Локальная метрика

Глава 15. Артём

— Борис… Или тебя лучше Борухом звать?

— Неважно, — отмахнулся майор, что-то прочищающий в своём пулемёте.

— Ты как думаешь, это всё, — я неопределенно показал на стылую тьму за окном, — антропогенное? Не природный катаклизм?

— Наверняка, — ответил он уверенно. — Я уже видел нечто… В том же узнаваемом стиле. Несколько лет назад. Кончилось, кстати, довольно паршиво.

— И что же это было?

— Не спрашивай. Секретность не зря придумана.

— И кому я тут… Разглашу?

Майор молча пожал плечами и никак не прокомментировал. Серьёзно у них всё.

— Тогда я спать пойду, — сказал я разочарованно. Люблю загадочные сюжеты. Мог бы и поделиться.

— Иди, я послежу тут… — он кивнул на мониторы охранной системы.

На них давно уже не было никакого движения. Падающий снег застелил улицы ровным зеленоватым в свете ночных камер покровом без единого следа. Когда я полчаса назад выходил покурить, мороз уже стоял довольно крепкий, как будто не ноябрь, а январь на дворе. В здании пока тепло, но отопительный котел кочегарит на полную, а сколько газа в цистерне, я понятия не имею.

Проснулся от неприятного ощущения тянущей пустоты внутри. Было странно и тревожно, хотелось не то бежать, не то прятаться. Наверное, так кошки чувствуют приближающееся землетрясение. Вышел из спальни — я занял под неё скромную комнатку, предназначенную, видимо, для прислуги. В ней даже окна нет — зато тепло и кровать застелена. В общем зале сидел в кресле с книжкой майор.

— Тоже почувствовал? — спросил он меня.

— А что это было?

— Не знаю. Но что-то изменилось. Такое, знаешь… как перед грозой.

— Выйду покурю.

— Не отморозь себе что-нибудь нужное. Пока ты спал, ещё похолодало.

На улице было так же темно. Фонарь осветил засыпанный снегом двор и превратившийся в угловатый сугроб «бардак», но снегопад совсем ослабел, теперь в луче фонаря пролетали редкие лёгкие снежинки. Надеюсь, собаки к чертям помёрзли, избавив нас хотя бы от этой проблемы. Я прикурил, зажмурившись от слишком яркого в этой темноте огня зажигалки, а когда открыл глаза, над городом уже сияло солнце. Земля под ногами дрогнула, послышался глухой низкий хлопок, как будто лопнул огромный бумажный пакет. Я стоял с дымящейся сигаретой, забыв затянуться, и смотрел, как на бездонное, ярко-голубое, почти белое небо стремительно набегают от горизонта тёмно-серые облака. Удивительно ровным, быстро, со скоростью реактивного самолёта, стягивающимся от краёв к центру кругом. Небо сжималось на глазах. Неподвижный промороженный воздух дрогнул и начал ускоряться, начав с лёгкого ветерка, но мне сразу сильно захотелось вернуться в дом. В дверях столкнулся с майором.

— Ого, — только и сказал он, оглядевшись. Ветер нарастал, начав посвистывать в растяжках проводов. — Что-то теперь будет…

Мы вернулись внутрь, и я не сразу понял, что изменилось. Последние лучи солнца осветили зал через узкие высокие окна, безоблачная дырка в небе закрылась, и стало темно. Не так темно, как раньше. Тяжёлые облака давали серый рассеянный свет, но электрические лампы не горели.

— Пробки выбило? — спросил майор.

Мы спустились в генераторную — дизель на постаменте молотил так же ровно, но стрелки лежали на нулях и лампочки на пульте погасли.

— Генератор, что ли, сдох? — удивился я. — Но почему аварийная линия не включилась? Она же от батарей…

Я включил фонарик, чтобы проверить положение релейных переключателей в щитке, но лампочка в нём на секунду затлела тусклым светом и тоже погасла.

— И батарейки как назло…

— И у меня! — Борух тщетно щёлкал переключателем своего «тактического».

Я достал телефон, но он не включился. Я его заряжал вообще? Не помню… Подсветил «зиппой» — преимущество курильщика. В щитке всё было штатно, но ни один индикатор не светился. Такое впечатление, что аккумуляторы пусты. Я убедился в этом при помощи «контрольки» — лампочки с проводами. Кинул их на клеммы — ноль реакции.

— Ничего не понимаю, — признался я уже в зале, перебирая пригоршню свежераспечатанных батареек, — ни одна не работает.

— И мобильник сел, — расстроенно крутил в руке кнопочный защищённый «кирпич» Борух, — а его на две недели хватает.

Я изо всех сил крутил найденный в кладовке «фонарик-динамку» — но и из него не извлёк ни фотона. Не тикали на стене кварцевые часы. Погасла красная точка в прицеле Борухова пулемёта — кажется, это называется «коллиматор». Герои моих пиздецом сказали бы точнее. Когда мы прорвались до БРДМ, то убедились, что её аккумулятор тоже пуст. Прорывались с трудом, ветер буквально валил с ног. Зато с машины сдуло весь снег — да и не только с машины. Весь снежный покров двора собрался сугробом у западной стены, за стену выглянуть было страшно, того и гляди сдует.

