«Если», 2010 № 12

АЛЕКСЕЙ КАЛУГИН ИСТОРИЯ МЁРТВОЙ ГОЛОВЫ

Голова была похожа на старый мяч для регби. Или, если пренебречь размером, на высушенный финик.

Чейт А озадаченно посмотрел по сторонам.

От горизонта до горизонта простиралась плоская, иссушенная солнцем равнина. Клочья желтой, пожухлой травы да невысокие кустики с иголками вместо листьев не в счет. Спрятаться среди этой убогой растительности могли разве что ящерицы да карфанги — мелкие, но до безумия дерзкие зверьки, помимо отъявленной храбрости отличавшиеся еще и патологической агрессивностью. Чейт лишился трех пар отличных мокасин из кожзама, разодранных в клочья карфангами, пока он спал.

С первого взгляда было ясно, что голова когда-то принадлежала гуманоиду. Остатки волос собраны в хвост на макушке, как это делали дзиттеры из племени шохенов.

В справочнике, который Чейт пролистал перед высадкой на Дзитту, говорилось, что на бескрайних просторах равнины Чок-М-Чол обитает порядка полутора сотен племен дзиттеров. Племена попеременно то воевали друг с другом, то заключали союзы против других племен, то приносили жертвы одним и тем же богам, то убивали друг друга во имя все тех же богов. В общем, все как у людей. Чейта это мало интересовало. Он имел дело только с шохенами. И то, что найденная им мертвая голова могла принадлежать шохену, было нехорошо. Во всяком случае, так он поначалу подумал. По здравом же размышлении выходило совсем плохо. Стоило только Чейту подумать об этом, как сразу нарисовался целый ворох проблем. И вот главная: Чейт понятия не имел, что с этой самой головой делать.

Казалось бы, само собой напрашивалось простейшее решение — забыть о странной находке и заниматься дальше своими делами. Однако, как подсказывал опыт, наиболее простое решение могло оказаться заодно и самым глупым. В примитивных общинах ритуалы, традиции и установленные кем-то в незапамятные времена правила играют чрезвычайно важную роль. Чейт знал, как вести переговоры с шохенами. Знал, как решить интересующие его практические вопросы. Но он понятия не имел, какими правилами руководствуются шохены в повседневной жизни. А не зная этого, можно было попасть впросак. К примеру, что если человек, не подобравший найденную в пустыне голову, совершал тем самым тяжкое преступление? В соответствии с кодексом чести шохенов, разумеется. Могло такое случиться? Очень даже! За годы странствий по чужим планетам, населенным самыми удивительными и причудливыми обитателями, Чейт и не с таким сталкивался. Весь его богатый жизненный опыт свидетельствовал о том, что ни в коем случае нельзя подходить к инопланетянам с людскими мерками. Даже если внешне они очень похожи на людей. В этом случае как раз наоборот: следует быть предельно осторожным и осмотрительным, постоянно напоминая себе, что имеешь дело не с человеком.

Чейт сел на землю, сложил ноги крест-накрест и задумчиво посмотрел на голову. Он умел справляться с нештатными ситуациями. Внезапные удары судьбы, которые любого другого непременно выбили бы из колеи, действовали на Чейта как тонизирующая смесь, запускающая все жизненные ресурсы на полную катушку. У этого физиологического эффекта даже было какое-то мудреное научное название. Архенбах выудил в Сети статью на эту тему и показал ее Чейту. Да только Чейт все равно позабыл. Не потому что название оказалось очень уж заковыристым, а потому что в принципе не имел привычки запоминать ненужное.

Итак.

Кожа, обтягивающая кости черепа, сморщилась и имела темно-коричневый, почти черный цвет. Она не была похожа на пересохшую бумагу, готовую рассыпаться от первого прикосновения. Скорее, напоминала плохо выделанную, скукожившуюся и местами потрескавшуюся воловью шкуру. Следы разложения не просматривались, что свидетельствовало о высоком качестве бальзамирования. Срез в области шеи был ровный и аккуратный, как будто голову снесли одним точным, умелым ударом острого как бритва топора. Чейт видел у шохенов такие — тяжелые боевые топоры с широкими, слегка закругленными лезвиями. Грозное оружие в умелых руках.

Чейт расстегнул длинный холщовый чехол, притороченный к левому борту ровера, достал легкую дюралеминевую трубку и, подцепив голову, перевернул ее лицом вверх. Сделав это, он озадаченно присвистнул и даже немного пожалел, что не оставил голову в покое. Лежала бы она себе, и забот у Чейта было бы меньше. А так он увидел, что веки и губы мертвой головы аккуратно стянуты несколькими стежками суровой нитки. И ноздри плотно законопачены темным воскообразным веществом.

Ну и что ему после этого оставалось?

Чейт достал из нагрудного кармана походного жилета универсальный коммуникатор, включил его и с надеждой посмотрел на выжженное солнцем небо. Спутник связи, оставленный на орбите Дзитты, был старенький, слабенький, передающий сигнал только в формате kem-2-12. Поэтому и связь была нестабильной, особенно в дневное время. Однако на этот раз, к вящему удивлению Чейта, комми бодро просвистел фрагмент из Равеля и показал в углу дисплея две тусклые звездочки — связь была возможна, хотя и неустойчива.

Чейт нежно погладил джойстик настройки и улыбнулся, увидев на экране лицо напарника, здорово смахивающее на хищную крокодилью морду. Однако, несмотря на свой устрашающий внешний вид, Архенбах с Грона оставался едва ли не самым добродушным и отзывчивым существом во всей Галактике. С Чейтом его связывала давняя дружба, начавшаяся с того, что Архенбах чуть было не съел своего будущего закадычного приятеля и делового партнера. В жизни ведь чего только не случается.

Вместо приветствия Архенбах озабоченно клацнул зубами.

— Ну, что там у тебя стряслось?

— Почему непременно стряслось? — изобразил чистейшую невинность Чейт.

— Потому что до запланированного сеанса связи еще сорок две минуты, — отрезал, вернее, откусил своими крокодильими зубами Архенбах.

— Почему бы не спросить: в чем дело, Чейт? Или еще лучше: как дела, дружище? Почему сразу: что стряслось?

— Потому что у тебя всегда что-нибудь случается.

— Разве?

По дисплею побежали кривые линии помех.

— Чейт, мы попусту теряем время. Связь может в любую секунду оборваться. Ближе к делу.

— Да куда уж ближе, — удрученно буркнул Чейт и перевел объектив комми на мертвую голову.

— Так… — Архенбах дважды клацнул зубами, что в его исполнении означало недовольство, озабоченность и растерянность одновременно. — Во что ты там вляпался?

— Подумай сам, о чем ты говоришь! — Чейт возмущенно всплеснул руками. Сообразив, что в руке у него комми, он поводил им по сторонам. — Посмотри! Вокруг пустыня! Сухая и голая. Во что тут можно вляпаться?

— Вот я тоже так думаю, — с насмешкой сказал Архенбах и уже серьезно добавил: — Ну-ка, покажи мне эту голову еще раз.

Чейт поймал мертвую голову в фокус объектива.

— Похоже, голова не первой свежести, — с видом знатока заметил. Архенбах.

— Мне кажется, она мумифицированная, — высказал свое мнение Чейт.

— И где же ты откопал эту мумию?

— Я ее нашел.

— Что, она вот так просто лежала у тебя на пути?

— Именно!

Архенбах скосил взгляд в сторону, как будто пытаясь заглянуть за край дисплея, чтобы еще раз увидеть находку.

— И что ты собираешься делать?

— Не знаю. Поэтому и позвонил тебе.

— Мудрое решение.

Это заявление Архенбаха Чейт оставил без комментариев. Главным образом потому, что не понял, говорит напарник серьезно или иронизирует. С Архенбахом всегда так. Голос у него резкий, рыкающий, но невыразительный. А судя по лицу… Интересно, кто-нибудь пытался, глядя на крокодила, догадаться, о чем он думает? Чтобы несколько усложнить задачу, предположим, что в данный момент крокодил сыт и не собирается откусить вам голову просто ради забавы.

— Как твой адвокат…

— Ну это уж слишком! С каких это пор ты стал моим адвокатом? И с какой стати?

— Так мы быстрее разберемся с твоей проблемой.

— С нашей проблемой.

— Да, конечно, с нашей проблемой, — Архенбах посмотрел на Чейта, как на младенца неразумного. Которого ему очень хотелось съесть. Только ради того, чтобы больше не слушать его бессвязный лепет. — Теперь ты готов?

