«Если», 2016 № 01

Джейкоб Бойд
ОСВОБОЖДЕНИЕ

/фантастика /дальний космос

/инопланетяне

/глобальная война

Ты нажимаешь кнопку.

И кувыркающиеся звезды внезапно замирают.

Твой истребитель висит нос к носу с истребителем тивари внутри нуль-пузыря. Пузырь медленно ползет по низкой орбите вокруг Мелвилла-4, направляясь к северному полюсу. Его скорость отмечается постепенным затемнением планеты, когда ты пролетаешь над зоной сумерек, переходящих в ночь. Шлейфы яростных вулканических извержений сплющиваются высоко в атмосфере о слой серых облаков. Их огромный размер выдает то, как они зависают, медленно завихряясь.

Пилот тивари царапает что-то на стекле кабины двумя рядами крохотных черных ручек, укрытых в хитин. Ты кое-что украл у нее — твою смерть. Даже если ты сейчас нажмешь кнопку и отключишь нуль-пузырь, то, если она на таком расстоянии изобразит камикадзе, это лишь «помнет бампер» — ведь импульс ее корабля обнулен. Несмотря на все усилия убить тебя, она лишь отделила тебя от эскадрильи и определила свою судьбу.

Тивари прилетели откуда-то из-за края этого рукава галактики, из далекого и почти лишенного звезд пространства у тебя над головой. Возможно, с одной из тех световых точек, которые при увеличении расширяются в галактику, спрятанную у всех на виду.

Ты моргаешь, изгоняя жалящую сухость из глаз.

И смотришь. Это пространство над головой такое плоское, такое черное, и там настолько мало всего, за что может зацепиться взгляд, что тебе начинает казаться, будто твой разум может впиться в него когтями, отыскать мягкое место, проделать в нем дыру, заползти туда и закрыться изнутри.

Ты делаешь глубокий вдох и проводишь языком по пересохшим губам.

Без пищи и воды тивари умрет в течение четырех дней. Ты можешь это сделать. Дождаться, пока она не сдохнет.

Тебе это по силам.

В академии пилотов тебя учили не нажимать эту кнопку.

В кабинах истребителей нашего Корпуса кнопка только одна. Особая. Нажми ее — и включится нуль-пузырь. Нажми снова, и он отключится. Нажми в третий раз, и пузырь включится опять, но уже высасывая энергию из твоего навигационного компьютера и прыжкового двигателя. Эта кнопка нужна только для чрезвычайных ситуаций. Курс и тягу двигателей истребителя ты можешь менять движениями рук внутри КЖИ — «камеры жидкого интерфейса» размером с инкубатор для младенца, а управлять оружием, связью и разнообразными подвижными частями корабля — касаясь в определенной последовательности контактов внутри геля КЖИ кончиками пальцев. После синаптической терапии это как вторая натура. Твой задний мозг пульсирует синхронно с записями полетов лучших из летавших до тебя — они впечатаны в твой мозг намертво, но не совсем полны. У тебя нет записей, сделанных внутри нуль-пузыря.

После завершения последней сессии пилотской терапии тебя пристегивают, кожу чуть ниже локтей надрезают, а потом майор тянет и закатывает ее к запястьям, превращая в окровавленные и вывернутые наизнанку трубки.

Под сухим и подогретым ветерком, дующим из кондиционеров станции, у тебя возникает ощущение, что руки заканчиваются обнаженными нервами, которые лижет пламя. Ты пытаешься не шевелить пульсирующими красными сухожилиями. Ты вопишь, пока твой голос не переходит в кровавый хрип, и обессиленно виснешь на путах. Ты пытаешься не думать о лососево-красной плоти, о том, как она обугливается, когда ее кладут на белые дымящиеся угли, и как она потом высыхает и отваливается слоями. Это очень далекое воспоминание — словно чей-то сон, а не пережитое наяву.

— Расслабься, — говорит майор.

Он пилот из более старшего класса. Он показывает тебе четкие кольцевые шрамы на своих гладких мускулистых предплечьях.

— Ты прошел терапию. Ты будешь думать о лососево-красной плоти, — говорит майор. — А потом забудешь о ней.

Твое дыхание успокаивается, и он закатывает кожу обратно к локтям.

Майор ведет тебя через станцию в длинный и тихий зал с множеством дверей. Открывает ключом одну из них и проводит в комнату, достаточно большую, чтобы в ней поместилась учебная кабина — КЖИ и противоперегрузочный подвес, хотя здесь нет большого экрана или купола трехмерного поля. Черные звукоглушители опоясывают стены рядами маленьких пирамид. Интерфейсная жидкость биолюминесцирует сквозь прозрачные панели КЖИ, из-за чего контактные перчатки светятся сапфировой голубизной. Содержимое КЖИ находится под давлением, и перчатки торчат наружу, как будто тянутся к тебе.

Майор смазывает перчатки медицинским гелем с наночастицами, тот пахнет как нечто среднее между машинным маслом и прокисшим молоком. Ты залезаешь в подвес, укладываешься лицом вниз и засовываешь руки в перчатки. Гель прохладный и чуть покалывает. Он впитывается в кожу, проникает в тебя. Майор говорит, что если ты вытащишь руки из перчаток раньше, чем тебя освободят, то это приведет к мощной стафилококковой инфекции. Атмосферные фильтры на станции не идеальны, а Корпус не делает прививки мудозвонам, которые не умеют выполнять приказы. Их делают тем, кому они реально нужны: пехотинцам, возвращающимся после налетов на планеты тивари во внешнем рукаве галактики. Пилотам они не нужны. Если тебя подобьют, то вакуум — лучший стерилизатор.

