Глава 24

На следующий день серый, унылый рассвет возвестил, что по всей Шотландии ночью шел дождь со снегом и что на Северном нагорье наступила настоящая зима. В Эдинбурге рабочие всю пятницу посыпали улицы песком и тротуары солью; машины рычали между колеями в снеговой каше, а пешеходы, стараясь удержаться на ногах, стоически брели по обледеневшим тротуарам на работу или в ближайшие магазины.

Несмотря на неблагоприятную погоду, братья Масонской Ложи № 213 в тот вечер собрались на очередное собрание в Лохендском квартале Эдинбурга. Мастер Ложи прибыл одним из последних, задержавшись из-за старомодного черного такси, которое, казалось, старалось везде свернуть как раз впереди него — и все это раздражающе медленно, несмотря на дорожные условия. К тому времени, как Мастер остановился на отведенном для него месте в конце частной стоянки Ложи — на десять минут позже, чем ему хотелось, — он был настолько раздражен, что записал номер такси на обороте старой парковочной квитанции, прежде чем взять себя в руки и нырнуть в холод и дождь.

Вытащив с заднего сиденья чемоданчик с облачением, он запер машину и осторожной рысью побежал через площадку, на ходу расстегивая пальто. У двери черного входа его встретил секретарь Ложи с листком бумаги в руке и озабоченным выражением обрамленного бакенбардами лица.

— Ох, наконец-то! — сказал секретарь. — Тут один тип пытается связаться с вами уже больше получаса. Говорит, будто работает на вас… звать Мюррей. Вот его номер. Он просил позвонить ему, как только вы придете.

Закатив глаза к потолку, Мастер Ложи № 213 взял листок и посмотрел на номер — незнакомый, — потом направился в сторону гардероба и мужского туалета; секретарь — за ним по пятам.

— У меня нет на это времени, Робби. Уткнулся в чертово такси… Он сказал, в чем дело?

— Только, что это срочно, — ответил Робби. Мастер вздохнул, срывая шляпу.

— Ладно-ладно! Позвоню ему по платному телефону, пока буду одеваться. Скажи наверху, что я открою Ложу через несколько минут.

— Да, досточтимый Мастер.

Когда секретарь Ложи с грохотом умчался по черной лестнице выполнять поручение, Мастер нырнул в гардероб, швырнул шляпу на крюк и бросил чемоданчик на стоящее поблизости кресло. Срывая пальто, он гадал, что же такое могло произойти на заводе, что Мюррей решился звонить сюда, в Ложу.

Открыв чемоданчик, он вытащил белый муаровый фартук с каймой и эмблемами из небесно-голубого шелка и повязал его на пояс, приладив клапан так, чтобы он указывал на его положение Мастера Каменщика. Следом появился кордон, широкая шелковая лента с подвеской из драгоценного камня, знаком должности Инсталлированного Мастера этой Ложи. Надев ее через голову, так чтобы камень упал прямо на грудь, он вытащил рукавицы и взвесил на руке, поглядев на бумажку с телефонным номером, потом полез в карман брюк и выловил двадцатипенсовую монету. Бросив ее в платный телефон на стене возле крючков для пальто, набрал номер, зажав трубку между плечом и ухом, и, ожидая соединения, натягивал рукавицы.

На другом конце провода раздались гудки. Мастер посмотрел на часы, прилаживая краги рукавиц. В этот миг дверь гардеробной у него за спиной открылась. Не успел он обернуться, чтобы сказать, что уже идет, как сильная рука грубо обхватила его шею сзади и прижала толстый тканевый тампон ко рту и носу.

Химический запах хлороформа хлынул в ноздри, жег глаза. Задыхаясь, даже давясь, Мастер попытался рвануться вперед, стремясь стряхнуть нападающего. Он был крупным мужчиной, но противник легко потащил его назад и усилил удушающий захват на горле, прижав тряпку с хлороформом еще теснее к лицу.