— К чему?

— К тому, чтобы внимательно меня выслушать.

— Ах да, конечно.

Чейт посмотрел на голову и подумал, что если бы Архенбах был здесь, рядом, он мог бы запросто проглотить ее. И тем самым решить все проблемы. А почему бы нет? Голова — это такая вещь, терять которую не стоит. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Хотя, с другой стороны, потеря головы моментально решает все проблемы. Ну какой может быть спрос с того, у кого нет головы на плечах? Зато голова уже ни о чем не болит. И даже затылок не чешется.

— Так вот, как твой адвокат, Чейт А, я советую тебе взять эту голову и отдать ее первому же встречному аборигену.

— А просто как друг ты не мог этого посоветовать?

— Боюсь, что нет. Как друг я бы посоветовал тебе поскорее уматывать оттуда. Видишь ли, мертвые головы просто так не валяются. И любая из них, в принципе, способна навлечь на твою голову кучу неприятностей.

— Так, может…

— Нет, нет, нет! Как твой адвокат я уверен, что если ты станешь действовать точно в соответствии с моими указаниями, тебе невозможно будет предъявить никаких претензий, — Архенбах отвел взгляд в сторону и с намеренно беззаботным видом поковырял когтем меж зубов. — Ну, разве что надругательство над святыней или глумление над покойным.

— Этого мало?! — возмущенно воскликнул Чейт.

— Смотря для чего.

— Ну, скажем, для того, чтобы прикончить меня и выбросить мою голову в пустыню!

— Думаю, этого не случится. Как правило, в примитивных сообществах подобным проступкам не придают большого значения.

Архенбах не знал этого наверняка, а если быть точнее, то и вовсе не ведал, так это или нет, но сказал, дабы поддержать друга в трудную минуту.

— А может, ну ее? — Чейт посмотрел на голову и скривился. — Может, лучше оставить? Пусть себе лежит. А когда приду к шохенам, скажу, что видел, мол, такую штуку.

— Плохая мысль, — удрученно покачал головой Архенбах. — Очень плохая мысль…

Видимо, он собирался развить эту очень плохую мысль, но треск и скрежет рвущегося металла не позволили ему этого сделать. Сначала ворвавшиеся в комми помехи заглушили голос Архенбаха. А затем и изображение гронца пропало.

Чертыхнувшись, Чейт пару раз нажал кнопку вызова и с надеждой глянул на небо. Однако экономия на средствах связи, похоже, имела необратимые последствия.

Конечно, можно было дождаться запланированного сеанса связи. Да только особого смысла в том не наблюдалось. В принципе, Чейт был согласен с Архенбахом. И как с адвокатом, и как с другом. Лучше уж взять голову с собой. В конце концов, если он и нарушит при этом какие-то местные обычаи, все можно будет списать на то, что он чужак. А следовательно, существо не совсем полноценное. Уж что-что, а юродивого изобразить Чейт сумеет. Если же он бросит голову там, где нашел, это могут расценить как откровенное пренебрежение, проявленное чужаком в отношении останков одного из местных жителей. Они ведь могут решить, что для него голова их мертвого соплеменника все равно что камень на пути, который можно легко переступить и пойти дальше. А то ведь и еще чего хуже могут подумать. И если даже после этого они не отрежут чужаку голову, то уж точно не захотят иметь с ним никаких дел. А это будет означать, что все деньги, вложенные Чейтом А и Архенбахом с Грона в дело, которое они вознамерились провернуть на Дзитте, вылетят в дюзу.

Нет, такого Чейт не мог допустить!

Как бы после этого он смотрел в глаза Архенбаховым жене и детишкам? Обзавестись собственным потомством Чейт так и не удосужился. Поэтому к выводку гронца — тринадцать штук! — относился как к родным.

Стараясь думать лишь об Архенбаховых малютках, Чейт вытянул из тюка с походной амуницией новенькую майку и содрал с нее полимерную вакуумную упаковку. Затолкав майку обратно в тюк, он надел прозрачный пластиковый пакет на руки и, как мог, широко развел их в стороны. Получилось что-то вроде одной большой рукавицы на обе руки. Присев на корточки, Чейт расправил надетый на руки пластиковый пакет, растянул его по углам и поднес к мертвой голове. Представив, что перед ним арбуз, Чейт кончиками пальцев чуть приподнял голову и быстро вывернул пакет наизнанку, так что голова оказалась внутри. Перехватив горловину пакета в кулак, Чейт несколько раз крутанул груз и прижал образовавшийся тяж вакуумным зажимом. Благодаря мутному пластику содержимое пакета и в самом деле напоминало… Чейт задумался. В самом деле, что оно напоминало?.. А впрочем, какая разница! Главное, на какое-то время о голове можно было забыть. Чейт слегка подбросил на ладони голову, как будто хотел прикинуть ее вес. Или прицеливался для меткого броска. У него в руках был просто некий предмет. Без названия и без истории. Не вызывающий никаких эмоций. Чейт приоткрыл установленный на ровере холодильный контейнер и забросил в него пакет. Хлопнул по крышке ладонью и улыбнулся, услыхав, как щелкнули автоматические запоры.

— Отличная работа! — похвалил сам себя Чейт.

Если бы рядом находился кто-то еще, он мог бы проявить соответствующую скромность, рассчитывая на похвалу из чужих уст. А так все приходилось делать самому.

Впереди у него было еще четыре дня пути.

Четыре дня под солнцем.

Четыре дня среди высохшей травы, колючего кустарника, ящериц и совсем сдуревших от жары карфангов.

Еще четыре дня в пустыне… Или полупустыне?..

Да, впрочем, какая разница!

От жары Чейт не страдал. Во-первых, он был ко всему привычен. Во-вторых, у него имелись одежда из нанопористой синтетики, разработанной специально для жаркого и сухого климата, а также запас крема от загара. И наконец, в-третьих, холодильник ровера размеры имел немалые и был набит как вкуснейшей снедью, так и прохладительными напитками.

Одним словом, экспедиция была подготовлена наилучшим образом. Вот только связь порой глючила. А скажите на милость, где она не глючит? Вспомните хотя бы о двух днях Великого Молчания в Метрополии, когда по никому не понятной причине слетели с катушек системы сразу всех шестидесяти девяти провайдеров. Включая резервные и аварийные каналы связи. Та еще была заваруха! Особенно в международных космопортах и на пересадочных станциях. Там, говорят, такое творилось! На Баве-12 чуть было до каннибализма не дошло!.. А всего-то два дня без связи.

Впрочем, Чейту подобное не грозило. Уверенности в себе и самообладания он не терял никогда. Даже в условиях полной сенсорной депривации.

А задача, стоявшая перед ним, была настолько проста, что справиться с ней смог бы и ребенок.

Чейт же не просто делал свое дело, но еще и удовольствие от этого старался получить. Во время движения, сидя на краю платформы ровера, он попеременно читал то Витгенштейна, то Вудхауза. По настроению. Кому-то подобный выбор мог показаться странным, но Чейту не было никакого дела до того, что могли подумать о нем другие. Во-первых, никого рядом не было. А во-вторых, он читал то, что казалось ему интересным и доставляло удовольствие. Те, кто не понимают, что это такое, слушают аудиокниги. На привалах Чейт не просто торопливо заглатывал пищу, чтобы поскорее двинуться дальше, а внимательно всматривался в окружающий пейзаж. Картинка была не столько убогая, сколько однообразная. Однако Чейту доводилось наблюдать аборигенов, часами заворожено — иначе и не скажешь — глядящих на плавно изгибающуюся линию горизонта. И если шохены находили какой-то смысл в созерцании этой своеобразной картины, так почему бы и ему не попытаться? И временами ему казалось, что он видит то же самое, что и шохены. Вот только в отличие от дзиттеров он не мог понять смысла увиденного. А когда опускалась ночь и где-то невдалеке противными голосами начинали перекликаться кукуи, а может, какие другие твари, Чейт смотрел на темное небо и думал о том, что сколько бы имен и названий ни придумали для него прозаики и поэты, ночное небо навсегда останется чем-то непостижимым и странным для людей, каждый из которых, вглядываясь в море кромешного мрака, неизменно думает о своем. И почему так — никто не знает. Но и поделать с этим ничего нельзя. Да и нужно ли?