Майор запирает тебя в комнате.

И четыре дня ты лежишь в одиночестве.

Единственная подсветка идет от КЖИ. Жидкость в интерфейсе живая, это культура микроорганизмов, сохраняемая и поддерживаемая уже множество поколений. В комнате пахнет озоном — побочным продуктом активности жидкости. В камере у нее есть все необходимые питательные вещества. Когда ты делаешь управляющие жесты и совершаешь кончиками пальцев комбинации нажатий, это ее перемешивает и питает.

Дверь у тебя за спиной. Ты не можешь переместить тело и посмотреть на нее, не высвободившись. А если высвободишься, то свет потускнеет.

Ты что-то бормочешь, когда майор приходит и освобождает тебя. Рука на твоем плече, ее тепло, вес и человек, кому она принадлежит, одновременно реальны и невозможны, ужасны и прекрасны. Звукоизолированная комната расширяется в твоем сознании, охватывая и планеты, которые лежат наподобие переливающихся опалов, рассыпанных по галактическому рукаву, и фронт, где на внешней границе рукава галактики кишат тивари, и все невидимое и непознанное за ним. За пределами комнаты лежит ничто. Внутри нее лежит все. Майор приходит снаружи. Его негромкий голос возвращает тебя на все эти миры.

— Хорошая работа, — говорит он. — Ты готов к полетам. Не трогай кнопку без крайней необходимости.

Его голос задевает единственную струну, натянутую вдоль осыпающейся башни твоей сущности. Это как слышать бога.

Ты потерял десять фунтов.

В зале тебя сажают на одном из концов длинного стола с такими же, как ты, у которых предплечья опоясывают свежие шрамы. Даже шорох твоих обутых в шлепанцы ног по стальной палубе звучит как натирание песком натянутого барабана.

Длинный стол собран из микрорешеток анодированного пластика, отпечатанных сегмент за сегментом в отделе снабжения. Скамейки тоже. Все в этом зале можно расплавить, вернуть в отдел снабжения и, при необходимости, использовать для других целей. Мебель получается прочная, но такая легкая, что ты начинаешь опасаться, как бы ветерок из фильтров ее не сдул.

Из двери в дальнем конце зала выходят служители с едой, ставят ее перед тобой, потом уходят.

Смазанные маслом булочки еще исходят паром, когда ты их разламываешь. Ты макаешь их в чашку с миндальным медом. Впиваешься зубами в индюшачьи ноги, политые соусом для барбекю, зажав в пальцах их кости. Все эти вкусы знакомы, хотя ты ешь такую еду впервые. Ты заслужил ее, выдержал испытание на пилота истребительного корпуса и прошел терапию. Мясо обжигает язык. Во рту на нёбе появляются и лопаются ожоговые пузырьки. Столовых приборов нет. Потоки жира стекают по подбородку, застревают между пальцами. Ты пьешь настоящий черный кофе, пока тебя не начинает трясти.

Когда кусок стейка с кровью застревает в глотке, у тебя выпучиваются глаза. Ты встаешь и смотришь на остальных, а те застывают посреди пиршества, чтобы наблюдать за тобой. Они похожи и на тебя, и друг на друга: бритые головы, мускулистые тела сформированы в нужных местах электрической стимуляцией, все в повседневных пилотских комбинезонах. Даже рост у них одинаковый. В момент ясности ты понимаешь, что одинок, затем наваливаешься животом на край стола… и еще раз… и избавляешься от закупорки. Полупережеванный стейк летит над столом и плюхается в чашу с пуншем. Зал ревет от хохота.

Неожиданно тебя окружают. Кто-то хлопает по спине. Ты не видишь кто. Грудь болит. Ты боишься, что сломал несколько ребер, и это придется скрывать, чтобы вылететь вместе со всеми в атакующей волне.

— Ты еще легко отделался, приятель, — говорит кто-то.

Ты улыбаешься и, покачиваясь, выслушиваешь их подначки.

— Что, хотел покончить с собой и не дать тивари шанса?

— Не мог остановиться, да?

— Тощий обжора.

Все говорят на твоем языке без акцента. Голоса звучат одинаково. Ты рад, что кто-то, вообще кто-то говорит, пусть даже для того, чтобы выделить тебя из толпы.

Круг вокруг тебя расширяется, и ты замечаешь мужчину, уставившегося в угол. Единственного, кто не смеется. Его чистые руки повторяют жесты управления, которые ты читаешь даже на расстоянии: подать топливо в ускорители, полная тяга, подать топливо в ускорители, полная тяга… Он пытается спастись откуда-то бегством.

Твой взгляд привлекает к нему внимание, и смех постепенно затихает.

Входит майор. Мужчина устремляет на тебя колеблющийся взгляд холодных глаз, пока майор выводит его из зала.

Ты возвращаешься на место. Полупережеванный стейк шлепается на стол перед тобой, забрызгав комбинезон красным пуншем с пряностями. Кто-то выудил его из чаши и бросил тебе. Тишина в зале становится суровой. Ты суешь холодный стейк в рот и жуешь. Зал взрывается смехом. Ты изображаешь, будто давишься, ближайшие пилоты бросаются тебе на помощь, но ты с улыбкой отмахиваешься. Смех усиливается.

Ты набираешь прежний вес.

Майор знакомит тебя с твоим кораблем. У него есть имя — Черепобой. Шрифтом, похожим на покрытую заклепками сталь, оно значится на его белом корпусе возле того места, где техник поднимается по лесенке с оранжевыми ступеньками, чтобы вставить КЖИ в яйцеобразную кабину. Декаль ухмыляющегося черепа рядом с именем покрывает тонкая паутинка трещин. Ниже черной краской нанесена римская цифра XXVIII, а рядом силуэт человека. Черепобой убил двадцать восемь тивари, прежде чем потерял своего пилота.