— Не понимаю, что происходит, — сказал майор, пока мы сидели под бронёй, набираясь душевных сил для обратного рывка.

— А раньше понимал?

— Нет.

— Значит, хуже не стало, — утешил его я.

Обратно бежали против ветра, и ощущение было такое, что мне через глазницы в уши продувает. В городе завывало настоящим ураганом, где-то что-то с грохотом падало и неприятно с дребезгом хлопало. В зале быстро холодало, и я растопил остатком дров камин. В трубе как будто поселилась стая глубоко разочарованных банши.

— Мы остались без транспорта, — констатировал Борух.

— Так и ехать-то некуда…

— Было некуда. Если снаружи ветер, — он махнул рукой в сторону дрожащей от напора оконной рамы, — то куда-то он дует.

Да, я об этом как-то не подумал. Пока наш ареал обитания был ограничен городом и окрестностями, воздух был неподвижен. А для такого урагана нужно серьёзное перемещение воздушных масс.

— Страшновато в такую погоду ехать, даже если бы было на чём.

— Ветер скоро стихнет.

— Ты уверен?

— Да, уравняется давление, усреднится температура…

— Ты что-то знаешь, но мне не говоришь, — обиженно сказал я.

— Я много чего знаю, — отмахнулся он, — всего не перескажешь. Но вот что случилось с электричеством — понятия не имею. И это меня пугает.

— Рад, что тебя не пугает всё остальное.

— Как будто оно перестало существовать как физическое явление, но это невозможно, потому что мы бы тогда тоже перестали существовать. У нас в организме всякие микротоки и электрические потенциалы… — рассуждал майор, а я прислушивался к трубе камина. Мне кажется, или завывать стало уже не так сильно?

Кофе пришлось варить в камине, привязав ручку джезвы к кочерге. Не самый удобный способ, но газ не подавался даже в кухонную плиту — без электричества рампа блокировалась в целях противопожарной безопасности. Наверное, это можно обойти, но возиться в темном подвале с газовым оборудованием при свете зажигалки как-то не хотелось. Дрова кончаются, но мебель тут дорогая, из массива, не ДСП с ламинатом. Не пропадём. Тем более, ветер стихает.

— Пойдем, оглядимся, — сказал майор, когда ураганные порывы ослабли, и вой в каминной трубе превратился в робкое поскуливание.

На улице стало заметно теплее. Облака ещё не рассеялись, но выглядели уже не так зловеще. Почти весь снег сдуло, город смотрелся серо и уныло. Со стены стало видно, что ураган сильно потрепал улицы: асфальт усыпан битым стеклом, каким-то мусором, деталями рекламных конструкций и кусками сорванной кровли. Припаркованный неподалеку седан непознаваемой марки разрубило почти пополам сорванной с магазина вывеской, в витрину парикмахерской вбило дорожный знак. Зато не так темно, и дующий вдоль проспекта ветерок не по-осеннему теплый. Я даже бушлат расстегнул.

— Горит что-то? — озабоченно спросил майор. — Глянь!

Над параллельной улицей поднимался изогнутый ветром столбик дыма.

— Не могу понять, он движется, что ли? — удивился я, приглядевшись.

— И правда, движется, — подтвердил майор через пару минут, — причём в нашу сторону.

Он оттянул затвор РПК и заглянул туда. Я повторил его движение со своим автоматом, но перестарался — патрон вылетел и упал со стены вниз. Борух деликатно промолчал, но мне всё равно стало неловко. Герои пиздецом меня бы не одобрили. Между тем на площадь перед воротами выехало… нечто. Размеренно пыхтя и выпуская клубы дыма из невысокой трубы, с боковой улицы выкатилось загадочное транспортное средство. Как будто маленький маневровый паровозик поставили на раму от трактора К-700, нахлобучив сверху нечто вроде боевой рубки, закрытой металлическими листами на заклёпках и снабжённой узкими амбразурами. Оканчивался локомотив открытым угольным бункером, а за ним были последовательно прицеплены три большие тракторные телеги, превращённые в закрытые фургоны с дощатыми стенами и брезентовой полукруглой крышей. Вкатившись на площадь, удивительный поезд стал неторопливо маневрировать, целясь носом в ворота Рыжего Замка.

Борух поднял ствол пулемёта и влепил короткую трёхпатронную очередь перед носом этого стимпанк-буксира. Невидимый машинист намёк понял — скрежетнули тормоза, из-под днища вырвались клубы пара, и поезд остановился. Напряжённое молчание затягивалось, только посвистывал пар, как будто из большого самовара. Неожиданно паровоз издал три низких хриплых гудка.

— Подмогу вызывает, скотина! — выругался Борух. — Может, разнести его, пока не поздно?

— Погоди, Борь. Что за привычка палить во всё, что движется?

— Полезная привычка. Способствует долгой жизни, — раздражённо ответил Борух, но стрелять не стал.

Паровоз, прогудев, больше не подавал признаков жизни, однако из боковой улицы послышался отчётливый стук копыт.

— Артём, держи сектор, — сказал негромко майор, продолжая удерживать на прицеле локомотив.

