ТЕПЕРЬ ЭТА ИСТОРИЯ известна нам почти полностью. Теперь мы можем оглянуться назад и увидеть, как над нами нависла опасность, как огромный темный заговор против народов Земли достиг своего грандиозного апогея. И теперь может показаться странным, что мы когда-либо могли быть так беспечны, так слепы перед поднимающимся у нас на глазах штормом. Но мы ничего не знали. Только это нас оправдывает. И это едва не стало нашей эпитафией: мы не знали.
Всего один человек был главным героем этой истории. С него все началось, и на нем все завершилось. Низкорослый и близорукий ученый — неподходящая внешность для героя космической эпопеи. И все же именно его руки привели Землю на самую грань ужасного катаклизма, а после спасли ее. Теперь мы понимаем, насколько он был велик.
Однако еще до начала всего этого ужаса имя доктора Говарда Гилберта было широко известно, поскольку он был одним из крупнейших мировых авторитетов в определенных областях электротехники. Всего через два года после окончания университета изобретенный им стагнационный преобразователь энергии сделал революцию в науке и принес ему всемирную известность. Кроме того, он принес ему внушительный доход, и основную часть денег Гилберт потратил на финансирование своих дальнейших исследований. Его лаборатория и дом, где он жил, находились на вершине горы Раллс, в отдаленной северной части Адирондакского хребта. В течение дюжины лет он жил и работал там в одиночестве, если не считать его молодого помощника Фрэнсиса Таунсенда и двоих слуг-филиппинцев. Большинство людей сошли бы с ума от одиночества этого места, но для застенчивого и замкнутого Говарда это было главным достоинством его дома.
Этот ученый-отшельник был романтической личностью — по крайней мере, так о нем писали газеты, уделявшие много внимания его заявлениям. Однако это случалось довольно редко, поскольку Гилберт предпочитал работать в тишине и покое и сообщать миру только об окончательных результатах своих исследований, если они были успешными. За двенадцать лет, проведенных в горах, он сделал миру множество ценных подарков — выдвинул не одну революционную теорию, и все они поначалу вызывали резкие возражения, но позже были подтверждены и получили широкое распространение. И в конце концов, он затмил все свои предыдущие достижения, сделал сенсационное заявление о приеме радиоимпульсов в виде световых лучей, исходящих из внеземного источника.
В течение некоторого времени Гилберт, по его собственным словам, работал над проблемой телезрения, передачи информации по радио. Многие другие ученые тоже пытались достичь этой цели, но он подошел к проблеме по-новому. Вместо того чтобы сперва научиться посылать световые лучи при помощи радио, а затем искать способ их приема, он сначала сконструировал элементарное приемное устройство для таких импульсов, намереваясь затем изменить его конструкцию для создания передатчика. Ему удалось создать приемник необычной формы, и он сам был поражен, когда, включив этот прибор, обнаружил, что тот получает и записывает импульсы световых лучей, которые, очевидно, исходили от какого-то неизвестного источника.
Приемник Говарда был слишком примитивен, чтобы показать что-то большее, чем движущиеся пятна тени на прозрачном экране, но даже это было крайне важно. Это означало, что кто-то другой уже сконструировал, по крайней мере, одно передающее устройство, которое посылало световые лучи, преобразованные в радиоимпульсы, а аппарат Гилберта ловил и преобразовывал их обратно в световые лучи.
Энергично взявшись за изучение принятых импульсов, Гилберт обнаружил, что они, очевидно, передавались постоянно, без остановки. Прием сигналов, четких и явно направленных из одной точки, продолжался в течение нескольких недель, и за это время Говард определил их источник — и этим источником, по его утверждению, был спутник Земли, Луна. Следовательно, заключил он, было бы логично предположить, что эти радиосигналы высокого-диапазона испускало какое-то разумное существо или много существ, находящихся на Луне, и что когда их можно будет принимать более четко и когда будет сконструировано передающее устройство, с помощью которого можно будет отвечать на них, Земля сможет установить связь с этими существами.
Таков был вывод Гилберта. Бесполезно сейчас пересказывать ту бурю споров и критики, которую он вызвал. В последующие дни его засыпали вопросами и возражениями. Для общения с внешним миром у него имелась собственная мощная радиостанция, и какое-то время эфир был забит адресованными ему требованиями дополнительной информации. Но он не давал ответа на все подобные сообщения, заявляя только, что рано или поздно, несомненно, докажет свою теорию. Репортеров и просто любопытных людей, которые пробирались в его отдаленную горную лабораторию, вежливо, но твердо разворачивали назад.
Но хотя центральная фигура этих споров, таким образом, оставалась в стороне, они продолжались и без нее. Общественный интерес к открытию Гилберта неуклонно рос, и этот вопрос занимал все больше и больше места на страницах газет, постепенно «захватывая» самые серьезные и консервативные издания, и в конце концов, достиг пика, после чего Нью-Йоркское отделение Всемирной федерации науки пригласило Говарда объяснить свой эксперимент на следующем заседании. И он это приглашение принял.
За три недели, прошедшие до того, как состоялась эта встреча, открытие Гилберта уже было бурной сенсацией, о которой знала вся страна, и десятки тысяч ученых высказались за и против него. Большинство из них отнеслись к его сообщениям пренебрежительно. У него не было академической должности, да к тому же, его прежние коммерческие успехи настроили против него немало людей. Наиболее резкими были суждения астрономов, которые утверждали, что на Луне, где практически нет воздуха и воды, световой день длится две недели, и ночь — столько же, причем при температуре, близкой к абсолютному нулю, не могут существовать никакие формы жизни. Правда, некоторые астрономы высказывались в пользу Гилберта, указывая на то, что жизнь обладает огромной способностью адаптироваться к разным условиям — и прежде всего, разумная жизнь, как, например, человек в нашем собственном мире. Также один или двое из них вспомнили старую теорию о том, что Луна полая внутри — теорию, основанную на том факте, что ее удельная гравитация намного ниже земной, в то время как их состав, насколько известно, одинаков. Но в целом мнение ученых было против Говарда, и по мере приближения дня заседания в Федерации науки оно становилось все более весомым.
За неделю до этого дня председатель Федерации получил длинное восторженное радиосообщение от Гилберта, в котором тот сообщал о полном успехе своих усилий. «В течение последних двух недель, — заявил он, — я находился в постоянном поиске, и я смог установить контакт с лунным народом. С их помощью я добился того, по сравнению с чем общение на расстоянии — это ничто. В назначенный день я не только расскажу о своем эксперименте членам Федерации, но также предоставлю доказательства моих слов, реальные, живые доказательства того, что на этой встрече произойдет самое важное событие в истории нашей Земли с тех пор, как она появилась под Солнцем, Пусть мир отметит этот день, когда я представлю свои доказательства!»
Для многих людей это послание казалось бредом сумасшедшего, но нельзя отрицать, что, когда оно стало широко известно, интерес к этому вопросу возрос еще во сто крат. Когда наступил знаменательный день встречи, в назначенный час приемная в здании Федерации была битком набита людьми. Несколько дюжин репортеров заняли места в первых рядах, а кроме того, в здании установили телеграф.
Назначенный час настал и прошел, но в зал заседаний никто не явился. Толпа беспокойно шевелилась, репортеры подпрыгивали от нетерпения, мир ждал. Наконец, примерно через сорок минут после назначенного времени, в зал вышел председатель Федерации. Его приветствовали бурными аплодисментами, но он поднял руку, призывая к тишине, и когда шум утих, серьезно сказал:
— С сожалением сообщаем, что доктор Гилберт не прибыл на заседание и не прислал никакого сообщения. Поэтому, в связи с его задержкой, это заседание объявляется закрытым.
На мгновение в зале воцарилось ошеломленное молчание, а затем по рядам зрителей пронесся гул удивления, переросший в гневный рев. Собравшиеся были готовы практически к любым сенсациям, но оказались совершенно не готовы к такому разочарованию. Все быстро удалились и уже за пределами зала начали громко, не стесняясь в выражениях, осуждать тех, кто таким возмутительным образом обманул их. К тому времени, когда последний из гостей покидал зал, редакции газет были уже полны информацией о не состоявшемся заседании, и вскоре газетчики вышли на улицы, разнося новости об этой самой ожидаемой сенсационной встрече, окончившейся таким громким фиаско. Было заявлено, что, по всей вероятности, Говард Гилберт вообще не приезжал в Нью-Йорк и, очевидно, он все еще находился в своем доме в горах. На многочисленные радиограммы, адресованные ему официальными лицами Федерации науки и прессой, не было получено никакого ответа.