— Это хороший корабль, — говорит майор. — Он вернулся. Он привезет тебя обратно.

Черепобой умеет в автоматическом режиме возвращаться к точке сбора.

Корабль имеет форму огромного куриного яйца, приклеенного толстым концом к толстым концам пяти яиц поменьше, расположенных в виде кольца. На поверхности ни единого шва, все упрятано под белую краску корпуса, даже носовые коллапсарные пушки и плазменные бластеры. Ты знаешь, как заставить истребитель тивари схлопнуться внутрь себя, как стрелять пульсирующими шарами радиации, горячими, как солнце. Но вот насчет кнопки у тебя после синаптической терапии воспоминаний нет. Лучшие пилоты ею не пользуются.

Двадцать восемь — это больше, чем выведено на любом из других истребителей, даже истребителе майора. На его истребителе не значится количество побед, и это знак его ранга — он больше не ведет счет. Его истребитель выкрашен в ярко-желтый цвет, от которого больно глазам. Во время атаки он держится позади строя. Этот истребитель будет привлекать внимание даже в лунной тени.

Ты представляешь себя когда-нибудь на его месте. Ведь вы одинаковые, если не считать опыта. Ты даже лучше, потому что в твой мозг забито больше знаний.

— Не бери это число в голову, — говорит майор, указывая на количество побед корабля. — В длительной перспективе этого недостаточно.

Тивари — это паразиты, расширяющие свою территорию, распыляя в атмосферах планет семена, подобно рыбам, тупо выпускающим молоки в воду, где отложена икра. Их семена редко порождают жизнь. К сожалению, люди в этом отношении уникальны. Если проглотить семена тивари, они вступают в контакт с желудочными бактериями и вырастают в шипастые трубки. Те цепляются за стенки, растут и вытягиваются, чтобы заполнить все семь с половиной метров кишок, пока нарастающее внутреннее давление не заставляет шипы прорвать стенки. И тивари вырываются на волю.

Тивари все равно, какие планеты засеивать. Они загаживают любые. И движутся волной в сторону очередной звезды — от дальних планет к центральным.

Ты заверяешь майора, что в полном порядке, не волнуешься, только ребра побаливают. Он встречается с тобой взглядом и говорит, что не замечает одышки или затруднения дыхания. И не сомневается, что ты будешь воевать блестяще. Ты прошел синаптическую терапию. Задний мозг майора содержит больше первичных шифрокодов, чем твой. Зато твой был агрегирован уже после того, как майор прошел пилотскую терапию. Когда будут выпущены еще несколько классов, он уже не сможет понимать новых пилотов, а ты сможешь. Ты начинаешь дальше того места, с которого начинал он.

Совершая десять прыжков к краю галактического рукава, Черепобой поддерживает связь с другими истребителями твоей эскадрильи и случайным образом меняется с ними точками выхода из прыжка. В каждой точке ты одинок в пространстве, если не считать другого пилота — иного при каждом выходе. Вы прибываете в пункт сбора уже в строю, и ваша эскадрилья становится острием копья, образованного всем истребительным крылом. А до тех пор твое крыло остается рассеянным. Звездное поле вокруг тебя меняется, как будто кто-то запускает на дисплее один слайд за другим, и становится все более тусклым и менее плотным.

На восьмом прыжке Черепобой выныривает над планетой Магдалена, названной в честь жены основателя колонии, потому что имена богов были давно исчерпаны. Она похожа на голубой шар, на который чихнул великан с полным ртом островов. Планета на четверть больше Земли. Белые облака опоясывают ее экватор, порождая вращающиеся образования, которые ползут к полюсам, чтобы там рассеяться или столкнуться в тяжеловесные тучи.

Но тебе некогда ими любоваться.

Ты выстукиваешь последовательность команд от большого пальца до мизинца и изгибаешь запястья, разворачивая Черепобой по медленной синусоидной панораме. Задний мозг выдает импульс к терпению, но ты складываешь руки в знак мира и посылаешь запрос на наличие друзей.

Магдалена молчит.

Тивари засеяли Магдалену, когда Корпус начал кампанию по вытеснению их из галактического рукава. Эта планета — не твоя цель. Тивари развиваются быстрее, чем фруктовые мушки, и тем не менее те, кто сейчас на Магдалене, еще даже не «подростки». Пройдут десятилетия, прежде чем у них разовьется достаточно мозгов и конечностей, чтобы воспользоваться кораблями колонистов и покинуть планету. Но корабли колонистов достаточно сложны, есть шанс, что они при этом подорвутся, и тивари останутся на планете до тех пор, пока не смогут построить собственные корабли — на это могут уйти еще десятилетия. К тому времени они разовьются до своей конечной формы, когда ДНК укоротится в ходе быстрой эволюции и не позволит развиваться с прежней скоростью. И тогда они, подобно людям, застрянут на эволюционной лестнице и смогут лишь медленно ползти по ней вверх.

Так что никуда они не денутся. Воды на Магдалене заражены. Понадобятся время и сосредоточенные ресурсы, которых нет у тебя на борту, чтобы очистить планету и вновь сделать ее пригодной для обитания людей.

Твой комм вдруг принимает входящий вызов:

— Говорит Магдалена, пятая база. Слава богу, что вы прилетели.

Но ты не отвечаешь планете. Задний мозг подсказывает, что, даже если тивари не в состоянии покинуть планету, они могут научиться выходить на связь, имитировать людей. И ты не имеешь права снабжать их информацией даже о своем присутствии здесь, которую они могут переслать дальше. Ты уже совершил ошибку, послав запрос. Следовало проявить терпение.

