Лишь милая ведьма поможет в фэнтезийном мире, который пережил конец света

Глава 1. Один…

Вокруг царил хаос. Истошные крики смешивались с раздирающим душу рёвом зверей, взрывы сотрясали воздух, а автоматные очереди дробили его в глухую какофонию звуков. Этот шум казался вечным, проникая в самую глубину сознания, разрывая голову на части. Но постепенно хаос отступал, как будто кто-то отматывал его назад. С каждой минутой звуки становились приглушённее, пока не остались лишь уханье двигателя и раздражённый голос водителя.

— Сука! Езжай быстрее, чертова колымага! Сука! — истерично выругался мужчина. Его голос дрожал от паники.

— Мы по грязи ползём, быстрее никак, — ответил ему другой, низкий и угрюмый, почти утонувший в шуме мотора.

— Да я вижу, ебать тебя в рот! Но ёбаные монстры догонят ведь!

— Пока не добьют там всех — не догонят, — угрюмо повторил второй голос.

— Тьфу! — первый резко закашлялся, скрипнув зубами от боли. — Бок болит, зараза… Ах! Помогите, мать вашу…

Каждое его слово отдавалось в моей голове эхом. Хотелось хоть немного приподняться, посмотреть, что происходит, но тело не слушалось. Грудь сдавливало, как будто кто-то налёг всей массой, а руки и ноги казались чужими, тяжёлыми, как мокрое бельё. Где-то на лице ощущалась липкость — кровь стекала по щеке и капала под тканевую маску. Пальцы на руках едва шевелились, а ледяной холод, пробирающий до костей, накатывал волнами.

Холод. Он не просто пронизывал — он был везде. Тянул к земле, утягивал в тишину. Холодно и сонно. Тепло покидало меня медленно, но верно, и лишь болезненные толчки в висках не позволяли совсем отключиться.

Но что происходит?

Почему я здесь?

Чей-то вой? Выстрелы? Крики? Я… на войне?

Сквозь больные, рваные мысли не пробивалось ни одного ответа. Всё вокруг плыло, как затянутое густым туманом. Лишь осколки ощущений напоминали о том, что ещё жив. Рваный воздух. Треск мотора. Вязкий привкус железа во рту.

Кто я вообще?

Почему ничего не помню?

Что за чёрт?

Мысли ломались, как подгнившие сучья. Случилось что-то ужасное. Возможно, я ранен. Судя по всему, в голову. Неудивительно, что ничего не вспоминается — ни имени, ни прошлого. Судьба играет со мной жестокую шутку, напоминая, что я всё ещё здесь, на грани, и умираю. Скорее всего, это конец. И… умирать не так больно. Больше тянет холод и сон. Глупо надеяться на что-то большее. Остаётся только молиться — быть может, я был хорошим человеком. Или хотя бы не худшим.

Очнулся резко, лёжа на спине. Резкий спазм схватил горло, словно невидимая рука сжала дыхательные пути, заставляя дышать поверхностно и рвано.

Я начал задыхаться. Паника захлестнула с головой.

— Ах-х! — выдохнул я хрипло, пытаясь вдохнуть полной грудью, но воздуха не хватало.

Дрожащей рукой я ухватился за горло, стараясь унять сводящий спазм. Делая короткие, судорожные вдохи, начал аккуратно массировать шею, не открывая глаз. Мир вокруг казался далёким и неразличимым, лишь острая потребность в кислороде удерживала в сознании.

— Чёрт! — прошептал я, прилагая всё больше усилий, чтобы преодолеть неожиданную пытку.

Левой рукой, до этого бессильно свисавшей вниз, присоединился ко второй и стал мять горло двумя руками, стараясь унять внутренний спазм. Казалось, ещё немного, и я потеряю сознание. Горячая кровь стучала в висках, наполняя голову звоном.

— Кха-кха! Кхе! — судорожный кашель разорвал тишину, когда горло начало отпускать.

Я продолжал массировать шею, пока не почувствовал, что могу дышать глубже, увереннее. Воздух постепенно наполнял лёгкие, а бешеный ритм сердца начал замедляться. Каждое движение давалось с трудом, но тревога понемногу отпускала.

