ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Квартира профессора Дубравина в этот тихий августовский вечер была похожа на цветочный магазин. Все вазы, кувшины, банки, графины, кастрюли были заполнены букетами роз, олеандр, гладиолусов, астр, георгинов.

Цветы стояли в передней, в гостиной, в библиотеке, в спальне, в кухне и даже в ванной комнате. Исключение составлял лишь рабочий кабинет профессора, где стояло всего два букета. Зато здесь господствовали трубки. Если цветы приносили главным образом женщины, то трубки входили в дом в качестве мужских подарков: профессору Дубравину исполнилось семьдесят лет.

Празднично одетая жена профессора Елена Николаевна и сам профессор, веселые и суетливые, принимали поздравления гостей, знакомили их с приехавшими из Ленинграда сыном и невесткой.

Алексей Петрович к этому торжественному дню установил в квартире Дубравина искусственное охлаждение, и в комнатах царила приятная прохлада. Когда же гости просили открыть секрет, профессор недоуменно разводил руками.

Поздравить юбиляра собралось много народу.

Гости группировались вокруг весельчаков. Николай Дмитриевич ходил от группы к группе, шутил и отвечал на остроты. Елена Николаевна хлопотала по дому, появляясь то в одной, то в другой комнате. Оба они, однако, успевали заметить каждого нового гостя.

Сын профессора, Виктор Николаевич, и его жена Люся, окруженные группой гостей, что-то весело наперебой рассказывали. Слушатели от души смеялись.

Их девятилетний сынишка крутился тут же, польщенный вниманием, которое ему оказывали.

В девять часов появился Иван Николаевич Воронин. Большой и шумный, он внес своей веселостью и шутками такое оживление, что громкий заразительный смех перекатывался следом за ним из комнаты в комнату. Обойдя квартиру и поздоровавшись со всеми, он вернулся в гостиную.

- Елена Николаевна,- обратился Воронин к хозяйке дома, сидевшей в обществе его жены и Надежды Ивановны Трофимовой,-заглянул я сейчас в одно запретное место и вижу: нам предстоит сегодня много поработать. Боюсь, унесут ли нас обратно ноги.

Все рассмеялись, и как бы в ответ на эту шутку в передней колокольчиком рассыпался девичий смех.

- О! Так может смеяться только Таня Березина,- сказал Воронин.-Так и есть!

- Ну да, это я, Иван Николаевич,- вбежала в комнату смеющаяся девушка.

Вместе с Таней вошли Ольга Кириллова и палеонтолог Костерин.

Не сдержав душившего ее смеха, Таня крикнула: - Ой, не могу!-и засмеялась еще более заразительно. Присутствовавшие, глядя на девушку, не выдержали и тоже расхохотались.

Когда взрыв смеха стих, Воронин спросил Березину:

- Над чем же вы, Таня, так смеялись?

- Это она надо мной, стариком, потешается,-сказал Костерин.- Был со мной в жизни один веселый случай.

- Расскажите, Афанасий Евграфович,-попросил Воронин.

- Расскажите!

- И нам интересно послушать.

- Просим, Афанасий Евграфович!

Старик, очевидно, не прочь был рассказать присутствовавшим случай, над которым так весело смеялась Таня, и уже стал усаживаться на предложенный стул.

- О, нет!-сказала Таня.-Вы, Афанасий Евграфович обязательно утаите самое интересное. Лучше я сама.

- Давай, Таня, начинай.

- Сейчас, только дайте поздравить Николая Дмитриевича,-она передала корзину с цветами Кирилловой, крепко пожала руку профессору и неожиданно для всех поцеловала его в щеку.-Желаю вам, Николай Дмитриевич, еще сто лет жизни и приглашаю вас на свой семидесятилетний юбилей.

- Молодец, Таня!-засмеялись вокруг.

- Ну, а теперь слушайте,- заглушая остальные голоса, сказала Таня.Итак… Только, чур, внимательно слушать! Жил в Москве один очень рассеянный ученый.

- Таня, садись,- сказал Воронин, ставя для девушки стул рядом со стулом Ольги Кирилловой.- В ногах правды нет.

- Спасибо, Иван Николаевич. Ну так вот, жил этот ученый, жил и дожил до шестидесяти лет. Но хоть и было ему шестьдесят, а влюблен он был, как Ромео в Джульетту…

- Кто же была его возлюбленная?

- О! Их было много! -с комической серьезностью отвечала Таня.-Это были… остракоды от девонских и карбонских времен до четвертичного периода. В среднем этим юным красавицам было по пятьдесят миллионов лет. Одни из них очаровали нашего ученого необыкновенной архитектурой брюшка, другие живописным рисунком хвостового оперения…

- Таня! - простонал Костерин.-У остракод же нет хвостового оперения.

- Ну все равно, каждая остракода пленяла ученого какими-нибудь особенно привлекательными линиями. Одним словом, они были неотразимо прекрасны. И вот решил наш ученый один раз в жизни изменить своим возлюбленным и отпраздновать свое шестидесятилетие. За это коварство он был жестоко наказан.

Объявив своим остракодам, что у него должно состояться важное совещание и что он, к своему величайшему огорчению, вынужден их покинуть (вы заметьте, какое коварство!), наш ученый отправился домой, куда уже пригласил своих наземных друзей.