В глазах у Мастера начало расплываться, колени подогнулись — хлороформ делал свое дело. Через несколько секунд он беспомощно обмяк в руках нападающего, еще цепляясь за ускользающее сознание, но больше неспособный кричать или бороться. Противник не дал ему упасть, убрав хлороформ на время, достаточное, чтобы сообщник заклеил пленнику рот широкой лентой. Пока тот еще шатался, первый человек завернул ему руки в рукавицах за спину и связал. Одновременно второй нападающий натянул ему на голову темный капюшон.

Они подхватили его с обеих сторон и наполовину повели, наполовину потащили из гардероба, по короткому коридору и на улицу, в морозную ночь, потом бесцеремонно запихнули на пол ожидающей машины — того самого такси, что вызвало раздражение Мастера. От внезапного, резкого укола прямо через рубашку распространилась вялая волна летаргии. Машина рванула вперед — и это было последнее, что он запомнил, прежде чем потерять сознание.

В трех четвертях мили от города, на южном склоне эдинбургского Кэлтонского холма, женщина с твердо сжатыми губами сидела одна в машине, припаркованной у покрытых снежной коркой ворот кладбища Олд-Кэлтон-роуд. Впереди и позади нее в беспорядке стояли машины посетителей грязного паба, занимающего первый этаж на другой стороне Ватерлоо-плейс. Ближе к вершине холма, за пабом, на фоне зимнего неба выделялись темная громада канцелярии прокуратуры и памятник Нельсону. Легкий снегопад почти не заглушал ворчание дизельных двигателей поезда, медленно двигающегося по рельсам за кладбищем в направлении Уэверли-стейшн.

Окрестные улицы были безлюдны, погода загнала большинство людей в дома. Однако за высокими каменными стенами кладбища около дюжины призрачных фигур топталось в покрытом снежной коркой и разрисованном граффити склепе; они ждали знака предводителя. Фрэнсис Ребурн по-волчьи рыскал перед изъеденным непогодой могильным камнем — обелиском в рост человека. Когда он остановился поглядеть на часы, куранты на башне пробили восемь.

Не успело затихнуть эхо последнего удара, как там, где на Ватерлоо-плейс выходила Риджент-роуд, показался свет фар, возвещающий о приближении большого черного такси, неуклюже ползущего вниз по склону холма к въезду на кладбище. Когда такси мигнуло фарами, женщина, ожидающая в припаркованной машине, мрачно улыбнулась своему отражению в зеркале заднего обзора и помигала фарами в ответ.

Дальше сигнал передал человек, ждущий прямо в воротах кладбища. Моментально включаясь в действие, Ребурн сделал знак подчиненным. Все дружно начали сбрасывать шляпы и пальто, оставаясь в до того спрятанных под верхней одеждой тонких белых балахонах. Пока одна группа быстро свалила сброшенные пальто и шляпы на брезент за склепом, остальные натягивали на лица белые капюшоны. Ребурн снял с шеи шарф, и беглый луч уличного фонаря выхватил из темноты темный металлический блеск Солисского торка у него на шее.

Женщина в припаркованной машине запустила мотор. Когда она плавно отъехала от тротуара, такси аккуратно скользнуло на освобожденное место и остановилось, выключив фары. Двое мужчин в черном, сидевших сзади, украдкой оглядели улицу, чтобы убедиться, что их прибытие не привлекло нежеланного внимания, потом распахнули ближайшую к тротуару дверь и вылезли, вытащив из-под клетчатого коврика на полу такси фигуру в капюшоне. Поддерживая человека в капюшоне с двух сторон, они быстро запихнули его из тени такси в тень арки входа.

У ворот их встретил один из одетых в белое коллег Ребурна, почти невидимый на фоне снега, пропустил внутрь и плавно закрыл за ними ворота на явно хорошо смазанных маслом петлях. Еще двое служителей Ребурна помогли провести пленника на холм; все они скользили и спотыкались в снегу. Повинуясь знакам Ребурна, они поставили пленника спиной к обелиску и привязали веревками из алого шелка. Закончив, люди из такси ушли, а Ребурн и его подчиненные продолжили то, ради чего собрались.

