Лерка, Лера, Лерочка [СИ]

Часть 66. Война и мир

После триумфальной победы на суде, общество, в виде Ленки с Вовкой требовало празднеств, конечно в ресторане, пришлось вести. Вовка с Ленкой выпили, Вовка коньяку, Ленка вина, поговорили о том, о сем, и завели разговор о старом

— Лера, послушай меня, если бы мне принесли такое заключение экспертизы, то Ленку бы ждал разнос по первое число, честно скажу, я не знаю, как себя повел и за себя не ручаюсь. — Довел свое мнение о случившемся Володя.

— Лер, правда, для Алексея это был шок. Ты подумай, виноват ли он, обидел ли чем, он же не изменил, к другой не ушел, просто запутался в бумажках, со всяким может быть, а тут еще тетя, кулацкая подпевала, тоже, вообще-то не со зла, просто от дурости, старческого маразма. — Продолжила Ленка.

— Вы меня сюда притащили, что бы победу отпраздновать, или нотацию читать?

— Не то и не другое, здесь только ты решаешь, мы просто хотим помочь тебе найти верное решение и не наделать глупостей. Вы по-прежнему любите друг друга, происшедшее все четко показало, если бы он ушел к другой, то и вел бы себя по-другому, а так, все твои домыслы, это плод твоего больного самолюбия, подумай на досуге. Ты, богиня, он ничтожество. — Закончила Лена.

— Спасибо, я еще и виновата.

— Конечно, он виноват, позволил старушке свой маразм проявить, нужно уметь прощать, если бы он тебе изменил с другой женщиной, можно было бы говорить, а так, ерунда, тем паче извиняется, прощения просит.

— Ладно, поживем, увидим, посмотрим на его поведение.

— Вот это уже лучше. Думаю, дальше сама разберешься и сделаешь правильные выводы. — Закончил Володя.

На следующее утро Лере нужно было в управление, писать отчеты по работе отряда, думала, завезу младших в садик, старшего в школу и в управление, на писанину. Снова все испортил Алексей. Ее жигуленок стоял с проколотыми шинами, рядом, снова стоял шикарный внедорожник, подарок Алексея, на капоте лежал огромный букет цветов и перед ним стоял Алексей, протягивая ей ключи от машины. Все было ясно, ехать не на чем, Лера взяла на руки малышей и понесла их в садик. Алексей догнал

— Валера, отдай мне одного, я тоже понесу, мои, не чужие.

— Зачем шины проколол?

— У тебя другая машина, мне стыдно, что ты на этой ездишь.

— На другой, нет детских кресел, нельзя детей возить.

— Сделаем, будут, примешь обратно?

— Вы мне мою почините, Алесей Васильевич, нехорошо мать одиночку обижать.

Алексей вздохнул

— Опять на вы?

— Да, зовут меня, если не забыли, Валерия Николаевна, для вас можно просто, господин генерал.

— Валер, прости меня, виноват, виноват по уши, каюсь, готов в петлю залезть.

— В петлю, это не по-христиански, бог самоубийц не прощает, это трусы, каждый должен нести свой крест до конца. Какой путь выбрал, по тому и иди, но до конца.

— А если я ошибся, как быть?

— Признавать ошибки и искать новый путь.

— Вот я и ищу, но без тебя мне пути нет.

— Почему на суде соврал, ведь синяки от меня.

— Заслуженные синяки и не суду их судить, если считаешь нужным, еще поставь, приму как должное.

Они донесли малышей до садика, раздели, отправили в группу, отвели Бориску в школу

— Все, прощай, больше встречаться не зачем, машину сама отремонтирую.

Алексей упал на колени

— Валер, или прости, или убей, без тебя мне жизни нет.

Лере ждать было некогда, она просто развернулась и побежала на метро. Алексей так и остался стоять на коленях, провожая ее взглядом полным тоски и отчаяния.

Подготовка нужных документов заняла весь день, завтра уже в отряд, синяки на лице, с помощью косметологов и хирургов проходили очень медленно, но все же, проходили и это радовало. Вечер снова не задался из-за Алексея. Единственная радость в жизни, машина, стояла на колесах, заменил-таки, но перед входом в квартиру Леру ждал сюрприз. Алексей, пьяный вдрыск, стоял на коленях, головой упирался в дверь квартиры, и с трудом шевеля языком, объяснял наряду полиции, что за дверью его жена и дети. Лера открыла дверь, и Алексей просто упал внутрь, оставив ноги на площадке.

— Если ваш, забирайте, если нет, мы заберем, но что бы тут не валялся.

— Спасибо, заберем, говорит, не чужой.

Лера взяла его за ворот и втащила в квартиру. Бросила как есть, Алексей уже не шевелился.

— Лерочка, правда, он же детей любит и тебя тоже, прости его, он ведь не к другой ушел, не загулял, просто ошибся. — Повторила Ленкины слова Светлана Павловна.

Лера вздохнула, посмотрела на детей, спасибо Светлане, ухожены, уложены и спят. Пошла спать и сама. Писанина выматывает больше, чем тренировки. Утром в ее комнату влез Алексей

— Валера, извини меня, надрался как свинья.

— Выйди, мне переодеться надо.

— Я вроде не чужой.

— Пока чужой, я, при чужих, не раздеваюсь.

— Валерочка, милая, прости меня, я люблю тебя.

— Выйди.

Алексей вышел. Лера переоделась и вышла, у Светланы Павловны уже готов был завтрак, Лера открыла холодильник и налила стопочку коньяка.

— Похмелись, закуси, а то помрешь, не ровен час.

— Спасибо.

Алексей выпил, поел завтрак от Светланы, они оделись, взяли ребят, и вышли во двор. Там снова стояла Лерина машина от Алексея, но и ее жигуль был на колесах, выбор был за ней.

— Детские кресла установлены. — Сообщил Алексей.

Все же, она поехала на Жигулях. Он влез туда же, остальные машины поехали за ними. Смешно выглядим, подумала Лера, впереди потрепанные Жигули, за ними сплошная фирма, едут и не вякают. Вечером она, против своей привычки, вернулась домой, очень просила Светлана. Было много гостей, приехали тетины дети, за столом было тесно, снова был торт, даже два, коньяк, шампанское и вино.

