Лучшее за год: Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк

Мойра слегла с кашлем, и Матушка Редд выставила нас из дома. Сначала мы шатались по двору, испытывая какое-то странное чувство. Разумеется, нас и раньше разделяли: это была часть нашего обучения. В космосе нам придется действовать как пятерке, или четверке, или даже тройке, поэтому мы тренировались выполнять все задачи и поручения в различных комбинациях. Раньше это всегда случалось во время тренировок, и мы не теряли друг друга из виду. Теперь же Мойру по-настоящему отделили от нас, и нам это не понравилось.

Мануэль вскарабкался по решетке на фасаде дома, старательно избегая шипов розы, вьющейся между рейками. Но едва он вцепился в подоконник и подтянулся настолько, чтобы заглянуть в комнату, как в его ногу впился цветок, а когда он попробовал вырваться, то стебель хрустнул и переломился. «Я вижу Мойру», – просигналил он.

– А она тебя видит? – произнесла я вслух, так как он не мог меня видеть, а ветер уносил все феромоны прочь, оставляя только обрывки мыслей.

Если бы Мануэль мог увидеть Мойру, а она увидела бы его, то этого вполне хватило бы. Мы все оказались бы в связке.

В эту секунду окно распахнулось, и в нем появилась одна из Матушек Редд. Мануэль рухнул с подоконника, но успел сгруппироваться в воздухе, приземлился на траву, сделал кувырок и ползком добрался до нас, так и не избавившись от красной розочки, прицепившейся к ноге.

Я тронула его за плечо, вдохнула ему мысль, и он протянул цветок Матушке Редд. Я сразу поняла, что прием не сработал.

– Вы, все пятеро, ступайте и поиграйте сегодня где-нибудь в другом месте. Мойра больна, а нам совершенно ни к чему, чтобы вы тоже заразились. Так что кыш отсюда! – И она захлопнула окно.

Мы подумали несколько секунд, затем сунули розочку ко мне в нагрудный карман рубашки и отправились на центральную дорогу.

Мойру мы не получили, зато получили разрешение поболтаться, где захотим, а это означало лес, озеро и даже пещеры, если вдруг мы расхрабримся. Мойра посоветовала бы нам соблюдать осторожность. Но сейчас Мойры с нами не было.

Ферму в сто акров, засеянных соелюцерной, Матушка Редд обрабатывала тремя тройками зверобыков. Зверобык отличается непробиваемой тупостью, но стоит только организовать несколько особей вместе, как они быстро выучиваются пахать, сеять и убирать урожай почти без присмотра. Ферма была отличным местом для летних каникул. Утро посвящалось урокам, но не таким строгим, как во время учебного года, когда мы занимались весь день и большую часть ночи на Аэродроме. В школе мы научились спать по сменам, поэтому четверо или пятеро из нас все время бодрствовали, отдавая время учебе. Вот уже шестнадцать лет мы проводили время на ферме у Реддов, с тех самых пор, как вышли из ясель.

Бейкер-роуд вела на запад к Уортингтону и Аэродрому, а на восток – к другим фермам, озеру и лесу. Мы предпочли пойти на восток. Первым шел Стром, как было у нас заведено, если мы оказывались на открытом пространстве, Мануэль сновал вокруг, никогда не отбегая далеко. За Стромом шла я, затем Квонт, и замыкал шествие Бола. Мойре полагалось идти после Квонт. Мы чувствовали ее отсутствие, и Бола с Квонт заполняли пустоту, часто дотрагиваясь друг до друга.

Пройдя целую милю, мы свободно вздохнули, хотя не перестали ощущать отсутствия Мойры. Бола зашвыривал камни на верхушки старых телефонных столбов. Ни одного раза не промазал, но мы не почувствовали никакой гордости. Задача была примитивная, рассчитанная на одну силу, к тому же Бола подбрасывал камни от скуки, а не для практики.

Мы прошли мимо станции приема микроволн, спрятанной в сосновой рощице, недалеко от дороги. В ее параболоиде отражалось солнце, пока она ловила микроволны, излучаемые Кольцом. Земля была усыпана такими тарелками, каждая из которых давала несколько мегаватт наземным анклавам – гораздо больше, чем мы могли использовать теперь, когда Община покинула Землю. Именно Община создала и Кольцо, и солнечные антенны, а также тарелки. Прошли десятилетия, а тарелки все еще работали.

Кольцо можно было разглядеть даже ярким утром – этакая бледная арка от горизонта до горизонта. Ночью Кольцо становилось ярче, и те из нас, кто остался на Земле, чувствовали его бремя.

Бола принялся швырять в микроволновый луч тонкие хворостинки, и они становились похожими на маленькие метеориты, которые очерчивали в воздухе дугу, вспыхивали на секунду ярким пламенем и тут же превращались в пепел. Он нагнулся, чтобы поднять с земли маленькую жабу.

Я острее ощутила отсутствие Мойры, когда положила руку ему на плечо и протелепатировала: «Живые существа не трогать».

Я почувствовала его секундное недовольство, после чего он пожал плечами – буквально и мысленно – и улыбнулся, радуясь моему дискомфорту, оттого что пришлось играть роль Мойры в ее отсутствие. В Бола, к которому были подсоединены все ньютоновские законы взаимодействия сил, сидел какой-то дьяволенок. То есть в нас сидел. Наш бунтарь.

Однажды наставники поделили нас на две тройки, мужскую и женскую; и остальных наших одноклассников разделили по тому же принципу. Была поставлена цель: преодолеть полосу препятствий в отсутствии гравитации, двухмильное проволочное заграждение, канатную дорогу, смоделированное последствие катастрофы и первым отыскать черный ящик. Все команды превратились в противников, действовать разрешалось без правил.

В ту пору нам, двенадцатилетним, не часто давали возможность поиграть без правил – чаще всего на нашу голову сыпалось множество ограничений. На этот раз все было по-другому.

Стром, Бола и Мануэль первыми наткнулись на ящик, совершенно случайно, но вместо того, чтобы забрать его, они залегли и принялись ждать, предварительно устроив ловушки и западни в невесомости. Им удалось поймать и вывести из строя остальные четыре команды. В результате противник насчитал три перелома рук и один перелом ноги. Кроме того, два сотрясения мозга, семнадцать синяков и три резаные раны. Все это натворила наша троица, пока связывала остальные команды и запихивала в полу разрушенную хижину, где был спрятан черный ящик.

Наконец подоспели мы и едва не угодили под рухнувшую стекловолоконную мачту, которая просвистела мимо.

