тут же снова посерьезнел.

— Боюсь, это вполне всеобъемлющее описание, — сказал он мне, а затем, когда мы спускались по каменным ступеням университетского корпуса, наклонился к зарослям кустарника, окружавшим здание, сорвал маленький побег Cornus stolonifera, или кизила и показал его мне. — Посмотрите на это. Видите — корни почти исчезли, но растение вполне здоровое, и вместо листьев у него торчат усики.

Я взял побег в руки, не веря своим глазам, и, рассмотрев его повнимательнее, с интересом нахмурился. Для опытного глаза ботаника это маленькое растение действительно представляло собой необыкновенное зрелище. Его корни, которые должны были быть толстыми и волокнистыми, сморщились и засохли — от них осталось лишь несколько коротких толстых «пеньков». А еще было заметно, что его стебли сильно вытянулись, но вместо того, чтобы взметнуться вверх, расползлись во все стороны, как у некоторых полегающих кустарников. Там же, где должны были прорастать листья, виднелся ряд маленьких коричневых усиков, которые, как и сказал Герман, были гладкими, необычайно прочными и гибкими. Они казались продолжением стеблей, но, очевидно, заменяли листья, создавая из солнечного света питательные вещества и кислород.

Я зачарованно уставился на Холма, а затем быстро потянулся за другим побегом кизила, который оказался точно таким же. Затем я посмотрел вниз и увидел рядом с нижней ступенью лестницы маленький образец Rhamnus cathartica, крушины слабительной, ростом в несколько дюймов, тоже стелющейся по земле. Но когда я протянул руку, чтобы выдернуть этот побег из почвы, то вскрикнул от удивления — оказалось, что его корни превратились в один или два совсем небольших выступа под основанием стебля, и его вообще не нужно было выдергивать — достаточно было просто поднять растение с земли. А когда я стал рассматривать побег, лежащий у меня на ладони в солнечном свете, произошло нечто такое, что, несмотря на неизмеримо более удивительные и ужасные события, которые я пережил позже, до сих пор вызывает у меня отвращение. Стебли маленького растения зашевелились — но не из-за ветра, как мы с боссом подумали в первое мгновение, а сами по себе! Оно двигалось, как живое, вслепую, на ощупь, оно ползло по моей ладони к манжете, его усики и стебельки медленно шевелились!

Вскрикнув от неожиданности, я уронил растение и уставился на начальника широко раскрытыми глазами.

— Эта штука ползла по мне, как чертова змея! — охнул я, и мое удивление сменилось отвращением. — Но это же беспрецедентно, Холм!

— В кои-то веки газеты не преувеличили, — согласился шеф. — И судя по тому, что они пишут, эти явления — укорачивание корней, интенсивный рост стеблей и усиков, способность к медленному движению — все это проявляется у всех видов растений, кроме самых крупных, по всей Земле.

— Беспрецедентно! — повторил я. — И никто не знает, в чем причина этого явления?

— Нет, настоящая причина пока неизвестна, — медленно произнес Герман. Но я выяснил, что, вне всякого сомнения, непосредственной причиной является…

ГЕРМАН ХОЛМ НЕ ЗАКОНЧИЛ фразу, так как в этот момент к нам присоединился один наш коллега, но я нашел ее окончание в газетах на следующее утро: в них напечатали его интервью, данное репортерам после нашей беседы. К тому времени информация о странностях, происходящих с растениями, уже распространилась по всему миру, но люди еще только начинали осознавать важность этого феномена. Практически все формы растительной жизни, вплоть до больших деревьев, а прежде всего папоротники и хвойные, быстро развивались в уже описанную газетами сторону: корни у них исчезали, стебли разрастались в разные стороны, прилегая к земле, а усики заменяли листву и во многих случаях служили органами передвижения. На самом деле эта последняя фаза событий придала ситуации несколько комический оттенок, поскольку садоводы и фермеры сообщали, что растения разных видов, посеянные ровными рядами, так хорошо развили способность к медленному перемещению, что во многих случаях беспорядочно расползлись по полям. Вполне естественно, что репортеры обратились за разъяснениями к ботаникам, и жители Филадельфии адресовали вопросы доктору Холму, как к биологу с непревзойденной репутацией.

Интервью с ним, появившееся в утренних газетах, еще больше укрепило его репутацию, поскольку он первым дал ясное объяснение этого пока не изученного феномена. «Всем известно, что растения — такие же живые существа, как и животные, и что, подобно всем живым существам, они нуждаются в определенных питательных веществах, — сказал он журналистам. — Существует девять элементов, необходимых для жизнедеятельности растений: углерод, водород, кислород, азот, сера, фосфор, калий, кальций и магний. Первые три из этих элементов — углерод, водород и кислород — растение может получать главным образом из воздуха в виде диоксида углерода и водяного пара. Остальные шесть отсутствуют в воздухе, и их следует искать в земле, в почвах. Поэтому растение пускает корни в почву — чтобы получить эти шесть оставшихся элементов, точно так же, как первые три поступают в него из воздуха через стебли и листья. Но предположим, что эти шесть элементов тоже присутствуют в атмосфере! Тогда растение могло бы получать все питательные вещества из воздуха с помощью стеблей, листьев и самом деле такие же живые и обладающие сознанием организмы, как и животные, только неподвижные из-за корней. И если бы у них не было необходимости в корнях, они сравнялись бы с животными в способности двигаться. Эта теория в некотором смысле подтверждается изменениями, произошедшими за последние недели в растительном мире Земли… Но как долго будут продолжаться эти изменения? На этот вопрос не так просто ответить, поскольку это напрямую зависит от того, как долго газообразные соединения шести упомянутых элементов будут поступать в нашу атмосферу. Если они изливаются через вулканические трещины, что представляется наиболее вероятным, то их выбросы, несомненно, скоро прекратятся, и изменения в растительной жизни тоже закончатся. Растения, которые полностью потеряли свои корни в течение этого периода изменений, скорее всего, будут уничтожены — они быстро, почти мгновенно погибнут, поскольку без корней у них не будет способов получить все необходимое для жизни. Хотя если излияние газов прекратится в ближайшее время, то, я думаю, обнаружится, что растительная жизнь Земли по большей части скоро вернется в свое прежнее состояние. Но конечно, если выброс таких газов в атмосферу будет длиться долго, это приведет к увеличению подвижности растений и к появлению у них других, непредсказуемых способностей. Но нет необходимости говорить, что никто не ожидает такого развития событий.

Такова была суть теории доктора Германа Холма. Доктор Мэндалл, заявление которого о растениях он процитировал, был его блестящим коллегой, который после исчезновения был признан ведущим ботаником страны, и их с Холмом мнения об изменениях в растительном мире посчитали окончательными. Мой начальник говорил о временном характере этого явления, и его слова оказали успокаивающее воздействие на тех, кто начал проявлять беспокойство по поводу мировых запасов продовольствия. И хотя газообразные соединения шести упомянутых боссом элементов, несомненно, присутствовали в атмосфере Земли, как он и сказал, все согласились, что их излияние, из какого бы источника они ни исходили, действительно должно скоро прекратиться. Таким образом, заявление доктора Холма сделало сенсацию, вызванную странностями в растительной жизни, менее громкой, и хотя в последующие несколько дней пресса все еще освещала эту тему, писали о ней уже в несколько более сдержанном тоне.