— Говорит Магдалена, пятая база, повторяю, Магдалена, пятая база, прием.

Твой партнер-истребитель появляется на орбите, возникает неоново-зеленой отметкой в куполе трехмерного поля. Он захватывает Черепобой линией связи с поляризованной волной. Доля секунды между прыжками вызвала задержку.

Ты делаешь следующий прыжок.

Заняв место в строю кораблей, укрывшихся в тени спутника планеты, Черепобой засекает флот кораблей-сеятелей тивари, летящий над Мелвиллом-4, и увеличивает его изображение на дисплее. Отсвечивая в ярком свете желтого солнца этой системы, их гигантские китообразные корабли, на борту которых тысячи самцов тивари, заняли синхронную орбиту над экваториальным морем Мелвилла-4. Темные взбаламученные облака накрывают большую часть поверхности планеты, пронизываемые снизу выбросами вулканических извержений. Черепобой насчитывает две сотни кораблей-сеятелей — больше, чем предполагалось. Рои кораблей-разносчиков вылетают из ангаров, раскрывшихся вдоль черных стальных боков сеятелей. Разносчики ныряют в атмосферу планеты и возвращаются в ангары. Каждый сеятель способен производить в сутки тысячи кубометров пылевидных семян. Если им не помешать, тивари будут продолжать засев, пока не исчерпают ресурсы, и их сменят другие корабли.

Людей на Мелвиллле-4 нет. Есть вода, плацдарм для тивари. После того, что они проделывают, для очистки планеты понадобится в сотни раз больше ресурсов, чем на Магдалене. Черепобой разражается сигналами тревоги и взбалтывает интерфейсную жидкость, заставляя ее светиться рубиновым светом. Ты попал в прицел. Тивари у тебя за спиной, они появляются из-за спутника, чья тень, как предполагалось, будет тебя скрывать. Ты ощущаешь вину: нельзя было делать вызов над Магдаленой.

Ты делаешь «бочку», чтобы уклониться от того, что может уже лететь в тебя, затем пикируешь в сторону планеты, лавируя, чтобы стряхнуть вражеский прицел и увлечь то, что может следовать за тобой, в гравитационный колодец. Другому пилоту приходит в голову та же идея, и он ныряет рядом с тобой. Из его кабины вырывается петушиный хвост светящейся интерфейсной жидкости. Замерзая и умирая, она переходит через все цвета радуги. Ты не видишь, что в него попали. Он летел по более прямой траектории и стал уязвимее для боеприпасов тивари. Захватив цель, закаленный вольфрамовый стержень, снабженный прыжковым двигателем, проложил себе прямой курс через его кабину и дальше к планете.

Перед самым твоим разворотом дымчатую атмосферу на дисплее пронзает тонкая царапина — по тебе промахнулся прыжковый стержень тивари.

После изгиба запястий Черепобой разворачивается навстречу преследователю. Тело на миг ощущается как оболочка, наполненная скользкими и влажными кусками, а ребра становятся хрупкой и скрипящей клеткой: даже компенсаторный подвес не может обнулить силы внезапного разворота и разгона. Ты сжимаешь большой и указательный пальцы, и преследующий тебя истребитель тивари схлопывается внутрь себя и исчезает. После его исчезновения Черепобой вздрагивает, словно натыкается на дорожный ухаб. Индикатор запаса кол-лапсарных снарядов меняется с двенадцати на одиннадцать.

Ты разворачиваешь Черепобой, чтобы обозреть схватку. Бой отдаляется от луны, приближаясь к флоту кораблей-сеятелей.

Истребители тивари окрашены ярко и вызывающе: мол, я плохой сукин сын, весь в предупреждающих и светящихся оранжевых пятнах, которые щекочут пугливую, рептильную часть твоего мозга. Это не то, к чему тебя готовила синаптическая терапия. Это новинка от тивари.

КЖИ регистрирует дрожь твоих рук, и корабль слегка потряхивает.

Подать топливо в ускорители, полная тяга. Ты бросаешься в схватку.

Из кораблей-сеятелей вываливаются корабли-разносчики. Они не вооружены, и управляют ими покорные самцы, уже сыгравшие свою роль в размножении. Они опасны, как опасен летающий мусор. А истребители пилотируют самки. Они превосходят твое крыло по численности в пять раз.

Вблизи флота кораблей-сеятелей истребители тивари переключаются с прыжковых боеприпасов на электромагнитные пушки: их снаряды не пробивают корпуса кораблей-сеятелей, а если промахнутся по тебе, то полетят дальше, чтобы поразить кого-то другого. Черепобой справляется с тремором твоих рук, и трясущаяся сцена на дисплее преображается в более стабильную, с минимальной размытостью.

Ты коллапсируешь летящий на «шесть часов» корабль-сеятель, и Черепобой содрогается после его исчезновения. Воет сигнал тревоги: тебя взял в прицел истребитель тивари. Черепобой насчитывает сто пятьдесят оставшихся кораблей-сеятелей, прежде чем ты разворачиваешься перпендикулярно орбите флота тивари и направляешься к северному полюсу планеты. Истребитель так сильно трясет не потому, что у тебя дрожат руки, а из-за частого коллапса такого количества больших кораблей. Твое крыло не упустило добычу. Черепобой подсчитывает истребители твоей эскадрильи. Из двенадцати потеряно пять, оставшихся сейчас в комарином облаке истребителей, окутывающем корабли-сеятели. Остальные эскадрильи крыла окружены не так плотно — они рассеялись, чтобы спастись и потом отстреливать истребители тивари один за другим.

