Памяти Ли Брэкетт
Это капитан Джон Макшард, грабитель могил. — Шомберг уложил на стойку бара свое объемистое брюхо и протер вокруг него грязной тряпкой. — Говорят, его мать была марсианской принцессой, ставшей потом шлюхой, а отец… Известный всему Лоу-сити скупщик краденых древностей и владелец пользующегося дурной славой бара «Двадцать кабестанов» причмокнул губами, похожими на куски сырой печени.
— Что ж, кроме Меркурия ни один из миров их бы не принял. И эту парочку, и их мерзкое яйцо. — Он бросил взгляд в сторону двери и внезапно побледнел.
На фоне безжалостного марсианского полудня он увидел силуэт человека. Тот явно размышлял, стоит ему зайти или же двинуться дальше. Приняв решение, он повернулся и прошел сквозь загораживающее вход слабое силовое поле. Потом снова остановился.
То был крупный мускулистый мужчина, облаченный в скромную коричневую одежду, покрытую пятнами цвета охры. На его бедре висело странное древнее оружие причудливой формы, целиком из пластика и металла.
Завсегдатаи этого заведения, битые жизнью космолетчики и торговцы криком, немедленно опознали и «бэннинг», и его владельца.
Говорили, что всего четыре человека в Солнечной системе когда-либо умели обращаться с этим оружием. Одним был легендарный Нордвест Смит. Вторым — Эрик Джон Старк, ныне блуждающий где-то в далеком космосе. Третьим — Думарест Терранский, а четвертым — капитан Джон Макшард. Любой другой, попытавшийся выстрелить из «бэннинга», умирал весьма неприятной смертью. Иногда строптивцы просто исчезали, словно их всасывало в бездонную энергетическую батарею этого оружия. Поговаривали, что Смит за «бэннинг» отдал свою душу. Но душа Макшарда все еще находилась на месте, угадываясь по другую сторону его серых глаз.
По давно обретенной привычке капитан Джон Макшард постоял в дверях, пока его зрение не приспособилось к тусклому свету коптящей нафты. В его глазах постоянно тлел дикий огонек. Он напоминал поджарого и мускулистого вожака волчьей стаи, которого ни один человек так и не смог приручить. Хотя на всех планетах и в таинственных сферах межпланетного пространства многие пытались уничтожить в капитане Джоне Макшарде этого дикого зверя, он оставался столь же яростным и свободным, как и в те дни, когда еще мальчишкой бился за выживание на скалистых утесах и шлаковых склонах Меркурия, которые не прощают ошибок. А несовместимая кровь двух планет одарила его телом, способным выдержать жестокий климат третьей.
У капитана Джона Макшарда имелась причина зайти в заведение Шомберга. Он вообще ничего не делал без причины. Он даже не ложился спать, не обдумав сперва своих действий. Этому он научился на Меркурии, где оказался сиротой, выживая в жутких пещерах этой планеты, яростно сражаясь за существование там, где ничего не росло и где он и усыновившее его получеловеческое племя были самой лакомой добычей.
Более любого другого землянина он познал старинные обычаи — сладкие и опасные обычаи древних марсиан. Их потомки все еще обитали среди обветшалых и шепчущих холмов — останков великих горных хребтов Марса времен его могущества, когда Морские Короли правили планетой — голубой, как бирюза, красной, как рубин, и зеленой, как Изумрудный остров, породивший земных предков капитана Джона Макшарда, таких же крепких, таинственных и полных страсти к путешествиям, как этот пасынок меркурианских дебрей, в чьих жилах текла кровь Брайана Борху, Генри Тюдора и Чарлза Эдварда Стюарта. А кровь Морских Королей взывала к нему сквозь века и наполняла глубокой мудростью его марсианских предков. Эти давно умершие родственники воевали против норманнов и англосаксов, были рыцарями в армии Стюарта и маршалами в армии Наполеона. Они сражались за и против штандарта Рианнона, как в мужском, так и женском облике, выжили после сокрушительных магических ударов и вывели голодающие армии Барракеша на решающее сражение на полюсе Марса. Их рассказы, храбрость и безумная отвага перед лицом неминуемой смерти вошли в легенду.
Разумеется, капитан Джон Макшард ничего не знал об этих предках, и в его прошлом отыскалось бы еще немало загадок, но они его мало интересовали. Он обладал инстинктами любого разумного дикого животного и оставлял прошлое в прошлом. Кошачье любопытство — вот что руководило им и сделало лучшим охотником-археологом пяти планет. Кое-кто, вроде Шомберга, называл его грабителем могил, но только за глаза. В обитаемой Вселенной вряд ли нашелся бы музей, где не выставлялись бы с гордостью находки капитана Джона Макшарда. Поговаривали, что некоторые расы, создавшие эти артефакты, еще не были полностью вымершими, пока их не отыскал капитан. Его боялись все враги — те, кто еще остался жив. И не было в системе женщины, знавшей капитана, которая не вспоминала бы о нем.
Назвать Макшарда одиночкой — уже своего рода тавтология. Капитан был воплощением одиночества. Он напоминал скальный выступ в сердце пустыни, упорно сопротивляющийся всему, что могли наслать на него люди и природа. Он был цельным и закаленным, словно брусок стали. Только тот, кто испытал себя против всепланетной ярости Меркурия и выжил, мог знать, что значит быть Макшардом, доверяющим только Макшарду.
Капитан был очень скуп в проявлениях любви, но себе он уделял ее даже меньше, чем подвернувшемуся в переулке бринту, раненой лучевой крысе или уличному мальчишке в лохмотьях, просившему милостыню под суровым марсианским солнцем, оборванцу, которому он бросил старинную серебряную монету, прежде чем войти в бар и взять свой обычный напиток, уже приготовленный Шомбергом.
Голландец что-то забормотал, но капитан поднес к губам стакан с «Вихревой водой», повернулся к кабатчику спиной и обозрел присутствующих.
Те притворились, будто не заметили, как он вошел.
Макшард извлек из кармана дешевую сигару, сунул ее между зубов и принялся задумчиво жевать. Вскоре его невозмутимый взгляд упал на толстого купца в модной куртке из фальшивой кожи скоу и ярко-синих штанах, изображавшего живейший интерес к узору на стоящей перед ним граненой бутыли.
— Тебя зовут Морриконе? — Хотя голос капитана прозвучал не громче шепота, он легко перекрыл бормотание посетителей заведения, заставив их непроизвольно вдохнуть и облизнуть пересохшие губы.
Макшард тоже шевельнул губами, приоткрыв их ровно настолько, чтобы продемонстрировать белые заостренные зубы, после чего снова плотно сжал.
Морриконе кивнул и искренне попытался улыбнуться. Потом забавно пожал плечами.
Где-то раздался негромкий звук задетой струны штранга.
— Ты хотел со мной встретиться, — сказал Макшард и дернул головой в направлении грязного столика в углу, который неожиданно оказался свободным.
Морриконе послушно побрел к столику и уселся за ним, наблюдая, как Макшард берет свою бутылку и стакан и медленно подходит к нему, позвякивая чешуйками гата на старомодных сапогах.
И вновь зазвучала струна штранга, ее низкий звук создавал странные обертоны в разреженном воздухе Марса. Послышался вскрик, похожий на человеческий голос, растаял и сменился тишиной, ставшей почти осязаемой.
— Так ты хотел меня видеть? — Капитан переместил нераскуренную сигару в другой угол рта. Его серые, с желтовато-зелеными крапинками глаза буравили черные расширенные зрачки Морриконе. Толстый купец явно находился под воздействием какого-то «мозгобоя».
Нет такого наркотика, который нельзя купить у Шомберга; здесь продается все, включая самого Шомберга.
Купец захихикал, и характерный смех сразу выдал в нем краффера, любителя истолченной в белый порошок коры, которую венерианские племена, живущие в кронах высоких деревьев, используют при дрессировке своих огромных птиц. Однако у венерианцев хватает ума не глотать этот порошок самим.
Капитан отвернулся. Он не собирался зря тратить время на обдолбанного купца, пусть даже предпочитающего дорогую «дурь».
Но и Морриконе к этому моменту справился со страхом перед капитаном Макшардом. В помощи он нуждался больше, чем в наркотике. Впрочем, на капитана это почти не произвело впечатления. Он прекрасно знал, какой железной хваткой удерживает крафф своих рабов.
Поэтому он направился к двери.
У самого выхода Морриконе заступил ему дорогу и едва не упал на колени, простирая руки к Макшарду, однако не осмеливаясь прикоснуться к капитану.
Голос купца прозвучал негромко и с отчаянием, в нем ощущалась боль, которую капитан узнал:
— Пожалуйста…
Капитан шагнул в сторону, собираясь обойти купца и вернуться на залитую ярким солнцем улицу.
— Пожалуйста, капитан Макшард! Умоляю, помогите… — Плечи купца поникли, и он глухо добавил: — Они схватили мою дочь. Теннеты ее похитили.
Макшард помедлил, все еще глядя на улицу. Потом, шевельнув уголком рта, еле слышно произнес название одного из самых дешевых отелей в этом квартале. Никто в здравом уме не остановился бы в нем, если бы дорожил жизнью или своими конечностями. Даже на улицу, где располагался отель, заходили только безумцы или отчаявшиеся.
— Я буду там через час.
Капитан Джон Макшард вышел из бара. Мальчишка, которому он дал серебряную монету, все еще стоял в вихрящейся марсианской пыли, что бесконечно струящимся красным приливом текла наподобие зловещей реки вдоль побежденной временем улицы. Паренек улыбнулся ему. Старые глаза, молодая кожа. Длинная тонкая ящерка вскарабкалась к нему на плечо и обвила цепким хвостом левое ухо. Паренек нежно коснулся ее.
— Вы хороший человек, мистер капитан Джон Макшард.
Впервые за несколько месяцев капитан Джон Макшард позволил себе еле заметно и иронично улыбнуться.
Капитан Джон Макшард свернул с главной улицы почти сразу. Ему требовался совет, и он знал, где, скорее всего, сможет его получить. Надо навестить одного старика. Фра Энерген, хотя и не принадлежал к их расе, обладал властью над последними жрецами Мемигета, чей орден обнаружил, насколько богата планета сокровищами, сделанными руками людей. Они также были экспертами по теннетам и древнему марсианскому пантеону.
Покончив с этим делом, капитан Джон Макшард зашагал обратно к отелю. Его путь пролегал через самые отвратительные и жалкие припортовые трущобы, которые ему доводилось видеть на всех планетах. Однако он ничем не выдал своих чувств. Капитан двигался легко и быстро, будто волк на охоте. Глаза его казались неподвижными, но замечали все.
Вокруг него плавно покачивались в ослепительном свете высокие и покосившиеся жилые башни Лoy-сити. Их тронутый ржавчиной металл и терракота сливались с ландшафтом, словно были творением природы и стояли здесь всегда.
Хотя и не столь старые, как само Время, некоторые из этих зданий были древнее человеческой расы. К ним что-то пристраивали, потом ломали и снова что-то пристраивали, однако когда-то эти башни были символом власти самых могущественных повелителей марсианских морей.
Теперь они стали трущобами, крысиными норами для отребья с космических трасс, для полумарсиан, вроде самого капитана, для существ со странной смесью генов, которых не смог бы вообразить даже Брейгель.
В этой разреженной атмосфере запах Лoy-сити ощущался за многие мили. А за городом, в цепочке небольших кратеров, названных «полем Дианы», находилась станция Старый Марс — первый когда-либо построенный землянами космопорт. Построенный задолго до того, как они начали открывать странные угасающие расы, ютящиеся вблизи своих городов и населяющие их подобно еле живым призракам — скорее порождение своих ментальных способностей, чем природы. Древние воспоминания, ставшие осязаемыми только за счет усилия воли.
Тысячелетия назад в этих башнях умерли повелители морей, их супруги и дети. Умерли, ощутив надвигающуюся гибель расы, когда испарялась последняя вода, а красные ветры стирали с улиц орнаменты и красоту.
Когда их прекрасные корабли стали множеством бесполезных монументов, некоторые выбрали самоубийство. Другие собрали свои семьи и отправились через только что образовавшиеся пустыни на поиски мифического океана, воды которого вырвутся из планетной коры.
Капитан Джон Макшард знал, что всего на протяжении жизни одного поколения небольшой, но судоходный океан может быстро испариться, превратившись лишь в дымку под лучами восходящего солнца. А на его месте останутся медленно разваливающиеся корпуса кораблей, останки молов и причалов, бесконечные дюны в волнистой пустыне и заброшенные города, полные благородного достоинства и неописуемой красоты. И лишь обширные пыльные приливы вздымались и опадали, проносясь по дну мертвых морей планеты, исчерпавшей свои ресурсы. Даже воду на нее доставляли с Венеры, пока венерианцы не взвинтили цены настолько, что живительная влага стала по карману лишь Земле.
Но и там теперь жилось едва ли лучше — войны за воду превратили Голубую планету в поле бесконечных схваток между нациями и племенами за исчезающие ручьи, реки и озера, которыми столь расточительно распоряжались, позволяя отправлять бесценный груз в космос и превращая земной рай в дьявольскую пустыню.
А теперь и Земля не могла себе позволить венерианскую влагу. И на Венере вспыхнула кровавая гражданская война за контроль над тем, что осталось от ее торговли. Некоторое время Макшард занимался контрабандой воды, вывозя ее из Нью-Малверна. Деньги, которые богачи с готовностью отдавали за маленькую бутылочку воды, были феноменальными. Но капитан испытал отвращение к этому занятию, когда однажды прошелся по печально известному району Вестминстер в Лондоне и увидел, как по улицам ходят матери, прижимая трупики умерших от жажды детей, и молят дать денег на похороны малюток.
— Мистер капитан Джон Макшард.
Капитан знал, что мальчишка шел следом за ним до самого отеля. Не оборачиваясь, он сказал:
— Пора бы тебе представиться, сынок.
Парнишка смутился и опустил голову.
— Отец назвал меня Милтоном, — пробормотал он.
Тут капитан Джон Макшард улыбнулся. Один раз. И стер улыбку, когда увидел лицо мальчишки. Над пареньком слишком часто насмехались, и улыбка означала для него опасность, вызывая недоверие и боязнь.
— Выходит, твоим отцом был мистер Элиот, правильно?
Мальчишка сразу позабыл обо всех воображаемых оскорблениях:
— Вы его знали?
— А как долго его знала твоя мать?
— Ну, он летал на ионных кораблях. Был отличным гитаристом. И певцом. Песни сочинял сам. И собирался встретиться с продюсером, когда вернется с Земли, заработав денег для свадьбы. Да вы и сами знаете эту историю. — Парнишка опустил глаза. — Но он так и не вернулся.
— Я не твой отец, — бросил капитан, вошел в отель и закрыл за собой дверь. Его восхищали трюки, которые нынче пускали в ход уличные мальчишки. Но его такими сказками не одурачишь. Зато он видел, как шестилетние мастера выманивали последний уранский бах у сурового китобоя с Нового Нантакета, только что закончившего речь о необходимости постройки новых исправительных тюрем.
Через несколько минут явился Морриконе. Капитан Джон Макшард понял, что это он, по короткому нерешительному стуку.
— Открыто, — отозвался он. В этом отеле не имело никакого смысла запирать дверь. Повернутый в замке ключ возвещал о том, что у постояльца есть нечто ценное, стоящее кражи. Возможно, всего лишь его тело.
Морриконе трясся от ужаса. Его пугал и этот район, и сам капитан. Но еще больше его страшило нечто иное. То, что теннеты могут сделать с его дочерью.
Капитан не любил теннетов, и ему не требовалось серьезного повода для того, чтобы увеличить их численность в аду.
Безвкусно разодетый старик прошаркал в комнату. Капитан закрыл за ним дверь.
— О теннетах можете не распространяться, — предупредил он. — Я все знаю и о них, и об их нравах. Расскажите, когда они похитили вашу дочь и куда ее увезли.
— За старые гробницы. Это добрых пятьдесят или шестьдесят миль отсюда. За Желтым каналом. Я заплатил полукровке, чтобы тот проследил за ними. Но он свернул с полдороги. Сказал, что след ведет дальше, но он больше не сделает ни шагу. Другие тоже отказались наотрез. Они не пойдут за теннетами в горы Ахрониах. А потом я услышал, что вы недавно вернулись с Земли. — Он сделал попытку завязать обычный светский разговор, но в его глазах все еще таилось безумие. — Как там жизнь сейчас?
— Значит, они направились в горы Ахрониах. Когда? — спросил Макшард.
— Два дня назад…
Капитан отвернулся и пожал плечами.