Несмотря на то, что это явление представляло для меня, как для ботаника, огромный интерес, у меня было довольно мало времени, чтобы заняться его изучением: как раз в те дни я был занят подготовкой к экзаменам для своих студентов. Доктор Холм, как я имел основания полагать, уделял меняющимся растениям пристальное внимание, и хотя мы с ним не встречались в течение следующих нескольких дней, я слышал, что он был очень занят. Однако, за исключением нескольких ботаников, подобных ему, остальные ученые в последующие дни обращали мало внимания на постепенные изменения в растениях. Все только с тревогой отмечали странное состояние деревьев и кустов, оставшихся без листьев и обросших гроздьями усов, удивлялись отсутствию корней у своих садовых растений, беспокоились из-за странного поведения своих посевов и громко сменись, наблюдая, как травы и колосья вслепую двигаются при помощи усиков, бесконечно медленно ползают по полям. Ничего кроме удивления, беспокойства и смеха эти неизвестные нам явления не вызывали — никто и подумать не мог, что они были первыми предвестниками грядущего ужаса, первыми далекими вспышками молний от надвигающейся бури страха, паники и сокрушительного рока.

Глава 2

ЭТО СЛУЧИЛОСЬ ВСЕГО через пять дней после заявления доктора Холма — зародившийся в Хартвилле кошмар обрушился на все народы Земли. Оглядываясь сейчас назад, я думаю, что именно полная неожиданность сделала эту катастрофу особенно страшной. Мой начальник признал в своем заявлении, что серьезные изменения в растительной жизни нашей планеты могли бы продолжаться в непредсказуемой степени, если бы излияние попавших в атмосферу новых газообразных соединений длилось достаточно долго. И это излияние, каков бы ни был его источник, продолжалось — это показывали ежедневные химические анализы воздуха. Все таким образом знали, что изменения должны продолжаться, но, несмотря на это, никто из нас, даже доктор Холм или я сам, и представить не моли, что произойдет в результате этих перемен в Хартвилле и во всем остальном мире.

Хартвилл был той деревней в горах центральной части Пенсильвании, из которой пришли первые сообщения об изменениях в растительной жизни, и в последующие дни изменения, происходившие по всей Земле, казались в этом месте более заметными, чем в любом другом.

Сама деревня состояла из одной или двух улиц с разбросанными по ним домами, в которых проживало около трехсот-четырехсот человек, и несколькими магазинами. Она располагалась на дне глубокой долины между двумя отрогами восточных Аппалачей, и вокруг нее раскинулся густой зеленый лес, покрывавший и склоны гор с обеих сторон, и даже их плоские вершины, омывая глубокую долину подобно зеленому морю растительности, в котором деревня и окружающие ее поля были единственным островком.

В этом районе находилось несколько ферм — большинство жителей деревни были фермерами- пенсионерами. Изменения в растительной жизни, которые позже стали заметны по всему миру, были впервые обнаружены этими жителями в их садах и в окружающем лесу, а в последующие дни, когда странности с растениями обнаружились в других местах, оказалось, что в районе Хартвилла изменения продвинулись дальше всего. Растения там быстрее теряли корни, у них отрастало больше усов, и они обладали особенно выраженной способностью к медленному ползанию. А потом обитатели деревни сообщили, что почти все растения, за исключением крупных деревьев, начали полностью менять свой облик, становясь, насколько можно было видеть, одинаковыми осьминогоподобными существами с толстым стволом без корней и со множеством ветвящихся усиков. Многие из этих растений были замечены очень медленно и вслепую ползущими по лесу — жители деревни были от этого в восторге.

Эти зеленые «осьминоги», как утверждали фермеры, развили в себе еще одну удивительную способность, даже более необычную, чем умение двигаться — это было не что иное, как способность ловить и пожирать насекомых. Это, конечно, всегда было свойственно определенным растениям, таким как росянка, венерина мухоловка и другие, но теперь так делали все растительные существа, которые появились в результате изменения флоры в деревне. Наблюдения показали, что они питались, хватая усами жуков, других насекомых или даже мелких птиц, которые садились на них, и сжимали добычу так сильно, что сразу убивали ее. После этого из удерживавших ее усиков выделялась липкая зеленая жидкость — некоторые ботаники посчитали ее модифицированной формой хлорофилла, того таинственного вещества, с помощью которого растения способны преобразовывать получаемые ими элементы в пищу. Это приводило к быстрому разложению насекомого или птицы — настолько быстрому, что в течение часа или даже более короткого промежутка времени они почти целиком переваривались и всасывались в стебель растения через полые внутри усики. А потом через них же наружу выходило все, что осталось не переваренным — панцири жуков, кости птиц и другие твердые части тела.

Именно эта новая фаза развития растений, безусловно, самая сенсационная на тот момент, привела нас с доктором Холмом в Хартвилл на следующий день после того, как мы услышали о ней.

— В этом районе Хартвилла есть что-то странное, Харли, — сказал мне шеф. — Почему изменения в растительном мире должны были начаться именно там? Почему там их развитие заходит дальше, чем на остальной Земле? Что если именно там испускаются в воздух элементы, вызывающие изменения?

— Но как это возможно? — возразил я. — Предполагается же, что эти газы поступают из вулканических кратеров или трещин, хотя ни одно такое место пока не обнаружено…

— Возможно, возможно, и так, — задумчиво произнес Герман, — но не исключено, что в Хартвилле сейчас происходит нечто, что мы сочли бы еще более невероятным, если бы знали об этом. Если местные растения стали быстро менять облик и перемещаться, значит, скоро то же самое начнется по всей Земле, а это может означать ужасную угрозу нашему миру! Я не буду сейчас ничего объяснять, Харли, но утром мы отправляемся в Хартвилл.

Итак, на следующий день, ближе к вечеру, мы поехали в деревню. Нам пришлось долго пробираться по неровным горным дорогам и подниматься по узкой долине между возвышающимися по обе стороны горами, пока, наконец, мы не добрались до нужного места. Хартвилл предстал перед нами спокойной и аккуратной кучкой выкрашенных в белый цвет каркасных зданий, расположенных среди похожих на великанов гор, которые вздымались ввысь на востоке и на западе. И все это было окружено густым лесом. Однако мы застали обитателей деревни в состоянии заметного возбуждения: они собирались на улице кучками и бурно о чем-то спорили. И когда мой шеф объявил, кто он, и местные жители узнали в нем знаменитого ботаника, к нам тут же сбежались десятка два человек, желающих скорее показать нам, какие необыкновенные вещи происходят вокруг них.