Мне очень хотелось спросить, какой сектор и за что именно держать, но я постеснялся. Принял бывалый вид и положил цевье автомата на ограждение стены. Типа готов к отражению штурма. Рука так и тянулась демонстративно передернуть затвор, но я сдерживал себя, помня о позорно вылетающих патронах. Предохранитель стоял на… На… Я украдкой глянул — на АВ. Если что — пальну очередью, авось и попаду куда-нибудь.

На ярко-рыжем крупном коне сидел высокий худой человек в чём-то вроде мятой кирасы поверх камуфляжной куртки и в советской пехотной каске старого образца. Из седельной кобуры торчал массивный приклад какого-то дробовика, на поясе болтался маузер в деревянной кобуре и кожаный офицерский планшет. Ноги закрыты блестящими стальными поножами, ниже которых надеты армейские ботинки, а выше — тактические пластиковые наколенники. Для окончательной эклектики на поясе висел какой-то изогнутый клинок в пожарно-красных ножнах. Держа левой рукой поводья своего скакуна, правой всадник размахивал тряпкой, которую условно можно было считать белой. Очевидно, в знак мирных намерений.

— Это что ещё за Дон Кихот, победитель кофемолок? — удивился Борух.

Всадник, проскакав мимо локомотива, что-то неразборчиво заорал, обращаясь к сидящим в кабине. И направился к воротам, с энтузиазмом размахивая своей тряпкой. Перед стеной он резко осадил коня и поднял вверх вторую руку, демонстрируя отсутствие в ней оружия.

— Писатель, спроси, чего этому придурку надо. Я тут пригляжу пока, кабы чего не вышло.

Я осторожно высунулся из-за ограждения, держа на всякий случай автомат в готовности. Впрочем, вид у всадника был скорее комический, чем опасный, а смуглое вытянутое лицо с задорно торчащими горизонтально усами было открытым и, пожалуй, даже добрым. С таким лицом надо сидеть за большим семейным столом, держа на коленях многочисленных детей мал мала меньше, и рассказывать им сказки, а не гарцевать ковбойским манером в прикиде стиля «фоллаут».

— Привет, вы кто такие? — прокричал всадник. На лице его при этом удивительным образом сохранялась полная безмятежность, как будто на него не смотрел автоматный ствол.

— Знаешь, человек на лошади, — недовольно сказал я, — это ты у нас гарцуешь под стеной, а не наоборот. Так что давай это я у тебя спрошу: «Вы кто такие?»

— Да мы что? — удивился рыжий. — Мы так, мимо ехали…

— Вот так, просто ехали? Совершенно случайно и мимо? Знаешь, человек на лошади, если тебе так не хочется с нами разговаривать, ты не затрудняйся, езжай себе мимо, как ехал. Это ж не мы к тебе с портянкой наголо прискакали.

Всадник смущённо скомкал свою не вполне белую тряпку и быстро её сунул куда-то в седельную сумку.

— Нет, вы не подумайте чего… Но мы действительно не ожидали здесь кого-то застать…

В борту локомотива с лязгом раскрылась дверь, и оттуда вылез широкоплечий мужик в грязноватой белой косоворотке и широких чёрных брюках. Спрыгнув на асфальт, он неторопливо, вразвалочку, подошёл к стене.

— Здоровы будьте, мужики. Микола я, с фермы. Чегой-то вы видразу так неласкаво? Я ж чуть не всрався с переляку!

Борух свесился вниз:

— А нефиг буром переть!

— Тю! — всплеснул мощными ручищами Микола. — То я бачу, мабуть жыд с кулемётом? Ось яка история…

— А если гранату? — неласково прищурился майор.

— Та не злобись! — на всякий случай отступил на пару шагов Микола. — Мени хучь татарин…

— Николай Никифорыч! — укоризненно сказал ему смуглый. — Кончай ты этот цирк. Разобраться же надо.

— Та я чо? Я ничо…

— Вы извините, — это уже нам, — мы вам не враги, не надо стрелять. У нас к вам много вопросов, думаю, у вас к нам тоже. Давайте поговорим?

— Ну… Заходите, что ли, не со стены же орать, — с сомнением сказал майор.

— Время, Мигель, — буркнул Микола на чистом русском, без суржика, — может, я поеду, пока не началось?

— Успеем, Николай Никифорыч, — возразил смуглый, — это важно.

— Васятко! Пар тримай там! Вухи пообрываю! — крикнул тот в сторону паровоза. — Ну что, впустите нас?

— Мыкола я, то исть, Николай Никифорович Подопригора. С фермы, — подробно представился водитель паровоза, когда мы расселись у камина, и с весёлым интересом уставился на всадника. Тот помялся, вздохнул, посмотрел в потолок и решился:

— Меня зовут Хулио Мигель де Еквимосо, и мне это, поверьте, самому бывает забавно.

— Мальчик жестами объяснил, что его зовут Хулио… — тихо пробормотал в бороду Борух.

— Вы вряд ли сможете оригинально пошутить на эту тему. Я уже слышал все шутки. Я родился от испанского идальго и русской матери, отсюда и имя с фамилией. Дитя испанской революции, но пасаран и всё такое. И давайте на этом закроем вопрос. Видели бы вы, что мне иногда писали в документах… Зовите меня лучше Мигель.