— Фух, — осторожно выдохнул я, когда дыхание стало ровнее.

Открыв глаза, я увидел перед собой железную крышу песочного цвета. В глаза бросился люк, крупный, с массивной ручкой, а чуть в стороне висели круглые лампы, тускло освещавшие пространство. Свет казался холодным, безжизненным.

Я огляделся, стараясь не издавать лишних звуков. Пространство вокруг было тесным и замкнутым. Я лежал на трёх узких сиденьях с левой стороны, мои ноги немного свисали вниз к задним дверям, а одна рука, видимо, до недавнего момента безвольно болталась. Сиденья напротив меня были такими же узкими и жесткими, но пустыми. Свет из маленьких окон с закруглёнными углами пробивался слабым сизым оттенком, создавая гнетущую атмосферу. Холод, стоящий в салоне, не уступал тому, что царил за его стальными стенами.

На прорезиненном полу валялся автомат. Сильно потрёпанный, с корпусом серо-белой раскраски, он казался массивным. Я посмотрел на свою форму: белый военный камуфляж с пятнами, соответствующими окраске оружия.

— Мой, наверное, — прошептал я.

Голос звучал глухо, будто доносился откуда-то изнутри.

На груди ощущался тяжёлый бронежилет с пустыми кармашками, а на локтях и коленях — белые защитные щитки из материала, напоминающего пластик. Ноги сковывали тяжёлые армейские ботинки, в которых ступни уже успели запариться. Перчатки на руках с резиновыми вставками чуть согревали, но казались неудобными.

Я осторожно поднял руку к шлему, пытаясь его снять, но резкая боль пронзила голову, заставив отдёрнуть пальцы.

— Ай! — прошипел я, сжав зубы.

Было ясно, что со шлемом придется разобраться позже.

С трудом я приподнялся на локтях. Голова кружилась, а в желудке поднималась тошнота, но я всё же смог сесть, прислонившись спиной к холодной стене бронемашины. Водительское место едва просматривалось из моего положения. Я с трудом разглядел двоих — водителя и пассажира. Первый, согнувшись, лежал на руле, а второй уткнулся лицом в приборную панель. Оба были в таких же белых формах, как у меня. На полу под ними скопилась небольшая лужа крови, но запаха разложения пока не чувствовалось.

— Твою мать, — прошептал я, ощущая, как холодок пробежал по спине.

Всё внутри бронетранспортёра выглядело целым. Ни пробоин, ни повреждений. Люк на крыше, боковая дверь и задние створки были надёжно заперты. Создавалось ощущение, что эти двое умерли ещё до начала поездки, но от чего — я пока не понимал.

Картинка была пугающей, а тихая, давящая атмосфера усиливала ощущение безысходности.

Сжавшись в сиденье, я прикрыл глаза, стараясь восстановить дыхание и унять гул в голове. Наконец решился снять шлем. Дрожащими пальцами я отстегнул ремешки, стараясь двигаться максимально осторожно. Боль вновь пронзила голову, но я стиснул зубы и продолжил. Когда шлем удалось снять, я бросил его рядом. Белый, с навороченной конструкцией и внушительной вмятиной на правом боку, он казался почти неповреждённым. Вмятина не пробила его, что, вероятно, спасло мне жизнь.

Следом я снял балаклаву. Белая ткань была пропитана кровью, наполовину окрашенная в бордовый оттенок. Голова тут же ощутила приятную прохладу. Я нащупал запёкшуюся рану на коже. Болело, но не критично.

— Нужно будет потом постирать, — пробормотал я, отбрасывая ткань к шлему. Рану я больше тревожить не стал, переключив внимание на салон.

Взгляд остановился на автомате. Тяжёлый, с двумя спаянными рожками, он выглядел внушительно. Я поднял его, ощущая его вес в руках. Казалось, я впервые вижу оружие. Ни рефлексов, ни воспоминаний, ни привычки. Ничего.

