Лица в окне

3 Дом номер сорок

Через двадцать минут они уже подъезжали к Просеке — так называлась широкая дорога, вдоль которой в прохладной тени деревьев стояли большие удобные дома, все ужасно красивые и похожие один на другой. Дом номер сорок — предпоследний на улице — тоже выглядел очень уютно.

На Кротовьей Дороге такой роскоши они даже представить себе не могли. Дом был раза в четыре больше их прежнего, с окнами во всю стену и с гаражом, в котором уместился бы, наверное, автобус.

Папочка, конечно, бежал к дому первым. За ним семенила Флоелла, а сзади, шаркая кроссовками по песку, топал Стэн.

— Готовы? — спросил Папочка и, как заправский фокусник, достал прямо из воздуха ключ.

Стэн кивнул. Флоелла тоже.

Чик. Ключ повернулся в замке, и они уже стояли внутри. Спереди Папочка, потом Флоелла, потом Стэн.

Все вокруг казалось каким-то чудесным и странным, даже эта прихожая. Стэн раньше заходил сюда, но теперь это был ЕГО дом, и вещи в нем вели себя совсем по-другому.

— Пойдем сверху вниз, — скомандовал Папочка и полез по ступенькам.

Наверху было целых четыре больших пустых комнаты, в которых очень приятно было скакать и кричать: «Чур, это моя!» и «А здесь пусть будет диван!». Потом они пошли в ванную — голубую, всю в солнечных зайчиках, со всякими позолоченными штуковинами, с кафелем и даже с зеркалом.

— Сюда вся наша команда из школы залезет, можно и в бассейн не ходить, — сказал Стэн, после того как со всех сторон обошел ванну.

— А запасные уместятся в душе, — добавил Папочка.

Флоелла их не слушала. Она уже нашла кое-что интересное: небольшой пузырек с этикеткой — наверное, его забыли забрать прежние владельцы. Похоже на йод или что-нибудь в этом роде.

Флоелла вынула пробку, понюхала и сморщила нос. Вид у нее сразу стал важный-преважный. Стэн прекрасно знал, что будет дальше. Ничего хорошего. Сейчас Флоелла устроит им что-нибудь жутко грязное, шумное или вонючее, во всяком случае, что-нибудь такое, что наверняка не понравится Папочке.

— Вы тут смотрите пока без меня, я сейчас, — протараторила она и умчалась в свою новую спальню.

Стэн с Папочкой отправились вниз. На первом этаже оказались три обычные комнаты и четвертая, совсем крохотная. Папочка сразу же забрался в нее, достал бумагу и ручку, и через пару минут на двери красовалась надпись:

Стэн уже представлял себе эту комнату. Через неделю самое большее она с пола до потолка будет завалена разными папками, стопками и бумажками. Обрывки и кусочки, исписанные и перечеркнутые. Картина называется «Папочка сочиняет статью».

В последнее время Папочка стал настоящей знаменитостью. Все началось после его репортажа о надписях на заборах. Сначала «Новости дня» наградили его специальным призом, а теперь на телевидении захотели снять по его сценарию целый фильм.

Заказов хоть отбавляй.

Наконец-то удастся отдохнуть от «Правил борьбы с вредоносными слизняками», которые он строчил для «Любителей зелени».

Больше ему не придется рассуждать в «Болтушке» о том, почему в жару учителя чаще болеют. И «Новости Ривердитча» уже едва ли уговорят его писать о благотворительных ярмарках или детских аттракционах.

Отныне — только первоклассные публикации в первоклассных газетах. До сих пор все свои лучшие идеи он записывал примостившись где-нибудь в уголочке гостиной дома на Кротовьей Дороге. Отныне с этим покончено!

Наконец-то Папочка, известный читателям как «независимый журналист А. М. Лампкинс», обзавелся собственной, самой настоящей, независимой комнатой.

Их путешествие по дому длилось уже почти три часа. Наконец Папочка решил, что настала пора отправляться на кухню.

— Сейчас будем обедать, — провозгласил он, взглянув на часы. — Скажи Флоелле, что у нее осталось всего пять минут.

Стэн помчался к сестре, но не успел сказать ей ни слова, потому что попал как раз к началу этого ее дурацкого взрыва. Весь вечер после этого Папочка сердился и молчал.

Стэн слизнул с подбородка остаток шоколадного масла и встал.

Он зевнул и пробормотал что-то вроде: «Ну так что, спокойной ночи, что ли».

Он переминался с ноги на ногу и чувствовал себя ужасно неловко. Может, хоть сегодня удастся как-нибудь отвертеться. Хоть сегодня обойдется без этого вечернего поцелуя.

