«Если», 2016 № 01

Наталия Андреева
НОСТАЛЬГИЯ ПО ЯДЕРНОМУ ГРИБУ

© Valdratn, илл., 2016

/экспертное мнение

/гуманитарные технологии

Наверное, многие согласны с тем, что за последние сто лет мир стал гораздо более безопасным — несмотря на появление оружия массового уничтожения, две мировых войны и СПИД. Мы избалованы относительно приличной медициной, худо-бедно функционирующими правоохранительными органами и прочими достижениями XX века, связанными, в первую очередь, с бездуховными мегаполисами. Но баланс между безопасностью и насилием — штука довольно хрупкая.

Для начала, есть своя плата за пользование благами безопасности в большом городе, а именно — разобщенность, отчуждение и снижение эмпатии, без которых невозможно существование человека в больших, информационно насыщенных сообществах. Это — обратная сторона цивилизованности и безопасности, хотя отдельные моралисты, конечно же, называют это падением нравов. В последнее время среди этих высокодуховных людей очень модна ностальгия по деревенской общине, по маленьким сообществам, где все друг друга знают и друг о друге заботятся. «Ах, как хочется вернуться, ах, как хочется ворваться в городок» и далее по тексту. Как правило, эти прекрасные ностальгирующие люди не смотрели «Твин Пикс» и не читали Стивена Кинга, который очень, очень любит писать как раз про такие маленькие городки.

В нашем безопасном сверхурбанизированном мире цветут и колосятся паллиативные формы насилия: вместо мировых войн — рукоприкладство в семьях, вместо линчевания — просмотр вечерних новостей или роликов на YouTube. Трансформации насилия сильно помогло развитие информационных технологий: биохимические ресурсы мозга ограничены, а значит, оптимальная стратегия — тратить их как можно более эффективно. С точки же зрения получения адреналина просмотр ролика на YouTube гораздо эффективнее, чем, скажем, помощь незнакомому человеку на улице. Поскольку и безопасно, и приятно: никакой террорист из монитора на тебя не выскочит, а человек, упавший на улице, может оказаться умирающим от инфаркта, а может — и запойным алкоголиком, перебравшим в любимом баре. Проверять никому не хочется.

В условиях информационного изобилия насилие быстро утрачивает причину. Беспричинность, оторванность от реальности — обязательный атрибут насилия в мире будущего и во многом в мире настоящего: набирают же миллионы просмотров видео, у которых нет ни места, ни времени — черт его знает, кого и за что казнили, или избили на улице, или просто унизили на камеру. Все маломальские оправдания и обоснования насилия, и в итоге смерти уже не работают; они обветшали и рассыпались в пыль, спасибо постмодерну за это: бог мертв, автор мертв, национальное государство пока держится, но не известно, насколько его еще хватит, в глобализованном-то мире. Единственная оставшаяся объяснительная модель — «мы делаем это для вашего же блага», но градус паранойи растет, а уровень доверия к благопожелателям в лице государств, корпораций и любящих родителей — падает.

С войной происходит ровно та же история. Важнейшая особенность современных войн — оторванность от поля, от реальности. Это похоже на поставленное на промышленные рельсы производство мяса. Когда ты своими руками сворачиваешь голову курице или перерезаешь горло барану, это одна история. А когда нелицеприятный процесс убийства — кровь под ногтями, исходящая паром требуха, прилипающая к ладони рукоять ножа — происходит где-то в далекой-далекой галактике, мы имеем дело только с результатом. Куриная котлета — прекрасно! Стейк из мраморной говядины — вообще зашибись. Потому что мы вроде бы и ни при чем, мы отдали убийство на аутсорсинг. С войной — так же, и автоматизация с роботизацией эту ситуацию заметно усугубят. На месте Флориды плещется радиоактивный суп, а я что? А я ничего, я всего лишь бросил валенок на пульт, в смысле — нажал кнопку. Человеческие потери в такой конфигурации — всего лишь статистика. Теоретически так называемые средства массовой информации могли бы переломить ситуацию, но только теоретически: картинка в телевизоре — это всего лишь картинка в телевизоре. Да, она может вызвать кратковременный приступ ужаса, сопровождаемый адреналиновым кайфом, но и только.