— Будто новичок… — тихо прошептал я, откладывая автомат в сторону.

Несмотря на слабость, мне удалось встать на ноги, опираясь на стены. Тело казалось истощённым, движения — неуклюжими. Казалось, ещё немного, и я упаду.

— Ух, встали… — выдохнул я, цепляясь за крышу.

Слегка согнувшись, я подошёл к одному из маленьких окон. Холодный воздух, врывающийся через крошечные щели, пробирал до костей.

Через окно я видел странный лес.

Не просто лес, а нечто чуждое, тёмное. Деревья, что его наполняли, были абсолютно лишены листвы, и их раскидистые ветви, пушистые, но чёрные как уголь, напрочь лишали место какого-либо тепла. В высоту эти деревья могли тянуться метров на тридцать, а может и больше, их мощные стволы словно вытянуты из самого сердца ночи. Их силуэты причудливо изгибались в сторону, создавая ощущение какого-то старого, забытого мира, где жизнь почти угасла. Не было ни птиц, ни других животных — лишь этот лес, полный мрак и пустота.

Мы стояли на высоком холме, возвышаясь над огромным массивом, который растягивался далеко за горизонт, словно морская гладь, скрытая в тумане. На фоне тусклого, почти чёрного неба, которое заполнили грозовые тучи, лес казался ещё более зловещим. И хоть снежный слой местами лежал на земле, ветви всё равно продолжали слегка колыхаться от порывов ветра. Внутри машины же царила тишина, ни малейшего звука от внешнего мира. Тёмные облака скрывали солнце, и я не мог точно сказать, утро это или вечер. Время как будто остановилось.

Тревога начала перехлёстывать, когда взгляд вновь упал на тела погибших военных. Не было чувства страха, не было яростного гнева — только одиночество и странная тоска. Я не знал их имён, не знал, куда мы шли, и почему здесь оказался я один. Они привезли меня сюда, а теперь не было никого, кто мог бы ответить на вопросы, которые так резко появились в голове. Почему они погибли? Почему я остался жив?

Я перевёл взгляд на тела и начал осматривать их. У меня не было сил поднимать их или перемещать, всё, что я мог сделать — это просто немного сдвинуть их, положив обратно на кресла. Оказавшееся у них снаряжение оказалось на удивление бедным по сравнению с моим. Не было ни бронежилетов, ни автоматов. Лишь два пистолета, несколько касок, и у водителя — странные зеркальные очки на резинке, висевшие на его шее. Я аккуратно складывал их на сиденья, чтобы не оставлять в салоне беспорядка, и постепенно приходил в себя. Дыхание становилось ровнее, слабость исчезала, шаги — уверенными.

Я обратил внимание на водителя.

Он лежал с огромной кровавой раной на левом боку, ещё одна была у сердца. Сначала мне показалось, что он просто не выдержал боли и покончил с собой, выстрелив в грудь. Пистолет, аккуратно уложенный рядом, мог это подтвердить. Но второй пассажир, его сосед, выглядел загадочнее. Внешне никаких ран не было. Но его балаклава была насквозь пропитана кровью, а под ним скопилась лужа засохшей крови, как и под водителем. Это выглядело так, как будто его рвало кровью, но пистолет оставался на месте, в кобуре на бедре. Он не застрелился, несмотря на всю боль и очевидную смертельную тяжесть положения. Почему? Почему не кончил с собой, как его товарищ?

Ещё одной загадкой являлись голубые прямоугольные флаги со странной и незнакомой эмблемой на плечах, которая имелась и у меня. Шевроны я сорвал и сбросил к остальным вещам на сиденьях.

Я потянулся к переднему окну, защищённому тяжёлыми листами брони. Через него я видел тот же чёрный лес, но теперь взгляд зацепился за несколько полуразрушенных домиков вдалеке. Они стояли, как мертвые памятники. Когда-то это были добротные бревенчатые дома, а теперь они сгорели до основания. Пожарище и развалины, вокруг которых торчали остатки заборов, колышущиеся от ветра. Три дома, и у одного даже оставалась часть старого забора, торчащая колышками в землю, как забытую память о былых днях.