— Знаю, знаю, — торопливо заговорил купец. — Но это не было обычным похищением. Они не собирались съесть ее или… тешиться с ней. — Его кожа покрылась мурашками. — Они очень старались не оставить на ней отметин, боялись поцарапать. Словно похитили для кого-то другого. Может, крупного работорговца? Зато со мной они не церемонились. — Он продемонстрировал искривленный обрубок обожженной плоти, некогда бывший предплечьем.
Макшард лишь тяжело вздохнул и принялся стягивать сапоги:
— Сколько?
— Сколько угодно. И что угодно.
— Вы будете должны мне миллион диинов, если я верну ее живой. Но за ее рассудок я не отвечаю.
— Вы получите деньги. Обещаю. Ее зовут Мерседес. Она нежная и порядочная… Ее появление на свет — единственное доброе дело, к которому я причастен. Она гостила у меня на каникулах… мы с ее, матерью…
Капитан шагнул к дощатой кровати:
— Утром принесете половину. И дайте мне немного времени, чтобы поместить деньги в надежное место. Потом я отправлюсь на поиски. Но не раньше.
Когда Морриконе ушел, а его шаркающие шаги растаяли в уличном шуме, капитан Джон Макшард расхохотался.
Такой смех вам не захотелось бы услышать снова.
Горы Ахрониах сформировались, когда несколько миллионов лет назад в планету врезался огромный астероид, но окружающие их просторные луга, пересеченные реками, так никогда и не были заселены соплеменниками капитана. Здесь все оказалось совсем не таким, как выглядело.
Поселенцы появились в этих местах в ранние годы освоения Марса, привлеченные водой и травой. Немногие протянули месяц, не говоря уже о сезоне. Вода и трава появились на Марсе благодаря террапланировщику Блейку. Он посвятил этой работе всю свою жизнь, скрещивая и скрещивая один набор несовместимых генов с другим, пока не получил нечто вроде травы и воды, способное выживать, а возможно, и процветать в засушливом климате Марса. Он создал что-то вроде жидкой водоросли и разновидности лишайника, но с таким числом генетических модификаций, что их математическая родословная заполнила целую книгу.
Установленные Блейком огромные генераторы воздуха изменили марсианскую атмосферу и насытили ее достаточным количеством кислорода, чтобы земляне могли дышать. Он намеревался преобразовать Марс в те обильные сельскохозяйственные угодья, которые постепенно превращались в пыль на Земле. Некоторые полагали, что он слишком вознесся и считает себя чуть ли не богом. Он спланировал город, назвав его Новым Иерусалимом, и спроектировал его здания, парки, реки и декоративные озера. Возделал экспериментальные поля, привез первых пионеров-добровольцев и снабдил их созданными им же семенами и специальными удобрениями. Но под открытыми незащищенными небесами Марса солнечный свет сотворил нечто такое, чего никогда не происходило в лаборатории.
Созданный Блейком Эдем стал хуже Чистилища.
Его зеленые растения и смеющиеся фонтаны начали выказывать подобие разумности — вкус к определенным питательным веществам, средства их обнаружения и способы обработки для перевода в съедобное состояние. Проще всего эти питательные вещества оказалось добывать из тел землян. Пищу можно было заманивать тем же способом, каким анемон привлекает свою добычу. Жертва видела свежую воду, зеленую траву и с радостью бросалась в голодные побеги и ненасытную жидкость, которые с такой же радостью ее переваривали.
И поэтому дети погибали на глазах у отцов — растения убивали и поглощали их за несколько секунд. А женщины видели, как их трудолюбивые мужья умирали и становились пищей.
Первые семь семей поселенцев, доставленных Блейком, продержались год. Были и другие, кто привозил кое-какие средства для уничтожения так называемого «райского вируса», бросая вызов голодной траве и жидкости, планируя одолеть и приручить их. Но и они, один за другим, становились пищей для тех, кто должен был кормить их.
Имелись и способы выживания в Раю. Капитан Джон Макшард испробовал их. Некоторое время он занимался поиском оставшихся от поселенцев вещей, писем, документов и редких драгоценностей.
Он научился тому, как жить в Раю — во всяком случае, недолго. И продолжал поднимать свои цены, пока они не стали слишком высоки даже для избранных.
Тогда он бросил это занятие. То был один из его способов борьбы со скукой. Но что он делал со всеми заработанными деньгами, не знал никто. На себя он их не тратил.
Известно было лишь то, что капитан Джон Макшард тратил крупные суммы на переделку и ремонт своего космического корабля, такого же неземного, как и его оружие. Корабль он нашел в поясе астероидов и объявил своей собственностью. Даже торговцы металлоломом не пожелали иметь дело с этой посудиной: сам металл, из которого та была изготовлена, мог становиться ядовитым при одном прикосновении. Подобно оружию капитана, корабль не подпускал к себе чужаков.
Капитан Джон Макшард нанял полукровку, владельца фанта, чтобы тот отвез его к границе Рая, и пообещал вспотевшему от волнения водителю, что заплатит ему стоимость фанта, если тот подождет его возвращения и отвезет обратно в город.
— И любого другого пассажира, которого я могу привести с собой, — добавил он.
Фантер был почти вне себя от страха. Он прекрасно знал, на что способна разумная зеленая трава, и слышал рассказы о том, как ручьи гнались за человеком полпути до Лоу-сити, догоняли и поглощали на месте. Выпивали его. Никакое существо в здравом уме, будь то землянин или марсианин, не рискнуло бы нарваться на ужасы Рая.
Но опасна была не только сама местность. Тут обитали и теннеты.
Их плоть для Рая была противна на вкус, поэтому они спокойно пересекали его во всех направлениях круглый год, лишь время от времени выходя за пределы и совершая набеги на поселения людей. Они были уверены: никакой преследующий их отряд никогда не осмелится двинуться за ними в Конг Греш, подземный город теннетов, расположенный глубоко под центром Ахрониахского кратера в сердце Ахрониахских гор, где не росла трава и не текли ручьи.
Эти набеги теннеты совершали ради удовольствия. Чаще всего, когда им хотелось отведать деликатесов. А человеческая плоть настолько пришлась им по вкусу, что непреодолимое желание попробовать ее стало для них равносильно тяге к наркотику. Они были жестокими существами и находили удовольствие в мучениях своих пленников, особенно молодых женщин, не убивая их иногда по нескольку недель. Зато потом убийство становилось для них наслаждением. Как-то раз Шомберг сформулировал это достаточно четко: «Чем дольше пытка, тем слаще мясо».
Капитан Джон Макшард знал: у Мерседес Морриконе есть шанс выжить. И надеялся, что, когда найдет ее, она все еще захочет воспользоваться этим шансом.
Морриконе говорил о том, что теннеты не захотели уродовать ее. Что похитили ее для кого-то.
Но кого?
Капитан Джон Макшард хотел выяснить это сам. Уже много лет никто не платил теннетам за молодых женщин и девушек. Война между планетами вытолкнула на улицы достаточно привлекательных женщин, чтобы удовлетворить любые запросы. И если несколько иногда исчезали, никто их не искал.
Если теннеты планируют продать ее в обмен на еду, которая понадобится им грядущей Долгой Зимой, то они постараются сохранить свой товар в наилучшем состоянии, и тогда Мерседес сперва выбрали, а уже потом похитили. Вполне вероятно, что она все еще жива и здорова. Именно поэтому капитан Джон Макшард не считал, что зря тратит время.
И это же стало единственной причиной, побудившей его отправиться в глубь Ахрониахских гор, где самыми опасными были вовсе не теннеты.
С трудом верилось, что теннеты когда-то были людьми, но они, несомненно, разговаривали на грубой разновидности английского. Утверждали, что они — деградировавшие потомки пассажиров разбившегося земного корабля, вылетевшего из Хьюстона несколько столетий назад. На его борту находилась комиссия по расследованию дела об использовании на Марсе рабского труда туземцев земными горнодобывающими компаниями. Факты были неоспоримыми, поэтому компании позаботились о том, чтобы почтенные сенаторы никогда не увидели доказательств.
Капитан Джон Макшард был облачен в силовую броню, окутывающую его с пяток до макушки. Шелковистая энергия, мягкая, как кожа младенца, обволакивала его наподобие атмосферы. Сложное переплетение поблескивающих и жужжащих хитроумных устройств и проводов словно повторяло структуру его вен и артерий, располагаясь параллельно его системе кровообращения. Этой мешанине негромких звуков задавало безумный ритм пощелкивание регуляторов его антиграва — устройств, печально известных своей капризностью и опасностью. Капитан летел в дюйме над голодной шепчущей травой и манящими ручьями Рая.
За весь полет он спустился на землю лишь один раз — среди руин бывшего Нового Иерусалима, где трава не росла.
Здесь он побежал размашистыми прыжками, которые несли его вперед быстрее, чем антиграв, а заодно подзаряжали его силовые батареи.
Тело капитана полностью защищал боевой костюм его собственной конструкции. Кожа под перекрывающимися силовыми щитами приобрела странный оттенок мышьяковистой зелени, а искусственные жабры прогоняли через себя воздух, извлекая из него максимум кислорода. Кроме того, капитана окружала нестабильная, слегка жужжащая золотисто-зеленая аура — это специальные вещества в его броне смешивались и реагировали с частицами полуискусственного марсианского воздуха, перерабатывали их и с шипением выбрасывали уже в виде токсичных паров, способных убить человека. Поэтому на капитане был еще и шлем. Внешне он больше всего напоминал орнаментированную голову дельфина — сплошные стремительные изгибы и симметрия, сложное плетение проводов, просвечивающее сквозь тонкую пласдексовую кожу, в то время как расположенный между лопатками бугор энергетической установки очень напоминал сложенные крылья.
Он вполне мог быть одним из забытых ездовых зверей элдренов, оседлав которых, те выступали в походы против баст-на-гиров во времена, когда марсианская мифология только зарождалась. Лицевой щиток из прозрачной стали лишь усиливал это впечатление, увеличивая его глаза и придавая им раскосость. Джон Макшард превратился в невероятное создание, внешность которого смутила бы любого наблюдателя. Здесь водились существа, которые охотно питались как людьми, так и теннетами. Чтобы выжить, капитану требовалась лишь секунда форы. Но эта секунда отделяла жизнь от смерти.
Максимально зарядив батареи, он снова поднялся в воздух и уподобился мерцающему медному ангелу, мчащемуся над голодной травой и реками Рая, пока не опустился на пологие склоны Ахрониахских гор.
Этот хребет представлял собой обод огромного кратера с крутыми внутренними склонами. В центре кратера виднелись облака газов — продукта взаимодействия пыли некоторых минералов с солнечными лучами. Эти газы образовывали атмосферу, в которой теннеты размножались и спали, и они не могли долго существовать вдали от того, что первые исследователи с Земли назвали «облаками». Большая часть этого газа, оказывающего на людей наркотическое воздействие, закачивалась теннетами в их норы с помощью хитроумной системы воздушных клапанов и вращавшихся вручную вентиляторов. То была единственная машинерия, которой они пользовались. Во всем остальном они были примитивными, но изобретательными убийцами, которые наслаждались медленной смертью всего живого, включая своих же больных и раненых. Не ценили они и собственной жизни, часто прибегая к самоубийству.
Карабкаясь по скалам и поднимаясь к стенам кратера, капитан знал: у него, возможно, осталось лишь несколько часов для спасения девушки. Теннеты так искусно обрабатывали похищенных людей газом, что те становились беспечными и радостными. Уж теннеты знали, как развлечь людей.
Иногда они держали пленников в таком состоянии по нескольку дней, доводя их до полного отупения и безволия.
Потом они делали нечто такое, что внезапно наполняло кровь жертвы адреналином. И с этого момента начинался невообразимый кошмар. Невообразимый, потому что человек был не в состоянии выдержать такие пытки, сохранив здравость рассудка. С этим мог справиться лишь разум капитана Джона Макшарда. Хотя оставалось вопросом, был ли его разум во всех отношениях человеческим.
«Вот здесь я опоздал. Вот снова ее кости и ожерелье. Вот ход в центральную камеру. Газ там стелется низко». Эти мысли мелькали в голове Макшарда, пока он шагал по острым камням и предательски сыпучей гальке. Ему уже четыре раза платили за проникновение на территорию теннетов. Дважды он успешно спас похищенных людей, причем оба еще не успели сойти с ума. Один раз он вынес труп. Один раз оставил труп там, где обнаружил его. И еще семь раз его приводило сюда любопытство. Однажды теннеты его настигли, и шансов на побег почти не оставалось. С тех пор он твердо решил, что больше не позволит себя поймать.
Однако сейчас зловещий ландшафт из дымящихся кратеров и горных вершин как-то неуловимо изменился. Здесь царила тишина, которую капитан не мог объяснить. А в воздухе витало ощущение ожидания. И настороженности.
Он попытался подавить это ощущение и, спрыгнув в расщелину, стал пробираться в первый каменистый коридор. К тому времени, когда капитан начал спускаться по большому главному проходу в подземный мир теннетов, он, почти не задумываясь, уже убил пятерых охранников. Он всегда убивал теннетов с расстояния. Их ядовитая слюна могла попасть в деликатные электронные схемы и погубить его броню и систему жизнеобеспечения. Еще три теннета упали, лишившись признаков жизни. А капитан крался дальше по уводящему вниз лабиринту вспомогательных туннелей, следуя по все еще знакомому пути.
Стены каверны густо покрывали свернувшаяся кровь и нечистоты, которые теннеты использовали в качестве строительных материалов. Они уже успели затвердеть, но иногда бывали мягкими и скользкими. Тогда капитану приходилось идти осторожнее, радуясь, что у него есть жабры и броня: ему не придется ощущать запах или прикасаться к этой лоснящейся массе, хотя время от времени система очистки воздуха перегружалась, и его ноздри улавливали хоть и значительно ослабленную, но все же отвратительную вонь.
Но что-то было не так. Защитное поле брони начало потрескивать и вибрировать. Это послужило предупреждением. Капитан остановился в зловонном коридоре и задумался об отступлении. Обычно здесь суетилось множество теннетов, самцов и самок — они бродили по коридорам, занимаясь своими делами.
Сейчас же его охватило гнетущее предчувствие — вернуться будет нелегко, и вообще он уже угодил в ловушку. Подстроена ли эта ловушка специально для него? Или сети расставлены для любого? Тут поработали не теннеты. Не появился ли у них новый вождь с далеко идущими планами?
Капитан почуял присутствие разума. Но не такого, с каким он сталкивался прежде. И не на территории теннетов. У них доминировали ужас и отвратительное ликование.
Здесь же затаилось нечто иное. Нечто, имеющее индивидуальность. Нечто с амбициями. Нечто, чья власть усиливалась с каждой секундой.
Капитан Джон Макшард научился доверять своим инстинктам, а инстинкты подсказывали: ему придется сражаться за право возвращения на поверхность. Более того, у него появилось и неприятное предчувствие относительно возможного врага…
Его лучший шанс — сделать вид, будто он ничего не замечает, но следить за этим разумом, продолжая поиски дочери купца. Как там ее зовут? Мерседес?
Узкие зловонные туннели города теннетов были ему знакомы, но теперь они стали шире и выше, словно теннеты поработали над ними. Но зачем?
Внезапно его сознание затопила ментальная волна, загрохотавшая с мощью прибоя. Она едва не заставила его остановиться. И лишь через несколько секунд до него стал доходить смысл чужих мыслей.
Время пришло. Время пришло. Я здесь. И я не одна. Я Шайенна Ша Шанакана, и я снова стану богиней, какой была, когда Марс был молод. Я заплатила Желтую Цену. Я объявляю эту звездную систему своей. А потом я сделаю своей всю Вселенную…
«А девушка?» — не мог не спросить капитан.
Но в ответ получил лишь волну насмешки, которая вновь обрушилась на него с почти физическим весом.
Голос шептал, проносясь к нему по извилистым туннелям. Он был холодным, словно космос, твердым и острым, будто меркурианская сталь.
Самки Мерседес больше нет, землянин. От нее не осталось ничего, кроме плоти, и я уже изменяю эту плоть по своему вкусу. Она выносит яйцо. Сперва тело, потом вся планета. Потом система. Потом звезды. Мы снова станем процветать. И пировать среди галактик.
Так вот оно что! Один из древних марсианских призраков пытается возродить свою былую власть. Эти существа были убиты или изгнаны и заточены еще давным-давно, во время последней из жутких марсианских войн.
Они достигли огромной интеллектуальной мощи, правя планетой и влияя на всю систему, научившись с помощью древней магии перебрасывать свою интеллектуальную энергию через межпланетное пространство, чтобы контролировать на расстоянии другие разумные существа и править, используя их.
Они считали себя богами, хотя и были вполне смертными во многих отношениях. И погубило их именно высокомерие.