— Так что же ты не представляешься сразу Мигелем? — удивился Борух.

— Так этот, — он покосился на Миколу, — всё равно сдаст, проверено… Уж лучше я сам…

Я подумал, что, судя по возрасту, этот Хулио той революции никак не дитя, а в лучшем случае правнук, но от комментариев воздержался. Налил всем по стаканчику вискаря — и никто, что характерно, не отказался. Хорошо, что я его сразу ящик замародёрил.

Выпили, помолчали, посмотрели друг на друга — кто начнёт первый?

— Ладно, — решился Мигель, — рискну предположить, что вы понятия не имеете, что случилось, где вы и что с этим делать дальше. Так?

— Ну… Более-менее так… — согласился Борух. — Мы пока что влекомы обстоятельствами и действуем рефлективно.

— В таком случае, я рекомендовал бы вам покинуть это место как можно быстрее. Лучше всего прямо сейчас и с нами.

— Стоп-стоп, не так быстро! — Борух выставил ладонь останавливающим жестом. — Последнее, что я собираюсь делать — это снова бежать неизвестно куда, неизвестно от чего, не понимая, что происходит.

— Видите ли, оставшись здесь, вы вряд ли что-нибудь узнаете, — пожал плечами Мигель. — Не до того вам будет.

Он перемигнулся с машинистом, и это меня вдруг взбесило.

— Чёрт подери, — раздраженно сказал я. — Какого хрена вы масонские знаки изображаете? Нельзя просто сказать, что происходит?

— Это не так просто объяснить… — начал Мигель.

— Если ты сейчас про «во многая мудрости многая печали» задвинешь, я тебя кочергой переебу по тыкве, веришь? — строго сказал Борух.

Мигель дёрнулся, но, посмотрев на майора, аккуратно убрал руку от кобуры.

— Так, эскимос хулев, или как там тебя, — предостерег майор, — вот этого не надо. Ипать какие мы нежные…

— Та вы с глузду съихалы? — сказал нервно Микола. — Вы ще постреляйте друг дружку тут. Принесло вас на нашу голову! Уже погрузились бы, та до хутору, а тут лясы точим…

— Чем погрузились? — быстро спросил Борух.

— Ну, эта… — машинист переглянулся с Мигелем, — вы туточки в подвал не заглядывали, случаем?

Мы уставились друг на друга. В воздухе повисло напряженное молчание.

— Али вы сами оттедова? — осторожно спросил Микола. — Тогда пардону просим…

— Нет, мы не из тех, что там сидел, — спокойно ответил Борух, — а что вы про них знаете?

— Да какая разница… — отмахнулся Мигель, — их же нету.

— Они у нас человечка свели. Интересуемся, как вернуть.

Гости посмотрели на нас так, как будто мы невесть что сказали.

— В смысле «свели»? — осторожно спросил смуглый. — Они что, тут, правда, были?

— А таки не должны были? — вопросом на вопрос ответил Борух. — Логово там серьёзное оборудовано…

— Нет, — решительно замотал головой Микола, — нема такого уговору! Никого не должно быть на фрагменте! Ну, окромя…

— Окромя кого?

— Неважно, — перехватил инициативу Мигель. — Вас, вон, тоже не планировалось, а вы вот они. Кажется, тут что-то пошло не так.

— Електрики немае, — напомнил ему машинист.

— Да, фрагмент недовключился. Что-то его держит, не даёт стабилизироваться. Кстати, там, в подвале, где эти сидели… Не попадался вам сундучок такой забавный?

— Какой ещё, к чертовой матери, сундучок? — спросил я, окончательно потерявшись в абсурдности происходящего.

— С двумя статуэтками, чёрной и белой.

— Не видали такого, — ответил Борух, — а что?

— Если попадется где — лучше не трогайте. А точно нету? Может, вы не заметили…

— Уходя, они что-то унесли с собой, — сказал майор, — и нет, я не пущу вас «осмотреться». Мутные вы ребята, уж извините. Полчаса сидим, а вы ничего толком не сказали. Почему мы должны срочно всё бросить и убираться? Не для того ли, чтобы вы могли тут спокойно пошариться?

— Простите, но мы тоже ничего про вас не знаем, — уклончиво ответил Мигель. — Откуда нам знать, что вы не с ними? Что это не подстава? Вот у тебя — он показал на Боруха, — вид конкретно подходящий.

Забавно, но я бы поклялся, что майор на секунду смутился.

— Ну хоть что-то скажите! — не выдержал я.

— С высокой вероятностью, — Мигель осторожно подбирал слова, — через некоторое время город подвергнется нашествию… Неких существ. Мы их называем мантисами. Они не то чтобы хищники, и даже… А, неважно. Они очень опасны для людей, поскольку те нарушают… Впрочем, это тоже неважно. В практическом смысле вам нужно знать только то, что они постараются вас уничтожить и будут в этом весьма настойчивы. Лучшим выбором для вас было бы покинуть город. Мы готовы в этом помочь — но только в этом. Сдайте оружие, дайте осмотреть здание — и мы вас вывезем.

— Да чёрта с два, — решительно сказал майор, — оружие я не отдам.