Молчание Гилберта можно было истолковать только одним образом: ему внезапно захотелось громкой известности, и для этого он сфабриковал свое первое заявление, а затем усилил его эффект новым сенсационным сообщением. После этого, будучи не в состоянии самостоятельно выбраться из трясины обмана и напуганный собственными заявлениями, он решил скрыться. В результате, стремясь к дурной славе он разрушил свою прежде великолепную репутацию. Так в тот вечер написали все газеты, и большинство людей поверили в это. Многие из тех, кто критиковал заявления Гилберта, теперь самодовольно злорадствовали, а те немногие ученые, которые частично поддерживали его, не скрывали огорчения.
Для широкой же публики эта новость стала огромным разочарованием. Все ожидали чего-то сенсационного, чего-то нового и поразительного. Говард обещал это, и теперь, когда стало очевидно, что он просто мошенничал ради славы, его стали прямым текстом обвинять в двуличии.
По-видимому, только одному человеку пришло в голову, что молчание Гилберта и его неявка на заседание могут быть истолкованы иначе. Этим единственным исключением был Рэй Мэннинг, молодой работник электротехнической компании, с которой Говард раньше сотрудничал, и один из немногих близких друзей ученого. Мэннинг ни на секунду не поверил, что у его друга внезапно проснулась жажда публичности, побудившая его сделать сомнительные заявления. Рэй слишком хорошо знал необычайную застенчивость Гилберта, чтобы так о нем подумать. В то же время молодой человек был встревожен, поскольку его собственные сообщения, которые он в течение двух дней отправлял своему другу, остались без ответа. Поэтому в тот вечер он решил встретиться с ученым лично и узнать причину его молчания. Мэннинг был авиатором-любителем и решил полететь к ученому в горы на собственном небольшом спортивном самолете.
Поздним утром следующего дня он в одиночку взлетел с аэродрома в Вестчестере и направился к горам Раллс над раскинувшимися внизу пригородными поселениями. Его самолет несся на север навстречу первым проявлениям той ужасной, колоссальной драмы, сценой которой должна была уже совсем скоро стать вся Земля. В лучах утреннего солнца Рэй стремился к темной приземистой горе, на вершине которой начиналось разрушение нашего мира.
СЕЙЧАС ВСЕ ПОНИМАЮТ, что представить полный или даже частичный отчет о том ужасе, который обрушился на Землю в тот роковой августовский день, меньше, чем через двадцать четыре часа после сенсационного заседания Федерации науки, невозможно. Каждое живое существо на планете испытало это на себе, но сама наша природа не позволила ни одному человеку получить широкое представление о произошедшем. Чтобы получить такое представление, каждый человек должен был стать сразу всеми бесчисленными живыми существами и испытать чувства их всех одновременно.
Но можно обратиться к одному из личных отчетов, к рассказу об индивидуальном опыте одного человека — некоего Вудли, клерка средних лет из одной нью-йоркской фирмы. Его отчет достаточно четко отражает основные особенности того, что случилось, и дает наглядное представление о том, как в то день обстояли дела в Нью-Йорке.
Этот Вудли работал в обычном офисе на Бродвее. В тот день полуденный сигнал на обед застал его выходящим из кабинета, как и в прошлый раз, и тысячу раз до этого. Он направлялся в маленький ресторанчик в нескольких кварталах от офиса. Проталкиваясь через идущую ему навстречу толпу таких же вышедших на обед служащих, он продвигался к Таймс-сквер. Ему потребовалось несколько минут, чтобы добраться до юго-восточного угла перекрестка Сорок второй авеню и Бродвея.
Сорок вторая авеню и Бродвей! Средоточие американской нации, нервный центр западного полушария. Каждый видел это место так же, как видел его Вудли в тот день, через несколько минут после полудня. Стремительные, ревущие автомобили, грузовики, автобусы и мотоциклы, мигающие огни, крики и свист полицейских, шум моторов. И тротуары, запруженные людьми, как обычно в полдень. Огромные человеческие ульи из камня и стекла в этот час выпускали своих обитателей наружу, и те мчались по улицам в водовороте жизни — портовые служащие, бойкие клерки, стенографистки, с тоской вглядывающиеся в узкие окна! Громкие голоса, металлический смех… И над всем этим жаркое августовское солнце, палящее с небес, обжигает улицы, нагревая их…
Сорок вторая и Бродвей…
Существует множество описаний того первого ужаса, сковавшего планету, и многие из них сильно отличаются друг от друга, но Вудли и, как выяснилось позже, большинству людей показалось, что все произошло совершенно бесшумно и быстро, практически мгновенно. Только что на улицах царило оживленное движение, толкалась толпа, и сиял жаркий солнечный свет. А в следующий момент…
Темнота.
Глубокая, безлунная ночь, как будто весь мир из полудня погрузился в бездну середины ночи, и полночь без единого проблеска света, словно гигантская губка в одно мгновение стерла весь свет с лица Земли.
Вудли, остановившемуся в полном изумлении, показалось, что его распахнутые глаза перестали видеть. Он моргнул несколько раз, потер их и снова открыл.
Ничего. Кругом по-прежнему царила кромешная, непроглядная тьма. На мгновение вокруг клерка воцарилась тишина, оглушающая после недавнего гула голосов. Затем со стороны дороги донесся страшный грохот и лязг — это ехавшие по ней автомобили начали врезаться друг в друга в темноте. Сквозь шум донесся одинокий, пронзительный женский крик, и за ним, словно по сигналу, послышались другие крики, звонкие и хриплые. Множество воплей вознеслись в ту первую минуту наступившего мрака к небесам. Многим, как Вудли, показалось, что они ослепли. В тот момент ничто другое не могло объяснить им это внезапное исчезновение всего света из мира.
Вудли пошатнулся и прижался к стене дома справа от него.
— Боже милостивый! — пробормотал он, удивленно, но пока еще не до конца осознавая, что происходит. — Боже милостивый!
Из непроглядной тьмы вокруг него со всех окрестных улиц доносился ужасный шум — рыдания и вопли, ругательства и мольбы о помощи, топот бегущих ног и один или два мучительных крика боли. Можно было подумать, что в мире началось новое вавилонское столпотворение, так сильно кричали обезумевшие от страха люди.
В конце концов, Вудли понял, что темнота, так неожиданно охватившая его, не была вызвана его внезапной слепотой, что она распространялась на обширную территорию вокруг него. Взяв себя в руки, он достал из кармана коробок спичек и чиркнул одной из них по боку коробка, но все равно не увидел света. Он раз десять попробовал зажечь спичку, и через несколько секунд его палец пронзила жгучая боль, после чего он с изумлением выронил спичку. Спичка сгорела, но пламя не дало никакого света, ни одного отблеска! Целую вечность клерк ошеломленно пытался осмыслить этот факт.
— Боже! — снова пробормотал он.
Кто-то налетел на него в темноте, и они оба, не устояв на ногах, рухнули на тротуар, вцепившись друг в друга. Незнакомец, столкнувшийся с Вудли, показался ему плотным мужчиной в обтягивающем костюме для гольфа.
— Что это?! — воскликнул он раздраженным и в то же время дрожащим голосом. — Что это?!
— Что? — отозвался Вудли.
— Темно! — простонал незнакомец. — Весь свет погас!
— Ну, да, исчез, но это не страшно, — попытался успокоить его клерк. — Это затмение или что- то в этом роде.
Натолкнувшийся на него человек переварил это заявление молча, а затем, как показалось Вудли, стал искать что-то в карманах. Спустя пару секунд клерк услышал, как он чиркает спичкой.
— Не делайте этого! — быстро выкрикнул Вудли, но мужчина проигнорировал его. Через мгновение он ахнул от боли и удивления.
— Я же говорил вам, — вздохнул клерк с некоторым удовлетворением.
Шум на улице, тем временем, поутих. Первая ревущая паника, казалось, немного схлынула, хотя вокруг по-прежнему слышались крики и стоны. Вудли попытался встать, но человек в костюме для гольфа схватил его за ноги.
— Куда вы? — испуганно спросил он.
— Попробую вернуться домой, — сказал клерк. — Здесь, на улице, с нами может что-нибудь случиться. Под машину попадем и все такое. Кто знает, сколько времени это продлится?
— Не уходите! — в ужасе взмолился его товарищ по несчастью. — Не оставляйте меня одного! Я вам хорошо заплачу.
Но Вудли отпрянул от него и стал на ощупь, медленно и аккуратно, пробираться вдоль расположенного справа здания. Перед его мысленным взором возник план кварталов, которые он должен был пройти, чтобы добраться до меблированной комнаты, в которой жил, и он двинулся по улице, с большой осторожностью продвигаясь в удушающей темноте.