Работа же, которой занимался Чейт при помощи и поддержке взирающего на него с дзиттоцентрической орбиты Архенбаха, заключалась в следующем. Подчиняясь точным указаниям напарника и время от времени сверяясь со спутниковым навигатором, Чейт двигался через пустыню или, может, полупустыню и в строго определенных местах вбивал выкрашенные красной краской невысокие колышки с пучками разноцветных веревочек, завязанных причудливыми узелками.

На первый взгляд, занятие совершенно бессмысленное. На второй — пожалуй, тоже. Для того чтобы понять, какую выгоду собирались извлечь из этого Чейт и Архенбах — а они, уж конечно, прилетели на Дзитту не забавы для, — нужно было не только знать то, что известно всем, но еще и уметь заглядывать немного вперед, в будущее. Тот, кто считает, что это невозможно, что будущее сокрыто во мраке почернее ночного неба, просто не умеет смотреть. Или глядит не в ту сторону.

Планета Дзитта, расположенная в системе Бизань, мало чем отличается от большинства других планет земного типа. Полезные ископаемые на ней, понятное дело, тоже имеются. Однако местное население находится на том уровне общественного развития, который не позволяет им всерьез приняться за разработку месторождений. Ни к чему им это. Пока. Казалось бы, более цивилизованные инопланетные пришельцы должны тут же наброситься на природные богатства Дзитты и хищнически разграбить их, оставив аборигенам взамен Стеклянные бусы, мутные зеркальца, тупые ножи и горы промышленных отходов. Ан нет! То, что было хорошо для старых фантастических фильмов, на деле не лезло ни в какие врата. Даже в гиперпространственные. Потому что не существовало в природе таких полезных ископаемых, транспортировка которых к месту переработки и дальнейшего использования не то что приносила бы прибыль, а хотя бы окупалась.

Казалось бы, все! Богатства Дзитты будут лежать себе в земле и дожидаться, когда местные жители почувствуют в них острую необходимость. Ну, к примеру, война какая большая случится и мечи станет не из чего ковать. Или же атмосфера покажется дзиттерам слишком чистой, а небо слишком голубым, и возникнет неодолимое желание как-нибудь все это испоганить. Озоновая дыра покажется слишком маленькой или климат слишком холодным. Да мало ли можно найти причин для того, чтобы взяться за дело! Главное — не задумываться о последствиях.

Однако ж Чейт с Архенбахом решили загодя позаботиться о светлом будущем дзиттеров. То есть сделать все то же самое, но не абы как, а по уму. Войдя в контакт с представителями шохенов, самого многочисленного и миролюбивого из всех обитающих на Дзитте племен, Чейт и Архенбах договорились с аборигенами о создании совместного предприятия по разведке и добыче полезных ископаемых в близлежащей пустыне, или полупустыне — кому какая разница, — которую шохены считали принадлежащей своему народу. А раз сами шохены так считали, значит, так оно и было. Другие племена могли с ними не соглашаться, но вряд ли решились бы спорить. Из-за пустыни? Ну, или из-за полупустыни? Да кому она, к тяпикам, нужна!

Шохены называли пустыню Начикорадос и считали, что в ней обитают то ли тени забытых предков, то ли души убитых врагов — с теологическим вопросом Чейт досконально разбираться не стал. Не то чтобы вовсе не интересовался, но времени было в обрез. Главное, шохены не возражали против того, чтобы в Начикорадос был построен современный, оснащенный по последнему слову техники рудник, ведущий добычу закрытым способом в полностью автоматическом режиме. Список того, что будет добывать вышеуказанный рудник, приводился в конце договора мелким шрифтом. Для шохенов, лишь понаслышке знакомых с письменностью, это большого значения не имело. Принципиальным было то, что шохены соглашались иметь деловые отношения лишь со своим сородичем. Пришлось Чейту стать шохеном, благо обряд посвящения оказался невообразимо прост. Чейт произнес пару заученных фраз на языке шохенов, после чего оба вождя похлопали его по плечам церемониальными метелками из птичьих перьев. Да, как это ни странно, шохенами правили два вождя, обладавшие равными полномочиями. Оба крепкие, здоровые, вполне себе здравомыслящие, в полном расцвете сил. И, что самое удивительное, ни одного из них присутствие рядом партнера — а где-нибудь непременно сказали бы, что конкурента, — ничуть не тяготило.

Впрочем, к делу, которым собирались заняться Чейт и Архенбах, это никакого отношения не имело.

Итак, Чейт А и Архенбах с Грона, который, дабы не смущать аборигенов своим откровенно негуманоидным видом, наблюдал за всем происходящим с орбиты, организовали предприятие, полноправными совладельцами которого наряду с ними являлись все представители народа шохенов. Право это закреплялось за ними пожизненно и передавалось по наследству.

Шохены не понимали, в чем заключается ценность природных богатств, которыми, как пытался втолковать им Чейт, они обладали. Шохенам не было никакого дела до полезных ископаемых. Однако прожженные дельцы Чейт и Архенбах отнюдь не собирались наживаться на наивности аборигенов. Их представление о предпринимательстве было довольно странным: оба считали, что забота о собственной выгоде вовсе не подразумевает беспардонный обман всех вокруг — как конкурентов, так и компаньонов. Они открыли счет в Тридцать Седьмом Кредитном Галактическом Банке, на который планировали перечислять десять процентов прибыли совместного предприятия. Трудно сказать, счастливым или нет окажется тот день, когда далекие потомки ныне живущих шохенов поймут, что им требуются галактические кредиты. Но к тому моменту сумма их счета должна стать поистине астрономической.

А теперь самый главный вопрос: откуда должны взяться деньги, десять процентов от которых лягут на счет шохенов в 37-КГБ? Для того чтобы найти ответ на него, Чейту с Архенбахом как раз и понадобилось заглянуть в будущее. Недалеко, всего-то на пару лет вперед. Сделав это, они узнали, что в системе Бизань, куда входит хорошо уже известная всем нам планета Дзитта, планируется строительство гиперпространственных врат.

Что такое гиперпространственные врата, объяснять никому не надо. Однако стоит, наверное, напомнить одну вещь: мы обычно не задумываемся, что речь идет не только о системе гиперпространственного перехода как таковой, но также и о целом комплексе вспомогательных и сопутствующих конструкций и сооружений. Как то: временные доки для транспортных кораблей, таможенный терминал, станция технического обслуживания, гостинично-развлекательный комплекс для транзитных пассажиров, медицинский модуль, зона беспошлинной торговли, а также многое, многое другое. И все это еще только предстояло построить за орбитой последней, двенадцатой планеты системы Бизань. Никто не скупится, когда речь идет о таком грандиозном строительстве. Только зачем платить втридорога за материалы, доставляемые издалека, если все есть под боком. А под боком имелась планета Дзитта, добычей полезных ископаемых на которой занималась компания, принадлежавшая местным жителям. Но так уж случилось, что управляли ею всем нам хорошо известные Чейт А и Архенбах с Грона.

У которых, между прочим, все давно уже было схвачено.

Думаете, они просто так решили начать добычу в пустыне, а может, полупустыне Начикорадос? Как бы не так! Все дело в том, что Начикорадос располагается в экваториальной зоне Дзитты. Теперь понятно? Все еще нет? Ладно. Вы в курсе, в какую сумму обходится вывод груза на орбиту? Точно! Как прежде говорили — в копеечку! Можно представить, чего стоила эта копеечка, если даже ограненные алмазы транспортировать с поверхности планеты на орбиту было нерентабельно. Решить проблему удалось лишь с введением в строй орбитальных лифтов. А они надежно и исправно работают лишь в экваториальной зоне. Чейт и Архенбах планировали упаковывать добытые полезные ископаемые в специально разработанные для этой цели полимерные контейнеры, которые с помощью лифта будут доставляться на стационарную орбиту. А там уж их будут встречать маленькие маневренные скутеры и сцепами по пять-шесть контейнеров переправлять груз заказчикам — на перерабатывающие космические станции. Станции будут собраны из готовых модулей в непосредственной близости от места строительства.

Это был во всех отношениях безупречный бизнес-план, выгодный всем задействованным в нем участникам. И даже несколько странным могло показаться то, что столь гениальная в своей простоте мысль осенила лишь две светлые головы на всех бескрайних просторах Галактической лиги. Чейт и Архенбах сделали все, чтобы поймать удачу. И они уже ощущали трепет ее крыльев в ладонях. Дело оставалось за малым. Вожди шохенов отправили Чейта к шаману, который выдал ему связку колышков, выкрашенных в красный цвет и увенчанных хитроумно завязанными веревочками. Колышками Чейту предстояло отметить интересующие его места в Начикорадос. Это была одна из тех формальностей, без которых не могут обойтись представители примитивных цивилизаций: застолбить территорию. Тот, кто хотел оспорить права шохенов, должен был в десятидневный срок оповестить их вождей. По истечении же означенного срока отмеченные колышками участки переходили в полную и безраздельную собственность Чейта. Вернее, возглавляемого им совместного предприятия.

