ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Понедельник, 28 мая,

00:30 по времени гринвичского меридиана.


Сад Храма Кинкакудзи;

09:30 по токийскому времени.


Прошло уже восемь дней с тех пор, как Юкио отбыл на свою базу, остров Танегасима, и сегодня очередной вид-мэйл, отправленный ему Кэтлин, вернулся обратно с пометкой "Доставка невозможна ". Она заказала разговор с базой, однако ответом ей была лишь видеозапись на автоответчике, объявлявшая о том, что входящие звонки временно не принимаются. Хотелось бы ей узнать, в чем дело — может быть, японцы всегда закрывают любой доступ на базы для посторонних во время учений? Или это — признак того, что назревает нечто серьезное? Газеты и сетевые новости ничуть не проясняли ситуации. Все это было крайне загадочным и слегка настораживало.

Сегодня утром она пришла в храм в поисках тихого, уединенного места, где можно подумать. О ней самой, о Юкио, об их возможном будущем… если у них вообще есть какое-либо будущее. Несколько дней до того, как Юкио следовало явиться на базу, они вместе ездили по Японии, и, как она и опасалась, вдали от Киото он вел себя лишь чуть менее официально, чем в доме своего отца. Нет, ее расстраивало не просто отсутствие секса — с этим она легко справлялась и прежде. Ни при чем был и недостаток тех прилюдных проявлений близости, к которым она привыкла дома — пожатия рук, прогулок рука об руку… Жизнь в Японии и разговоры по-японски почти заставили ее почувствовать себя японкой. На следующий же день после приезда, по дороге в Токио, она увидела в вагоне поезда молодую пару, державшуюся за руки, и была потрясена, и в то же время — очень удивлена своей реакцией. Нет, проблема лежала гораздо глубже.

Она боялась того, что Юкио теперь, быть может, смотрит на нее, как на хэн-но гайдзин , как на женщину, которая никогда не проникнется духом Японии, независимо от владения языком или знания обычаев. Ей вспомнилось, как прежде, еще в Штатах, они обсуждали трудности, с которыми может столкнуться смешанная пара. Юкио как человек практичный указывал на проблемы, с которыми до сих пор сталкиваются иностранцы в Японии, и на провинциальность большей части Америки. И она всегда возражала: если они любят друг друга, для них нет ничего невозможного… Видимо, в этом и было дело: должно быть, Юкио осознал, что его любовь к ней недостаточно крепка.

По обеим сторонам дорожки, ведущей к храму, тянулась высокая бамбуковая ограда. Пальцы Кэтлин легонько скользили по бамбуковым стволам, пока она шла вперед, низко склонив голову. Ограда резко оборвалась — теперь дорожка шла вдоль берега озерца. Увидев отражение храма в воде, Кэтлин затаила дыхание. Теперь она понимала, отчего его называют Золотым Павильоном. Храм, высотой в три этажа, под крышей из золотых «лепестков», ослепительно сиял и над водой, и в ее зеркале. Найдя себе место у воды, Кэтлин села, размышляя о том, как странно все вокруг. Ее любовь к Юкио была сильнее, чем когда-либо, и именно в этот момент его любовь к ней начала увядать.

Она извлекла из футляра ПАД и снова проверила сетевые новости. Ничего. Новая порция шума вокруг Мехико. Антиамериканские и антипришельческие выступления в Париже и Квебеке. В Риме — новый мессия, обещающий, что инопланетяне вскоре вернутся за всеми истинно верующими. И — никаких указаний на то, отчего японские военные базы могли быть приведены в состояние повышенной боеготовности. Что ж, посмотрим почту. Кое-что из университета… О, вот это да! Кэтлин улыбнулась. Как жаль, что Юкио нет здесь! Они всегда дружески соперничали друг с другом в оценках, хотя он и проходил углубленный курс и заявлял, что для углубленного курса «Би» равно «Эй» для обычного, но она никогда не поддавалась на подобные провокации. Да и все равно оценки ниже, чем «Эй», он получал лишь изредка.