Мысли начали путаться, я чувствовал, как тревога снова растёт внутри. Это не могло быть случайностью. Следовало выйти и осмотреть местность. Порой не знаешь, что страшнее — одиночество или опасность, скрытая за каждым углом. Эти тела — это уже не просто трупы, это мрак, который стоит на пороге. Они вывезли меня сюда, а теперь… Нет, с этим не стоило затягивать.

Я сунул пистолет второго пассажира в свою кобуру, быстро поправил форму и взял в руки автомат. Мало ли, что там ждёт. Противник может быть рядом, и если будет встреча, я должен быть готов.

Сначала я снова осмотрел окрестности через все окна. Тишина. Никаких движений в лесу, никакого шороха среди деревьев. Ни живого существа. Никого не было в радиусе видимости. С одной стороны это успокаивало, с другой — добавляло беспокойства. Лучше было подготовиться к худшему.

Я решил выйти через боковую левую дверь. Это решение казалось наиболее разумным: если что, проще быстро войти и закрыть её за собой, чем бороться с тяжёлыми дверями сзади. Да и закрыть за собой эту дверь можно быстрее, чем две большие задние створки.

Вдохнув, я сжал ручку двери. Сразу почувствовал, как свежий воздух врывается в кабину, заставляя меня дернуться от холода.

— Фух, с Богом, — прошептал я, открывая тяжёлую дверь и всматриваясь в темный, скрывающий свою опасность лес.

Несмотря на лежащий местами снег и прохладный ветерок, на улице оказалось гораздо теплее, чем внутри бронетранспортёра, который был настоящим холодильником. Находиться в нём было как в огромной морозильной камере, от которой не спасали даже мои одёжки. Вскоре я обнаружил, что вокруг машины почти не было снега, земля под ногами была слегка подмёрзшей, покрытой тонким слоем инея. Редкие лужи замёрзли намертво, образуя ледяные пятна, будто кто-то аккуратно расставил белые кружки на этом месте.

Почувствовав резкое изменение температуры, я решил сразу же закрыть за собой дверь. Осмотревшись, я начал обходить бронетранспортёр по кругу. Это был здоровенный белый бронированный внедорожник, впечатляющий в своей массивности, с характерными очертаниями военного транспорта, но странным образом лишённый каких-либо следов повреждений или признаков боя. На первый взгляд он выглядел неповреждённым, однако при ближайшем рассмотрении я заметил, что белая краска на его металлическом корпусе была нанесена неаккуратно. Местами она слезала, а по всему кузову просвечивала грязная песочно-болотная камуфляжная расцветка. Как будто кто-то пытался быстро перекрасить его, не обращая внимания на детали и не утруждая себя тщательно закрашивать каждую поверхность.

— Интересно, — пробормотал я себе под нос, продолжая осмотр, и перевёл взгляд на колёса.

Мощные широкие шины едва ли могли застрять в этом месте. Земля под ними была слегка замёрзшей и местами покрытой застывшей грязью, но, даже если бы она была сырой, этот «танк» без труда мог бы преодолеть любые препятствия. Но почему он остановился здесь? Почему не продолжил движение?

Я сразу же стал прокручивать в голове несколько вариантов:

Закончилось топливо.

Это худший вариант. В такой глуши как эта я не представлял, где мог бы найти топливо. А без него, понятное дело, машина не поедет.

Неисправность бронемашины.

Гораздо хуже, чем отсутствие топлива. Учитывая, что у меня не было абсолютно никакого представления, как управлять техникой, разобраться с неисправностью было бы крайне сложно. Особенно если учесть, что сама машина — это военный бронетранспортёр, и разобраться с ним без нужного опыта и инструментов было бы почти невозможно.

Водитель и второй пассажир умерли примерно в одно время.

Этот вариант был наиболее оптимистичным. Если они действительно погибли в одно время, и я смогу научиться управлять машиной методом проб и ошибок, у меня будет шанс продолжить путь. Но пока не было ясно, куда именно.