Вудли никогда не забудет то путешествие по центру Нью-Йорка. Под покровом темноты улицы по-прежнему были заполнены людьми, застигнутыми врасплох посреди бела дня и потерявшими всякое представление о том, куда идти. Многие даже не пытались добраться до знакомых мест и лежали ничком на тротуарах, рыдая от ужаса. Вудли слышал, как женщины звали потерявшихся в темноте детей — их голоса были безумными от страха. В ночи, более глубокой, чем ночь древнегреческого Эребуса, во тьме, пронизанной криками и стонами, он нащупывал путь вперед. Снова и снова он сталкивался с другими медленно бредущими фигурами и всегда шарахался от них во внезапном паническом страхе, поднимая руки, чтобы защититься от ударов. Это была черная, предельно черная ночь, в которой ни один человек не знал, друг перед ним или враг.
Клерк часто спотыкался о распростертые на земле фигуры и проходил мимо разбитых автомобилей. Однажды он присоединился к группе, пытавшейся поднять в темноте одну из перевернувшихся машин, чтобы освободить попавшего в ловушку водителя, чьи жуткие стоны доносились до их ушей из неизменного мрака.
Но в темноте действовали не только доброжелательные силы, и Вудли получил достаточно доказательств этого, когда двинулся дальше. Он услышал, как зазвенели оконные стекла, когда мародеры принялись за работу под покровом темноты, потом внезапно раздался грохот выбиваемой двери, а один раз вдалеке зазвучали выстрелы, и множество людей вокруг заметались в панике. А еще один раз Вудли уловил далекий раскат грома от мощного взрыва, и на него снова налетел кто- то из бегущих прохожих.
С исчезновением света исчезло и всякое представление о времени, и клерк не мог даже предположить, сколько часов прошло к тому моменту, когда он, наконец, поднялся по каменным ступеням своего жилища. Дверь была заперта, но он все же сумел уговорить перепуганную хозяйку впустить его внутрь и устало поднялся к себе в комнату. Там он упал в кресло и попытался осознать катастрофу, которая внезапно поразила весь его мир.
Вудли проверил все электрические приборы в комнате, но, как он и ожидал, они не давали света. Ему захотелось проверить также радиоприемник в углу комнаты, и клерк наощупь пробирался к нему сквозь тьму. Он щелкнул выключателем, покрутил ручку настройки и внезапно почувствовал безмерную радость — голос диктора, раздавшийся в темноте, успокоил его, хотя новости, которые тот сообщил, были ужасающими. Вудли узнал, что тьма, охватившая Нью-Йорк, не была местным феноменом, что такой же мрак окутал всю Землю. В некоторых местах он обрушился на планету на рассвете, в других — в середине ночи или на закате, или, как в Нью-Йорке, в полдень, но везде ее последствия были одинаковыми: тьма поглотила все. В результате вся Земля погрузилась в абсолютную, беспрецедентную тьму.
С ее приходом деятельность большинства предприятий и организаций прекратилась почти в одночасье. Под прикрытием темноты мир захватила ужасающая анархия, а единственным средством распространения новостей было теперь радио — большие радиостанции, транслировавшие сообщения на широкие территории. Люди, как могли, старались держать свои радиоприемники в рабочем состоянии, чтобы сохранить открытым этот последний канал связи. Обращаясь к слушателям, дикторы передавали им ободряющие слова, а также советовали вести себя тихо и не уходить из дома, потому что, возможно, темнота скоро отступит.
Природа и причина тьмы оставались загадкой. Сначала многие приняли случившееся за солнечное затмение, но эта теория не объясняла полного исчезновения всего света на Земле, в том числе и искусственного. Пламя горело так же жарко, как и всегда, но ничего не освещало, и было замечено, что солнечный свет, хоть и стал невидимым, тоже по-прежнему излучал тепло. Что бы ни затмило свет в мире, оно, по крайней мере, не влияло на его температуру.
Ученые ощупью пробирались сквозь темноту, чтобы собраться вместе и попытаться разгадать эту тайну. Экспериментировать с тем, что заслонило свет, было невозможно: все попытки были тщетными, поскольку специалисты не могли даже взглянуть на инструменты, которые были у них в руках. По их мнению, какая-то прихоть природных сил уничтожала весь свет, нейтрализуя световые колебания, но не влияя на колебания радиоволн или теплового излучения. Выдвигались теории, что Земля проходила через зону действия некоей силы, уничтожающей свет.
По мере того, как проходили бесконечно долгие часы, из темноты к охваченному благоговейным страхом Вудли приходили все более и более ужасные новости. В большинстве городов внезапно вспыхнули массовые беспорядки: сосредоточившись вокруг продуктовых магазинов, люди дрались друг с другом в темноте за несколько банок с едой, бились вслепую, набрасываясь друг на друга в жестоких стычках. Многие были вооружены пистолетами или ружьями и сразу же открывали огонь вслепую по любому, кто попадался им под руку. Часть домов были разрушены, их грабили ради еды и ценностей — темнота стала прикрытием для всех преступлений, которые когда-либо уродовали Землю при свете дня.
Пришло известие, что в Филадельфии бушует сильный пожар. Выло неизвестно, как он начался, но этот грандиозный пожар, уничтожавший здания квартал за кварталом, казался еще более ужасным из-за того, что его пляшущее, всепожирающее пламя не давало ни единого отблеска света. Люди чувствовали приближающийся жар и в ужасе бежали, метались по улицам в слепых попытках спастись из горящего города, Многие вбегали прямо в невидимые языки пламени, навстречу ужасной смерти.
С кораблей в море пришли отчаянные сигналы — просьбы о помощи. «Мы слепо плывем сквозь тьму, — передавали они. — Нет света, чтобы проложить курс или посмотреть на компас, экипажи взбунтовались, матросы убивают офицеров и выбрасывают за борт. Ради Бога, помогите нам!» Но некому было помочь им.
Тянулись часы, наступила ночь, отличающаяся от дня только названием, потому что глубокая темнота не менялась на протяжении всего этого времени. Ночью радиостанции начали, одна за другой замолкать, и к тому времени, когда наступило утро, ни одна из них больше не функционировала.
Это утро было самым ужасным из всех, когда- либо наступавших на Земле: рассвет без единого проблеска света. Люди чувствовали нарастающий жар восходящего солнца, но не видели его, не видели ни единого лучика. Они в мольбе простирали руки к небу на востоке, они были в полном отчаянии, а некоторые сходили с ума и умирали.
Задыхаясь под тьмой, окутавшей его, и не зная, что еще один ужас, даже более кошмарный, чем тьма, затаился в ней, чтобы наброситься на него, мир в безнадежном отчаянии ждал конца.
В ТОТ МОМЕНТ, КОГДА планету охватила темнота, самолет Рэя Мэннинга как раз приземлился в горах. Незадолго до полудня он увидел покрытую лесом крутую гору, которая и была его целью. Он описал круг на самолете высоко над ней, мельком увидев на вершине поляну, где возвышались огромные стальные антенны и длинные низкие здания лаборатории Гилберта. Зная, что эта площадка слишком мала для посадки, Рэй направил самолет по большой спирали вниз, к открытому месту у подножия горы — и сразу после того, как он приземлился на это поле, все вокруг поглотила тьма.
Для Мэннинга случившееся было еще страшнее, чем для большинства людей в мире, потому что он был совершенно один, и ему казалось очевидным, что причина тьмы в нем — что он внезапно ослеп. В тот день многие люди страдали от этого впечатления, но Рэя оно напугало еще больше, потому что, оставшись в одиночестве, он не смог сразу понять, что дело не в нем. На мгновение он совсем потерял голову и стал безумно раскачиваться в кресле пилота, прижимая руки к глазам. Но это первое мгновение паники было недолгим. Затем он сумел взять себя в руки и попытался обдумать случившееся более-менее спокойно — и вскоре смог немного разобраться в этом явлении.
Вокруг него была не только тьма, но и полнейшая тишина. Не было привычных звуков, не щебетали птицы, и это навело пилота на мысль, что дело не только в нем. Горевшая в кабине лампа, от которой исходило тепло, не давала ни малейшего проблеска света, а потом Рэй чиркнул спичкой и снова оказался на грани срыва, но внезапно ему пришло в голову, что поразительное исчезновение света вокруг него может быть результатом одного из экспериментов Гилберта. Эта мысль немного приободрила его, и молодой человек начал обдумывать ситуацию. Наконец, он взял хранившийся в самолете тяжелый автоматический пистолет, сунул его в карман пальто и направился сквозь непроницаемую тьму в направлении горы, где находилась лаборатория.
Примерно два часа Мэннинг вслепую бродил среди зарослей кустарника и болот, время от времени натыкаясь на невидимые препятствия и часто останавливаясь передохнуть. В конце концов, он добрался до неровной, но твердой поверхности узкой дороги, которая вела вверх по склону к вершине горы. Немного отдохнув, он двинулся по этой дороге, медленно, ощупью продвигаясь вперед. Во время одной из остановок ему пришло в голову, что он, должно быть, преодолел больше половины расстояния до вершины. А потом ему пришла в голову новая идея, и он резко ударил ребром ладони по наручным часам, разбил их стекло и определил, ощупывая стрелки, что было уже семь с лишним часов вечера. Тишина и кромешная тьма вокруг него оставались совершенно неизменными.