Их амбиции стали настолько абстрактными и странными, что они забыли про обычных людей — тех, кто отказался идти по их зловещему пути и чьи жизни были погублены, когда элдрены растратили все ресурсы планеты для усиления своей власти. Они стали одержимы бессмертием, записывая свое сознание в драгоценные кристаллы, где теперь хранилась полная информация, необходимая для возрождения индивидуума. Все, кроме обычных людей, которым следовало поместить эти кристаллы в специальные устройства и запустить процесс возрождения, требующий значительных людских ресурсов и в конце концов отнимающих жизни всех, кто в нем участвовал.
Большая часть обычных людей умерла от голода и жажды, пока повелители планеты грабили и расточали ее ресурсы. Они расплавили ледовые полярные шапки, поэтому сперва было изобилие воды, положившее начало власти Морских Королей, но вскоре началось быстрое испарение, и океаны улетучились в космос, не сдерживаемые более защитными слоями озона и кислорода. Эту воду было уже не вернуть. Ее мгновенно — по космическим масштабам — увлекло к солнцу мерцающим облачком пара.
Капитан Джон Макшард знал об этом, потому что все это знала его мать. Он никогда не видел ее, не ведал, как появился на свет он сам — вопящее независимое существо, которое спасла мать, хотя сама она и ее муж умерли, став жертвами безжалостного климата планеты. Он не знал, как и когда стал жить среди обезьяноподобных аборигенов Меркурия. Суровых первобытных туземцев этой планеты восхитила его загорелая, но все же светлая кожа, столь непохожая на их темно-зеленые шкуры. Они всегда считали его соплеменником. Со временем они оценили его ум и выбрали своим вождем. Он находил для них пищу и охранял от гигантских горных змей. Он научил их убивать этих змей и сохранять их мясо. А они назвали его Тан-Арз, то есть Смуглокожий.
Его звали Тан-Арзом, пока будущего капитана наконец-то не отыскали земляне. Брат его отца оплатил поиски, а потом и возвращение на Землю во время краткого Золотого века, после которого планета опять скатилась к гражданской войне. Возвращение на родину. В Ирландию. В Дублин и Тринити-колледж. А потом и Университет южного Лондона.
Дублин и Лондон не цивилизовали капитана Джона Макшарда, но научили его манерам и поведению джентльмена. Они не дали ему образование, но систематизировали жизненный опыт. Теперь он понимал своих врагов столь же хорошо, как и друзей. И уяснил, что закон гигантских корпораций ничем не отличается от закона, который он познал на Меркурии.
Убивай — или убьют тебя. Не верь никому и ничему. Власть — это выживание. Он чуял их. Он презирал почти всех, хотя они и командовали миллионами. Они были такие же, как и он. Такие же, но ставшие мягкотелыми, отвратительно жадными и декадентскими до мозга костей.
Инстинктивно ему хотелось их уничтожить, но они обучили его служить им. И он стал им служить. Сперва, когда начались войны, он вызвался добровольцем. Он служил хорошо и честно, но войны становились все грязнее, а их цели — все менее понятными. Все это вызывало у него отвращение.
Он понял: те отчаянные люди, с которыми он вынужден сражаться, ближе ему, нежели великие патриции республиканской Земли.
Отказ участвовать в особо кровавой операции наградил его клеймом предателя.
Он уже был вне закона, когда прибыл на Марс. На него охотились в красных пустынях и знали: он не сможет там выжить.
Но Марс показался ему санаторием, по сравнению с Меркурием. Джон Макшард выжил. И не только выжил, но и стал процветать.
Теперь он был капитаном собственного корабля инопланетной постройки, великолепной «Герцогини Мальфи». Теперь он мог выбирать и решать, кого убивать, а кого щадить.
Теперь он не испытывал нужды в средствах для продолжения столь опасной жизни. Ни от кого не надо бежать и скрываться, в том числе и от себя самого. Он смог добиться этого, потому что был тем, кем он был.
Он был капитаном Джоном Макшардом, человеком действия, для которого жизнь казалась полной, лишь когда ей что-то угрожало. Диким существом, тосковавшим по суровым и опасным уголкам Вселенной.
Но капитан Джон Макшард не хотел умирать здесь, в склизких норах нелюдей-теннетов. И не испытывал желания служить безумным целям древних марсианских богов, которые видели, как от них постепенно ускользает бессмертие, и жаждали вернуть прежнюю власть.
Ты, капитан Джон Макшард, поможешь мне. И я вознагражу тебя. Прежде чем ты умрешь, я сделаю тебя отцом сверхсущества. Кровь моих марсиан уже смешалась с твоей кровью. Вот почему ты идеально подходишь для моих планов.
Джон Макшард, ты больше не мальчишка с Земли, выросший среди дикарей Меркурия. Ты существо одной с нами крови, потому что твоя мать — прямой потомок величайшего из Морских Королей, а Морские Короли были нашими детьми. Столько нашей крови смешалось с твоей, что ты теперь почти один из нас.
Так пусть твоя кровь приведет тебя домой, Джон Макшард.
— Моя кровь — это моя собственность! Она принадлежит мне и только мне! Я сражался за каждый ее атом и победил.
Это кровь богов и богинь, Джон Макшард. Королей и королев.
— И все равно она моя. По праву наследования!
Теперь капитан был агрессивен, хотя говорящий с ним голос звучал терпеливо и рассудительно. Он уже слышал подобные голоса. Когда лежал, корчась среди собственных испражнений, на исследовательском монолите Древних.
Но именно твоя земная кровь вернет нам прежнюю славу. Эта бурлящая, здоровая и неразбавленная кровь вернет нам власть и заставит Марс содрогнуться от древнего страха перед теми, кто правил планетой до Морских Королей.
Добро пожаловать домой, капитан Джон Макшард, последний из Морских Королей. С возвращением во дворец королевы Шайенны Ша Шанаканы, седьмой из Семи Сестер, охранявших храм Звездного Озера, седьмой из Семи Змей, волшебницы Цитадели Безмолвия, где она проспала слишком много столетий.
Тот ничтожный смертный хорошо сделал свое дело, хотя и не подозревал о нем. Мне было нужно лоно его дочери, а теперь мне нужен ты, Джон Макшард. Наконец-то у меня есть и то, и другое. И я выйду из великого яйца, полностью вернув свою власть и положение.
Узри же секреты Цитадели Безмолвия, капитан Джон Макшард!
Внезапно капитан оказался внутри огромного кристалла. Пронизанный радужными переливами хрустальных стен, он вспыхивал и шептал под порывами холодного ветра, дувшего со всех сторон к центру, где сидела улыбающаяся золотая женщина. Она манила его. Капитан, двигаясь как во сне, шагнул к ней, и все мысли вылетели из его головы. Сейчас он желал лишь одного — совокупиться с ней. И, если будет необходимо, он умрет, лишь бы сделать это.
Капитану Джону Макшарду понадобилось несколько долгих секунд, чтобы овладеть собой. В толще хрустальных башен сформировались лица. Знакомые лица. Лица друзей и врагов, которые приветствовали капитана и приглашали присоединиться к ним, к их доброй компании. Навечно. То были голоса сирен, искушавшие Одиссея и его команду через бездну пространства. Могучие умы, заточенные в несокрушимый хрусталь. Умы, которые, как утверждала легенда, могут быть освобождены лишь ударом священного меча в руке единственного в мире человека.
Капитан Джон Макшард содрогнулся. У него не было такого меча. Лишь его «бэннинг» в массивной кобуре. Он прикоснулся ладонью к оружию, и оно, похоже, стало наполнять его уверенностью.
Он стиснул белые волчьи зубы и процедил:
— Нет. Я не твой дубликат и не земной дубликат. Я сам по себе. Я капитан Джон Макшард. Во всей Вселенной нет личности более свободной, чем я, и более готовой сражаться, чтобы сохранить эту свободу.
Да, прошептал чарующий голос в его голове. Подумай о власти и, следовательно, о свободе, которую мы обретем, соединившись… Власти делать все, что пожелаешь, обладать, чем пожелаешь, достичь всего, чего пожелаешь. Ты возродишься заново как повелитель Вселенной. Вся суть существования станет твоей, чтобы удовлетворить любую твою прихоть…
Этот голос был полон почти осязаемой женственности. Капитан видел фигуру в центре хрустального дворца. Юное гибкое тело, увенчанное волнами золотых волос, облаченное в золото, с золотыми нитями, струящимися по ее безупречным бедрам, с золотыми чашами, поддерживающими безупречные груди, и золотыми сандалиями на безупречных ногах. Он видел ее совершенно отчетливо, хотя создавалось впечатление, что она сидит в сотне метров от него. И она манила его.
— Мне нужна лишь та власть, которая сохранит мою свободу, — ответил капитан Джон Макшард. — И она у меня уже есть. Я получил ее давно. Никто мне ее не давал. Я взял ее сам. Взял на Меркурии. Взял на Земле. Взял на Марсе и взял на Венере. Не проходило и года, когда бы мне не приходилось завоевывать эту свободу снова, потому что это единственный способ сохранить ту жизнь, которую я ценю. Я пропитан свободой до мозга костей. Все во мне готово сражаться ради обретения этой свободы. Это подсознательно и бессмертно, как сама Вселенная. Я не единственный, кто обладает ею или знает, как сражаться, чтобы сохранить ее. Это присуще всем людям-героям, сражавшимся и побеждавшим почти в безнадежных ситуациях, и это у меня в крови. Тебе с этим не справиться. Что бы ты ни сделала, Шайенна Ша Шанакана, тебе с этим не справиться.
Где-то в его голове послышался ее смех. Этот смех заструился вдоль его позвоночника, скользнул по ягодицам, спустился по ногам. Он был направленным. Она демонстрировала мощь своей невероятной ментальности.
Капитан Джон Макшард всмотрелся в тело девушки, которую пришел спасать. Конечно, марсианская волшебница овладела им. Возможно, полностью. Но осталось ли в нем хоть что-то от личности девушки? Ему было очень важно это узнать.
Он заставил себя проникнуть в ее сознание, и ему показалось, что в глазах девушки мелькнуло нечто вроде удивления. Но тут ее лицо стал контролировать другой разум, и эти же глаза вспыхнули яростью, словно богиня нашла себе достойного соперника. В этих глазах читалось древнее знание, когда они, встретившись со взглядом капитана, увидели в них равного по опыту.
Но для капитана главным стало то, что он успел заметить глаза человека, лицо человека. Где-то внутри этого тела все еще находилась Мерседес Морриконе. И это тело, пульсирующее странной, украденной жизнью и разгневанным разумом, все еще хранило душу девушки. Этого знания ему вполне хватило.
— Верни девушке ее тело, — приказал капитан Джон Макшард, переключаясь на сервопривод. Его рука автоматически поднялась, наводя «бэннинг» на золотую богиню, которая теперь улыбалась ему, суля невозможное. — Или я уничтожу его, а вместе с ним и тебя. Я капитан Джон Макшард, и ты должна знать, что я никогда не произношу угрозу, которую не готов исполнить.
Ты не можешь уничтожить меня жалкой железякой. Это всего лишь оружие. Я черпаю свои силы из всего этого — из всех моих спутников, все еще замурованных в хрусталь. Со временем, разумеется, я могу освободить и их. Ведь они здесь, чтобы признать меня повелительницей Серебряной Машины.
Тут капитан Джон Макшард посмотрел вверх, словно кто-то задрал ему подбородок. И увидел над собой вибрирующие провода и переплетение серебряных лент, открывшие ему ужасную истину. Сам того не сознавая, он шагнул прямо в сердце одной из древних марсианских машин.
Волшебница подготовила ему ловушку. И то была тонкая ловушка, демонстрирующая характер его врага.
Эта ловушка использовала против него его же дурацкую гордость.
Он обругал себя идиотом, но уже рассматривал хитроумные изгибы и петли машины, которые, казалось, появлялись ниоткуда и уходили в никуда. Высоко над ним, на самой вершине, находилась воронка серебряной энергии.
Но больше всего впечатляло, что эта серебряная цитадель науки работала совершенно бесшумно.
Если не считать еле слышимого шепота, напоминающего далекий человеческий голос, манящие и настойчивые внушения волшебницы-обольстительницы, проскальзывающие в его синапсы, успокаивающие его постоянно настороженную душу, готовящие его к долгому сну и бесконечному прощанию…
Все необузданное внутри него восстало. Все, что заставляло его сражаться за выживание на пустошах Меркурия. Все, что он узнал в холодных глубинах космоса и исходящих паром морях Венеры. Все, чему его учили в семинариях Дублина и академиях Лондона. Все это пришло в тот миг на помощь капитану Джону Макшарду. Но никто не мог гарантировать, что этого окажется достаточно.
Окружающие его безмолвные кристаллы почти торжествующе завибрировали. А богиня начала танец, залитая пульсирующим серебряным пламенем.
Он знал, зачем танцует Шайенна Ша Шанакана, и отчаянно пытался отвести от нее взгляд. Никогда в жизни он не видел ничего столь прекрасного. Никогда столь остро не жаждал обладать женщиной. Он даже ощутил нечто, близкое к любви.
Процедив сдавленное проклятие и оскалившись, он взял «бэннинг» обеими руками, и его пальцы заиграли на причудливых линиях и плоскостях оружия наподобие пальцев музыканта, извлекающего мелодию из инструмента.
Богиня улыбнулась, но продолжала танцевать. Кристаллы ее цитадели не перестали вибрировать. Все двигалось в хрупкой и пронзительной тишине. Все обольщало его. Если бы вокруг звучала музыка, то ему, возможно, было бы легче ей сопротивляться. Но музыка слышалась где-то в его голове. Она овладевала его руками и ногами. Подчиняла себе его сознание. Он что, тоже танцует? Танцует вместе с ней, совершая странные волнообразные движения, так напоминающие змей, которые преследовали его на Меркурии, пока он не стал охотником и не сделал их пищей для себя и своего племени?
О, ты силен, упрям и могуч. В тебе есть все, чем должен обладать герой. Истинный полубог, достойный стать супругом полубогини и породить могучего бога. Бога, который сотворит новые вселенные, бесконечную власть. Посмотри, как ты прекрасен, капитан Джон Макшард, насколько ты безупречный образец своего племени.
Перед ним возникло серебряное зеркало, и он увидел не то, что она описывала, а дикого зверя, выжившего в смертоносном аду Меркурия, демоническое существо, убившее Зеленого Императора Венеры и вырвавшего планету из цепких рук Гродона Ворбна, набожного и злобного Робота-Канцлера Ганимеда.
Но сладость ее духов, шорох золотистых шелковых нитей, скользящих по ее коже, колыхание ее грудей, обещание в ее взгляде…
Все это капитан Джон Макшард стряхнул, и ему показалось, что он уловил в глазах богини нечто вроде удивления, почти восхищение. Пальцы уже не подчинялись его воле, но они и не нуждались в ней, работая в силу чистой привычки, оглаживая «бэннинг», касаясь его в одних местах и что-то настраивая в других. Инструмент, созданный для инопланетян.
Человеческая рука никогда не предназначалась для управления этим оружием, названным не в честь его создателя, а по имени первого человека, умершего при попытке понять принцип его действия. Генерал Бэннинг гордился своим опытом в обращении с артефактами инопланетян. Он умер не мгновенно, а от ядов, проевших его кожу и медленно поглотивших плоть. Капитан Джон Макшард никогда не утруждал себя вопросами о том, каким образом работает «бэннинг». Он просто знал, как с ним обращаться. Так многие испанские парни просто знают, как извлечь из гитары прекрасную музыку.
Разум тех же существ, которые, как полагал капитан Джон Макшард, погибли где-то за Плутоном, создал и его корабль. В него была вложена философия, отвергавшая большую часть тех, кто пытался проникнуть в его огромные гулкие помещения, сама пустота которых была принципиально необходима для его функционирования, существования и вооружения. Капитан Джон Макшард каким-то образом понял эту философию и полюбил чистоту ума творцов этого корабля.
Уважение к ним наверняка не раз спасло его жизнь, когда он изучал свойства и безупречную красоту «бэннинга» и корабля.
Он задыхался. Что он делает? Танцует? Перед зеркалом? Зеркало уже исчезло. Богиня перестала танцевать. Она подалась вперед, пронзая капитана странными глазами, в которых переливались и вспыхивали радужные искорки. Красные губы приоткрылись, обнажив белые ровные зубы. Молодая плоть светилась внутренним желанием, невозможными обещаниями…
Приди, Джон Макшард. Приди ко мне и выполни свое благородное предназначение.