— Ваш выбор, — пожал плечами испанец, — но вам тогда понадобятся пушки побольше… Вы просто не представляете себе, с чем столкнётесь.

— Представляю, — тихо сказал майор, — именно что представляю.

Гости распрощались и направились к выходу, мы провожали их до ворот. Разговор так и закончился ничем — они деликатно интересовались нашими дальнейшими планами, мы отвечали уклончиво. Я — потому что понятия не имею, что мы собираемся делать, Борух — из каких-то своих очень секретных соображений. Я уже догадался, что он, в отличие от меня, не совсем случайная жертва обстоятельств, но так и не понял, каким именно образом.

— Транспорт, — сказал он, — нам позарез нужен транспорт. Я тоже хочу такой паровозик.

— Не нужен нам паровозик, — внезапно осенило меня. — Эй, Николай… как вас там?

— Никифорович, — степенно ответил машинист, остановившись в воротах.

— Можете нам помочь? Это не займет много времени.

— Ну…

— Помоги им, Никифорыч, — сказал Мигель, придерживая за повод коня, — если не долго.

— Подбросьте меня на пару кварталов, я покажу куда. Борь, я быстро.

— Что ты задумал, писатель?

— Увидишь!

В тесноватой кабине паровоза метался с лопатой парнишка лет пятнадцати. На улице всё еще было холодно, но от топки шел жар, и он кочегарил в одних штанах, блестя мокрым от пота жилистым и мускулистым не по возрасту торсом.

— Шуруй, Васятко, разводи пары, трогаем! — поощрил его машинист и закрутил какие-то маховички.

Под кабиной зашипело, по полу пошла вибрация.

— Сын? — спросил я его.

— Не, — как будто даже удивился Николай, — из контингента. Трудпрактика. Всё, не сифонь! Даем ход!

Паровозик дёрнулся, натягивая сцепку, и, плавно набирая скорость, пошёл по большой дуге, огибая площадь.

— Вот сюда, — показал я нужную улицу.

— Слушай, Артём, — сказал машинист таким задушевным тоном, что я невольно потрогал висящий на плече автомат, — а ты не знаешь, где тут… Ну, скажем, воинский склад? Должен быть такой, где лежит всякое. Вам оно на двоих ни к чему, а нам бы…

Я сразу вспомнил про место, которое мы разведали с Борухом, но вида не подал.

— Нет, откуда. Я человек гражданский.

— Ты-то да, а вот майор твой… Не в курсе, значит?

— Без понятия.

— Жаль, жаль… А так-то, по жизни, ты кто?

— Человек прохожий, ни на что не похожий, — ушёл я от ответа.

Ненавижу такие вопросы. Может быть потому, что не знаю, как на них отвечать. Скажешь «писатель» — только хуже станет. Это ответ, провоцирующий дальнейшие расспросы. В основном, неумные и неделикатные. Типа «про что пишешь». Как будто есть варианты. Все книги мира про одно — про людей и про жизнь. Вот про них и пишу. Всякие глупости, но про них.

Впрочем, Николай, видя моё нежелание отвечать, отстал, а вскоре мы доехали. Мой многострадальный микроавтобус был цел. Я всерьёз опасался, что давешний ураган уронит на него что-нибудь тяжёлое, но обошлось. В городе тысячи машин лучше моей, но у неё есть два больших преимущества — простенький атмосферный дизель и ключи в кармане. Не надо ломать замки и не нужно электричество. Электрический у неё только стартер, но он всё равно сломан.

— Можешь зацепить на буксир? — спросил я Николая.

— Дизель? Завести хочешь? — сразу догадался он. — Чего же нет. Жди трохи, телеги отцепим…

Озябшую «Делику» пришлось изрядно потаскать, прежде чем мотор, прочихавшись черным дымом, подхватился и затарахтел. Правда, отчасти я сам виноват — протупил, не сразу вспомнил про электроклапан, перекрывающий топливо. А вот когда я его, под укоризненным взглядом Николая, выкрутил и, выдернув запорную иглу, вкрутил обратно, дело пошло лучше. Теперь главное — не заглушить случайно.

— Спасибо! — сказал я машинисту. — Поеду я.

— Нима за що. Да, кстати… Вам тут барышня не попадалась?

— Барышня?

— Ну, рыжая такая, симпатичная…

— Нет, — удивился я, — ни рыжей, ни симпатичной, ни барышни не видал.

— Ну и ладно. На нет и суда нет.

На том и расстались. Николай прицепил к паровозу телеги и покатил вдоль улицы, а испанец на своём коне еще раньше куда-то смылся.

— Мелковат транспорт, — крутил горбатым шнобелем Борух.

— Найди лучше, — обиделся я.

— Пару центнеров утащит?

— Ну, если заднюю лавку выкинуть… И осторожно ехать, а то рессоры крякнут.

Как я и предполагал, майор погнал нас на тот же склад. Сначала он долго ругал сам себя — оказывается, в прошлый раз заминировал все входы, да так тщательно, что еле-еле разминировал обратно. Зато потом…

Похоже, идея «пушек побольше» нашла в нём понимание. Борух вполне мог бы стать героем одной из моих пиздецом — будь он помоложе, посмазливее, не такой лысоватый и вредный. А так — пришлось таскать тяжёлые, как гроб сумоиста, ящики с чем-то военным внутри. Я не настолько подкован, чтобы опознать содержимое по индексам ГРАУ на крышках. Потом ящики с патронами. Потом ящики еще с чем-то. И ни один ящик не был легким!