— Кто-то может и не знать, что я вбил колышки, — сказал Чейт, собиравшему его в дорогу шаману.

Вопреки стереотипу, шаман был вовсе не высохший старик с морщинистым лицом, длинным, крючковатым, похожим на клюв хищной птицы носом и торчащими во все стороны лохмами седых, давно не мытых волос, а очень даже симпатичный мужчина средних лет, спортивного вида, не атлет, но подтянутый, с хорошо прорисованной мускулатурой.

— Ну, это его проблема, — ответил шаман, завязывая узелки на колышках, которые собирался вручить Чейту.

Шохенам узелки заменяли письменность. Конечно, не в полной мере, но все же это было лучше, чем ничего.

«Когда предприятие заработает, нужно будет составить для шохенов алфавит, — подумал Чейт, наблюдая, как быстро и ловко плетет свои узелковые письмена шаман. — А то ведь в сканер такую записку не засунешь. Замучаешься, если придется копию снимать».

— Земля наша не такая уж большая, — продолжал между тем шаман. — Вести разносятся быстро. Быстрее ветра, — он усмехнулся и головой качнул. — Меня всегда удивляло, как такое происходит. Не успеешь в одном месте что-то сказать, как в другом это тут же повторят. Да еще и переврут — не в словах, так по смыслу.

— Это все мемы, — буркнул, думая о своем, Чейт.

— Может быть, — не стал спорить шаман.

— А если кто-то предъявит права на отмеченный мною участок? — спросил Чейт.

— Вряд ли, — с сомнением поджал губы шаман. — Если бы это был, к примеру, заливной луг. Или поле. Участок леса, в конце концов, излучина реки… А пустыня — кому она нужна?

— Какой тогда вообще смысл в этих колышках? — усмехнулся Чейт.

— Абсолютно никакого, — согласился шаман. — Но закон на то и закон, чтобы его исполняли. Все, без исключения. Иначе в обществе не будет порядка. Смекаешь?

— Смекаю, — кивнул Чейт.

— Вот и молодец, — шаман протянул ему связку красных колышков.

Чейт улыбнулся. Ему нравился такой подход к делу.

Он шел по пустыне, вбивал колышки в местах, которые указывал ему сверху Архенбах, и все было хорошо. Даже несмотря на изнуряющую жару.

До тех пор, пока он не нашел мертвую голову.

Кто его знает, что тому было причиной, да только после того, как голова обосновалась в холодильнике ровера, Чейту все вокруг стало казаться немного другим. Пейзаж сделался более унылым, хотя, казалось бы, куда уж более; карфанги стали попадаться беспредельно злобные; небо помрачнело; а солнце жгло, как сумасшедшее, будто старалось за неделю выполнить месячную норму. Чейт исправно делал свое дело, но мысли его все время вертелись вокруг странной находки.

Поэтому Чейт несказанно обрадовался, увидев однажды на горизонте двух шохенов. Чейт тут же щелкнул пальцами, активируя мип-браслет. На ладони появился виртуальный дисплей. Чейт открыл папку со словарями и запустил шохенский. С помощью мемевтического обучения языкам можно было примерно за сорок минут залить в память словарь из полутора тысяч наиболее употребляемых слов любого известного языка плюс элементарные грамматические навыки. Однако Чейт не любил засорять мозг лишней информацией, которая в будущем могла и не понадобиться, а потому по старинке пользовался простеньким интегральным переводчиком. Конечно, тут и тембр голоса не свой, и интонации порой странные, но главное — смысл сказанного понять можно. А что еще нужно для общения с аборигенами?

— Привет вам, братья! — Чейт вскинул левую руку в традиционном шохенском приветствии.

Левую — потому что подавляющее большинство дзиттеров рождалось и жило левшами. И основная смысловая нагрузка языка жестов приходилась у них именно на левую руку. Между прочим, привыкнуть к тому, что левое — это правое и наоборот, совсем не так просто, как может показаться. Это все равно как вместо «да» говорить «нет» и наоборот.

На шохенах были только легкие травяные накидки, защищающие от солнца. В руках каждый держал длинную палку с веревочной петлей на конце. По всей видимости, они охотились на змей, выделанные шкурки которых ценились очень высоко.

Обменявшись, как и полагается, подарками — вручив змееловам пару складных ножей, Чейт в ответ получил две змеиные шкурки, — странники перешли к более актуальным вопросам. Шохены поинтересовались, не испытывает ли Чейт в чем нужды? Чейт поблагодарил аборигенов и заверил их: у него есть все, что нужно, и в достаточном количестве. Потом они немного поговорили о погоде. О том, что змей с каждым годом становится все меньше, а карфанги все больше нахальничают и, потеряв всякий страх, по ночам воруют продукты прямо из мешка, на котором лежит голова спящего. К чему бы это? Должно быть, грядут плохие времена. На смену которым непременно придут хорошие. Как радость, так и беда не длятся вечно, а сменяют друг друга, подобно разноцветным пятнам на змеиной шкурке. Такова была жизненная философия шохенов. Очень правильная и позитивная.

Когда говорить стало не о чем, Чейт как бы между прочим сообщил местным, что пару дней назад нашел очень странную, необычную, удивившую его вещь. Те, конечно же, проявили вежливый интерес. И тогда Чейт показал им голову.

К его удивлению, шохены совершенно спокойно отнеслись к явлению мертвой головы. И это было вовсе не показное хладнокровие. Аборигены вели себя так, будто находка Чейта самая что ни на есть заурядная. Будто в пустыне Начикорадос мертвую голову можно найти под каждым вторым, ну, в крайнем случае, третьим кустом. Их безразличие казалось настолько естественным, что Чейт забеспокоился. Можно было подумать, он с гордостью идиота показывал шохенам валун, который непонятно зачем тащил с собой все это время. Ну, а они не хотели обижать чудака, однако ж и разделять его нездоровый энтузиазм тоже не собирались.

Что-то тут было не так.

Либо, прихватив с собой голову, он совершил настолько серьезную ошибку, что аборигены даже обсуждать ее не желают; либо он придавал мертвой голове слишком большое значение, что в глазах местных жителей выглядело не столько смешно, сколько глупо. В любом случае, Чейт порадовался, что встретил эту пару змееловов. Хорош бы он был, притащив голову в поселок и натолкнувшись там на стену безразличия и непонимания.

— Это — мертвая голова, — Чейт указал на упакованную в полимерную пленку голову.

Чувствовал он себя при этом невыносимо глупо, но тем не менее считал, что начатое нужно довести до конца. В смысле понять: что же ему делать с находкой?

— Конечно, — ответил один из змееловов.

Второй, соглашаясь с первым, энергично кивнул.

— Я нашел ее в пустыне. В двух днях пути отсюда.

Чейт решил, что не лишне и об этом напомнить шохенам. А то, кто знает…

— В пустыне много чего можно найти, — загадочно улыбнулся первый змеелов.

Второй при этом тяжко вздохнул.

— Это голова шохена, — решил зайти с другой стороны Чейт.

— Нет, — снисходительно улыбнувшись, качнул головой первый змеелов.

Тут уж Чейт в конец растерялся.

— Чья же тогда это голова?

Шохен ткнул Чейта пальцем в грудь.

— Твоя!

Поначалу Чейт решил было, что над ним подшучивают. Однако невыносимо серьезные лица обоих шохенов обращали в прах подобное измышление. А если так, то Чейт категорически не понимал, что они хотели ему сказать.

Чейт редко терялся. Но ему было не слишком-то приятно сознавать, что он абсолютно дезориентирован в ситуации. И самое странное, для того чтобы понять происходящее, ему не хватает самой малости.

— Ну да, конечно, — медленно, чтобы в любой момент иметь возможность притормозить, а то и дать задний ход, начал Чейт. — Я нашел эту голову…

Он делал вид, что размышляет вслух. А интегральный переводчик, скорее всего, сводил на нет все его старания.

— Ты правильно думаешь, — одобрительно хлопнул в ладоши первый змеелов.

Второй повторил его жест.