Что еще? Хм-м, письмо от отца. Занятно. Она только вчера получила от него длинный вид-мэйл, а пишет он обычно не чаще раза-другого в неделю. Странно и то, что в письме — только текст… и все зашифровано. Что за?.. Запустив свою программу, Кэтлин от души понадеялась, что в письме — не какие-нибудь глупости, наподобие дурацкой истории о двух археологах. И надежды ее более чем оправдались…


Кэтлин!

Тикако, это — срочно. Передай приложенное сообщение дяде Уолту. Ты знаешь, как Кошка, скорее всего, стережет норку прямо сейчас, так что обратно лучше езжай через Японию. Спасибо!

Целую. Папа.


Уолт, старый геморройщик, слушай сюда и слушай внимательно. Голубые мальчики затеяли Пирл-Харбор 27 мая в 12:07 по Гринвичу. Босс слег, но скоро будет о’кей. Вынужденно перебазированы на Красную Планету. Охрана накрыта, трактор наш. Идем на Дерну, открыто и чистосердечно.

Навеки твой, Марк.


Прежде чем Кэтлин что-либо поняла, ей пришлось перечесть письмо трижды. По мере того, как намеки отца становились понятны, рот ее все шире и шире открывался от удивления. «Голубые мальчики» — должно быть, солдаты ООН. Пирл-Харбор… неожиданная атака? «Вынужденно перебазированы»… то есть захвачены в плен?

Но ведь морские пехотинцы наверняка не собираются оставаться там, куда их заключили!

Странное, незнакомое чувство охватило ее при вести об их побеге. Кэтлин не сразу поняла, что чувство это — гордость, что она гордится и морской пехотой, и своим отцом…

С отцом явно что-то произошло. Писал совершенно не тот человек, что собирался после полета на Марс уйти в отставку, а на Земле выполнять свою работу спустя рукава, лишь бы отбыть время. Писал настоящий боевой командир… Интересно, что случилось с полковником Ллойдом? Из письма следовало, что теперь отрядом командует майор Марк Гарроуэй…

Разгадав намек на станцию «Хайнлайн», Кэтлин улыбнулась. Что ж, папка, вот и принесли тебе пользу «все эти фантастические книжки».

Итак, как же быть с этим письмом дальше? Ясно одно: его нужно передать по адресу как можно скорее. Но — каким образом?

Дядя Уолт — это, конечно же, полковник Уолтер Фокс. Они с папкой дружат еще с тех пор, когда ее и на свете не было, потому для Кэтлин он и его жена всегда были тетей и дядей. Именно Уолтер и Мелани Фокс заботились о ней, когда умерла мама, а отца командование отправляло куда-нибудь за море. Вопрос был в том, можно ли рисковать, пересылая письмо открыто? У Кэтлин имелись еще несколько шифровальных программ, но откуда ей знать, какая из них найдется и у дяди Уолта?

Кэтлин еще раз пробежала взглядом вторую часть письма и сделала поправку на токийское время. Значит, войска ООН захватили их в 21:07 воскресенья… то есть вчера. Последнее письмо от Юкио пришло в субботу, а как раз вчера ее письма к нему начали возвращаться обратно. И это — явно не простое совпадение. Видимо, японское правительство закрыло базу по распоряжению ООН… Нет, из Японии письмо отправлять нельзя. Придется возвращаться в Штаты — и как можно скорее.

Поначалу Кэтлин хотела вернуться в студенческий отель на такси, но тут же сообразила, что на метро выйдет быстрее. Быстро упаковавшись и сдав номер, она снова воспользовалась метро, доставившее ее на ближайшую станцию монорельсовой дороги, откуда она первым же прямым поездом отправилась в Кансаи. Там, немедленно заняв один двух переговорных пунктов, она поинтересовалась расписанием полетов. Проклятье ! Когда поезд прибудет в Кансаи, до посадки на ближайший «Стар Рэйкер» в Штаты останется меньше десяти минут, а следующий — только через четыре часа… да еще — будут ли билеты? По дороге в Японию «Стар Рэйкер» был полон, незанятых мест она не заметила…

Так… Что еще она может предпринять? В конце концов, вовсе незачем спешить с этим письмом. Что они могут сделать — отправить ответ: "Держитесь, подкрепление в пути, встречайте через шесть месяцев?" Но все же для них (Кэтлин сама толком не знала, кто такие эти «они») информация о том, что сделала ООН, может оказаться важной.