Когда Мэннинг снова поднялся и двинулся вперед сквозь эту тишину, до его ушей донесся издалека слабый незнакомый звук. Он напоминал низкий гул какой-то огромной машины и шел откуда-то сверху. «Тробб-тробб-тробб!» — рокотало что-то в густой черноте тихим пульсирующим звуком. Потом на мгновение послышался лязг металла, но он прекратился, а первый звук так и продолжался: «Тробб-тробб…»
Рэй остановился на мгновение, чтобы прислушаться, и в этот момент услышал впереди звук приближающихся шагов. Он вздрогнул, и под ногами у него громко хрустнула ветка. Шаги тут же стихли. На какое-то время воцарилась глубокая тишина — никто не двигался. Нарушалась тишина только загадочным рокотом, который так и звучал наверху: «Тробб-тробб-тробб…»
Молчание того, чьи шаги он слышал, и этот странный звук начали действовать Мэннингу на нервы, и без того напряженные, и почувствовав, что он больше не может этого выносить, он закричал хриплым голосом:
— Кто здесь?!
Из окружающей темноты не донеслось никакого ответа — только слабое, шепчущее эхо его слов, которое затихло, оставив после себя лишь чуть заметное колебание воздуха. Рэй внимательно вслушивался в темноту, и внезапно его губы снова дрогнули.
— Кто здесь? — позвал он еще раз, немного запинаясь. — Это ты, Гилберт? Это Мэннинг, Рэй Мэннинг!
Где-то впереди послышалось восклицание, а затем к нему устремился топот быстро бегущих ног. Прежде чем он успел отпрянуть, прямо на него из темноты налетел человек, который сжал его в объятиях и нервно затараторил:
— Мэннинг! Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попал?
— Гилберт! — воскликнул летчик, вздрогнув от неожиданности, но одна из обнимавших его рук внезапно заткнула ему рот.
— Не так громко, Рэй! — скомандовал ученый низким голосом. — А то они услышат!
— Они? — переспросил Мэннинг изумленным шепотом. — О чем вы, Гилберт? И где Таунсенд?
— Таунсенд мертв, — бесцветным голосом произнес его друг, и Рэй снова напрягся. Говард же продолжал: — И это моя вина… Это все моя вина, смерть Таунсенда, эта тьма, которую они обрушили на землю, ад, который вот-вот разразится в мире… Это все моя вина!
В его тихом голосе слышалось отчаяние. Мэннинг с трудом справился с изумлением и уловил в речи ученого только одно слово.
— Тьма! — воскликнул он. — Чем она вызвана, Гилберт? Вы знаете?!
— Слушай! — скомандовал Говард, и они оба замолчали. С вершины доносился все тот же глубокий, рокочущий звук, пульсирующий и ни на мгновение не прекращающийся. А потом вдруг снова раздался звон металла о металл, на этот раз громкий и жестокий — и снова этот лязг затих, в то время как пульсация продолжалась.
— Машина, которую ты слышишь, и вызывает тьму, — сказал Гилберт. — Она затмевает весь свет, по всей Земле, правильно я понимаю?
Прежде чем Мэннинг успел ответить, Говард отвел его на обочину дороги, где они вместе опустились на землю. Дальше они разговаривали вполголоса, не видя лиц друг друга под темным покровом, который окутывал окружающий их мир.
— Это все мой лунный эксперимент, — признался Гилберт. — Наше общение с лунными жителями. Я полагаю, ты слышал об этом? Так вот, прошло почти три недели с тех пор, как мы с Таунсендом усовершенствовали наш приемник и сконструировали передающий прибор. Как ты понимаешь, этот аппарат позволял передавать изображение. И на самом деле это привело к сбою. Наш передатчик с помощью радиоимпульсов направляет изображение к Луне, к приемному устройству лунных людей, в то время как наш приемник принимает их передачи и выводит их на экран. Во время просмотра их передач мы как будто смотрели через прозрачное окно в комнату, где находилась их установка. И первым, что привлекло наше внимание, были сами лунные жители — они оказались совсем не такими, как мы! Они вовсе не похожи на нас, хотя примерно такого же роста, как обычный человек, и их тела примерно такой же формы, как у нас, но все же они совершенно иные и чудовищные на вид. Их тела пухлые и темные и покрыты маслянистой пленкой. Вместо рук и ног у них толстые круглые выступы, и они заканчиваются чем-то вроде плавников, а не кистями или ступнями. Головы у них очень маленькие и круглые, покрыты такой же темной кожей, как и тела, и совсем без носа и ушей — их мы не разглядели. Рот у них —‘ это узкая горизонтальная щель, а глаза крошечные, глубоко посаженные, белые и без зрачков. И все же, несмотря на нечеловеческую внешность, эти существа были более чем людьми по части знаний, интеллекта. Их наука, как мы узнали, была неизмеримо выше нашей, точно так же, как их раса неизмеримо древнее человечества.
На мгновение Гилберт замолчал, а потом, переведя дух, продолжил:
— Как я уже сказал, наша электронная связь была только визуальной, и глядя в стеклянный корпус приемника, мы видели их приемную станцию как через окно. Казалось, что мы находимся в большой темной комнате. Ее освещал только шар слабого фиолетового света, подвешенный к потолку. А за их аппаратом сидели трое или четверо лунных людей, и они пристально глядели на нас через бездну космоса. Их первая просьба, которую они передали нам, повторив ее несколько раз, заключалась в том, чтобы мы затемнили нашу лабораторию — дневной свет почти ослеплял их более чувствительные, чем у нас, глаза. Мы так и сделали, а затем начали пытаться наладить общение.
Они подавали знаки или делали движения, и мы отвечали им таким же образом. Поскольку мы с Таунсендом постоянно находились у аппарата, мы за несколько дней выучили их письменный язык. Они учили нас, показывая модели или картинки, а затем соответствующие им написанные слова. Мы так увлеклись, что наше первое отвращение к их нечеловеческой внешности быстро прошло. И в дальнейшем мы много о них узнали. Как мы и ожидали, они были обитателями пустот внутри Луны. Постепенное исчезновение воздуха и воды на поверхности нашего спутника привело к тому, что они оказались в его недрах за много веков до появления разумной жизни на Земле, и в этих огромных пещерах им удавалось существовать, восполняя свои истощающиеся запасы воздуха и воды искусственными средствами. И по мере того, как проходили века, жители Луны все больше и больше приспосабливались к темноте. Для наших человеческих глаз у них там царит полная темнота, но не для них. Человеческий глаз может уловить лишь часть световых волн между красными и фиолетовыми, но инфракрасные или те, что находятся еще ниже в спектре, а также ультрафиолетовые или те, что выше ультрафиолетового, он не воспринимает. Хотя некоторые приборы, вроде тех, что связаны с явлениями флуоресценции, могут регистрировать эти более высокие и более низкие световые волны. И некоторые животные это могут, кошки, например. То же самое могут и лунные люди, благодаря векам, прожитым в темной сердцевине Луны. Такая жизнь постепенно изменяла их зрение, пока они не научились воспринимать и преобразовывать те световые волны, которые невидимы для нас. Таким образом, грубо говоря, они способны видеть в темноте, которая совершенно непроницаема для наших глаз. И поэтому они заверили нас с Таунсендом, что не могут жить при солнечном свете, что он убьет их, как убьет и любое лунное растение или животное, принесенное на поверхность из темной, лишенной света пещеры. Шар фиолетового света в их лаборатории был, по их словам, создан для нас, чтобы позволить нам видеть их, и это был самый яркий свет, который они могли выдержать.