— И что же мне теперь с ней делать? — вкрадчиво поинтересовался Чейт.

— Это уже твоя забота.

Чейту показалось или второй шохен действительно улыбнулся? Едва заметно, но лукаво.

— Видите ли, я не местный…

— Все мы лишь гости в этом мире, — в философском плане интерпретировал его высказывание шохен.

— Может быть, вы возьмете на себя заботу об этой голове? — с надеждой спросил Чейт. И в подкрепление своих слов добавил: — Я готов отблагодарить вас за это!

— Ну уж нет! — решительно отказался первый змеелов.

— Нет! — не менее категорично повторил следом за ним второй.

— Это твоя голова!

— Вот сам с ней и разбирайся!

— Твоя голова — твоя и забота!

— Хорошо, хорошо, — поднял руки Чейт. — Я все понял, — тут он сильно покривил душой, поскольку на самом деле не понял вообще ничего. — Но, может быть, вы хотя бы подскажете мне, что я должен с ней сделать?

— С головой?

Оба змеелова посмотрели на сверток. Один будто вдруг засомневался, что это — предмет их споров; второй, казалось, пытался на глаз прикинуть вес аккуратно упакованной Чейтом находки.

— Ну, да…

Шохены сидели на высохшей земле. Под палящими лучами солнца. И медленно вдыхали горячий воздух. Лица обоих застыли. Будто и не лица это вовсе, а восковые маски. Странно, что на солнце не текут.

Глядя на них, Чейт понимал: он сделал что-то не так. Или сказал что-то не то. Но никак не мог взять в толк, что именно?

Может быть, вообще не стоило говорить шохенам о голове?.. Может быть, он сам навлек неприятности на свою голову?

Птица кружит над пустыней, раскинув крылья. Если глядеть снизу, то кажется, ей ни до чего нет дела. В особенности до тех, кто смотрит на нее, задрав голову. Которая рано или поздно скатится с плеч долой. И будет лежать под кустом. Пока не найдет ее случайный путник. Который потом знать не будет, что с ней делать.

Неожиданно один из змееловов улыбнулся. Открыто, по-доброму.

— Да не бери в голову, — так понял слова шохена интегральный переводчик. — Не та это проблема, из-за которой стоит волосы на голове рвать.

— Так все же у меня проблема? — услышал то, что казалось ему наиболее важным, Чейт.

— Ну, это как посмотреть, — ушел от прямого ответа шохен.

А может быть, переводчик не точно транслировал его слова.

Во всяком случае, Чейту это не понравилось. Проблемы ему совсем ни к чему.

— А как бы вы поступили на моем месте?

— Неправильный вопрос, — покачал головой змеелов.

— Почему?

— Потому что каждый из нас на своем месте. И в своем времени. У каждого — своя миссия. Мы несем змеиные шкурки, а ты — мертвую голову.

— Ладно, понесу ее дальше, — совсем пал духом Чейт.

— Да не переживай ты так, — шохен снова ободряюще улыбнулся. — Каждый, кто идет через Начикорадос, что-нибудь да находит.

— Но не каждый, полагаю, приносит с собой мертвую голову.

— Не каждый, — согласился змеелов. — Для того, чтобы найти мертвую голову, нужно особое…

На конце фразы переводчик запнулся.

— Простите, вы бы не могли повторить последнее слово? — попросил Чейт, переключая переводчик в режим ручной настройки.

— Способность, везение, дар, возможно, особый навык, — любое из этих слов, по мнению переводчика, могло отражать смысл сказанного шохеном. Помедлив секунду-другую, он добавил: — Быть может, проклятие.

Чейта подобное многообразие только запутало. Он пытался говорить с шохенами не о смысле жизни, а о вполне конкретной вещи. Чейт глянул на упакованную в пластик голову и усмехнулся — куда уж конкретнее.

Дар или проклятие — что хочешь, то и выбирай.

Они еще немного потолковали. О погоде, о карфангах. О прочей ерунде. Шохены явно не были настроены продолжать обсуждение интересующей Чейта темы. А местные новости и сплетни не особенно интересовали Чейта. Пару анекдотов, что попытались рассказать ему охотники, Чейт не понял. Одним словом, продолжать беседу не имело смысла.

Расставшись со змееловами, Чейт продолжил путь. Не сказать, что скорбный, но какой-то совсем уж безрадостный. Даже Архенбах во время плановых сеансов связи обратил внимание, что друга как будто что-то гнетет. Думы невеселые или колики кишечные. Архенбах даже поинтересовался, не ел ли Чейт местную пищу. Чейт не стал объяснять Архенбаху причину своего дурного настроения. В первую очередь, потому что и сам-то толком ее не понимал. Живот у него не болел — это точно. И голова оставалась ясной.

Но чем больше он думал о том, что с ним произошло, тем глубже увязал в своем непонимании.

И самое главное, он никак не мог взять в толк: при чем тут мертвая голова?

Временами ему казалось: перестань он думать о мертвой голове, все сразу встанет на свои места. Само собой. Но он не мог заставить себя не думать о странной находке, что, упакованная в пластик, лежала в холодильнике ровера.

Никогда прежде Чейт не подозревал, что сойти с ума так легко. И, спрашивается, из-за чего? Да просто так! На пустом, можно сказать, месте.

Его спасло только то, что миссия его уже близилась к завершению. Еще пару дней он шел по пустыне, а может, по полупустыне, вбивая колышки в указанных местах, пока наконец не вышел к селению шохенов. К тому самому селению, с которого начал свое странствие.

Чейт оставил ровер возле палатки и даже вещи разбирать не стал. Лишь нырнул ненадолго в ближайший пруд и переоделся в чистое. Положил голову в сумку, сумку кинул на плечо и отправился в гости к вождям.

От всех прочих разумных обитателей Галактической лиги дзиттеров выгодно отличало то, что они не знали бюрократии. Пока. Явись Чейт на прием к главе местной администрации, скажем, на Мидвинтере или Корте-де-Миракле, его не меньше сорока минут промурыжили бы в приемной. А то и предложили бы заглянуть завтра, вручив пачку никому не нужных бланков и анкет. Здесь же, на Дзитте, посетителя сразу попросили пройти в помещение для приемов. И даже предложили чашечку сипанга — местного аналога кофе.

Чейт был на таком взводе, что, казалось, поднеси к нему спичку — вспыхнет. Повергнув в изумление обоих вождей, он залпом проглотил чашку обжигающе горячего напитка, быстро кивнул в знак благодарности, поставил на циновку сумку, расстегнул ее, развел края в стороны и сделал два шага назад. Он готов был услышать приговор. Хотя, конечно, лучше бы это оказался оправдательный вердикт.

Но шохены не торопились. Вождям как будто и дела не было до содержимого сумки. Они не спеша, наслаждаясь каждым глотком, прихлебывали горячий сипанг и мирно беседовали. О погоде. О том, что домашняя птица начала сбрасывать перо раньше обычного. А женщины завели новую моду задирать юбку до колен. И нужно наконец понять: хорошо это или плохо? Если хорошо, то почему? А если плохо, то как с этим бороться? И снова о погоде. О сипанге и вождях. О рыбе, что недавно запустили в пруд, а она возьми да передохни…

Чейт слушал их, не перебивая. Сначала — скрепя сердце. Затем — скрипя зубами.

Вожди по достоинству оценили его воспитанность и не стали по третьему разу заводить разговор о домашней птице. Отставив в сторону недопитую чашку сипанга, один из вождей чуть подался вперед и заглянул в сумку.

— Что это?

Голос у вождя был такой, будто он интересовался погодой на завтра.

— Голова.

Чейт изо всех сил старался, чтобы его ответ прозвучал так же легко и непринужденно. Но вряд ли у него это вышло.

— Я вижу, что голова, — едва заметно кивнул вождь. — Но я не понимаю, зачем ты ее принес?

— Я нашел ее в пустыне…

— В пустыне каждый что-нибудь находит, — не дослушав, перебил Чейта второй вождь.

— Но не головы же!

— Случаются находки и похуже.

Вожди переглянулись и коротко кивнули друг другу.

Они говорили то же самое, что и змееловы, повстречавшиеся Чейту в пустыне. Почти слово в слово. Чейту это не понравилось. Но на сей раз он точно знал, почему именно ему это не нравится. Получалось, все вокруг знают что-то, чего он не знает. Да еще и не хотят говорить ему правду. Если он совершил ошибку, то готов принести извинения. Если по незнанию нарушил какой-то из местных законов, готов понести наказание.