Правда, есть все шансы на то, что уже в ближайшем будущем насилие и война вернутся в нашу с вами повседневность, а реальный мир резко станет опасным и неприятным местом.

Основание для этого ровно одно: технологическое развитие, которое позволяет любому человеку с руками, растущими откуда надо, быстро и решительно устроить апокалипсис районного масштаба. Напечатать травмат на 3D-принтере? Легко. Устроить биоинженерную лабораторию в гараже и нелегально поставить себе титановый скелет? Не так легко, но реально, горячий привет адамантиуму и Росомахе! Обогатить пару-тройку кило урана на досуге? Сложно, но можно. Повсеместная доступность технологий приводит к тому, что теоретически любой прохожий на улице может нести в кармане бомбу или электрошокер, способный убить быка.

Это — та же гонка вооружений, только для разнообразия реализованная на потребительском рынке. И пока, например, американское Агентство по делам авиации разрабатывало процедуры регистрации дронов, отдельные умельцы уже создали радиовинтовки для уничтожения дронов. Полноценные системы безопасности, позволяющие отслеживать и обезвреживать автономных роботов, пока стоят, как крыло от самолета, — и потому ставятся только около атомных электростанций и аналогичных объектов, но через десять-пятнадцать лет станут доступны среднестатистическому потребителю.

Если травмат с большой убойной силой можно напечатать на банальном 3D-принтере за пару тысяч долларов, то что уж говорить про компании и страны с большими исследовательскими бюджетами?.. Только имеющейся в открытом доступе информации о происходящем достаточно, чтобы купить арбалет и набить тушенкой, солью и керосином схрон в лесу. Тараканы-шпионы, несомненно, умиляют и в целом выглядят безобидно, но достаточно представить, что вместо передающего устройства на спину микродрону ставят ампулу с быстродействующим ядом, — и умиление как-то подозрительно быстро улетучивается. На минуточку, в результатах поиска «робот-таракан своими руками» тот же «Яндекс» выдает вовсе не курсы по пошиву мягкой игрушки, а вполне себе инструкции для сборки автономных роботов в домашних условиях.

Проще говоря, в будущем речь пойдет не только и не столько о конвенциональных боевых действиях, пусть и с применением Огромных Человекоподобных Боевых Роботов, сколько о войне в мегаполисе. Конечно, не известно еще, что эффективнее: адресно уничтожить генералитет противника, использовав для этого энное количество сверхдорогих микро-/нанороботов, или быстро, решительно выбомбить ключевые инфраструктуры. Пожалуй, микророботы могут оказаться все же удобнее, особенно если в мегаполисах таки будет реализована концепция распределенных инфраструктур и бомбардировки станут бессмысленными. Что до традиционных боевых действий, то в связи с текущей конфигурацией горячих точек неизбежно возникнет вопрос эффективности: насколько целесообразно выпускать огромного боевого человекоподобного робота, который стоил десятки миллионов долларов, против противников, вооруженных калашами и старыми добрыми лимонками? На людей, которые не стоят ровным счетом ничего и являются пушечным мясом?.. В условиях, когда война дегуманизирована, абстрактна и происходит там, вдали, за рекой, решения становятся буквально инвестиционными.

Как показали многие события последних пятнадцати лет, к войне в городе мало кто готов: все более или менее знают, как воевать с армией, но эффективное и технологичное предотвращение городских диверсий и террористических атак — пока дело будущего. А градус паранойи меж тем будет поступательно расти и подогревать потребительский спрос на системы безопасности, оружие и нательные крестики — просто по совместительству.