Пока Мойра, Квонт и я барахтались в невесомости, мы слышали их смех. Мы знали, что это они, а не какая-то другая команда. Мы находись слишком далеко, чтобы уловить феромоны, но все-таки учуяли обрывки их мыслей – заносчивых и воинственных.

– Немедленно выкатывайтесь оттуда! – завопила Мойра.

В ту же секунду из хижины выскочил Стром. Он всегда первым слушался Мойру, даже если рядом находились старшие. Потом показался Мануэль.

– Бола!

– Еще чего! – проорал он в ответ. – Я победил. – После этого он швырнул в нас черный ящик, и Квонт поймала его на лету.

– Кто это «я»? – раздался истошный вопль Мойры.

Бола высунул голову, секунду разглядывал нашу пятерку, после чего просигналил: «Виноват». Он подлетел к нам, и мы разделили все, что случилось в тот день.

Больше учителя не разбивали нас на такие команды.

Бейкер-роуд обрамляла Капустное озеро огромной буквой «С». Это было управляемое экологическое поселение, небольшая экосистема, населенная продуктами генной инженерии. Здесь заправляла семья Баскинов, действуя под эгидой Сверхдепартамента Экологии. Они пытались создать жизнеспособную озерную экосистему с биомассой из двадцати пяти отрядов. Обитатели отличались многообразием – от бобров и улиток до комаров. Множества комаров.

Взрослые бобры не обращали внимания на наши проказы в озере, зато бобрята сочли нас неотразимыми. По биопрограмме они рождались четверками. Их мысли расплывались по поверхности пруда радужными кругами, словно керосин, и мы почти их понимали, но не совсем. В воде наши феромоны становились бесполезными и даже тактильные подушечки плохо действовали. Стоило закрыть глаза и нырнуть поглубже, как мы превращались в пустую бездумную протоплазму, ни к кому и ни к чему не относящуюся.

Стром не любил плавать, но если мы все находились в воде, то и он тоже нырял, просто чтобы быть рядом. Я знала, почему он опасается воды, ощущала его беспокойство как собственное, но все равно не могла сдержаться – высмеивала нас за эти страхи.

Мы по очереди с бобрятами затягивали прогнившие бревна в воду и пытались утопить их в илистом дне, но взрослые бобры начали выражать недовольство, используя примитивный язык жестов: «Мешаете работать. Портите дело. Скажем Баскинам».

Мы поплыли к берегу и там обсохли на солнце. Мануэль вскарабкался на яблоню и набрал спелых плодов для всей компании. Мы отдыхали, зная, что скоро придется повернуть к ферме. Стром сохранил кое-какие впечатления про запас.

«Для Мойры», – протелепатировал он нам.

Квонт встрепенулась, и мы все почувствовали тревогу.

«Дом, – просигналила она. – Раньше его здесь не было».

Она взобралась на крутой берег, и я подождала, пока ее мысли дойдут до меня по влажному воздуху, напоенному цветочными ароматами. Это был коттедж, стоявший недалеко от озера, как раз напротив сооруженной бобрами плотины. Его почти скрывали тополя, устраивавшие летом снегопад.

Я поискала в нашей памяти, пытаясь вспомнить, когда в последний раз мы были на озере, но ни один из нас не смотрел в ту сторону, так что, вполне возможно, дом стоял там с прошлого года.

«Баскины построили дачу», – протелепатировал Стром.

«Тогда почему их дом всего в миле отсюда?» – отозвался Мануэль.

«Вероятно, это домик для гостей», – просигналила я.

«Пойдемте выясним», – мысленно предложил Бола.

Все согласились, и, ощущая общее нетерпение, я подумала, что бы сказала Мойра об этом нашем вторжении на чужую территорию.

«Ее здесь нет».

Мы запрыгали по плоским камням, уложенным через не большой ручей, впадающий в озеро.

Под тополями земля казалась покрытой белым потертым ковром. Холод проникал сквозь нашу сырую одежду. Мы обошли ядовитый дуб с его пятипалыми листьями и трехпалый плющ.

Перед коттеджем стоял аэромобиль, припаркованный на небольшой полянке в тени деревьев.

«Коноджет 34-Джей, – просигналил Мануэль. – Мы умеем такими управлять». Действительно, еще год назад мы начали изучать пилотирование небольших аппаратов.

Весь кустарник перед коттеджем был вырублен, а освободившееся место заняли длинные цветочные клумбы вдоль всех стен. Чуть дальше от дома, на пятачке, хорошо освещенном солнцем, растянулся прямоугольный огород: я увидела томаты, тыквы, кабачки и стручковую фасоль.

– Никакая это не дача, – произнесла я вслух, потому что Квонт куда-то подевалась. – Здесь живут постоянно.

Мануэль обогнул огород, чтобы получше рассмотреть аэромобиль. Я почувствовала его восхищение – не какую-то конкретную мысль, а просто одобрительный кивок при виде мощной блестящей машины.

– Эй, ребятня, какого черта вы залезли в мой огород?

Дверь коттеджа с грохотом распахнулась, и мы вздрогнули, увидев, что к нам направляется какой-то мужчина.

Стром инстинктивно принял боевую стойку, наступив случайно на куст томата. Я заметила это, и он тут же шагнул в сторону, но мужчина тоже заметил и нахмурился.

– Проклятье!

Мы выстроились перед хозяином дома. Я возглавила нашу фалангу. Слева от меня, чуть позади, занял место Стром, затем построились Квонт, Бола, а за ним Мануэль. Место Мойры справа от меня пустовало.

– Ходите тут, топчете растения, что за дела?

Это был молодой человек, одетый в коричневую рубашку и бежевые штаны, черноволосый, худой, довольно хрупкий. Я предположила, что он связующее звено своей стайки, но тут мы все увидели, что у него нет ни сенсорных подушечек на ладонях, ни феромонных трубок на шее, вообще никаких средств взаимосвязи. К тому же он успел произнести целых три фразы, прежде чем мы сумели выдавить хоть слово.

– Простите, что мы наступили на ваше растение, – сказала я, подавив общее желание донести до него примирительные феромоны. Все равно бы он не понял. Перед нами стоял одиночка.

Мужчина перевел взгляд с поломанного куста на меня, а потом снова на куст.

– Чертов выводок, – сказал он. – Неужели вам не привили программу обычной вежливости? Живо убирайтесь из моего сада.

Бола захотел было поспорить, что, мол, земля здесь принадлежит Баскинам, но я закивала улыбаясь.