Ты пикируешь в сторону яркого вулканического факела, расползающегося блином в верхней атмосфере Мелвилла-4. Преследующая тивари повторяет твой маневр. Прежде чем ей удается захватить тебя в прицел, ты разворачиваешь Черепобой, сжимаешь большой и указательный пальцы, и тивари уклоняется, беспорядочно выстреливая снаряды ЭМП в атмосферу. Ты щелкаешь пальцами. Черепобой с глухим рокотом выстреливает ослепительные маленькие солнца, от которых тивари уворачивается. Плазменные шары подмигивающими звездами улетают в космос, становясь все тусклее и тусклее. Вы проноситесь навстречу на расстоянии плевка и разворачиваетесь для нового захода.

Тивари переключается на вертушки — особой формы катушки с упругой проволокой, которая раскручивается до скорости винтовочной пули и мчится на тебя подобно растянутым лопастям ротора.

Через какое-то время вертушки у нее кончаются, и она возвращается к ЭМП. Эластичный ритм взаимных атак запирает вас вдвоем на низкой орбите.

Разбухающая глыба Мелвилла-4 заслоняет главное сражение: флот тивари заблокирован над большим экваториальным морем и уползает от вас со скоростью вращения планеты.

Верхние слои атмосферы ударяют Черепобой снизу. Оторваться от атмосферы означает подставить себя и подарить противнику угол атаки. Ты успешно совершаешь новый заход и оказываешься в достаточно удобной позиции для коллапсарной пушки. Запас выстрелов тает до половины, потом до четверти. Ты тратишь их зря. Флот тивари еще существует — а должен быть уничтожен. Вот в чем суть вашей миссии. А не в этом.

Истребитель тивари выстреливает еще одну вертушку, та распускается смертоносным цветком и мчит на тебя. Ты тянешь Черепобой вверх с низкой орбиты, увлекая тивари за собой, и подключаешься к фуге боя. Твои управляющие жесты — это безумная суматоха инстинкта, гнева и страха, удивительная для тебя из-за ее молниеносной тактики, как будто она была спланирована, и одновременно пугающая отчаянием. Корабль становится частью тебя, твоей кожей, тобой. Где-то, возможно, в твоем теле боль охватывает ребра раскаленной проволокой. Ты вопишь и материшься — цистотварь, дерьмоедка жукотрахнутая! — когда снова оказываешься на низкой орбите, и снова боевые развороты, и снова рокочет Черепобой, выпуская одно крохотное и жуткое солнце за другим. Индикатор расхода боеприпасов вспыхивает красным — остаток низкий. Правда, есть небольшой резерв, даже когда индикатор показывает ноль. Ты отключаешь индикатор и продолжаешь стрелять.

Разворот. Вы идете лоб в лоб. Тивари прекращает стрелять.

И перед столкновением, прежде чем вырвать руки из контактных перчаток и нажать на кнопку, ты успеваешь подумать, что она решительнее тебя. Она готова умереть, чтобы убить тебя. Она превратила себя в оружие.

И ты нажимаешь кнопку.

Внезапно все замирает.

Ты зависаешь нос к носу с истребителем тивари внутри нуль-пузыря, летящего по орбите вокруг Мелвилла-4 в сторону северного полюса. В яйце с двумя желтками.

Пилот тивари что-то царапает на стекле кабины, потом ее универсальные ротовые пальцы раздвигаются. Высовывается глоточная трубка и выплевывает на стекло кабины вязкую кислоту цвета желчи, которая скрывает тивари за слоем темнеющих пузырьков.

Потом самка приходит в себя и стирает кислоту чем-то вроде тряпки. Когда она смотрит на тебя, то видит только заостренный нос Черепобоя. Возможно, она видит цифру побед на боку истребителя. Возможно, она понимает ее значение, видела его раньше. Непонятно каким образом — по расположению ее лицевых пластин и припухлости между ними, по группировке ее ротовых пальцев, — но ты понимаешь, что она напугана. И она знает, что ты это знаешь. Даже если она выберется из кабины, дальше ей не пройти. Она в нуль-пузыре. Он ее остановит. А ты контролируешь кнопку. Если она выберется, ты можешь нажать на кнопку и наполнить ее кабину вакуумом. И когда ты это сделаешь, невозможно сказать заранее, насколько она будет сильна, сумеет ли заставить себя выкарабкаться окончательно, сможет ли добраться до тебя быстрее, чем Черепобой умчится. Возможно, у тебя еще осталось несколько плазменных зарядов. Возможно, и у нее осталась последняя вертушка, припасенная как раз для такого момента.

Ты не можешь сказать, откуда тебе это известно, но она хочет жить.

И ты хочешь жить.

Прыжковый снаряд, выпущенный в нуль-пузырь в упор, самоуничтожается при попадании. Любая связь с пузырем невозможна. Он просто летит по орбите. При нынешней скорости через какое-то время Черепобой пройдет на минимальном расстоянии от флота тивари, когда обогнет полюс и направится к экватору. Орбиты должны совпасть.

Ты смотришь в космос, потом на тивари.

Она тоже смотрит наружу. Дымчато-серые моргательные мембраны то открывают, то закрывают черные бусинки ее глаз. Потом она переводит их на тебя.

Ты говоришь себе, что она думала о доме, если у тивари вообще есть такое понятие.

Она достает тряпку, которой протирала стекло кабины, смачивает об нее кончик руки, потом что-то царапает на стекле. Вскоре ты видишь, что она вытравила на стекле копию фигурки человека, нанесенной на корпус Черепобоя. Она отклоняется назад, и ее сотрясают конвульсии. Ты не сразу понимаешь, что она смеется.