Безликие, почти невидимые в белых одеяниях, приспешники Ребурна окружили человека, привязанного к могильному камню. Встав в круг прямо перед жертвой, Ребурн полез за пазуху балахона и вытащил медальон в форме диска с изображением оскалившейся морды рыси на тяжелой серебряной цепи — единственная такая эмблема в этот вечер, хотя все носили кольца с сердоликом их Ордена.

Светлые глаза поблескивали из-под капюшона. Ребурн помедлил, на миг прикоснувшись к медальону, потом протянул руку и сорвал капюшон, мешающий жертве видеть. Пленник немного пришел в себя от потока холодного воздуха: склоненная голова поднялась, одурманенные карие глаза непонимающе скользнули по кругу облаченных в белое фигур. Он слабо отшатнулся, когда Ребурн повесил медальон ему на шею.

С нетерпеливой гримасой Ребурн кивнул одному из подчиненных и отступил на свое место во главе круга. Не произнеся ни слова, человек в белом скользнул вперед и сорвал ленту с губ пленника, потом вроде бы щелкнул пальцами у того под носом. Когда пленник рефлекторно отдернул голову, резкий запах аммония разнесся в морозной темноте и быстро рассеялся. Также молча человек занял место в кругу, растаяв среди товарищей. Жертва осталась одна в середине; в карих глазах начинал зажигаться более осознанный страх.

Ребурн поднял руки, и еще более тяжелая тишина, казалось, опустилась на древнее кладбище, каким-то образом отделив собравшихся от завывания и скрежета дизельных двигателей и аэродинамических тормозов близкой сортировочной станции, поглотив все далекие звуки города. Крупные снежинки лениво кружились в ледяном ночном воздухе, одна из них зацепилась за ресницы пленника. Когда напряжение сгустилось до желаемого уровня, Ребурн наконец закинул голову и свистящим шепотом запел наводящее ужас заклинание, дабы вызвать силу, вверенную ему Старшим Мастером.

Пение раздражало слух, как скрежет напильника по камню. Пленный масон слабо натянул путы; неподдельный ужас начинал подпитывать его усилия. Голос Ребурна становился все напряженнее, но не громче, и наконец он вскинул голову, широко, словно обнимая небо, раскинув над головой руки.

— Приди, могучий Таранис! Приди, будь ныне нашим гостем!

Воздух в круге, казалось, внезапно вскипел злобной энергией. Тьма сгустилась и вспенилась, жуткий полусвет мелькал от тучи к туче, лица и руки начало покалывать, словно по ним ползали невидимые насекомые.

— Приди, о Владыка Молний! — умолял Ребурн. — Приди и прими нашу присягу! Узри подношение, что приготовлено тебе, жертву подобающую и готовую к сожжению!

В его голосе звенело предвкушение, и гром ответил низким, инфразвуковым раскатом, собирающиеся тучи вздымались и волновались.

Дико оглядываясь по сторонам, пленный масон сделал слабую попытку рвануться, сумев теперь издать внятный писк, но бесполезно. В тот же миг с внезапным, оглушительным грохотом стрела молнии обожгла ночное небо и ударила, подобно жалу гадюки, в медальон с рысью, висящий на груди пленника.

Длительная бело-голубая дуга молнии зашипела и затрещала. Служители в белом отпрянули, воздев руки, чтобы защитить ослепленные глаза. Пронзенное ударом неукротимой энергии тело жертвы дергалось и колотилось, как сломанная марионетка, синеватый дым, воняющий обуглившейся тканью и плотью, клубился над головой и грудью.

А Ребурна охватило чувство, близкое к оргазму. Закинув лицо к небу, он издал хриплый крик ликования и глубоко вдохнул зловоние жертвоприношения. Бьющаяся в шелковых путах жертва дернулась в последний раз и затихла, но это была рефлекторная реакция тела на уже прошедшую боль. Остаточные разряды еще несколько секунд играли вокруг склонившейся головы мертвеца, потом внезапно погасли.

