Лучшее за год: Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк

Денни слышал приглушенный шум лопастей вертолета и сильный рев мотора, но он в этот момент находился под землей и чуть ли не вверх ногами – при свете фонарика пытался оторвать маленького пушистого медвежонка от соска матери, – так что, как бы ему ни хотелось, он в любом случае в тот момент не мог все бросить и мчаться вверх по тропе. Если честно, то не очень-то и хотелось бежать туда.

Медвежонок наконец выпустил изо рта сосок и жалобно заворчал. Приподнимаясь на локте, Денни тут же выполз из темной берлоги, подальше от огромной, вонючей и сопящей туши – медведицы, разродившейся от бремени прямо во сне. Денни держал медвежонка в правой руке, одетой в перчатку. Денни был невысокого роста и сухопар, при его работе это явное преимущество, но сейчас и ему пришлось непросто.

Выбравшись наружу, в тусклый свет зимнего дня, он пристроился на куче прошлогодних дубовых листьев, чтобы взвесить медвежонка. Весы старые – две чаши на крюке. 1,3 килограмма. Зубами стянув перчатку с правой руки, он записал цифру в карманный блокнот, взял кровь на анализ, а потом проколол медвежонку левое ухо (медвежонок оказался мужского пола) и прицепил бирку.

– Прости, Рокет. Прости, малыш.

Движения Денни были умелы и аккуратны, к тому же он торопился. Для медвежат всегда легче, если все делается быстро, так хоть немного сглаживается стресс после отрыва от матери. Но сегодня у Денни имелось много причин спешить. Зима, как все последние зимы, стояла теплая. Слишком теплая. Денни так ждал этих морозных дней, но все равно сон медведицы был не таким крепким, как в настоящие холода. Вторая причина заключалась в том, что он уже не слышал звука крутящихся лопастей, значит, вертолет приземлился, а наблюдатель хефн, наверное, в нетерпении прогуливается взад-вперед и ждет Денни. Хефны ценят пунктуальность. За четыре года хефн, представитель Отдела по наблюдению и восстановлению естественной среды обитания в природе, никогда еще не опаздывал на встречу. Звали его Иннисфри.

Денни сунул руку в перчатку, подхватил медвежонка и снова протиснулся в берлогу. Своим телом он практически полностью заслонил вход, но оставил фонарик в берлоге так, чтобы разглядеть, куда именно ткнуть малыша, чтобы тот снова начал сосать материнское молоко. Второго медвежонка взять оказалось гораздо легче, но тут медведица издала резкий звук и дернула огромным плечом. Денни замер на месте, его сердце готово было выскочить из груди. Медвежонок, которого он крепко сжимал рукой, скулил и елозил. Все обошлось, медведица успокоилась, а Денни тихонько выполз из берлоги и присел, пока пульс не пришел в норму. Он всегда противился тому, чтобы во время первой проверки медвежат медведицам вводили транквилизаторы, ведь лекарство попадало в молоко, а с ним доставалось и малышам, но сейчас впервые задумался: возможно, ему стоит пересмотреть свои взгляды в связи с резким изменением поведения животных в потеплевшем климате.

А возможно, надо вообще пересмотреть подход Департамента дикой природы и рыбных хозяйств к бурым медведям. Особенно в таких малонаселенных районах, как этот. По мере того как людей становилось все меньше, они оставляли свои поля и пастбища и уходили в города, где и жизнь легче, и дороги лучше, медведи быстро размножались и осваивали освободившееся пространство.

Дороги тут развезло так, что даже фургону не проехать, – кругом одни выбоины и куски щебня. Лучше бы уж грязь. Сам Денни ездил верхом на лошади по кличке Росинант; когда же отправлялся за припасами в город, то брал с собой грузового мула Роско. Верхом он ездил не очень-то хорошо, но выбора не было.

Второй медвежонок оказался девочкой.

– Родео, – сказал ей Денни. – Так тебя теперь зовут, малышка.

Весила она 1,45 килограмма и была немного упитаннее брата. «Настоящим» именем был номер на бирке – «Номер 439», Она была одним из третьей пары медвежат, произведенных на свет Номером 117, той самой медведицей, наслаждавшейся сейчас долгой зимней спячкой в берлоге, – огромных размеров, здоровое животное и прекрасная мать. Из ее медвежат только один погиб в младенчестве. Матери-медведице было шесть лет48, она стала сто семнадцатой, которой в штате Кентукки в рамках программы хефнов «Бурый медведь» надели радиоуправляемый ошейник. Ласково ее звали Розетта. Исследуемым медведям давали имена так же, как ураганам, – по определенным буквам алфавита. Медвежата заимствовали две первые буквы имени от имени матери, так что одинаковые инициалы можно было использовать много раз. В случае если все дети и внуки какой-нибудь медведицы погибали, то две первые буквы имени присваивали первому молодому медведю, перешедшему границу штата со стороны Теннесси или Западной Виргинии. Если медведь переходил жить из одного штата в другой, это означало, что он становился предметом исследования совершенно иного ведомства и, соответственно, получал новое имя.

Розетта же родилась и выросла в Кентукки, как и Денни. Хотя перед тем как окончательно обосноваться в округе Денни, она немало бродяжничала (тоже как и он), но здесь вырыла себе замечательную берлогу под рухнувшим во время смерча дубом. Денни не давал имен ни ей, ни первой паре медвежат, которые были с ней тогда, в самом начале. Потом же именно он придумал имена второй паре (Роканнон и Роторутер), а теперь у него в запасе имелся целый список имен, начинающихся на буквы «р» и «о».

Родео сопротивлялась, когда он брал у нее анализ крови и прокалывал ухо для бирки, но стоило приложить ее назад к материнскому соску, тут же принялась снова сосать, а медведица на этот раз даже не пошевелилась. Ошейник у Розетты был в порядке, сигнал исходил чистый, без помех. Денни решил больше не тревожить обитателей берлоги и не брать образцы крови Розетты. Он уложил шприцы и пробирки с кровью в рюкзак, потом туда же отправились блокнот, весы и фонарик. Денни сразу направился в сторону хижины. Шел он быстро, на ходу поправляя рюкзак. Было довольно-таки холодно, температура ниже ноля, и он вытащил из кармана куртки кепку, чтобы прикрыть лысину и уши, а руки сунул в карманы.

Теперь, закончив дела в берлоге, Денни взглянул на часы и начал думать о другом. Наблюдатель хефн ждет его уже около часа. Денни ускорил шаг, теперь он почти бежал. Небольшой жилистый мужчина, лицом немного похожий на хорька. В просветы между соснами с хребта открывался вид на покрытые снегом горы и серое небо над ними – ничего особенного, однако в этом была определенная прелесть. Но Денни некогда было обращать внимание на окружающую его красоту. Он проскочил одно из самых потрясающих мест на хребте и, даже не взглянув вокруг, нырнул в густо заросшую по сторонам просеку. Когда-то это была дорога.

Хефны возглавляли полевые наблюдения за медведями, койотами, оленями-вапити49 и белохвостыми оленями в восточной части Соединенных Штатов; они сами разработали эту программу, ведь хефны контролировали экологическое состояние планеты путем изучения хищников и их потенциальных жертв в естественных условиях. Год от года животных в горах и лесах становилось все больше. Но финансирование той части исследований, которой занимался Денни в округе Андерсон, напрямую зависело от того, насколько ему удастся ублажить наблюдателя, которому он непосредственно докладывал о результатах своей работы. Поэтому опоздание на встречу можно было считать крайне легкомысленным поступком. Денни работал над проектом с самого начала, он знал, что прекрасно справляется со своими обязанностями, но кроме всего прочего все-таки нужно соблюдать и кое-какие правила, установленные этими чертовыми хефнами. В душе Денни презирал хефнов, как и все остальные жители Земли. И самой неприятной частью своей работы он считал именно эти встречи и отчеты.

Ситуацию в целом вряд ли можно было назвать простой. Пожалуй, за всю историю человечества людям еще никогда не приходилось так туго. Но Денни не мог не признать, что работать биологом в полевых условиях и иметь свой собственный участок – для него предел мечтаний. Если бы не хефны со своей Директивой и Запретом на рождение детей, вследствие которого все население планеты было стерилизовано, то в восточном Кентукки вообще не было бы популяции бурых медведей, не было бы популяции койотов, которая скоро уже сможет сравниться с популяцией волков, – причем все эти звери прекрасно себя чувствуют, размножаются и взаимодействуют. Если бы хефны не захватили власть в свои руки, то в восточном Кентукки по-прежнему бы выращивали табак и волов породы «блэк энгус», по-прежнему бы вязали снопы из высокой овсяницы, а теперь – теперь тут вовсю идет восстановление и стабилизация прежних дубово-орешниковых лесов. Раньше бурые медведи водились только в Национальном парке Дэниэла Буна на границе с Западной Виргинией, в Аппалачских предгорьях, да и там их было немного, так что ни о каком изучении бурых медведей не могло быть и речи.

Денни на самом деле любил свою работу. В принципе, медвежата интересовали его куда больше, чем человеческие отпрыски, но от этого он не переставал с презрением относиться к хефнам. Он просто принимал все как есть и фокусировал свое внимание на работе. Но каждый раз, когда ему предстояла встреча с хефном, у него внутри нарастал протест.

Просека, обрамленная высокими соснами, неожиданно оборвалась – впереди показалась поляна, а на ней и хижина. За хижиной стоял вертолет, огромная металлическая стрекоза. Нигде не было видно ни хефна, ни пилота (вертолетом управлял человек). Денни взбежал по ступенькам на веранду и толкнул дверь.

Перед печкой на корточках сидела молодая женщина – на вид не больше двадцати пяти, она подложила поленья в огонь, закрыла дверцу и поднялась, отряхивая руки.

– Привет, – сказал Денни. – Я, кажется, немного опоздал. Проверял новорожденных медвежат и задержался. А где наблюдатель хефн? – Он стащил кепку и сунул ее в карман куртки, потом повесил рюкзак на крючок у двери.

– Пошел прогуляться. Иначе он бы тут заснул, – ответила женщина. – На этот раз прилетел не Иннисфри, а Хамфри. А меня, между прочим, зовут Мариан Хоффман.

– Пилот, да? – Женщина кивнула. – Денни Димарри. – Они пожали руки. Денни начал расстегивать куртку, потом вдруг передумал. – Слушайте, может, мне пойти поискать его? Куда он пошел, по дороге?

– Нет, мимо пруда и вниз по холму. По бездорожью. Я видела, как он упал и полз на четвереньках. Наверное, редко выбирается из города на природу.

Денни задумался. Если наблюдатель не пошел по одной из двух старых дорог, то только богу известно, где его теперь искать.

– Тогда я лучше подожду здесь. – Денни повесил куртку на второй крючок и уселся в кресло. Мариан села напротив. Неожиданно Денни вскочил. – Послушайте, вы сказали, его зовут Хамфри? Бюро физики времени и стажеров, тот, что ведет видеопрограммы? Что, черт побери, он-то тут делает?

– Откуда мне знать, я всего-навсего пилот. – Женщина улыбнулась. – Хорошо у вас тут. Даже уютно.

– Я… – Денни остановился и заставил себя успокоиться. Хамфри. У него появилось нехорошее предчувствие, но оставалось только ждать, когда вернется наблюдатель. Денни снова сел. – Да, здесь хорошо. Эту хижину построила одна старая дама, а потом завещала и хижину, и всю ферму местному совету девочек-скаутов, чтобы они могли использовать ее как летний лагерь. Ферма занимает сотню акров; когда-то очень давно она даже принадлежала моим родственникам. У дороги стоял дом. Там до сих пор сохранился колодец. Когда тут жили скауты, они использовали хижину в качестве административного корпуса.

– А потом, со временем, исчезли и скауты.

Денни кивнул:

– Скауты передали эти владения государству, а государство, когда хефны вынудили его контролировать процесс восстановления естественной среды обитания, в свою очередь передало ферму Департаменту дикой природы и рыбного хозяйства. – Денни снова вскочил на ноги. – У меня такое чувство, что мне надо куда-то спешить.