И тут капитан Джон Макшард провел перед собой «бэннингом» по широкой дуге. Он целился в кристаллы, и непостижимые схемы и поверхности его оружия с неуловимой скоростью стали менять цвет — от золотого к медному, желтовато-зеленому, серебристому и снова золотому, а сам «бэннинг» словно распахнулся под прикосновениями капитана. Однако с кристаллами почти ничего не произошло. Они потемнели, но не разрушились. А свет в зале потускнел от ослепительного дневного до туманных сумерек.
Настала жуткая тишина.
Он снова взмахнул оружием. И опять кристаллы уцелели. И то, что в них находилось, тоже. Движения внутри них стали менее заметны, потому что их обитатели, наверное, защищались. Но оружие оказалось перед ними бессильно.
Тишина затянулась.
А потом золотая девушка рассмеялась. И ее смех прозвучал самой сладкой музыкой во Вселенной.
Неужели ты думал, капитан Джон Макшард, что твое знаменитое оружие сможет одолеть Шайенну Ша Шанакану, жрицу Безмолвной Цитадели, волшебницу Седьмого Уровня? Тупые Рыцари Равновесия, выступившие против нас с далекой звезды из созвездия Лебедя, встретили достойных противников. Они собирались покорить нас, но мы убили их всех еще до того, как они добрались до внутренних планет…
Капитан взглянул вверх. Богиня находилась уже гораздо ближе. Ее неописуемая красота воспарила над ним. Он ахнул. И не захотел шагнуть назад.
Эти улыбающиеся человеческие губы были полны накопленной энергии древнего Марса.
О, да, капитан Джон Макшард. Ты здесь не случайно. Я не посылала теннетов похитить девушку до тех пор, пока не узнала, что ты скоро вернешься на Марс. И именно я подсказала ее отцу, что ты единственный их всех живущих, кто может отыскать его дочь. И ведь ты ее отыскал у верно? Ты нашел меня. Шайенну Ша Шанакану, которая была пылью, которая не знала этого желания бессчетные тысячелетия, не испытывала такой потребности, такой пьянящей страсти…
Теперь капитан Джон Макшард все-таки шагнул назад. Его оружие болталось на боку, пристегнутое к портупее, пока пальцы капитана искали что-то в одежде. Потом они сжались в кулаки.
Богиня облизнула безупречные губы.
Уж не пот ли я вижу на твоем мужественном лице, капитан Джон Макшард?
Она протянула руки и провела пальцами по его лбу, и капитану показалось, что его плоть пронзили раскаленным ножом. И все же он был готов отдать жизнь за то, чтобы ощутить это прикосновение снова.
Его языка коснулся другой язык — нечеловеческий. Он лизнул его плоть. Он наслаждался его запахом, прикосновениями к его крепкому, мускулистому телу, его бурлящей кровью, зрелищем его идеальной мужественности. Капитан был всем, чем могли быть люди или марсиане. Всем, чего женщина могла желать от мужчины.
Касаясь его, она словно уступала, предлагая ему власть, которую, как знал капитан, она никогда не вручит ему реально. Он наслаждался действиями опытнейшей обольстительницы, но это существо накопило в себе опыт столетий, инстинкты своего украденного тела, страстные желания женщины, не знавшей иных чувств, кроме пылающих амбиций, гораздо больше времени, чем возникали и погибали почти все величайшие цивилизации Земли. И все эти желания теперь были направлены на капитана.
Ты станешь отцом новой марсианской расы, обещала она, проводя золотыми нагрудниками по его обнаженной груди. И умрешь, зная, что исполнил величайшее предназначение, какое только могла предоставить тебе судьба.
И капитан Джон Макшард поверил ей. Поверил до глубины своей души. Он уже не желал ничего иного — лишь служить ей так, как она потребует. Забытое оружие болталось на боку. Он протянул руки, чтобы получить от нее то, что она захочет ему дать, и отдать ей то, что она пожелает взять. Это правда. Он принадлежит ей. И она может использовать его, а потом связать, чтобы его сын смог питаться его святой плотью и стать таким, каким был его отец. Вот в чем его предназначение. В вечной жизни, простирающейся перед ним.
Но сначала, прошептала она, ты должен развлечь меня.
И тогда он внезапно понял, что сын должен быть зачат, и остатки человеческого покинули их тела, а кровь вскипела в предчувствии болезненных и долгих сексуальных ритуалов древних марсиан.
Она шагнула вперед, чтобы заключить его в последние смертельные объятия…
Они наткнулись на обнаженного землянина где-то в Зыбучей Пустыне, почти в сотне верст от Ахрониахских гор. У него не было ни брони, ни оружия. Кожа свисала грязными тряпками с окровавленной, покрытой язвами плоти. Длинные и глубокие красные линии исполосовывали его ноги до самых пяток, словно к ним прикладывали раскаленное добела лезвие меча. Он мог видеть, но взгляд его был обращен внутрь. Изувеченные губы покрывала пена. Он бредил, лишенный как осознания самого себя, так и воли. А звуки, иногда вырывавшиеся из груди, могло бы издавать дикое животное.
Обнаруживший его патруль ловил венерианских контрабандистов краффа, и патрульным не верилось, что любое существо, доведенное до такого состояния, могло остаться живым. Будучи суеверными парнями, они сперва решили, что наткнулись на призрака. Потом пришли к выводу, что незнакомец побывал среди призраков, попав под влияние мифических марсиан, якобы заключенных в кристаллы и спящих где-то в марсианских пещерах. Кое-кто из этих ребят видел ученых с Земли, которых привозили из экспедиций в ненамного лучшем состоянии.
Но потом один из патрульных опознал капитана Джона Макшарда, и они поняли, что неведомый враг, с которым капитану довелось встретиться, был очень могущественным. Длинные шрамы, покрывающие его руки и ноги, оказались следами от попавшей на кожу слюны теннетов. Но как они появились на теле? Такие следы не были типичными для пыток, которым теннеты подвергали пленников.
Его повезли было на станцию Старый Марс, где имелся врач, но капитан очнулся, отчасти пришел в себя и стал настойчиво показывать в сторону Ахрониахских гор. Похоже, у него там остался спутник.
Патрульные проехали семьдесят миль, прежде чем их приборы засекли человеческую фигурку, лежащую в тени под скалой. Рядом валялась бутылочка с водой. Приборы показывали, что человек все-таки жив.
Едва увидев Мерседес Морриконе, капитан Джон Макшард рухнул на пол патрульной машины. Напряжение отпустило его, и он наконец-то позволил забытью взять верх.
Он никогда не захочет вспоминать и сам не расскажет, что заставила его проделать Шайенна Ша Шанакана, волшебница Безмолвной Цитадели, овладев его разумом. И никогда не признает, что позволил ей проделать с собой, чтобы обеспечить успех своего отчаянного, почти самоубийственного плана.
Она знала, что не сможет контролировать его полностью, и это подогревало ее любопытство, заставляло испытывать свое могущество такими способами, какими она никогда не предполагала его проверять. Она питалась своим любовником, пробовала на вкус его мозг, подобно богатой лакомке, откусывающей на пробу кусочек шоколадки. Кое-что из взятого у него она отбрасывала как ненужную чепуху. Воспоминания. Привязанности. Гордость.
Но вскоре она пришла в замешательство. Ей показалось, что могущество ее начало слабеть. Капитан лежал перед ней обнаженным. Для ее развлечения он сам терзал свою плоть, дергался и истекал слюной. Капитан Джон Макшард больше не был мыслящим существом. Она высосала из него все, чего не хватало ей. Лишила его всего человеческого.
Или ей это только казалось…
Ибо капитан Джон Макшард узнал все, что ему было необходимо, от старого священника, с которым говорил в Старом Городе перед уходом. Он сохранил часть рассудка, поливая себя ядом убитых теннетов, храня его в хрупких сосудиках до момента, когда ему понадобился такой уровень боли, чтобы оградить разум от обольщения Шайенны Ша Шанаканы. Ее объятия иссушили их обоих. Но он намеревался обратить ее чары вспять. И он изменил путь большей части энергии, которую она черпала от своих соплеменников, томящихся в хрустальных тюрьмах.
Потому что его оружие не только извергало энергию, но и впитывало ее. Оно вырабатывало свою убойную мощь, черпая энергию планеты — любую, какую только могло отыскать. Поэтому кровь и душа, которые Шайенна высосала из него, все еще находились под его контролем. Он позволил богине заманить себя, забрать свою душу, но ухитрился сохранить сознание, даже будучи поглощенным ею, и каким-то образом установить связь с другим переполненным ужасом фрагментом души-сознания — похищенной девушкой, которой он потом смог дать силы и шанс на жизнь.
Где-то в глубине этого искалеченного черепа, внешне принадлежащего безумцу, все еще шла битва в лабиринтах нечеловеческого пространства и времени — битва за контроль над человеческим существом, которое погибло для того, чтобы эта богиня смогла выжить. Она высосала не только бурлящую энергией кровь капитана Джона Макшарда и его алмазной твердости разум, но и его волю. Волю, которую она, по иронии судьбы, не смогла контролировать. Волю достаточно сильную, чтобы подчинить себе богиню.
Капитан Джон Макшард все еще жил. Буквально внутри нее. И сражался, чтобы уничтожить ее. Не рождалась еще личность, столь яростно желающая сохранить свою индивидуальность. Когда властительница обняла его, он призвал на помощь всю свою оставшуюся волю и разбил пузырьки с ядом, собранным у теннетов. Этот яд прожег как его, так и ее тело. И тело девушки стало для богини бесполезным. Волшебница вознамерилась покинуть его. Но капитан Джон Макшард, у которого кожа на руках и ногах пузырилась из-за проедающего их яда, упрямо направлял свою волю к намеченной цели.
И она с удивлением обнаружила разум, не уступающий по мощи ее разуму — и столь же совершенно натренированный в марсианских приемах ментального контроля и противоконтроля, которые земляне прозвали «мозговой битвой», а более просвещенные наблюдатели знали как комбинацию ментального фехтования и ментальных шахмат, причем исход такой схватки мог уничтожить побежденного.
Но жгучий яд помогал его разуму не подчиняться давлению богини и в конце концов позволил разорвать объятия. Покинув искалеченное тело девушки, она пошла в атаку, превратившись в вопящий сгусток чистой энергии.
И тут капитан Джон Макшард заставил себя подойти к упавшему оружию. Оно лежало в куче одежды и брони, которые он снял с себя перед тем, как богиня потребовала от него терзать свое тело.
Но все это время железная воля капитана сохраняла его личность неприкосновенной. И теперь он держал оружие, а золотой вихрь, бывший истинным обликом Шайенны Ша Шанаканы, волшебницы Безмолвной Цитадели, приближался к нему, с триумфом сознавая, что оружие капитана так и не смогло разрушить хрустальные гробы, в которых все еще находились соплеменники властительницы.
Однако капитан Джон Макшард знал о тех, кто сделал «бэннинг», гораздо больше, чем знала богиня. Ее соплеменники просто убили их. А капитан изучил культуру, проникнув в огромный пустой звездолет. Капитан обладал тем человеческим качеством, которого древним марсианам, несмотря на всю их власть, всегда не хватало. Они не проявляли любопытства по отношению к тем, кем питались. Капитан же обладал любопытством венерианского саблезубого тигра, чьи реакции были столь же быстры. И он очень много узнал, обследуя «Герцогиню Мальфи».
Он и не собирался разрушать «бэннингом» хрустальные гробницы. Это лишь высвободило бы из непрочного заточения толпу жадных бессмертных. Вместо этого он включил его энергетический блок — батареи, которые всасывали энергию в космических масштабах, а потом, при необходимости, питали оружие. Устройство в его руках могло содержать в себе энергию целой Вселенной — и выплеснуть эту энергию в нужном направлении.
Поэтому все и выглядело так, будто оружие не смогло разрушить кристаллы, на самом же деле оно поглотило их огромную энергию. Теперь волшебница уже не могла ею воспользоваться. И ее собственная энергия, лишившись подпитки, начала иссякать. Тогда богиня решила вернуться в тело девушки. Но без энергии, поглощенной «бэннингом», ей это не удалось.
И она замерла, балансируя на грани между отчаянным стремлением обрести плоть и неумолимым притяжением «бэннинга».
Капитану осталось совершить последнее — взять внешне безжизненное тело девушки, пронести его по извилистым грязным туннелям теннетов, которые к тому времени давно разбежались, и вынести ее на поверхность, пока богиня визжит и кричит в хрустальной камере. Казалось, вся планета содрогается от ее отчаянных попыток обрести силы, черпая их от заключенных братьев и сестер.
Властительница была в ярости. Не потому, что чувствовала приближение смерти, а потому, что какой-то жалкий человеческий полукровка смог ее одолеть. Такого унижения она вынести не могла.
Капитан увидел, как его догоняет яркий огненный шар, на котором через несколько секунд проступили черты лица. Не того лица, которое он уже видел, а другого, ужасного и отвратительно прекрасного. Богиню притягивало к капитану, к инопланетному оружию, которое высасывало ее душу. И она перестала ему сопротивляться. Она могла бы жить и дальше, как уже прожила тысячелетия, но выбрала забвение. И освободила свое сознание. Лишь ее энергия осталась в батареях «бэннинга». Но в этом капитан никогда не будет уверен.
Теперь лишь естественные препятствия преграждали ему путь к поверхности. И через некоторое время он наконец-то выпрямился, глотая разреженный воздух и глядя вверх.
Неожиданно печальный ветер начал растягивать на небе темно-синюю завесу. И капитану на мгновение показалось, будто на Марс вернулась прежняя жизнь, когда моря омывали богатые и таинственные берега планеты.
Выбравшись из туннелей, капитан понял: оружие придется оставить, иначе он не донесет девушку. Придется рискнуть. Оружие накопило такой заряд, что могло причинить огромный ущерб. Если с ним обращаться неправильно, оно не только истребит все живое в радиусе сотни метров, но, возможно, уничтожит и немалый участок самой планеты. И все же он предположил, что теннеты грозят оружию не больше, чем теперь грозит волшебница Безмолвной Цитадели. А первых людей он встретит не раньше, чем пересечет Рай.
Он шел без остановки, пока не наступила ночь. Девушка была едва жива, ее плечи и ноги покрывали язвы от яда теннетов, но лицо каким-то чудом оказалось нетронутым. Капитан оставил ей немного, воды — все, что у него было с собой — и побрел дальше. Он шел к Старому Городу, когда на него наткнулся патруль.
Врачи в порту лишь качали головами. Они считали, что никакой надежды на его спасение не осталось. Но тут в дело вмешался Морриконе. Он полетел с капитаном на Фобос, в знаменитую клинику «Альрабия». И врачи клиники занялись капитаном. На него был потрачен миллиард диинов, и они его спасли.
Но вернув жизнь Джону Макшарду, они занесли в его организм вирус нового вида гнева — глубокого осознания несправедливости. Капитан остро почувствовал: мальчишки-калеки просят милостыню на пыльных улицах Марса, в то время как привилегированные особы летят на Фобос, чтобы воспользоваться новейшими достижениями медицины.
Нет, он не испытывал гневных чувств к самому Морриконе. Купец сдержал свое слово и заплатил обещанное вознаграждение, даже превысив его. Он не винил Морриконе за его неспособность понять или представить, что на каждую спасенную им жизнь героя приходятся миллионы обычных людей, которым никогда не выпадет шанс стать героем.
По просьбе капитана его оружие отыскали. Никто не осмелился взять его в руки, поэтому «бэннинг» извлекли из дюны манипулятором и привезли владельцу в герметичном контейнере.
Капитан Джон Макшард несколько раз виделся с Мерседес Морриконе после того, как покинул клинику и ждал, пока его корабль переоборудуют в соответствии с его новыми указаниями. Пластическая хирургия избавила красавицу от значительной части шрамов. Девушка испытывала к нему чувства большие, чем простая благодарность. Она знала капитана так, как не знала ни одна женщина до нее. И она полюбила его. С этим она ничего не могла поделать. И понимала, что капитану Джону Макшарду нечего предложить ей сейчас, когда он уже вернул ее к жизни.
И все же, возможно, что-то еще оставалось. Щемящее чувство близости, почти отцовской любви к дочери. К своему удивлению, капитан понял, что девушка ему дорога. Он даже взял ее с собой, когда повез мальчика на «Герцогиню Мальфи», и показал полустабильные газы и драгоценные камни, с помощью которых управлялся корабль. Ему хотелось, чтобы мальчик запомнил, что корабль можно понять и подчинить своей воле. А Мерседес снова влюбилась — в корабль уникальной красоты.
Как бы в шутку она сказала, что они втроем могут стать маленькой семьей закаленных первопроходцев, отправляющихся на поиски миров вокруг далеких звезд. Как замечательно было бы стоять рядом с ним, пока он ведет инопланетный звездолет по коридорам многомерной Вселенной, следуя вдоль линий, зародившихся в непостижимо далеком прошлом, сквозь бесконечные слои реальностей межзвездной материи. И как здорово было бы увидеть то, что увидит он.