Да он на все готов!

Пусть только заберут у него эту мертвую голову!

Первый вождь не спеша застегнул сумку, выпрямился и сложил руки на коленях. Второй принял то же самое положение. По всей видимости, это означало, что они не собираются решать за Чейта его проблему.

Хотя с каких это пор мертвая голова, неизвестно кому принадлежавшая, превратилась в его проблему? Да и в чем тут проблема?.. Кто бы объяснил!

— Что мне делать с этой головой?

Вопрос прозвучал, как просьба о помиловании.

— Я не знаю, — ответил первый вождь.

— Понятия не имею, — сказал второй.

После чего первый добавил:

— Это твоя голова — твоя и забота.

— Точно, — удрученно кивнул Чейт. — А еще скажите, что мне чертовски повезло.

Вожди переглянулись.

Первый подмигнул второму. Причем он даже не попытался сделать это незаметно.

— В каком-то смысле… — сказал второй вождь.

Чейта вдруг посетила нехорошая мысль, что он уже никогда не сможет избавиться от проклятой головы. И будет обречен до конца дней своих таскать ее повсюду в этой синей наплечной сумке. Может, это древнее шохенское проклятие? Только за что? Он ведь не сделал ничего плохого ни одному из дзиттеров. Или же, сам не ведая того, он потревожил тени предков? Не своих, понятное дело… Хотя кто его знает…

С обреченным видом Чейт повесил сумку на плечо. Она, казалось, сделалась вдвое тяжелее. Будто вожди подсунули ему еще одну голову.

— Ну, я пойду?

Первый вождь непонимающе поднял бровь.

— Может, еще чашечку сипанга? — предложил второй.

— Нет, спасибо, — отказался Чейт.

Не до сипанга ему было.

— Ты сделал все, что хотел? — спросил первый.

— В каком смысле? — не понял Чейт.

— Вбил все колышки? — переформулировал вопрос коллеги второй вождь.

— А, да, — рассеянно кивнул Чейт.

Он и забыл уже, зачем ходил в пустыню. Или полупустыню. Как будто все это было лишь ради того, чтобы найти злосчастную голову.

— Ну, молодец, — похвалил его вождь.

И передал напарнику чашку свежего сипанга.

Чейт вышел на воздух. Но лучше ему от этого не стало. В голову лезли мысли одна другой дурнее. Сначала он пожалел о том, что у шохенов все еще нет письменности. А то ведь можно было развесить объявления.

Или:

Потом Чейт подумал о том, что можно ведь просто взять и оставить находку на крыльце хижины. И пускай вожди делают с ней, что хотят. Ему-то что за дело? Кто-то другой на его месте, возможно, так бы и поступил. Но Чейт не мог этого сделать. Почему? Да ведь не весть что странное творилось вокруг. И он должен был с этим разобраться. Он ведь собирался связать свое будущее с этой планетой. А значит, надо разобраться, что здесь происходит. Не то и самому кранты, и Архенбаху. А у того ведь жена, дети…

Думая обо всем сразу и ни о чем в частности, Чейт и сам не заметил, как оказался возле хижины шамана. Хозяин жилища сидел во дворе на травке и что-то плел из длинных гибких ветвей.

Чейт подошел к шаману, снял сумку с плеча и осторожно, будто в ней лежала тончайшая керамика с Дзу-Гар, поставил на траву.

Шаман посмотрел на гостя странным, ничего не выражающим взглядом. Казалось, он не был против того, что Чейт находился рядом, но и не стал бы возражать, если б он забрал свою сумку, развернулся и ушел. Даже не окликнул бы. Зачем? Слушать исповедь чужака? Куда увлекательнее сидеть на солнышке и плести. Корзину, к примеру. Или ловца снов. А может, и трехмерную модель пространственной оси, на которой держится мироздание. Шаман — он на то ведь и шаман, чтобы делать что-нибудь странное, другим непонятное.

— У меня проблема, — объявил Чейт.

— Хочешь сипанга? — спросил шаман.

— Нет, спасибо, вожди уже напоили меня сипангом.

— Но решить проблему они тебе не помогли?

— Они даже слушать меня не стали.

— Тебе не хватило колышков?

— Колышков? Каких еще колышков?

— Тех, что я дал тебе, когда ты уходил в пустыню.

— А, так это все же была пустыня.

— А что же еще?

— Полупустыня.

— Полупустыня?.. — шаман прикрыл глаза. — Нет, не думаю… Хотя какая разница. Ты сделал все, что хотел?

— И даже больше.

— Нажил себе проблему?

— Если быть точным, не нажил, а нашел.

— В пустыне каждый что-нибудь находит.

— Я это уже слышал. Только не думаю, что кто-нибудь находил там что-то подобное.

Наклонившись, Чейт дернул края сумки в стороны. Шаман заглянул внутрь.

— Ну, и как?

Шаман посмотрел на Чейта взглядом пронзительно долгим, томительным, вязким. Он не был удивлен или озадачен. И во взгляде его не проскальзывало почтения или особого уважения. Как не было в нем злобы или ненависти. Чейт, конечно, этого не знал, но ни один шохен не удостаивался прежде подобного взгляда. Шаман смотрел на чужака как на равного себе.

— Что мне делать с этой головой?

Шаман молча отложил в сторону загадочную, не похожую ни на что плетеную конструкцию, безмолвно поднялся на ноги и, по прежнему ни говоря ни слова, скрылся в доме.

Ну все, подумал Чейт, если даже он не желает говорить со мной на эту тему, значит, дело плохо. Совсем плохо. Настолько плохо…

Чейт не успел еще определить, насколько плохи его дела, когда шаман вернулся. Он вышел из дома, неся в руках, прямо перед собой, небольшой плетеный короб. Подойдя к Чейту, он сел на траву и осторожно поставил короб На землю. Затем поднял взгляд на гостя и жестом предложил заглянуть в короб.

Взявшись за крышку короба с твердым намерением поднять ее, Чейт вдруг почувствовал сомнение. Стоит ли это делать? Само собой, он и мысли не допускал о том, что в коробе может сидеть змея. Или еще какая мерзкая, ядовитая тварь. Но у него вдруг возникло стойкое предчувствие: как только он откроет короб, жизнь его навсегда изменится.

Нет! Не так!

Жизнь, конечно же, останется прежней. Однако изменится его собственное восприятие всего, что составляло суть той крошечной части мироздания, центром которой являлся он сам.

Да. Именно так.

Или что-то вроде того.

Чейт посмотрел на шамана. Это было похоже на детскую игру, когда, глядя в глаза сопернику, нужно угадать, в какой руке он спрятал камушек. Если бы шаман повторил жест, приглашающий заглянуть в короб, Чейт никогда бы этого не сделал. И после ни разу бы о том не пожалел. Но шаман сидел неподвижно, выжидающе глядя на гостя. Он не проявлял ни малейших признаков беспокойства и, казалось, готов был ждать вечно. Чейту казалось, что все происходит медленно, слишком медленно, как во сне. И нет сил сказать самому себе: довольно! Потому что жутко интересно, что же случится дальше.

Двумя руками Чейт снял с короба крышку.

В коробе лежала мертвая голова. Точно такая же, как и та, что он нашел в пустыне. С темно-коричневой морщинистой кожей, с зашитыми веками и губами, с законопаченными ноздрями, с очень ровным срезом на шее…

— Все! — Чейт кинул крышку на короб. Крышка упала неровно и съехала в сторону. Так что Чейту оставались видны подбородок и ухо мертвой головы. — С меня хватит!

Шаман поправил крышку на коробе.

— Чья это голова? — кивнул на короб Чейт.

— Моя, — ответил шаман.

Чейт саркастически усмехнулся, давая понять, что оценил шутку.

— Я имел в виду, кому она принадлежала прежде?

— Прежде ее не было, — едва заметно качнул головой шаман.

— Хорошо, поставим вопрос иначе. Откуда у тебя эта голова?

— Я нашел ее в пустыне Начикорадос. Сорок четыре года назад.

— И часто в Начикорадос находят, головы, неизвестно кому принадлежащие?

— Случается.

Шаман легко поднялся на ноги и снова скрылся в доме.

Глядя ему вслед, Чейт подумал, что никогда прежде не интересовался, сколько шаману лет. У него даже мысли такой не возникало — поинтересоваться. Шаман выглядел… Вечным, что ли? Почему-то казалось глупо спрашивать его о возрасте. Да и бестактно к тому же… Нет, скорее, все же глупо. Странно, но именно так. Глупо.