И это действительно было нечто необыкновенное. Толпа деревенских жителей довела нас до опушки леса, окружавшего Хартвилл со всех сторон, и хотя мы с доктором Холмом и заметили кое-что необычное в этих лесах по дороге в деревню, по-настоящему мы осознали фантастичность этого только теперь. Местные заросли казались лесами другой планеты: они состояли из огромных деревьев без листьев, с множеством усов на каждой ветке. И повсюду на опушке леса медленно, наошупь ползали странные новые растения, о которых я рассказал выше. Некоторые из них были всего лишь несколько дюймов в диаметре, другие достигали шести футов, но все они, и большие, и маленькие, имели одинаковую форму — это были осьминогоподобные существа на толстых стеблях без корней, с множеством похожих на щупальца усиков, которые двигались, вслепую и очень медленно.

Жители Хартвилла рассказали, что в глубине окрестных лесов обитало огромное количество таких тварей, и поскольку днем ранее в чаще пропала пара деревенских собак, ни у кого из людей не хватило духу отправиться на их поиски и посмотреть, что там происходит.

Доктор Холм был очень молчалив и серьезен, когда мы осматривали огромные деревья, покрытые усами, и редкие ползающие растения, попавшиеся нам на глаза, а когда мы возвращались по деревенской улице вместе с нашими взволнованными проводниками, я заметил, как он с озадаченным видом поглядывал вверх, на покрытые лесом вершины гор, и слышал, как он обсуждал какую-то их особенность с местными обитателями. Однако он не поделился со мной своими мыслями и только сказал жителям деревни, что завтра мы проведем всестороннее исследование лесов. И когда мы вернулись в маленькую гостиницу и расположились после ужина на веранде, наблюдая, как над западными горами багровеет закат, Герман все так же молчал.

Глядя на горы поверх темной массы окружавшего нас леса, я думал не о планах на завтрашний день, а о ползучих растениях, которые уже сформировались в Хартвилле и скоро должны были появиться во всем остальном мире. Что могло стать причиной таких колоссальных изменений в природе? И чем все это могло закончиться?

КОГДА МЫ С ДОКТОРОМ Холмом собрались идти спать, над деревней уже сгустилась ночная темнота. Желтые огоньки в окнах домов, разбросанных вокруг гостиницы, гасли один за другим, и к тому времени, когда я расстался с начальником у его двери, вошел в свой номер и выглянул из окна, деревня вокруг была почти полностью окутана мраком. Она спала в слабом белом свете звезд, окруженная темными лесами, под нависшими над ней горами, и несколько минут я смотрел на нее, погруженный в странные мысли. А потом, отвернувшись от окна, я лег в постель и почувствовал, что страшно устал после нашего тяжелого дневного путешествия, и почти сразу погрузился в сон без сновидений. Деревня спала, весь мир спал, и никто не знал, что над ним нависла угроза гибели…

Несколько часов спустя я проснулся от крика — от дикого вопля, донесшегося с деревенской улицы. За первым криком тут же последовали другие, и я, вздрогнув, подскочил на кровати. Вокруг все еще было темно, но я чувствовал, что до рассвета остается всего час или около того.

Пока я сидел на кровати, напряженно прислушиваясь, с улицы донесся еще один ужасный крик, за которым последовала серия сдавленных вздохов, а потом наступила тишина. Весь дрожа, я уставился в окно, охваченный, скорее, изумлением, чем какими-либо другими эмоциями, но ничего не мог разглядеть в царящей снаружи темноте. В конце концов, я вскочил с постели, стал торопливо натягивать одежду и в этот момент осознал, что в деревне снова поднимается шум: было слышно, как открываются двери и окна, после чего раздавались хриплые крики, а вслед за ними новые вопли ужаса. К тому времени я уже был у двери Холма, но, распахнув ее, обнаружил, что его номер пуст, а постель, по-видимому, не разобрана. Ошеломленный его отсутствием, я услышал внизу хриплый голос владельца гостиницы и побежал к нему вниз по лестнице, а затем, когда он открыл дверь, мы вместе выскочили на улицу, освещенную бледным звездным светом — и нашим глазам открылось зрелище, при воспоминании о котором меня по сей день бросает в дрожь от ужаса.

Улица от края до края была заполнена сотнями, тысячами медленно ползущих растений! Толпами растений, которые копошились передо мной, которые «затопили» всю деревню… И вслед за которыми на улицы «вытекали» новые толпы осьминогоподобных существ из всех окрестных лесов!

Несколько десятков таких растений собрались в кучу посреди улицы: их бесчисленные щупальца-усики вцепились в мертвое, раздавленное тело одного из жителей деревни, обливая его липкой зеленой жидкостью! Другие растения ловко хватали своими гибкими «руками» изумленных, полуодетых людей, которые выбежали на улицу, услышав дикие крики, и которые теперь сами кричали, когда их окружали и валили на землю полчища зеленых существ!

Я замер неподвижно и молча смотрел на происходящее, голова у меня кружилась от ужаса — а потом ползающие передо мной растения почувствовали мое присутствие и присутствие стоявшего рядом хозяина гостиницы, и в нашу сторону потянулись тысячи усов, готовых схватить нас и притянуть к себе!

Никогда впоследствии я не мог собрать в связную форму воспоминания о том, что было дальше. Я помню, что кричал, словно загнанный зверь и что владелец гостиницы тоже вопил рядом со мной, помню, как нас неудержимо тянуло вниз, как я безумно боролся с зелеными щупальцами и как даже в такой кошмарный момент осознавал, что вокруг меня все то же самое происходит с другими людьми, с мужчинами, женщинами и детьми. Вся темная улица была захвачена этими похожими на осьминогов ползучими существами, которые роились вокруг местных жителей и сбивали их с ног своими цепкими усами. Мертвые тела людей, зажатые в тисках этих усов быстро покрывались сочащейся из них зеленой жидкостью, а новые потоки растений врывались в двери и окна домов, вслепую выискивая внутри кричащую добычу и загоняя ее в угол. И все больше и больше растительных «осьминогов» неуклонно стекались в обреченную деревню со всех ее окрестностей и толпились среди ее зданий на каждой улице!

Все это промелькнуло перед моим взором за мгновение, как в каком-то странном фильме ужасов, когда щупальца обхватили меня за руки и за ноги и потянули вниз. Затем, с внезапным отвращением, которое вывело меня из оцепенения, лишившего меня способности сопротивляться, я изо всех сил ударил по удерживавшим меня цепким усам и попытался оторвать их от себя. Но эти отростки были похожи на прочные веревки, и пока я отдирал от себя один из них, два других крепко держали меня и продолжали тянуть вниз, а вокруг при этом роились другие растения. Я увидел, что хозяина гостиницы прижали к земле три огромных «осьминога» — он не мог вырваться из их смертельной хватки, и его уже заливала зеленая жидкость. В меня же, тем временем, вцепились еще четыре растения. Продолжая вырываться, я почувствовал, что слабею, и понял, что вот-вот сдамся. Но затем моя рука в последнем порыве потянулась к глубокому карману на бедре и вытащила из него длинный, тонкий и острый ботанический нож.