– Хамфри не такой, как Иннисфри. Он не будет кричать на вас за то, что вы опоздали. По крайней мере, мне так кажется.

– Да, но зачем он приехал? – спросил Денни.

Он открыл дверь и, выйдя на крыльцо, огляделся. Никого.

– «Сестрица Анна, сестрица Анна, ты никого не видишь?» – выкрикнула Мариан.

Денни очень удивился. Он сразу узнал эту фразу из сборника сказок братьев Гримм. Хотя книга и предназначалась для детей, в детстве ему после нее снились кошмары. Откуда-то из глубин памяти сам собой возник ответ: «Никого, только ветер дует да трава зеленеет».

– Боже, неужели я все это до сих пор помню! Наверное, в царстве Синей Бороды стояло лето, у нас тут еще не скоро зазеленеет трава.

– А вот и сам Синяя Борода, – раздался низкий голос с веранды, и тут же на пороге показался наблюдатель хефн по имени Хамфри.

Денни подскочил к двери, чтобы придержать ее, а потом снова нырнул в комнату и предстал перед хефном.

– Вы ожидали увидеть моего коллегу Иннисфри. Но я, как видите, не Иннисфри. Нет. Иннисфри в данный момент занят другими делами, и я вызвался вместо него отправиться на встречу с вами, так как по личным делам находился в Кентукки. Разрешите представиться – Хамфри. Я, в свою очередь, рад познакомиться с вами, Джордж Деннис Димарри.

Денни ошеломленно смотрел на Хамфри. Конечно, он видел его на видео, тот обычно докладывал последние новости и сводки, а также делал объявления. И зачитывал взыскания. Хамфри, наблюдатель высшего ранга, после Переворота больше других имел дело с людьми. Но одно дело видеть Хамфри на экране, а другое – наяву. Денни не был готов к встрече с таким влиятельным наблюдателем. Внешне Хамфри был очень похож на Иннисфри – такого же невысокого роста, так же крепко и несуразно сложен, такая же серая шерсть покрывает все тело. А еще длинная косматая борода, серая, как и вся шерсть, но сразу навевает мысли о правильности сравнения с персонажем сказки братьев Гримм. Правда, впечатление было такое, будто этого хефна хорошенько поела моль. И Денни знал почему – чтобы не впадать в зимнюю спячку, им приходилось принимать специальные препараты, а от этого шерсть выпадала клочьями. И еще запах – такой же, как у Иннисфри. Так обычно пахнут собаки, если промокнут под дождем.

Но в остальном он отличался от холодного, надменного, лишенного обаяния Иннисфри. Денни настолько был выбит из колеи, что не сразу смог собраться с мыслями и извиниться за опоздание.

– Не за что, не за что. Благодаря вашей задержке я смог слегка размяться. Здесь такая удивительная природа. Вам, наверное, тут было приятно работать.

Денни кивнул и тут только сообразил, что и сам он, и его гость по-прежнему стоят.

– Не желаете присесть? – попытался исправить свою ошибку Денни.

– В комнате два кресла, два человека и один хефн, – ответил Хамфри, – поэтому я предлагаю сесть вам и Мариан Хоффман. – Сказав это, хефн, известный комментатор, самый влиятельный наблюдатель на Земле, опустился на все четыре лапы, весело подбежал к плите и улегся на коврик. При этом он был похож на неряшливого и слегка изменившего окрас сенбернара. – Вы согласны, Мариан Хоффман? Вы согласны, Джордж Деннис Димарри? – И хефн спокойно перевел свой ничего не выражающий взгляд с одного человека на другого.

Денни чувствовал, что пол уходит у него из-под ног.

Когда Хамфри вошел, Мариан поднялась с кресла. Сейчас они с Денни переглянулись и одновременно сели на прежние места.

– А теперь к делу! Я рад, что мне выпала честь сообщить вам о счастливых переменах, – произнес Хамфри, и в его пустых глазах промелькнуло нечто похожее на радостный блеск. – Иннисфри, можно сказать, ввел меня в курс дела, сам же я подробно изучил ваши радио- и письменные отчеты за четыре года, с самого начала проекта. Вы замечательно тут поработали! Благодаря вам и исследованиям ваших коллег-биологов, изучающих койотов и белохвостых оленей, мы получили прекрасную, подробную картину жизни основных видов хищников этого региона, а также вида, от которого зависит их выживание. За этот период популяция бурых медведей в вашем районе возросла на семьдесят четыре процента, причем восемьдесят шесть процентов из них не пришлые, а родились и выросли здесь, в восточном Кентукки. Прекрасно! Более того, медведи, можно сказать, процветают. Процесс воспроизводства потомства идет полным ходом, а сами животные здоровы и полны сил. Флора здесь также успешно восстанавливается, так что в общем и целом можно сказать, что процветает вся экосистема.

Следовательно! Ни капли не опасаясь теперь, что процесс может быть заторможен или приостановлен, мы решили, – Хамфри продолжал лежать на полу, подобно собаке; казалось, он радостно заглядывает прямо в лицо Денни, – мы решили завершить данный проект и перевести вас, Джордж Деннис Димарри на участок, где требуется ваше высокое мастерство, которое вы в полной мере проявили на этом этапе работы. Поздравляю! – Хамфри подпрыгнул и протянул Денни раздвоенную на конце волосатую лапу.

Денни тоже подскочил.

– Но ведь исследования не завершены! – пробовал протестовать он. От потрясения он говорил громко и резко. Денни и не подумал пожать руку Хамфри, а вместо этого нервно жестикулировал. – Совершенно не завершены! Я предполагал, что проект продлится не менее десяти лет, и именно на такой срок рассчитаны все мои таблицы и сводки данных… Я совсем не хочу все бросать! Я не могу! Я не могу поверить, что вы хотите снять меня с проекта сейчас!

Благодушное выражение тут же исчезло с лица Хамфри, он превратился в спокойного, холодного хефна, а когда заговорил, голос его звучал сдержанно и сурово:

– Мне очень жаль, что вы не хотите заканчивать работу в этом районе. Сожалею, что вы считаете ее незавершенной. Значит, наши взгляды расходятся с вашими. Мы считаем, что вы добились полнейшего успеха. Благодаря вам мы знаем, что в этом районе в самом скором времени установится экологическое равновесие. Благодаря вам мы также знаем о том, что с каждым годом увеличивается количество новых видов животных и растений. Нам этого вполне достаточно. Вам решать, согласны вы с новым назначением или нет, но даже в Кентукки много других районов, где начаты работы по восстановлению окружающей среды, но о которых мы мало что знаем, и именно там нам бы очень пригодились ваши знания и умения.

Денни разозлился, но все же сдержал себя и не прервал речь хефна. Но стоило Хамфри замолчать, как он выпалил:

– Так ничего не получится! Биология дикой природы – это целая наука! И для того чтобы понять, как медведи адаптируются в районе бывшей фермы, нельзя оборвать исследования просто потому, что вы считаете, будто добились каких-то практических результатов! Вы, вы… я не мог подумать, что в один прекрасный день вы вот так просто скажете, что все, собирайся, парень, и уезжай отсюда! Я делал все, о чем вы говорили; никто никогда не жаловался на плохо выполненную работу, и теперь вы выбрасываете меня за то, что я хорошо делал свое дело!

Мариан беспокойно заерзала в кресле, и вдруг Денни, словно на него вылили ушат холодной воды, сообразил, с кем разговаривает. Хефны, и Денни это прекрасно знал, делают все, что пожелают. Люди Земли оказались у них в полном подчинении, причем большинство пришельцев никакой симпатии к человечеству не испытывали – ведь именно люди довели планету до такой экологической катастрофы, и теперь им, инопланетянам, приходилось трудиться в поте лица, чтобы восстановить загубленное. А Хамфри, возможно, больше, чем кто-либо другой из хефнов, сочувствовал людям, знал, что многие из них сильно страдают. Раз он говорит, что проект завершен, значит, так и есть.

Денни будто с цепи сорвался. Каким же он был дураком, что поверил им. Ведь как приятно думать, что тебя назначили на это место ради процветания науки, и если ты будешь соблюдать правила игры, то преспокойно сможешь заниматься любимым делом. А оказывается, назначили его на это место, потому что хефнам нужно было исследовать бурых медведей. Когда же, судя по всему, они своих целей достигли, он может принять их новое предложение или убираться восвояси, им до него нет никакого дела. Но они не позволят ему сделать то, чего ему хочется больше всего на свете. Они не дадут ему остаться в этой хижине, наблюдать за тем, как растут под присмотром Розетты Рокет и Родео, записывать их вес, просматривать под микроскопом их экскременты, в определенный момент надеть им ошейники с радиосигналом и продолжать следить за их взрослой жизнью – когда и как они найдут своих спутников, когда народится новое поколение медвежат. Тут он вспомнил про своих товарищей.

– А как же Джейсон и Энджи, их вы тоже отзываете?

– Работа Джейсона Готшалка и Анджелы Ривера неотделимы от вашей. Койоты и белохвостые олени тоже процветают, как и олени-вапити. Все виды процветают! Мы не прерывали бы работу на этом участке, если бы остался недоработанным хотя бы один элемент. Но раз мы заканчиваем работы, то заканчиваем сразу все. – Говорил Хамфри крайне благожелательно, словно оказывал всем большую услугу.

У Денни оставалась еще одна козырная карта, и хотя он не ждал чуда, но все же не мог не рискнуть.

– Я землянин, последователь культа Геи50, – начал он. – Тут мой родной участок. Сто лет назад мои родственники были хозяевами этой фермы, и мне хотелось бы остаться здесь, даже если проект не будет больше финансироваться.

Остаться и работать неофициально, присматривать за Розеттой, ее семейством и еще полудюжиной медведиц с медвежатами, за которыми он до этого вел наблюдения. Пока не износится все оборудование. И даже если все оборудование заберут, он мог бы просто делать заметки, мог бы немного подрабатывать в городе – этого бы хватило на пропитание. Главное, он остался бы жить тут, на месте старой фермы.

Хамфри был непреклонен.

– Мне очень жаль, – сказал он, стараясь, чтобы слова его звучали искренне. – К сожалению, никому не разрешается здесь оставаться. Наши господа гафры постановили, что, как только проекты по исследованию естественной среды обитания будут закончены, присутствие людей в данном районе должно быть исключено до полного восстановления равновесия экосистемы.

Гафры были верховными инопланетянами, которых никто никогда не видел. Они присылали приказы с корабля, находящегося на Луне, и эти приказы не оспаривались.

– Когда? – спросил Денни.

Он понял, что проиграл.

– Мы поможем вам собрать вещи, – добродушно предложил Хамфри.

Значит, улететь они должны вместе.

– А как же лошадь и мул?

– Их переведут на другую полевую станцию. Если вы решите принять наше предложение, то на место вашей следующей работы. А я с удовольствием свяжу вас с управляющим по делам Геи в Луисвилле51, он поможет вам найти новую родину. Возможно, даже удастся совместить ваши запросы с нашими интересами.

«И снова вышвырнете меня восвояси, как только ваши интересы будут удовлетворены, – подумал про себя Денни. – Нет уж, увольте».

– Может, вы хотите работать в районе Херт Холлоу? Не интересно? Там видели медведей. В настоящее время там живет Пэм Прюитт, но, я уверен, можно будет что-нибудь придумать.

В голове Денни все смешалось.

– Я… не знаю. Мне надо подумать. – Он оглядел хижину. Она уже стала для него домом. Теперь же вся прежняя жизнь отошла в прошлое, словно он переступил черту и попал в новый виток времени. – Большая часть вещей останется здесь: посуда, постельное белье и все такое. Коротковолновый приемник.

– Мы поможем вам собрать ваши вещи, так, Мариан Хоффман?

– Лучше я сам. Я не задержу вас. Если хотите, можете пока потушить огонь в печи.

Действительно, вещей было не так уж много: смена белья, бритва, рюкзак с оборудованием для осмотра медвежат, несколько книг и компьютерных дисков, блокнот, портативный компьютер, бинокль, пара ботинок. Денни выложил все вещи на кровать и спустился в подвал за сумкой. Он не мог еще до конца осмыслить происходящего.