— Валерия Николаевна, мы, конечно, приносим извинения за маму, сами не знаем, что делать и как быть, что с ней случилось. Совсем в недавнем прошлом, был хороший человек, почти светило медицины, кандидат наук, очень большой авторитет в медицине и главврач нашей городской больницы. Когда у отца обнаружили рак, она сразу стала меняться, то не так и это не ладно. Как она не билась, ничего сделать не смогла, после смерти отца, наверное, что-то в голове перепуталось, стала злой, и самое главное, очень мстительной.

— Почему вы думаете, что это месть, и главное, за что? — Спросила Светлана Павловна.

— За что, умрете, не найдете, это мог быть взгляд, неосторожное слово, все, что угодно. А что месть, это ясно, она ведь знала, что Борис не родной, мы же ей рассказывали, а способ у нее отработанный, проверенный, она так старшего сына развела. Невестка что-то не так ей ответила, такое услышали в ответ, что волосы дыбом у всех встали. Попробовали урезонить, получили бумаги, аналогичные вашим. Все, развод. Ее же за все это и с работы выперли, теперь все вокруг виноваты, и в смерти отца, и в том, что она на пенсии, и в том, что без работы, кто ж такую склочницу возьмет. Она человек энергичный, без дела сидеть не привыкла, вот теперь и выдумывает, как к себе внимание привлечь. Вы уж нас извините, должны были предупредить, не подумали, что она тут будет свой характер показывать.

— Как же ей удалось экспертизу подделать? — Это уже Валентин Сергеевич.

— Она врач, всю больничную кухню знает, либо где-то мензурки с анализами переложила, либо документы.

— Валер, мы же в двух местах анализы сдавали, но везде были с Софьей Михайловной. Анализы сдавали для другого, а это, она сама уже придумала, просто по пути. Ей же все казалось, что все больны, кто корью, кто еще чем, вот и таскала, трудно не поверить кандидату медицинских наук. — Это уже Алексей.

— Вот и старший брат попался на ее авторитет, в результате, развод, Валерия, не повторяйте наших ошибок, не судите строго Алексея, он вас любит, очень любит, не губите вашу любовь, не судите его строго. У нашей мамы действительно дар на фоне маразма, умеет так представить дело, вроде везде права, а разобраться сразу, не получается. Мы ведь тоже и разводились, и ругались, на чем свет стоит, пока не поняли, от мамы нужно держаться по дальше, уехали и все, мир в семье и дети нормальные. В отличии от старшего, вовремя разобрались и смогли сохранить любовь и семью. Правда, не судите строго Алексея, с нашей мамой трудно бороться.

— Поживем, увидим.

Гости посидели немного и уехали, Алексей остался. Поиграл с малышами, уложил их спать, сам пошел в коридор, сидел, потом там лег, на полу. Светлана Павловна заглянула в комнату к Лере

— Лера, я ему в общей постелила, на диванчике, иди, скажи.

Пришлось идти, разговаривать

— Почему домой не идешь?

— Мой дом там, где дети и ты.

— Чего тут разлегся, не пройти?

— Лягу, где скажешь, хоть на лестнице.

— Там полиция заберет, иди на диванчик, тебе там постелено.

— Спасибо.

Так Алексей и жил в общей комнате, на диванчике, приходя исправно домой, играя с детьми, делая с Бориской уроки, и отводя их утром в садик и школу, когда с Лерой, а когда и сам. Это продолжалось целый месяц, он не роптал, не возмущался, просто был соседом без претензий, нужно было искать выход.

Лера вспомнила, как подтрунивала над Софьей Михайловной, может быть это ее и спровоцировало на такую подлость. Очевидно, первый шаг к миру, должна была сделать Лера, сам Алексей инициативы не проявлял, боялся потерять достигнутый успех, маленький, но успех, его не гонят. Лере было смешно смотреть на него, у человека все есть, чего только душе угодно, а он тут, вначале на коврике в прихожей, теперь на диванчике в общей, и терпит, куда деваться, придется прощать, муж, и отец детей. Нельзя забыть и детское собрание, когда все ребенки пришли к ней с просьбой

— Мама, не бей больше папу, ему больно, и не выгоняй, он хороший. — Общее мнение озвучила Ленуська.

Примирение было назначено на пятницу, об этом конечно никто не знал, кроме Леры, но она так решила, напряженку нужно кончать, Алексей все понял, да и она тоже. Он же не ушел к другой и не изменил, значит, ее домыслы здесь не работают, она в Алексее как всегда ошиблась, и опять в другую сторону. То, что Алексей ее любит, было ясно и понятно, каждый раз у дверей ее комнаты цветы, сам детей отводит, сам забирает, гуляет с ними, с Бориской уроки делает, все вечера дома, в отличии от Леры, она чаще ночует в отряде. В выходные, с детьми, гуляют вместе, только молча. Алексей, в выходные играет с Бориской в футбол, а она гоняет его по приемам.

В пятницу смылась со службы чуток пораньше, зашла в салон, сделала завивку, укладку, макияж, маникюр. Купила цветы, вина, конфет, соку и по-тихому затащила к себе в комнату. К приходу Алексея переоделась, одела юбку, по короче, кофточку с хорошим декольте. Когда сели ужинать, Светлана Павловна обратила внимание на эти тонкости

— Лера, куда это ты так нарядилась?

— На романтическое свидание с мужчиной, я еще молодая, красивая, симпатичная, не век же одной быть.

Светлана многозначительно посмотрела на Алексея, тот пожал плечами. После ужина зашла к себе в комнату, за ней влез Алексей.

— Валерия, разреши, нам нужно поговорить.

Увидел цветы.

— Цветы откуда?

— Мужчина должен подарить.

— Какой мужчина?

— С кем свидание будет.

— А я как же?

— Пока не знаю.

— Давай поговорим.

— Давай, только цветы возьми.

— Зачем?

— Как зачем, мужчина должен подарить мне цветы или ты не хочешь?

— Чего?

— Если я вот с этим мужчиной пойду на романтическое свидание, то цветы обязательны. — Валерия ткнула в Алексея пальцем.

Похоже, Алексей понял, взял цветы, подошел к Валерии

— Вообще-то, это не честно, я их должен купить.

— Считай, что я их купила за твой счет, это детали, так что, мужчина, вы приглашаете меня на свидание, или нет, или я зря наряжалась?

— Валерочка, ты меня простила?

— Я тебя люблю, конечно, простила.