В следующее мгновение я бешеными ударами перерубил дюжину или больше державших меня щупалец, и пока они слепо извивались, разбрызгивая зеленую жидкость, отшатнулся в сторону.

Со всех сторон залитой звездным светом деревни доносились дикие крики тех, кого поймали хищные растения, но вскоре большинство из них стихли, и когда я, шатаясь, отбежал подальше от дороги, то увидел, что остался почти единственным выжившим среди густо кишащих полчищ растительных существ. Повсюду лежали мертвые тела, и растения набрасывались на них, покрывали их зеленой пищеварительной жидкостью и готовились их сожрать, как пожирают своих жертв питоны. От этого жуткого зрелища последние остатки здравого смысла покинули мой ошеломленный ужасом разум, и я, спотыкаясь, вышел на улицу, не обращая внимания на толпы растений, которые сотнями ползли по ней. Потом я стал бить их ножом, с яростью расчищая себе путь слепыми ударами и медленно подвигаясь все дальше.

Вскоре, ошеломленный, безумный, я снова был схвачен побегами кишащих вокруг меня растений, Я бешено продолжал рубить их, не зная, куда и зачем иду, рывками бросаясь вперед и размахивая клинком, пока погруженная в безмолвие смерти и наводненная бесчисленными ползучими «осьминогами» деревня не осталась позади. Спотыкаясь, я двинулся дальше, к окружавшим деревню лесам, и направился вверх по заросшим склонам.

Позже я узнал, что немногие выжившие жители Хартвилла разбежались на север и на юг и донести до мира весть о гибели деревни. Как и я, они брели, спотыкаясь и падая, сквозь ночь с неподвижными глазами, как во сне, все дальше, и дальше, и дальше.

Глава 3

СЕРЫЙ СВЕТ УТРЕННЕЙ зари развеял темноту и помог мне прийти в себя: туман ужаса у меня в голове, наконец, рассеялся. Весь дрожа, потрясенный до глубины души ужасными событиями, которые я чудом пережил, я огляделся по сторонам. Насколько я смог понять, меня занесло высоко на лесистый склон огромной горы к западу от Хартвилла. Вокруг меня возвышались безмолвные ряды огромных деревьев, вид которых привел меня в ужас, поскольку их мощные в прошлом корни быстро превращались в короткие отростки, а множество отвратительных усов на их ветвях медленно шевелились и раскачивались. Все деревья в этом месте тоже менялись, превращаясь в огромных растительных чудовищ, как это было с более мелкими формами растительной жизни в деревне и рядом с ней.

Было ясно, что скоро эти деревья тоже смогут ползать по собственному желанию, превратившись в «осьминогов», которые вместе с более мелкими растениями принесли бы людям невыразимый ужас!

Я взял себя в руки и попытался обдумать свое положение. Вернуться в Хартвилл было невозможно, потому что теперь деревня кишела ордами хищных растений, которые уничтожили в ней все живое. Оставаться в лесу было также невозможно, так как огромные деревья вокруг меня с каждым часом приобретали все более устрашающий вид и мощь, а кроме того, вокруг меня шевелились бесчисленные более мелкие растения, в том числе те виды, которых я уже видел ползающими раньше. Я понимал, что мне не следует ожидать помощи от внешнего мира, поскольку те ужасные метаморфозы, которые случились с растениями в Хартвилле, будут теперь происходить по всей Земле — они уже происходили на моих глазах в лесу, растения все быстрее меняли облик, и скоро они должны были расползтись во все стороны, распространяя перед собой ужас, которому ничто не могло противостоять. На планете начинался бунт всей растительной жизни, бунт флоры, который начался здесь, в Хартвилле, и который должен был в ближайшем будущем охватить весь мир!

— Холм! — прошептал я, и мои мысли внезапно переключились на моего друга. — Холм исчез, и я…

Я встряхнул головой и решительно двинулся дальше вверх по склону. У меня была единственная возможность спастись — для этого мне надо было выбраться из леса и попасть в какую-нибудь пустынную или хотя бы несильно заросшую деревьями местность, и поскольку я не осмеливался спуститься в долину, я должен был подняться на вершину горы и спуститься с другой стороны. Я хорошо понимал, как бесконечно малы были мои шансы спастись от ползучих растений, которые кишели вокруг меня, и от огромных древесных монстров, в которые быстро превращались деревья, но других вариантов у меня все равно не было. Так что я больше не взвешивал риски и начал подниматься к вершине, вопреки всему надеясь, что мне удастся увидеть с нее какой-нибудь безлесный участок земли, где я смогу найти убежище от этого могучего бунта растений, охватившего весь мир.

Последовавшие за этим часы подъема в гору под палящим в небесах солнцем остались в моих воспоминаниях, как бесконечный период, в течение которого я с трудом взбирался по крутому склону через фантастические, напоминающие странный сон леса, сквозь заросли огромных деревьев, чьи гибкие ветви тянулись ко мне, когда я проходил мимо них, стремясь схватить меня. Дважды им даже удалось в меня вцепиться, прежде чем я успел увернуться, и высвободиться из их хватки было очень непросто.

Среди деревьев кипела пугающая жизнь, по земле ползали более мелкие растения, такие же отвратительные, похожие на осьминогов. Мне казалось, что они двигаются все быстрее и словно бы каким-то образом ощущают мое присутствие — и убежать от них становилось все сложнее. Я поднимался все выше и выше, а древесные чудища и «осьминоги», в которых превратились более мелкие растения, делались все сильнее, и их движения становились все стремительнее, пока, наконец, на заходе солнца я не добрался до последнего поросшего редкими деревьями участка склона, который вел к плоской каменной вершине горы.

Тяжело дыша, я остановился в начале этого участка и увидел, что вокруг меня больше нет движущихся растений. В этом месте, на продуваемых ветрами высотах, не росла трава и маленькие кусты, которые быстрее обретали способность ползать. Однако деревья здесь — низкорослые, с неестественно узловатыми и изогнутыми стволами — изменились еще сильнее, чем те, что я видел раньше. Их корни почти полностью исчезли, и сами они были похожи на огромные пучки тянущихся во все стороны усиков, которые уже пытались, пусть пока и безрезультатно, ползти по земле и дотянуться до меня, когда я проходил мимо.

Я содрогнулся, глядя на них, и моя душа сжалась от ужаса. Мне с трудом удалось пройти последний участок пути по крутому склону: шатаясь от усталости, я карабкался вверх, мимо деревьев, отсекая их тянущиеся ко мне и порой касающиеся меня щупальца, пока не оказался на широкой плоской вершине горы. Когда я взбирался туда, до моих ушей порой доносился неясный, глухой ревущий звук, похожий на далекое завывание могучего ветра, и теперь, когда я добрался до самого верха, этот рев стал слышен очень отчетливо и громко. Однако поначалу я не обратил на это внимания: мне надо было оглядеться по сторонам в свете уже вовсю разгоравшемся передо мной заката.