Кроме того, едва сопоставив время нападения с закрытием базы Юкио, она чувствовала непрестанную тревогу, подсказывавшую, что в Японии задерживайся не стоит. В сознании всплыли слова «враждебный иноземец», и она вздрогнула.

Итак, есть ли до отлета второго «Стар Рэйкера» еще что-нибудь? А, вот. Только до Лос-Анджелеса, но, может быть, она остановится на несколько дней в Кэмп-Пендлтоне, у дяди Уолта и тети Мелани, прежде чем отправляться на Восток? Взглянув на цену, Кэтлин присвистнула. А, ладно. Что толку в этих «Америкэн Экспресс», если не пользоваться ими, когда они действительно нужны? Подключившись к «Заказу билетов», она нажала клавишу «манжеты», передавая код своей кредитки. Теперь — все. За исключением одного…

Она специально решила подождать до поезда, чтобы воспользоваться закрытым переговорным пунктом, где можно спокойно надиктовать письмо — вернее, письма, — а заодно скоротать таким образом время. Первое не представляло никаких затруднений: выразить благодарность за оказанное гостеприимство и сожаление о необходимости срочного отъезда по-японски было легче легкого. Второе же — совсем другое дело. То, что она хотела сказать Юкио, не было предусмотрено японскими традициями. Она хотела сказать, как сильно любит его, но в то же время — что хочет предоставить ему полную свободу. Если он разрывается на части между долгом и верностью своей семье и своей стране, с одной стороны, и любовью к ней, с другой, — ей хотелось бы… ей необходимо было освободить его…

Несколько раз она не могла удержаться от слез; приходилось стирать все и начинать диктовать заново, но наконец письмо было готово. Прокрутив запись еще раз, Кэтлин удовлетворенно кивнула. Да, ей осталось пройти по тонкому канату. Убедившись, что улыбка ее — на месте, она нажала кнопку "ЗАПИСЬ " и добавила:

— Отыщи меня, когда вернешься в Штаты. Мы выпьем тя и поговорим о старых временах. Саенара, Тосиюки-сан .

"Стоп ".

Покончив с письмами, она открыла адресную книгу и нашла адрес поместья Исивара. Конечно, министра нет дома в это время дня, наверное, ответить сможет его личный секретарь. Как Юкио называл его — Набуко? Впрочем, все равно. Сейчас Кэтлин не очень хотелось разговаривать с отцом Юкио.

На экране перед ней появилось изображение молодого человека, сидевшего, скрестив ноги, на татами за низким столиком, на котором лежал ПАД. Похоже, она видела его в тот вечер, за ужином, и он, очевидно, узнал ее. Конечно, в его работе очень важно иметь хорошую память на имена и лица.

После традиционных любезностей она перешла к делу:

— Обстоятельства вынуждают меня покинуть вашу прекрасную страну и вернуться домой. Я записала прощальное послание для почтенного министра. Могу ли переслать его сейчас?

Набуко поклонился в знак согласия, и Кэтлин нажала кнопку "ОТПРАВИТЬ ". Письмо к Юкио было приложено к посланию для господина Исивары с просьбой переслать его Юкио, когда это представится возможным. Как министр правительства, он, возможно, сумеет связаться с базой, несмотря на то, что она закрыта.

— Надеюсь, ваше путешествие будет приятным, Гарроуэй Кэтлин-сан .

Поклонившись, Кэтлин дала отбой и бессильно опустилась в кресло. Покончено. С этим — покончено…


01:43 по времени гринвичского меридиана.


Станция «Хайнлайн», Марс;

сол 5636-й, 13:20 по марсианскому солнечному времени.


Гарроуэю вовсе не хотелось гибели Корпуса.