— Все будет как прежде?

— Посмотрим, может не сразу, но наладиться.

Алексей ее обнял и поцеловал.

— Так ты идешь на свидание, или как? — Спросила его Лера.

— Пойдем, может в ресторан?

— Нет, я хочу просто с тобой погулять, чтобы ты меня обнимал и целовал и житие твое на диванчике в общей отменяется, будешь спать с женой, как положено мужу.

Алексей от радости не выдержал и поднял ее на руки.

— Поставь на место, вначале погуляем, а потом будешь на руках таскать.

Они снова поцеловались. Пошли одеваться. Вышла Светлана Павловна и Валентин Сергеевич

— Вы куда?

— Мужа искать. — Улыбаясь, ответила Лера.

— Какого мужа? — Не поняла Светлана.

— Вот, схожу с этим мужчиной на свидание, думаю, вернется мужем. — С улыбкой ответила Лера и при них поцеловала Алексея.

Старики переглянулись

— Ну и слава богу, давно пора, идите, прогуляйтесь. — Сообразил Валентин Сергеевич.

Гуляли очень долго, вернулись часа в два ночи. Алексей ее целовал и обнимал, а Лера его постоянно провоцировала на это. То повернется к нему так, что только поцеловать, то руку его с плеча потихоньку опустит на талию, то сама обнимет, было хорошо и очень приятно, но того эффекта, когда она улетала в космос от его первого поцелуя, не было.

— Валер, надо бы обратно ко мне перебраться, здесь всем тесно, и старики пусть к нам едут, все равно за детьми глаз нужен.

— Обсудим на следующей неделе, хорошо.

Дома заставила Алексея открыть бутылку вина и немного выпить, сама соку, но конфетками он ее кормил из своих рук, пересела к нему на колени. Так обнимались, пока его рука не застряла в декольте кофточки, и потом не ушла под короткую юбку, дальше Алексей уже терпеть не мог, свидание перешло в бурную фазу и перекочевало на кровать. Была ночь любви, утром проспали часов до двенадцати, больше не дали дети. Выходные прошли под знаком мира, любви и согласия. Космос чуть-чуть появился только в воскресенье, и только с десятого поцелуя, божий дар Алексея не возвращался, но диванчик в общей, уже был свободен.

В понедельник ехала в отряд, по-прежнему игнорируя предложение Алексея, пересесть на его машину. Обещала сделать это на следующей неделе. Уже на полдороги позвонили из управления и предложили свернуть в Пушкин, на аэродром. Что-то случилось серьезное, поняла Лера. На аэродроме уже ждал самолет, и она полетела в Москву, предположения и мысли были только одни, либо что-то с Вовкой или Леной, или снова будут сватать в управление, но уж больно неожиданно. Начальник главного управления принял сразу, ждал, там сидели Вовка и Лена

— Валерия Николаевна, у нас ЧП.

— Что случилось?

— Террористы на границе Чечни и Ингушетии захватили автобус с детьми, весь минами обложили, штурмовать нельзя.

— Что требуют?

— Извините, Вас.

— Не поняла.

— В обмен на детей они требуют, что бы мы выдали вас.

— Зачем им я?

— Не знаем, требуют Никиту, точнее знаем, но сами понимаете, живыми вы оттуда не уйдете.

— Сколько детей?

— Около сорока, уточняют. Чеченцы, ингуши, русские, со школой на экскурсию ехали, христиане, мусульмане, школа, в общем. Штурмовать без толку, весь автобус минами увешали, всех взорвут.

— Какие гарантии, что детей отпустят?

— Никаких, обещают, вы им сдадитесь, их отпустят. Мы им деньги предлагали, большие деньги, отказались, требуют Вас, иначе их самих убьют.

— Понятно.

— Лер, они тебя убьют, и детей тоже, нельзя у них на поводу идти. — Возразила Лена.

— Другие предложения или мысли есть? — Вопросом ответила Лера на Ленкино резюме.

— Нет.

— Тогда нужно пробовать, дети, есть дети, у них нет национальности и веры, это все потом к ним придет, главное, что бы людьми выросли, ждать больше не будем, поехали.

— Лера, это все, ты понимаешь, живой они тебя не отпустят. — Сказал Володя.

— Валерия Николаевна, вас никто не заставляет это делать. — Вставил начальник управления.

— Долг перед Родиной и воинская присяга, если мы не можем защитить наших граждан, значит, мы обязаны обменять свою жизнь на их жизнь, присягу еще никто не отменял. — Ответила Лера. — Можно родным несколько строк?

— Конечно, ответил начальник управления.

Все отвернулись, было понятно, зачем им Никита, достала она их, боятся хуже огня, ликвидировать не получается, теперь такой подлый способ придумали.

— Дорогие мои, если вы читаете эти строки, значит меня уже нет в живых, прощайте, я ни о чем не жалею, свою жизнь прожила как человек, добилась всего, чего хотела. Алексей, я тебя люблю, не расстраивайся, прощаю, ты же мне не изменил и к другой не ушел, просто не проявил твердость характера. Будь мужчиной, не поддавайся на провокации, люби детей и заботься о них, помни, кроме тебя, у них никого нет. Найди себе белую и пушистую, но так, что бы наших детей тоже любила. Мама, извини, выжить не получилось, но я все равно ни о чем не жалею, что такое, моя уже прожитая жизнь, по сравнению с сорока новыми, пустяк, пусть эти дети живут, у них еще все впереди, главное, что бы они людьми выросли. Братишки, я вас тоже люблю, живите и радуйтесь за меня. Дети, Бориска, Николаша и Леночка, вырастите людьми, станьте нужными людям, своим близким, своему народу и своей стране. Прощайте.

Она свернула листок вчетверо и написала, — Отдать после моей смерти.

— Все, поехали.

В Грозном на аэродроме уже стоял уазик, через несколько часов подъехали к автобусу. Ленка предложила ей взять оружие, хотя бы нож, Лера отказалась, зачем, они ее знают, обыщут по полной. Достаточно датчика в каблуке, и то могут найти. Если нет, пусть наши, найдут, хотя бы тело. Подошла к автобусу

— Никиту вызывали?

— Ты, что ли Никита, чем докажешь?

— Выходи, проверь.

Дверь автобуса открылась, из нее вылез мужик, то ли чеченец, то ли ингуш, Лера так их по национальности различать и не научилась.