Вершина, на которой я стоял, была плоской и вытянутой, около полумили в поперечнике, как мне показалось. На ней росло множество толстых, искривленных деревьев, похожих на те, что я видел на склонах. Это были такие же древесные чудовища, чьи длинные щупальца угрожающе вытянулись в мою сторону, когда я прошел между ними, и они могучими усилиями попытались подползти ко мне. Однако я умудрился быстрыми движениями протиснуться между ними и добрался до края круглой поляны, образовавшейся в центре вершины — поляны, которая занимала основную часть ее поверхности и была полностью окружена извивающимися древесными «осьминогами».

Когда я, спотыкаясь, отошел подальше от этих тянущихся щупалец, тот отчетливый ревущий звук, который я слышал раньше, стал совсем громким. И в этот момент я резко остановился, ошеломленный, не обращая внимания на приближающихся ко мне древесных тварей. Потому что в центре ровного, чистого пространства передо мной зияла яма диаметром, наверное, в тысячу футов, каменные стены которой уходили вниз и исчезали из поля моего зрения — по-видимому, они опускались на большую глубину.

Именно из этой огромной ямы доносился рев — рев ветра, который вырывался из нее с огромной силой. Это бы ужасный могучий поток воздуха или какого-то газа, я видел его, как непрекращающееся мерцание над ямой, и было ясно, что у него гигантская скорость. В то же время я почувствовал сильный и едкий запах химикатов, который заметил еще на склоне — запах каких-то смешанных газов. Это объясняло, почему огромные изменения, которые уже произошли и будут происходить во всей растительностью Земли, были самыми быстрыми именно в этом месте. Передо мной находилась гигантская рукотворная шахта, которая выбрасывала в атмосферу огромные количества газообразных соединений…

Мой разум снова затуманился от осознания всего этого, и я испуганно и ошеломленно огляделся по сторонам. На другой стороне поляны, за огромной шахтой, виднелось нечто похожее на ряд приземистых стальных ветряных мельниц странной конструкции — их лопасти вращались и, казалось, были соединены стержнями с какими-то механизмами в небольшом конусообразном здании, стоявшем перед ними. От этого здания по краю поляны тянулись ко мне толстые провода, и, проследив за ними взглядом, я увидел, что они ведут к другому низкому бетонному зданию, построенному в нескольких сотнях футов справа от меня, у края шахты. Провода скрывались за большой черной панелью с рычагами и циферблатами, которая находилась сразу за широкой дверью здания, а из-за панели, в свою очередь, тянулись другие провода, исчезавшие в толстом стальном карнизе на краю шахты.

Багровый закат озарил все вокруг, и я в изумлении уставился на все эти сооружения, пока раздавшийся позади звук не заставил меня обернуться и вздрогнуть от внезапно нахлынувшего на меня страха. Но это были всего лишь огромные древесные «осьминоги», протягивающие ко мне извивающиеся гибкие усы. Они не могли дотянуться до меня, но весь ужас, который они внушали мне, вернулся, и я в панике отскочил от них к бетонному зданию, а потом крадучись приблизился к нему вплотную, держась подальше от открытой двери. Рядом с дверью было окно, тоже открытое, и я присел под ним на корточки — и внезапно до меня отчетливо донесся из него чей- то голос:

— …и заставлю тебя это понять, Холм. Ты мог помешать мне, помешать решить судьбу мира!

Холм! Услышав это имя, я ахнул, а затем, когда произнесший его голос умолк, стал медленно и беззвучно приподниматься, пока мои глаза не оказались на уровне подоконника, под которым я находился. Осторожно заглянув в окно, я увидел длинную комнату, заставленную множеством всевозможных электрических приборов и приспособлений для разных химических опытов. А еще там были двое мужчин — один из них сидел у стены напротив меня, крепко связанный по рукам и ногам, и я с бешено колотящимся сердцем узнал в нем Холма!

Он сидел молча, на его лице было написано отчаяние, а перед ним, спиной ко мне, стоял другой мужчина — высокий, широкоплечий, с рыжеватыми волосами и заткнутым за пояс пистолетом. В тот же миг, когда я высунулся из- за подоконника, этот человек слегка повернулся и встал в пол-оборота ко мне, и я, увидев его красивый ястребиный профиль и горящие серые глаза, едва сдержал крик и снова присел на корточки. Потому что это был Мэндалл! Доктор Джексон Мэндалл, тот самый коллега Германа Холма, чья слава блестящего ботаника гремела по всему миру. Тот самый ученый, который исчез два года назад!

Ошеломленно глядя на две эти фигуры, я, наконец, понял, какая теория о происходящих с растениями метаморфозах встревожила Холма — он явно подозревал, что Мэндалл каким-то образом связан с этим. А еще я понял, что мой шеф, должно быть, догадался о чем-то, беседуя с жителями деревни, что и привело его прошлой ночью на вершину горы, где он, видимо, решил проверить свои подозрения. Он не раскрыл их ни мне, ни кому-либо еще, не разбудил меня, и в итоге оказался здесь как раз перед тем, как на Хартвилл обрушился ужас, а Мэндалл обнаружил его и захватил в плен.

Мэндалл, тем временем, продолжал свою насмешливую речь, обращаясь к безмолвному Холму, а я затаился под окном в угасающем свете заката, забыв обо всем остальном мире. Раскачивающиеся деревья-монстры, с извивающимися усами на краю поляны, огромный ствол, от которого во все стороны расходились могучие ветви-щупальца, ужас, через который я прошел — все это, казалось, на время исчезло, пока я слушал ехидный голос Джексона:

— Глупо, Холм, глупо с твоей стороны пытаться помешать моим намерениям. Но ты всегда был таким, даже когда мы работали бок о бок в ботанических лабораториях университета, всегда стоял на своей неизменной человеческой точке зрения, ни на секунду не усомнился в том, что вся растительная жизнь на Земле была создана с единственной целью — быть полезной для нас, животных — и для людей! Ты никогда не пытался посмотреть на это с точки зрения растений, никогда не задумывался о том, что они, возможно, являются более совершенными организмами, чем любые животные, и что они должны иметь больше прав на господство в мире, чем те грубые недоделанные организмы, которые относятся к фауне, и, в том числе, мы, люди. Ты считаешь меня сумасшедшим, Холм! Я вижу это в твоих глазах — вижу сейчас и видел раньше, когда делился с тобой этими идеями. Но почему я не прав? Почему растения не являются расами, равными животным расам, и не превосходят их? Растения — такие же живые организмы, как и животные. Они так же дышат, так же спят и просыпаются, так же едят и пьют, причем гораздо более совершенным способом, используя для питания сырые и неорганические элементы. Ты знал все это, Холм, знал работы Боуза, Касенина и Тейлора, знал, что они доказали, что растения могут чувствовать боль и уклоняться от нее, могут быть опьянены определенными веществами и получать удовольствие от опьянения, могут чувствовать то же, что чувствуют животные, и если дать им силу, могут сражаться со своими врагами так же, как это делают животные. Растения, которые поедают и убивают насекомых и других мелких животных множеством хитроумных способов, растения, которые симулируют смерть при приближении врагов, которые запасают воду на случай засухи — ты знал об этих их способностях и о множестве других, но не хотел признавать, что растения обладают интеллектом.