Капитан в это время устанавливал тяжелый контейнер с «бэннингом» в специально сделанную для него раму возле кровати. Он заказал себе и новый силовой костюм, теперь тот покрывал все его тело, выделяя очертания мускулов и сухожилий, пока капитан грациозно перемещался по кораблю, занимаясь привычными делами — проверяя экраны, инфошары и мерцающие колонны силовых полей.
Мальчик наблюдал за ним, широко раскрыв глаза. Возможно, он понял. А может, лишь сделал вид, что понял.
Возможно, и капитан Джон Макшард лишь сделал вид, что не понял слов Мерседес о том невозможном будущем. Он не сказал девушке, кем нужно стать, чтобы повести «Герцогиню Мальфи» сквозь пространство и время. И кем надо перестать быть.
Он был нежен, когда проводил ее домой из космопорта, привез ее и мальчика к большим дверям дома ее отца, поцеловал в щеку и попрощался в последний раз.
Она крепко держала мальчика за руку. Тот стал ее связью с мечтой. Девушка сказала, что даст ему лучшее образование, какое только можно получить.
А потом мальчик и девушка смотрели вслед уходящему капитану Джону Макшарду.
Его безупречное тело неожиданно превратилось в силуэт на фоне огромного алого солнца, садящегося за марсианский горизонт. Полоски красной пыли танцевали вокруг его ног, пока он уходил по дорожке поместья Морриконе, окаймленной искусственными кедрами и голографическими фонтанами. Он подошел к воротам, собрался было обернуться, но передумал и зашагал дальше.
Утром девушка и мальчик снова стояли вместе на станции Старый Марс, когда «Герцогиня» стартовала к новым мирам за Плутоном, где, как полагал капитан Джон Макшард, он найдет то, что ищет.
Он обрел нечто большее, чем космическая энергия, затаившаяся в недрах его оружия. Теперь он знал, что такое любовь — обычная, достойная, радостная человеческая любовь. Он испытал ее. И она все еще грела его душу.
Корабль плавно мчался вперед, ведомый собственным разумом. Капитан отвернулся от приборов и налил себе «Вихревой воды», в чем уже давно нуждался.
Разглядывая великий гобелен звезд, размышляя о всех этих мирах и расах, которые должны их населять, капитан Джон Макшард на время позабыл о приборах.
Подобно дикому существу, каким он и был, он стряхнул с себя пыль, ужас и воспоминания о любви.
К тому времени, когда звездолет пролетал мимо Юпитера, капитан Джон Макшард вновь стал прежней личностью. Он похлопал по контейнеру с «бэннингом». Теперь его оружие заряжено жизненной силой богов.
И вскоре он сможет начать охоту на действительно крупную дичь.
Межзвездную дичь.
Перевел с английского Андрей НОВИКОВ
Ясень я знаю
По имени Игдрассиль,
Древо жизни, омытое
Влагою мутной,
Росы с него.
На долы нисходят,
Над источником судьбы
Урд зеленеет он вечно.
Ларец на дубу, яйцо в ларце… — сказала она, и ее пухлые губы задрожали.
— Я это уже слышал. Дальше, дальше-то что? — его голос был тверд, хоть дрова им руби.
— Ты мне ломаешь волю, в отличие от него, — она сбилась на шепот.
— Я тебе не только волю, но и еще кое-что сломаю, — он сразу понял, что переборщил, и заговорил с медово-бархатными обертонами. — Но мы же с тобой все заранее спланировали, Марьюшка. А сейчас время теряем, драгоценное, системное. И другие ресурсы. Он же тебя к сожительству принуждал, сама говорила.
— Не принуждал, а предлагал. Потому что он — одинокий. И если я отказывалась, то сразу переводил разговор на другое… Ну хорошо-хорошо, Свет-Иванушка. Игла в яйце. А в игле, как и полагается, смерть, — она смахнула слезу расписным платочком. — Он добрый со мной был, чудесами развлекал, почти не неволил. Пообещай мне, что он хоть мучиться не будет.
— Мучиться не будет, — охотно подтвердил Иван-царевич. — Если не станет брыкаться.
Его накачанная рука легла на мощный лук из турьего рога. Его посвист собрал отряд благодарных животных. Среди них особенно выделялся заяц с подлыми человеческими глазами.
— Равняйсь! Смирно! Отряд построен, — доложил заяц.
— Вольно, — Иван-царевич обошел строй благодарных животных, сканируя бдительным взглядом выражения мохнатых морд. — Ежели кто струсит, будет иметь дело лично со мной. Вы все у меня условно живые. Кто не понял, выйти из строя. Желающие подискутировать есть? Желающих нет. Тогда вперед.
Через полчаса все было кончено. Щука, вынырнувшая из пучины морской, поспешно вложила в жилистую руку Ивана-царевича иглу с Кощеевой смертью.
— Такая маленькая штучка, — Иван-царевич аккуратно, почти нежно провел грязным ногтем по игле. — Ну что ж, раз дал слово не мучить, придется сдержать. Хотя, в принципе, я не против пыток, когда они уместны.
Он взял иглу посредине. Прежде чем сломать, еще раз поднес к глазам. Сладострастная улыбка заползла еще дальше на его левую щеку. Иван-царевич поднял иглу чуть повыше, чтобы она засияла в солнечных лучах, и, насладившись ее беззащитностью, легко переломил пополам своими крепкими пальцами.
А обе половинки бросил в сточную канаву. Наверное, из-за обуревавших его в этот миг мечтаний и надежд (грохну папу-царя, сам сяду на трон, шапку-мономашку буду носить набекрень) не заметил Иван-царевич легкого бурунчика, появившегося на поверхности грязи.
Подождал витязь. И ничего. Улыбка сползла с левой щеки. Тучи занавесили солнце, наступила поздняя осень.
Кощей Бессмертный остался в живых, по крайней мере никакого страшного предсмертного вопля ни в одном диапазоне.
А вот у Лукоморья, сбивая птиц, разнесся страшный матерный крик Ивана-царевича.
Прошло три кольцевых года, с тех пор как Тридевятое царство было отключено от каналов гуманитарной колдовской помощи. Этого вполне хватило для того, чтобы некогда славная волшебная мельница Сампо заросла наноплесенью, а цеха завода «Серп Фрейи и молот Тора» превратились в тухлые отстойники. Даже большинство золотых букв из вывески «Добро пожаловать в Тридевятое царство» отвалилось от небосвода. Так что при торжественном подъеме солнышка ясного по утрам виднелось только «о жало дев».
Какое-то время здесь еще суетились мерлины из гильдии «Сыны богини Дану», но у них были проблемы с первоэлементами, поэтому они исчезли, забыв даже внести арендную плату местному князю тьмы. Больше охотников использовать Сампо не нашлось. Особенно после того, как благородные сиды устроили здесь зачистку местности от еретиков из секты Mathematical Way.
Дед, хозяин низкопробного кабака, вытащил из теплого уголка гоблина по имени Репа (тот был по формату неудачным унтертехом) и велел вынести мусор, скопившийся за последние кольцесутки.
Чемоданного вида карла навьючил мешки со всякой дрянью на свои широкие армированные нанотрубками плечи и отправился на свалку.
Было, конечно, темно, но тепловидящий Репа не нуждался в свете. По лени своей он быстро нашел свободное местечко поближе к воротам и сгрузил мешки, распугав стайку диких коловертышей, занимавшихся здесь платонической любовью.
На несколько секунд его внимание заняла какая-то искорка в отстойнике, забитом списанными биокомпьютерами марки «Колобок». Но Репа не умел концентрироваться. Его операционная система давно увязла в бессмысленных вычислениях, и, немного подождав наладчика Жучку с «мышкой», он потащился обратно…
Меж тем искорка, похожая на обломок иголки, не собиралась гаснуть, напротив, разгоралась ярче и ярче. Коловертыши неотрывно смотрели на то, что происходит в отстойнике. Они, воспринимающие тепло не хуже, чем свет, видели, как в глубине ямы самозарождается Нечто. Внезапно из скисшего теста вынырнуло два красных глаза, еще бездумных, но уже способных фокусировать щелевидные зрачки.
Коловертыши с визгом попятились назад, когда взгляд демона упал на них, а потом и вовсе бросились наутек.
Потому что он уже вставал из нечистот. С его когтей и клыков тянулась слизь. Из горла выходило сипение. Из тощего живота, прилипшего к спинному хребту, — злое голодное урчание.
Его звали Кощей Бессмертный.
На языке сидов — Кэш.
Тип — наноконструкт.
Класс — техманн.
Модель — Immortality Cyberozoa.
Основная функция — нанесение ущерба. Так, по крайней мере, значилось в учебнике «Темные силы» для юных сидов и эльфов.
Водопад без имени разбивался о камни, которые когда-то были Калиновым мостом. В незапамятные времена здесь регулярно сходились для битвы богатыри и Змеи Горынычи, пока мост не сломался под тяжестью вооружений. Но и сегодня можно было перебраться на другой берег реки под красивой радужной аркой, обосновавшейся в водяной пыли.
Правда, в потоке и по сей день жили демоны-маньи со стопроцентно смертоносным интерфейсом, поэтому даже омывать в нем сапоги не стоило.
На другом берегу Кощея встречал крутой склон и плакучие ивушки, которые энергично пожаловались на грусть-тоску.
Закинув меч-кладенец за спину, Кощей стал карабкаться на кручу, чувствуя с каждым рывком, как становится холоднее его голубая васкулоидная кровь.
Враги были все ближе. И хотя они затоптали всю сеть раннего оповещения, состоящую из разумных подберезовиков, Кощей уже слышал их запахи и вращающимися раковинами ушей ловил звуки, похожие на треск сгорающей бумаги.
Уже не успеть. Вот и они — трое крепких бритоголовых эльфов с руной «гибор» в виде двух молний на лбу. Они вряд ли увидят в нем личность, поэтому будут убивать медленно и со вкусом. Впереди этот самый — лжецаревич. Какой он там Иван, даже сапоги на нем эльфовские, под полнооборотные суставы. За голенищем отвертка для пыток. Отрабатывать одежку и харчи этот тип будет по полной программе. Он и переправу показал.
Кощей понял, что, пока он под прикрытием метакристаллических ивушек, эльфы не видят его. Но стоит ему только вскарабкаться повыше, как он засветится — вороги запросто снимут его из своих мощных роговых луков. Пусть эльфы и мазилы, но стрелы их каленые сами наводятся.
Сами-то вороги уверены в своей незримости. Шапки-торсионки и в самом деле неплохи, хотя все же пропускают терагерцевое излучение.
Алгоритм еще не тупиковый, но с сюжетом сегодня что-то странное творится. Эльфы слишком просто взяли его след, хотя недалеко от переправы он метнул колдовской гребень, и встал Железный Лес — наноплант с весьма неприятными колюще-режущими свойствами. Может, это слепые Норны над источником Урд наплели чего-то не того? Может, они не только слепые, но и морально неустойчивые?
Из щели в камнях появилась сморщенная мордочка нечисти. Класс «кикимора». Внешний вид — деловая старушка восьмидесяти лет. Она кого-то напоминала, вероятно, Матильду Ивановну из позапрошлой жизни. Укусит — не укусит? А может и просто брызнуть токсинами от испуга.
Кощей хотел было сотворить знак функции Finalize, но передумал.
— Мы с тобой одной фазы, — ласково сказал он и сменил окраску с маскировочно-пятнистой на приятное хаки. — Я такой же, как и ты, неладный.
Она моргнула — веки у нее напоминали шторки фотоаппарата, а третий глаз вообще сполз куда-то набок. Непорядок с файлом конфигурации, что ли? Да и речевой интерфейс явно не предусмотрен.
— Запомни, милочка, оба мы — непонятые прогрессивной общественностью… Когда выпутаюсь, обещаю помочь с интерфейсами, звуковую карту поставим — я все-таки из аристократов нижнего мира… Но сейчас возьми это.
Теперь Кощей держался за каменистую кручу только когтями и липучками правой руки. Левой же достал из межреберного отсека светопоглощающий предмет. Попутно заметил, как еще посветлела васкулоидная кровь, текущая по полупрозрачным металлорганическим сосудам. Запаса жизненной силы надолго не хватит.
— Только никому не отдавай. В ларце — утка, в утке — яйцо, в яйце — игла. В игле — коды. Обойдемся без подробностей, ты ж у нас университетов пока не кончала, разве что лесную школу для мелкой нечисти.
Что-то кольнуло указательный палец рядом с когтем, почувствовалась легкая, чуть сладковатая боль. Цапнула все-таки кикимора.
Кощей взглянул на крохотную рану в кремнийорганической коже. Кровь уже сгустилась, заткнув пробкой дырку. Посмотрел и внутренним взглядом. Тоже ничего особенного. А ведь кикимора может, при желании, запросто оттяпать полруки. Значит, это что-то вроде поцелуя…
Оттолкнувшись рычагами всех конечностей, Кощей полетел навстречу ворогам.
Его мономолекулярный клинок был невидим, но, рассекая податливый воздух, оставлял термальный след…
Кощею нравилось открытое столкновение, пляска с лезвиями, упоение боем и кристаллический покой посреди схватки, преодоление энтропийной ловушки — имя которой смерть, решение уравнений судьбы со многими неизвестными…
Первого эльфа Кощей специально не убил сразу, только ранил, полоснув по ляжке. Теперь тот мешал своим товарищам, молился Водану, хрипел «Hilfe», махал руками, пытаясь сохранить равновесие. Ухватившись за раненого, Кощей прыгнул на второго эльфа, в коротком махе сбил его с камня. И тогда уже оттолкнулся от первого эльфа.
Баллистическое уравнение было решено Кощеем правильно. Эльф улетел в шипящий поток, а Кощею удалось достать ногой третьего здоровяка на верхнем уровне. Впечатал ему каблук прямо в руну «гибор». Здоровяк свалился в поток и был распотрошен маньями, прежде чем успел подумать, какой стиль плавания ему выбрать. Из реки лишь ненадолго выглянул полиуглеродный череп с помаргивающими оптическими волокнами. А Кощей побалансировал на камне размером десять на десять и удержался.
Лжецаревич пробовал удрать, но Кощей настиг его в три прыжка. Засапожная отвертка перекочевала в руку мстителя, которая воткнула пыточный инструмент в затылок предателю и повернула десяток раз. Из вскрытой черепной коробки недруга полетели искорки микросхем.
Никакой жестокости, обычная педагогика для тех, кто еще захочет предать наше славное Тридесятое царство-государство.
Все?
Нет, не все.
С берега на Кощея смотрел заяц с подлыми человеческими глазами.
— Вот он, вот он, нечистый! Da stehts ег, meine Herren!
Ну что ж, драка продолжается. По склону противоположного берега спускался еще десяток эльфов в шкурах с управляемой зеркальностью…
Но внезапно мир замер и погас.
Наступила ночь. Посреди ночи зажегся ослепительный золотой нимб. Внутри него левитировал инквизитор, с опущенным доминиканским капюшоном, с портфелем, в котором, наверное, лежали самозатачивающиеся инструменты дознания, с крючковатыми пальцами, которыми трудно гладить, но легко передавливать пневмопроводы. Был он массивный, сгорбленный — такой в темноте и за гоблина сойдет.
— Ну как, меня хорошо видно? — спросил инквизитор. По интонации было трудно догадаться, шутит он или нет.
На невидимую в оптическом диапазоне колесницу, на которой гордо возвышался горбатый инквизитор, вступил с виноватым видом Кощей, зажимая рукой мерцающую ссадину на лбу.
— Здравствуйте, Кэшью, — голос инквизитора пока не был тронут пренебрежением или злорадством. Идеальная вежливость, воплощенная в акустических колебаниях.
— Меня зовут Кэш. Или Кощей.
— Важно лишь то, как зовут меня. Инспектор Тэнго, лицензионная служба Змея Ананты, которую некоторые из вас называют Инквизицией. Где ларец с вашей жизнью?
— Не знаю. Вы ж так внезапно терминировали все процессы. А почему она вас интересует?
Тэнго не торопился отвечать.
— Вы родились в человеческом формате еще до киберозойской эры. Среди кощеев бессмертных вы — долгожитель.
— Оправдываю название, ваше преподобие.
— А мне кажется, что налицо аномалия. «Игла со смертью» — официальный терминатор кощеевой жизни. После того, как она сломана, остается только развешивать некрологи: «Ушел от нас дорогой товарищ, мы никогда не забудем длину его когтей». А вам, Кэш, все нипочем. Странно. Вы явно пережили самого себя. Вы — антиквариат, доставшийся нам от переходного времени, когда было принято, извиняюсь, колоть орехи задницей и считать это за добродетель. И вы, увы, тот антиквариат, который не хочет смирно стоять на полке или спокойно лежать в гробнице.