— Зачем детей убить решил?

— Детей мы отпустим, нам Никиту убить надо, убьем и дети свободны.

— Убивай, только в начале детей отпусти.

— Вначале проверим, ты Никита, или так прикидываешься.

— Проверь.

Мужчина сбросил с себя все и приготовился к бою, встал в стойку. Пошел в атаку, вначале рукой, потом ногой. Лера поставила блок на руку и с такой силой отбила ногу, что его развернуло к ней спиной, следующий удар был сзади, между широко расставленными ногами. Видно дошел до цели, мужик присел, согнув ноги в коленях, и опустил руки, в следующее мгновение Лера обеими руками, крутанула его голову со смещением оси и после короткого хруста позвонков, он упал. Больше не встанет.

— Есть еще сомнения.

— Нет, заходи.

— Разбежался шустрый, детей отпусти, я после них зайду.

— Я отпущу, а твои, меня сразу и прикончат.

— Хорошо, отпускай половину, потом я зайду, отпустишь остальных.

— Остальных потом, когда отъедем.

— Отпускай половину.

Дверь открылась, и оттуда начали выпрыгивать дети, лет десяти двенадцати, может чуть старше, сволочи, нашли с кем воевать. Выпустили десятерых.

— Половину отпустили, заходи.

— Врешь, это четверть, отпускай еще, иначе я уйду.

— Не веришь, зайди, посмотри.

— Я пошла, отдыхай.

— Стой, отпускаю.

Вышло еще десять ребятишек.

— Теперь заходи.

Вошла в автобус, ее тщательно обыскали, завернули руки за спину, одели наручники. Провели в конец салона, усадили и натянули мешок на голову. Автобус поехал, теперь точно, все, нужно только добиться, что бы остальных отпустили. Через полчаса спросила, почему других детей не отпускают, еще не отъехали на нужное расстояние. Прошло еще полчаса, снова вопрос. Молчат, съехала вниз по сиденью, мешок немного поднялся, проделала операцию раз десять, зажала коленями и стащила. Встала, крикнула,

— Эй, детей отпустите, вы и так не мужики, своих детей на чужую бабу обменяли, так еще и обмануть решили, позор, вас даже мужчинами назвать стыдно.

К ней подошел один из них

— Тебе что, больше всех надо, так больше тебе уже ничего не потребуется, сейчас хозяину предъявим, и голову отпилим.

Лера угодила ногой ему в пах, и когда он падал, уперлась на сиденье, ухватив скованными сзади руками подлокотник кресла, перехватила ногами его голову, взяла на зажим, мужик выпучил глаза, остальные поспешили к ним, сразу зажим разжать не получилось, когда разжали, было уже поздно, мужик не дышал. Ее ударили несколько раз в живот и по лицу. Мышцы на животе не пробили, а по лицу больно, глаз заплыл.

— Давай, детей отпускай, а то меня до хозяина не довезешь, либо я вас перебью, либо вы меня, за живую больше дадут.

Автобус остановили и выпустили еще пять детишек.

— Успокойся, мы свое слово держим.

Через несколько километров остановились, выставили детей и воспитателей, как заградительный щит, поставили мины. Поехали дальше, Лере снова надели на голову мешок, через час вывели, сняли обувь, ножом разрезали одежду, и стащили с нее, не освобождая рук, боятся, сволочи. Сорванную одежду и обувь забросили в автобус, и он уехал. Набросили сверху длинный мешок, и повели. Пришли в селение или небольшую базу, ее опустили в яму, там прицепили к одной ноге цепь, закрытую на замок другим концом к кольцу в земле на дне ямы, к другой цепь с тяжелой гирей. Руки не освободили, так и оставили сзади. Утром подняли наверх, отцепив только цепь от кольца, избили, посадили на машину, укрыли ящиками, и повезли. Приехали снова в небольшое село, там ее избили еще раз руками и ногами и снова бросили в яму. Утром Лера уже не могла встать, тело все болело, руки затекли совсем, губы распухли, глаза заплыли, и очень хотелось пить. Ее все равно подняли, попинали ногами для порядка, затащили на машину и снова повезли. В новом перевалочном пункте ее избили опять и посадили в сарай, там дали немного воды и снова переезд. Здесь опять били, но уже сделали поблажку, освободили руки, сняв наручники и сковав кандалами спереди с цепью, закрепленной на поясе, теперь она могла хотя бы закрыть руками грудь и лицо.

— Ты тут сдохнешь, знаешь, сколько наших положила, не счесть, ты думаешь, мы тебя сразу убьем, это слишком мягко для тебя, будешь медленно умирать. — Высказался один из бандитов.

Ее снова избили и бросили в яму, прикрепив другой конец цепи замком к кольцу на дне ямы. Утром ее подняли за ноги и оставили висеть над ямой, любой желающий мог потренироваться, как на груше, что иногда и делали. Когда ее опустили обратно в яму, она уже и не помнила, потеряла сознание. Здесь ее продержали неделю, подвешивая за ноги часа на два. Вместо еды давали неизвестное месиво и несколько глотков воды. Через неделю ее повезли снова, новое место и новая яма, били, но за ноги уже не подвешивали. Еще через неделю ее перестали возить, но били регулярно, раз в три-четыре дня. Лера уже привыкла, значит, здесь будут убивать. Открыть оковы нечем, не убежать, сил сражаться, тоже уже нет. Маленький лучик надежды забрезжил, когда ее подняли наверх и привели в сарай, но он быстро погас, на нее глянул важный господин, махнул рукой, и ее опустили обратно. Лера уже потеряла счет времени, когда ее снова подняли, избили, затащили на грузовик и опять повезли, она была совсем уже не живая, зачем везут, куда, убили бы и все. Вдруг она очнулась и услышала русскую речь без акцента, стала колотить со всей силы в ящик, один другой, ящик выпал, с другой стороны раздался крик, открылась стрельба, грузовик проехал немного и снова встал. Ящики разгребли, на фоне неба стоял пограничник

— Это кто?

— Это моя плохая жена, она наказана, это не ваше дело.

— Сержант, я не его жена, он врет, я русский офицер, они похитили меня, хотят убить.

Сержант позвал офицера.

— Вы кто?

— Я Никита, позвоните в Петербург, я из ОРДО СпН ГРУ Западный округ, Чеглок.