Я с тревогой смотрел на просевшие рессоры «Делики», тихо тарахтевшей на холостых. Не дай бог заглохнет от перегруза, мы её вдвоем не растолкаем…

В очередную ходку Борух вынырнул из дверей склада без ящика в руках, но с лицом крайне сложным и даже, не побоюсь этого слова, слегка растерянным. На его физиономии такое выражение смотрелось неожиданно.

— Пойдем, чего покажу, — позвал он меня.

— А может, ну его? — я натаскался железа до дрожи в ногах, и мне было неохота. — Я понимаю твой искренний детский восторг от изобилия халявных стрелялок, но я всё равно не отличаю одну от другой. Ну, кроме как по весу…

В процессе наших такелажных подвигов майор неоднократно пытался вызвать моё восхищение сложными аббревиатурами, наборами цифр и названиями, на мой взгляд, ботаническими. Всеми этими «Кедрами», «Кипарисами» и «Бамбуками»… Вру, бамбуки в этой оранжерее, кажется, не росли. Но всего остального хватало — Борух был в восторге от ассортимента, как школьник, который подломил магазин игрушек. Но я не проникся, что его, кажется, немного обидело. Герои моих пиздецом уже, поди, по три раза кончили бы от счастья, а я продолжал держаться за старый «калаш», предпочтя его выданной майором новомодной железке.

— Идём-идём.

Он повёл меня между уходящих вдаль стеллажей. В самом начале мы нашли прямо у входа несколько ламп «летучая мышь», и теперь от них метались по полу угловатые тени. Пахло керосиновой копотью, железом, смазкой и портянками.

— Вот здесь, посмотри, — майор поднял лампу повыше, освещая крашеный зелёной краской тупичок с пожарным щитом, на котором висел одинокий багор и ведро — конус. — Вот сюда смотри, в угол!

— Трещина какая — то?

— Ага, трещина… Вот! — Борух потянул на себя пожарный щит, и стена тупичка медленно пошла поворачиваться, открывая торец толстенной стальной двери, лишь снаружи покрашенной «под стену». За ней уходил в темноту узкий бетонный коридорчик с открытыми кабель-каналами по стенам.

— Видишь, — он показал на металлические коробки по краям. — Здесь магнитные замки стоят. Откуда они открываются — неизвестно, но, когда электричество пропало, то запоры отпустились, и дверь чуть отошла.

— Мы ведь сейчас туда полезем, я угадал?

— А что, тебе не интересно? — удивился Борух.

— Мне, конечно, интересно, ещё как… — протянул я. — Но, если бы это был фильм ужасов, я бы сейчас думал: «Какие же идиоты эти главные герои, вечно им неймётся в каждую жопу залезть!». Ведь это же самая что ни на есть классика — в тайном тёмном подвале, таинственный коридор за потайной дверью… Там наверняка должны быть либо Зловещие Мертвецы, либо яйца самки Чужого.

— Если яйца, то это вряд ли самка, — удивленно сказал Борух. — Это, скорее, самец…

— Ты что, кино про Чужого не смотрел? Там такая Сигурни Уивер…

— С яйцами?

— Ну, фигурально выражаясь…

— Не, не смотрел. Как-то миновало. Ну что, пойдём?

— Да куда ж мы денемся…

Он отдал мне свою лампу и, выставив ствол пулемета, аккуратно двинулся вперёд. В результате у меня оказалось в каждой руке по лампе, и я стал похож на самоходный торшер. Подозреваю, майор это сделал специально — чтобы я в случае чего за оружие не хватался. От такого стрелка, как я, в узком проходе больше вреда, чем пользы.

Коридор был достаточной ширины для одного человека, и Борух шёл практически свободно, лишь иногда касаясь плечом проложенных по стене кабелей.

— Стоп! — поднял он левую руку. — Посвети сюда!

Впереди обнаружилась окрашенная шаровой краской гермодверь со стальным штурвалом посередине.

— Где-то я уже видел такой же изящный интерьер… — сказал я задумчиво.

— Ага, точь-в-точь как в подвале под нашей резиденцией. Не иначе, у одного дизайнера заказывали.

Борух осторожно взялся за колесо запора:

— Ага, закрыто. Отсюда, похоже, никто так и не вылупился.

Он отодвинулся в сторону от двери, заняв позицию слева.

— Так, ставь лампы на пол, вот здесь, у косяка. Теперь поворачивай колесо плавно и осторожно. Да отойди подальше, не стой вплотную! Если там растяжка, то тебе по тыкве дверью прилетит — мало не покажется… Всё, до упора?

Я молча кивнул. Меня вся эта кинобоевиковая движуха уже напрягала. Когда ты с другой стороны экрана, всё выглядит совсем не так увлекательно.

— Тогда дёрни на себя и отпрыгивай вдоль стенки — не назад, а вправо, понял?

— Понял.