Машина застряла в грязи.

Маловероятно. Бронетранспортёр был создан для того, чтобы преодолевать любые препятствия, включая болота. Глядя на его колёса, я был почти уверен, что этот «монстр» легко проедет через любую грязь. Однако в голове всё равно держался последний разговор этих двоих, в котором один говорил другому, как им тяжело было двигаться по грязи.

Водитель целенаправленно привёл транспорт сюда.

Этот вариант выглядел самым правдоподобным, особенно с учётом разрушенных домов, которые находились всего в десятке метров от машины. Это могло быть местом для эвакуации или ожидания, и, возможно, они намеренно приехали сюда, чтобы ждать подмогу. Но тогда остаётся вопрос: почему они не уехали после того, как один из них погиб, а второй ещё долго терпел боль?

Пока что я склонялся к версии с эвакуацией, она казалась наиболее вероятной. Они прибыли сюда, ждали поддержки, пока один не погиб, а второй, потеряв надежду, покончил с собой. По крайней мере, это казалось логичным.

Я всё ещё держал автомат наготове, не расслабляясь, несмотря на отсутствие видимой угрозы. Наблюдая за окружающим миром, я осторожно продвигался к домикам. Пытался избежать привлекать внимание, пригибаясь и двигаясь тихо. Даже если я и не помнил, как оказался здесь, мои рефлексы помогали мне сохранять бдительность. Мышечная память всё ещё работала.

Шаг за шагом я обошёл местность. Через узкую просёлочную дорогу я подошёл к самому ближнему дому. От него осталась лишь пустая оболочка, несколько обгоревших каркасных стен, наполовину разрушенные и почти без крыши. Местность вокруг была пуста. Нет травы, нет кустарников — только обломки, пепел, мусор. На земле валялись ветки, сухие листья и остатки обгорелых построек. Ничего, что могло бы заинтересовать случайного прохожего, да и меня тоже. Обычные руины.

Я осмотрел этот участок, обходя дома, но ничего подозрительного не заметил. Ветки, сгоревшие дома и пожухлая трава — больше ничего не осталось. Деревья, казалось, росли повсюду. Прямо от дороги, вдоль домов и вдаль, на склоне, — они были везде. Эти чёрные, мертвые стволы. И тут, на пригорке, была единственная открытая поляна, лишённая этой лесной чащи. Всё это наводило на мысль, что место выбрано не случайно. Просторная площадка посреди леса вполне могла бы стать удобной для посадки вертолёта. Если это была эвакуация, эта версия стала казаться всё более правдоподобной.

После разведки местности я вернулся к бронетранспортёру, чтобы продолжить осмотр. Интуитивно зная, как устроены замки, я быстро открыл все двери и залез внутрь. Как только я оказался в салоне, меня сразу же охватил неприятный запах — смрад, который въелся в металлоконструкцию. Раньше, когда я был внутри, я этого не ощущал, но теперь, когда я вдохнул свежий воздух снаружи, всё стало очевидным: дышать в этой машине было невозможно. Запах был настолько гниющим, что трудно было понять, от чего он исходил.

Как я выжил внутри бронетранспортёра, не задохнувшись?

Это было похоже на мистику.

Вначале, когда двери открылись, я почти не смог поверить, что мне удалось выжить в этом металлическом гробу. Всё вокруг было заперто в жестокую тишину, а воздух — тяжёлый, наполненный едким запахом плесени и крови. Внутри машины было душно, как в закрытом шкафу, где долго не открывают окна. Но с каждым вдохом казалось, что я всё-таки продержусь, как бы странно это ни звучало.

Сразу после того, как двери открылись, я начал осматривать внутренность транспортного средства. Но как только я встал на пол, мои ноги утонули в какой-то вязкой субстанции, что-то мокрое, липкое. Кровь, конечно. Но ещё хуже было то, что запах… он буквально вонзал в нос. Даже ветер не мог выветрить его. Я почувствовал головную боль от этого едкого, кислого аромата, который просто не давал покоя. Всё внутри машины, включая пол, было покрыто этим слоем — я старался не думать об этом слишком долго.