Все, силы кончились, потеряла сознание.

Лера очнулась только на четвертые сутки в госпитале пограничников. Попытка перевоза ее через границу провалилась совершенно случайно, пограничники получили информацию о важном грузе и машина, ехавшая в объезд пограничных постов, нарвалась на патруль, которого в это время здесь не должно быть, опять повезло. Показательная казнь должна была состояться на одной из баз террористов расположенной вне территории России. Там уже собирались лидеры террористических организаций. Проводить такое мероприятие на территории России они не рискнули, тут могут и самих поймать. Сценарий казни уже был написан, поэтому Леру и не убивали, она им была нужна живая, хоть в каком виде, но живая.

Перевозчиков убили, задержали только водителя и то раненного. Ленка уже дежурила у ее койки, девчонки из отряда тоже, кормили с ложечки сладким чаем и бульоном, все тело было похоже на один сплошной синяк, все болело, даже шевельнуться не могла, не то, что говорить. Ленка спрашивала, а она открывала и закрывала глаза в знак согласия, потом стала ими двигать в стороны. Говорить начали только через две недели. Лена все спрашивала, как Алексею сообщить, что жива, три месяца в плену, думали, что ее уже нет в живых. Лера показывала, не надо, еле шевеля губами, шепотом отвечала, не хочу, что бы меня такой видели. Врачи разрешили ее везти только через месяц. Все равно, она еще не могла встать, сплошной синяк начал распадаться на мелкие, давая еще большую боль. Если раньше болело все вместе, то теперь стало болеть все по отдельности, но все же, ее могли перевести поближе к дому, вначале в Москву. В самолете ей стало плохо и в Москве снова положили в госпиталь, запретив дальнейшее движение. В Москве медицина сильнее, чем в приграничном госпитале и силы стали возвращаться быстрее. Начала говорить, плохо, шепотом, но говорить, лицо, губы и голова стали приходить в норму. Начала вставать, пока, только сидя на кровати, на ноги не могла, сразу кружилась голова. Еще два месяца у нее дежурили девчонки и Ленка, но Лера уже начала набирать темп, делая зарядку лежа, потом сидя, а к концу третьего месяца и стоя. Только на четвертый сделала первый самостоятельный шаг, к концу уже бодро ходила и даже начинала бегать. Головокружения постепенно проходили, силы восстанавливались. Остались шрамы на лице и на теле, врачи обещали несколько косметических операций, но это уже дома, в Питере, уже хотелось домой. Интересно, как Алексей, нашел себе белую пушистую, или нет. В Москве ей вернули деньги, документы, оружие, дали отпуск на год для поправки здоровья и отпустили. Ленка, выполняя просьбу Леры, так в Питер и не позвонила. Дома ее не было семь месяцев, интересно, как там, как дети.

Прилетела в Питер, квартира оказалась закрытой и ключи не подошли, поехала к Светлане и Валентину, там тоже никого, где же они. У соседки узнала, живут они за городом, сюда приезжают редко, детей она не видела совсем. Узнала телефон, но звонить не стала, поехала к фирме Алексея. Дождалась, когда тот выедет на машине, взяла такси и прокатилась сзади, хотелось увидеть, есть белая и пушистая, или нет. Не увидела, он сразу рванул за город и его не догнать. Поехала на электричке, и на автобусе. Дошла до его усадьбы, нашла щелку в заборе и понаблюдала, увидела детей и Светлану Павловну, малыши играли, Бориса нигде видно не было, но Лайма, его любимица, бегала по двору. Лайма, это доберман, которого Лера привезла от Ленки из Африки, значит и Бориска рядом. Комок подкатился к горлу, хотелось сразу к ним, все же себя переборола, узнают ли. Вдруг увидела, по ее тропинке, по которой она бегала на озеро, идет Борька с охранником, спряталась, значит, Алексей взял всех к себе, молодец, осталось узнать, как у него на счет белой и пушистой. Не хотелось разрушать его счастье, Лера отчетливо понимала, она снова не только прошла по страшному краю жизни, но и заглянула за этот край, зачем отрывать человека от счастья, только для себя, принося трагедию другому. Села на автобус и уехала. Плохо конечно, Ленка с Владимиром не поддерживали связь с Алексеем и не знают, нашел он кого или нет. Грустная вернулась в город. Вспомнила, ключи то не подходят и ночевать ей негде. Снова села на электричку и поехала в отряд, там не выгонят. В отряд пустили, наверное, новый командир, но ее комната не занята, вещи на месте. Осталась на ночь, утром разбудили, не дали выспаться, командир действительно новый, но из старых, ее знает. Все ее обнимали и целовали, здесь была ее семья, они ее всегда ждали и радовались ее возвращению. Ее Жигуленок стоял в отряде, его перегнали сюда с пушкинского аэродрома.

Утром поехала в Академию, на кафедру лицевой хирургии. Врач долго смотрел снимки и разглядывал ее шрамы, наконец, изрек:

— Шрамы убрать, вопрос не очень сложный, но след все равно останется, чтобы все было без следа, нужны препараты, которых у них нет, их производят в Германии и во Франции, нужно заказывать и ждать финансирования, все очень дорого. Такому человеку, как генерал Соколова найдут, но не сразу, нужно время, операцию будут делать, когда все будет, а на это нужно месяца три-четыре, может больше.

Расстроенная, поехала к фирме Алексея. Стала ждать, очень хотелось его увидеть, но показываться ему на глаза, с таким лицом, просто не хотела. Алексей выехал и поехал в ресторан на обед, как обычно с Федором и охраной. Лера припарковала машину и вошла в ресторан, наверняка здесь увидит что-нибудь интересное. Села в уголок, от них по дальше, заказала кофе и стала смотреть на него, иногда поворачивая голову в пол оборота. Алексей, похоже, почувствовал ее взгляд и стал крутить головой, осматривая зал ресторана. Не заметил, поехала снова за ним. Вернулся в фирму. Снова стала ждать. Вышел Федор и прошел мимо ее машины, опытный старик, заметил слежку, еле успела нырнуть под торпеду. Вечером поехали обратно за город, неужели он так каждый день мотается, с ума сойти можно. В середине дороги охрана стала отставать, придерживая ее машину, отсекают от защищаемого объекта. Свернула в сторону и через десять минут вернулась на трассу, проходя все на пределе, и обгоняя кортеж, пропустили, лопухнулись. Обогнала и поехала впереди. В темные окна машины не было видно, кто там, жаль. Просто добавила газу, резко уйдя вперед, доехала до съезда к резиденции и встала на углу, заметит или нет. Заметила охрана, отсекая ее своей машиной и пропуская Мерседес Алексея.