– Еще раз простите, мы немедленно уходим.

Мы попятились, а он приклеился к нам взглядом. Нет, не к нам, ко мне. Он смотрел на меня, я видела, как его темные глаза сверлят меня насквозь и видят то, что я хотела бы от него скрыть. Мои щеки залились неожиданным жарким румянцем, хотя я стояла в тени. Его взгляд был такой плотский, а я в ответ…

Я быстро спрятала эту мысль, но прежде остальные из моей команды успели уловить ее запах. Я поежилась, чувствуя, как сквозь меня просачивается упрек Мануэля, а затем и Квонт.

Я метнулась в лес, и моей команде ничего не оставалось, как последовать за мной.

Полутона их гнева смешались с моим чувством вины. Мне хотелось разбушеваться, завопить и начать крушить все направо и налево. Мы все были сексуальными существами, как в целом, так и по отдельности. Я не стала устраивать бунта, а просто отделилась от всех, и если Матушка Редд что-то и заметила, то ни одна из них ничего не сказала. Наконец я поднялась по лестнице и пошла навестить Мойру.

– Не подходи близко, – прохрипела она.

Я присела на стул возле двери. В комнате пахло куриным бульоном и потом.

Мы с Мойрой идентичные близнецы, единственные в нашей стайке. Впрочем, между нами не такое уж великое сходство. Она носит короткую стрижку, а я отрастила волосы до плеч. Она на двадцать фунтов тяжелее, у нее округлое лицо, а у меня – заостренное. Мы больше смахиваем на двоюродных сестер, чем на близняшек.

Мойра приподнялась, внимательно всмотрелась в меня и тут же плюхнулась обратно на подушку.

– Вид у тебя невеселый.

Я бы выдала ей всю историю одним прикосновением к ладони, но она бы не позволила мне приблизиться. Я могла бы обрисовать все случившееся с помощью феромонов, но пока сомневалась, хочу ли я, чтобы она все узнала.

– Мы сегодня познакомились с одиночкой.

– Надо же. – Очень туманное замечание. Не имея возможности разделять мысли и воспоминания на химическом уровне, я потеряла представление о ее истинном настрое – циничном или искреннем, заинтересованном или скучающем.

– Возле озера Баскинов. Там появился коттедж… – Я выстроила сенсорное описание, но оно улетучилось. – Как это все-таки сложно. Неужели мне нельзя просто до тебя дотронуться?

– Только этого нам всем не хватало. Сначала я, потом ты, потом все остальные, так что через две недели, к началу учебного года, мы все сляжем. Нам нельзя болеть.

Той осенью нам предстояло приступить к тренировкам в невесомости. Все говорили, что именно тогда и начинался на стоящий отбор: учителя решали, какая стайка достаточно жизнеспособна, чтобы пилотировать наши звездные корабли.

Мойра кивнула.

– Так что там насчет одиночки? Кто он – луддит? Христианин?

– Ни то ни другое. У него есть аэромобиль. Он рассердился на нас за то, что мы наступили на его куст томата. А еще он… смотрел на меня.

– Ничего удивительного. Ты ведь наше связующее звено.

– Нет, он смотрел на меня. Как на женщину.

Мойра секунду помолчала.

– Вот как. И ты почувствовала…

Мои щеки вновь жарко зарделись.

– Что краснею.

– Вот как. – Мойра задумчиво уставилась в потолок и потом сказала: – Ты ведь знаешь, что мы все по отдельности сексуальные создания и в целом…

– Прекрати читать мне лекцию! – Иногда Мойра превращалась в настоящего педанта.

– Прости, – вздохнула она.

– Все в порядке.

Мойра хитро улыбнулась.

– Он хоть симпатичный?

– Перестань! – После паузы, я добавила: – Он красив. Мне жаль, что мы растоптали его куст томата.

– Так отнеси ему другой.

– Думаешь?

– Заодно выясни, кто он такой. Матушка Редд должна знать. И позвони Баскинам.

Мне хотелось обнять ее, но я ограничилась одной волной.

Раньше Матушка Редд занималась медициной, но когда одна из ее стайки умерла, она предпочла другую область деятельности, вместо того чтобы оставаться частью того терапевта, каким когда-то была. Она – всего когда-то существовало четыре клонированных женских особи, поэтому Матушка действительно была «она», с какой стороны ни взгляни, – переехала на ферму, а на лето брала ребят из университета на полный пансион. Это была добрая, сообразительная, даже мудрая женщина, но, стоило мне на нее взглянуть, я каждый раз невольно думала, насколько бы она была умнее, если бы состояла из четверки, а не жалкой троицы.

Я нашла Матушку Редд в теплице, где она поливала растения, собирала плоды и рассматривала гибрид огурца.

– В чем дело, милая? Почему ты одна? – поинтересовалась та, что изучала огурец под переносным микроскопом.

Я пожала плечами, мне не хотелось объяснять, почему я избегаю своей стайки, поэтому я сказала:

– Сегодня на озере Баскинов мы видели одиночку. Кто он такой?

Я уловила острый запах мыслей Матушки Редд. Хотя это был маловразумительный символический хаос, которым она всегда пользовалась, я поняла, что в мыслях у нее больше того, что можно сообщить, дав простой ответ. Наконец она произнесла:

– Малькольм Лито. Он один из Общины.

– Вот это да! Они же все… переселились. – Я воспользовалась не тем словом. Квонт – вот кто знает точное название того, что случилось с двумя третями человечества. Люди создали Кольцо, потом огромный кибернетический организм Общины. Они экспоненциально развивали человеческие знания в физике, медицине и инженерии, пока в один прекрасный день не исчезли как единое целое, оставив пустыми и Кольцо и Землю, если не считать горстки людей, которые в свое время не присоединились к Общине и сумели выжить в хаосе Земных Генных войн.

– Этот человек не смог участвовать в Исходе, – сказала Матушка Редд. Именно это слово сразу бы пришло на ум Квонт. – С ним произошел какой-то несчастный случай, его тело поместили в замедленную реанимацию, с тем чтобы впоследствии оживить.

– Значит, он последний член Общины?

– Практически да.

– Спасибо. – Я отправилась на поиски остальной команды. Они оказались перед компьютером, играли виртуальную партию в шахматы с одним из наших одноклассников, Джоном Мишелем Грейди. Я вспомнила, что по четвергам мы посвящаем вечер хобби Квонт. Она увлекалась стратегическими играми.

