Левая Рука Бога

22

Три недели спустя ИдрисПукке и все еще зеленый после болезни Кейл направлялись в Великую Мемфисскую цитадель.

Втайне Кейл ожидал некоего официального чествования и, хотя не желал признаться в этом даже себе самому, жаждал его. В конце концов, он в одиночку убил восемь человек и спас Арбеллу Лебединую Шею от ужасной смерти. Не то чтобы он требовал многого за опасности, коим подвергал свою жизнь: парадное шествие нескольких тысяч человек, забрасывающих его цветами и скандирующих его имя, а в качестве кульминации — приветствие от прекрасной Арбеллы Лебединой Шеи, которая, вся в шелках, со слезами на глазах, стояла бы на помосте рядом со своим бесконечно благодарным отцом, не способным произнести ни слова от обуревающих его чувств. Этого было бы достаточно.

Однако вместо парада и цветов он увидел все тот же будничный Мемфис в его всегдашней безжалостной гонке за зарабатыванием и тратой денег. Сегодня, в ожидании грозы, под затянутым тучами небом, он выглядел пасмурным. Когда они приближались к главным воротам цитадели, неожиданно раздался громкий звон колоколов Большого Собора, подхваченный мелодичным перезвоном с колоколен остальных городских церквей. У Кейла екнуло сердце. Но ИдрисПукке остудил его надежды:

— В колокола звонят, чтобы отгонять молнии, — пояснил он, кивая на горизонт, откуда шла гроза.

Десять минут спустя они уже спешивались перед замком Лорда Випона. Их встречал лишь один слуга.

— Привет, Стиллнох, — сказал ему ИдрисПукке.

— С возвращением, сэр, — ответил Стиллнох, мужчина с таким морщинистым и ссохшимся лицом, что оно, по мнению Кейла, больше походило на старческую мошонку. ИдрисПукке повернулся к обессиленному, но весьма рассерженному юноше:

— Я пойду к Випону, а тебе Стиллнох покажет твою комнату. Встретимся за обедом. — С этими словами он прошел через главный вход, Кейла же Стиллнох повел к двери поменьше в дальнем конце замка.

«Наверняка какая-нибудь вонючая конура», — подумал Кейл со все возрастающим раздражением.

На самом деле комната, а точнее, комнаты оказались чрезвычайно симпатичными. Там имелось нечто вроде гостиной с мягким диваном и дубовым обеденным столом, ванная с отдельным нужником — о таком Кейлу доводилось слыхать, но он всегда отвергал подобные слухи как дикую фантазию, — и, разумеется, спальня с широкой кроватью, на которой лежала мягкая перина.

— Не желаете ли легкий завтрак, сэр? — спросил Стиллнох.

— Желаю, — ответил Кейл, предполагая, что это должно было означать еду. Стиллнох поклонился и вышел, но когда он вернулся двадцать минут спустя, Кейл спал, растянувшись на кровати.

До Стиллноха тоже доходили слухи. Опустив на стол поднос, на котором стояли пирог со свининой, вареные яйца, жареная картошка и пиво, он стал внимательно разглядывать спящего мальчика. С обтягивавшей скулы зеленовато-желтой кожей — следствие инфекции, которая чуть не убила его, — героем тот отнюдь не выглядел, но если он задал этому самоуверенному хлыщу Конну Матерацци такую трепку, то заслуживает уважения и восхищения, подумал Стиллнох, бережно укрыл юношу одеялом, задернул шторы и удалился.

— Он прошел через их лагерь как сама Смерть. Уж я-то навидался убийц на своем веку, но такого, как этот мальчик, не видел никогда.

ИдрисПукке сидел напротив брата, пил чай и был явно взволнован.

— Это все, что ты можешь о нем сказать, — что он убийца?

— Честно признаться, если бы это было все, я бы бежал от него без оглядки и посоветовал бы тебе заплатить ему и избавиться от него.

Випон казался удивленным:

— Боже милостивый, в преклонном возрасте ты, кажется, стал сентиментален? Такие люди, как он, полезны, это несомненно, но я спрашиваю тебя, есть ли в нем что-нибудь еще, кроме способностей палача?

ИдрисПукке вздохнул:

— Я бы сказал, очень много. Если бы ты задал мне этот вопрос до битвы на перевале Кортина — если это можно назвать битвой, — я бы сказал, что он — удачная находка. Он много перестрадал, но у него есть мозги, он очень сообразителен — хотя и прискорбно невежествен в некоторых отношениях, а кроме того, я бы сказал, что у него доброе сердце. Но то, что случилось, шокировало меня. Вот так. Я не знаю, что с ним делать. Мне он нравится, но — чтобы быть откровенным — и пугает меня.

Випон задумался, откинувшись на спинку кресла.

— Что ж, — сказал он наконец, — несмотря на все сомнения, он, как вижу, заслужил твою высокую оценку. Признаться честно, мою тоже. И, судя по всему, ты сумел с ним поладить. Маршал Матерацци прощает тебе все твои грехи и отныне относится к тебе благожелательно — как голландец ко льдинке в своей бороде. — Випон улыбнулся. — Если бы не необходимость держать это дело в секрете, вам обоим устроили бы пышное чествование с оркестром и наградами. — Он снова улыбнулся, на этот раз насмешливо. — Тебе бы это понравилось, правда?

— Да, понравилось бы, — согласился ИдрисПукке. — Почему бы и нет? Видит бог, давненько уж никто не радовался встрече со мной.

— А кто виноват?

— Я, дорогой братец, — рассмеялся ИдрисПукке, — только я сам.

— Тебе, пожалуй, стоит объяснить парню, почему его встречают так тихо.

— Честно говоря, думаю, ему на это плевать. Спасение Арбеллы Лебединой Шеи было для него лишь средством добиться чего-то для себя самого. Он считал, что рискнуть жизнью в данном случае — в его интересах, вот и все. О ней и речи не было. При всех своих сомнениях, я похвалил его за храбрость, но он лишь посмотрел на меня как на дурака. Ему нужны деньги, чтобы благополучно убраться настолько далеко от своих прежних хозяев, насколько можно уплыть по морю. Он не из тех, для кого похвала или хула что-то значат. Ему они безразличны.

— Тогда он действительно исключительная личность, — сказал Лорд Випон, вставая. — В любом случае, независимо от того, прав ты или нет, Маршал желает лично выразить ему свою признательность сегодня вечером. Разумеется, Арбелла Лебединая Шея тоже, хотя, когда он ей это объявил, выражение лица у нее было такое, словно она предпочла бы съесть слизня.