Из джипа охраны вышел незнакомый охранник

— Дама, почему вы нас преследуете.

— Очень хочу спросить у Алексея Васильевича, как у него на счет белой и пушистой, если нет, то я могу попробовать заменить. Лерка была действительно уже белой, почти три месяца в плену не оставили ей черных волос.

— Он с незнакомыми женщинами не разговаривает.

— Жаль, вопрос серьезный, спросите, если его белые и пушистые интересуют, то вот мой телефон, пусть позвонит, я пока здесь подожду минут двадцать, потом уеду.

Никто не позвонил и не вышел, может и охранник не передал. Подъехала к воротам и остановилась метров за сто. Сидела и думала, как узнать, ничего не придумывалось, не заметила, как уснула. Проснулась от стука в окно, стучал охранник, Федор стоял у ворот и смотрел на нее

— Гражданочка, что вы тут крутитесь?

— Вы не передали Алексею Васильевичу мою просьбу.

— Конечно, нет, если вам надо, запишитесь на прием.

— Скажите, а он женат, или есть девушка, тогда может и на прием записываться не стоит.

— Нет, было две жены, обе погибли, теперь детьми занимается.

— Тогда передайте ему привет от белого и пушистого Волкодава, он его любит, и будет ждать в ресторане, где он обедает.

Переночевала снова в отряде, страшно было, узнает ли он ее, Федор не узнал, правда, смотрел издалека. К обеду поехала сразу в ресторан и села за столик в углу, но по ходу к месту, где обычно сидел Алексей с Федором, может, узнает, а может и не захочет. Алексей прошел мимо вместе с Федором, охрана осталась у входа, наблюдать за залом и фое. Федор очень внимательно оглядывал зал, несколько раз скользнул взглядом по Лере, но не зацепился. Видел ее вполоборота, может в лоб и узнал, а так нет, прически нет, цвет волос другой, одежда невзрачная, джинсы и кроссовки, рубашечка и кофтенка. Все же решила обратить на себя внимание. Набрала его номер, специально купила другой телефон, чтобы не светить свой номер, интересно его номер изменился или нет, Алексей достал мобильник

— Алексей Васильевич, вам вчера привет от белого и пушистого волкодава передали или нет.

— Нет, мне никто ничего не передавал, а кто это?

— А они вас интересуют?

— Кто меня должен интересовать?

— Белые и пушистые.

— Зачем они мне?

— Я вам как-то советовала завести такую, белую и пушистую.

— Не помню, извините, я очень занят.

— А волкодавы нужны.

— У меня есть собака, доберман, хорошая собака.

— Вообще то, я не о собаках, я о людях, как насчет белой и пушистой.

— С кем я говорю?

— С Волкодавом, который умеет любить и кусаться, если белую и пушистую не завели, тогда можете перезвонить, когда вспомните о Волкодаве.

Лера увидела, как за столик к Алексею и Федору подсела совсем молоденькая девушка, значит, нашел, снова набрала номер.

— Алексей Васильевич, нашли себе белую и пушистую, поздравляю, пусть деток не обижает, счастья вам.

— Кто это говорит?

— Их ангел хранитель, если обидите, себе заберу.

Лера еще раз глянула на Алексея, встала и пошла на выход, глупо дальше сидеть и смотреть на чужое счастье. Выйдя из ресторана, встала у окна, ноги стали ватные и хотелось реветь белугой, но разрушать счастье любимого человека своим воскрешением она не хотела. Посмотрела в окно, увидела, как Алексей переговорил с Федором и вдруг открыл рот. Федор стал внимательнее оглядывать зал, Алексей то же осмотрелся, и его взгляд упал на окно и остановился. Лера отошла, прошла мимо машин Алексея, добрела до своей, забралась, легла под торпеду и заплакала. На мобильнике пошел вызов, она сбросила вызов и выключила телефон, зачем теперь лишние разговоры. Прошло минуты две, и зазвонил мобильник с ее номером, снова Алексей, его тоже выключила. Завела машину и медленно поехала на набережную.

— Кто тебе все названивает? — Спросил Федор.

— Бред какой-то, то про белых и пушистых, то про детей. — Ответил Алексей.

— Угрожают?

— Нет, наоборот, говорят, чтоб не обижал.

— Вчера дама за нами увязывалась, у охранника тоже допытывалась, завел ли ты себе белых и пушистых. Не пойму только, зачем.

— Ты эту даму видел?

— Нет, издалека, беленькая такая. На Жигуле, за нами привязалась, аж, до самой усадьбы катила, корреспондентка, наверное.

Алексей уставился в окно.

— Не она в окне?

Дама уже ушла.

— Не заметил.

— Черт, так похожа на Валерию.

— Тебе снова везде Валерия мерещится?

— Про белых и пушистых, и про Волкодава, она мне говорила, помнишь, тогда, на кладбище. Как звонок от нее, с того света, и голос похож. Кто-нибудь эту даму вблизи видел?

— Вадим с ней разговаривал, дважды.

— Ну ка, зови сюда.

Федор сходил к машинам и привел охранника. Алексей достал из кармана портмоне и вынул фотографию.

— Вадим, с вами эта женщина разговаривала?

— Похожа, только она седая вся и шрам на лице.

— Ты внимательно посмотри, точно она?

— Похожа, так трудно сказать, но похожа.

— Слушай, Алексей, а Жигуленок то вроде как ее, помнишь, она купила, когда вы разводились, только номер я не запомнил. — Вставил Федор.

— Этого не может быть, Валерка, живая, где же она.

— Не вовремя к нам племянница моя подсела, если это Валерия, увидела и напридумывала черти чего. — Добавил Федор.

— Все же, скорее всего, корреспондентка, хочет что-то выведать и написать, они жареные факты так перекрутят и напишут всякую чушь. — Снова продолжил Федор.