На мгновение Мэндалл замолчал, глубоко вздохнув.

— Но я тоже все это знал, Холм, — заговорил он снова. — Я знал, что на самом деле только неподвижность ограничивает существование растительных рас, только их корни, необходимые им для получения питательных элементов из почвы. Если бы у них не было корней, если бы они могли двигаться по собственной воле, как умеют двигаться животные, они стерли бы с лица Земли всю человеческую и животную жизнь — я знал это! Если бы только они смогли освободиться от неподвижности, от необходимости в корнях. Даже вросшие в землю, беспомощные перед всеми нападающими, они выстояли, и как только они получат возможность двигаться, они возьмут верх — защищаясь, они вытеснили бы с лица Земли всю остальную жизнь, и остались бы одни на планете. Возник бы чисто растительный мир, Холм! Это был мой идеал — мир флоры, в котором растительные расы могли бы свободно развивать свои силы, свой интеллект, подобно тому, как развивались другие животные и человек. Мир флоры, в котором однажды могла бы развиться могущественная хладнокровная растительная цивилизация! Это было моей мечтой, и я решил осуществить ее, дать великим растительным расам возможность обрести полную власть на Земле, уничтожить все те виды животных, к которым я сам, к своему несчастью, принадлежу. И я принялся за работу, Холм, за решение, несомненно, самой грандиозной задачи, которую кто-либо когда-либо решал — задачи изменить порядок господства живых организмов, отнять власть у тех из них, что царствовали на Земле в течение стольких эпох, и возвысить растения для вечного господства после уничтожения животных. Для этого требовалось только одно — придать растениям способность двигаться, освободить их от корней, которые привязывали их к земле, и таким образом дать им возможность пройти по всей планете неудержимым потоком. И я нашел способ, с помощью которого это можно было бы осуществить.

Он снова сделал паузу, чтобы набрать в грудь побольше воздуха.

— В принципе, этот способ был достаточно прост. Из девяти элементов питания, необходимых всем растениям, три — углерод, водород и кислород — присутствуют в атмосфере в доступной для них форме. Остальные шесть — азот, калий, серу, фосфор, кальций и магний — растения могли получать, только погружая корни в почву. Если бы я добавил эти шесть элементов в атмосферу Земли в виде газообразных соединений, растительная жизнь смогла бы получать их из воздуха и больше не нуждалась бы в корнях. И поскольку в природе всегда быстро атрофируются или увядают любые части живого существа, которые больше не используются или в которых нет необходимости, это в короткие сроки уничтожило бы корни всей флоры, и растения приспособились бы к новой жизни, быстро обрели бы способность двигаться и устремились бы могучими неудержимыми ордами на животных, людей и вообще на весь мир, на наши города и деревни. Таким образом, достаточно было добавить эти газообразные соединения в воздух, чтобы вызвать колоссальное восстание растений по всей Земле!

Глава 4

— ДА, ИМЕННО Я ВЫЗВАЛ этот растительный бунт. Собрав все средства, какие только были в моем распоряжении, я полностью исчез из своей привычной жизни, из университета. По моему плану, я должен был найти какое-нибудь место на поверхности Земли, где присутствовали бы в достаточных количествах все шесть необходимых мне элементов, и я долго искал такое место. В мире часто встречаются залежи полезных ископаемых, содержащие соединения четырех или даже пяти из этих элементов, но одного- двух в них все-таки не хватает. Однако, в конце концов, я нашел то место, которое искал — здесь, на вершине горы над Хартвиллом. Тесты, которые я провел, показали, что на определенной глубине присутствуют все необходимые мне элементы, и поэтому я сразу же начал готовиться к их использованию. Чтобы скрыть свои планы, я называл себя в Хартвилле и в других местах старателем и под этим предлогом приказал пробурить большую шахту здесь, на вершине, на глубину, необходимую для добычи полезных ископаемых. Также я нанял строителей, чтобы возвести это здание, и в нем были установлены ветряные генераторы нового типа, подключенные к динамо-машинам, чтобы обеспечить меня бесперебойной подачей энергии. А затем, когда здесь были собраны все необходимые материалы и оборудование, я заявил, что недоволен результатами разведки полезных ископаемых, и покинул это место. В результате вскоре все, кто знал о моей работе здесь, забыли о ней, и через несколько недель я смог тайно сюда вернуться и начать работать так, чтобы никто не знал о моем существовании. Передо мной стояла грандиозная задача — выделить шесть необходимых элементов из их минеральных соединений в глубинах огромной шахты и создать из них газообразные соединения, которые можно было бы выбрасывать в атмосферу. Я решил эту проблему с помощью электролиза, пропускания электрического тока через соединения, чтобы разложить их на исходные элементы. С помощью мощных электрических генераторов, установленных в глубине шахты, я смог это сделать, смог выделить необходимые элементы из минералов. Они автоматически передавались в другие приборы, которые синтезировали из них газообразные соединения — которые килограммами выбрасывались через шахту и огромным потоком устремлялись в атмосферу, рассеивались в ней высоко над землей и быстро разносились ветрами по всему земному шару. Я знал, что для того, чтобы обеспечить этими шестью элементами всю растительную жизнь на Земле, достаточно сравнительно небольшой доли их газообразных соединений. А еще я знал, что до тех пор, пока я поддерживаю поток этих соединений, устремляющийся в атмосферу, растительный мир будет меняться, что растения быстро утратят корни и обретут способность к передвижению. Но, конечно, было необходимо, чтобы этот огромный поток газов всегда устремлялся вверх — иначе запасы нужных соединений в атмосфере не будут восполняться и растениям начнет не хватать необходимых для жизни элементов. Тогда они, потерявшие корни, вообще не смогли бы получать эти элементы, и вся новая растительная жизнь почти сразу погибла бы. Поэтому было необходимо, чтобы газы из шахты непрерывно поступали в атмосферу, — объяснял Мэндалл. — Если бы приборы отключились, все вновь образовавшиеся растительные формы, лишенные корней, быстро умерли бы от голода. Но я мог постоянно держать свою технику включенной, мог без проблем поддерживать ее работу, и огромные потоки нужных растениям газов устремлялись в атмосферу. И я начал наблюдать за изменениями в растительной жизни, которые, как я знал, скоро должны были произойти. Я ожидал, что эти изменения начнутся сперва на этой горе, а потом вокруг нее, в Хартвилле, поскольку именно этот регион был ближе всего к источнику газов и, естественно, раньше всех подвергся их воздействию. Я наблюдал, Холм, и видел, как меняется флора вокруг меня, как мелкие растения на склонах горы быстро теряют корни и обрастают усиками вместо листьев — усиками, которые заменили листья, потому что они могли более эффективно получать и усваивать из воздуха девять элементов вместо трех. А потом я увидел, как растения обрели способность двигаться, медленно вытягивая усики по земле и подтягиваясь на них. Приспосабливаясь к своим новым возможностям и условиям, они принимали самую подходящую для этого форму «осьминогов» с множеством ветвящихся усов, с помощью которых они могли ползать по земле. И с помощью этих же усов они вскоре научились ловить и пожирать насекомых и мелких птиц, и тогда я понял, что моя теория была верна во всех деталях и что, обладая способностью к передвижению, растительные расы смогут бороться с животными расами на равных и победить их. Я наблюдал за происходящими на горе переменами, сам оставаясь в безопасности, поскольку на вершине и на верхних склонах не было мелких растений, которые могли бы превратиться в «осьминогов», способных представлять для меня угрозу. Но я знал, что метаморфозы растений продолжаются, пусть и медленнее, по всему миру. Радиоприемник, который я взял с собой, сообщил мне о тех переменах, которые озадачили весь мир — о переменах, истинного значения которых не знал никто, даже ты, Холм. И здесь, на горе, эти изменения тоже продолжались, и даже низкорослые деревья, растущие на вершине, подвергались моему влиянию, менялись, выпускали множество усиков, быстро теряли корни и пытались двигаться. Я наблюдал за их изменениями здесь, на вершине, зная, что мог бы в любой момент уничтожить их, если бы пожелал, прежде чем они успели бы стать опасными для меня, и я видел, как они менялись — и ближайшие ко мне деревья, и другие растения, которые тысячами росли в лесах на горе и вокруг нее. Все они становились все более активным и сильными. И вот, прошлой ночью они достигли такой активности, что смогли хлынуть целыми полчищами в деревню в поисках животной пищи, которую они там почуяли, и нанести первый серьезный удар по миру!.. Итак, прошлой ночью, Холм, ты пришел сюда, пришел, благодаря намеку, который тебе дали эти деревенские дурачки, рассказав про мою шахту и строительство на вершине. Ты пробрался через леса и сумел ускользнуть от толп движущихся растений, сумел дойти сюда, найти меня здесь и попал в мои руки. И вот всего несколько минут назад, Холм, мы оба слышали по радио, что уже сейчас народы Земли гибнут под натиском растительных рас, что массы растений бесчисленными ордами устремляются из этого региона во все стороны и уничтожают жизнь в деревнях, как это было в Хартвилле, что все методы защиты от них — оружие, снаряды или газ — не смогли остановить их продвижение, что в этот момент по всей Земле растения меняются, деревья начинают превращаться в огромных древесных чудовищ, как это произошло здесь. А люди всего мира в панике бегут от этого ужаса, от которого не может быть спасения. Потому что с каждым часом растительная жизнь Земли меняется так же, как она изменилась здесь, и когда новая флора полностью сформируется на всей планете, она сметет с нее всех остальных живых существ и оставит великие растительные расы господствующими на ней на все времена!