Снова спустилась тьма — еще тяжелее, ибо последовала за стихийным огнем, и мгновение, показавшееся вечностью, Ребурн дрожал на грани экстаза, опьяненный долгим поцелуем силы. Резонанс, оставленный энергией молнии, объял его худощавое тело наслаждением, какое он доселе мог лишь воображать. Он цеплялся за это наслаждение, настойчиво прижимая руки к торку в попытке продлить мгновение, и открыл глаза, только когда огонь в жилах погас окончательно и кто-то в кругу закашлялся.

Безжизненное тело жертвы безвольно обмякло на могильном камне, облачка дыма поднимались от глубокого, черного ожога на груди. И медальон, и драгоценная подвеска покрылись окалиной, едкий дым все еще клубился над обожженными шелком и шерстью. Снег вокруг начал таять, обнажая черную землю. По знаку Ребурна кто-то из служителей осторожно подошел осмотреть жертву. В их почтении Ребурн также заметил страх и уважение, смешанные с завистью; он наслаждался этим знанием.

Где-то вдали все громче выла сирена: весьма вероятно, недавняя пиротехника над кладбищем не прошла незамеченной. Повинуясь краткому приказу Ребурна, снова одевшего пальто и шарф, один из помощников сорвал обугленные остатки медальона с рысью с тела жертвы хорошо изолированной рукой, а другой начал развязывать шелковые путы, привязывавшие жертву к могильному камню. Когда они опустили тело на землю, первый человек разрезал и убрал ленту, связывающую запястья жертвы. Когда все было кончено, Ребурн позволил двум приспешникам проводить себя к ожидающему такси, оставив остальных членов группы расходиться так же быстро и тихо, как они пришли.

К тому времени, как первая полицейская патрульная машина свернула на Ватерлоо-плейс, на кладбище Олд-Кэлтон-Роуд не было никого, кроме тех, кто уже давно спал там вечным сном, и обожженного тела человека, пораженного молнией.

* * *

Тем временем в Стратмурне Адам и его помощники еще не знали об этой операции Ложи Рыси. Сосредоточившись последние два дня на защите Джиллиан Толбэт, они как раз перевезли ее в Стратмурн, чтобы начать новую фазу лечения. Джиллиан устроили в уютной комнате в восточном крыле, некогда служившей детской; ее мать поселилась в комнате напротив.

В тот вечер, чтобы принять Айрис Толбэт в Стратмурне и подчеркнуть ненапряженную, домашнюю атмосферу, которая, как они надеялись, обеспечит прорыв в состоянии ее дочери, Филиппа устроила неофициальный обед. Присутствовал не только Перегрин, которого мисс Толбэт обожала после такого явного воздействия на Джиллиан, но также и Кристофер и Виктория Хьюстоны, приехавшие из Кинросса для поддержки. Грозная мисс Гилкрист охотно согласилась вернуться к прежней работе медсестры и посидеть с Джиллиан, пока остальные обедают.

Пока сотрапезники вели благожелательную беседу, переходя от лука-порея и стилтонского сырного супа к цыпленку по-веллингтонски и измельченным черносливам, Айрис Толбэт уже почти освоилась в новой обстановке. Филиппа предложила перейти в переднюю гостиную и попить кофе, когда зазвонил телефон.

— Этим займется Хэмфри, — с улыбкой сказал Адам подскочившей Айрис Толбэт. — Исключая чрезвычайные происшествия, я не отвечаю на звонки во время обеда. — На другом конце комнаты раздался тихий звонок. — Хотя с некоторыми звонками приходится разбираться. Переходите в гостиную, а я присоединюсь к вам через несколько минут.

Этому заверению, однако, не суждено было исполниться, потому что на другом конце провода оказался мрачный Ноэль Маклеод.