Чейт перевел взгляд на короб. Присев на корточки, снял крышку. Мертвая голова вызывала странные, противоречивые чувства. Чейту хотелось узнать все об этой голове. И одновременно он был бы счастлив навсегда о ней забыть. Одна мертвая голова — плохо. А две — просто кошмар какой-то. Именно какой-то — у этого кошмара даже названия не было. Хотя, если подумать… Можно было бы назвать всю эту историю «Проклятием мертвой головы». Или еще лучше — «История мертвой головы, неизвестно кому принадлежавшей».

Шаман вернулся с двумя большими чашками сипанга, одну из которых протянул Чейту. Шохен не спросил у Чейта, хочет ли он сипанга, только сказал:

— Пей.

И это оказалось самым разумным из того, что можно было сказать в данной ситуации.

Чейт сделал глоток. Сипанг у шамана был лучше, чем у вождей. Крепче и ароматнее. Нельзя сказать, что после второго или третьего глотка Чейт ощутил себя будто заново родившимся, а в голове у него рассыпалась пригоршня хрустальных искорок. Но почувствовал он себя гораздо спокойнее и увереннее. Это уж точно.

Отпив сипанга, шаман поставил чашку на землю, достал из короба голову и положил ее на крышку. Затем вынул голову из сумки Чейта, стянул с нее пластиковую упаковку и положил рядом. Присев на корточки, шаман задумчиво посмотрел на головы. Взгляд его медленно перетекал с одной на другую.

— Ты не видишь между ними разницы? — не оборачиваясь, спросил он.

— Естественно. Они ведь принадлежали разным людям.

— Людям? — переспросил шаман.

— Дзиттерам, — уточнил Чейт.

— Нет, — покачал головой шаман. — Вот голова дзиттера, — двумя сложенными вместе пальцами он указал на свою голову. — А это, — он коснулся пальцами лба головы, что принес Чейт, — человек.

Чейт наклонился и пригляделся. Шаман, несомненно, был прав! У находки Чейта имелись широкие, выступающие скулы, в то время как у дзиттеров скулы почти не различались. Ушные раковины были более округлые, а мочки не такие длинные, как у дзиттеров.

Собственно, ничего странного в этом не усматривалось. Чейт был далеко не первым человеком, прилетевшим на Дзитту. Значит, кто-то из его предшественников здесь умер и был погребен в соответствии с местными традициями. Странным казалось то, что голову человека, возможно, единственного умершего на Дзитте, нашел в пустыне Начикорадос другой человек. Но, в принципе, и это можно счесть совпадением.

Шаман, обернувшись, посмотрел на Чейта.

— Что скажешь?

Чейту было что сказать. Но он только спросил:

— Как эти головы оказались в пустыне?

— Или в полупустыне?

Чейту показалось или шаман действительно лукаво прищурился?

— А есть разница?

— Скажи мне это сам. Ты провел в Начикорадос четырнадцать дней.

— И что с того?

— За это время ты не заметил ничего странного? Ничто не показалось тебе необычным?

— Я нашел мертвую голову. Как это, по-твоему, — странно или необычно?

— Я спрашиваю не о том.

— О чем же тогда?

— Ну, например, ты так и не смог понять, где побывал, в пустыне или полупустыне.

— Давай спишем это на мою тупость.

— Тебе нравятся задачи с простыми решениями?

— Нет.

— Тогда предложи другое.

— Ну, быть может, Начикорадос — это и пустыня, и полупустыня одновременно.

Чейт ляпнул это просто так, особо не задумываясь. Но, к его удивлению, шаман щелкнул пальцами.

— Точно! Еще что?

— В смысле странностей?

— Именно.

Чейт задумался.

— Я встретил двух змееловов, одетых в травяные накидки.

— До того, как нашел голову, или после?

— После. Спустя два дня.

— Травяные накидки давно уже никто не носит. Да и змей в Начикорадос почти не осталось.

— Они подарили мне пару шкурок.

— Это хорошо.

— Но голову взять отказались.

— И это правильно.

— Почему?

— Потому что они понимали, что происходит.

— А я этого до сих пор не пойму.

— Ты ведь не шохен. И не знаешь, что такое Начикорадос.

— А я должен это знать?

Шаман посмотрел на принесенную Чейтом голову. Затем перевел взгляд на него самого.

— Полагаю, что теперь — обязан.

— Так значит?..

— У тебя какие-то проблемы? — спросил шаман.

— Нет, — не задумываясь, ответил Чейт. — Ну, если не считать головы.

— Уверен?

— Абсолютно!

Чейт даже улыбнулся, чтобы показать, насколько он в себе уверен.

— Ну, тогда ты счастливый человек. Потому что у всех, кто побывал в Начикорадос, возникают проблемы. Разные. Простые и сложные. Порой неразрешимые. Иногда смешные. Но всегда, да, практически всегда жизнь шохена после этого круто меняется.

— Что случилось с тобой после того, как ты нашел голову?.. Или такие вопросы не принято задавать?

— Вообще-то, не принято. Но тебе, — шаман бросил косой взгляд на трофей Чейта. — Тебе я, пожалуй, могу рассказать… Хотя и не все… — он снова быстро посмотрел на две лежащие рядышком, ухо к уху, головы. — В итоге я стал шаманом.

Чейт с сомнением покачал головой.

— Не понимаю, при чем тут чья-то мертвая голова?

Шаман ответил на это улыбкой — доброй и грустной. Так улыбаются ребенку, несмышленышу.

— Дело в том, что это моя голова.

— Ну да, ты нашел ее сорок лет назад и с тех пор она лежит у тебя в коробе.

— Она всегда была моей.

— То есть?.. Нет… Не думаю, что ты имел в виду именно это.

— Именно это и ничто другое. Это — моя голова.

— Я не наблюдаю особого сходства.

— Но и различий больших, согласись, тоже нет.

— Это может быть голова любого шохена.

— Да. Но она моя.

— Прости за глупый вопрос, — Чейт покрутил в воздухе пальцем. — Но в таком случае, что сейчас у тебя на плечах?

— Ты задал не тот вопрос.

— А что я должен был спросить?

— Как моя голова оказалась в Начикорадос?

— И как же?

— Все дело в том, что Начикорадос — это место, где прошлое встречается с будущим. А настоящего не существует.

— Это какая-то метафора?

— Нет, это чистая правда. Рано или поздно каждый шохен должен отправиться в Начикорадос и найти там что-то, что укажет ему дальнейший жизненный путь.

— Ты хочешь сказать, что в пустыне, или полупустыне… Кстати, почему то так, то эдак?

— Прежде Начикорадос была полупустыней. Затем климат изменился, растительность в Начикорадос исчезла, живности осталось мало. Теперь это почти пустыня.

— Я видел вполне живенькие пейзажики.

— Это прошлое Начикорадос.

— Значит, ты хочешь сказать, что в теперешней почти пустыне Начикорадос расположена некая временная аномалия, позволяющая путешествовать как в прошлое, так и в будущее?

— Начикорадос — это место, где прошлое и будущее существуют одновременно.

— А настоящего нет?

— Именно.

— Такого не может быть! — всплеснул руками Чейт.

— Но ты сам это видел.

— Я не видел ничего сверхъестественного.

— А как же двое змееловов?

— Это могли быть ребята из соседнего селения, отправившиеся в пустыню за змеями…

— Которых там нет.

— Но они подарили мне шкурки… А разве нельзя поймать змею из прошлого?

— Ага! — шаман ткнул пальцами в Чейта. — Ты уже начинаешь верить!

— Я рассматриваю чисто гипотетическую ситуацию, — возразил Чейт. — Если я попал в место, где прошлое и будущее существуют одновременно, могу ли я взять какую-то вещь из прошлого или будущего и вернуться с нею назад?

Шаман молча указал на головы.

— Что? — не понял Чейт.

— Ты нашел то, что тебе было нужно, и принес это с собой.

— Я вполне допускаю, что это голова из прошлого. Когда-то, давным-давно кому-то отрезали голову, забальзамировали и бросили в пустыне. А я ее нашел, — Чейт развел руками. — И никакой фантастики!

— Это голова из будущего. И это — твоя голова.

— То есть… — Чейт обхватил голову, ту, что была у него на плечах, будто вдруг испугался, что она свалится и покатится по траве. — В буквальном смысле?

Шаман взял чашку сипанга, сделал глоток и улыбнулся.