Ученый снова сделал паузу, вздохнул и стал рассказывать дальше:
— Они жили так, в недрах Луны, веками, и все эти века пытались установить связь с обитателями других миров. Их наука нашла способ передавать изображение, я полагаю, в виде радиоимпульсов, которые легко проходят через практически любую материю. Веками они посылали так визуальные сигналы, никогда не останавливаясь, и не получали никакого ответа, пока, наконец, мы с Таунсендом не получили их сообщения и не ответили на них. И затем, после того, как мы проговорили с ними несколько дней, лунные жители предложили нам потрясающий эксперимент, который они могли бы провести с нашей помощью. Они сказали нам, что не только звуковые и световые колебания могут быть преобразованы в радиоимпульсы и отправлены в пространство, но что то же самое можно сделать и с материей. Звуковые волны, световые лучи, радиоволны и сама материя — это всего лишь четыре различных вибрации в эфире, отличающиеся друг от друга только уровнем вибрации. Радиоволны могут передаваться любым способом, с помощью любых устройств, независимо от частоты, которая при этом используется. Мы можем распространять их, и каждый радиоприемник улавливает их и преобразовывает обратно в звуковые волны. И вот теперь мы с Таунсендом проделали то же самое со световыми лучами в наших телеаппаратах. А потом лунные люди сказали нам, что это можно сделать и с веществом. Все, что для этого было нужно, по их словам — это увеличивать частоту колебаний материи до тех пор, пока она не преобразуется в радиоволны, а затем направить эти радиоволны в пространство к приемному устройству, которое сможет их уловить и активировать, снова снизить их частоту, что приведет к тому, что они снова станут материей. На самом деле это не сложнее, чем передача звука или света. По их словам, они давно знали, как это делается, и у них было готовое к использованию устройство для передачи вещества. Мы должны были построить подобный аппарат для приема материи под их руководством, чтобы можно было перебросить через пространство с Луны до Земли радиоимпульсы, которые преобразуются в карты, книги, модели оборудования и так далее, чтобы они смогли наглядно изучить нашу жизнь, а мы — их жизнь.
— Это предложение было слишком привлекательным для ученого, — рассказывал Говард, — я не мог не согласиться на него, и к тому же, я еще и публично анонсировал наши первые попытки общения с лунными жителями и пообещал рассказать о своем эксперименте. А если бы я мог переместить на Землю одного из лунных людей, никто не смог бы усомниться в моих утверждениях. И они были не против этого! Правда, мне пришло в голову одно возражение, и я спросил лунных людей о разнице в силе тяжести на Луне и на Земле — не было бы им слишком тяжело передвигаться по нашей планете? Но они не придали этому значения и сказали, что им известен метод уменьшения собственного веса до любой желаемой степени, путем воздействия какой-то силы, которая приводит к изменениям в самой их атомной структуре. Таким образом, они могли уменьшить свой вес до прибытия на Землю и передвигаться здесь свободно.
Итак, мы с Таунсендом начали работать под руководством лунных людей и построили аппарат для приема материи. Его основной частью был плоский диск из гладкого металла диаметром около восьми футов, который приводился в действие сложным электрическим устройством. Это устройство предназначалось для использования электрических токов, понижающих частоту электроимпульсов, чтобы превратить радиоволны обратно в материю. И должен признаться: хотя мы с Таунсендом и построили эту штуку собственными руками, мы почти ничего не понимали в ней. За каждой деталью нашей работы наблюдали лунные люди с помощью своего телевизионного оборудования. Когда, наконец, все было закончено и мы были готовы к испытанию, лунные люди велели нам полностью затемнить лабораторию, чтобы ни один луч света не проникал внутрь. Мы запротестовали, заявив, что тогда ничего не увидим, и они, поразмыслив над этим, предложили средство исправить это. Они дали нам инструкцию, как изготовить очки необычного вида, надев которые, мы могли бы видеть в темноте почти так же хорошо, как они. Эти очки передают изображение в глаза, с ними мы довольно хорошо видели в полной темноте — все вокруг казалось освещенным странным фиолетовым светом. Они очень похожи на флюороскоп, через который можно отчетливо видеть рентгеновские лучи и другие волны, невидимые невооруженным глазом.
Мы с Таунсендом изготовили две пары очков в соответствии с их указаниями, а потом еще одну запасную пару и сообщили лунным жителям, что все готово. И только вчера утром мы запустили в действие аппарат для улавливания материи. Лаборатория была полностью затемнена, но мы видели все, что находилось внутри, освещенным слабым фиолетовым светом. Из диска донеслось жужжание, и мы замерли в ожидании. Через несколько минут мы почувствовали внезапный порыв ветра, а затем на гладком принимающем диске возникли пятеро лунных людей! Они сошли с диска и встали лицом к нам, их движения были тяжелыми и неуклюжими, но большая сила тяжести явно не мешала им передвигаться. Правда, я заметил, что они, как мне показалось, тяжело дышали из-за более плотного воздуха. Мы уставились на них, а они на нас. Я много раз видел их на экране нашего передающего устройства и уже более или менее привык к их странному виду, но когда они предстали передо мной во плоти, в нескольких футах от нас, они показались мне чудовищными. Я заметил, что каждый из них держал в руке-плавнике короткий стержень из зеленого металла. На мгновение в лаборатории воцарилась тишина, мы молча смотрели друг на друга, а затем меня охватил внезапный страх. Невероятность всего этого поразила меня, как удар, и я в панике бросился к двери — и увидел краем глаза, что Таунсенд шагнул навстречу к пяти лунным существам. И тут одно из них издало хриплый рык. В тот момент, когда я распахнул дверь, этот лунный житель поднял свой металлический предмет, и из него вырвалась полоса белого огня — она ударила в Таунсенда, и он бесследно исчез там, где стоял, от него осталось лишь небольшое облачко белого пара, которое мгновенно растворилось в воздухе!
Все это произошло, наверное, за три секунды. Когда я схватился за дверную ручку, лунный человек, стоявший ближе всех ко мне, направил на меня свой жезл, но в этот момент я распахнул дверь, и жаркий утренний солнечный свет хлынул внутрь, осветив его — только его одного, не остальных. И тогда я понял, почему они так настаивали, чтобы мы затемнили лабораторию. Когда солнечный луч упал на пришельца, он издал хриплый рев, а затем выпрямился и словно съежился, засох, как живое растение, брошенное в печь. Прежде чем остальные успели что-либо предпринять, я выскочил за дверь и помчался через поляну, чтобы укрыться в густом лесу, где, едва дыша, спрятался за большим деревом. К этому времени двое наших слуг-филиппинцев услышали шум и вышли из дома на улицу. Они с удивлением оглядывались по сторонам, и я крикнул им, чтобы они возвращались в дом, но прежде чем они поняли меня и успели что-либо сделать, из открытой двери лаборатории в них ударили белые лучи. Как и Таунсенд, филиппинцы исчезли, и на их месте на мгновение повис густой белый дым, обозначая их местоположение — а затем он растаял.
Дверь лаборатории после этого захлопнулась и закрылась изнутри. Я знал, что существа, находившиеся там, не осмелятся выйти на солнечный свет вслед за мной, поэтому весь тот день я слонялся вокруг здания, наполовину обезумевший от страха и ярости, прячась за деревьями. Я не видел, что происходило внутри. Дверь и ставни на окнах оставались закрытыми. Однако я слышал скрежещущие звуки, доносившиеся изнутри, и низкие, ворчливые голоса. С приближением темноты мне стало еще страшнее. До захода солнца я успел забраться в наш жилой дом с другой стороны и набил карманы едой, а также взял с кухни длинный нож для разделки мяса и засунул его за пояс. Вооружившись таким образом, я вернулся в свое укрытие за деревьями. Я предполагал, что с наступлением темноты пришельцы смогут выйти из лаборатории, и не хотел покидать это место. Единственной мыслью, которая пришла мне в голову, была мысль о том, чтобы пробраться внутрь и разбить принимающий материю аппарат. Надо было только дождаться темноты, и я стал ждать, забравшись в большую развилку на одном из самых высоких деревьев. Скорчившись там, я наблюдал за лабораторией и ждал.
Когда стало совсем темно, пришельцы выбрались наружу и двинулись по поляне. Было очевидно, что их стало больше, что с Луны прибыли еще «гости» — по поляне шли двадцать пять или тридцать существ. И казалось, что их число постоянно растет — они прибывали небольшими группами по двое или трое. Потом они начали выносить из лаборатории какие-то инструменты и детали и собирать какую-то сложную машину. Ее устройство и назначение были мне так же незнакомы, как незнакомо эскимосу устройство радиоприемника. Всю ту ночь я наблюдал, как они работали над этим большим и сложным аппаратом, а прибывших в лабораторию лунных жителей становилось все больше и больше. Когда наступил рассвет, они с первыми проблесками солнечных лучей поспешили в здание и закрылись в нем. Но через час после восхода солнца, некоторые из них, пятеро или шестеро, отважились снова выйти на улицу, одетые в странного рода костюмы или доспехи, металлические на вид, которые закрывали их тела целиком. В этой броне они выходили прямо на солнечный свет и не подвергались его воздействию, и было ясно, что доспехи были созданы именно с этой целью.