— Возьмите себя в руки, Адам, — сказал инспектор. — Человека, носящего масонские регалии, только что нашли мертвым на кладбище Олд-Кэлтон-роуд между железнодорожными путями и Кэлтонским холмом. И знайте: его, похоже, поразила молния. Я как раз еду туда и подумал, что вы захотите присоединиться ко мне… вы и юный Ловэт, если он свободен. Позаботьтесь, чтобы он прихватил что-нибудь для рисования — на всякий случай.

Всего полчаса спустя Адам, сопровождаемый Перегрином, осторожно пристроил «рейнджровер» в ряд позади полудюжины полицейских машин у северной стороны Ватерлоо-плейс напротив входа на кладбище Олд-Кэлтон-роуд. Вокруг самого входа были расставлены полицейские кордоны, а у тротуара ждала, сверкая жутковатыми голубыми огнями, «скорая помощь».

— Выглядит довольно зловеще, — сказал Адам, когда они с Перегрином выходили из машины.

Что-то пробурчав в знак согласия, Перегрин сунул блокнот под мышку и послушно последовал за Адамом по улице, жмурясь от снега и с запозданием натягивая перчатки без пальцев.

— Мы по вызову инспектора Маклеода, — сказал Адам офицеру у барьера, показывая свою карточку. — Можете сказать, где его найти?

— Да, сэр. — Офицер повернулся и указал на скопление огней прожекторов среди могильных камней. — Он где-то там. Но будьте осторожны — здесь очень грязно.

— Спасибо, — быстро сказал Адам.

Они с Перегрином обошли барьер и прошли в ворота. По пути Адам заметил тяжелую цепь, лежащую на земле возле стойки ворот. Висячий замок был аккуратно разрезан, вероятно, болторезным станком. Выше по склону в воздухе висел едкий запах горелой плоти.

— Господи Иисусе! — сдавленно, с отвращением пробормотал Перегрин.

Он прикрыл рукой рот и нос, борясь с тошнотой. В тот же миг Адам заметил Маклеода среди фигур, возникающих и пропадающих в свете прожекторов. Он помахал рукой, чтобы привлечь внимание инспектора; Маклеод посмотрел вниз, увидел их и пошел навстречу. Его сильное, строго очерченное лицо казалось в ацетиленовом свете бледным и мрачным.

— Долгонько ж вы! — пробормотал он, хотя замечание шло скорее от нервов, чем от реального раздражения, ибо он знал, что они прибыли так быстро, как смогли. — Медики и полицейский патологоанатом уже полчаса ходят за мной, желая убрать тело, но я хотел, чтобы вы увидели все так, как мы нашли.

Он провел их через похожий на паутину лабиринт желтых полицейских лент на участок мерзлой земли между двумя серыми каменными склепами. Шедший на шаг позади Адама Перегрин повернул направо и запнулся при виде тела, неуклюже валяющегося на клочке выжженной и раскисшей земли в нескольких ярдах от них, но сумел идти дальше не сбившись с ноги. Когда он окинул тело взглядом, ощущение остаточного насилия обожгло лицо, как пощечина.

У него перехватило дыхание, и он отшатнулся. И Маклеод и Адам оглянулись, но он молча отмахнулся и сфокусировал внимание на мертвеце. Жертва казалась примерно ровесником Маклеода: солидный, похожий на рабочего, человек в обуглившихся остатках масонского кордона и испачканном грязью фартуке поверх темного костюма. Причина смерти была очевидна: почерневшее пятно в центре груди, словно его прошила очередь из миномета.

Доставая карандаш из кармана пальто, Перегрин другой рукой открыл блокнот, сделал пару глубоких вздохов и прищурился, пытаясь увидеть за сценой непосредственно перед ним события, предшествующие ей. Было трудно отстраниться от насилия, но когда он потянулся к более глубокому уровню восприятия, призрачная картина ожила.