Я коснулась руки Строма и погрузилась в сеть их мыслей. Оказалось, что мы проигрываем, хотя, с другой стороны, Грейди – сильный игрок, а пока я разгуливала в одиночестве, наша численность сократилась до четырех. Что это – неужели намек на недовольство членов стайки? Я не обратила на него внимания, а выложила все, что узнала от Матушки Редд об одиночке.

Все сразу позабыли о шахматной партии, сосредоточив свои мысли на мне.

«Он из Общины. Побывал в космосе».

«Почему он здесь?»

«Он пропустил Исход».

«Он красавчик».

Он побывал в космосе. В невесомости. На Кольце.

«Нам нужно с ним поговорить».

«Мы затоптали его куст томата».

«Мы возместим потерю».

«Да».

«Да».

– У нас в теплице найдется несколько растений, – сказал Стром. – Я могу пересадить одно из них в горшок в качестве подарка. – Хобби Строма – садоводство.

– Завтра? – спросила я.

Решение было мгновенным и единогласным. «Да».

На этот раз мы постучали, а не прятались за деревьями. Куст томата, который мы затоптали в прошлый раз, обрел былую форму, укрепленный подпоркой. На наш стук никто не ответил.

– Аэромобиль все еще здесь.

Домик не был таким большим, чтобы хозяин не мог нас услышать.

– Наверное, ушел погулять, – сказала я.

Мы снова были без Мойры. Ей уже стало лучше, но она все еще не покидала комнаты.

– Вот здесь, я думаю, – сказал Стром, указывая на местечко в конце ряда с кустами томатов. Он захватил с собой небольшую лопату и теперь начал рыть ямку.

Я достала из рюкзака лист бумаги и принялась сочинять записку, чтобы прикрепить ее к двери Малькольма Лито. Пять раз начинала: напишу несколько строк, потом скомкаю бумагу и засуну обратно в рюкзак. Наконец я успокоилась, сочинив следующее: «Простите, что наступили на куст. Мы принесли взамен новый».

Раздался выстрел. Я как раз сидела на корточках и обернулась на шум, выронив бумагу и ручку. Воздух наполнили феромоны, означавшие «беги-или-сражайся».

«Оружейный выстрел».

«Там. Одиночка. Он вооружен».

«Открыл огонь».

«Я его вижу».

«Разоружи».

Последняя команда принадлежала Строму, который в подобных ситуациях всегда брал бразды правления в свои руки. Он перекинул лопатку Бола, находившемуся справа от него, а тот с легкостью метнул инструмент.

Малькольм Лито стоял под тополями, направив дуло пистолета в воздух. Именно он вышел из леса и выстрелил. Лопатка ударила его по пальцам и выбила пистолет.

– Сукин сын! – завопил он, подпрыгивая на месте и тряся пальцами. – Проклятый выводок!

Мы приблизились. Стром вновь отошел на задний план, а я заняла его место.

Лито посмотрел на нас, потом на пистолет, но не двинулся с места, чтобы подобрать его.

– Ну что, вернулись, чтобы погубить остальные растения?

Я улыбнулась.

– Нет, мистер Лито. Мы пришли, чтобы извиниться, как добрые соседи. Не для того, чтобы в нас стреляли.

– Откуда мне было знать, что вы не воры? – сказал он.

– Здесь нет воров. Разве только, если доехать до Христианского анклава.

Он потер пальцы, затем усмехнулся.

– Угу. Наверное, так и есть. А вы опасная банда.

Стром мысленно подтолкнул меня, и я сказала:

– Мы принесли вам новый куст взамен того, что попортили.

– Неужели? Что ж, теперь я чувствую себя виноватым, что напугал вас. – Он перевел взгляд на меня. – Можно мне поднять пистолет? Вы не начнете опять швыряться лопатами?

– А вы не начнете опять палить? – Быть может, не стоило так язвить, обращаясь к последнему представителю Общины, но он вроде бы не обиделся.

– Ничья. – Лито поднял пистолет и направился к домику, пройдя сквозь нашу шеренгу.

Заметив последний куст в ряду со свежей землей вокруг него, он сказал:

– Надо было посадить его с другой стороны.

Я почувствовала, как во всех нас вскипело недовольство. Этому человеку не угодишь.

– Вы знаете, как меня зовут. Значит, и моя история вам тоже известна? – поинтересовался он.

– Нет. Мы просто знаем, что вы побывали на Кольце.

– Хм. – Он снова посмотрел на меня. – Полагаю, теперь мне следует по-соседски пригласить вас к себе. Входите же.

Домик состоял из одной-единственной комнаты, к ней примыкали кухня и ванная. Одинокая кушетка, с краю которой лежали подушка и свернутое одеяло, заменяла хозяину кровать.

– Как здесь вдруг стало тесно, – сказал Лито и, положив пистолет на стол, уселся на одну из двух табуреток. – Не хватает места для всех вас, хотя, с другой стороны, все вы один человек, не так ли? – Он смотрел на меня, когда произносил это.

– Мы все индивидуумы, – быстро ответила я. – Но мы так же функционируем как единое целое.

– Да, я в курсе. Выводок.

«Спроси его насчет Кольца. Спроси его, каково это жить в космосе».

– Садись, – сказал он, обращаясь ко мне. – Ты ведь, кажется, вожак.

– Я связующее звено, – сказала я и протянула ему руку. – Мы Аполло Пападопулос.

Он взял мою руку после секундного замешательства.

– А как вас зовут по отдельности?

Он сжимал мои пальцы, видимо, не собираясь отпускать их, пока я не отвечу.

– Я Мида. А это Боло, Квонт, Стром и Мануэль.

– Рад познакомиться с тобой, Мида, – сказал он. Я вновь ощутила пронзительный взгляд и подавила свою физическую реакцию. – И с остальными тоже.

– Вы прибыли с Кольца, – сказала я. – Вы были одним из Общины?

Он вздохнул.

– Да, был.

– Каково это? Что собой представляет космос? Из нас готовят пилота звездного корабля.

Лито посмотрел на меня, слегка вздернув бровь.

– Ты хочешь знать мою историю?

– Да.

– Ладно. Я до сих пор никому ее не рассказывал. – Он помолчал. – Тебя не удивляет такое совпадение, что меня помещают неизвестно куда, вдали от всего, но оказывается, что поблизости обитает один из их выводков космических пилотов?

– Я предполагала, что вы очередной наш тест. – Мы научились видеть во всем происходящем испытательную проверку.

– Скороспелый вывод. Так вот, моя история: Малькольм Лито, последний или первый в своем роде.