На твоей верхней губе выступают капельки пота.

Ее конвульсии постепенно стихают, прочные чехольчики накрывают глаза, и ее тело начинает разбухать и сжиматься в ритме легкого и равномерного дыхания сна. Значит, все это было ловушкой, слишком соблазнительной приманкой, которую командование Корпуса не могло игнорировать. Вот почему здесь оказалось намного больше кораблей тивари, чем ожидалось. И у тивари есть еще корабли — невозможно сказать, насколько больше. Те, что мы уже уничтожили, могут оказаться лишь частью, их авангардом. Гордость ослепила тех, кто планировал нашу атакующую волну, кто допустил мысль, что тивари бегут, что они в отчаянии, в то время как они заманивали нас в пространство, которого могли достигнуть беспрепятственно.

Это не твоя вина. Не ты сбрасывал начальству информацию.

И неожиданно ты ловишь себя на том, что смотришь в далекое пространство с редкими звездами — ты игнорировал призыв с пятой базы на Магдалене. Людей, которые благодарили бога за твое появление возле планеты.

Хотя тивари и развиваются уникально на каждой планете, где приживаются их семена, все они вырастают до одинаковой взрослой формы. И они защищают своих, как бы те ни отличались внешне. Вот почему они так яростно сражались, когда люди обнаружили, что тивари проникли за край галактического рукава — отступление означало бы, что они бросают своих.

Ты моргаешь, убирая из глаз слезы. Свет в кабине приглушен, интерфейсная жидкость не перемешивается.

Один глубокий вдох порождает следующий. И еще один. И еще. Руки сводит судорогой из-за гипервентиляции. Ноги разбухают твердыми и болезненными узлами. Задний мозг подсказывает, что твои эмоции глупы. Тивари — всего лишь блохи размером с человека. Ты вклиниваешь паузы между вдохами. Паузы удлиняются, пока дыхание не становится нормальным, и твои руки расслабляются.

Ты слишком высокого мнения о тивари. Много людей поумнее тебя размышляли над этим сценарием и решили поместить тебя туда, где ты сейчас находишься. Они на тебя рассчитывали. Они не ошибутся. Ты не знаешь всего. Это не твоя работа и никогда ею не была. Ты знаешь то, что знаешь — суть и правду. И твоя работа — прогнать тивари.

А теперь твоя работа — выжить.

Ты засовываешь руки в контактные перчатки. Это самое комфортное положение в Черепобое. Ты щелкаешь пальцами, шевелишь кистями, сжимаешь большой и указательный пальцы. Черепобой никак не реагирует. Интерфейсная жидкость светится сапфировой голубизной, пузырится и испускает озон.

Ты четко осознаешь, что истребитель может вернуться в точку сбора даже без пилота. Он это уже делал.

Твой задний мозг ощущает зарождающуюся панику и укладывает тебя спать. Ты не сопротивляешься: до сих пор он сохранял тебе жизнь. Тебе снятся недобрые сны. Когда ты просыпаешься, Черепобой проходит над полюсом Мелвилла-4.

Тивари показывает на тебя, затем вниз на планету. Ты. Планета. Ты не знаешь, как давно она это проделывает. Ее жесты становятся настойчивыми, резкими, указывающими. С твоей точки зрения нуль-пузырь сжал вселенную до размеров кабины. Купол трехмерного поля у тивари пуст. Твой дисплей показывает неподвижное изображение.

Ради эксперимента ты отключаешь стабилизатор изображения, и несколько звезд, украшающих вакуум, начинают подрагивать.

Тивари указывает на тебя, на планету.

Высота твоей орбиты снижается.

Нуль-пузырь медленно погружается в верхние слои атмосферы Мелвилла-4, и его встряхивает на перепадах ее плотности.

Ротовые пальцы тивари раздвигаются. Стекло ее кабины затуманивается. Она вопит на тебя, предупреждает. Если ты не отключишь пузырь в ближайшее время — и это лучший сценарий, — то тебя ждет жесткий удар атмосферы, когда ты это сделаешь. Если ты ухитришься уцелеть после такого, тебе придется уклоняться от столбов вулканических выбросов. Орбита не протянет четыре дня — ты упадешь на планету раньше. Ты хороший пилот, но если затянешь ожидание, то заплатишь за упрямство жизнью.

Она добавляет к жестам новый элемент — дважды указывает, затем поднимает хитиновые руки от органов управления. Она предлагает сделку. Она не будет атаковать. Она признает поражение.

Задний мозг призывает к осторожности. Это уловка. То, что она не станет атаковать, означает, что она может. Выпущенная в упор вертушка, быть может и не успеет развернуться полностью, но свое дело сделает.

Ты на войне.

Она боится.

В поле зрения медленно приближается картина битвы с флотом тивари. Ты включаешь стабилизатор изображения, но все равно трудно сказать, кто побеждает. Кораблей очень много, и все они движутся. Постепенно в этом хаосе становятся очевидны потоки и течения. Облачка тивари преследуют одиночные истребители, которые носятся среди кораблей-сеятелей. С каждым их заходом огненные точки пронзают корпуса сеятелей. Ты замечаешь среди них яркую желтую точку: корабль майора. Он прибыл с подкреплением. Хвост тивари за ним длиннее всех прочих, более четкий. Он заставил их взбеситься.

Ты вытягиваешь руки из контактных перчаток и лупишь по куполу кабины, потом вспоминаешь, что тивари не может тебя увидеть. Она перестала указывать и пристально наблюдает за сражением.

Один из земных истребителей взрывается. Кометный хвост его преследователей рассыпается, чтобы присоединиться к другим. Ты проверяешь реакцию тивари. Ее глаза закрыты чехольчиками. Она сидит в кабине, откинувшись назад.