Голос Мэндалла умолк, и в угасающем свете заката мне казалось, что огромная шахта и вырывающийся из нее ревущий поток газов, здание, к стене которого я прижимался, и огромные деревья, чьи многочисленные усы беспокойно извивались, стремительно вращаются вокруг меня. На мир обрушился рок, который навлек на него один человек — тот, кого я сейчас слушал. Некоторое время я сидел в полном шоке, но, в конце концов, мне удалось немного прийти в норму, и я снова приподнялся к окну. Джексон по-прежнему стоял перед Холмом, сверкая глазами, и как раз в тот момент, когда я заглянул в комнату, мой начальник поднял голову и посмотрел ему в лицо.

— Мэндалл, ты сумасшедший! — сказал он. — Наслать этот ужас на Землю, натравить растения на свою собственную расу…

— Мою собственную расу! — вскричал его коллега в безумном гневе. — Мою собственную расу, расу испорченных животных — расу, к которой я тоже принадлежу! Растения должны стать главными на Земли и смести с нее всех остальных!

Он повернулся к открытой двери, шагнул на порог и уставился горящими глазами на окружающий пейзаж — на шевелящихся древесных монстров на краю поляны и на открывающуюся за ними величественную панораму гор и долин, которые теперь, в почти угасшем свете закатного солнца, казались совсем темными. Я на мгновение застыл, не в силах пошевелиться:

ужас, который с каждым часом все сильнее давил на мой разум, казалось, лишал его способности мыслить. Огромные полчища растений, которые опустошили Хартвилл и теперь ползли по всему окрестному региону, бесконечные толпы растений, которые миллионами формировались по всей Земле, чтобы вскоре уничтожить человечество — все, что я только что услышал, парализовало мою волю.

Однако я постарался собраться с мыслями и приподнялся еще немного над подоконником. Холм неподвижно сидел напротив меня, опустив голову, и вся его поза ясно выражала переполнявшее его невыразимое отчаяние. Я в страхе уставился на Мэндалла, неподвижно стоявшего за порогом здания спиной к нам, а потом быстро взмахнул рукой, пытаясь привлечь внимание Германа. Но тот сидел, не поднимая глаз, и тогда я, тоже близкий к отчаянию, издал тихое, едва слышное шипение. Холм, однако, услышал его — он поднял голову и уставился на меня внезапно широко распахнувшимися глазами.

Я поспешно заставил его замолчать резким жестом, а затем вопросительно указал на Мэндалла, стоявшего за дверью. Холм тоже посмотрел на него, и его глаза загорелись надеждой, но потом он молча покачал головой, кивком указав на пистолет за поясом нашего коллеги. После этого он быстро кивнул в сторону своих пут, и я мгновенно догадался, что он хочет, чтобы я освободил его, и пытается сказать, что вдвоем мы могли бы одолеть Джексона, несмотря на его оружие. Я снова взглянул на безумного ученого, так и смотревшего мрачным взглядом на открывшуюся перед ним панораму, а затем осторожно подтянулся, перегнулся через край открытого окна и бесшумно перелез через подоконник.

Мгновение я стоял в комнате под окном неподвижно с бешено колотящимся сердцем, а потом неслышно шагнул вперед. Еще один шаг, еще, еще — от Холма меня отделяла всего дюжина шагов, но на каждый из них, казалось, уходили бесконечные часы, когда я неслышно шел к нему через комнату. По пути я украдкой бросил взгляд в сторону Мэндалла, но он не обернулся и не сдвинулся с места, после чего я, осмелев и снова почувствовав надежду, зашагал дальше с ножом в руке. Герман смотрел, как я приближаюсь, и его глаза тоже светились надеждой. Наконец, я оказался рядом с ним, быстро наклонился и перерезал ножом путы у него на запястьях. Потом я потянулся, чтобы освободить его ноги…

— Харли! Сзади!