Защищенные таким образом, они снова взялись за работу с машиной, и все сегодняшнее утро продолжали заниматься этим делом. В конце концов, незадолго до полудня, работа, казалось, была закончена, потому что пришельцы накрыли машину большим квадратным листом черного металла, принесенного по частям из лаборатории и собранного в единый лист на месте. Таким образом, на вид эта штука выглядела, как ровный черный куб, со сторонами около пятнадцати футов в длину, на мой взгляд, и с расположенным на его передней поверхности сложным пультом управления с множеством кнопок и рычажков и с большим блестящим стержнем в центре. Назначение этой штуки по-прежнему было для меня полной загадкой, но после того, как я отступил назад и некоторое время рассматривал ее, один из шести лунных людей подошла к ней и начал какие-то манипуляции с пультом. Несколько мгновений он нажимал кнопки и вертел рычаги управления, а затем взялся за центральный рычаг. Он медленно потянул его на себя, и из машины сразу же донесся глубокий ритмичный пульсирующий звук. По мере того, как стержень выдвигался из куба, пульсация замедлялась. А затем, внезапно, весь свет вокруг меня разом погас, и я остался в полной темноте, а машина, пульсировала все громче, не давая мне ничего расслышать.
На несколько мгновений я остолбенел, а потом вспомнил об очках, которыми мы пользовались в темноте. Я сорвал с себя очки, когда убегал из здания, и машинально сунул их в карман, а кроме того, там уже лежала запасная пара. Я достал одну из пар и надел их. Мир преобразился мгновенно: все на поляне и вокруг меня словно бы озарилось слабым фиолетовым светом, и я смог разглядеть, что происходит перед лабораторией.
Шестеро лунных людей стояли возле машины и снимали с себя броню, а дверь лаборатории была распахнута. Теперь цель создания машины была ясна: это было устройство, которое стирало весь свет, как солнечный или звездный, так и искусственный. Точнее, оно стирало видимую нами часть спектра, но оставляло ультрафиолетовые волны, которые видели лунные люди, и благодаря этому, я тоже все видел с помощью специальных очков. Возможно, машина противопоставляла световым волнам равные и противоположные им вибрации, которые нейтрализовали их и, таким образом, делали наш мир безопасным для лунных людей, позволяя им без страха выходить на улицу. Как далеко простиралось могущество этой машины, на какой площади она уничтожала свет? Надо полагать, по всей Земле.
Затем лунные люди снова принялись за работу на поляне, за исключением троих из них, вооруженных стреляющими белым огнем стержнями, которые остались охранять нейтрализующий свет аппарат. Остальные принесли из лаборатории большие куски гладкого металла, разложили их на земле и начали соединять вместе. Я знал, что эти секции были доставлены с Луны на принимающий материю диск, и задался вопросом, каково было их назначение. Шли послеполуденные часы, и я вернулся на свой пост на дереве, наблюдая и размышляя. Но по мере того, как лунные жители продолжали свою работу, мне, наконец, стала ясна ее цель. Они строили на поляне огромный плоский металлический диск диаметром где-то в сотню футов, который был увеличенной копией диска, принимавшего материю в лаборатории. А рядом с ним они установили устройство, приводящее его в действие — тоже похожее на то, что мы собрали в лаборатории, но более крупное. И тогда, наконец, я понял, каковы были их намерения, а также понял, как сильно недооценил их и какое зло сотворили мы с Таунсендом. Без сомнения, лунные люди веками мечтали о нашей Земле. Они жили в темном подлунном мире, в пещерах, и могли посылать себя в космос в виде радиоимпульсов, но без принимающего устройства на Земле эта способность была бесполезна, поэтому в течение многих веков они тщетно посылали сигналы на Землю, надеясь установить связь с кем-нибудь из живущих там и убедить их построить для них такую станцию приема материи. И мы с Таунсендом сделали это!
Мы сделали для них то, что было их целью на протяжении веков, и помогли им закрепиться на Земле. А теперь они строили новый, более мощный аппарат для приема материи, который должен был стать достаточно большим, чтобы они смогли за короткое время доставить полчища своего народа с Луны на Землю. И я не сомневался, что на Луне у них есть настолько же большой и мощный передающий аппарат.
Было ясно, что машина, которая уничтожила весь свет на Земле, была частью их плана. Под покровом глубокой тьмы, которую она породила, они смогут свободно расселиться по всей планете и покорить все, что когда-то смогли покорить наши предки, а мы, земляне, не сможем помешать им, дезориентированные полным отсутствием света. Именно это было намерением лунных жителей, когда они связались со мной — «выключить» на Земле свет навсегда, поскольку они могут жить только в темноте. Наконец-то мне все стало ясно, и я осознал тот разрушительный ужас, который мы выпустили на свободу на ничего не подозревающей Земле.
Я не стал больше ждать, соскользнул с дерева и спустился по склону горы. Безоружный, я ничего не мог сделать, но у меня была еще возможность позвать на помощь. Если бы только мне удалось это!
И тут я услышал и нашел тебя, Мэннинг. Послушай, и ты услышишь пульсацию их нейтрализующей машины, услышишь, как они соединяют последние фрагменты огромного диска. И когда этот диск будет готов, они все перенесутся с Луны на Землю, обрушатся на нее всей своей мощью и уничтожат человечество, без сомнения, уже смертельно напуганного тьмой, и таким образом подчинят себе всю нашу планету. И это будет концом для нас. Человек исчезнет навсегда, лишенная света Земля будет слепо вращаться в небесах, а Луна станет править ею от полюса до полюса!
ГИЛБЕРТ ЗАМОЛЧАЛ, И наступила тишина, нарушаемая только непрерывным пульсирующим звуком, который доносился до них с Рэем с вершины и словно насмешливо что-то шептал им в уши. Мэннинг первым нарушил молчание.
— Что мы можем сделать? — спросил он хриплым и отчаянным голосом. — Мы не можем допустить, чтобы это продолжалось, но что мы можем сделать, чтобы остановить их?
— У тебя есть пистолет? — спросил Говард.
— Автоматический, — ответил молодой человек, доставая оружие из кармана и ощупывая его пальцами, чтобы убедиться, что оно заряжено.
Гилберт заговорил медленно и рассудительно:
— Мы могли бы попытаться позвать на помощь, так? Но в такой кромешной тьме невозможно далеко уйти и найти потом дорогу обратно. И нам нельзя терять ни минуты. Так что, думаю, мы должны полагаться только на себя. Что нам надо сделать, так это разбить или отключить эту нейтрализующую свет машину и таким образом рассеять тьму. Если мы это сделаем, это, по крайней мере, задержит их и даст нам время, чтобы получить помощь и вернуться.
— Но я ничего не вижу, — сказал Мэннинг. — Эта чернота…
— Ах да, забыл! — воскликнул Гилберт. — Вот!
Он сунул в руки Рэю пару больших круглых очков на кожаном ремешке, застегивающемся пряжкой.
— Надень их, — сказал ученый. — К счастью, запасная пара, была у меня в кармане.
Мэннинг поднес очки к глазам и не удержался от удивленного восклицания. Полная темнота, в которой он пребывал несколько часов, отступила, и он увидел слабое свечение, окутывавшее местность вокруг, увидел неровную дорогу, нависающие над ним темные деревья и круглолицего Гилберта рядом с собой.
— Вот мой план, — сказал ему Говард. — Мы доберемся до вершины, до края пропасти, и там разделимся. Я перейду на другую сторону поляны с твоим пистолетом, если ты не против, и устрою там переполох, выскочу и выстрелю. Это увлечет всех на поляне в погоню за мной. Если это произойдет, у тебя будет шанс подбежать к нейтрализатору и разбить его или, по крайней мере, выключить. Если ты сумеешь его разломать, это даст тебе шанс выбраться с поляны, а затем ты сможешь отправиться за помощью на своем самолете, вернуться и при необходимости осмотреть всю вершину. Все зависит от того, покинут ли охранники нейтрализатор, когда я выскочу на них.
— Но вас могут убить! — запротестовал Мэннинг. — Вы взяли на себя самую опасную роль!
— Да ладно! — отмахнулся Гилберт. — Риски одинаковы для нас обоих, и я думаю, что смогу легко сбежать от охранников.
Он поднялся на ноги, и Рэй последовал его примеру. Взглянув на часы и увидев, что уже почти полночь, Мэннинг передал пистолет Говарду, который внимательно осмотрел оружие, а затем двинулся вперед по наклонной дороге.
Молодой человек следовал за ним по пятам. По мере того, как они приближались к вершине, пульсирующий гул нейтрализатора света, лязг металла и низкий хор хриплых ворчащих голосов становились все громче и громче. Потом Гилберт свернул с дороги, и они стали медленно и бесшумно продвигаться сквозь густой подлесок между огромными деревьями. Шум впереди по-прежнему становился все сильнее. Последнюю часть пути Говард и Рэй поползли на четвереньках.