Он прослужил в морской пехоте двадцать три года. Он видел Корпус во времена бешеного подъема, в 27-м, когда Америка вмешалась в гражданскую войну в Колумбии, и шесть лет спустя, во время сокрушительного вторжения в Андхра-Прадеш. Он видел Корпус в те времена, когда ПС (жаргонная аббревиатура, означавшая Правительственных Скупердяев, ПайкоСократителей, а то и что-либо куда менее безобидное) почти удавалось закрыть его — как, например, после войны в Юго-Восточной Индии. Главным их аргументом всегда было то, что морские десанты отошли в прошлое, и действительно, последний крупномасштабный боевой десант с использованием амфибий имел место при Тавричанке, в 2012-м, когда первый дивизион морской пехоты высадился на берег, чтобы спасти Владивосток от вторгшихся в Россию китайцев. Все последующие крупные десанты высаживались уже с вертолетов или «валькирий». Точно так же, как в армейском спецназе, оснащенном гораздо лучшим, современным снаряжением.

А если так, для чего нужна морская пехота?

Именно это, как все больше и больше убеждался Гарроуэй, и было причиной его «ухода в ОБОС», желания поскорее отбыть номер и убраться ко всем чертям в отставку. На гражданке он мог добиться гораздо большего, его, черт побери, давно ждало место у Винса Мэйхью в Моравеке. И Корпус ему был совершенно не нужен!

Только сейчас Гарроуэй осознал, что это не так… и что его преданность Корпусу зависит не столько от присяги на верность Родине или необходимости существования Корпуса, сколько от этих вот людей, которыми ему довелось командовать здесь и сейчас.

Быть может, морская пехота США и не нужна своей Родине, но она нужна ему .

Все снова собрались в главном отсеке станции «Хайнлайн»; морские пехотинцы рядами уселись прямо на полу, пятеро ученых устроились сами по себе, слева. Еще час назад Гарроуэй попытался было составить нечто наподобие торжественной, воодушевляющей речи, но все, что ему удалось написать, к случаю не подходило. Что ж, придется на сей раз импровизировать…

— Парни, — заговорил он, — за отсутствием прямых приказов от вышестоящего командования, мы вынуждены считать, что с сегодняшнего утра находимся в состоянии войны.

Таким образом он тут же завладел всеобщим вниманием. Все неотрывно смотрели на него. В модуле воцарилась абсолютная тишина.

— Согласно последнему приказу, перед нами поставлена задача: защищать интересы Америки на Марсе и, особо, охранять гражданскую исследовательскую базу в Сидонии, что, как вы все, без сомнения, знаете, определенные официальные лица… скажем так: попытались оспорить. В данный момент база захвачена войсками ООН. Двое наших людей получили ранения. За отсутствием прямых приказов с Земли, я должен считать этот акт враждебным. Сегодня утром, захватив марсоход, мы нанесли первый ответный удар противнику. Теперь у нас есть способ покинуть нашу тюрьму и вступить в бой с войсками ООН, оккупировавшими наши марсианские базы. С некоторыми из вас я уже обсуждал свой план; стало быть, вам он знаком. Нам предстоит, используя марсоход, идти маршем на ущелье Кандор, в шестистах пятидесяти километрах на восток отсюда. Я намерен выступить сегодня — если возможно, в течение часа.

И морские пехотинцы, и ученые глухо зароптали. Гарроуэй поднял руки, прося тишины.

— Поход, — продолжал он, — предстоит трудный и опасный. Ничего подобного прежде не предпринималось, и ландшафт, который предстоит пересечь, нам почти незнаком. Труднее всего будет с водой: насколько мне известно, слой вечной мерзлоты в Валлес Маринерис доступен не везде, и рассчитывать исключительно на удачу мы не можем. Сколько сможем, повезем с собой, но, боюсь, на все время похода придется ввести жесткий рацион.

— Минутку-минутку! — протестующе воскликнул доктор Кеттеринг, вместе с остальными учеными в сторонке. — Вы что, всерьез намерены тащить нас всех через сотни миль марсианской пустыни?!