Ты даже не можешь представить, чем была эта Община. Тебе не понять ее размеров. Шесть миллиардов, связанных в одну коммуну. Шесть миллиардов как один человек.

Это был величайший из когда-либо созданных синтез человечества, синергетический разум человека и машины. Я был его частью какое-то время, а затем он исчез, а я все еще здесь. Община удалила себя из этой реальности, исчезла, а меня оставила. Я был разработчиком биочипов. Выращивал молекулярные процессоры, с помощью которых мы подсоединялись к Общине. Вроде того, что трансплантирован в основание ваших черепов, соединяя четыре доли и мозжечок.

Мы работали над проблемой большей пропускной способности. Основные положения были уже определены. Мы – то есть я, Джиллиан и Генри – пытались добиться лучшей проводимости между электрохимической пульсацией мозга и чипами. Это было самое узкое место нашего исследования: мозг работает очень медленно.

Нам была поручена конкретная область разработок, как и сотне тысяч других ученых. Могло случиться и так, что пока ты спишь, кто-то ночью закроет целое направление исследований. Община собирала конечную научную информацию. Иногда мы совершали основополагающие открытия, менявшие жизнь тысяч людей. Но обычно мы просто потихоньку продвигались вперед, сгружая полученные результаты и ожидая новой темы исследований.

Работа продвигалась со скоростью, которую мы как индивидуумы едва могли оценить, пока наконец с головой не погрузились в дело Общины. Только тогда нам стал ясен весь план. Теперь я не способен даже приблизительно его охватить, но он засел в моей голове гвоздем.

Он касался не только моей области технологии, он касался всего. Человечеству понадобился век, чтобы пройти путь от лошадиных повозок до космических лифтов. Нам хватило полгода, чтобы проделать путь от кубов неопределенности до гейзенберговской схемы «И», после чего, через двадцать дней, мы уже освоили квантовые процессоры и кубиты 14-го порядка.

Ты права. Это действительно похоже на машину, потерявшую управление, несущуюся на полной скорости по склону. Но на самом деле это было упорядоченное развитие науки и технологии, все под контролем, все под началом Общины.

Мы проводили в Общине почти все время – когда работали, когда отдыхали и когда спали. Некоторые даже занимались любовью, не удосужившись отсоединить контакты. Полный эксгибиционизм. Разумеется, нельзя сутки напролет оставаться подсоединенным. Каждый нуждался в передышке. Но, отделяясь от Общины, ты словно отделялся от половины самого себя.

Вот каково это было.

Все вместе, ячейки одной сети, мы видели перед собой цель, все люди Земли, объединенные в один разум, шли вперед-вперед-вперед к конечной цели – к Исходу.

По крайней мере, мне кажется, что это и была цель. Теперь все вспоминается с трудом. Но все они исчезли, а я остался. Выходит, им удалось совершить намеченное.

Только меня с ними не было, когда это произошло.

Я не виню Генри. Я бы поступил точно так же, если бы лучший друг завел шашни с моей женой.

Другое дело – Джиллиан.

Она говорила, что мы с ней родственные души, но тем не менее, когда двадцать шесть лет спустя я вышел из морозильной камеры, она исчезла, как и все остальные.

Можно было бы подумать, что внутри Общины такие вещи, как брак, становились ненужными. Можно было бы подумать, что общему разуму больше пристал общий секс. Такие мысли и заставляли некоторых сторониться Общины.

Как бы там ни было, Генри провел неделю в отсеке 214 с группой исследователей, а в его отсутствие мы с Джиллиан образовали своего рода собственную общину. Я был знаком с Джиллиан почти столько же, сколько с Генри. Мы принадлежали к первой волне эмигрантов, попавших на Кольцо, а дружили мы еще со школьных времен, прошедших в Энн-Арбор. Познакомились мы с Джиллиан и ее подругой Робин в каком то кафе. Моему другу Генри больше были по вкусу высокие девушки, поэтому он выбрал Джиллиан. А мои отношения с Робин просуществовали ровно до следующего утра. Джиллиан и Генри поженились.

Она была красивой женщиной. Каштановые волосы, как у тебя. Хорошая фигура. Умела рассказывать анекдоты. Умела… Впрочем, не стоит сейчас об этом.

Друг семьи заводит шашни с женой. Вы наверняка слышали подобные грустные истории и раньше. Хотя, может быть, выводкам их не рассказывают. Но поверьте мне. История грустная.

Уверен, Генри не понадобилось много времени, чтобы узнать о случившемся. Община видит все.

Но он довольно долго планировал месть. И когда осуществил задуманное – бац! – мне пришел конец.

Мы как раз разрабатывали новые звенья для затылочной доли мозга, чтобы улучшить визуальный ряд во время общения – удивительное по своей сути изобретение. Генри провел испытания и выяснил, что штуковина действует безопасно, вот я и вызвался проверить ее на себе.

Странно. Помню, что добровольно решил участвовать в опыте, но не помню, что именно говорил Генри, каким образом он манипулировал мной, чтобы я сам вызвался испытать изобретение. Именно так он поступил, заставил меня поверить, будто это мое решение.

Новшество оказалось несовместимым с моими данными. Когда я его подключил, нервные траектории в коре головного мозга расплавились. Цепь замкнулась. Я превратился в растение.

Община поместила мое тело в замедленную реанимацию, чтобы восстановить мой мозг. Для Общины не существовало ничего невозможного. Просто некоторые задачи требуют длительного времени, как, например, восстановление мозга. Спустя полгода произошел Исход, а аппаратура Кольца все еще работала над моим мозгом. В течение двадцати шести лет, не спеша, без участия человека она работала, восстанавливая мой мозг, пока три месяца тому назад цикл не закончился. Аппаратура восстановила меня, единственного человека, оставшегося после Исхода.

Иногда мне снится, что я – часть Общины. Что стоит мне открыть глаза, и я стану частью целого. Поначалу это были кошмары, но теперь они превратились в обыкновенные сны. Квантовые компьютеры до сих пор стоят там, опустошенные, и чего-то ждут. Может быть, им тоже снится Община.

На этот раз все будет проще. Наука здорово продвинулась вперед. До второго Исхода осталось всего несколько месяцев. Мне только и нужно, что собрать миллиард людей.

Вечер моего хобби, вместо того чтобы рисовать, мы просидели в Интернете.

Оказалось, что Малькольм Лито спустился на Землю на космическом лифте в местечке Макапа два месяца тому назад, удивив Сверхправительство Бразилии. Кольцо продолжало подавать микроволновую энергию на все приемные станции, но в космосе никто больше не жил и не использовал космические лифты, расположенные на экваторе. Никто и не мог этого сделать без интерфейса.