Теперь он видел людей, облаченных в белые балахоны с капюшонами, собравшихся вокруг жертвы в круг, напоминающий убийство Рэндалла Стюарта. Обращало на себя внимание отсутствие медальонов с рысью, но кольца украшали каждую правую руку, как и в ту ночь, а лица были укрыты не только капюшонами. Тот, кто казался предводителем, носил на шее что-то тяжелое и темное, оно влекло Перегрина, как магнит… хотя, когда он попытался сосредоточиться, детали расплылись.

Постаравшись сконцентрироваться, Перегрин попытался рисовать четче. Шейное украшение окутывала несомненная аура злобы. Он уловил общее впечатление плавных пиктограмм, передающих ощущение силы. Но не успел образ стабилизироваться, как внезапно раскаленный добела удар боли обжег глаза изнутри, уничтожив видение.

Боль была столь сильной, что он задохнулся и скрючился, слабо схватившись за лицо. Две пары сильных рук поддержали его, не дав упасть, и потихоньку помогли выпрямиться, когда он оправился, но даже мысль о неизвестном шейном украшении вызвала тошноту, и боль снова ударила по глазам.

— Успокойтесь, — прошептал на ухо тихий голос Адама. — Выбросите из головы то, что вызвало эту реакцию. Оно того не стоит.

Прохладные, крепкие пальцы прикоснулись ко лбу. Неожиданно боль стала легче. Перегрин захлебнулся воздухом и наконец осмелился приоткрыть глаза.

— Адам, по-моему, это были те же, кто убил Рэндалла Стюарта, — пробормотал он осторожно, с удивлением обнаружив, что карандаш и блокнот остались в руках. — У вожака было что-то на шее… ну… какое-то украшение… может быть, торк.

— Я почему-то так и думал, — тихо ответил Адам. — Но пока хватит. Не пытайтесь работать над образом. Сам объект слишком уж хорошо прикрыт. Как вы себя чувствуете?

Перегрин кивнул. Боль затихла, он снова мог нормально видеть.

— Лучше. Вы… значит, не хотите, чтобы я сосредоточился на вожаке? — спросил он.

— Не такой ценой, — сказал Адам. — Не сейчас. Не здесь. Вы видели еще какие-либо образы, прежде чем он остановил вас?

— О да, — ответил Перегрин. — Разные подробности…

Его голос замер, взгляд снова перешел на скорчившуюся у подножия могильного камня фигуру, а карандаш уже двигался по бумаге. При виде рассеянного выражения, появившегося у него на лице, Адам и Маклеод отошли на несколько ярдов, довольные, что молодой художник снова овладел своими способностями, но готовые снова прийти ему на помощь, если понадобится. С помощью Перегрина они еще узнают что-нибудь полезное о сегодняшнем преступлении. Маклеод расправил плечи.

— Ну что же. Еще один масон убит при обстоятельствах, которые можно описать только как весьма странные, — пробормотал он. — Н-да, завтра у газет будет знаменательный день.

Адам поморщился. Он мог представить себе заголовки.

— Вы знали его?

— Совсем немного, — ответил Маклеод. — Его зовут… звали… Иен Макферсон, Свой деревообделочный цех в Лохенде, где и находилась Ложа. — Он указал на фартук и кордон мертвеца и поджал губы, погрузившись в мрачные размышления.

— Готов спорить, что сегодня вечером было очередное собрание Ложи. Почти не сомневаюсь, что его, вероятно, похитили как раз перед началом собрания… может быть, прямо в помещении Ложи. Я послал туда Дональда расспросить людей. Как один из них, так сказать, он получит информацию вернее, чем кто-либо… но только если есть что сказать.

Он умолк и покачал головой.

— Не знаю, Адам. Смерть Рэндалла была ужасной… но теперь начинает становиться по-настоящему жутко. Если мы очень скоро не доберемся до сути этой неразберихи, то у нас может начаться настоящая охота на ведьм. И, что еще хуже, самозваные охотники будут искать совсем не там, где надо… и сам Масонский орден окажется во главе списка.

— Боюсь, вы правы, — серьезно согласился Адам, — Можете сейчас сказать что-то еще? Макферсона ударила молния?