— Вы можете остаться здесь, доктор, — ответил Гарроуэй. — Сказать правду, со мной пойдут только добровольцы. Любой, кто предпочтет остаться здесь, волен остаться. Пищи достаточно, и буровую установку мы с собой не берем.

Это сообщение вызвало странную реакцию со стороны некоторых морских пехотинцев. Островски подняла руку:

— Сэр! Вы хотите сказать, что мы пойдем через пустыню без воды?

Гарроуэй обменялся взглядами с Деворой Дружиновой. Та согласно кивнула.

— Я обсудил план с доктором Дружиновой, — сказал он. — Наверное, следует дать слово ей.

Дружинова не стала отходить от прочих ученых. Она просто скрестила руки на груди и заговорила, обращаясь ко всем:

— Всем вам известно, что большая часть воды на Марсе — фактически целый океан — находится под поверхностью планеты в виде слоя вечной мерзлоты. Обычно это — замерзший ил, погребенный под слоем реголита, на глубине от двух до двадцати метров. Однако этот слой не охватывает всей планеты. Гораздо толще он к северу от сороковой параллели, где некогда существовало Северное море. «Сидония-1», например, существует за счет вечной мерзлоты, образовавшейся после замерзания этого моря, миллионы лет назад. Но у экватора слоя вечной мерзлоты почти не существует. Здесь, в Валлес Маринерис, большая часть льда растаяла после образования раздува Тарсиса, что к западу отсюда.

— Откуда же берется вода в здешних колодцах? — спросила капрал Джулия Хиггинс.

— Это — подземные воды, до сих пор поддерживаемые в жидком состоянии благодаря вулканической деятельности. И станция «Хайнлайн», и «Марс-1» расположены над довольно большими водными запасами, но на обнаружение воды между ними рассчитывать не стоит. Боюсь, мы будем ограничены тем, что сумеем взять с собой… и тем, что смогут переработать системы замкнутого цикла в скафандрах и марсоходе. — Она взглянула на Гарроуэя. — Хотелось бы мне сообщить что-нибудь более обнадеживающее…

— О’кей, доктор, — ответил он. — Мы с лейтенантом Кингом посчитали… Выходит, что взятых с собой запасов должно хватить, при строгой экономии.

Сделав паузу, он оглядел лица сидевших перед ним. Некоторые явно были напуганы или встревожены, некоторые, напротив, выглядели решительно… но большинство — просто внимательно слушали, будто на обычном брифинге перед утомительными, но вполне обычными учениями.

Гарроуэй понял, что невероятно, неописуемо горд своими людьми.

— Мне нужно знать, — снова заговорил он, — сколько человек пойдет со мной.

Bсe, как один, поднялись на ноги. Островски и Джейкоб — первыми, прочие запоздали не более чем на пару секунд. Все стояли перед ним навытяжку, точно на плацу.

Дэвид Александер и доктор Дружинова тоже присоединились к морским пехотинцам. За ними, с некоторой неохотой, последовал Эдвард Поль. Крэг Кегтеринг и Луис Вандемеер остались на месте; руки — скрещены на груди, лица — непроницаемы.

Что ж, Гарроуэй и не надеялся, что гражданские согласятся участвовать в его безумной затее. Ему нужны были либо Александер, либо Дружинова, с которыми он обсуждал свой план час назад, и он был рад, что оба они, да еще Поль, изъявили желание идти со всеми. Ну, а двое остальных — пересидят здесь без проблем, пока кто-нибудь не прибудет за ними.

Так оно и лучше: меньше «балласта» в походе.

— Спасибо, — сказал он. — Я знал, что могу положиться на вас. Садитесь. Теперь — о том, что нам предстоит сделать. Да, будет трудно. Такого еще не бывало. Однако некоторые прецеденты имеются. Кто по мнит о Пресли О’Бэнноне?

Руки подняли человек десять — большей частью те, кто постарше. Самые молодые выглядели неуверенно, а остальные, явно прочитавшие книгу об истории Корпуса и немедленно забывшие о прочитанном, просто взирали на него, ожидая продолжения. В любом случае сагу об О’Бэнноне полагалось прочесть каждому морскому пехотинцу.