Новость о прибытии Лито так и не добралась до Северной Америки, но в архивах хранились интервью, в которых он точно так же отзывался об Общине, как рассказывал нам, и сожалел, что пропустил Исход. Пару недель Сеть о нем умалчивала, пока наконец он не подал в бразильский суд заявление с просьбой признать в нем владельца Кольца на основании того, что он последний член Общины.

Сверхправительство так и не попыталось населить Кольцо. С какой стати преодолевать интерфейсный доступ к лифтам, когда население Земли не достигло и полумиллиарда. Почти все, кто отказался участвовать в Исходе, погибли в Генных войнах. Сверхправительству понадобилось почти три десятилетия, чтобы построить звездные корабли, создать собственную сеть лифтов со сверхминиатюрными датчиками и наладить сообщение между околоземной орбитой и точками Лагранжа.

Никто больше не пользовался квантовыми компьютерами. Ни у кого больше не было интерфейса, да и специалистов для его создания тоже не было. Человеческая раса потеряла интерес к этому направлению. Мы были нацелены на звезды и на самих себя. Все мы, исключая тех, кто не подчинялся сверхправительству, хотя находился ниже его.

Резолюция по делу Лито не была опубликована. Еще неделю назад оно находилось в списке дел к слушанию в южноамериканском суде, а потом вдруг оказалось переброшено в Сверхправительственный Суд.

«Он пытается создать еще одну Общину».

«Он хочет украсть Кольцо».

«Разве оно наше?»

«Он одинок».

«Нам нужна Мойра».

«Он хочет, чтобы мы ему помогли. Поэтому и поделился своей историей».

«Ничем он с нами не делился. Он Миде рассказывал».

«Мида ему нравится».

– Прекратите! – Я сжала кулаки, чтобы не принимать больше их мысли.

Стайка удивленно посмотрела на меня, не понимая, с чего вдруг я сорвалась.

Внезапно до меня дошло, что я смотрю не на себя, а на них. Такое ощущение, будто между нами вставили нож.

Я метнулась наверх.

– Мида! Что случилось?

Я упала на пол в комнате Мойры.

– Почему они такие ревнивые?

– Кто, Мида? Кто?

– Они! Остальные из наших.

– А-а. Одиночка.

Я взглянула на нее, надеясь, что она поняла. Хотя, как бы ей это удалось, ведь она не читала мои мысли.

– Я познакомилась с твоим исследованием. Мида, он потенциальный псих. Ему пришлось пережить огромную потерю и очнуться в мире, совершенно не похожем на тот, какой он помнит.

– Он хочет воссоздать тот мир.

– В этом и состоит его психоз.

– Общине многое удалось. Там были сделаны открытия, которых мы не понимаем даже сейчас, спустя десятилетия. Что дурного в его стремлении?

– Существует общепринятое мнение, что Исход завершил естественную эволюцию человечества. А что, если он не был естественным? Что, если Исход означал смерть? Лично мы не пропустили Исхода, мы избежали его. Мы пережили Общину точно так же, как Лито. Так неужели мы теперь захотим повторить его горестную судьбу?

– Ну, а теперь кто рассуждает как псих?

– Сверхправительство никогда не позволит ему вернуться на Кольцо. Значит, он навсегда останется один, – сказала я.

– Он может поселиться в каком-нибудь анклаве одиночек. Там все живут по одному.

– Однажды утром он проснулся и оказалось, что его больше нет.

– Мида! – Мойра села в постели, яйцо ее стало серым. – Возьми меня за руку! – Она протянула руку, и я уловила феромоны ее мыслей.

Вместо того чтобы раскрыться перед ней, я покинула комнату, покинула дом, уйдя в мокрую ночь.

В домике горел свет. Я долго стояла, спрашивая себя, что, интересно, я тут делаю? Конечно, мы проводим время врозь, но только не в подобных ситуациях: вне дома, когда нельзя мгновенно связаться друг с другом. Я оказалась в нескольких милях от остальной себя. Тем не менее Малькольм Лито находился еще дальше.

У меня возникло такое ощущение, будто я утратила половину своих знаний. А еще мне казалось, будто все мои мысли искажены. Зато все, что я чувствовала и думала, было моей собственностью.

«Никакого единодушия».

Точно так же, как его не было и у Малькольма. У одиночек и так все решения единодушны. С этой мыслью я постучала в дверь.

Он появился на пороге в одних шортах. По моему телу пробежала дрожь, которую пришлось бы скрывать, окажись рядом моя стайка.

– А где твой выводок?

– Дома.

– Там ему и место. – Он повернулся, оставив дверь широко открытой. – Заходи.

На столе лежала небольшая металлическая коробочка. Он уселся прямо перед ней. И тут я впервые заметила на его затылке, там где заканчивалась прическа, небольшой кружок с серебряной каймой.

– Это интерфейсная коробка. Теперь такие вне закона! – Когда случился Исход, большая часть технологий, связанных с интерфейсом, основой существования Общины, оказалась под запретом.

– Да. Но запретов против них больше нет. Десять лет назад Сверхправительство отменило их, но никто этого не заметил. Моему адвокату удалось отыскать новый закон и переслать мне на орбиту. – Он выдернул из головы проводок и швырнул к коробочке. – Все это теперь бесполезно.

– Разве у тебя нет доступа к Кольцу?

– Есть, конечно, но это все равно что пытаться переплыть океан в одиночку. – Он искоса посмотрел на меня долгим взглядом. – А знаешь, я мог бы и тебе сделать такой же. Мог бы создать тебе интерфейс.

Я поежилась.

– Нет! – не раздумывая отрезала я. – Мне…

Он улыбнулся, наверное, впервые за все то время, что мы с ним общались. Улыбка совершенно преобразила его лицо.

– Понимаю. Не хочешь ли выпить? У меня есть несколько смесей. Посиди, я сейчас.

– Нет, – сказала я. – Я просто… – Тут до меня дошло, что как вожак стайки я не слишком ясно выражаю свои мысли. И тогда я взглянула прямо в его глаза. – Я пришла, чтобы поговорить с тобой, одна.

– Ценю твой жест. Я знаю, как тебе неприятно разлучаться с остальными.

– А я даже не подозревала, что тебе столько о нас известно.

– В мое время уже начали работать над созданием мультиплицированных людей. Я следил за этим проектом, – сказал он. – Вроде бы не все удавалось. Помню статьи, где описывались провалы – у них получались умственно отсталые или несдержанные создания.