В укрепленном подвале люди обычно укрывались от торнадо. Здесь под лестницей лежали вещи, оставшиеся от девочек-скаутов: спальные мешки, палатки, надувные матрасы, походная посуда, фляги. Денни молча стоял какое-то время, уставившись в одну точку, потом взял сумку и поднялся наверх. В его голове созрел план.

Вертолет доставил его в региональный штаб Департамента Дикой природы и рыбных хозяйств во Франкфорте52 и отправился в следующий рейс за его еще ничего не подозревающими коллегами. Непосредственный начальник Денни Тесс Перри сразу заметила его гневный взгляд и воздела руки к небу.

– Мы даже не подозревали, что они собираются вот так оборвать ход всех работ! Я ничего не знала, а потом вдруг вместо Иннисфри прилетает этот Хамфри и говорит мне, чтобы я предупредила всех в Луисвилле, что троих полевых биологов переводят на другое место, а район восточного Кентукки закрывается. Наш офис тоже закрывают! Я пробовала связаться с тобой и твоими товарищами, но никого из вас не было дома.

– Я проверял медвежат Розетты, – ответил Денни. – Так что же теперь?

– Вас переводят на другое место, ты ведь знаешь. – Она вгляделась в лицо Денни. – Знаю, знаю, поверь, но, прежде чем сжигать мосты, хорошенько все обдумай. Сейчас они заберут Анджи и Джейсона, и вы все вместе отправитесь в Луисвилл. Мне дают неделю на то, чтобы подготовить офис к переезду. Ты только подумай, куда им вздумалось меня переводить! В Падьюку! Ты думаешь, я хочу в Падьюку?

– Твои родители живут здесь, во Франкфорте, да?

– Не только родители, но и все родственники! А я еду в Падьюку, потому что выбора у меня нет. Я не представляю, что будет, если я ослушаюсь хефнов.

– Черт побери, ну и надоели они мне, – проворчал Денни.

– Не больше, чем мне, – мрачно ответила Тесс, – но если хочешь заниматься биологией в полевых условиях, с ними надо поддерживать хорошие отношения. Это я знаю точно.

Денни никому ничего не сказал о своих планах: ни Тесс, ни своим разъяренным и сбитым с толку товарищам. В Луисвилле он прослушал все инструкции по поводу перевода на новое место работы, попросил дать ему пару дней «на раздумье», обсудил с Анджи, Джейсоном и командами из восточной части штата все предлагаемые варианты. Всех их хефны расхваливали «на чем свет стоит», но на прежнем месте никого не оставили.

В конце концов после долгих и мрачных бесед все согласились перебраться на новое место – по крайней мере на время. Хамфри сдержал свое слово. Когда настала очередь собеседования с Денни, ему действительно предложили место в Херт Холлоу, святилище Геи, находившемся в тридцати милях вверх по течению реки Кентукки. Он вежливо поблагодарил и сказал, что хотел бы попросить неоплачиваемый отпуск, чтобы обдумать все предложения, в том числе и перевод в Херт Холлоу, дав понять, что последнее для него крайне заманчиво. В отличие от других биологов, он вынужден был сейчас покинуть свою родину, поэтому ему было тяжелее. Денни сказал, что, возможно, навестит брата в Питтсбурге53, туда можно добраться на пароходе прямо по реке Огайо из Луисвилла.

Инспектор, проводивший собеседование, проявил максимум симпатии. Оказалось, что он тоже последователь Геи и тоже выбрал в качестве своего родного участка бывшую семейную усадьбу. Он понимал, какой удар перенес Денни. Но когда речь зашла о высокомерии хефнов, замкнулся и снова перевел разговор на Херт Холлоу. Там очень нужен хороший биолог, еще лучше, если этот человек окажется последователем Геи, тогда он сможет по достоинству оценить историческое значение этого места.

Денни купил билет до Питтсбурга и обратно. Он привел себя в порядок, постригся, выстирал все вещи и обновленным поднялся на борт. Пароход бойко пошел вверх по течению, мимо легендарного Херт Холлоу (причем Денни не заметил там никаких признаков жизни), останавливался в Мэдисоне и Милтоне, родном городе Денни, и наконец добрался до Кэрролтауна, где река Кентукки вливалась в Огайо.

В Кэрролтауне Денни сошел на берег. Его невзрачная, сухопарая фигурка моментально растворилась в толпе пассажиров. Он почти сразу сел на плоскодонку, которую должны были тащить вверх по течению до Франкфорта мулы. Вечером следующего дня он сошел на берег в Тайроне, прямо под железнодорожным мостом, пересекающим реку.

В ожидании темноты он переделал сумку в рюкзак – приспособил несколько дополнительных ремней. Луна не показывалась. Это было и хорошо, и плохо. В темноте он тихонько крался незаметными тропами, обошел городок Лоренсбург, освещенный предательскими фонарями, и вышел на знакомую дорогу. Он столько раз ездил по ней на Росинанте. Денни направлялся в свою хижину.

В миле на запад от Лоренсбурга он наткнулся на целую линию предупреждающих знаков. Раньше он никогда их не видел. В темноте Денни никак не мог разобрать мелкий шрифт текста, но наверху большими буквами было написано: «ОСТОРОЖНО!» Ему и не надо было читать всего остального, он прекрасно знал, кто поставил эти знаки. Денни продолжал идти по дороге, которая превратилась теперь в своеобразный коридор между линиями предупреждающих знаков. Запретная территория. Денни пожал плечами, состроил гримасу и прибавил шагу.

Хорошо, что он знал эту дорогу. Ночь стояла очень темная. Дул сильный ветер, Денни толком не мог разглядеть, куда ступал.

Он нашел подходящую палку и дальше пробирался на ощупь, ругаясь на чем свет стоит.

В четыре часа утра Денни дошел до моста через ручей, названный им самим ручьем Времени, – восточной границы фермерских владений. В кромешной тьме он спустился к воде. Камни русла были сухими: ни воды, ни льда. Но все равно идти по руслу было очень тяжело. Только спустя час Денни решил, что находится достаточно далеко от дороги и может спокойно подняться наверх.

Вышел он именно там, где хотел, – у сарая для сушки табака. Потом в нем хранили оборудование скаутского лагеря. Стены таких сараев строились с проемами между вертикально стоящими досками – так легче просушить связки табака, свисавшие со стропил крыши. Поэтому строение никак нельзя было назвать надежным укрытием от ветра, к тому же оно сильно накренилось. Но Денни держал на чердаке сарая сено для Росинанта и Роско и сам хорошенько прибил хоть и старую, но прочную лестницу. Он надеялся, что хефны не нашли сено, не использовали его, и не просчитался. Денни пробирался по памяти, на ощупь, стараясь избегать опасных мест, и хоть и медленно, но устроил себе из сена неплохое укрытие. Разрезал веревку, связывавшую одну из кип, чтобы разложить сено на полу вместо матраса (обрезки веревки он аккуратно свернул и положил в карман брюк), сверху тоже укрылся сеном, натянул на голову сначала кепку, а потом еще и капюшон. К рассвету он уже крепко спал.

Ему снилось, что он идет по необъятной арктической льдине в кромешной полярной тьме. Он нащупывал путь ледорубом, закрепленным на конце лыжной палки, и думал при этом: «Если вдруг появится полярный медведь, у меня готово оружие». И в этот момент из темноты действительно вышел полярный медведь. Сначала Денни страшно испугался, но потом увидел, что медведь улыбается и весело кивает ему. «Хочешь, подвезу?» – спросил он. На спине медведя восседал пушистый медвежонок, словно маленький ребенок верхом на пони. Денни ответил: «Хочу», – и уселся на медведя. Полярный гигант галопом помчался по торосам. Держаться было не за что, только за медвежонка, и Денни понимал, что если упадет сам, то стащит вслед за собой малыша. В результате он таки упал с покатой спины мамаши-медведицы и тут с криком проснулся.

Замечательно. Можно вообще выйти на улицу и протрубить сигнал: вот он я где, смотрите все. Наконец Денни окончательно пришел в себя, выругался, снял капюшон и кепку и внимательно прислушался. Не выдал ли он себя? Но ничего особенного он не услышал, никаких посторонних шумов. Вообще никаких шумов, даже ветер не завывал сквозь проемы в стенах сарая. Все было тихо, не видно никаких хефнов. Небо затянуто тучами, прохладно, но не морозно. Денни взглянул на часы – 15:46. Нужно выждать еще часа два, тогда стемнеет и можно будет спокойно выйти из сарая. Денни снова попытался заснуть, но у него ничего не получилось, тогда он сел и огляделся.

В сарае было все так, как он помнил. Скорее всего, хефны решили, что такая развалюха не может представлять никакого интереса. Может, они даже не заглядывали внутрь; хотя двери все равно заклинило и им не удалось бы их открыть. Вокруг сарая виднелось много следов Роско, но он вместе с Росинантом жил в сарайчике у хижины, где до сих пор стоит большая цистерна, а когда-то давно был и насос.

В оставшиеся два часа Денни решил подкрепиться – съел бутерброд и пакетик «хрустяшек», при этом каждые две минуты он поглядывал на часы и перебирал в уме веские причины, по которым, как он думал, его никоим образом не могли найти на чердаке сарая. Он знал, какое наказание последует за неподчинение приказу хефнов. Он знал, что было написано на тех предупреждающих знаках после слова «ОСТОРОЖНО!». Там было сказано, что тех, кто сознательно пройдет на запретную территорию, подвергнут операции по стиранию памяти. Угроза была реальной. Такое уже случалось, когда ввели Запрет на рождение детей и где-то на планете люди не выдержали и подняли бунт. Все предыдущие бунты кончались неудачами. Денни точно знал, что не было ни одной победы.

По международному каналу постоянно демонстрировали правонарушителей, которых лишили памяти. Раздраженные, жалкие существа. Денни всегда дрожал от страха, когда видел их на экране, и никогда не думал, что сам подвергнет себя подобному риску. В каком-то смысле это было страшнее гибели, но только сейчас Денни понял, почему люди, сознающие всю безнадежность попыток протеста, все же такие попытки предпринимали.

Время тянулось ужасно медленно, но наконец наступили сумерки, а потом стемнело окончательно. Он заставил себя подождать до шести часов и только тогда с облегчением стряхнул с себя сено, вынул все вещи и сложил их наверху, а сумку-рюкзак взял с собой. На улице он несколько минут отряхивался от колючих травинок, выуживал их из волос и из-за шиворота.

Денни попробовал осторожно подкрасться к хижине. Он хотел убедиться, что в ней не поселился какой-нибудь хефн. Они прекрасно видят в темноте, а в тот день, когда его, Денни, забрали отсюда, Хамфри даже не заблудился, когда осматривал окрестности. У Денни, правда, было некое ощущение уверенности, он чувствовал, что его родной участок не подведет, что здесь он имеет определенные преимущества.

Проселочная дорога тянулась по оврагу вдоль ручья Времени. Денни осторожно прошел по ней, потом повернул налево и стал подниматься на крутую гору. Иногда ему даже приходилось вставать на четвереньки и хвататься за молодые, гибкие деревья. Он спугнул небольшое стадо белохвостых оленей, расположившихся на ночлег на склоне. Денни слышал, как они убегали, – под ногами животных шуршали сухие листья. Они тоже хорошо видят в темноте. Сам он хоть и производил ничуть не меньше шума, но видеть ничего не видел. Его спасало лишь хорошее знание местности: чтобы добраться туда, куда он шел, надо двигаться по прямой вверх, в горы.

Запыхавшись и вспотев, он добрался до опушки леса и остановился, чтобы перевести дыхание. Здесь подъем был не таким крутым. Прямо перед ним поблескивал септик-отстойник, а выше по склону – пруд; за прудом на фоне голых деревьев на гряде стояла хижина. Денни точно знал ее местонахождение и потому даже смог различить контуры дома – они выделялись чуть более темным пятном во мраке ночи. Место выглядело заброшенным. Денни мог поклясться, что в хижине никого нет: ни человека, ни хефна. Не было видно и вертолета, обычно машины приземлялись на месте бывшего огорода. Денни вздохнул с облегчением, но решил все же не забывать об осторожности. Он поднялся на гряду, стараясь идти вдоль опушки, и быстро пробрался в конюшню. Пусто. Сено оставили, но лошадь и мула забрали.