— Я всегда думал, что правоохранительные органы защищают право на жизнь, — неуверенно сказал Кощей.
— Право на жизнь есть у светлых сил, — твердо парировал инквизитор. — А кто, кстати, заказывал симуластан, это ваше Тридесятое государство?
— Ваше преподобие, по закону «О юридических гарантиях колдовства» я имею полное право не называть заказчика.
— Имеете, конечно. Однако вы работали в неприспособленном помещении без разрешения местного князя тьмы.
— Тридевятое царство по всем своим параметрам приспособлено для построения Тридесятого государства, которое на программном уровне наследует все исходные общественные классы и политические партии. Кроме того, я работал для группы, именуемой «Бабы-яги — за русский дух». Социально слабая группа, обладающая льготами…
— Бабы-яги, — инквизитор на мгновение застыл, принимая сведения от дигитального магистра «Лойола» в свою инфосферу. — Лицензия на социальную слабость не получена. Кроме того, они против свободы и демократии, зафиксированы их связи с правыми радикалами из Йотунхейма, более того, записаны их антиправительственные заклинания, призывающие финансовый кризис. Вы-то сами — член этой банды?
— Никак нет, ваше преподобие.
— Почему же вы продаете ей реальность целого Тридесятого государства без предоплаты?
— Я не хочу отвечать на этот вопрос.
— Не хотите? В самом деле? — голосовой интерфейс инквизитора заиграл такими издевательскими нотками, которых рядовому наноконструкту очень трудно добиться. — Тогда, конечно, не надо. Кстати, по образованию вы ведь не мерлин. Насколько мне известно, вы заканчивали не друидскую академию, а лишь студию бальных танцев при ДК Железнодорожников, да и то в каком-то занюханном году.
— У меня есть лицензия на наносборку и нановегетацию, полиморфное оборотничество и наложение объектно-ориентированных заклятий, — с максимальным достоинством отвечал Кощей, хотя было ясно и безо всякого сканирования, что он оправдывается, скорее, по инерции.
— Дорогая нечисть, у вас нет больше лицензии. Я изымаю ее до решения суда в лице Ее Величества Медб.
Свет в конце туннеля погас.
— Ее Величество Медб? Тупая программа, которую сиды настраивают как хотят?
— А вот этого вам, Кэш, не следовало говорить.
Включилось освещение. Крылатая колесница осталась, не было больше ни речушки с маньями, ни водопада, ни радуги. Только фрагмент крутого берега, в котором ковырялись помощники инспектора Тэнго — гномы разных размеров, вплоть до нанометровых. Все еще ищут ларец.
Ну и в виде ландшафта — захламленный завод «Серп Фрейи и Молот Тора».
— Зря вы это сделали, Тэнго. Тридесятое государство встало мне в круглую сумму! — глаза Кощея испускали жесткое рентгеновское излучение. — Вычисляющие духи с сервера «Тринадцать чертей» потребовали с меня за моделирование целый ящик со сжиженной жизненной силой. И услуги ифрита из библиотеки сказочных алгоритмов тоже чего-то стоили. А еще приобретение лицензии на реку с маньями и копирование благодарных животных, включая зайца-подлеца.
Ни одним движением инквизитор не показал, что напрягся и ожидает нападения. Лишь чуть-чуть приподнялся его капюшон, оголив знак Stop на месте лица.
— А не оттого ли он подлец, что вы его скопировали левым образом? Небось потихоньку отсканировали, заманив в поле с лжекапустой?
— Некоторые оборотни в капюшонах уже дошутились. Как бы вам не оказаться перед страшным судом Миноса и Радаманта за превышение полномочий, — проскрипел Кощей, и в его разладившемся голосе наглядно смешались ярость и бессилие.
— Вы не следите за изменениями в законодательстве. Почитывайте на сон грядущий последнее издание кодекса Хаммурапи. То, что было возможно пять лет назад благодаря адвокатам, всем этим бессовестным гремлинам, сегодня уже не пройдет. Все, конец вашим чарам, вы больше не наноинженер и даже не ученик колдуна.
Кощей сошел с колесницы и побрел куда-то по грязному цеху. Было ясно, что ярость полностью выветрилась из его эмоциональной матрицы, искрошившись о закаленную волю инспектора Тэнго. Плечи Кощея обвисли, гибкометаллические руки бессильно свесились до пола, а из сафьянового противоминного сапога выпала многоразовая туалетная бумага.
— Подберите, — распорядился Тэнго, — и не дай вам Сварог уйти в теневую экономику. Не приведи вас Чернобог узнать, как мы умеем карать. Не то что какие-нибудь эльфы с нанозверинцем в немытой бороде. Они разве что на кол посадят, да в рот расплавленного свинца нальют… Так что мой совет — отдохните. Не надо никому ничего доказывать и строить из себя мачо. Идите на курсы переквалификации. Из вас получится неплохой домовой или банник. Я вам и мочалку подарю, импортную, со жгутиками.
Он сотворил заклинание Open, достаточное для любого рабского интерфейса, и перед ним открылся клюв орбитально-кольцевого орла — как ему показалось, с некоторой задержкой, каковая случается при проверке платежеспособности. Впрочем, из левого орлиного глаза высунулась джинния, которая спросила с обычной покорностью:
— Куда изволите, мой господин?
— Изволю на пятое Кольцо.
— Слушаю и повинуюсь.
Орел демонстративно взмахнул крылами. Сквозь попрозрачневший лоб птицы были видны другие орлы, проносящиеся цепочкой огоньков вдоль сверхпроводящих ветвей Игдрассиля, на которые намотались кольцевые миры Великого Змея. Где-то далеко внизу была корневая система, уходящая в земной Океан. Где-то вверху светилась золотом Крона. Там проживают олимпийцы, дэвы, асы — как уж угодно, короче, вечно счастливые важняки. Золотом отливают и рекламные облака наностатиков:
«Нектар и амброзия — в одном флаконе от Артемида Фудз. Остерегайтесь подделок».
Олимпийцы вырастили древо жизни Игдрассиль (которое тогда еще называлось просто технополипом) и отстояли его в великой морской и космической битвах против земных флотов и эскадрилий. Олимпийцы создали Ананту, вселенского Змея, который обвился своими кольцами вокруг древа жизни…
В самом деле, почему бы не отдохнуть? Завалиться в садик японских лис, примостившийся на террасе Фудзиямы, где рыжие тени будут ласкать тебя пониже эмоциональной матрицы… А чай там отнюдь не теневой, с чайного зверя собранный, по всем канонам приготовленный. Поправить жизненную силу, а уже потом идти сдаваться чиновникам-троллям.
«Я не злобный, не темный, а просто заблуждающийся, я и заклинаний-то никаких не знаю, пошлите меня на курсы переквалификации, вот уже и заявление написал собственной кровью».
— Эй, джинния, сообрази-ка мне… желаю яблочка наливного откушать. — Как все-таки иногда надоедает этот сюсюкающий стиль, но иного кибероболочка не понимает.
Кресло покрылось корой, из подлокотника проросла веточка, завершившаяся красным яблоком сорта джонатан. На другой веточке выросла антоновка.
— Если бы еще вкус соответствовал внешнему виду, — сварливо сказал Кощей, впиваясь в антоновку и запасливо пряча джонатан в межреберный отсек. Впрочем, критика здесь была неуместна, у яблочка наливного — отменный вкусовой интерфейс.
Ближе к остановке джинния звонким пионерским голосом сообщила:
— О мой повелитель! Ваш кошелек был облегчен на дюжину золотых дирхамов.
— Что, тварь?
Из-за закипающей ярости Кощей чуть не плюнул в карминовый ротик джиннии.
От любого злобного навья и диджигейста можно было с успехом защититься, только не от демоницы, которая выуживает твои деньги так, как будто она — это ты. Ведь у нее прямой доступ к твоему счету в Тролль-банке.
— Ты же никогда не брала с меня ни дирхама за это.
— Не брала, мой господин, даже медяка не брала. Вы были членом гильдии младших мерлинов, с соответствующей харизмой, а с четырнадцати часов сего кольцевого дня таковым больше не являетесь.
Орел, как будто с каверзным запаздыванием, распахнул свой клюв, и пассажир, все же сплюнув едкой желчью, вышел. Птица не осталась в долгу. Нарочито резко взмыв в воздух, обдала Кощея пылью, так что он еще долго выковыривал из ушей писклявых нано-ботов.
Тем не менее добро пожаловать на пятое Кольцо Великого Змея.
Гравитация на пятом была несколько ниже, чем на третьем и понадобилось несколько десятков шагов, чтобы приспособиться к ней. Прямо над Кощеем сейчас высились пестрые полипотерема Симсим-вилля.
Симсим, откройся.
Кощею вдруг показалось, что ветви Игдрассиля входят в его хребет, прямо в системную шину, и высасывают из него великую силу Буддхи. Это, наверное, оттого, что кровь стала совсем бледной.
— Чур меня, — невольно прошептал Кощей.
— Странник, с тебя тридцать дирхамов. То есть двадцать талеров, — акустические колебания точно нацеленным пучком вошли прямо в левое ухо. — Оставь надежду не заплатить.
— Кто это говорит?
— Чур. Божество охраны собственности, покровитель границ, сберегатель от порчи и нечисти.
— Тоже мне, божество нашлось. Слушай, киб, за что деньги-то трясешь?
— За газовую смесь с добавками витаминов, которую ты, странник, будешь вдыхать в ближайшие сорок восемь часов. Ты, о путник, будто не ведаешь, что неисчерпаемых ресурсов в замкнутых системах жизнедеятельности быть не может, — назидательно молвил Чур, как будто перед ним стоял мишка косолапый.
Сейчас Кощею уже не хотелось спорить, ощущение полного провала наворачивалось на горло, как змей. Индикатор жизненной силы мерк на глазах. А про ларец с заветной иглой Кощей даже и думать себе запрещал.
Золотые ворота открылись перед ним, над головой с легким шуршанием запорхали сильно надутые купидоны, рассыпая блестки рекламных объявлений.
Что-то расхотелось в сад японских лис, без харизмы его там обдерут как липку.
Ярусом выше находится гильдия мерлинов-альтернативщиков. Там полным-полно гарри поттеров, гэндальфов и прочих чудотворцев с комплексами непризнанных гениев. Максимум, что им удается — это подработать на греческих календах и прочих праздниках для олигофренов. У этих горе-кудесников даже суккубов нет. Только каменные девушки с веслами, которые никак нё поддаются на оживляющие заклинания. А еще у них в избытке пафоса, больших букв в каждой фразе, натянутого юмора и скуки, унаследованной от матушки-основательницы.
Когда-то Кощей ушел оттуда, хлопнув дверью, и снова туда вернуться, значит, себя не уважать.
Двумя ярусами ниже — плетенье сомнительных кабачков, считающихся оплотом нанохакинга, где полно навий, перевертышей, коловертышей, шишиг, химер и прочих моральных уродов.
Что же еще? Ах да, одним ярусом ниже — «Лукоморье», место ни то ни се, однако популярное. Зайти туда можно.
Сотворив знак Open, Кощей вступил в проем лифта, напоминающий дупло, и едва не поскользнулся на луже катаболитов, оставленной мокрушной нечистью.
— Ну, приказывай, шеф, — сказал кривой рот на стене с развязностью городских демонических низов.
— Давай-ка в «Лукоморье».
— Повинуюсь. С вас талер, шеф, — здесь не стеснялись сказать правду сразу.
— А чего еще, желаем, шеф? — хрипло занудил джинн, — только ехать или еще выпить, закусить, может, возьмем русалок в соку, непритязательную житну бабу, лебедь белую?
— Ты бы хоть прибрался здесь.
— Не мое это дело, шеф.
— Тогда застынь. — И, начертав руну, Кощей с удовлетворением посмотрел на окаменевший рот. — Не обижайся, раб лифта. Просто меня с твоим протоинтеллектом не слишком тянет общаться.
Планету Земля населяли люди, которые в силу ряда причин не давали жить другим.
Особенно колдунам.
Колдуны, маги, ведьмы, оборотни и прочие чаровники ушли в космос вместе с колдовскими технологиями.
Великий Змей Ананта быстро вырос от размеров червячка до гигантской технотвари, свившейся в кольца на орбите, двадцать тысяч километров. Материалы и энергия попадали на орбиту по стволу Игдрассиля по его саморастущим мономолекулярным стеблям, сверхлегким и сверхпрочным, которые цеплялись за океанское дно.
Землянам это крупно не понравилось.
История последующих войн «грязи земной» против колдунов Ананты представлялась в виде барельефа, украшавшего знаменитый кабак «Лукоморье».
Вот морской дракон топит земную эскадру. Вот Змей Горыныч ломает главное гамма-лазерное орудие на линкоре «Георгий Победоносец». Вот двенадцатиглавый змей глотает пачками военнослужащих корпуса морской пехоты США.
В «Лукоморье» давно уже не паслись настоящие клиенты. Только толпа разномастных туристов с земного шарика (той самой «грязи земной») и с далеких Колец Ананты. Из завсегдатаев здесь просматривался только фраеристый молодняк средних ярусов Симсимвилля: феюшки, ведьмочки, все одетые по одной и той же моде. Стадо породистых кобылок и жеребцов, выращиваемых гильдией «Лысой Горы» под очень жестким контролем сидов.
Кощей зашел сюда просто подкрепиться. А еще развеяться. А еще на прощание — втянуть воздух «хорошей жизни» прежде, чем спуститься навсегда в Криминальный Тартар.
— Что прикажете, господин, — спросила стойка бара, оформившаяся в бюст прекрасной ундины, из грудей которой текло темное пиво. — Гемоглобиновку или что-нибудь покрепче, ионизирующее?
«Почему кибероболочка кабака решила, что у меня такие примитивные вкусы, — с некоторой горечью подумал Кощей. — Хоть бы могла заметить такие «фенечки», как маленький птичий глаз, помаргивающий у меня на мизинце вместо перстня».
— Водан с тобой, дорогая меерюнгфрау. У меня мозги не мусорное ведро, как у некоторых. Мне виски бурбон с традиционным интерфейсом, только немного антидепрессанта добавь.
— А я вас знаю.
Он обернулся и увидел… не поймешь кого. Судя по рыжым косам — фея. По несколько крючковатому носу — ведьма. Но ярко-голубые глаза с проекторами, как у сиды. Интересно, сколько она простояла у него за спиной незамеченной? Стареем, что ли? Или рецепторы барахлят?
— Ну и прекрасно, деточка. Все наноконструкты так или иначе друг друга знают благодаря файлам коллективного пользования.
— Я знакома с вашими работами.
Что за чушь. Он никогда не привлекал к сотрудничеству ни фей, ни ведьм, ни сидов, ни прочих недоразвитых.
— Может, вы знаете и мое тайное имя?
— Нет, считывать личные данные запрещено, и вся наша гильдия придерживается правил. Я просто знаю ваши работы по коду изготовителя. Мы обсуждаем на шабашах… несколько отклоняющиеся стили и колдовские технологии. Мы ведь не такие дурочки, как считают некоторые.
Отклоняющиеся стили — это поэзия, а вот технологии — это уже статья уголовного кодекса Хаммурапи. Вначале пытки Инквизиции. Затем три года в замурованном виде за неправомочный доступ к ресурсам Стоунхенджа (демиург-компьютер гильдии старших мерлинов) и еще два года в кислоте за нелицензированное пользование семенами Волшебного Гороха. Кощей почувствовал, что едва справляется с тревогой. Значит, Лицензионная служба Ананты крепко держит его на крючке.
И девка эта — неплохая наживка, несмотря на эклектику. Аромат подобран, линия бедра… Аура у нее странная, дайте-ка рассмотреть… как у полноинтерфейсной материальной тени… Может, на том конце объектно-трансляционного канала сидит сам инспектор Тэнго, проклятый транссексуал-трансвиртуал…
Эх, зачем только прилетел в Симсимвилль, надо было двигать не тормозя в какой-нибудь тихий симуластан вроде Берендеева царства, где одноразовые снегурочки…
А пауза в беседе затянулась, такой паузы не должно быть в наш век ускоренных реакций.
— Спасибо, феюшка. В любом случае, этот треп не имеет смысла. Я больше не работаю. Я теперь «социально незащищенный».
Кощей спешно вышел из кабака. У кобылки были саморазвевающиеся волосы и куча тонких афродизиаков в запахе, еще немного — и она бы его соблазнила. Пора драть когти.
Взять лифт? Да нет уж, хватит. Кощей спустился на ярус ниже, цепляясь когтями за эктодерму стебля, в компании полудиких визгливых лешаков.