— Лейтенант Пресли Невилл О’Бэннон, двадцати лет, уроженец Блю-Ридж Маунтайнс, штат Кентукки, в 1805 году, в Египте, командовал отрядом из семерых морских пехотинцев, прошедшим маршем от Александрии до Дерны. Теперь это — территория Прославленного Народного Джихада Исламской Революции. Поход возглавлял Томас Итон, консул США в Тунисе. Кроме морской пехоты, в нем участвовали около пятисот арабских революционеров и греческих наемников. Все это происходило в войну с государствами, которые в те времена назывались варварскими… в частности, с Триполи, которое было много хуже всех прочих. По плану Итона, требовалось помочь ссыльному Хамету свергнуть с престола паши своего брата и учредить правительство, дружественное Соединенным Штатам. Это должно было положить конец захватам со стороны Триполи американских моряков с целью получения выкупа. О’Бэннон и его солдаты помогли Итону совершить невозможное. Взяв под контроль все запасы продовольствия, они предотвратили мятеж арабов в походе. А достигнув Дерны, буквально смели оборону города, являвшегося главным территориальным владением Триполи. В бою двое морских пехотинцев погибли, а еще двое, включая О’Бэннона, получили ранения.

О’Бэннон лично поднял над крепостью Дерны американский флаг. Впервые в восточном полушарии «Звезды и Полосы» были водружены над городом, взятым с бою. Деяние это отражено как в гимне Корпуса морской пехоты (в той строке, где про «берега Триполи»), так и в конструкции парадной офицерской сабли, сделанной по образцу сабель мамлюков. — Гарроуэй улыбнулся. — А всем морским пехотинцам, которые этого не знали, неплохо бы заняться самообразованием! — Он сделал паузу, пережидая дружный смех, и продолжал, уже серьезно: — О’Бэннон и его люди совершили невозможное, пройдя маршем шестьсот миль через пустыню Сахара примерно за шесть недель. Нам же предстоит пройти всего четыреста, причем вместо верблюдов у нас имеется марсоход. По-моему, мы сможем превзойти О’Бэннона!

— Сколько это займет времени, майор? — спросил капрал Хайес.

Гарроуэй глубоко вздохнул. У него наготове было два срока: короткий, подразумевавший, что в марсоход поместятся все, и долгий, основанный на том, что кому-то придется ехать, либо идти снаружи. При участии только шести или восьми добровольцев добраться до «Марса-1» удалось бы менее чем за двое суток.

Но это, конечно, крайне затруднило бы задачу: атаковать войска ООН, вероятно, расквартированные на «Марсе-1», силами восьмерых морских пехотинцев было бы, по меньшей мере, рискованно.

— При некотором везении, — ответил он, — мы будем на месте примерно через неделю. Однако, поскольку марш будет проходить в экстремальных условиях, по незнакомой местности, я бы сказал: две недели или даже больше.

— Майор! Вы, должно быть, шутите, — сказал Вандемеер.

— Вам двоим, — обратился Гарроуэй к остающимся, — здесь ничто не угрожает. Солдаты ООН, охранявшие нас, должны были довольно часто выходить на связь со своим командованием. Сегодня вечером они на связь не выйдут, и тогда сюда пришлют кого-нибудь проверить, что произошло. Им вы сможете, ничуть не кривя душой, сказать, что с самого начала не желали участвовать в нашем плане.

— Но мы скажем им, куда вы направляетесь!

— Пожалуйста. Это они и без вас поймут, как только узнают, что мы ушли. — Гарроуэй улыбнулся. — Даже если будут гнаться за нами по нашим следам до самой базы… что ж, в этой пустыне всем места хватит!

— Черт побери, майор, — заговорил Кеттеринг, — ведь из-за этого может начаться война!

— Война уже началась, доктор, и начали ее не мы, а они. — Гарроуэй кивнул в сторону шлюза, возле которого лежали на ледяном песке тела погибших. — Мы же, напротив, хотим ее закончить!

Загрузка...