Денни еще тогда, две недели назад, решил, что возьмет в подвале спальник и палатку из бывших скаутских запасов. Сейчас ему ничто не мешало привести свой план в действие. Дверной замок на веранде давно проржавел и не закрывался, так что и взламывать ничего не пришлось. Денни осторожно пробрался по веранде, хотя настоящей опасности не было. Все, скорее, напоминало игру в казаков-разбойников. Теперь, наверное, хижина будет долго пустовать, а вокруг все зарастет и одичает. Хефны, видимо, настолько уверены, что никто не осмелится перейти границу, отмеченную их предостерегающими знаками, что даже не станут проверять, есть тут кто-нибудь или нет. Возможно, осуществить его план будет гораздо легче, чем он думал.

Но все равно расслабляться рано. Он знал, что ему нужно жить так, чтобы никто ничего не заподозрил, даже с вертолета не должно быть заметно никаких следов его пребывания здесь.

На ощупь Денни нашел все, что нужно. Кроме спальника, палатки и блокнота он взял еще кое-какую кухонную утварь. И все. Больше ничего даже не тронул. Теперь, если какой-нибудь хефн и забредет сюда, то вряд ли поймет, что что-то пропало из сложенного в подвале хлама. Денни сложил все в рюкзак и старательно закрыл за собой дверь веранды так же, как она была закрыта.

Он разбил лагерь напротив сарая для просушки табака, на северном берегу Индейского ручья. В предрассветных сумерках он быстро поставил палатку на маленькой полянке, окруженной зарослями виргинского можжевельника, который рос в этих местах везде, куда ни глянь. С дороги лагерь не видно, а вот с воздуха он, наверное, все же заметен. Поэтому почти целый час Денни усердно маскировал палатку ветками можжевельника, привязывая их к внешнему навесу обрывками веревки из табачного сарая. Конечно, ему не удавалось работать без шума, но все же он старался делать все осторожно.

Наконец он заполз в палатку, расстегнул спальник и, сняв ботинки и куртку, поздравил себя с успешным днем. Или ночью. «Надо привыкать к ночному образу жизни», – напомнил он себе. Слишком рискованно передвигаться по лесу в дневное время. А если пойдет снег, то вообще невозможно. И с костром будут проблемы…

Денни перебирал в уме трудности, с которыми ему предстояло столкнуться в самое ближайшее время. Он совершенно не был уверен, что ему удастся осуществить свой план. Но пусть получится хоть немного еще пожить с медведями, это лучше, чем ничего.

Для медведя в спячке ночь ничем не отличается от дня. И потому на следующую ночь Денни отправился к берлоге Розетты, решив, что стоит рискнуть. Он натянул кожаные перчатки, которые умудрился тогда прихватить из хижины прямо перед носом Хамфри вместе со всем содержимым рюкзака – весами, фонариком и блокнотом. С момента его возвращения на ферму прошло три дня. Последний день выдался по-настоящему морозным, около двадцати градусов по Фаренгейту54. Денни весь день кутался в пуховый спальник и обдумывал план действий, а с наступлением ночи пошел напрямик по лесу от дороги к горной гряде. Теперь он стоял на куче опавших дубовых листьев и дрожал от усталости. Несмотря ни на что, он все-таки здесь. Он снова увидит медвежат, будет взвешивать их, записывать показания. Анализ крови брать не будет, ведь теперь у него нет возможности замораживать образцы. Но он постарается снимать все остальные показатели, попробует продолжать свои исследования. Он чувствовал, что обязан сделать это, выполнить долг перед самим собой, перед медведями, перед человечеством в целом. В какой-то мере его поступок стал молчаливым протестом против хефнов.

Денни прямо распирало от ответственности. Он выудил из рюкзака фонарик, опустился на живот и прополз в берлогу. Впервые за эти три ночи он осмелился включить фонарь. Розетта лежала на боку – огромная туша, от которой исходил резкий малоприятный запах. Такая же огромная неясная тень на стене берлоги. Голова медведицы уткнулась в грудь, лапы подогнуты внутрь. К ней прижались медвежата. Денни на локтях подался вперед, сейчас в нем преобладал биолог, к тому же он уже соскучился по своим медвежатам. За две недели, даже больше того, они, наверное, заметно подросли.

Правой рукой он ухватил первого медвежонка за загривок. Это была Родео, она больше и плотнее брата. И в этот самый момент луч света упал на второго малыша. Денни сразу понял, что перед ним не Рокет. Второй малыш был крупнее Рокета, каким его запомнил Денни, но значительно меньше теперешней Родео. Шкура у него была скорее черная, а не цвета корицы, как у медвежат. Каким образом он сюда попал? Денни выпустил из рук Родео и потянулся к подкидышу.

Он уже готов был дотронуться до малыша, как тот вдруг сам зашевелился, перехватил сосок и повернулся мордочкой к свету. Денни моментально отдернул руку, словно его укусила змея; при этом в его голове все смешалось. Он никак не мог объяснить того, что только что увидел. Малыш вообще не был медвежонком. Не те формы, не тот окрас… кто же это? Что тут могло произойти? Денни протиснулся еще ближе и навел луч фонарика прямо на мордочку малыша. Тот снова закрыл глаза, выпустил изо рта сосок и жалобно запищал. Маленькие лохматые передние лапы сначала рыскали по меху Розетты, потом малыш замахал ими в воздухе, и Денни заметил, что лапки… Такое впечатление, будто над ним засверкали молнии и загремел гром. Денни собрал в кулак всю свою волю и еле сдержался, чтобы не закричать и не выскочить тут же из берлоги. Но выползал наружу он гораздо быстрее, чем заползал внутрь, и фонарик отключил перед самым выходом скорее по привычке, чем из предосторожности. Он побежал по тропе вниз к хижине в полной панике, в результате, естественно, зацепился за что-то ногой и упал.

Лежа на земле, он попытался взять себя в руки. Второй малыш оказался маленьким хефном. Младенец хефн! В медвежьей берлоге! На Земле никто и никогда не видел младенцев хефнов, а теперь – пожалуйста, в берлоге, да еще посреди зимы! Произошедшее никак не укладывалось в голове. Единственное, что он понял, стоило ему разглядеть маленького хефна, это то, что он не просто рискует, а попал в смертельно опасную ситуацию. Скорее всего, он единственный человек на Земле, кому стала известна тайна хефнов. Ведь кто же мог подсунуть малыша в берлогу к Розетте, как не взрослый хефн, Хамфри или Иннисфри. И биологов отсюда убрали именно для того, чтобы спокойно подложить медведице малыша.

Малыша или малышей? Только в одну берлогу или в другие тоже, а может, и в других районах? В других штатах? И странах. Денни замотал головой и осторожно поднялся на ноги. Все это уже не важно. Надо выбираться отсюда, иначе скоро по международному каналу на устрашение всем будут показывать Денни. Его непослушание естественно закончится полным стиранием памяти. Он ни секунды не сомневался, что увидел нечто никак не предназначавшееся для чужих глаз. Хефны наверняка будут часто навещать своего малыша. Денни нужно уносить ноги.

И не оставлять никаких следов. А он в панике бросил у берлоги свой рюкзак. О’кей, надо вернуться за ним, потом как можно быстрее спуститься по лесу к дороге, собрать лагерь, зарыть все вещи, быстро рвануть назад в Лоренсбург, а завтра сесть на первый пароход в Кэрролтаун. Все это Денни прокручивал в голове по дороге к хижине.

А что потом? Денни остановился и уставился на огромный упавший дуб. Его вывороченные корни образовали некое подобие входа в берлогу. «Такое большое дерево может вырасти только на границе фермы», – невпопад подумал Денни.

Значит, сесть на пароход до Кэрролтауна, а что потом? Согласиться участвовать в проекте в Херт Холлоу, изучать медведей там и держать язык за зубами? «Надо вернуться, ведь прошло всего несколько минут, а я уже сам себе не верю. Если я не собираюсь держать язык за зубами (разве?), я должен убедиться, что видел именно то, что видел».

Вот бы снять все на камеру! На голокамеру или дисковую камеру. С таким же успехом можно мечтать достать Луну с неба. Но без доказательств никто не поверит.

На какой-то миг он даже подумал, а не выкрасть ли ему младенца хефна в качестве доказательства. Но ведь он понятия не имеет, что этому младенцу нужно. А если с головы этого мохнато-бородатого существа упадет хоть один волосок… Но даже если отбросить неприятные последствия, сейчас этот малыш стал сосунком Розетты и братцем Родео. И Денни не хотел причинять ему вреда.

Меньше всего на свете Денни хотелось возвращаться в берлогу Розетты, но он пересилил себя. Нет, он не ошибся. У малыша действительно были маленькие раздвоенные четырехпалые лапки: по два пальца с каждой стороны, тело покрыто шерстью, даже усики и борода на месте. Окрас намного темнее, чем у взрослых хефнов. Обычно те серого цвета, но сомнений быть не может – перед ним младенец того же самого биологического вида.

Убедившись в своей правоте, Денни вылез из берлоги. На сей раз он не забыл про рюкзак, закинул его на плечи и сразу пошел прямиком к своему лагерю на берегу ручья. Ему пришлось долго пробираться по горам, но, кажется, он постепенно обретал навыки ориентирования в темноте.

Свернув лагерь и уложив все вещи в рюкзак, не медля ни секунды Денни направился по дороге в сторону городка. Мысли его немного упорядочились, и вскоре у него созрел новый план.

Еще школьником Денни много раз бывал в Херт Холлоу. Хранителем огня (метафорического) тогда считался Джесси Келлум. Потом, когда святилище Геи закрыли для публики, Денни приезжал сюда как последователь культа. Он знал все об Оррине и Ханне Хаббелл, легендарной паре, которые построили здесь дом, держали коз и пчел и написали книгу о своей жизни «на краю общества». Классические представители протогейцев, последователей культа Геи. Когда хранителем огня был Джесси Келлум, Пэм Прюитт была еще девчонкой и жила на другом берегу реки в Индиане. Подростком она много времени проводила в Херт Холлоу, помогала Джесси, даже после того как хефн Хамфри выбрал ее в первую группу талантливых математиков. Он собирался учить их сам, чтобы они постепенно стали стажерами и взяли на себя управление приемопередатчиками времени. Хефны хотели приоткрыть с их помощью окно в прошлое.

Еще Денни знал, что Прюитт потеряла свой математический дар и больше уже не работает в Бюро физики времени, хотя и продолжает выполнять для него определенную работу. Она навсегда осталась в числе приближенных Хамфри, а когда покинула штаб Бюро в Санта-Барбаре55, заняла значительное место в движении последователей Геи. Сейчас она каким-то образом связана еще и с мормонами56 и в основном живет в Солт-Лейк-Сити57.

Так много Денни знал о Прюитт по двум причинам. Во-первых, она была местной знаменитостью, единственной ученицей-стажером хефнов, связанной с Кентукки, а во-вторых, потому что, сколько он себя помнил, ее имя всегда употреблялось в связи с Херт Холлоу. Это место имело большое значение для всех последователей Геи, а ведь еще до того, как долина стала святилищем Геи, это был родной участок Пэм Прюитт. Пэм занимала видное положение среди последователей культа в Кентукки, а особенно в родном городе Денни – Милтоне, расположенном на берегу реки недалеко от Мэдисона, штат Индиана, откуда рукой подать до студгородка Скофилдского колледжа, где Пэм жила в детстве. Сам Денни никогда ее не видел, но много слышал о ней.

Хамфри говорил, что сейчас она живет в Херт Холлоу. Возможно, она специально уединилась и вовсе не хочет, чтобы кто-то нарушал ее одиночество. К тому же Денни совсем не был уверен, что она не выдаст его Хамфри, хотя и надеялся на это. И хефны ее уважают. Если он решил все рассказать, то лучшего слушателя ему не найти.