Осмотревшись, понял, что внутри, кроме трупов, ничего стоящего нет. К тому же, мне казалось, что машина была разобрана до последнего винта, как будто её специально подготовили, чтобы не оставалось ничего полезного. Странно. Всё это напоминало технику, что несколько дней назад была на ремонте, и каждая деталь, которую можно было бы забрать, была вытащена. Всё ценное, всё важное — убрано. Остался лишь этот тупой металлический скелет, и я в нем, как странник в пустыне, не зная, куда идти и что делать.

— Пиздец какой-то, — выругался я в голос, глядя на пустое пространство в салоне бронетранспортёра.

Не хотелось сидеть в этом холодильнике, но больше всего на свете мне было нужно разобраться с погибшими солдатами. Они лежали в самых неудобных позах, и запах был настолько сильным, что я едва не задохнулся, даже когда просто открыл дверь. Но нужно было решать, как бы мне не было тяжело.

Первым я решил вытащить тело пассажира, того, кто умер, очевидно, после того как рвотные массы с кровью заполнили его лёгкие. Он выглядел не так уж и тяжело, но, когда я начал его вытаскивать из машины, это оказалось не таким уж лёгким делом.

— Ух, тяжёлый какой… Зараза, — пробормотал я, слегка кряхтя, вытащив его за подмышки, пытаясь сдержать боль в спине.

Я, конечно, мог бы снять с себя бронежилет, но этого я не стал делать. В любом случае, мне нужно было оставаться защищённым, особенно в таких местах. Я продолжал работать в нём, потому что где, если не здесь, в забытом всеми месте, мне позволить себе снять защиту? Внутри бронемашины с закрытыми дверями и люком — вот только там мне бы разрешил это сделать мой внутренний голос.

С трудом вытянув тело, я бросил его в снег рядом с транспортом. Я пошёл обратно к водителю, тело которого требовало гораздо больше усилий. Он был невысокий, но крепкий, и, похоже, после смерти его плоть обрела какую-то зловещую тяжесть. Это было похоже на борьбу с чем-то неестественным, что упорно не желало отпускать.

— Фух, — выдохнул я, наконец кладя водителя рядом с пассажиром, чувствуя, как ноги ватные, и ещё больше ощущая холод, который пробрал через всю одежду.

Сразу же появилась мысль: а что, если я окажусь следующим? Но времени на подобные размышления не было. Чёрт возьми, я был жив, и мне нужно было двигаться дальше.

Закончив с телами, я вернулся к бронетранспортёру и вернулся к делу. Быстро наспех забрал с них все полезные вещи — каски, куртки, ботинки — и не стал больше трогать ничего. Не было смысла пытаться скрыть следы их смерти или каким-то образом оправдать свои действия. Я не был готов оставлять эти вещи, потому что они могли бы понадобиться, и не важно, насколько морально это правильно или нет.

И всё же, как бы я ни стремился к выживанию, тем не менее передо мной открылись их лица. Маски сняты, и я увидел их, моих «спасителей».

Водителем оказался мужчина лет тридцати, с лысиной, которая была выбелена как полотно, и с тяжёлой мордой, на которой лёгкая щетина едва прикрывала бледную кожу. Невысокий, но с широкой грудной клеткой и мускулистыми руками, он выглядел как тот, кто всю свою жизнь поднимал тяжести, а теперь просто не успел уйти от удара судьбы.

Пассажиром был парень лет двадцати — брюнет, с короткими русыми волосами, аккуратно выбритыми висками, а его лицо — всё гладкое, без намёка на волосы. Он был высоким, с острыми, вытянутыми чертами, как будто его лица высекали мастерски. Серьга в ухе добавляла некой бунтарской дерзости. Однако, в тот момент его лицо было чем-то неузнаваемо искажено. Синяки на коже, глаза, полные бездны, губы потрескавшиеся и сухие, а под кожей — чёрные пятна, напоминающие следы от ударов. Всё это навевало ужас, словно смерть уже начала свой пир, но не успела завершить его.