Алексей закрыл лицо руками. Посидел так минуту, взял телефон, нашел номер последнего звонка и начал вызывать. Вначале шли нормальные гудки, потом пошел отбой и ответ, телефон выключен или вне зоны доступа. Набрал номер телефона Валерии, и он ответил привычными гудками, не как раньше, сразу сообщением, после нескольких вызовов гудки пропали и снова вне зоны доступа.

— Точно, она звонила. Жива, и была здесь, глупенькая моя, где тебя сейчас искать. Поехали на набережную, наверняка сейчас там, сидит, плачет.

Они вышли из ресторана и поехали на набережную, Алексей снова начал набирать номер. На набережной никого не было. Покрутившись, минут десять, Федор предложил съездить за город, в усадьбу, за одно, детей проверить

— Если это Валерия, наверняка захочет на детей взглянуть, если корреспондентка, то нужно их оградить от ее дурацких вопросов, да и не к чему такие связи раскрывать.

— Ты номер Жигуля Валерии помнишь? — Спросил Алексей.

— Ее помню, а вот этой дамы не приметил.

— Ты говорил, у тебя инспектор на посту ДПС по дороге в усадьбу знакомый, позвони ему, пусть документы посмотрит и придержит, как сможет.

— Попробую, но если это Валерия, то он схлопотать может, за задержку, если корреспондентка, еще хуже, на всю страну ославит. — Ответил Федор.

— Пусть вежливо в дурака сыграет, надо ее найти и посмотреть. Плохо, что ребята из охраны уволились, новые ее не знают, так бы узнали, а теперь сиди, гадай.

— Может Владмиру с Леной позвонить, они наверняка знать должны. — Предложил Федор.

— Неудобно и некрасиво, если это Валерия и не подходит ко мне, это плохо, значит, она меня до конца не простила, и снова мне не верит. Вряд-ли они сейчас смогут помочь, если это не она, тогда и беспокоить не зачем, только душу им и себе бередить. Давай лучше к отцу Иннокентию заедем и свечку поставим, а потом уже к детям.

— Давай, — ответил Федор Петрович, — только теперь за что ставить, за здравие, или за упокой.

— С ним посоветуемся, он и подскажет.

Они сели в машину и поехали в собор, к отцу Иннокентию. По дороге Федор связался с инспектором и объяснил задачу, главное, проверить документы у женщины со шрамом и выяснить, кто она, по возможности придержать, пока они едут, но без превышения полномочий, в любом случае, это нехорошо. Дальше, ехали молча, каждый из них понимал, шансов выжить у Валерии не было, гадать смысла не имело, а разговаривать на эту тему, только зря сердце рвать.

У отца Иннокентия Алексей пробыл больше двух часов. Он обстоятельно рассказал ему все, что знал. Ему в свою очередь рассказали Володя с Леной, когда приезжали передать Лерину последнюю записку. Про автобус с детьми и условие их освобождения знала вся страна, а вот кто принес себя в жертву, ради их спасения, никто, только близкие родственники, друзья и товарищи по службе.

Так сложилось, что отец Иннокентий стал духовным наставником и Алексея и Леры еще до их знакомства. Ему он помог пережить гибель семьи, остаться человеком и не скатиться в скотское состояние, а ей пережить гибель мужа и укрепить силы в ее вере в то дело, которому она служит. Отец Иннокентий был очень чутким человеком, всегда чувствовал, кому из его прихожан нужна его помощь и всегда помогал им своим участием и божьим словом. Когда у прихожан возникали трудности с приобретением лекарств, он обращался к Алексею и тот всегда находил варианты, где взять и как сделать дешевле, или провести оплату через тот или иной фонд, если у людей было плохо с деньгами. Их сотрудничество и взаимопомощь были делом обоюдно выгодным, одному для души, другому для подкрепления слова божьего. После гибели семьи Алексей часто к нему заходил, и это помогло ему не спиться и не опустить руки. После первого исчезновения Валерии там, в Москве Алексей снова пришел к отцу Иннокентию и рассказал ему, что влюбился и в кого, но где искать любимую не знал, искал ее по всей России, а оказалось, что ходят они по одним и тем же улицам и в одну и ту же церковь. Отец Иннокентий почти сразу же догадался, о ком речь, но слово, данное Валерии и тайна исповеди, связывали ему руки и он ничем им помочь не мог, только намеками и молитвами.

После глупости с разводом, Алексей старался не показываться на глаза отцу Иннокентию, ему было стыдно. Ошибка какой-то девчонки, медсестры, и напор старушки, его тетушки, чуть не убили его счастье, его любовь. Он бы простил Валерию даже в том случае, если бы она пришла и покаялась, действительно, дети не от него, все равно это его дети, он их нянчил, растил, воспитывал. Это его они называли папой. Валерия не пришла, а действительность оказалась куда страшнее для него. Очень жаль, что правда открылась на мгновение позже, чем нужно было, и он оказался виновным в оскорблении и унижении своей жены, подарившей ему жизнь, любовь, детей и счастье быть любимым. Именно, быть любимым, когда любят тебя, а не твои деньги, когда желают тебя, а не то, что у тебя в кармане. Была правда и обратная сторона, Валерия не хотела брать у него дорогие подарки, отнекиваясь одной фразой, у нее все есть. Он знал, что она тратила на детей почти всю свою зарплату, не оставляя себе почти ничего. Дети богатого человека должны выглядеть соответственно. Зато гардеробом Валерии пришлось заниматься Алексею самому и с большим трудом уговаривать Валерию одевать все это хотя бы дома и тогда, когда у них были гости или они сами шли в гости, театр или на тусовки, с друзьями Алексея.

Теперь Алексею пришлось все рассказывать отцу Иннокентию с самого начала, от истории с разводом, до страшного автобуса и последней записки Валерии. Закончил он свой рассказ вчерашними событиями и сегодняшними звонками, добавив к фактам свои ощущения, тревоги и подозрения Федора насчет корреспондентки.