В Кэрролтауне Денни поднялся на борт парохода, идущего на юг, и вместе с дюжиной других пассажиров сошел на берег в Милтоне. Он мог попросить лоцмана пристать в Херт Холлоу, но обычно пароходы там не останавливались, и Денни боялся привлечь к себе внимание. От Милтона до Херт Холлоу недалеко и можно дойти пешком, по крутому берегу реки. Дороги здесь были такими же плохими, как и везде, но зато можно идти и при свете дня.

От дороги до реки долина Херт Холлоу (а общая ее площадь составляла шестьдесят один акр) была огорожена забором, по которому был пущен электрический ток. Когда Денни добрался до верхних ворот, было уже далеко за полдень, и он страшно устал. Он даже застонал, представив себе, что придется бродить вдоль забора до темноты, но выхода не было. Дом стоял почти у самой реки, от верхних ворот до него примерно миля, и никакой связи. Если он будет кричать, Прюитт, скорее всего, его не услышит, а вот кто-нибудь другой может.

В Кэрролтауне он купил два бутерброда, яблоко и сейчас сел у ворот, поел, а потом запил все водой из скаутской фляги в красно-зеленом плетеном футляре. Остальные лагерные принадлежности он закопал под мостом на Солт-Ривер, на половине пути между фермой и Лоренсбургом, но флягу с встроенным биофильтром оставил.

Чтобы не таскать рюкзак с собой, он подумал было перебросить его через ограду, но что если Прюитт в Херт Холлоу нет? Денни не удастся попасть внутрь, а вещи ему понадобятся. Он так и пошел вдоль забора, не снимая тяжелого рюкзака.

До реки он добирался больше часа, а выйдя на пристань, вздохнул с облегчением – у нижних ворот, как и прежде, стоял телефон. Слава богу. Денни вспомнил, что, когда он приезжал сюда школьником, учитель всегда звонил по этому аппарату. Из дома раздавался еле слышный звонок, вскоре появлялся Джесси Келлум и отпирал ворота. Только бы телефон работал. Денни даже не представлял, как еще можно привлечь внимание Прюитт. Усталый мозг отказывался соображать.

Но сама она здесь, это уже хорошо. Денни видел свет керосиновой лампы в окне дома и фонарь на крыльце, а еще он чувствовал в воздухе запах печного дыма и слышал лай собаки. Открыв дверцу телефонной будки, он снял трубку с крючка. В первую минуту ему показалось, что телефон отключен, но в доме мелькнула тень, раздался щелчок, женский голос в трубке спросил: «Да? Фесте, успокойся».

Денни не знал, с чего начать.

– Вы Пэм Прюитт? – хрипло спросил он (сколько же времени он ни с кем не разговаривал?), женщина ничего не ответила. Тогда Денни откашлялся и выпалил: – Меня зовут Денни Димарри, я биолог, изучал бурых медведей в округе Андерсон по программе восстановления окружающей среды, разработанной хефнами. Я последователь Геи, ферма, на которой я жил и работал, – мой участок. У меня ЧП. Можно поговорить с вами?

Молчание. Потом женский голос ответил:

– Я Пэм Прюитт. Какое ЧП?

– Я не могу… не могу вот так вам рассказать. Мне нужно вас видеть.

– Послушайте, я здесь в уединении.

– Я знаю. Извините меня, но мое дело не терпит отлагательств. Это очень-очень важно. Пожалуйста.

– Вы знали, что я специально уединилась здесь?

– Не совсем. Хефн Хамфри сказал мне, что вы здесь, а про уединение я догадался сам. Простите меня, пожалуйста, – снова повторил он.

Женщина помолчала, потом глубоко вздохнула и произнесла:

– О’кей. Вы на причале? Я могу спуститься к вам на несколько минут.

Денни успокоился и повесил трубку. Он видел, как отворилась дверь дома, как кто-то пошел по тропинке к воротам с фонарем в руках. На улице окончательно стемнело. Первой к воротам подбежала собака, такая черная, что Денни различил только белые зубы и блестящие глаза. Она рычала сквозь проволоку ограды. Вскоре подошла женщина.

– Прижмитесь к ограде, расставьте ноги в стороны и поднимите руки. Фесте, проверь его.

Денни сделал все, как было сказано, хотя чувствовал себя при этом полным идиотом. Собака рьяно обнюхивала его сквозь ограду.

– А теперь повернитесь спиной… о’кей. Оставьте сумку там. Фесте, внимание.

Денни услышал щелчок открываемого замка.

Он прошел за ограду и вдруг подумал, что, наверное, выглядит ужасно, хотя и пробовал отмыться холодной водой в туалетной комнате пакетбота.

– Извините, я совсем грязный. Жил в лесу, а помыться не успел.

Прюитт подняла фонарь, внимательно оглядела его с ног до головы и с улыбкой сказала:

– По вашему виду можно подумать, что вы жили не в лесу, а в угольной шахте.

– Нет, я был на ферме, где работал над проектом. Хамфри закрыл все работы и выбросил меня оттуда, наверное, две-три недели тому назад. Честно сказать, я потерял счет времени.

Прюитт удивленно подняла брови:

– Он выставил вас оттуда, а вы снова пробрались назад? Вам что, жить надоело? За это можно лишиться памяти.

– Будто я не знаю! Но проект не закончен, – продолжал Денни, – а Хамфри сказал мне, что они выводят людей из восточного Кентукки, чтобы в районе окончательно восстановилось экологическое равновесие. Но я думаю, выбросили меня по другой причине. Там кое-что происходит.

Прюитт медленно опустила фонарь.

– А именно?

– Вы мне не поверите, – в отчаянии вскричал Денни, – у меня нет никаких доказательств, но вчера ночью, понимаете, вчера ночью я пошел проверить медвежьи берлоги – я ведь не видел медвежат с тех пор, как меня увезли, – так вот, одного медвежонка на месте не было, а вместо него…

– О’кей, – оборвала его Прюитт. – Давайте лучше пройдем в дом. Берите свои вещи и закрывайте ворота, просто захлопните посильнее. Фесте, успокойся, работа окончена.

Денни уставился на Пэм, его словно облили ледяной водой.

– Вы все знаете. Вы знали, что я вам расскажу. – Денни отступил назад, за ворота, и захлопнул их, теперь они были по разные стороны ограды. – Ну да, вы ведь на короткой ноге с Хамфри…

– Мы с Хамфри, – спокойно отвечала Прюитт, – не нашли общего языка по тому вопросу, о котором хотели поговорить со мной вы. Вы сами ко мне пришли, но я точно знаю, что вы попали в беду. И если вам больше некуда пойти, я бы на вашем месте тихонько прошла в дом.

Денни оперся об ограду. Единственное, что он мог бы еще сделать теперь, так это снова устроиться на работу в Департамент дикой природы и рыбных хозяйств, то есть изучать медведей здесь, в Херт Холлоу. Но если Прюитт выдаст его хефнам, то и эта возможность бесследно исчезнет.

– Откуда мне знать, что вы не расскажете им все?

Она уже пошла в сторону дома, но сейчас остановилась и обернулась.

– Думаю, вам надо просто довериться мне, хотя, я понимаю, вы меня не знаете. Но ведь последователи Геи не обманывают друг друга, правда? Я лишь могу пообещать, что не собираюсь вам лгать.

Денни поплелся за ней по тропинке, он спотыкался от усталости и с трудом тащил свой рюкзак. Прюитт поставила фонарь на крыльцо и открыла дверь в теплую, уютную комнату. Пол и стены были отделаны деревянными панелями, а в очаге горел огонь. Собака проскочила вперед.

– Насколько я понимаю, вы бывали тут и раньше.

– Да. Но ночью никогда. – При свете огня Денни наконец хорошенько разглядел Фесте и расхохотался. – Пудель? Сторожевая собака пудель?

– Ну, из пуделей получаются прекрасные сторожевые псы, – хотя внешне и не скажешь. А с такой стрижкой, как у него, многие просто не понимают, какой он породы.

Фесте был коротко острижен и действительно мало походил на обычного пуделя.

– Когда я был мальчиком, у наших соседей жил чистокровный пудель. Я запомнил, что у него была длинная морда. – Денни потрепал собаку по голове и с трудом удержался, чтобы не зевнуть.

Прюитт снова внимательно оглядела его.

– Вы совершенно измотаны. Выспитесь сначала, а потом уж поговорим. Насколько мне известно, о ваших приключениях еще никто не знает, если, конечно, вы сами никому, кроме меня, ничего не рассказали. Так что можете позволить себе несколько часов сна. Думаю, до завтрашнего утра у вас время есть.

– Почему вы помогаете мне? – спросил Денни. – Вы ведь помогаете мне?

– Посмотрим, – ответила Прюитт. – Сначала идите спать.

– Кто еще может знать? – спросил Денни.

Он уткнулся в миску с тушеной козлятиной. Проспал он одиннадцать часов кряду, потом с удовольствием вымылся в горячей воде с мылом и с не меньшим удовольствием воспользовался опасной бритвой Джесси Келлума.

Сейчас он сидел за длинным столом из темного дерева, который принадлежал еще Хаббеллам. Он переоделся в последнюю оставшуюся у него смену чистого белья, оранжевые вельветовые брюки и поношенную хлопчатобумажную толстовку с дырками на обоих локтях.

– Понятия не имею. Может, и никто. Я знаю потому… что… Хамфри вообще еще никогда не удавалось ничего от меня скрыть, особенно если дело действительно серьезное и важное. Правда, я не уверена, что он догадывается, насколько я не одобряю этого плана.

Денни ел, но не забывал и про главное.

– И что же им нужно?

Прюитт скинула ботинки, заложила руки за голову и тяжело вздохнула. Худощавая, строгого вида женщина лет сорока, чем-то даже похожая на мужчину. Каштановые волосы коротко острижены, местами проглядывает седина. Денни решил про себя, что в жизни она намного приятнее, чем на видеоканалах и голограммах, которые ему приходилось видеть. Он уже не сомневался, что этой женщине можно доверять, она была прямой, честной и откровенной.

– Я думала, что стоит вам рассказывать, а что нет. И вам, и мне было бы намного легче, если бы вы не проявили столько упрямства и не вернулись к своим медведям. Я и уединилась-то сейчас именно для того, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию и найти подходящий выход. А теперь вот еще вы.

Денни места себе не находил от нетерпения и потому шел напролом.

– Кто подсунул малыша хефна в берлогу к Розетте?

– Это я могу вам сказать точно. Хамфри. Малыш не его, но подложил его именно он.

– Медведице вводили транквилизаторы? – встревожился Денни.

– Не знаю. Наверное.

– Черт бы их побрал! А что сделали с Рокетом? Вторым медвежонком?

– Этого я тоже не знаю. Может, отдали в реабилитационное отделение для сирот.

– Чертовы выродки! – Денни в ярости ударил кулаком по столу, и в пустой миске громко зазвенела ложка. – Но зачем? Зачем заменили Рокета на малыша хефна?

– Зачем? – Прюитт состроила гримасу. – Вы уверены, что хотите знать? Тогда вам уже не отвертеться.

– Они вмешались в жизнь моих медведей, конечно же, я хочу знать! И вообще, неужели можно увязнуть еще больше?

– О’кей. Я сама узнала обо всем около месяца тому назад. Оказывается, хефны занялись восстановлением биосферы Земли не из чисто альтруистических побуждений. Оказывается, что хефны и гафры… – Она еще раз посмотрела на Денни, потом отвела взгляд. – В общем, дело вот в чем. Взаимоотношения между хефнами и гафрами не ограничиваются связью хозяин – слуга, о которой мы уже знаем. Между ними существуют отношения полового симбиоза.

Денни чуть не упал со стула.

– Симбиоза?

– Ну да. Генетически они совершенно разные, но размножаться друг без друга не могут. Все хефны мужского пола. Все гафры женского. На том корабле были семейные пары. И искал корабль подходящую планету для размножения: естественную, не испорченную среду обитания. Потому что их родная планета по какой-то неизвестной мне причине стала для этого непригодна.