Стэн не знал, как ему быть. Что бы такое придумать? Ему совсем не хотелось расстраивать папу. Особенно в такой день.

Он любил своего Папочку, и даже очень. Иногда он размышлял, какие бывают на свете папы, и выходило, что ему достался едва ли не самый лучший из всех.

Но эти поцелуи… Понимаете, Стэн был капельку… в общем, для таких штучек Стэн уже давно был чуть-чуть СТАРОВАТ.

— Ну, значит, спокойной ночи, — ответил Папочка. Он посмотрел на Стэна, но не двинулся с места.

Стэн совсем растерялся. Папочка сидел на стуле и, похоже, не собирался вставать. И это при том, что обычно он быстренько вскакивал и неизменно целовал Стэна в лоб. Каждый вечер, в любую погоду.

Папочка улыбнулся.

— Давай, топай спать, — сказал он, по-прежнему не шевелясь.

«Вот это да! — подумал Стэн. — Получается, он знает все мои мысли».

— Ага. В общем, это, спокойной ночи, — пролепетал Стэн, пятясь к ступенькам. Он все никак не мог поверить, что такое возможно.

У самой лестницы он остановился и опять повернулся к отцу.

— Знаешь, Папочка, мы здесь заживем просто отлично, — сказал он. — Я это уже чувствую.

— Я был бы очень рад, Стэн, — улыбнулся Папочка. — Очень-очень рад.

Стэн пошел к себе наверх. И тут за спиной он услышал Папочкин голос:

— Послушай, Стэн, мне кажется, ты что-то забыл.

Стэн обернулся. Он так и знал. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Сейчас начнется.

— Ты ведь еще не познакомился с местными привидениями, — сказал Папочка и хитренько улыбнулся. А потом послал Стэну воздушный поцелуй.

И подмигнул.

Ступеньки под ногами Стэна громко скрипели. В пустом доме каждый звук казался в десять раз громче.

«Домам плохо без людей, — думал Стэн. — Без людей и вещей. Без детей, без игрушек, без смеха дом — это просто пустое место. Даже хуже: холодный и мертвый кусок камня, как человек без любви и без сердца».

Дверь в его комнату была открыта. Внутри было темно. Стэн перешагнул через порог и быстро включил свет.

Комната была большой и квадратной. Большое квадратное окно выходило в сад. По подоконнику постукивали капли дождя. Стэн прижался носом к стеклу и стал смотреть на улицу.

Он рассеянно оглядывал деревья и огромный соседский дом, который стоял прямо за садом. Он уже его видел мельком, раньше, когда они в первый раз приезжали сюда. Но тогда было лето, и за листьями нельзя было ничего разглядеть — только крышу да трубы. Папочка сказал, что там давно никто не живет. Так он и стоит пустой неизвестно уже сколько лет.

А теперь листья почти все облетели, и его было видно совсем хорошо — во всяком случае, завтра днем наверняка можно будет его рассмотреть во всех подробностях. Сейчас, под дождем, при блеклом свете луны дом казался Стэну огромной тенью — не то зловещей темницей, не то старым замком. Ни проблеска света. Ни звука.

Стэн отошел от окна. Ему почему-то не хотелось больше смотреть на этот дом, такой одинокий и грустный. Ему было как-то не по себе.

Если честно, ему было немножко страшно.

Стэн разделся и забрался в кровать. Надо будет попросить Папочку купить занавески.

В новой комнате с ее незнакомыми темными стенами было очень приятно лежать в старой уютной кровати, закутавшись в милое теплое одеяло. На Просеке было гораздо тише, чем рядом с Кротовьей Дорогой.

Никаких машин, с диким ревом выскакивающих с соседнего шоссе.

Никаких почтальонов, громыхающих на своих мотоциклах. Только иногда слабое постукивание колес где-то далеко, на железной дороге.

Сколько ни прислушивайся, все равно ничего другого не услышишь.

Как будто их дом стоит где-то в пустыне и на многие мили вокруг — никакого жилья.

Стэн уже почти спал. Громыхнул гром, но Стэн только натянул на уши одеяло и повернулся к стене. Еще секунда, и он закрыл глаза и уснул.

Если бы он еще чуть-чуть постоял у окна, он услышал бы, как ветер шумит все сильнее и сильнее. Он услышал бы, что раскаты грома звучат совсем рядом. И увидел бы молнию, которая от края до края разрезала непроглядную черноту неба.

Если бы он чуть-чуть постоял у окна…

Но Стэн крепко спал и не знал ничего ни об ужасной грозе, ни о тех ужасах, которые уже тянули к нему свои костлявые лапы.