Маклеод нахмурился, как грозовая туча.

— На это указывают все улики. Во-первых, локализованный ожог в центре груди. Потом факт, что часы Макферсона остановились в 8.17 — что точно указывает время смерти. Монеты в карманах превратились в выгарки — еще одна документально подтвержденная особенность, связанная с жертвами молний. Я не врач, но мне это кажется довольно убедительным.

Адам мрачно кивнул.

— Было бы гораздо проще все объяснить, — продолжал Маклеод, — будь это лето в тропиках. Но гроза слишком уж необычна для шотландской зимы. Хотелось бы мне, чтобы я мог прикинуться, будто верю, что все это — тщательно продуманное преступление, совершенное в студийных условиях кем-то, насмотревшимся ужастиков. Однако у нас есть пара свидетелей, которые утверждают, что видели, как странные облака собирались над кладбищем всего за несколько мгновений до удара молнии.

Взгляд Адама стал пронзительным.

— Почему это напоминает те рассказы, что появились в связи с инцидентом в Балморале в том месяце?

Маклеод прищурился.

— Думаете, возможна связь?

— Не знаю, — сказал Адам, — но эту теорию стоит исследовать.

Возможно, он сказал бы больше, но в этот миг к ним поспешно подошел Перегрин, на лице которого отражалась смесь отвращения и волнения.

— Поглядите-ка! — сказал он, передавая им блокнот. Адам поднес блокнот к свету. На рисунке был изображен Макферсон, привязанный к могильному камню, у подножия которого он теперь лежал. На нем были не только фартук и кордон Мастера Ложи; на шее на длинной цепи висел круглый медальон. Изображена на медальоне была оскалившаяся морда рыси.

— Остальные на этот раз их не носили, — объяснил Перегрин, пока его наставники смотрели на рисунок. — Были кольца, но не медальоны. Теперь его, конечно, нет, — добавил он, тыкая пальцем в медальон с Рысью. — Они — люди в белом, — наверное, сняли его после удара молнии. Но для чего надевать его на жертву, если это не…

— Если это не было завершающим ритуал фактором, — задумчиво сказал Адам. — Да, это вполне подходит. Медальон действует, как приводной маяк, притягивая огонь той силы, которую наши противники пытаются высвободить в материальный мир.

— Место отмечено крестом, — процедил Маклеод сквозь крепко сжатые зубы. — Иначе это называется прикосновение Иуды.

— Но почему здесь? — удивился Перегрин, оглядываясь вокруг.

— Вот, по-моему, часть ответа. — Адам указал на обожженный огнем могильный камень позади тела.

Перегрин пригляделся и увидел, что на камне вырезана любопытная эмблема: круг с треугольником внутри и левой рукой внутри треугольника с ладонью наружу и пальцами вместе, а на ладони — глаз.

— Если не ошибаюсь, — сказал Адам, — это старый масонский символ защиты. Я прав, Ноэль?

Кивнув, Маклеод провел рукой по полустертой резьбе.

— Мне это кажется вполне возможным.

— Более того, — сказал Адам, — я бы очень удивился, если бы не оказалось, что именно это кладбище использовалось в прошлом для погребения важных масонов. Дело в том, что я подозреваю, что наши враги используют все это не только для совершения жертвоприношений, но и для испытания своей наступательной силы.

Еще раз оглядевшись, он безрадостно вздохнул.

— Думаю, мы можем принять на веру, что они достигли того, к чему стремились, — продолжал он. — Куда бы ни вел отсюда след, по дороге будет еще много смертей, если мы не сможем действовать быстрее их. Для этого нам понадобятся знания. Ноэль, когда вы сможете дать мне записи бесед, которые вы с Кохрейном вели в Стерлинге?

— Хотите завтра? — сказал Маклеод. — Самое позднее воскресенье. Я возьму копию домой, а еще прослежу, чтобы вы получили копию судебного рапорта о Макферсоне, как только он появится.

Загрузка...