Идеальным решением было бы индивидуальное силовое поле, своего рода «кокон безопасности», через который не может пробиться ни одна из возможных угроз. Но поскольку мы живем в мире, где пони и радуга в очевидном дефиците, решение будет, во-первых, институциональным и, во-вторых, уже привычным и опробованным в отдельных странах: больше насилия для борьбы с насилием, причем в таких форматах, что дедушка Фрейд бы прослезился, поскольку настолько масштабные системы принуждения людей к цивилизованности ему и не снились. Куда там викторианской Англии и досмотру в израильских аэропортах. И реализована концепция «больше насилия для борьбы с насилием» будет в двух основных формах.

Первая — это пресловутый Большой Брат, во имя безопасности следящий за всеми и каждым. Важнейших составляющих Большого Брата ровно две: сбор данных обо всех действиях людей, начиная с предпочтений при покупке зубной пасты и заканчивая маршрутами перемещения по городу, и модели обработки данных, позволяющие выявить и обезвредить потенциальных преступников. Как именно будет формироваться «цифровой образ преступника» — отдельный и сложный вопрос, оставляющий, как и все подобные вопросы, огромное пространство для манипуляций, принуждения и стигматизации любых категорий населения. Инфраструктурно подобная задача может быть решена через носимую электронику (собственно, даже придумывать ничего не нужно, все решения уже есть у Google, осталось только списать и присвоить), индивидуальное чипирование и новую нормативную базу, связанную с безопасностью и предписывающую, скажем, повсеместную установку сканеров всего — гаджетов, радиоактивности, отравляющих веществ, холодного и огнестрельного оружия и пр. Ответом на подобную систему борьбы с насилием станут новые средства осуществления оного насилия: генераторы случайных террористических операций, модульные яды и взрывчатые вещества, собираемые на месте из безобидных компонентов, системы для хакинга беспилотных автомобилей и пр.

Вторая возможная форма институционализации насилия — расширение ответственности граждан за собственную безопасность. По сути, государство может расписаться в своей неспособности обеспечить безопасность без вмешательства в частную жизнь и с легким сердцем отдать этот функционал на аутсорсинг гражданам, разрешив, скажем, свободное ношение оружия и индивидуальных средств безопасности (сканеров, детекторов и пр.), а также формирование локальных дружин самообороны, найм охранных агентств или создание частных армий. Ну и строительные компании, которые смогут предложить потребителям полностью герметичные дома с автономными системами жизнеобеспечения и дезинфекционными камерами на входе, сделают немалый гешефт на такой самостоятельности.

В обеих формах концепции «больше насилия для борьбы с насилием» возникнут новые повседневные практики и образы жизни: ужас ужасом, а жить-то надо. Придется для начала пересмотреть курсы по ОБЖ в школах. Да, симптомы отравления фосгеном по-прежнему актуальны, кто бы спорил, но, например, что делать при бактериологической атаке? А при взрыве грязной бомбы? При массовом психозе на почве заражения информационными вирусами? А когда кто-то незнакомый, но явно злонамеренный звонит в дверь, а тебе девять лет и ты один дома?.. Выстелить, перезарядить, выстрелить еще раз, а потом уж спрашивать «кто там?». Ну и мыть руки перед едой специальным гелем, убивающим все живое, конечно же.

Для особо уставших от Большого Брата и невзгод личной свободы будут создаваться «оазисы безопасности» — полностью демилитаризированные и децифровизированные зоны, попасть в которые можно будет только после тотального досмотра и без любых родов и видов гаджетов. «С носимой электроникой вход воспрещен!», «Штраф за использование Google-glass — $ 1000», «Пронос микророботов в зону карается 5 годами лишения свободы», «Оставь одежду, всяк сюда входящий» и прочее в том же духе. Но распространить эту практику на сколько-нибудь заметные территории не удастся, разве что кто-то на просторах Сибири или Ближнего космоса решит создать рай на земле — абсолютно безопасный и абсолютно недоступный простым смертным.

Так что ностальгировать мы с вами будем не по маленьким уютненьким городам, где все друг друга знают, а по теплой, ламповой ядерной войне, зиме и прочей кутерьме. Потому что лучше уж ужасный конец, чем ужас без конца.