— Ты хочешь сказать, что в будущем… Будем считать, что в очень отдаленном будущем, шохены отрежут мне голову и бросят ее в пустыне?

Шаман молча кивнул.

— За что?

Чейта обескуражила столь вопиющая несправедливость.

— Подобная церемония — особая честь, — объяснил шаман. — Ее удостаиваются только избранные — те, чьи имена надолго остаются в памяти шохенов. К тому же мы теперь знаем о твоей находке, следовательно, должны позаботиться о том, чтобы в свое время она там оказалась.

Чейт задумался над такой перспективой. А что? Народный герой шохенов — звучит совсем неплохо.

— Но бывает, что и злодеев помнят долго. Да еще и мумифицируют, — с сомнением молвил Чейт.

— У нас так не принято.

— Значит, ты полагаешь, я совершу что-то неординарное? И это значит, что я закончу свой век на Дзитте?

— Это ничего не значит, — улыбнувшись, шаман помахал двумя сложенными вместе пальцами. — Ты получил знак, послание из будущего, гласящее, что ты можешь сделать в своей жизни нечто важное. Но что именно это будет и каким путем к этому идти — решать тебе. В конце концов, ты ведь можешь и вовсе ничего не делать.

— Правда?

— Конечно. Ты разве не слышал о свободе выбора?

— А как же голова?

— А что голова? — с показным равнодушием пожал плечами шаман. — Это ведь только мертвая голова. К тому же неизвестно кому принадлежащая. Если ты не сделаешь ничего из того, что сулила тебе эта находка, значит, мы ошиблись.

— В каком смысле ошиблись?

Чейт непроизвольно провел ладонью по шее. Будто хотел проверить, что его собственная голова все еще на месте.

— Либо это действительно не твоя голова. Либо мы неверно истолковали смысл послания. Всякое случается.

— А что же мне делать с моей находкой?

— Можешь оставить ее себе. Как сувенир. Или как напоминание.

— Как-то диковато держать на полке мумифицированную голову и думать, что, возможно, она твоя.

— Я свою держу в коробе. Достаю изредка, в дни тягостных сомнений и раздумий.

— Помогает?

— Когда как.

— Полагаю, именно за этим ты и отправил меня в Начикорадос? А колышки, которыми я должен был разметить участок, только предлог?

— Ты бы поверил, если бы я заявил, что тебе нужно отправиться в пустыню для того, чтобы встретиться с будущим?

— А змееловы? Они здесь при чем?

— Не знаю. Вероятно, со временем мы все поймем. Может быть, это были такие же искатели, как и ты. Может быть, просто змееловы. А может быть, ты встретишься с ними в будущем.

— Ты говорил, что они из прошлого.

— Я сказал только то, что травяные накидки, как у них, сейчас никто не носит. Но не исключено, что через несколько лет они снова войдут в моду…

— Он так и сказал: «войдут в моду»? — переспросил Архенбах.

— Так его понял переводчик, — улыбнулся Чейт.

Архенбах покрутил в лапах герметичный пластиковый куб, в который Чейт упаковал найденную в Начикорадос голову.

— На рынке инопланетных сувениров эта штуковина может стоить хороших денег.

Большие когтистые лапы гронца казались неуклюжими. Чейт вдруг испугался, что Архенбах выронит куб, он разобьется и пострадает голова.

— Я не собираюсь ее продавать, — Чейт забрал у Архенбаха голову.

— Ты что, — оскалился гронец. — В самом деле поверил, что она твоя?

— Скажем так, — Чейт поставил прозрачный куб на стол, — она дорога мне как память.

— А что ты на самом деле об этом думаешь? О месте, где прошлое встречается с будущим.

— Это место называется здесь и сейчас. Мы все время находимся в точке, где прошлого уже нет, а будущее еще не наступило.

— Не заговаривай мне зубы, — оскалил острые клыки Архенбах. — Ты прекрасно понял, что я имел в виду.

— Ну что ж… С точки зрения современной космологии, вполне возможно допустить существование места, где прошлое, будущее и настоящее создают некую вневременную структуру… Собственно, почему бы и нет?.. Настораживает только, что прежде никто не сталкивался с подобным феноменом.

— Возможно, и сталкивался. Однако разумные, здравомыслящие существа находили этому иное, рациональное объяснение.

— Тогда, может быть, и нет никакого эффекта Начикорадос?

— Есть, нет — какая разница! — беззаботно махнул когтистой лапой Архенбах. — Ты лучше скажи, дружище, не помешает ли это в осуществлении наших планов?

— Аборигены ничего против не имеют.

— Точно?

— Им все это жутко интересно. Они ждут не дождутся, когда мы возьмемся за дело.

— Это хорошо, — одобрительно кивнул Архенбах. — Тогда скажи мне еще вот что, дружище. Когда ты странствовал по Начикорадос, — подавшись вперед, гронец приблизил вытянутые, как у крокодила, челюсти к уху Чейта. Настолько близко, что не знай Чейт Архенбаха как облупленного, непременно решил бы, будто компаньон собирается отхватить ему ухо. — Ты видел там что-то, напоминающее рудник, который мы собираемся построить?

— Архенбах! — с укоризной посмотрел на приятеля Чейт. — Ведь ты это не всерьез?

— Дружище, мы затеваем столь грандиозное и масштабное дело, что приходится все, абсолютно все принимать в расчет. Даже полнейший бред. Поэтому ответь: ты что-нибудь видел?

— Нет.

Гронец с досадой клацнул зубами.

— Нет никаких доказательств того, что в пустыне Начикорадос можно увидеть будущее, — улыбнулся Чейт.

— Кроме мертвой головы, — кивнул на прозрачный куб гронец.

— Кроме мертвой головы, неизвестно кому принадлежащей, — уточнил Чейт.

— Можно сделать генетический анализ.

— Не стоит. Тогда исчезнет вся магия. Понимаешь?

Архенбах когтем почесал большую ороговевшую шишку на лбу.

Сложив два пальца вместе, как шаман, Чейт указал ими на прозрачный куб, внутри которого обосновалась его находка.

— Эта голова является символом того, что наше будущее связано с Дзиттой. Пока она здесь, Архенбах, у нас с тобой нет другого пути. И будь уверен — у нас все получится! И наше предприятие не вылетит в дюзу!..

— Прости, приятель, — затряс головой Архенбах. — Я что-то не очень хорошо понимаю, какая тут связь?

— Это потому, что ты гронец! У вас, гронцев, иной уровень мифологизации действительности, нежели у нас, гуманоидов!

Архенбах снова принялся сосредоточенно скрести шишку на лбу. Он плохо понимал, в чем пытался убедить его Чейт, но в целом идея ему почему-то нравилась. Мертвая голова как символ будущего процветания — в этом что-то было. Определенно было.

— Собственно, я-то не против. Пусть стоит на видном месте… Лишь бы клиенты не пугались.

Чейт посмотрел на голову, выражение лица которой впервые показалось ему спокойным и умиротворенным. Чейт улыбнулся и подмигнул ей.

Наверное, решил Чейт, все происходящее с нами является частью одного грандиозного плана, смысл которого мы пока что не в состоянии постичь. Но у нас ведь есть время подумать.

— Поверь мне Бах, скоро у нас от клиентов отбоя не будет. Каждый, кто услышит историю о мертвой голове из будущего, непременно захочет на нее взглянуть. Хотя бы из чистого любопытства. А для этого им всем нужно будет явиться к нам в офис.

— А как они узнают о том, что у нас есть эта самая голова?

— При современном уровне развития средств массовой информации об этом даже задумываться не стоит. Как говорит мой друг шаман, не успеешь на одном краю земли что-то сказать, как на другом уже переврут.

Историю о мертвой голове, которую он поведал Архенбаху, Чейт придумал во время скитаний по пустыне, а может полупустыне, Начикорадос. Вудхауз в сочетании с Витгенштейном о многом заставляют задуматься. А голову, неизвестно кому принадлежавшую, ему подарил шаман. После того как Чейт рассказал ему эту историю. Шаману история понравилась. Да и Архенбах остался доволен. А голове было все равно.

Вот только одна мысль не давала Чейту покоя. Почему, вручая ему голову, шаман сказал: «Каждый получает то будущее, которое заслуживает»?

Хотя интегральный переводчик, так и не разобравшийся в тонкостях шохенской грамматики, предлагал и другой вариант: «Каждый заслуживает то будущее, которое способен придумать».

Но ведь это совсем уж несерьезно.