Я припорошил тела снегом, чтобы хоть как-то скрыть их ужасную участь, и с тяжёлым сердцем пошёл назад к машине. Правая рука продолжала держать автомат — привычно, как вторую руку, — а в левой я нес всё остальное. Устал, как животное, на котором только что катались на цепях, но был не такой, что мог себе позволить остановиться. Время не ждёт, и не я решаю, когда отдыхать.

Очистка водительских мест стала следующим этапом, и она была не менее противной, чем всё, что я уже пережил. Я начал собирать снег в каски. Снежные хлопья, кажется, только усугубляли положение, когда я высыпал их в кабину, сливая кровь, будто она хотела вернуть всё на место. Запах — горький, кисловатый, вязкий. Это было похоже на то, как если бы вся жизнь внутри этого бронетранспортёра поглотила все возможные ароматы. Даже снег не мог смыть этот зловонный след, но я продолжал, пока последние остатки крови не исчезли, и снег не стал розоветь.

Тряпку я нашёл где-то под сиденьем, и она была такой же грязной, как и всё здесь. Но что мне оставалось? Нечем было дышать от этого удушающего запаха. Я вытирался ею, медленно, уверенно, как если бы чистота могла вернуть хоть немного контроля. Мои руки начали неметь, я терял всякую связь с реальностью, и всё это стало такой невыносимой рутиной.

Заметив, что темнеет, я понял — пора заканчивать. Мрак быстро наползал на землю, и хотя следы смерти двух неизвестных солдат я кое-как вычистил, остаточный запах всё равно оставался, как шрам на коже. Но это было всё-таки лучше, чем ничего.

Я снова набрал снег в каски, вернулся в бронетранспортёр и закрыл все замки. Только тогда я почувствовал, как отлегло от сердца, и как наконец-то я оказался в хоть каком-то безопасном месте. Тихо, лишь звуки дыхания эхом отдавались в кабине. И только теперь, сидя в этом металлическом убежище, я снял с себя бронежилет, отложил оружие, позволив себе немного расслабиться.

— Охх… — произнёс я, и было понятно, что это был не просто выдох, а освобождение от этого ужаса.

Внутри стало чуть теплее, но всё равно в воздухе чувствовалась ледяная пронизывающая пустота.

Теперь я мог бы попробовать завести двигатель и включить обогреватель. Но с учётом того, что свет уже потухал, а я не был уверен в механизмах этого чудовища, решил оставить это на утро. Не хотелось привлекать лишнее внимание. Ночью может произойти всё что угодно, а я был слишком уставшим, чтобы рисковать.

Я не собирался сразу заваливаться спать — было слишком рано, да и дел ещё предостаточно. Смотрел на оружие, которое лежало рядом, с любопытством, как если бы оно стало для меня чем-то новым, чем-то незнакомым. Пистолеты, автомат — вся эта жестяная сила, которая мне ещё предстояло освоить. Но пока было время, я мог хотя бы изучить их. Всё это — первое знакомство с тем, что теперь стало частью меня, частью того, кто я стал после того, как потерял память.

Прошло уже несколько часов.

Солнце ушло за горизонт, и мир поглотила тьма. Казалось, этот мрак зашёл в саму душу, не давая покоя. Я лежал на сиденьях, скрюченный, пытаясь найти хоть какой-то уголок, где было бы хоть немного удобнее. Но тело было как в капкане — не находил ни положения, ни покоя. Хотел спать, черт возьми! Но сон не приходил, как будто сама ночь не хотела меня отпускать. Тревога сжимала грудь, а ощущения внутри были настолько гнетущими, что даже дыхание давалось с трудом. Мне не хотелось думать о том, что ждёт меня впереди, но мысли сами ползли, как зловещие тени.

Я перевернулся на бок, но это не помогало. Я всё равно слышал шорохи, всё равно чувствовал эту невыносимую тяжесть на плечах. За себя тревожно. За будущее. Но главное — за себя здесь и сейчас. С каждым моментом этот металлический ящик становился всё менее безопасным, всё более глухим и холодным.