– То есть, прилетев на Землю, они искали подходящую планету для размножения?

– Именно.

– Четыреста лет тому назад?

– Да.

– И оставили здесь хефнов, зная, что вернутся, останутся и будут заниматься воспроизводством потомства на нашей планете! Только, видимо, их задержали какие-то технические неполадки, потому что вернулись они лишь в две тысячи шестом году, и к этому времени Земля уже перестала быть естественной, неиспорченной планетой.

– Все верно.

– А теперь самое главное. – Денни отодвинул пустую миску и положил руки на стол. – Почему им надо размножаться именно здесь?

– Насколько я понимаю, – медленно ответила Прюитт, – постнатальное развитие младенцев хефнов предполагает, что какое-то время они должны провести в естественной среде, причем под присмотром настоящего дикого хищника. Они должны расти и воспитываться как детеныши хищных зверей. К две тысячи шестому году на нашей планете почти не осталось хищников, которые могли стать нянями для их малышей, да и людей стало слишком много.

– Боже. – Денни был потрясен, в нем проснулся биолог. – С ума сойти. В это невозможно поверить. – Он с минуту думал, потом спросил: – А шимпанзе? Крупные кошки?

Прюитт встала, убрала со стола пустую посуду и принесла корзинку со сморщенными желтыми яблоками.

– Популяции крупных кошек плохо восстанавливаются, их еще слишком мало, кроме, разве что, львов и пум, но самое главное – хефны не очень хорошо ладят с кошками. – Она набрала полведра воды, поставила его возле стола и принялась мыть яблоки. – Шимпанзе могли бы стать подходящим видом. Известен случай, когда группа шимпанзе вырастила брошенного нигерийского мальчика, но хефнам нужны были виды, поддающиеся быстрому восстановлению в своей естественной среде обитания. Виды с более коротким периодом беременности, производящие на свет по нескольку детенышей, виды, у которых период младенчества и детства проходит быстрее, а следовательно, и результаты можно получить скорее. – Прюитт фыркнула. – Я еще думала, почему Хамфри так интересовался нашими мифами и легендами о детях, выращенных дикими животными. Когда мы, ученики, были еще детьми, он много говорил с нами об этом. Например, о Тарзане.

– Волки! – вскричал Денни. – Ромул и Рем. Маугли. Те две девочки в Индии. Бог ты мой, вот почему в проект вошли койоты!

Отодвинув пустую корзину, Прюитт принесла большие миски, ножи и газету. Она расстелила газету перед собой и кивнула:

– Ну да. Они исключили те виды, которые по каким-либо причинам не могли быстро восстановиться в испорченном климате планеты. Например, тигров, шимпанзе и волков – эти виды слишком специализированны, приспособлены к жизни в определенных условиях. Теперь уже, конечно, и они подлежат восстановлению, но койоты гораздо легче приспосабливаются к тяжелым условиям окружающей среды, они никогда не были под угрозой вымирания, несмотря на то что их отлавливали, травили и убивали. Да вам все это известно. Хефнов заинтересовали восточные, крупные койоты, но потом они решили, что бурые медведи подходят гораздо больше. – Прюитт говорила и одновременно чистила яблоки, разрезая их на четыре части, вынимая сердцевину и бросая дольки в миску.

Денни тоже разложил перед собой газету и взял в руки нож.

– Однако медведи не самые лучшие хищники. У них быстрая реакция, но они недостаточно проворны, чтобы охотиться на взрослых оленей, а о кроликах, мышах и прочей мелкой живности и говорить нечего.

– Медведи не специализированный вид, и это оказалось преимуществом, к тому же, видимо, хефны считают их подходящими хищниками. – Прюитт бросила горсть долек в миску. – Есть данные о том, что в Иране медведица забрала к себе маленького ребенка и три дня выкармливала его. Межвидовое усыновление, так же как в случае с шимпанзе и нигерийским мальчиком. Кроме того, с точки зрения хефнов, у медведей есть одна замечательная особенность.

Денни ударил ладонью по столу.

– Зимняя спячка!

– Именно, зимняя спячка. Единственный крупный млекопитающий хищник, который впадает в зимнюю спячку, если я не ошибаюсь.

– О боже. Значит… – Денни уставился на Прюитт. – Вот почему появился Запрет на рождаемость. Миссия Геи. Проекты по восстановлению естественной среды обитания. Только представьте себе, ведь последователи Геи и разные там экологи помогали им и поддерживали их проекты, думая, что они действительно хотят восстановить природу Земли, в том числе и популяцию людей. А они все это делали только для себя! Это же все в корне меняет!

– Не так-то все просто, – с грустью произнесла Прюитт. – В течение последних недель я обдумала все, что мне известно о хефнах. И я точно знаю, что некоторые наблюдатели-хефны, в том числе и Хамфри, искренне хотели установить контакт с людьми, помочь им, по-настоящему помочь. – Очередное яблоко оказалось гнилым, и Прюитт даже не стала разрезать его, а просто выбросила целиком. – Но все же главная их цель заключена в другом. Несмотря на то что думают лично Хамфри, Годфри или Алфри, хефны в первую очередь служат гафрам. Мы часто забываем об этом, потому что никогда не видели гафров, но это так. Все хефны, с которыми нам приходилось встречаться, сохраняли верность гафрам, даже когда в их рядах появлялись мятежники.

Денни с силой бросил нож, и он слетел со стола.

– Значит, с самого начала у них имелись свои цели? Свести на нет популяцию людей, восстановить тропические леса и леса умеренной зоны, возродить экосистемы, вернуть основных хищников – и тогда спокойно размножаться. На нашей территории. Людей подвергают стерилизации, чтобы инопланетяне размножались. Нет, этот номер у них не пройдет.

Прюитт поднялась, подобрала с пола нож и занялась огнем в очаге.

– Мне кажется, Хамфри искренне верил, что если все пойдет хорошо, то можно будет снять Запрет на рождаемость. Может, так думали и гафры. И все это держалось на взаимоотношениях нескольких хефнов с горсткой людей. Если бы не это, гафры давным-давно покончили бы с нами.

Пэм не без труда поднялась на ноги и подвесила над огнем большой котел.

– А эти взаимоотношения в последнее время сильно испортились. Люди все больше нервничают и совершают безрассудства. Теперь мы сами как вид находимся под угрозой вымирания, и люди это понимают. Им нечего терять, они восстают против хефнов, а хефны в ответ перестают защищать нас перед гафрами. Человечество на грани большого бунта, людям даже не нужно знать того, что узнали вы. Но если они узнают…

– Вы хотите сказать, что я должен молчать?

Прюитт удивленно взглянула на Денни.

– А вы что, хотели всем рассказать? Вчера вечером мне показалось, что вы ищете место, где бы спрятаться, но никак не репортеров и журналистов.

Они долго смотрели друг другу в глаза, первым отвел взгляд Денни.

– Я не знаю, что делать, – признался он. – Меня могут лишить памяти, потому что, стоит мне обмолвиться хоть словечком, по всей планете поднимется бунт. Но если я промолчу… я вообще всегда недолюбливал хефнов. Если я не расскажу, то буду чувствовать себя соучастником, предателем, трусом. – Он встал и отнес доверху наполненную яблоками миску к очагу. – Ведь я действительно соучастник, я ведь работал на них, пусть даже ничего не зная. И получается, все биологи, работающие на их проектах, сотрудничают с ними. Ведь выходит, мы все помогали подготовить экосистему Земли к производству потомства инопланетян. – Он не сказал, что если его можно считать соучастником, то что тогда говорить о ней.

Прюитт взяла миску из его рук.

– Мне нужна чашка воды. – Денни принес воду. Прюитт вылила ее в котел, выложила яблоки и размешала все деревянной ложкой с длинной ручкой. – Спасибо. Дело в том, что Хамфри я обязана больше, чем кому-либо из людей. Но и его терпению есть предел, он и так изо всех сил старался помогать многим из нас. К тому же он и сам очень хочет иметь ребенка.

Они все так долго ждали этого момента, боялись, что по какой-либо причине все может сорваться и тогда они просто вымрут.

– Значит, они должны понимать, что чувствуем мы?

– Денни, мне нужно знать, что ты собираешься предпринять, – сокрушенно проговорила Прюитт. – Вряд ли я смогу защитить тебя, если хефны узнают, что тебе известна их тайна. Даже за Хамфри я не ручаюсь. Нам надо разработать план действий.

– Ну, – отвечал Денни, – когда я вернусь из отпуска, если, конечно, я вообще вернусь, Департамент дикой природы предложит мне новое место работы. Между прочим, здесь.

– Здесь? – удивилась Прюитт.

– Идея принадлежит Хамфри. Когда он вывозил меня с фермы, я сказал ему, что являюсь последователем культа Геи и что он выбрасывает меня с моего родного участка. Он извинился и ответил, что постарается, чтобы меня перевели в Херт Холлоу. Мне кажется, он считает, что каждый последователь Геи в каком-то смысле должен считать эти земли своим родным участком. Так что либо я все расскажу публично, либо приеду работать сюда.

– Значит, Хамфри высоко оценил твою работу в округе Андерсон, – заметила Прюитт. Казалось, она и сама по-другому взглянула на Денни. – Ты даже не представляешь, какой тебе сделали комплимент, предложив это место, особенно если учесть, что сделал это сам Хамфри. Между прочим, они собираются убрать часть ограды, чтобы медведи спокойно могли заходить в Херт Холлоу. Хамфри хочет, чтобы его сын вырос именно тут. Так что если ты будешь работать здесь, вряд ли вам с Хамфри удастся не пересекаться.

С улицы послышался собачий лай. Прюитт открыла заднюю дверь и впустила собаку. В комнату ворвался холодный ветер.

– Погодите. – Денни снова сел. – Погодите. Если хефны и гафры собираются плодиться по всей Земле и каждую зиму подкладывать своих детенышей в берлоги к медведям, они не смогут долго держать все в тайне. Ну, один малыш, это да. Но десятки? Сотни? Все равно об этом узнают. – Фесте побегал по комнате, обнюхал все, потом радостно уселся перед столом. Денни рассеянно почесал собаку за ухом.

Прюитт села напротив.

– Они расставят везде запрещающие знаки, будут грозить, что лишат памяти каждого…

– Но люди дошли до крайней степени отчаяния. Вы же сами это знаете. Еще какой-нибудь биолог, так же как и я, воспротивится резкой остановке его работ. Так или иначе, поползут слухи. А весной подросшие детеныши хефнов будут бегать вслед за медведицами. – Денни наклонился к Пэм. – А что если один детеныш пропадет? Его могут выкрасть из берлоги. Могут убить. Вы понимаете, что такое возможно.

– Но хефны будут за ними присматривать…

– Ничего подобного! На моей ферме никто ни за кем не присматривает.

Прюитт потерла лоб, словно у нее разболелась голова.

– Может, для нормального развития хефнов необходим минимум вмешательства, все должно происходить в условиях дикой природы. – Она снова взглянула на Денни. – Хамфри говорил, что нельзя вырастить детеныша в зоопарке, только в настоящем лесу. Иначе зачем им вообще понадобилась Земля? Забрали бы к себе на корабль хищников, и все в порядке.

– А я бы не трясся от страха, что меня лишат памяти.

– А планета погибала бы.

– Но была бы при этом нашей.

Прюитт вскинула брови:

– Как надолго?

Денни снова ударил кулаком по столу.

– Знаете, что я думаю? Я думаю, что мы в любом случае были обречены на гибель. Если бы мы остались хозяевами планеты, мы бы сами окончательно погубили Землю или взорвали бы свой собственный дом. Так что, как ни поверни, все кончается гибелью человечества. А хефны по крайней мере спасли экосистему Земли, пусть даже для себя, ну а люди так и так бы вымерли. – Он рассмеялся, и смех его прозвучал неестественно в этом маленьком, уютном домике. – Теперь хоть сама Гея останется жить. Она и без нас прекрасно справится. И как последователи ее культа мы, наверное, должны радоваться.