Я резко потянул за запорное колесо и отскочил в сторону, чуть не навернувшись на неровном бетонном полу. Тяжёлая гермодверь, чавкнув уплотнителями, отошла примерно на ладонь и остановилась.

— Дай свой автомат, — попросил Борух.

— Тебе зачем? — подозрительно спросил я. — У тебя пулемёт есть…

— Пулемёт мне жалко.

Вот зараза!

Майор взял мой «калаш», отсоединил магазин, выстегнул патрон из патронника, осторожно вставил деревянным прикладом в щель и тихонько сантиметр за сантиметром начал отжимать им дверь.

— Вроде бы чисто… — он аккуратно, двигаясь по стеночке, задвинул ногой в дверной проем керосиновую лампу и достал из разгрузки велосипедное полусферическое зеркало заднего вида на хромированной ножке. Покрутив им между косяком и дверью, майор остался доволен увиденным и, вернув автомат, спокойно открыл тёмное помещение.

Я впервые видел подземную… казарму? Ряды двухъярусных армейских кроватей, между ними казённые тумбочки и табуреты, вдоль стен оружейные пирамиды. Есть даже отгороженная кухня с газовой плитой, баллонами газа и холодильниками. Открытые полки шкафов забиты крупами, макаронами и консервами. Все это хозяйство имеет вид внезапно брошенный — часть продуктов рассыпана на разделочном столе, а посреди засохшего нарезанного хлеба с недовольным видом возится толстая наглая мышь.

В пирамидах оружие, на тумбочках журналы, кровати кое-где смяты, на их спинках висят разгрузки, а на «взлётке» вызывающе стоят расшнурованные «берцы».

— Вот тебе и «Мария Селеста»… — удивлённо протянул Борух. — Считай, две роты полного состава хуем сбрило… Целый, можно сказать, ДШБ…

Он с интересом прошёлся вдоль оружейных пирамид, разглядывая ассортимент с видом покупателя в супермаркете.

— Не хочешь своё «весло» на что-нибудь посовременнее поменять? Тут, вот, «Абаканы» есть…

— Не хочу, — признался я, — с АКМ я хотя бы приблизительно обращаться умею. Сборка-разборка, чистка и всё такое. Я не стану грозной боевой единицей, даже если выдать мне пулемёт «Вулкан».

— «Вулкан» — не пулемёт, а авиационная пушка М61, на 20 миллиметров, — пренебрежительно буркнул майор. — Она весит центнер без патронов.

Да, он определённо подходящий герой для милитари-пиздецомы. Если буду ещё когда-нибудь писать — выведу его в персонаже. Только сделаю покуртуазнее. Впрочем, художник на обложке всё равно какого-нибудь полупидора нарисует. Они всегда так делают.

В центре большого помещения бункера находилось нечто, что можно было бы принять за толстую опорную колонну, если бы в ней не было дверцы. Борух потянул её на себя — открылась.

— И что, никаких зеркал и пихания в щель чужих автоматов? — удивился я.

— Кто будет посреди своей казармы дверь минировать?

За дверью оказалась тесная стальная винтовая лестница. Майор вытянул руку с керосинкой, долго вглядывался вниз, но ничего не разглядел.

— Ну что, дальше полезем? Как там у тебя с тревожной музыкой и яйцами Чужого?

— Знаешь, — сказал я нервно, — мне это больше напоминает сказку про яйцо Кощея. Ну, там — сундук на дубе, заяц в сундуке, утка в зайце, яйцо в утке, игла в яйце… Мы сейчас примерно на стадии утки.

— Ну, тогда пойдём, посмотрим, где там хранится Смерть Кощеева…

Лестница оказалась страшно неудобной — узкой, крутой, со ступеньками из скользкого, несмотря на рифление, профнастила. Пару раз приложился локтем о лестницу и коленом — о бетонные, ничем не отделанные, в следах от грубой опалубки, стены. Спуск продолжался так долго, что я забеспокоился, каково будет лезть по этому дурацкому трапу наверх. Лестничная шахта закончилась маленьким тамбуром — и очередной гермодверью. На этот раз возле неё присутствовал небольшой терминал с кнопками и прорезью под карточку, но Борух решительно повернул колесо привода кремальер — и дверь открылась. За ней обнаружилось нечто настолько архетипично-военно-радиоэлектронное, что меня накрыло ностальгией по недолгому и негероическому, но всё-таки имеющемуся в моей биографии военному прошлому.

Квадратные метры серых стальных панелей с никелированными винтами и гравированными, залитыми белой краской надписями «задержка плавная», «снос», «фиксация» — и прочими, столь же содержательными. Эбонитовые чёрные рукоятки, металлические крупные тумблеры под защитными колпачками и Большие Красные Кнопки под прозрачными крышечками, наводящие на мысль «жахнем — и весь мир в труху…». Металлические угловые разъёмы с накидными гайками, блестящая оплётка бронированных кабелей, массивные сварные, крашеные шаровой краской стойки и железные ручки для переноски на каждом блоке.

— Красота! — восхитился я. — Ламповые модули, полный хардкор. Это вам не новомодные процессоры, это ядерный взрыв переживет!

— И что оно делает? — спросил майор.

— Понятия не имею, — признался я. — Похоже на центр связи, где я служил, но много незнакомого оборудования. Впрочем, это точно не он.