– Но когда это было! Матушка Редд из тех времен, и она великолепный врач. И со мной все в порядке…

Он поднял руку.

– Постой, постой! Технология интерфейсов тоже знала множество провалов… Меня, например, здесь бы вообще не было, если бы она была полностью безопасна.

Его одиночество напоминало каменную скалу.

– Почему ты здесь, а не в одном из анклавов для одиночек?

Он пожал плечами.

– Здесь или на краю света – везде одно и то же. – Он едва заметно улыбнулся. – Я последний из исчезнувшего племени. Значит, ты собираешься стать капитаном звездного корабля, ты и твоя команда?

– Да, собираюсь… Собираемся, – ответила я.

– В таком случае, желаю удачи. Может быть, тебе удастся разыскать Общину, – сказал он. Вид у него был усталый.

– Значит, вот что случилось? Они улетели в открытый космос?

Он очень удивился.

– Нет. Возможно. Я почти… не помню. – Лито улыбнулся. – Так бывает, когда напьешься и понимаешь, что нужно протрезветь, но в то же время не способен ни на что.

– Ясно, – сказала я и взяла его руку. Ладонь была сухой и гладкой.

Он пожал мою руку и поднялся, приведя меня в полное смятение. Внутри я чувствовала какую-то заторможенность, но в то же время ощущала его каждой порой. Разумеется, мы знали, что такое секс. Мы его изучали. Но никакого опыта у нас не было. Я не представляла, о чем сейчас думает Малькольм. Будь он мультиплицирован, будь он одним из стайки, я бы поняла.

– Мне пора, – сказала я, вставая.

Я надеялась, что он хоть что-то скажет, пока я иду до двери, но он промолчал. Я чувствовала, как у меня горят щеки. Вдруг я превратилась в глупенькую маленькую девочку. Без стаи я ничего не совершила, только лишь поставила их в неловкое положение, то есть себя.

Я закрыла за собой дверь и побежала к лесу.

– Мида!

Он стоял на пороге, освещенный со спины желтым светом, а потому казался черным силуэтом.

– Прости, что чересчур увлекся собственными бедами. Из меня плохой хозяин. Почему бы тебе?.. – Я подбежала к нему в три шага и поцеловала в губы. И ощутила легкий вкус его мыслей, его возбуждения.

– Почему бы мне… что? – поинтересовалась я спустя мгновение.

– Снова не войти.

Я… то есть они… вышли меня встречать на следующее утро, когда я возвращалась на ферму. Я знала, что они придут. Мне хотелось провести остаток дня с моим любовником, но в то же время я ничего так не жаждала, как побыть наедине с собой, вдыхая новый запах, прилипший ко мне, и доказать самой себе… понятия не имею, что мне хотелось доказать. Возможно, то, что я вовсе не нуждаюсь в целой команде, чтобы быть счастливой. Я не нуждаюсь в них, в нас, чтобы быть цельной личностью.

– Помнишь Веронику Пруст? – спросила Мойра, останавливаясь в дверях кухни, пока остальные выстраивались за ее спиной. Разумеется, когда я ушла, она взяла бразды правления в свои руки. Разумеется, теперь она начнет цитировать прецеденты из прошлого.

– Помню, – ответила я, держась подальше, чтобы не испытывать действия феромонов. Я чувствовала запах гнева и страха. Значит, я напугала саму себя.

«Хорошо», – мелькнуло у меня в голове.

– Она собиралась стать капитаном звездного корабля, – продолжала Мойра.

Мы все помнили Пруст; она была на два года старше нас. Обычно, если стайку разделяли, то делали это в младенчестве, давая им время измениться, но в случае с Вероникой поступили иначе: ее разделили на пару и четверку. Пара так и осталась вместе, а четверку перевели в инженерную школу, откуда впоследствии она была исключена.

– Уже нет, – сказала я и, растолкав стайку, прошла на кухню, а когда сделала это, то скомкала воспоминания о проклятом Малькольме и метнула их как камень.

Они увернулись. Я прошла наверх в нашу комнату и начала складывать вещи. Стайка даже не потрудилась подняться за мной, и это меня разозлило еще больше. Я пошвыряла одежду в сумку и смела безделушки на комоде в сторону. Что-то сверкнуло в образовавшейся горке. Это был жеод, найденный Стромом однажды летом, когда мы летали в пустыню. Он тогда разрезал пополам и вручную отполировал минерал.

Я взяла его в руки, провела пальцем по гладкой поверхности и острым кристалликам в центре. Вместо того чтобы положить минерал к остальным вещам, я вернула его на комод и застегнула сумку.

– Собралась куда-то?

В дверях стояла Матушка Редд, ее лицо ничего не выражало.

– Ты уже позвонила доктору Халиду? – спросила я.

Это был наш терапевт, наш психолог и, возможно, наш отец. Матушка пожала плечами.

– И что бы я ему сказала? Нельзя заставить стайку оставаться вместе.

– Я не разбиваю нашу стайку! – сказала я. Но как она не понимала?! Я была личностью сама по себе. Мне вовсе не нужно было ощущать себя частью чего-то целого.

– Ты просто самостоятельно отправляешься куда-то. Я все понимаю. – Ее сарказм больно меня резанул, но не успела я ответить, как она ушла.

Я сбежала вниз и выскочила из дома через парадную дверь, чтобы не пришлось сталкиваться с остальными из стайки. Я не хотела, чтобы они ощутили мою вину. Всю дорогу до коттеджа Малькольма я бежала. Он работал в саду. Когда я появилась, он обнял меня.

– Мида, Мида, что случилось?

– Ничего, – прошептала я.

– Зачем ты туда возвращалась? Мы могли бы послать за твоими вещами.

И тогда я сказала:

– Я хочу, чтобы ты сделал для меня интерфейс.

Процедура оказалась простой. У него был сверхминиатюрный подкожный чип, который он приставил к моему затылку. Шее стало холодно, и этот холодок начал расползаться по черепу и вниз по позвоночнику. Я почувствовала укол, и по коже побежали мурашки.

– Сейчас я введу анестезию, чтобы ты поспала часок, – сказал Малькольм. – Так будет лучше всего.

– Ладно, – сказала я, сразу впадая в полусон.

Мне снилось, что пауки заползают по моему оптическому нерву прямо в мозг, что уховертки снуют вокруг моих ушных раковин, что пиявки вцепились во все пальцы. Но как только они проползли по моим рукам и добрались до мозга, передо мной отворилась какая-то дверь, словно наступил рассвет, и я оказалась где-то в другом месте, в другое время, и все это было не лишено логики, как случается во сне. Я понимала, почему оказалась там, где находилась Община и почему она покинула Землю.