Выслушав очень внимательно Алексея, отец Иннокентий долго думал, и как всегда начал издалека

— Я думаю, это не корреспондентка, на такую работу берут девушек с приятной внешностью. Шрамы украшают мужчин, а для женщин это тяжелое испытание, они всегда стесняются и чаще всего, боятся показаться на глаза. Скорее всего, вас хочет видеть женщина, которая попала в трудную ситуацию и ей нужна ваша помощь в лечении. Для женщин, лицо, внешность, это все, но как попросить вас, она не знает, боится. Лучше всего, Вам самим найти ее и предложить помощь, сама она вряд ли наберется смелости к вам подойти. Походит за вами немного и отстанет. Что касается Валерии, она сделала святое дело, спасла детей, но шансов остаться живой у нее действительно не было, можно надеяться только на чудо и божью милость, и молиться, что бы оно произошло. Пока Вы должны сами для себя решить, жива она для Вас или нет. Газетам верить очень сложно, а бандитам не нужно. Для себя, я бы решил так, мертвой ее не видели, тело не найдено, а в официальной бумаге, что у вас, написано, пропала без вести, значит, шанс еще есть, надежда умирает последней. Если Ваша надежда мертва, тогда ставьте свечку за упокой, если нет, ставьте за здравие, тогда бог услышит Ваши молитвы и может быть, явит нам чудо.

— Вы, как всегда правы, отец Иннокентий, женщине просто нужна моя помощь и это очевидно, испытание для меня, я постараюсь ее найти и помочь. Для современной медицины убрать шрамы с лица, это не очень сложный вопрос, только очень дорогой, но я должен ей помочь, это мой долг, может тогда и произойдет чудо, значит свечка за здравие, пока не увижу ее мертвой, она для меня жива. Спасибо за добрый совет и надежду.

Выйдя от отца Иннокентия, Алексей все подробно рассказал Федору Петровичу, и они сообща решили, что он прав, скорее всего, это просто женщина, которой нужна помощь, и если Алексей решил ей помочь, значит нужно помочь. Пока они шли к машине, навстречу им попалась женщина, одетая в черный плащ и с черным платком на голове, плотно закрывавшем лицо. Женщина очень внимательно посмотрела на них, и Федор увидел очень грустные глаза, которые она тут же закрыла платком, очевидно вытирая слезы. В церковь на радостях люди ходят только два раза в жизни, когда родился, что бы креститься, и еще раз, когда женился, и иногда по праздникам, остальное все с горем, грустно подумал Федор и снова переключился на рассказ Алексея. По дороге в усадьбу они снова молчали, только Алексей иногда повторял про себя, забываясь и проговаривая вслух, как молитву, найти и помочь, тогда может произойти чудо.

Доехав до поста ДПС перед усадьбой, расспросили инспектора, и, удостоверившись, что похожих машин не было, решили, серьезной опасности нет и Федор, с ребятами из личной охраны, могут поехать домой, все равно завтра выходные, Алексей с водителем сам доберется до усадьбы, а понедельник покажет, что делать и как быть.

Дорога обратно в город много времени не заняла и особых идей не дала. Федор уже распорядился довести ребят до ближайшей станции метро, самому все равно в офис, он там свою машину оставил, или все же домой, черт с ней с машиной. Глюки Алексея заняли очень много времени и сил, ехать за машиной не хотелось. Среди этих праздных размышлений снова всплыла женщина в черном, идущая в собор. Все же, почему у нее так плотно укутано лицо, траур трауром, но лица наши женщины так не закрывают. Черт, шрам, она скрывала шрам, осенила его догадка, и тут же пришло понимание и решение по оперативно-розыскным мероприятиям. Не потерял еще хватку старый контрразведчик, похвалили себя Федор. Водителю приказал снова ехать к собору. Пока ехали, связался с приятелем еще не ушедшим в отставку и попросил пробить два телефона, чьи, куда и главное, откуда звонили. Первый, это тот с которого звонили Алексею, второй телефон Валерии, так, на всякий случай. Дальше, обдумать допрос священника, он человек интеллигентный, значит, вопросы должны быть жесткие и с двойным дном, где-нибудь обязательно проколется, наверняка это он присоветовал женщине обратиться к Алексею за помощью, просто признаться побоялся. Если это так, то опасности она не представляет, даже не корреспондентка, и можно спасть спокойно, остальное образуется само собой. Но уточнить все же, надо, что бы развеять глюки Алексея и свои подозрения.

Лера, припарковав машину на соседней улице, вышла на набережную, у ее местечка, в нарушение правил, стояли машины Алексея. Что он тут забыл? Неужели догадался, что она жива, но есть же белая и пушистая. Она постояла за углом, и, дождавшись, когда машины уедут, перешла дорогу и спустилась к воде. Больше часа Лера провела на набережной, но успокоения это не принесло, в голову постоянно лез Алексей. Что он тут делал, и что забыл. Если искал ее, зачем, она для него умерла, просто, ностальгия замучила, или все же догадался по ее звонкам, что она жива. Зря она ему звонила, она для него умерла, и он вправе найти себе новую жену или просто другую женщину. Лере с такими шрамами на лице в серьезном обществе делать нечего, а портить жизнь любимому человеку не в ее правилах. Да и детям тоже, как такую маму друзьям показывать, каждому не объяснишь, и не каждый поймет. Если получится у врачей убрать хотя бы шрамы с лица, может тогда она и решится показаться Алексею, но сейчас, точно нет. Да и зачем, наверняка у него уже есть документ о ее гибели, и он может с чистой совестью начать новую жизнь, без нее. Леру с таким лицом ни в гости привезти, ни в театр сходить, одно слово, жизнь отшельника и неудачника. Дарить такие перспективы человеку, которого любишь, Лера не могла. Тем паче, у него вроде кто-то появился, пусть он будет счастлив. Ей только очень хотелось посмотреть на детей, как они, все ли у них в порядке, как Светлана Павловна и Валентин Сергеевич. Нужно еще раз съездить и посмотреть, пусть издалека, но увидеть. Время, проведенное на набережной, не принесло Лере облегчения, как раньше, даже поплакать не получилось, мысли упорно возвращались к Алексею. Если бы он не появился тут, на набережной, все было бы в порядке, и логика Лериных рассуждений была бы правильной, для Алексея ее нет в живых и портить ему жизнь своим воскрешением, Лера бы не стала. Но он появился и явно искал ее, значит, верил, ждал и надеялся. Лерины мысли расходились друг с другом, вызывая в сердце еще большую тревогу, не давая возможности, успокоится, сосредоточиться на себе, подумать о себе и принять хоть какое-нибудь решение. Только одна скупая слеза скатилась по щеке, разрядиться, найти душевное равновесие и понять, что делать дальше не получилось. Наконец Лера поняла, самой, в одиночку, ей с этим не справиться. Нужно кому-то излить душу.