Ты подносишь руку к кнопке. Задний мозг побуждает нажать ее. Твоя рука дрожит.

И вовсе это не ловушка, как ты подозревал. Тивари не стали бы бессмысленно жертвовать сеятелями. Будь это ловушка, эти корабли уже спасались бы бегством. А они упорно обороняются. Ты нужен своим товарищам, хотя бы для того, чтобы отгонять преследователей от тех, кто еще может стрелять, дать им больше шансов на победу. А когда наступит худшее, ты можешь пойти на таран.

Битва скрывается из виду.

Тивари открывает глаза, смотрит в пустоту, потом на тебя. И постукивает по силуэту человека, вытравленному на стекле ее кабины.

Иногда тивари преследуют пилотов истребителей, когда те прыгают обратно к точке сбора. До этой точки никогда не бывает менее пяти прыжков, и после четвертого, если истребитель все еще не избавляется от погони, он меняет курс и совершает прыжок в полностью заброшенный сектор пространства, а потом самоуничтожается. Задний мозг подсказывает, что тебя ждет такая судьба. Ты подождешь, пока снова не приблизишься к схватке, а потом увлечешь за собой как можно больше противников. Это почетная смерть. Ты заманишь тивари в сторону от базовых планет и от сражения и нанесешь им непоправимый ущерб.

Сухая боль иглами колет за глазами, ползет по затылку, сжимает кулаком основание черепа. Ты проводишь распухшим языком по сухим губам. Пытаешься не думать о воде.

Отключаешь стабилизатор изображения. Звезды на дисплее дрожат.

Их сменяет дым. Он повсюду. Атмосфера планеты поглощает нуль-пузырь. Тивари сидит, упираясь руками в стены кабины.

Стабилизация изображения ей недоступна. И информация поступает к ней необработанной: мозг подсказывает, что ее корабль трясется, хотя пузырь и защищает ее. Она быстро осматривается. Ты ловишь себя на том же. Ты ждал слишком долго и падаешь быстрее, чем рассчитывал. Надо было к ней прислушаться.

Неожиданно дым вокруг исчезает, на дисплей возвращаются немногочисленные звезды. Это был всего лишь вулканический выброс.

Ты хохочешь, пока щеки не становятся мокрыми от слез, потом вытираешь их. Моргательные мембраны тивари соскребают молочную жидкость с ее блестящих черных глаз.

У нее есть слезы.

Ты смотришь вперед, в черную бездну, и твои мысли улетают туда же. Когда ты опять смотришь на тивари, она успевает соскрести со стекла кабины силуэт человека. Ты не знаешь, когда она это сделала. Извинения не должны оставаться незамеченными.

Твои глаза устремлены в пустоту.

Ты стараешься не думать об индюшачьих ножках, политых горячим соусом для барбекю, о миндальном меде. О стейке. Это неуместные мысли. Проявление слабости.

Когда твоему взору снова открывается битва, она располагается на противоположной стороне Черепобоя относительно предыдущего витка. Пузырь замедлился, и ты прибыл в эту точку позднее. Подробности битвы разглядеть трудно.

Количество кораблей-сеятелей уменьшилось до дюжины или чуть больше, остальные сбежали или сбиты. Твое крыло и подкрепление майора тоже поредело. Одинокий желтый истребитель четко распознается, его преследует густой рой тивари. Внутри роя вспыхивает фейерверк разрывов. Корабль-сеятель исчезает. Еще один дергается как воздушный шар, у которого перерезали трос, и начинает падать на планету. Желтая точка вьется среди сеятелей, ввинчивая между ними преследующий рой и вытягивая его в длинный тонкий хвост. Желтая точка разворачивается навстречу рою, бросается в него и освещает его бурлящую массу изнутри. Сквозь рой ей пройти не удается.

Молочная жидкость струится из черных глаз тивари.

Ты выдергиваешь руки из контактных перчаток и молотишь по потолку кабины. Она не должна уметь плакать. Ты вопишь и что-то кричишь пересохшим горлом, когда битва скрывается из виду.

Ты убьешь ее. Врежешься нуль-пузырем в вулканическое море Мелвилла-4, дашь ему погрузиться на дно, потом нажмешь кнопку. И на вас обрушится вес океана. Вот почему ты не нажимаешь кнопку. Ты не боишься. Ты доказываешь.

Какое облегчение знать, что ты должен здесь сделать.

Ты не дашь ей утешиться слезами. Она будет страдать за каждую. И ее страдания сравняются с твоими и превзойдут их, потому что она знает, что ситуация ей неподвластна. Майор заслуживает такого.

Сухой кулак, стискивающий основание черепа, выпускает когти. Ты осознаешь, как положение языка относительно зубов вызывает слюну. Ты не думаешь о воде.

Атмосфера планеты стирает звезды, затем показывает, стирает, показывает. Проходы сквозь атмосферу становятся все чаще. Ты уже не отражаешься от нее, а погружаешься всерьез.

Тивари выдвигает глоточную трубку, смачивает в ней кончик руки и выводит силуэт тивари на стекле кабины. Она поняла. Она умрет. Она откидывается в кресле и наблюдает за тем, как появляются и стираются звезды.

При следующем проходе над экватором ты уже не видишь сражение. На миг у тебя мелькает мысль, что пузырь замедлился настолько, что ваши орбиты больше не совпадают, потом вздрагиваешь. Надежда подвела тебя. Противники улетели, продемонстрировав друг другу свою решимость. Это место — поле боя, оно никогда не станет домом.