Сияние Кроны сюда почти не проникало, оформление стандартно-убогое — под Подземелья Гномов.
Кощей перекусил в какой-то дешевой пещерной харчевне с приятным названием «Могила Глума». Еда из дешевого матсборщика, замаскированного под средневековую замасленную печурку — штайнбургеры с примитивным вкусовым интерфейсом. Пептиды, металлорганика. Куски еды — внешне, как камни, зато привлекают ценой. Да и индикатор жизненной силы откликнулся.
Пора детям послать эхо через криптосеть. Как там Маша и Ванечка?
Няня-конструкт вызывала у Кощея все большее беспокойство. Зачем она непрерывно что-то помешивает в котле и неумело шепчет заклинания из программной библиотеки Fata.Morgana? Когда он ее нанимал, она еще не была ведьмой, всего лишь неотесанной лешачихой.
— Эй, нечистый, — какой-то гном ткнул неумытым когтем в его руку, — спортили тебя.
В самом деле по руке бежали синие змейки, похоже, что эманации демонов-нагов Trematoda Digitalis. Кощей вспомнил укус кикиморы. Эта природная нечисть является переносчиком какой угодно дряни. Впрочем, молодая феюшка тоже могла поспособствовать. Сколько она там проторчала за его спиной, как тень — могла и пару заклятий наложить.
Кощей глянул внутрь третьим глазом, полетел по нанотрубкам желудка, запрыгал по фуллеренам печени.
Порча достаточно высокого уровня. Наги поразили защитных демонов-иммуникулов, поэтому реакция организма такая слабая. Ладно, не на мальчика-с-пальчик нарвались.
Кощей мужественно бросил остатки штайнбургера в саркофаг для мусора и, оттолкнув гнома, направился к выходу из харчевни.
Уже снаружи в окружении тихо шепчущих могильных курганов он начал самолечение, которое, если честно, шло вразрез с актом «Об охране здоровья и материнства у темных сил».
«Аптечка под третьим ребром пуста, вернее, гниль одна осталась от чистотела, только пальцы вымазал. Значит, змейки и там поработали, вон по костям ползают, сканерами-глазками посверкивают, выискивают, что бы еще испортить. Так и до главного процессора доберутся…»
Неспешно отодвигается камень, запирающий выход из харчевни; похоже, гном за ним припустил. Наверное, он из какой-то местной шайки.
Опустившись на четвереньки, Кощей поскакал к ближайшей стоянке ступ.
При первом изучении оказалось, что почти все они не только не проходили техосмотра, но и просто дефектные. Вмятины от столкновений с деревьями и небосводом, царапины от когтей…
Вот нашел наконец одну справную, но изрядно попользованную любителями бесплатных туалетов. Впрочем, даже у этой ступы скользящая поверхность неприятно вибрировала, а наношариковый слой основательно стерся…
Тем временем какие-то тени подплывали к стоянке сразу с трех сторон. Они жадно поглощали излучение, информацию и не откликались на запрос «свой — чужой». Наверное, это смертельно опасные упыри-вампутеры. Кощей поспешно оттолкнулся реактивной метлой. Ступа заскользила с неприятным царапающим звуком и подергиваниями.
Закладывать маршрут в ее процессор не буду, как-нибудь и на ручном управлении доберусь. Сейчас к ведьме-маргиналке на минус-третий ярус. Лечение у нее еще то, руны AVIR, жидкий азот и мегаваттный лазер, но она единственная, кто его вытянет из этой беды, не обобрав до нитки…
А ведь ступу сносит с трассы. Какая-то нечисть заморочила навигационную систему!
На крутом вираже Кощея выбросило из ступы, и он погрузился в болотную жижу. Сплошные жирные кислоты плюс «серая слизь» — отработанные гомункулы. На дне — кракодилер Грэндель, вон как ворочается, если сонар не врет. Но пока что монстр сонный или обожравшийся.
Кощей поспешно оттолкнулся и выплыл на поверхность, кое-как взобрался на кочку, которая некогда была пунктом проката водных велосипедов на магическом ходу.
Из «серой слизи» показались три сплюснутые морды, потом еще три. А поглубже вроде бы еще три караулят. Анаэробы-помоечники, хмыри болотные, которые вечно поддатые, потому что жизненную силу из реакций брожения черпают. Вон как самогоном несет.
Подпустить их поближе! Они же жадные. Задний ряд хмырей всегда боится, что передний расхватает добычу, прежде чем они подплывут. Раз — и нет самых вкусных микросхем, останутся только твердые метакристаллические кости, о которые все челюсти обломаешь.
Еще ближе, красавцы! Только не смотрите так косо и дышите в сторону.
Теперь пора.
Кощей выхватил меч-кладенец из спинных ножен и выписал им восьмерку, потом, погрузившись в жижу, еще раз.
Отрубленные головы хмырей медленно уходили в трясину. Отрубленные ноги, напротив, всплывали на поверхность, выделывая последнюю пляску святого Вольта.
Успели все-таки цапнуть. Рана на бедре засочилась васкулоидной кровью и болью. Хорошо хоть, что устоял тазобедренный сустав из титан-неодимового сплава, да и болевой регулятор можно подкрутить.
— Знаю твою беду-кручину, Кощеюшка. Садись на меня, подвезу, куда душе угодно, — на соседней кочке сидела здоровенная жабалака с изрядно накрашенными выпученными глазками. — Демон ты мой красноглазый, соглашайся по-быстрому. А то ведь и Лихо тут недалеко бродит, хмыри болотные с ним в одной пикосети.
Только не это! Очередная царевна-лягушка. Но делать было нечего. Здесь ему явно не климатило.
Жабалака первым делом лизнула Кощея в рану, отчего та затянулась нежным слоем недифференцированных техноклеток. Потом еще раз лизнула, уже не в медицинских целях. И как ни странно, это ему понравилось в конце такого тяжелого рабочего дня…
А удержаться на спине жабалаки было непросто. Она все время пыталась общаться, в смысле строить глазки. Когда голова напрямую срослась с грудной клеткой — это чревато. По крайней мере, падением для седока.
Декорации вскоре переменились. Уже не «серая слизь». А нормальное болотце. Кувшинки, ряска. На берегу теремок-макромолекула. С десяток Дюймовочек занимаются изучением регенеративных способностей у тритонов, свирепо потроша их скальпелями.
Вокруг болота — лес густой. Чтобы пройти его, нужно последовательно сотворить, как минимум, пять знаков Open. А жизненной силы едва ли хватит на пару.
— Ты лягушек ешь, милый? — спросила жабалака.
— Ну, когда больше нечего…
— Я по-французски приготовлю. Ле фрог с острым соусом. Я быстро.
— Тихо ты, сканирую…
Что-то ползло по болоту. Судя по характерному терагерцевому излучению — Верлиока!
Вот влип. Жабалака предусмотрительно отпрыгнула в сторону.
— Только не ссорься с ним, Кощейчик, миленький. Он на прошлой неделе тут целого Змея распотрошил, по кочкам раскидал, на кусточки кишочки намотал. Из местных никто ослушаться его не смеет.
— Умолкни, тварь!
— А как целоваться, так я тебе не тварь была? — обиженно протянула жабалака.
Кощей выхватил меч-кладенец, на пару ударов еще хватит!
— Остынь, богатырь, инда я тебя аксионной плеткой угощу, вмиг посмирнеешь, — раздался щипящий голос из-за спины, а на бедре мигом открылась рана. — Сядь, разговор есть… А теперь поворотись-ка вокруг продольной оси на сто восемьдесят градусов. И баловать не вздумай, ибо ни один твой мудреный сенсор правильного сигнала не дает. Попался ты в торсионную ловушку, потому как все болото — вместе со всеми эманациями и духами — целиком мое. Опричь меня, не на кого тебе более надеяться.
Верлиока был страшен. Вместо головы — седалище. Говорит не ртом, а всей поверхностью тулова. И даже пара эскортных русалок-мавок с извивающимися квазиживыми волосами не могли как-то скрасить общую антиэстетику.
Мумия человеческая в слизь мармеладного вида упакованная — иного сравнения для Верлиоки не подберешь. В слизи копошатся почки — будущие хухлики и шиши. Уже там сосут друг из друга сок, идет естественный отбор, на свет выйдут только самые злобные.
Сквозь эктодерму на плече Верлиоки (теперь ясно, что это плечо) блеснула большая золотая звезда. Пентакль такого размера означает: генерал-олигарх темных сил.
— Так, ты у нас мерлин будешь. Или — мерин?
Кощей запретил себе реагировать на подлую шутку и даже обнулил эмоциональную матрицу.
— Кэш, очень приятно.
— Ничего тебе не приятно. Хотя зря. Ты разгляди во мне болотного интеллигента, сиречь искусственный интеллект всей этой экологической ниши. Без моей мудрости великой болото из живого мертвым бы сделалось, исчезли бы даже трясины зыбучие.
Верлиока пристально посмотрел своими боковыми глазами на жабалаку и мавок.
— Давай-ка, гость незваный, перейдем на прямое терминальное соединение. Я красным девкам, конечно, доверяю, но ежели они попадут к белокурым бестиям, к сидам в гестапо, там их пытать-прозванивать будут вплоть до последней микросхемки.
Изо лба Верлиоки выползло щупальце, устремилось к глазу Кэша, и моргнуть тот не успел, как оно уже вошло в его мозг и совершило аппаратное прерывание…
Верлиока сделал предложение, от которого невозможно было отказаться даже в силу технических причин, а потом еще открыл кредит на триста золотых дирхамов в Тролль-банке.
Предложение дерзкое.
Проникнуть во дворец королевы сидов Медб. Сейчас это якобы проще простого. Дворец ожидает приезда высоких гостей из шестого Кольца Ананты. Делегация ракшасов в сорок тысяч голов пожалует вместе с предводителем — царем царей Раваной.
Дворец, состоящий из бесчисленных залов наносборки и столбов нановегетации, густо населенный духами-искинами, должен был продемонстрировать высший класс колдовства и полиморфизма. Сейчас его готовили к празднествам сотни наладчиков — от мерлинов-подмастерьев до чародеев высшего класса из гильдии «Фир Дарриг».
Верлиока обеспечивал Кощея фальшивой лицензией подмастерья и заклинаниями доступа. Кощей должен был хакнуть сам дворец и выращивать коловертышей в его подвальных пространствах.
Колдовской канал, по которому коловертыши должны были контрабандой транслироваться на экспорт, создавал тоже Верлиока.
Болотное чудище собиралось заработать миллионы золотых дирхамов. Что-то перепадало и Кэшу.
А вдруг это засада, подумал Кощей. Все темные олигархи прошли через долгий негативный отбор, выживая за счет злобы и коварства.
— Кстати, о детях, — прошипел Верлиока. — У вас, друг мой, несмотря на почтенный возраст, кажется, двое малолеток, Ванюшка и Машенька. Неужели вы не желаете им хорошего образования в друидской академии, стажировки в Стоунхендже, работы в лучших башнях колдовского мира. Не хотите? В противном случае им придется посещать оч-чень плохую школу где-нибудь под дубом вековым, в компании щекотунов.
Ну что ж, коловертыши так коловертыши. Эта нечисть, в сущности, мало отличающаяся от черных нейрокотов, была идеальным биоинтерфейсом, способным разнюхать тайное имя любой вещи и подобрать к ней заклинание.
Может, и нет никакой засады? Конечно, Верлиока не до конца искренен. Вон сколько фальши излучают его психоинтерфейсы. Но не так уж все и запутано.
Помимо экономики просматривается тут и политика. Инфернальный Верлиока, лидер болотной нечисти, явно намеревается лишить светлых сидов монополии на производство массовых чудес. Почему бы не помочь монстру?
— Ну, по рукам, нечистый? — Верлиока протянул нечто похожее на полусгнившую конечность покойника.
Кощей взглянул на свою руку. Змеек-нагов не было. Они исчезли вчистую со всех носителей.
В пять вечера по кольцевому времени мерлины и чародеи всех мастей покидали дворец Медб. Взмахнув, кто дорогущими крылами, кто подержанными метлами, они уносились в свои урочища. А Кэш менял формат и прятался в стене с помощью руны из библиотеки Com.Gorgulia.
Потом проходил обратное преобразование. Перед началом работы оставалось только отсечь охранников из тупой расы щекотунов от некоторых дворцовых пространств. Ничего замысловатого, учитывая, что все стражи были связаны беспроводной сетью с фиксированными частотами.
Гулкие, но никем не слышимые шаги Кощея раздавались под сводами дворцовых подвалов, где некогда разносились крики пленных еретиков из секты Mathematical Way, предаваемых пыткам на жестоком гиперкомпьютере марки «Малюта Скуратов — 2100».
Кощей вставал в центре захваченного пространства и начинал…
Что издревле привлекало всех в колдовстве? Нет, не наведение порчи на соседскую корову или превращение тещи в свинью. А создание чего-то материального из Ничего, вернее, из голой информации.
Существуют два типа наколдовывания новых материальных объектов и целых царств.
Во-первых, наносборка. Это популярные системы типа Сампо, Скатерть-Самобранка, Семеро-из-Ларца, Сорок-из-Сумы, Волшебный Горшочек (в последней элитной версии прозываемый Граалем). Бурлит в Горшочке каша из мириадов крошечных трудолюбивых гомункулов. Колдун знает Имя любого из них, и каждое его Слово для них закон.
Во-вторых, нановегетация. Это, конечно, Волшебный Горох. И такой известный коммерческий продукт, как Чудо-Дерево — за ночь с одного технорастения можно снять до ста пар обуви и великое множество дорогостоящих галантерейных изделий. А вот печально знаменитая Волшебная Палочка является, по сути, усохшей вариацией Дурацкого Дерева и производит больше шума, чем реальной продукции. Гребень Кощея и Зубы Дракона относятся также к нановегетативным системам, хотя их название может ввести неискушенного землянина в заблуждение.
Нановегетативные системы довольно просты по своему пользовательскому интерфейсу, не сравнить с Горшочком. Колдуну достаточно знать всего одно тайное Имя и произнести заклинание Thread.start над семенами, чтобы они начали бесконечное деление, вампирически всасывая энергию и материю из окружающей среды, будь то даже кровь и нечистоты.
За одну смену можно вырастить до сотни коловертышей, если, конечно, предварительно пройтись с лазерным плугом и тщательно окропить посевы кошачьей мочой.
На рассвете остается только запах. Морщатся надзиратели-эльфы, но в конце концов приходят к выводу, что шмонит от кого-нибудь из многочисленных колдунов-наладчиков, вон какие хари у некоторых сизые…
Так прошло шесть ночей. Кощею уже даже нравилась его новая работа. Вот и Ванечке с Машенькой подарочек послал — серого наноплантового волка в порошковом виде. Залил водой, волчок сконфигурировался, ожил и стал за няней присматривать. Если точнее, Серый запрограммирован тяпнуть нянечку за горло, если она начнет детей в жертву приносить какой-нибудь темной богине.
И в седьмую ночь все как будто шло по канону. Из шерстистых клубней уже высовывались лапки коловертышей, когда Кощей заметил, как что-то большое и демоническое просачивается прямо сквозь стену, нанося ущерб электропроводке.
— Кто ты? Открой свое системное имя, — и сразу понял «кто», не стал творить знак Close. Потому что было это бесполезно.
Верлиока наконец продавил себя сквозь стену. И предстал в новом облике. Мумия Рамзеса, только уже без мармелада. Тайный генерал-олигарх темных сил во всей красе.
Монстр сотворил трон, сел важно, на стильно высушенной голове оказалась корона с довольно подвижной коброй.
— Там, на болоте, в присутствии девушек, не мог я быть вполне откровенным. Если честно, половина из них хакнута сидами и начинена троянами.
Кощей поежился из-за кодов недоверия, заполнивших эмоциональную матрицу. Не нравились ему такие разговоры после состоявшейся беседы. Они всегда означают, что первый слой слов играл только маскировочную функцию.
— Хорошо, товарищ генерал-олигарх, будем откровенны.
— Вы какого года рождения, Кэш?
— Тысяча девятьсот шестьдесят второго. Как видите, я появился задолго до киберозойской эры. Перешел в техноформат в начале двадцать первого века.
— Снимаю шляпу вместе с черепной крышкой. Есть немало сидов и постарше, но для представителя темных вредительских сил вы прямо-таки долгожитель. В коммуналке небось выросли. Ну и что вы стали делать после переформатирования? Наверное, все, кто обидел вас, начиная с тысяча девятьсот шестьдесят второго года, прокляли тот час и миг, когда родились на свет.
Кощей неуверенно согласился, а полночный гость продолжил:
— Лично я воздал всем, записанным мною в список страшной мести. Учителке-стерве, жене-скандалистке, а начальника-грубияна просто намотал на винчестер в его собственном кабинете. Пришлось и ему повертеться.