– Привет, Мида, – сказал Малькольм.

– Мне снится сон.

– Уже нет, – произнес его голос. Казалось, он исходит от яркой точки передо мной. – Я подсоединил тебя к интерфейсной коробке. Все прошло отлично.

Я заговорила, сама того не желая:

– Меня беспокоило, вдруг мои генетические модули создадут проблему. – Мне казалось, будто я все еще во сне. Слова вырывались помимо моей воли. – Я вовсе не собиралась это говорить. По-моему, я все еще сплю. – Попыталась замолчать. – Никак не могу замолчать.

Я почувствовала, что Малькольм улыбается.

– Но ведь ты молчишь. Позволь, я продемонстрирую тебе возможности Общины.

Несколько часов он учил меня манипулировать реальностью с помощью интерфейсной коробочки. Теперь я могла протянуть руку и схватить ее так, словно моя рука превратилась в лопату, молоток, кусок наждачной бумаги или ткани.

– У тебя хорошо получается, – сказал он, по-прежнему оставаясь ярким пятном в поседевшем зеленом саду, который мы когда-то создали в древнем пустом городе. Со стен дома свисал плющ, в его ветках сновали какие-то блестящие твари. От влажной почвы шел плесневелый запах, он смешивался с запахом кизила, высаженного по краю сада.

Я улыбалась, сознавая, что Лито теперь видит даже мои эмоции. Он видит меня всю, словно стал одним из моей стайки. Я была перед ним как на ладони, хотя он по-прежнему оставался в стороне.

– Уже скоро, – сказал Малькольм, когда я протянула руку к его свету, а затем обнял меня, и мы снова занялись любовью в саду, и трава щекотала мне спину тысячью язычков.

Потом наступило золотистое блаженство, и лицо Малькольма выплыло из светящегося шара, глаза его были закрыты. Пока я всматривалась в его лицо, оно расширялось передо мной, и вот я уже падаю в его левую ноздрю, проникаю в его череп, и он весь передо мной открыт как на ладони.

В саду, рядом со стеной, затянутой плющом, меня начало рвать. Даже сквозь виртуальную реальность интерфейсной коробочки я ощутила вкус собственной желчи. Малькольм солгал мне.

Я потеряла контроль над собственным телом. Интерфейсная коробочка лежала на кушетке рядом со мной, как было, когда мы только начали, но псевдореальность исчезла. Малькольм был где-то за спиной – я слышала, как он складывает вещи в сумку, – но я не могла заставить свою голову повернуться.

– Мы направимся к лифту Белем. Как только достигнем Кольца, мы будем в безопасности. Они до нас не доберутся. Потом им придется иметь дело со мной.

На стене виднелось размытое водяное пятно, от которого я никак не могла оторвать взгляда.

– Мы наберем людей из анклавов одиночек. Возможно, они не ответят на мой призыв, но им придется признать мою силу.

Мои глаза налились слезами, но пятно тут было ни при чем. Он использовал меня, а я, глупая девчонка, попалась на его крючок. Он соблазнил меня, я была для него закладом, ценной вещью, чтобы начать торги.

– Возможно, понадобится целое поколение. Хотя я надеюсь, что это не так. На Кольце найдется оборудование для клонирования. У тебя отличные данные, а если воспитывать клонов с рождения, то они получаются гораздо уступчивее.

Если бы он заполучил меня, часть одного из звездных экипажей, то, как ему казалось, он был бы защищен от Сверхправительства. Но он не знал, что наша стайка разделена. Он не подозревал, насколько все это бесполезно.

– Ладно, Мида. Пора в дорогу.

Краем глаза я увидела, как он подсоединяет провод к своему интерфейсу, и ноги сами подняли меня с кушетки. Меня охватила ярость, и из шеи вырвался вулкан феромонов.

– Господи, что это за вонь?

Феромоны! Его интерфейс контролировал мое тело, мою глотку, мой язык, мое влагалище, но только не мои модули. Он упустил это из виду. Я кричала что было сил, изрыгая запах из гланд. Запах гнева, страха, отвращения.

Малькольм открыл дверь и принялся двигать ею как гигантским опахалом. На его поясе висело оружие.

– По дороге раздобудем для тебя духи. – Он исчез за порогом с двумя сумками, одна из которых была моей, а я осталась стоять, держа на вытянутых руках интерфейсную коробочку.

Я продолжала вопить, насыщая воздух словами, пока мои гланды не опустошились и моя автономная нервная система не заставила меня замолчать. Я напряженно вслушивалась в то, что происходит за дверью, но снаружи стояла тишина.

Снова появился Малькольм.

– Пошли.

Ноги сами засеменили, выводя меня из домика. Перешагнув порог, я ощутила наши мысли. Стайка была где-то там, слишком далеко, чтобы я что-то поняла, но все-таки рядом.

Остатком феромонов я просигналила: «На помощь!»

– Забирайся в машину, – велел Лито.

Что-то дернуло меня за шею, все тело скрутило спазмом, и я рухнула, но прежде заметила на крыше домика Мануэля, державшего в руке интерфейсную коробочку.

Лито выхватил пистолет и молниеносно развернулся.

Что-то пролетело мимо меня, Лито вскрикнул и выронил пистолет. Я поднялась и на шатких ногах побежала в лес. Там меня кто-то поймал, и вдруг я оказалась среди своих.

Я уткнулась лицом в грудь Строма, прижала ладони к его ладоням и увидела другими глазами – глазами Мойры! – как Лито неловко забрался в аэромобиль и завел турбины.

«Он далеко не уедет».

«Мы повозились с его водородным регулятором».

«А еще развернули габаритки внутрь».

«Спасибо, что пришли. Простите».

Я чувствовала себя грязной и опустошенной. С трудом находила слова. Я передала им все, что случилось, все, что натворила, все мои глупые мысли. Я ожидала почувствовать их гнев, ожидала, что они откажутся от меня и уйдут, бросив у этого домика.

«Ты так и не поумнела», – упрекнула меня Мойра. Стром дотронулся до болезненной точки на шее, там где находился интерфейсный разъем.

«Все прощено, Мида».

Это единодушие было как сок зрелого фрукта, как свет далекой звезды.

«Все прощено».

Рука в руке, рука в руке, мы вернулись на ферму, разделив между собой все, что случилось в тот день.