А ты повел себя как сентиментальный актер. Одной тивари больше или меньше — это значения не имеет. Это важно только для тебя. А ты остался один.

Пилота из тебя не вышло.

И ты четко осознаешь, что побед нет. Есть только жизнь.

Столбы выбросов в атмосфере становятся шире. Пузырь уже проводит больше времени в атмосфере, чем за ее пределами. Нет больше ни пронизанного опаловым свечением галактического рукава, ни его окраины, ни бездны за ней. Пузырь — это всё. Скоро он станет ничем.

Пузырь выходит из атмосферы. Ошеломляющий столб вулканического пепла возвышается перед тобой, как стена размером с бога. Ты столкнешься с ним. Войдешь в него. Ты затянул с принятием решения.

Столб поглощает тебя. Он невозможно ярок. Ты падаешь в него. Ты промахнешься мимо моря и упадешь в самом центре этого вулканического буйства. И сгоришь. Давления воды не будет.

Ты бормочешь извинения тивари, когда пузырь выныривает из дальнего края столба и начинает падать в колодец спокойного воздуха — нечто вроде «глаза бури».

Задний мозг ощущает панику и сглаживает ее усталостью. И, словно борясь с пробуждением, ты нажимаешь на кнопку.

Суешь руки в контактные перчатки. Истребитель тивари, кувыркаясь, исчезает из виду.

Подать топливо в ускорители, полная тяга. Корабль трясется и лягается. Нет ничего постоянного. Все меняется, преобразуется, растворяется, вырастает. Становится тоньше, темнеет, слабеет, разваливается. Становится ничем. И внезапно перед тобой распахивается черная бездна. Ты вырвался из атмосферы, спасся.

Взмыв над планетой, ты складываешь руки в знак мира и посылаешь запрос на поиск своих. Планета не откликается. Ты совершаешь круг над тем местом, откуда вылетел, и расширяешь зону поиска. Стараешься не думать о воде. Черепобой взвывает сигналами тревоги и взбалтывает интерфейсную жидкость. Она светится рубиновым светом. Ты попал в прицел. Ты разворачиваешь истребитель навстречу приближающейся тивари и растекаешься по компенсационному подвесу. Это она. Она решительнее тебя. Теперь она оружие.

Тивари проносится мимо на расстоянии вытянутой руки и выстреливает вертушку. А потом исчезает, уйдя в прыжок.

Ты щелкаешь пальцами и безвредно выстреливаешь одинокое солнце в далекий космический простор. Жалеешь, что тивари этого не увидит. Щелкаешь снова. Ничего.

Ты сжимаешь ладони, словно в молитве, и Черепобой прыгает к точке сбора.

Ты рыдаешь, не в силах сдерживаться, когда новый исполняющий обязанности майора кладет руку тебе на плечо и помогает выбраться из истребителя в ангар станции.

— Хорошая работа, — говорит новый майор.

Он ведет тебя из ангара в хорошо освещенное помещение в центре станции. Оно такое длинное, что ты не видишь конца. Ровные ряды столов с трубочками и капельницами, подсоединенными к прозрачным инкубаторам, уходят вдаль. В каждом инкубаторе лежит мальчик. Майор передает тебя одному из мужчин, присматривающих за инкубаторами. Тот очень похож на тебя. Кажется, ты его узнаешь. Если он тот, о ком ты думаешь, то волосы у него немного отросли с тех пор, как ты его видел. Удивительно его видеть. Ему позволили оставить повседневный пилотский комбинезон. Он набрал немного веса, но все еще худощав. Он подводит тебя к инкубатору.

— Им нравится, когда их гладят, — говорит он и просовывает чистые руки в контактные перчатки на боку инкубатора. Гладит младенца по головке, потом берет крохотную ручку большим и указательным пальцем. Ладошка рефлекторно сжимается. — Хорошая работа, — шепчет он младенцу.

Руки его движутся медленно и плавно, забыв о резких управляющих жестах. Он смотрит на тебя и улыбается, взгляд мягкий и спокойный.

— Они растут лучше, когда их касаются. И даже растут быстрее.

Ты ясно осознаешь, что всё на станции может быть переплавлено и пущено на другие цели.

Он извлекает руки из перчаток и жестом предлагает тебе попробовать.

Задний мозг подсказывает, что все в порядке. Это просто младенец. Ты просовываешь руки в перчатки и касаешься ручки младенца. Тот с удивительной силой сжимает твой палец. Ты улыбаешься и смотришь на мужчину, тот улыбается в ответ и кивает: продолжай. Ты еще раз касаешься руки, и крохотные розовые пальчики опять смыкаются вокруг твоего пальца. Эта реакция простая, восхитительная и врожденная. Твои руки становятся прохладными, их слегка покалывает.

— Хорошая работа, — шепчешь ты малышу.

На это уйдет время, но ты уверен, что люди победят.

© Jacob A. Boyd. Release. 2014.

Печатается с разрешения автора.

Рассказ впервые опубликован в журнале

Analog science fiction and fact.

© Андрей Новиков, перевод, 2016

© Богдан, илл., 2016

Джейкоб БОЙД (Jacob A. BOYD)

____________________________

Американский писатель Джейкоб А. Бойд родился в 1980 году. Закончил Университет Айовы. Проживает в городе Юджин, штат Орегон. Участник известного в США городского писательского семинара Wordos (наряду с рядом других известных писателей из Юджина, например, с хорошо известным читателям «Если» Джерри Олшеном). Публиковаться начал в 2010 году. С тех пор увидело свет два десятка рассказов в различных электронных и бумажных изданиях. В 2011 году рассказ Lost Pine занял третье место на ежегодном хаббардовском конкурсе Writers of the Future.