Глава XXXXIV: Глупый пёс

— Зачем ты явился?! — прошипел сквозь сжатые зубы Джиро: он не желал видеть лекаря даже теперь, когда и непонятливому крестьянину стало бы ясно, сколь серьёзно его положение. Одно прикосновение ко лбу, и Сибори отдёрнул руку, будто и в самом деле обжёгся: жар, притом сильный.

— Дайте мне осмотреть вас, — твёрдо, будто бы говорил с ребёнком, произнёс Сибори. — Похоже, это серьёзно.

— Как ты сумел меня отравить, выродок?! Ведь это твоя вина, верно?! — воскликнул упрямец: даже сейчас он не желал принять помощь искренне желающего спасти его Сибори. Ичиру выступил вперёд, восклицая:

— Брат, хватит! Он ни в чём не виноват!

— А ты молчи! — выкрикнул Джиро, попытавшись вскочить и тут же со стоном обвалившись обратно на своё ложе. — Кто здесь старше — ты или я?! Мне лучше знать, как и с кем поступать!

— Если вы не перестанете упрямиться, вы умрёте, — резко прервал чужую речь Сибори, надеясь хотя бы так испугать глупца. Но нет — вместо ожидаемой реакции он получил ещё один настороженный взгляд:

— Ты смеешь мне угрожать, выродок?! Дай мне только встать, и я сам отрублю тебе голову!

Воин, приведший лекаря к своему господину, стоял рядом, нерешительно переминаясь с ноги на ногу: он не знал, следует ли выполнять приказ старшего из братьев или же сейчас к нему не нужно прислушиваться из-за болезни господина.

— Брат просто бредит, — торопливо заверил Ичиру, встревожено глядя на лиса. — Он не желает тебе смерти.

— Даже если бы и желал, мой долг — помочь. Позвольте мне хотя бы взглянуть на вашу рану!

Старший из сыновей семьи Шукима оскалился подобно зверю, но больше не пытался пошевелиться. Сибори наклонился, осторожно распахивая его одеяние и мгновенно находя взглядом воспалившуюся «царапину» на ноге. От словно ставшего мягче тела исходил неприятный запах гниения, знакомый, как никакой другой; так знаком почтенному семейству нелюбимый и нежеланный гость.

— Боюсь, что здесь я могу помочь только одним путём, — Сибори посмотрел в глаза Джиро, надеясь, что строгий голос заставит больного подчиниться. — Нужно отрезать поражённую конечность.

— Вот, значит, что ты задумал! Решил превратить меня в калеку, сделать ни на что не способным ещё до старости, а после — убить?! Так ведь?! — закричал Джиро и тотчас закашлялся. Ичиру, всегда ранее одёргивавший брата, молчал и лишь прикрывал рот руками. Бедное дитя… Жаль, что для выполнения плана Сибори не нуждался в его брате, более того — желал бы от него избавиться.

— Вы уверены, господин? Стоит мне не вмешаться сейчас — и вы погибнете.

Он не знал до конца, почему так ведёт себя Джиро, но ощущал в нём острое желание сопротивляться любым, даже самым разумным мыслям. Так пёс, прикованный цепью к столбу, пытается разорвать цепь, не видя, что душит себя ошейником; нужно лишь подразнить этого пса — и тот сам задохнётся.

— Не смей ко мне приближаться, ты понял?! — кричал старший из сыновей семьи Шукима. — Я прокляну тебя, если ты посмеешь…

Сибори молча покинул шатёр; на запястье мигом сжались дрожащие пальцы. Пусть Ичиру и пытался казаться старше, но страх за брата превратил его в дитя, каким он, по сути, и являлся:

— Ты не поможешь ему?!

— Я не могу помочь тому, кто сам этого не желает, — стараясь держать лицо, проговорил Сибори. Пальцы впились в кожу сильнее:

— Но он умрёт! И ты просто так бросишь моего брата?!

— Если он поправится после того, как я проведу операцию, и не умрёт до того от потери крови, от боли, от нового заражения… — на мгновение лис примолк, переводя дыхание, после чего посмотрел в глаза подростка и негромко спросил:

— Будет ли он счастливым, живя жалким калекой? Или, быть может, лучше дать ему право выбора? Нет нужды в поддержании жизни, если сам больной не желает жить изуродованным и искалеченным. Ты желаешь своему брату такой жизни?..

Мальчик молчал, не двигаясь с места; лекарь так же молчал, опустив голову и стараясь больше не встречаться взглядом со своим собеседником.

Он ожидал того, что будет, и потому не сильно удивился, когда неделю спустя, ко второму месяцу зимы, Джиро Шукима отошёл на ту сторону Отражённых Небес.

Ичиру не был сильным; он плакал, будто дитя, глядя на мёртвого брата, и то и дело хватал за руки Сибори, дабы убедиться, что хотя бы он не собирается покидать этот мир. Лис ожидал, что после мальчишка решит возвращаться к северному побережью, туда, где правит его отец. Но быстро, быстро этот пытающийся быть взрослее ребёнок вытер с лица слёзы и упрямо сказал:

— Сейчас моя семья — последние, кто остался из четырёх великих родов. А значит, мы должны отправиться в столицу и потребовать, дабы нам выдали последних дочерей рода Шинджу: если хотя бы одна из них станет моей женой, войны будут закончены.

Ребёнок пытался быть взрослым; пытался он продемонстрировать эту же взрослость и своему «возлюбленному», желая то и дело зайти дальше простых объятий и поцелуев. Сибори под предлогом заботы об этом ребёнке отказывался, на деле не испытывая к нему никаких чувств.

К середине зимы войска семьи Шукима подошли к столице.

Загрузка...