Выйдя на площадь, он заметил у газетного киоска очередь за Вечерней Москвой. И тут его попутал лукавый. Он встал в очередь и, вспомнив, что в портфеле у него лежит журнал с непрочитанной статьей об остракодах палеозоя, извлек журнал, стал читать и не заметил, как отбился от очереди за Вечеркой и по своей великой рассеянности пристал к очереди на автобус Москва - Кашира. Следом за всеми он спокойно вошел в автобус и сел на место, которое ему любезно уступил один пионер. Забыв обо всем на свете, он продолжал читать статью о любимых созданиях. -Вам до Каширы? - спросила кондукторша.-Да, да,-рассеянно ответил он.- Платите.- И он уплатил, продолжая читать.

- Так и уехал в Каширу?-смеясь, спросил Воронин.

- Истории об этом умалчивает. Только поздно ночью собравшиеся гости получили от него молнию: «Ввиду особо важных дел празднике быть не могу празднуйте без меня мысленно с вами ваш Остракода.»

- Это телеграф перепутал: не писал я слова Оcтракода,- под общий хохот сказал Костерин.

Пока все смеялись, Воронин куда-то вышел. Вскоре он вернулся, нeся на маленьком подносе кучу самых разнообразных по форме трубок Остановившись на середине комнаты, сказал:

- Товарищи мужчины, я должен, к своему великому сожалению, вас огорчить. Не богатая у нас фантазия. Эти восемнадцать трубок Николаю Дмитриевичу подарили мы.

В это время дверь из передней открылась, и на пороге появился Трофимов. Увидев поднос с трубками, быстро спрятал в карман небольшую коробку.

Навстречу Трофимову вышел Дубравия с женой.

- Поздравляю вас, Николай Дмитриевич, и вас, Елена Николаевна.

- Э, нет так не годится, Алексей Петрович! Что у тебя тaм в кармане, выкладывай сюда,- и Воронин подставил Трофимову поднос.

Алексею Петровичу ничего не оставалось делать, как под общий смех положить на поднос девятнадцатую трубку.

Не успел улечься смех, как появился секретарь обкома Орлов и вручил юбиляру еще одну трубку.

- Двадцатая,-прокатился по комнате новый взрыв смеха.

- Что случилось? - обратился Орлов к Трофимову.- тоже хочу посмеяться.

- Двадцатая! Ваша трубка двадцатая по счету.

- Правильно. Партийный руководитель не может отрываться от масс,-нашелся Орлов.

Алексей Петрович, поздоровавшись с гостями, отыскал глазами Ольгу. Она сидела с Люсей Дубравиной, и Трофимов постеснялся подойти к ней. Он подсел к Виктору Дубравину, с которым его познакомила Елена Николаевна. Виктор был кораблестроителем-подводником и сразу заинтересовался делами Морнефти. Завязалась непринужденная беседа. Время.от времени Алексей Петрович бросал взгляд в сторону Ольги. Она тоже издали наблюдала за ним, и ей показалось, что он чем-то озабочен.

К Алексею Петровичу и Виктору Дубравину подсел Орлов.

- Как дела?

- Ничего, Петр Петрович.

- Ничего - это плохо. Чем вы озабочены?

- Да вот агитирую Виктора Николаевича помочь нам с морской нефтью.

- Ну и как, успешно?

- Видите ли, Петр Петрович,-серьезно начал Трофимов,- добывать нефть из-под больших морских глубин вдали от берега дело трудное, дорогое и рискованное. Если мы не можем нефтяные месторождения перенести на сушу или хотя бы приблизить к берегу, то будем пытаться берег приблизить к нефтяным залежам. Тут большие надежды я возлагаю на экспедицию Кирилловой. Но эта экспедиция при лучших ее результатах не решит нам всей проблемы морской нефти. Уже сейчас появилась необходимость лезть под воду. Иначе нас застигнут осенние штормы, и к первому ноября мы разведку не закончим. Надо думать и о подводных промыслах, о подводном хозяйстве этих промыслов. Тут, мне кажется, сил одних нефтяников недостаточно. Нужна их помощь, - Трофимов кивнул в сторону Виктора,- помощь подводников. Мы уже написали об этом в Москву.

- А что вы скажете, Виктор Николаевич?

Но Виктор Дубравин уклонился от прямого ответа.

- Вы в отпуске? - не отставал Орлов.

- Да.

- Не могли бы вы завтра прийти на заседание обкома. Мы как раз будем обсуждать работу Морнефти.

- Хорошо.

- Ольга Петровна, Людмила Сергеевна,- крикнул Орлов через комнату,-что вы там сидите одни? Идите к нам.

- Что, соскучились без дамского общества? - шутливо спросила Люся, подходя с Ольгой.

- Очень,- улыбнулся Орлов, уступая женщинам место.- Да, кстати, как ваша экспедиция, Ольга Петровна?

- Через два дня выходим в море.

- Ну, ну. Желаю удачи!

- Петр Петрович,-раздалось с другого конца гостиной,-разрешите наш спор.

- Иду. Извините, покидаю вас.

К Люсе и Виктору подбежал сынишка и потащил их в другую комнату.

Трофимов взял руку Ольги в свою и посмотрел девушке в глаза.

- Прошу, дорогие гости, к столу,-громко обратилась Елена Николаевна к присутствующим.

Ольга слегка сжала пальцы Алексея Петровича.

- Пойдемте,- сказала она просто.

Веселье продолжалось почти до утра. Только перед рассветом гости стали расходиться. Алексей Петрович с Ольгой, проводив Надежду Ивановну домой, ушли в Приморский парк. Долго бродили они по пустынным аллеям. А когда первые лучи солнца осветили верхушки пальм, Алексей Петрович проводил Ольгу домой.

Войдя к себе, девушка достала дневник и написала в нем всего два слова:

«Я счастлива!»

Загрузка...