Окрик Холма заставил меня мгновенно обернуться, и в тот же миг я увидел высокую фигуру Мэндалла, возвышающуюся надо мной, и пистолет в его руке, поднятой над моей головой. Этот предупреждающий крик был таким неожиданным, а прыжок Джексона в мою сторону — таким быстрым, что у меня не было ни малейшего шанса ни уклониться, ни перехватить его руку. Я мог только вскинуть руки в тщетной попытке остановить удар пистолетом, который уже в следующую долю секунды обрушился на меня.

Все вокруг, казалось, озарилось ослепительным светом, и я безвольно повалился во тьму!

КРОМЕШНАЯ ТЬМА, ЧЕРНЫЕ муки страшной боли — именно благодаря ей я с трудом вернулся к реальности. Сначала я услышал снаружи глухой рев газовых потоков, вырывающихся из огромной шахты, а затем странные шаркающие звуки, которые как будто бы раздавались где-то совсем рядом со мной. Но даже в таком состоянии я понимал, что, скорее всего, пролежал в беспамятстве всего несколько мгновений, потому что мои вскинутые руки защитили мою голову от оглушившего меня удара, значительно смягчив его. И хотя я еще не до конца пришел в себя от этого сокрушительного удара, а кроме того, был смертельно вымотан диким подъемом по склону горы, мне удалось открыть глаза всего через несколько секунд после того, как я очнулся.

Я лежал там, где упал, на том месте, где только что стоял Холм, и теперь, медленно оглядевшись, увидел через открытую дверь своего шефа и Мэндалла — они сцепились в смертельной схватке на поляне перед входом в здание! Мой клинок рассек путы на запястьях Холма, и хотя его лодыжки остались связанными, он со всей силой безумного отчаяния вцепился в Мэндалла, который изо всех сил пытался стряхнуть его с себя.

Они дрались молча, в тишине, если не считать звука их тяжелого дыхания и шарканья ног по земле, освещенные последними лучами заходящего солнца. А над ними склонились огромные древесные чудовища, дико размахивающие усами в попытках дотянуться до них. Оба противника знали, что это была борьба не на жизнь, а на смерть, борьба, от которой зависела судьба мира, и в их глазах плескалось предчувствие смерти. Они упали на землю и покатились по поляне, Герман держал Джексона за руку с пистолетом, а тот отчаянно пытался навести на него оружие.

Я с трудом подняться на ноги и, пошатываясь, направиться к ним, но мое ошеломленное, измученное тело не повиновалось мне, и я снова рухнул на пол. Мэндалл постепенно брал верх, несмотря на сопротивление Холма, а я, всхлипывая, скорчился от боли, но затем с неимоверным усилием вытянул вперед руки и, все еще пребывая в полубессознательном состоянии, пополз к двери. Фут за футом, дюйм за дюймом я продвигался вперед, к огромной черной панели, от которой вниз, в зияющую снаружи шахту, уходили провода.

Мэндалл и Холм продолжали кататься по поляне в безумной битве, приближаясь к огромным древесным монстрам на ее краю, все сильнее тянувших к ним усики. А я был уже в ярде от панели и подвигался к ней из последних сил, протягивал руки к проводам, готовясь вырвать их. Мне почти удалось это сделать, когда Джексон, теперь боровшийся с Германом почти в пределах досягаемости усов огромных древесных чудищ, на мгновение взглянул в мою сторону и увидел меня!

Его глаза стали еще более безумными, и он, резко отпихнув Холма в сторону, рванулся ко мне с пистолетом в руке. В тот момент я понял, что это конец — еще мгновение, и мы с Холмом будем мертвы, а последний шанс остановить гибель мира будет упущен. Прежде, чем я успею дотянуться до панели и проводов, Мэндалл доберется до меня.

Но как раз в тот миг, когда сумасшедший ученый, вскочив на ноги, прыгнул в мою сторону, я увидел кое-что еще, что заставило меня самого безумно закричать — увидел, как лежащий на земле Холм с дикой силой рванулся вверх в последнем порыве, и несмотря на связанные лодыжки, одним стремительным движением бросился на Джексона, схватил его и отбросил назад, к краю поляны, к древесным чудовищам, потянувшим к нему тысячи усов!

Мэндалл издал дикий вопль, когда бесчисленные нижние щупальца обвились вокруг него. Они быстро подняли его вверх, и в него тут же вцепились усики, растущие выше, так что он почти весь скрылся из виду, опутанный ими с головы до ног. Еще мгновение — и его безумные крики резко прекратились! Холм же снова рухнул на землю, тщетно пытаясь встать.

Мой разум опять помутился, последние силы покинули меня, но я все-таки потянулся вперед в последнем усилии и схватился за провода, соединяющие огромную черную панель с шахтой. Собрав все свои убывающие силы, я сорвал провода с панели. Полыхнула вспышка света, и внезапно я понял, что рев огромной шахты прекратился.

Я успел увидеть, что ко мне ползет Холм — а потом темнота беспамятства снова поглотила меня.

Глава 5

СОЛНЦЕ СНОВА СКЛОНИЛОСЬ к западу, когда мы с Холмом вышли из бетонного здания и остановились у его двери. Я очнулся только утром, и за следующие несколько часов мы с шефом полностью разрушили все ужасные механизмы в этом месте, все динамо-машины, ветряки и панель управления на вершине горы и насосы в глубине шахты. А теперь мы стояли на пороге здания и смотрели на великолепный закат, наслаждаясь тишиной, которая, казалось, окутывала весь мир.

Все вокруг изменилось. Перед нами стояли и лежали на склоне горы поникшие деревья — мертвые, почерневшие и иссохшие древесные чудовища, которых привела в этот мир рука Мэндалла и которые убили своего создателя. Их усы свисали безвольно и неподвижно, тоже мертвые и увядшие, и мы знали, что точно так же теперь выглядят и все остальные изменившиеся растения по всей Земле. Как и сказал Мэндалл, после того, как гигантский поток нужных им газообразных соединений иссяк, они умерли от голода — ведь у них больше не было поддерживающих их жизнь корней.

Далеко внизу, у подножия горы, покрытой этими мертвыми бурыми тварями, в свете заката, переходящего в сумерки, виднелись поля Хартвилла, тоже заваленные неподвижной увядшей растительностью. Ужас, который должен был погубить наш мир, отступил, обреченное человечество в самый последний момент получило отсрочку.

— Ужас Мэндалла… — тихо проговорил Холм, глядя вдаль, на горы и долину. — Ужас Мэндалла — он едва не уничтожил Землю…

Сам я смотрел на бурые останки древесных монстров, скорчившихся перед нами.

— Ужас Мэндалла, да… — пошептал я в ответ.

Мы снова замолчали, а потом начали спускаться по склону горы. В тишине и сгущающихся сумерках мы пробирались сквозь засохшие деревья к безмолвной деревне далеко внизу, к едва не погибшему миру.

Опускалась ночная тьма, но мы неуклонно продвигались вниз, оставив вершину горы далеко позади. Она вырисовывалась над нами черным пятном на фоне темно-синего неба, на котором мерцали белые огоньки звезд.