– Не так-то просто для полевого биолога, ненавидящего хефнов, разобраться в такой ситуации, да? – А пока Денни соображал, что она имела в виду и как ему на это реагировать, Прюитт продолжала: – Но в данный момент мне кажется, что ты попал в самую точку. – Она встала. – Мое уединение завершилось. Мне необходимо поговорить с Хамфри. А тебе надо убираться отсюда. Хамфри знает эти места как свои пять пальцев. Если не хочешь возвращаться в Департамент дикой природы, можешь какое-то время отсидеться в моем доме в Солт-Лейк-Сити…

– Думаю, я вернусь в Луисвилл, – промолвил Денни. – Пока что. Я знаю, где там можно неплохо спрятаться. – Во взгляде Прюитт мелькнуло недоверие. – Все происходит слишком быстро! Несколько недель тому назад я был простым биологом, потом стал мятежником, а теперь все снова меняется, и я уже бегу, скрываюсь от врагов! Каждый раз, как только я думаю, что понемногу начал осваиваться с новым положением вещей, все переворачивается и мне нужно привыкать к чему-то новому. С ума можно сойти. Мне хочется тишины и покоя, чтобы можно было хорошенько над всем этим поразмыслить. – Денни встал, надел куртку и подхватил рюкзак.

Огонь прогорел, в очаге теплились угольки. Прюитт пошевелила их кочергой и в последний раз помешала яблоки. Потом положила в свой рюкзак какие-то бумаги, немного сыра и грецких орехов и тоже натянула куртку. Денни чувствовал, что ей хотелось спорить с ним, доказывать, что нужно молчать, но она сдержалась и просто сказала:

– Тогда пошли. Переплывем на веслах в Индиану, а там на пакетботе доберемся до Луисвилла.

На улице было серо, прохладно и сыро. Вслед за Денни выбежала собака, последней вышла Прюитт и захлопнула дверь.

– Когда снимут ограду, придется держать дом на замке. – Она даже состроила гримасу. – Схожу в туалет. А ты? – Он отрицательно покачал головой. – Тогда подожди меня. Фесте, сидеть. Я скоро буду.

Прюитт сделала три шага по тропинке, как вдруг все вокруг: голые деревья, крутой склон холма, мастерская Оррина Хаббелла – все закружилось, словно в вихре.

Денни закричал:

– Эй! Эй! – и выронил из рук рюкзак. Постепенно воздушный вихрь стал проясняться, сначала в центре, потом по краям.

– Оставайся на месте, – сказала Прюитт. – Это окно времени, оно открывается из будущего.

– Что же будет? – взволнованно спросил Денни, он приготовился бежать.

– С нами? Ничего. Не волнуйся, кто бы там ни был, они могут только наблюдать за нами и разговаривать. – Из ее голоса исчезла горечь, говорила она возбужденно и взволнованно.

Денни испугался, но и разволновался тоже. Обычно люди не попадали в места, где проявлялись окна времени. Разве что по видеоканалам показывали то, что удалось через подобное окно увидеть и записать: исторические события, отредактированные техниками Бюро физики времени. Сейчас Денни сам оказался в центре происходящего. Другой бы на его месте впал в панику, но вместо этого он спросил:

– Как далеко в будущем должен находиться приемопередатчик, чтобы открыть такое окно?

– Теоретически совсем недалеко. Но на практике невозможно задать координаты, если не отойти на значительное расстояние. Как если бы ты пытался прочесть то, что написано у тебя на переносице.

Денни хотел было что-то сказать, но она махнула рукой, призывая молчать. Объектив окна окончательно прояснился. В центре Денни увидел хефна, тот стоял за каким-то странным металлическим прибором на ножках и управлял им. Хефна и приемопередатчик окружал цветущий апрельский пейзаж, столь неожиданный в самом разгаре зимы.

Объектив теперь не кружился даже по краям. Хефн отступил от своего прибора и вышел вперед, чтобы его было лучше видно.

Денни никогда не мог отличить одного хефна от другого, но сейчас точно знал, что перед ним не Хамфри и не Иннисфри. Этот хефн был более худощавым, даже изящным, и шерсть у него была совсем гладкая. Денни бы и сам через секунду обо всем догадался, но худощавый хефн опередил его:

– Привет, Пэм. Привет, Денни. Салют, Фесте, твои пра-праправнуки как две капли воды похожи на тебя! Простите, что так обрушился на вас. Меня, между прочим, зовут Террифри, я сын Хамфри.

– А где сам Хамфри? – быстро спросила Прюитт.

– Спит. Ему пришлось много работать, почти всю зиму. Так что спячка перенеслась на весну. Но с ним все в порядке, не волнуйтесь. Нам пришлось без его согласия принимать решение связаться с вами, но можно сказать, он заранее дал «добро».

– Ты сказал «нам»?

Террифри взглянул куда-то в сторону, и из-за границы объектива показался еще один хефн.

– Нам, – подтвердил он. – Мое имя Деннифри. Меня назвали в честь тебя, Денни. Приятно познакомиться.

У Денни в голове все смешалось.

– Ты тот детеныш, которого вырастила Розетта! – Хефн кивнул в ответ и просиял, или Денни так показалось, потому что хефны ведь не способны ни на какую мимику. Денни тут же спросил: – А что произошло с Рокетом?

– Он прожил долгую, счастливую жизнь; у него было много детей. Мы и с Родео все время поддерживали хорошие отношения, я часто проведывал ее, пока она была жива. У нее тоже было много детей.

– Откуда мне знать, что вы говорите правду? Может, вы специально обманываете меня, зная, что я хотел бы услышать? – запротестовал Денни.

– Ну конечно, правду, – вмешался третий голос, и в фокусе объектива появился сухопарый старик, почти совсем лысый, с косматой седой бородой. Он встал рядом с двумя хефнами, а Денни был настолько потрясен, что ничего не мог вымолвить. Ведь дедушка умер уже много лет назад. И вдруг его осенило: перед ним стоял он сам – Денни.

Старик улыбнулся, потом поманил кого-то, и в объектив вошла девочка лет десяти-одиннадцати, с каштановыми волосами. Денни подумал, что уже позабыл, как выглядят дети, хотя и раньше мало обращал на них внимания. На девочке было длинное синее платье и высокие коричневые ботинки на пуговицах.

– Привет, дедуля, – сказала она и рассмеялась. Старик обнял девочку, но говорила она в объектив, обращаясь к Денни. – Меня зовут Марни. Я твоя внучка.

– Моя внучка?!

Тут в разговор вмешалась Прюитт:

– Значит, снят Запрет на рождение?

Все по ту сторону объектива потупили взор и исподлобья посматривали на Террифри, а тот осторожно сказал:

– Боюсь, мы не можем вам ничего сказать. Можем только показать, но отвечать на вопросы не имеем права.

– Это мой единственный вопрос, – настаивала Прюитт. – Я должна знать.

– Но мы ничего не можем говорить, – ответил Денни-старик. – Никаких лишних слов. Насколько я помню, нам тогда показали в окно вот эти четыре фигурки, и все. Остальное мы должны были домыслить сами.

Прюитт судорожно вздохнула, а Денни спросил у девочки:

– Ты действительно моя внучка?

Марни закивала.

– А ты совсем молодой. И волос на голове больше, они темные, а бороды нет. С ума сойти. – Она снова захихикала.

– Здорово было повидаться с вами обоими, но, боюсь, надо прервать контакт. – Самоявленный сын Хамфри снова встал за приемопередатчик. – Помните, что время едино. Все будет в порядке. – Воздух снова закружился вихрем, фигурки в объективе помахали руками, и спустя несколько секунд все стало как прежде – голый зимний пейзаж.

Прюитт и Денни долго стояли и смотрели на то место, где появилось окно. Наконец Прюитт тихо промолвила:

– У-у-ух. Думаю, сейчас мы никуда не поедем. Только вот в туалет мне все-таки надо. Сейчас вернусь. – Она отворила дверь в дом. – Фесте, иди же.

Денни подобрал рюкзак и тоже зашел в дом. Комнату наполнял аромат яблочного пюре. Денни все еще не мог прийти в себя, он механически расстегнул куртку и сел.

– Моя внучка! – обратился он к пуделю, улегшемуся на пол у ног Денни. – У меня будет внучка! – повторил он, когда вернулась Прюитт.

– Пока ты еще не начал вязать пинетки, дедуля, – сухо ответила Пэм, – давай поразмыслим над тем, чего они нам не сказали.

Денни кивнул:

– Они не сказали, снят ли Запрет на рождаемость. Но мы видели Марни, живое доказательство!

– Они не сказали, как она родилась. Может, ее клонировали. Может, это просто актриса. Они ничего не сказали о том, что достигнуты какие-либо договоренности с гафрами. И вообще, если подумать, они ничего особенного не сказали.

Денни пришла в голову одна мысль, но он решил ничего не говорить. Никто ничего не сказал о самой Прюитт, и в окне ее не показали. (Конечно, на это может иметься масса причин, хотя самая очевидная – Пэм уже нет в живых.)

– Не надо забывать и того, что они все-таки сказали. Это моя внучка. Неужели вы думаете, что сын Хамфри стал бы нам врать?

– Откуда мне знать? Хамфри бы не стал, но его там не было. – Возбуждение перешло в подозрительность, но Денни не позволял этому чувству взять верх.

– Как вы думаете, какой это был год?

– Ну, ты выглядел лет на семьдесят. Сколько тебе сейчас?

– Двадцать девять.

– Тогда прибавляем сорок лет, получается две тысячи семьдесят восьмой или восьмидесятый. Если Запрет на рождаемость не снят, самым молодым людям на Земле шестьдесят с лишним лет, и участь человечества предрешена.

– А если снят, значит, что-то все-таки сработало и люди снова могут рожать детей. – Он не мог выкинуть из головы образ маленькой девочки в длинном синем платье. Этот образ занимал его гораздо больше, чем его собственный, хотя, раз он видел себя, значит, ему обеспечена долгая жизнь, не омраченная никакой потерей памяти. Внучка! Но тогда должна быть и дочка или сын!

Час тому назад Денни сказал бы, что дети его совершенно не интересуют, что злится он на хефнов и Запрет просто из принципа. Но теперь мысль о потомстве настолько овладела им, что ему было трудно, да нет, невозможно думать о чем-либо другом. У человечества есть будущее, и сам он имеет к этому будущему самое непосредственное отношение. Возможности, которые приоткрыл ему взгляд в будущее (настоящая бомба!), снова перевернули весь его мир с ног на голову. Он чувствовал, как внутри него цинизм сменяется надеждой.

– А что он имел в виду, когда сказал, что время едино?

– У них есть такая поговорка: время едино и неизменяемо. А означает она, что может произойти только то, что случается. То есть раз уж в окне времени мы видели двух хефнов, тебя и маленькую девочку, то события будут развиваться таким образом, что эта четверка обязательно предстанет перед нами.

– И что бы мы ни делали, все равно конец одинаков. Если я, например, засну лет на двадцать, то все равно этой встречи мне не избежать?

Прюитт подняла крышку котла и помешала яблоки. По комнате разлился яблочный аромат. Потом она села рядом с Денни.

– У хефнов есть еще одна поговорка: мы никогда не знаем как. Если открывается окно в будущее, они знают лишь, что обязательно случится то-то и то-то, но никаких подробностей, мелких деталей между теперешним моментом и будущим они не знают. Может, это «как» подразумевает, что ты должен собрать пресс-конференцию и объявить, что хефны используют нашу планету для воспроизводства потомства. Или вернуться на работу в Департамент дикой природы, приехать по направлению сюда и никогда никому ничего не говорить. Или пробраться назад к медведице и еще раз взглянуть на малыша Деннифри, а Хамфри поймает тебя на месте преступления; или спрятаться в Юте и стать мормоном; или действительно заснуть на двадцать лет. Можешь сказать, что это ерунда, но ведь тебе все равно надо сделать выбор, понимаешь? А то, что ты выберешь, и станет тем самым «как». Твой выбор ничем не предопределен, но он должен иметь место.

Денни с сомнением покачал головой.