— Трск!

Это было так тихо, что я едва заметил. Но сразу же остановился. Ощущение, будто весь мир замер. Звуки не могли быть откуда-то изнутри машины. Это было нечто внешнее, странное.

Я сжался, не издавая ни звука, прислушиваясь.

— Трск… Архг… трск…

Звук становился ярче. Четче. Моя грудь сжалась. Это что-то было рядом. Эти звуки заполнили пространство, ударяя по нервам. Как будто что-то или кто-то подкрадывается. Я замер. Слышал только своё сердце, которое с каждым ударом становилось всё быстрее, всё громче.

И вот тогда я понял. Это было не в моей голове.

На улице раздались отвратительные звуки. Глухие, визгливые, искажённые, такие странные, что мозг просто отказывался их воспринимать.

— Пьи~и! Пии!

Пронзительные, как нож в живот.

— Пии! Иииии!

Каждое слово резало меня, как если бы кто-то зловещий нашёптывал прямо в мозг.

Я не мог понять, что это. Это было так… странно. Оно как будто врезалось мне в сознание, выжигая каждый уголок. Ощущение, что звук идет из самой темноты, словно он не принадлежал этому миру.

Я осторожно приподнялся, глядя в боковое окно. Моя рука уже не могла контролировать дрожь, она почти не слушалась меня. Сердце било в груди, как молоток. Вижу. Вижу всё. Но не могу поверить.

Снаружи, среди трупов, возникли существа. Не пауки, а настоящие монстры, твари, которые были не только огромными, но и совершенно непригодными для восприятия. Их тела — чёрные, мохнатые шары размером с кулак, едва различимые, но ноги… Эти ноги! Длинные, тонкие, полутораметровые, едва заметные в темноте, с которыми они передвигались, будто скользили по земле. Их движения были настолько быстрыми и извращёнными, что они казались неестественными, словно сами по себе не могли бы существовать.

Но хуже всего было то, что они творили с телами.

Они подползли к водителю, что лежал не под снегом, а с шевелящимися кусками плоти, и своими тонкими ногами стали разрывать его, ломая кости и рвав мясо. Их действия были пугающими, так как они просто играли с его телом, будто отрывая части жизни и смерти. Один из этих существ присосался к животу водителя, и, вжимая свои когти в его плоть, начал прогрызать её, постепенно поглощая всё, что было внутри. Пищал звук, такой противный и пронзительный, что мне захотелось сразу вырвать себе уши.

Но ещё хуже было то, что второй труп, который я оставил на земле, вообще не подвергся таким мучениям. Но когда я заметил, как из его тела торчали десятки паучьих ног, мои колени подогнулись, и я почувствовал, как холод пронзает меня до костей. Эти ноги — длинные и щуплые, зловещие, пробивались через его ребра, перерезая плоть. Ноги скользили, вгрызаясь в грудь, живот и даже через кофту. Несколько пауков уже ползали внутри, выгрызая органы изнутри. Всё это было настолько омерзительно, что я едва мог удержаться от того, чтобы не вырвать свои внутренности.

Я почувствовал, как в груди поднимается тошнота, как горячие слёзы начинают непроизвольно катиться из глаз. Всё внутри меня просто сжалось. Мозг не мог воспринять, что происходит. И я просто не мог больше смотреть на эту картину — на этот живой кошмар. Боже, как мне стало плохо!

Ещё несколько мгновений я пытался держать себя в руках, но не смог. Затаив дыхание, я вернулся на сиденья, как будто это могло скрыть меня от этих существ. Я не знал, что делать. Я не мог поверить в то, что мои глаза видят. А внутри меня разгорался страх — я не знал, смогу ли я бороться с ними, или если они решат, что я — следующая добыча. В этот момент я был беспомощным.

— Господи, спаси и сохрани… — шептал я, чувствуя, как ноги становятся ледяными, а холод не отпускал меня ни на секунду. Тело всё ещё дрожало, даже когда я продолжал слышать звуки снаружи — отвратительные писки, разрывы и странные трески.