Наконец, они добрались до опушки леса, и их взору предстала необычайная картина. Фиолетовое свечение, озаряющее поляну, в этом месте казалось еще более слабым, чем в лесу, но Мэннинг все же ясно увидел около двух или трех десятков темных громоздких фигур, которые двигались с удивительной скоростью, занимаясь сборкой диска, входя в здание лаборатории и выходя из него. Выглядели лунные люди именно так, как их описывал Гилберт: Рэй разглядел темных, пухлых, похожих на перезревшие грибы, готовые вот-вот лопнуть, чудовищных обезьян, существ, чей вид казался еще более жутким в освещавшем их слабом фиолетовом свете.
Большинство пришельцев работали над большим замысловатым прибором цилиндрической формы, который находился рядом с огромным плоским диском из гладкого металла, лежавшим на поверхности электронного устройства.
— Они уже заканчивают работу с приводным устройством большого диска, — прошептал Гилберт. — Надо действовать быстро, Мэннинг. Видишь нейтрализующую машину?
Рэй посмотрел в ту сторону, куда он показывал, и увидел на дальнем краю поляны большой черный куб и стоящих рядом с ним трех лунных обитателей, вооруженных смертоносными стержнями, о которых рассказывал ученый. Мэннинг сразу понял, что это был нейтрализатор света, та самая штука, опустившая на Землю покров тьмы, сквозь который ему пришлось пробираться на склоне горы.
— Ты останешься здесь, — прошептал Говард, — а я обойду поляну с южной стороны. Будь наготове — и когда услышишь, что я поднимаю тревогу, действуй! Если все лунные люди побегут с поляны ко мне, у тебя будет шанс. Удачи, Мэннинг!
С этими последними словами, произнесенными нервным шепотом, Гилберт развернулся и начал пробираться между деревьями направо, описывая широкую дугу вокруг поляны. Оставшись один, Рэй стал ждать с быстро бьющимся сердцем. Ему пришло в голову на мгновение снять очки, и когда он сделал это, вся сцена, освещенная фиолетовым светом, мгновенно исчезла — осталась только глубокая темнота.
С легким оттенком паники он снова надел очки, и поляна сразу же опять предстала перед его глазами.
Минуты тянулись медленно, и ожидание вскоре стало невыносимым. Наконец, с поразительной внезапностью, из леса с южной стороны поляны донесся громкий, дикий вопль — это был голос Гилберта. Лунные люди, работавшие на поляне, замерли в изумлении, глядя в ту сторону. В тот же миг крик повторился, а затем раздался пистолетный выстрел, и один из лунных жителей рухнул на землю. Этого было достаточно, чтобы все темные фигуры бросились на южную сторону поляны, подняв стреляющие огнем жезлы, готовые к бою.
Мэннинг напряженно наблюдал за происходящим и чуть не закричал от радости, когда увидел, что трое охранявших нейтрализатор инопланетян присоединились к остальным в погоне за Гилбертом. Он увидел, как они умчались в лес, оставив поляну свободной, и, вскочив на ноги, выбежал на нее, направляясь к пульсирующей машине. На бегу он нагнулся, чтобы поднять с земли тяжелый металлический прут, а затем еще быстрее понеся дальше.
Пробегая мимо огромного диска, Рэй услышал исходящий от него слабый звук — тонкое жужжание, значение которого он в тот момент не понял. Он промчался вдоль края диска к своей цели — похожей на куб черной машине. До нее оставалось около двадцати ярдов, когда в спину ему внезапно ударил сильный порыв ветра, едва не сбивший его с ног. Молодой человек пошатнулся, пытаясь сохранить равновесие — и когда он увидел, что внезапно произошло, его лицо исказилось от отчаяния.
На огромном диске внезапно появилась целая толпа темных толстых существ — лунных людей, переместившихся с Луны на Землю! Они заметили Рэя, и поток пришельцев хлынул к нему с диска. Мэннинг все-таки попытался добраться до нейтрализующей машины, но он не успел преодолеть и половины расстояния до нее, как орда громоздких темных фигур обрушилась на него и сбила его с ног. Он заметил плавник с зажатым в нем металлическим инструментом, замахнувшийся на него для удара, и поднял руку в тщетной попытке защититься, но инструмент с горохом обрушился ему на голову, оглушив его, и молодого человека окружила тьма.
МЭННИНГ ПРИШЕЛ В СЕБЯ, хотя в голове у него все еще пульсировала ослепляющая боль. Он попытался поднять руки, чтобы ощупать себя, и понял, что не может этого сделать, а открыв глаза, обнаружил, что очки все еще на нем. Оглядевшись, Рэй увидел, что его руки и ноги были туго связаны прочными веревками и что другие веревки удерживали его неподвижно прикрепленным к стене лаборатории, внутри которой он, как оказалось, находился. Дверь, ведущая на улицу, была открыта, и он выглянул наружу — и увидел открывшееся ему в темноте необычайное зрелище.
Поляна была освещена все тем же фиолетовым светом, но теперь она кишела лунными людьми, заполнившими ее всю от лаборатории до леса. Их число казалось бесконечным — по поляне сновали многие тысячи, и Мэннинг видел, что их становится все больше. Новые толпы все прибывали и прибывали на большой диск, появлялись на нем, а затем спускались с него на землю, освобождая место для следующей группы, возникавшей там через несколько мгновений. Пришельцы принесли с собой инструменты, станки и большие куски металла, которые они теперь вкапывали в землю на поляне и вбивали в каменный склон горы.
У Мэннинга снова потемнело в глазах от острой, ослепляющей боли, и он впал в полубессознательное состояние, лишь вполуха слыша шум на поляне. Он попытался очистить свой разум от витающего вокруг тумана и, приложив усилие, вспомнил, как бросился на нейтрализатор, и получил удар от одного из лунных жителей. Но почему его оставили в живых? Рэй задумался. Пытались ли пришельцы извлечь из него информацию о мире, в который они вторглись? Или это было сделано с какой-то другой, более страшной целью?
Пленник обвел лабораторию усталым взглядом. Кроме него, там никого не было. Рядом с собой он заметил меньший по размеру диск для приема материи — тот, что был построен Гилбертом. Гилберт! Где он теперь? Неужели лунные люди поймали его и убили?!
Раздавшийся внезапно снаружи резкий лязг отвлек Рэя от этих мыслей. Он снова перевел взгляд на поляну и увидел, что группа инопланетян разбирала большой диск и подключенное к нему оборудование. Осознание того, что это значило, поразило его, как громом. Им больше не нужен был приемный диск, все их полчища были перенесены с Луны на Землю, и теперь собрались на горе и вокруг нее. Это означало, что все лунные обитатели до последнего находились на Земле и готовы были остаться на ней, чтобы захватить ее или погибнуть!
Темные толпы, собравшиеся на поляне и за ее пределами, издавали ужасный шум — Рэй слышал лязг, грохот молотков и скрежет, которые сливались в один глубокий, бьющий по сердцу рев. Это столпотворение звуков, казалось, распространялось по склонам горы, огибая ее основание, и Мэннингу пришло в голову, что орды лунных людей должны исчисляться миллионами — иначе издаваемый ими шум не был бы таким громким. Обводя взглядом сумрачный интерьер лаборатории, он заметил, что на стене справа от него висели часы, и ахнул от внезапного удивления. Стрелки показывали семь часов утра, а Рэй помнил, что, когда он потерял сознание, прошло не так уж много времени после полуночи. Значит, пока он был без сознания, все эти часы, лунные люди, должно быть, перемещались на большой диск с Луны. Какие же бесчисленные орды попали на Землю за это время?!
В тусклом свете молодой человек разглядел на поляне громаду нейтрализатора и заметил блеск большого центрального стержня в центре этого механизма. Перед машиной снова расположились трое охранников, но Мэннинг смотрел на это почти без интереса, погруженный в свои мысли. На него накатила глубокая апатия, полная отчаяния, в голове снова вспыхнула острая, пронизывающая боль, и он закрыл глаза.
Впоследствии Рэй так и не смог ясно вспомнить детали того, что он видел в то время, когда беспомощно висел на стене лаборатории. Боль, которая ослепила его, почти полностью вытеснила из его сознания все остальное, и он лишь изредка смутно отмечал по себя, что происходило на поляне. Наиболее отчетливыми были звуки: громкий топот, резкий стук инструментов, хриплое ворчание тысяч людей на поляне, шипение и пыхтение странных машин. И над всем этим по-прежнему доминировало ритмичное биение нейтрализующей свет машины.
Рэй также видел мельком на поляне огромные металлические сооружения, которые с невероятной скоростью вырастали под плавниками копошащихся вокруг них лунных людей. Были там огромные плоские объекты, поверхность которых была покрыта толпами инопланетян — эти объекты с шипением поднимались в воздух и кружили над вершиной горы. Были и другие — огромные платформы, установленные на гигантских металлических конечностях высотой в сотни футов, которые вышагивали по поляне и над лесом, как величественные колоссы, тоже перенося на своих верхних платформах скопления темных фигур. И еще одни — похожие на извивающихся металлических каракатиц, чьи гибкие щупальца разрывали землю, вытаскивали деревья и расчищали путь для огромных машин-пауков.