— Почему?

— Нет мест для операторов. Это что-то совсем автономное. На тот случай, когда отдать приказу уже некому, а тут раз — сюрприз!

— Это, типа, как у нас сейчас, да? — невинно заметил Борух.

Я посмотрел на стойки с аппаратурой с новым опасливым интересом. Оно уже сработало? Исполнило то, для чего предназначено? Или нет? Рубильники и тумблеры питания стояли в положении «Вкл», но, за отсутствием электричества, ничего, разумеется, не работало.

Пытаясь понять техническую логику оборудования, я прошелся вдоль стоек. Какие-то модули я узнавал — приёмопередатчик, блок шифрования, усилитель промежуточный и выходного каскада, модули настройки каналов, но часть была совершенно незнакома. А ещё был кабель, уходящий в узкий проход в стене. За ним оказалось крошечное помещение, скорее, просто ниша, со стенами из природного известняка. Посредине неё из пола торчала цилиндрическая колонна чёрного камня, на которой стоял компактный контейнер, больше напоминающий бытовой сейф, чем продукт радиоэлектронной промышленности — во всяком случае, дверца у него запиралась блестящей крутилкой с циферблатами. В стенку врезан герметичный военный разъём, в который вкручена фишка кабеля в металлической оплётке.

— Похоже, в квесте с Кощеем мы прошли «утку-в-зайце» и дошли до стадии «иголка-в-яйце»… — сказал я майору.

— Суровое такое яйцо, — кивнул Борух. — Значит, ты думаешь, внутри и есть Кощеева смерть?

— Если на секретном складе за потайной дверцей под таинственным подвалом в глубоко подземном супертайном бункере какую-то херню ещё и в сейф запирают…

— Глянуть бы, что внутри…

— Тс-с-с! — я прислушался.

Внутри сейфа что-то тихо жужжало. Похоже на звук, который издавали механические автоспуски старых фотоаппаратов. Вот дожужжит он до конца — и вылетит птичка. Из этакого яйца, поди, и птичка будет соответствующая.

— Да, жужжит, — подтвердил майор, в свою очередь приложив ухо к стальному боку.

— Не взорвется, как думаешь?

— На взрывное устройство не похоже.

Я ещё раз осмотрел всё — на мой взгляд, ящик был то ли исполнительным устройством, то ли триггером. То есть, это оборудование должно было передать некий сигнал в ящик — или получить его оттуда. А может, и то, и другое, почему нет. Кабель к нему шёл толстый.

— Что мы делать-то со всем этим будем? — спросил я майора.

— А надо что-то делать? Не зная, что это такое и зачем?

— Я в русле общей концепции интересуюсь. Вот мы, очевидно, видим перед собой некое средство достижения неких планов. С высокой вероятностью — государственных или, как минимум, ведомственных. Непонятно каких планов и какое средство, годное, или, допустим, негодное, но оно перед нами. Так?

— Вроде бы так…

— Так давай ответим себе на принципиальный вопрос — мы хотим, чтобы эти планы, каковы бы они ни были, осуществились? Или же наоборот, мы хотим, чтобы они обломались?

Борух задумался, засопел, почесал лысеющую голову… И внезапно решительно сказал:

— Шли бы они на хер со своими планами.

— А как же… э… корпоративная солидарность?

— Да на хую я эту солидарность вращал! Вырубай.

Интересная, похоже, у майора военная биография…

Я прошёлся вдоль стойки, выключая всё, что выглядит как тумблер питания и, напоследок, сбросил вниз рукоятки сетевых рубильников. Если электричество вернётся, кому-то придётся спускаться сюда и включать всё заново. Впрочем, это будет бесполезно — Борух, сопя и ругаясь, выдирал разъем из «кощеева яйца» с явным намерением прихватить ящик с собой.

Я почти угадал — не «с собой», а «со мной». Тащить сейф он предоставил мне, сообщив, что он будет «прикрывать». Кто бы сомневался. Ящик, вроде, и не очень тяжёлый, но к концу подъёма он, оттянул мне руки до колен и отбил всё, что можно и что нельзя. Когда мы, наконец, выбрались из подземелий к машине, я с облегчением поставил кубик сейфа в багажник и уселся сверху.

— Ты осторожнее сиди — вдруг там радиация какая, а ты на него яйца свесил… — ехидно усмехнулся майор.

— Раньше сказать не мог? Я с этой коробкой уже полчаса обнимаюсь! Если что, яйца уже не будут моей главной проблемой…

Это он меня троллит, конечно, но с ящика я на всякий случай встал, пересев на задний бампер.

Борух удалился восстанавливать профилактическое минирование склада, заявив, что там ещё много чего осталось, чему лучше бы там и дальше лежать, а я сидел и смотрел, как расползаются облака. Потеплело. Бушлат я как снял, взмокнув при погрузке, так без него и ходил. Навскидку, плюс десять, не меньше. Время посмотреть не на чем, но солнце, уже отчетливо просвечивающее сквозь уходящую облачность, перевалило за полдень. И вот, пока я рассеянно пытался сообразить, где теперь у города запад, сзади послышался приятный женский голос:

— Ну, руки вверх, что ли!