– Не понимаю, почему не предопределен, но ладно. Я делаю свой выбор. Я хочу верить в то, что у меня действительно будет ребенок, а потом и внучка. А это означает, что в будущем, где живут мои потомки, у людей будут рождаться дети независимо от того, снят Запрет на рождаемость или нет. Поэтому я решаю ни о чем сейчас не заявлять публично. Я возвращаюсь в Департамент дикой природы и рыбных хозяйств и соглашаюсь работать здесь, в Херт Холлоу. Поживем – увидим. – Он снова посмотрел в глаза Прюитт, но по их выражению ничего нельзя было понять. – Вы ведь надеялись, что я именно так и сделаю, правда?

– Теперь я и сама не знаю.

Казалось, для нее тоже все переменилось, но какое Денни дело до этого?

Он поднялся и застегнул куртку.

– Не надо перевозить меня на тот берег, я пешком вернусь в Милтон и там сяду на пакетбот до Луисвилла. Теперь торопиться некуда. – Но ему не терпелось побыстрее уйти. Одной рукой он схватил рюкзак за лямки, второй взялся за ручку двери. – Спасибо за все. Когда меня пришлют сюда, я еще застану вас?

Прюитт поднялась на ноги, порылась в кармане брюк и достала ключ.

– Наверное, нет. Мне скоро надо возвращаться в Солт-Лейк. Вот, возьми ключ, открой ворота, а ключ оставь в замке, я потом возьму его.

– Отлично, – ответил Денни. – Еще раз спасибо.

– Не за что. И удачи. – Она протянула руку, и Денни пожал ее.

– Я буду держать с вами связь.

Выйдя на улицу, он быстро закинул рюкзак за спину. Денни чувствовал себя легким, словно семя-парашютик, летящее по ветру. Он проскочил мимо мастерской, прошел по мосту через ручей и поднялся вверх по тропе. Ему хотелось петь. Раньше он и не догадывался, что может так волноваться за будущее своего биологического вида, за будущее своего собственного потомства. А теперь перед ним открылся огромный мир, полный многочисленных возможностей.

Он как раз вставлял ключ в навесной замок, когда услышал звук вертолета. Прошло несколько секунд, и Денни увидел его. Металлическая стрекоза замедлила ход и приземлилась на дороге. Лопасти на огромной скорости разрезали воздух, и вокруг поднялся ураган холодного воздуха. На какое-то мгновение Денни запаниковал, но потом перед его мысленным взором предстал образ Денни-старика, обнимающего маленькую девочку, и он спокойно закрыл ворота и защелкнул замок.

Как и договаривались, ключ он оставил в замке, а сам пошел к вертолету. К его большому облегчению, кроме пилота, на борту никого не оказалось. Пилот открыл дверцу и выкрикнул:

– Вас подвезти? Я лечу назад в Луисвилл. – Это была та самая Хоффман, которая привезла Хамфри на ферму в роковой день крушения старого мира Денни. Только вот имени ее он не помнил. Денни нырнул под лопасти вертолета, закинул на борт свой рюкзак, потом залез сам, пристегнулся ремнями и надел наушники.

– Что вы тут делаете?

– Привезла Хамфри. Разве вы его не видели? Он только что вышел. Мы заметили вас около дома и решили, что вы осматриваете Херт Холлоу с точки зрения нового проекта по изучению медведей.

Денни широко улыбнулся:

– Очень прозорливо с вашей стороны. Именно этим я и занимался.

– Если вы решили согласиться, то, возможно, еще и передумаете.

– Почему?

– Расскажу, когда поднимемся.

Вертолет взмыл в воздух. Внизу как на ладони лежала долина: крутые склоны холмов, голые деревья, ручьи, а через секунду-другую дом и мастерская Оррина Хаббелла на высоком берегу извилистой, стального цвета реки Огайо. Из трубы дома поднимался дым, а на берегу прыгала малюсенькая черная собачка. Она задирала морду вверх и лаяла что есть сил. Прюитт наверняка сейчас пропускает горячее яблочное пюре через сито и думает, кого это еще принесло в такой-то поздний час. Возможно, она догадывается, что это Хамфри. Что они скажут друг другу? Денни упорно вглядывался в склоны холмов, но так и не увидел спускающегося по ним хефна.

Вертолет накренился влево, потом выпрямился и полетел над рекой. Хоффман откинулась на спинку сиденья.

– Вы, наверное, ничего не слышали о взрывах?

Денни моментально очнулся от своих фантазий и переспросил:

– Взрывах? Нет! Каких взрывах?

– Во всех новостям передают. Прошлой ночью террористы взорвали штаб Бюро физики времени в Санта-Барбаре. Еще кабинет сенатора Карпентера в здании Конгресса – он глава Комитета по делам инопланетян. Хоть это вы знаете? Бомбы были синхронизированы и взорвались в час ночи и в четыре часа утра, так что человеческих жертв нет, всего несколько раненых. Но скандал страшный.

– Кто это сделал?

– Группа, которая называет себя «Нулевое сотрудничество». Они выпустили манифест, призывающий всех людей, каким-либо образом помогающих хефнам или работающих вместе с ними, прекратить всякое сотрудничество. Они хотят, чтобы люди сделали это по собственному желанию, но говорят, что готовы на экстренные меры и во что бы то ни стало остановят тех, кто не пожелает сделать этого сам. Мишенью станет каждый, кого они сочтут коллаборационистом, на любом уровне. Они утверждают, что в рядах сопротивления сотни бойцов, но хефнам их никогда не найти, и что взрывы – это лишь предупреждение. Они хотели показать, что способны на крайние меры.

– Боже мой. – Денни содрогнулся. – Если они сами могут решать, кто коллаборационист, а кто нет, это похоже на охоту на ведьм. – Он сообразил, что окно времени открылось именно этот день и его появление связано со страшными событиями. Ему специально показали будущее, прежде чем он узнал о том, что произошло. Но зачем?

Денни почувствовал, как почва снова уходит у него из-под ног.

– Ну да, и мы с тобой как раз ведьмы, – сказала пилот. – А кроме того, они выделили последователей культа Геи: они требуют, чтобы все группы и организации прекратили сотрудничать с хефнами и отныне действовали бы самостоятельно и независимо. Хамфри ничего не сказал, но я уверена, что он прилетел сюда сегодня именно из-за взрывов. Если эти люди узнают, что Прюитт здесь, в Херт Холлоу, они явятся за ней. Они могут быть везде.

– Но сколько может быть этих сумасшедших? – запротестовал Денни. – Если они останутся в подполье, то вряд ли смогут многое сделать. К тому же теперь власти усилят меры безопасности. Если только эти люди не смертники. Бог ты мой, мне трудно это понять.

– Они действуют хитро, – ответила пилот.

«Мариан, вот как ее зовут», – вспомнил Денни.

– Они выбрали в качестве мишеней не самих хефнов, а тех, кто с ними сотрудничает. Получается, что они не нарушают Директиву. Они несколько раз подчеркнули, что не собираются причинять вред хефнам, не собираются нарушать пунктов Директивы относительно перевозки, производства или распределения продуктов питания и всего остального. Последователи Геи могут продолжать заниматься своими делами. Но если какой-либо человек помогает хефнам и будет продолжать делать это после сегодняшнего дня, тогда берегись. – Она взглянула на спутника. – И совсем не обязательно, чтобы их было много, они и так смогут напугать людей до полусмерти. Сегодняшний мой рейс последний, больше работать на Департамент дикой природы я не собираюсь. Это уж точно. И исследовать жизнь медведей в Херт Холлоу тоже не стала бы.

– Но кто же они такие? И чего хотят добиться? – Денни пытался как-то увязать то, что стало ему известно, с тем, что он видел. – Не понимаю их логики.

– Я тоже, поэтому решила, что они выступают не столько за снятие Запрета на рождаемость, сколько вообще против хефнов.

– Что ты хочешь сказать?

– Ну, ты знаешь… если поддержать самолюбие и самоуважение людей, то это вряд ли поможет снять Запрет. Но зато сколько людей прекратят сотрудничать с хефнами, ведь многим нужен только предлог, чтобы это сделать. Вот им и преподносят этот предлог на блюдечке. А если смотреть правде в глаза, скажи, есть реальная возможность, что Запрет вообще когда-либо снимут?

Денни попытался собраться с мыслями.

– Погоди. Ты хочешь сказать, что, если я перестану изучать медведей, потому что не желаю работать на хефнов, меня могут наказать сами хефны. Но если я прекращу работать, потому что опасаюсь за свою жизнь…

– Ну да. По дороге сюда я сказала Хамфри, что, наверное, мне придется уйти, потому что мама с ума сойдет от беспокойства, и он все понял.

Да, логично, но…

– Но я не хочу прекращать свои исследования! Конечно, я предпочел бы делать это без участия хефнов, но уж если выбирать не из чего, я согласен работать и так.

Тем более теперь.

Он представил, как в одну прекрасную ночь взорвется бомба и разнесет на кусочки и домик Хаббеллов, и его самого. Потом он вспомнил, каким видел себя в окне времени: старик, обнимающий девочку в синем платье, – и успокоился. Что бы ни случилось, он не погибнет, не станет жертвой «Нулевого сотрудничества».

– …Твое дело, – говорила тем временем Мариан. – Но я, если смогу, собираюсь выяснить, кто же они такие и что им надо.

Вдалеке показался Луисвилл.

– И как ты собираешься это сделать? – Она пожала плечами:

– Понятия не имею, но кое-какие мысли у меня имеются.

Денни фыркнул:

– Значит, ты считаешь, что теперь опасно работать на хефнов! Эти ребята из «Нулевого сотрудничества» могут оказаться простыми террористами. Но даже если они действительно придумали такой хитрый ход… Ведь правда, разве нельзя обезвредить хефнов, не подвергая людей риску потерять память? Просто дать всем шанс и возможность отказаться от работы с инопланетянами. Ведь мы же не обязаны им помогать! Ты, конечно, права, если мы перестанем унижаться и пресмыкаться в надежде, что хефны снимут Запрет на рождаемость, то сразу начнем себя больше уважать.

– Именно так. Пинок под задницу. Кто-то ведь должен был нас встряхнуть, чтобы люди наконец-то поняли: даже если мы ничего не можем сделать относительно Запрета, существуют и другие пути. – Она снова внимательно посмотрела на Денни. – Если мне удастся что-либо узнать, хочешь, я свяжусь с тобой?

– Да, конечно.

– Где тебя искать?

– В Херт Холлоу. – С противоречиями разберемся потом. Таинственным образом Денни чувствовал, что его место по обе стороны баррикад.

Мариан криво ухмыльнулась.

– О’кей, если только к тому времени Херт Холлоу вместе со всеми обитателями и медведями не взлетит на воздух.

– И если ты не подпишешь какой-нибудь новый контракт.

Они обменялись улыбками, оба были в возбужденном и приподнятом настроении. Впереди их ждали новые возможности.

Вертолет уже кружил над городом.

– Конечно, гафры все еще могут стереть нас с лица земли, – сказала Мариан. – Или просто улететь, а потом вернуться снова лет через пятьдесят.

Денни вспомнил малыша хефна в берлоге Розетты.

– Ничего подобного они не сделают, – уверенно сказал он. – С людьми уже такие штуки не пройдут.

Взошло солнце. Денни наклонился, чтобы разглядеть тень вертолета на реке, и увидел, что в сетке на спинке кресла пилота висит какой-то предмет.

– Эй, это что, дисковая камера?

– Ну да. Стандартное оборудование вертолетов Департамента дикой природы.

– Она заряжена?

– Должно быть. Почему ты спрашиваешь?

– Слушай, – сказал Денни, – ты ведь последний день на службе, может, немного нарушим правила и сделаем крюк, ведь внимание всех приковано к Калифорнии и Вашингтону. Давай слетаем на ферму.

Мариан нахмурилась:

– Зачем? Если Хамфри или Иннисфри узнают – нам конец.

– Мне очень надо кое-что сделать, ведь я тоже могу вступить в ряды сопротивления. Без шуток, дело крайне важное.

– Что же может быть столь важным? – Но руки ее уже двигались по пульту управления, вертолет накренился и начал подниматься вверх и влево.

– Или начать сопротивление, – закончил Денни. – Настоящее.