Внезапно весь этот шум заглушил резкий, пронзительный сигнал, донесшийся откуда-то снизу, от подножия горы, четкий и громкий, несмотря на расстояние. Шагающие по поляне машины-гиганты ответили на него, и их сигналы понеслись вниз по склону к источнику этого звука. Также на этот призыв ответили шипящие машины, кружащие над вершиной — они быстро скрылись в темноте. Резкий сигнал повторился со всех сторон горы, и земля задрожала от перемещающихся по ней огромных механизмов, которые начали расходиться с поляны в разные стороны. Толпы лунных людей, остававшиеся на земле, тоже быстро ушли, последовав за огромными машинами.
Вскоре освещенная фиолетовым светом поляна была почти пуста. В лесу к западу от вершины слышались голоса нескольких лунных людей и скрежещущий звук какой-то машины, на которой они там работали, а на открытом пространстве перед лабораторией все так же дежурили трое охранников нейтрализующей машины.
Мэннинг вслушивался в отдаленный, затихающий шум марширующих лунных воинов, когда внезапно, словно бы совсем рядом с ним раздался новый звук, пробудивший в нем настороженность. Это было какое-то тихое царапанье, возня за окном рядом с ним — и неожиданно окно начало медленно открываться. Пленник склонил голову набок, пытаясь увидеть, что там происходит, и внезапно у него перехватило дыхание — окно тихо отворилось, и внутрь прокралась темная фигура. Рэй с усилием сдержал рвущееся с губ восклицание. Это был Гилберт!
Ученый осторожно подошел к нему.
— Мэннинг! — прошептал он. — Слава Богу, ты в безопасности! Я видел, как они перенесли тебя в лабораторию, и думал, что ты мертв!
— Я тоже думал, что вас убили, — прохрипел в ответ Рэй. — Я слышал, как они преследовали вас там, в лесу…
— Я взобрался на дерево, — рассказал ученый. — Прождал в нем несколько часов, пока они не покинули расчищенное место. До этого у меня был один шанс на миллион, чтобы уничтожить в темноте нейтрализующую машину.
Он вытащил из кармана нож и начал резать путы Мэннинга.
— Вместе мы это сможем… — заговорил он снова, но Рэй предупреждающе зашипел, и его голос резко оборвался. Охранники у нейтрализатора что-то заподозрили, и двое из них теперь приближались к лаборатории, сжимая в плавниках стреляющие стержни.
Говард проскользнул к окну, следя за их приближением. Они шли все медленнее — им оставалось около сорока футов до двери, потом тридцать пять, потом тридцать… Они были все ближе, ближе…
Серия быстрых, ошеломляющих хлопков оглушила Мэннинга — Гилберт выстрелил через окно в приближающихся лунных людей, и оба они, не издав ни звука, рухнули на землю. Из леса, с запада от поляны, донеслись хриплые крики, а затем грохот — другие пришельцы, которых в той стороне было особенно много, поспешили назад, к лаборатории.
— Гильберт! — закричал Мэннинг. — Машина…
Его друг уже выбежал из здания и мчался через залитую фиолетовым светом поляну к стоявшему на ее краю нейтрализатору света. Третий охранник, стоявший рядом с машиной, увидел его, поднял свой огненный жезл, прицелился…
Полоса белого огня вспыхнула над поляной, но Говард бросился на траву и откатился в сторону, а смертоносный луч просвистел над ним. Раздался выстрел пистолета, и третий охранник упал. Мэннинг испустил ликующий крик. Его руки были свободны, и он изо всех сил пытался разорвать остальные веревки, которые прижимали его к стене. Треск в лесу на западе, тем временем, становился все громче и ближе.
И тут Рэй снова закричал — на этот раз, чтобы предупредить своего друга. Упавший у машины лунный житель приподнялся, снова хватил свое оружие, и из него вырвался новый огненный луч. Услышав крик Мэннинга, Гилберт опять уклонился от огня, но сделал это недостаточно быстро, чтобы во второй раз избежать смертельного удара. Белая светящаяся полоса ударила его по ногам и растеклась по ним, когда он пытался откатиться в сторону. Мэннинг вытаращил глаза в тошнотворном ужасе.
Белый луч превратился в маленькое облачко светлого дыма, которое мгновенно рассеялось, открывая взору Гилберта, лежащего ничком на земле. Его ноги от колен и ниже исчезли. Охранник, подстреливший ученого, снова упал рядом с машиной и теперь лежал совершенно неподвижно.
Рэй громким голосом выкрикнул имя своего друга. Говард немного приподнялся и повернулся так, чтобы оказаться лицом к нейтрализатору, от которого его отделяло всего несколько шагов. Прикладывая неимоверные усилия, он поднял правую руку с зажатым в ней пистолетом и медленно прицелился в огромную машину, в торчащий из нее большой блестящий стержень.
Дюжина лунных людей ворвались на поле боя с западной стороны и остановились, увидев, что происходит. Их огненные жезлы взметнулись вверх, и сразу несколько стремительных белых лучей метнулись к приподнявшемуся Гилберту. Но в тот же самый миг его пистолет выстрелил, и Мэннинг увидел, как блестящий рычаг резко ушел внутрь куба под сокрушительным ударом тяжелой пули.
Одно лишь рассеивающееся облако густого белого пара обозначало теперь то место, где только что лежал Гилберт, но пульсация огромной машины внезапно прекратилась.
Лунные люди зашатались, издавая хриплые крики. Мэннинг сорвал с себя очки и тут же зажмурил глаза, наполовину ослепленный. На землю обрушился поток яркого золотого солнечного света, заливая все вокруг жарким сиянием. И под этим ослепительным светом инопланетяне завертелись в слепом замешательстве, упали на землю и замерли без движения.
Издалека, со всех склонов горы и из-под ее подножия доносились слабые крики ужаса и смятения, исходящие от толп лунных людей. Через мгновение раздался грохот их огромных машин, которые слепо шатались на земле и вращались в воздухе, так как ни одна живая рука больше не управляла ими. А потом шум внезапно стих, и на горе воцарилось мертвенное молчание.
Мэннинг сорвал с себя последние веревки и выбежал на поляну крадущимися шагами, воздевая руки к величественной, сверкающей сфере над головой.
Солнце! Благословенное солнце!
Выстрел Гилберта снова осветил мир, выключил механизм, который уничтожал весь свет на Земле.
Солнце! Оно сожгло чуждый лунный мир — в одно мгновение уничтожило всех вторгшихся на нашу планету захватчиков. Все бесчисленные тысячи лунных жителей рухнули, как подкошенные, упали на землю, как цветы, убитые морозом.
По всей вершине, на поляне и в окружающих ее лесах, в течение нескольких минут царила гробовая тишина. А потом вдруг повсюду запели птицы…
К ТОМУ ВРЕМЕНИ, КОГДА Мэннинг собрался покинуть вершину горы, солнце начало клониться к закату. За этот день он разломал на мелкие кусочки и нейтрализатор света, и принимающий материю диск в лаборатории, а затем провел несколько часов в тяжелом сне.
Теперь же он прошел по поляне и на мгновение остановился на ее краю, осматриваясь по сторонам. Вокруг него виднелись огромные темные машины лунных людей, могучие и грозные. Вокруг него лежали они сами, их сморщенные мертвые тела. До этого момента Рэй не обращал на машины внимания. Позже, думал он, люди смогут изучить их и узнать много нового, позже…
Мэннинг повернулся, собираясь уйти, но затем вдруг снова замер, затаив дыхание. Краем глаза он заметил легкий отблеск света на востоке. Это был сияющий диск полной Луны, восходящей над горной грядой. На поляну хлынул мощный поток белого лунного света, выхватывая из темноты сверкающие поверхности стоявших там огромных машин, и Рэй долго стоял неподвижно, глядя вверх, на жестокую Луну, едва не погубившую Землю.
Внезапно он широко раскинул руки и тихо позвал:
— Гильберт! Где бы вы сейчас ни были, слышите ли вы меня? Это вы спасли нас, это вы спасли нас всех! Вы слышите меня?..
Тишину нарушал лишь шепот ветра, и неожиданно на глаза Мэннинга навернулись горячие, жгучие слезы.
— Гилберт!..
На мгновение воцарилась нерушимая тишина, а затем легкий ветерок снова зашевелил деревья вокруг него, и они, вздыхая, склонили к нему ветви. Вот и весь ответ, который был дан человеку, стоящему на краю поляны, раскинув руки навстречу летней ночи в знак приветствия и прощания.