Верлиока хохотнул, вспоминая приятное, — не ртом, утробно, аж пошла пыль от его мумифицированной грудной клетки.
— Но я не о том, а о самом главном. Великая духовная сила Буддхи для наших забюрокраченных светлых сидов всего лишь какая-то абстракция. Хотя на каждой ступени эволюции она двигает огромную массу материи прочь от тепловой смерти, ко все менее вероятному состоянию, которое называется организацией. Она создала природу, подарила разумность белковой слизи, прозываемой людьми, она создала технику и наделила разумом нас, технозавров. Не кажется ли вам, дружище Кэш, что приближается какой-то новый этап, когда техника соединится с природой во всеобщей разумности? И возляжет компьютер с козлом.
— Кажется. Но я далек от высшей магии.
Наступила пауза. Верлиока излучал что-то малопонятное в инфракрасном диапазоне. Наверное, у него нелады с бухгалтерскими отчетами, потому что спрос на коловертышей упал. Наверное, Кольцо Азиатских Драконов теперь гонит японских лис на экспорт просто стадами.
— А вы не хотите книгу по теоретическим основам колдовства написать? — спросил Кощей, чтобы разрядить напряженную тишину. — Я мог бы помочь в свободное время, ведь я член Союза Писателей на Стенах и Скалах. Могу и на бересте, в древнерусском стиле.
— А не ваш ли черед настал мемуары на древнерусскую, то бишь докиберозойскую тему написать? Вспомнить, как все начиналось. Как первый раз пришла Сила. Ведь это гораздо интереснее, чем делать коловертышей, цена на которых и в самом деле резко покатилась вниз.
Молвив это, Верлиока стал оседать, словно полипептидный слизень, впитываться в пол, а потом и вовсе исчез.
А если, подумал Кощей, дело даже не в упавшем спросе на коловертышей? Может, этот генерал-олигарх не вполне здоров психически, какой-нибудь мелкий наг проточил его системную плату и мусорит в стеке…
До крика главного дворцового петуха оставалась пара кольцевых часов, и можно было еще поработать, но слова Верлиоки действовали как наваждение.
Вспоминать, вспоминать… А если и в самом деле вспомнить, как пришла Сила? Покопаться в накопителях данных, заглянуть в теневую подпроцессорную память на спинтронике…
Да, была питерская коммуналка, и ты провел в ней свое детство, отрочество и юность. Были соседи-алкоголики с вечно мокрыми штанами, фигуряла дама типа бандерши. А какие отвратительные вечеринки она закатывала для матросов ленинградской военно-морской базы под «Слэйд» и Аллу Пугачеву. Жила кикимора за шкафом. В самом деле. Ты же верил, что старушка-соседка Матильда Ивановна — кикимора… А в коммуналке ниже этажом обитала молодая балерина Кировского театра. Ты не раз видел, как она целуется в лифте с красавцем-мясником из магазина «Диета», что на первом этаже. И ты хотел ночью спуститься по наружной стене да пройти сквозь окно ее комнаты, чтобы целовать ее так же, как страстный мясник…
Прошлое плавно перетекало в настоящее, в емкую оперативную память. Не таковы твои накопители, Кэш, чтобы потерять хоть один бит информации.
Как-то ты сидел и мастерил персональный компьютер из деталей, найденных на свалке возле режимного института. И вдруг… Было, наверное, пять утра, голова твоя от усталости и «беломора» почти лежала на столе, хотя ты еще что-то натужно паял. Из-за шкафа как будто высунулась старушечья рука кикиморы и протянула яичко с сияющей иглой внутри.
Игла уколола тебя, и ты проснулся, хотя, может быть, и не спал вовсе. В любом случае, за краткий период сатори-озарения между забытьем и бодрствованием ты понял, как пройти переформатирование и стать могучим демоном техносферы.
В реальности это произошло лишь десятки лет спустя, в 2018 году, когда ты уже забыл очень многое из этих нескольких мгновений полной ясности, подаренных силой Буддхи. Наверное, поэтому переформатирование в Кощея не принесло тебе в итоге счастья…
Возбудилась вся эмоциональная матрица, психоинтерфейс вызвал функции азарта и интереса. Надо вспомнить все.
На жесткой кремнийорганической ладони Кощея лежало магическое семечко, умеющее сосать энергию и материю — сгусток тайных слов и имен, который должен был воссоздать давно исчезнувшее царство.
В обоих стандартных типах колдовства творится насилие над тупой материей, которую чаровник жестко подчиняет своей воле.
Оба типа колдовства лицензируются строгими властителями-сидами. Если хотите обойти лицензию, то в перспективе вас ждет костер или кислота…
Все три глаза Кощея посмотрели вдаль, сквозь века и миры, залившись мечтательной синью.
Должен, обязательно должен быть третий тип колдовства. Колдовства при помощи великой силы Буддхи, которая способна одухотворить вещество, придать собственный разум каждой материальной точке, оживить даже вакуум.
Да, наверное, одухотворенное вещество — это очень опасно. Достаточно вспомнить стихийных богов — громовержца Зевса, владыку моря Посейдона, богиню земли Гею.
Если подумать, то сиды в чем-то правы. Если бы третий вид творения был возможен, то это означало бы конец не только их власти, но и всей Ананты. А может быть, и мира в прежнем его виде…
Третье, третье. Кощей выдохнул через пневматический клапан. Займемся пока обычной нелицензированной и уголовно наказуемой нановегетацией.
Кощей сотворил над семечком знак Main, и в быстро проросшие стебельки полетели параметры-заклинания.
Похолодало, стало моросить, стебли, утолщаясь, тянули энергию почище любого дракулы. Вот на них забугрились почки. Не успел чихнуть от острого аромата весны, а они уже набухли. Вот лопнула первая, выпустив наружу склизкие ноги и ботинки человеческого формата. Следом высунулась голова и, сплюнув зеленью, произнесла: «Это где я?»
Начертанный в послушном воздухе знак New заставил лопнуть еще одну почку…
Знак New Array стал плодить тварей горстями.
Древо пускало во все стороны жадные ветки, с которых падали объекты и субъекты.
И вот колдовство было завершено знаком Thread.stop. Реальность питерской коммуналки образца 1979 года заполнила выделенное пространство. Кощей увидел самого себя, тощего юнца-пэтэушника, сидящего с паяльником за столом. Стол был завален интегральными схемами, журналами «Техника — молодежи» и слегка подкрашен тусклым желтым светом лампы, вязнувшим в клубах табачного дыма.
Из-за стены доносились похохатывания бандерши и сальные шутки матросов, грохот группы «Слейд», get down and get with it. Тяжелая голова юного Юры Кощеева клонилась к напоенной снами столешнице. И вдруг из-за шкафа потянулась сухая рука старушки-кикиморы с яичком. О, великая сила Буддхи!
Кэш рванулся и выхватил яичко. Кикимора успела цапнуть его, но до этого ли было сейчас. Он быстро раздавил скорлупу, и вот уже сияющая игла в его руке, достаточно вонзить ее в универсальный разъем на темени и…
Страшный многотонный удар бросил Кощея на облупленный гол коммуналки.
Над поверженным Бессмертным стоял Верлиока. Верлиока и Тэнго в одном лице. Вернее, чудо-юдо о двух лицах. Если считать вторым лицом знак Break под инквизиторским капюшоном.
Игла уже перекочевала в одну из рук чуда-юда.
— Спасибо за службу, Кэш. Вот и закончилась твоя долгая смена. На мегалите, который придавит твою могилу, будет начертана примерно такая эпитафия: «Самое лучшее, что он сделал — отдал концы».
Кощей пытался что-то предпринять. Но ни один сигнал не проходил от процессора к двигательному аппарату, к мезонному мечу-кладенцу. Все микросхемы были заполнены изнуряющим белым шумом, который быстро превращался в боль.
— Ломай иглу, ломай, гад болотный, — прохрипел поверженный, почти утративший контроль над речевым интерфейсом. — И ты увидишь, как никогда не умирает русский Кощей.
Погрозил пальцем Верлиока. Хмыкнула личина Тэнго под капюшоном.
— Ну, Кэш, ну, проказник, помучил ты нас. Впору тебе Сфинксом назваться. Сорок сороков умных голов перегорело, прежде чем разгадали мы твою загадку. Игла — всего лишь игла, ломай ее сколько влезет, ибо она токмо частица малая от большой системы, которую наколдовываешь ты из своего докиберозойского подсознания. Оная система, визуально — царство советское докибернетическое, обращает время вспять, через энтропийный барьер к состоянию с малой вероятностью. И вставал ты вновь из праха, еще сильнее прежнего. Только сегодня уже ляжешь — не встанешь… Увы, никаких последних желаний. Выкурить трубочку, сходить в туалет — это не для таких хитрецов.
Кэш увидел, как над ним поднимается страшное копыто Верлиоки, как оглядывается, ничего не понимая, юный Юра Кощеев, услышал, как смеется инквизитор Тэнго, собравшийся танцевать на чужих костях, и тут же свирепая боль расколола его черепную коробку.
Весь свет этого мира провалился в точку и исчез. Кощея не стало.
Верлиока обернулся к быстро разрастающемуся царству-коммуналке и сотворил знак Thread.stop. Но ничто не остановилось, лишь злее рванулись вверх плодоносящие стебли.
— Чертово копыто, вход в нановегетативную систему защищен паролем! — Тэнго схватился за то место, где у некоторых имеется сердце.
Королева сидов давала бал по случаю приезда высоких гостей — самого Раваны, владыки ракшасов, а также всея Шестого Кольца, и его свиты в сорок тысяч голов, сто шестьдесят тысяч рогов и миллион клыков.
По криптосети гуляли упорные слухи, что встреча закончится брачным союзом. И тогда соединятся два кольца Великого Змея. Никаких экономических выгод это не несло, количество подключений к колдовским каналам осталось бы прежним, и лицензий на волшебство не стало бы больше. Но сиды надеялись, что союзники-ракшасы помогут им управиться с вконец распустившимися обитателями нижних ярусов: кикиморами, вурдалаками и прочими унтертехами кириллической расы.
Брачному союзу, скорее всего, предстояло свершиться, и Медб не слушала тех оракулов, которые говорили, что «брачные» союзники по сути своей те же унтертехи. Быстро размножаются, агрессивны, поклоняются Кали, страдают комплексом неполноценности и к аристократам-сидам относятся с точно такой же мстительной неприязнью, как и к славянским унтертехам. И хотя из магических кристалл-процессоров прорицателей выплывали модели очень грустного будущего, где сами сиды частично вырезаны ракшасами, частично проданы в бордели и частично разобраны на запчасти, Медб уже все решила.
Наверное, потому что ее довольно куцые фуллереновые мозги были давно хакнуты группой мерлинов из клана Фомор, которых, в свою очередь, купил на корню владыка ракшасов…
Медб, как умела, пускала пыль в глаза. Ее дворец менял формы, словно манекенщица шмотки, превращаясь то в морское чудовище, то в алмазную гору Сумеру. Рафинированные сиды показывали свои коллекции диковин зевающим ракшасам, которые однако не могли рявкнуть «Завязывай, кореш!», потому что получили на инструктаже исчерпывающие указания от своего предводителя.
«Кто невежливым покажется, тот в морду получит. Если от меня, то мало не будет».
Впрочем, прекрасные белокурые феи легко давали увлечь себя на ложе из розовых лепестков волосатым варварам и с побитыми мордами.
А в тронном зале крошечная королева Медб, восседающая в бутоне какого-то странного цветка (на самом деле дрессированный червь типа техногельминт), лично контролировала дорогостоящий фонтан чудес, которому из экономических соображений давно надлежало заткнуться.
Ракшасы, изрядно хлебнувшие сомы — сока трансгенных мухоморов, — тоскливо смотрели своими осоловевшими глазами (которые у них имелись даже на затылке) на весь этот полиморфизм и остатками сознания завидовали тем своим товарищам, которые по-скорому увлеклись на ложа прекрасных кудесниц.
Вот под потемневшими сводами тронного зала сгустились облака наностатов и засияли многокрасочным лозунгом «Да здравствует нерушимая дружба двух рас, строящих феодализм с нечеловеческим лицом — сидов и ракшасов».
— Это у них-то с «нечеловеческим лицом»? — завозмущался один из ракшасских генералов, крутой самец с демонстративными шипами на спинном хребте и локтях. — Да тут, чтобы ветры пустить, и то платить положено.
— А ну-ка цыц, — зашипел Равана своим задним ртом на солдафона, передним же ртом продолжая приторно улыбаться королеве Медб и ее фрейлинам.
Подбодренная улыбками потенциального суженого, Медб приступила к очередному номеру своей программы.
— А сейчас мой дворец одним мановением перста превращается…
Из ее прекрасных глаз выглянули духи неба и земли, но договорить она не успела, потому что дворец приступил к исполнению заклинаний, не дожидаясь отмашки в виде знака ENTER. И причем совсем не тех заклинаний, которые были заложены в его память искусницей-королевой.
Своды стали опускаться, резко сминая колонны, которые превращались в обшарпанные и заклеенные газетой «Правда» стены.
Не прошло и нескольких секунд, как потолок оказался фактически на головах крупногабаритных ракшасов, превратив сияющий тронный зал в набор темных клетушек, зловонных сортиров и узких коридоров. В темных углах сидели уроды в майках и шлепанцах, под полом шуршали крысы, из магнитофонов доносились отвратительные звуки «Get down and get with it…». Из дверей комнатушек показывались фигуры, дымящие «беломором» и предлагавшие сообразить на троих, а также бандерши, матросы и ветераны Первой конной армии.
И Медб, грозная королева сидов, поняла, что стала жертвой нанохакера, да что там хакера, настоящего дьявола.
Надо было срочно очистить память и перезагрузить операционную систему дворца, но страж ввода-вывода завис и не давал ей что-либо сделать.
— Ты чего, блин, зазнался? — один из свежесобранных алкоголиков вдруг замахнулся на генерала ракшасов и, прежде чем тот успел отреагировать, поразил бравого вояку бутылкой в рыло.
— Измена, — заорал генерал и острым ребром ладони разрубил алкоголика пополам — по-буденновски. Из обеих половинок алкоголика вылилось несколько литров плохого портвейна. Ракшасы, не выносящие продуктов брожения, отреагировали адекватно, кто пришел в раж, кто хлопнулся в обморок.
— У ракшасов — оружие, это не по протоколу! — Начальник дворцовой охраны, эльф с лихо заостренными ушами, немедленно скомандовал дворцовой страже: «В ружье!»
Ракшасы и в самом деле оказались все поголовно вооружены — чакры спрятаны были в густых волосах на груди, в кривых ногах таились кривые мечи, в выхлопной кишкотрубе — ядовитые газы. Вместо луков и стрел ракшасы использовали других ракшасов.
Прежде чем Равана и Медб смогли остановить побоище, в залах образовалась густая взвесь из останков, над которой кружились невесть откуда взявшиеся валькирии.
Наконец совместные отряды ракшасов и сидов отправились на поиски коварного врага, подосланного не иначе как Рамой, интриговавшим против союза Медб и Раваны.
Карлики, представляющие собой носы на тонких ножках, взяли след. За ними бежали на четвереньках тонкочувствующие вервольфы. След был из краун-эфиров, так называемого «русского духа», которым подванивает кириллическая нечисть, от волкулаков до… Конечно, какой там волкулак, сообразила Медб. Как минимум — Кощей, аристократ некогда независимого Тридевятого царства, не прижившийся в новых условиях глобального колдовского рынка.
Искать долго не пришлось. Раздавленный хакер нашелся в одной из комнат негативной реальности. Пытать его не пришлось. Пытать там было нечего. Только огласить вечный приговор над преступными потрохами. Затем сложить их в погребальную канопу с головой Анубиса, запечатать ее заклинанием Гекаты и выстрелить ею в космическую бездну. Будут теперь летать потроха до самого Рагнарека. Ну и заняться наконец очисткой дворца, ставшего похожим на Авгиевы конюшни.
«Геракла, что ли, вызывать, — подумала светлая королева Медб.
— Мусорщик он хороший, но берет много да и психопат безудержный».
Он все-таки очнулся. Бессмертный не изменил себе.
Многотонное чудо-юдо Верлиока-Тэнго всласть потанцевало на Кощее аргентийский танец, искалечив-изувечив-расчленив его, но все же не смогло убить.
Частички процессора с помощью капелек машинного масла сползлись в одно целое. Метакристаллические кости и суставы, тихо щелкая, восстанавливали скелет. Срастались и метаорганические сосуды, по которым начинала потихоньку бежать васкулоидная кровь.
Однако торсионное поле, поставленное Гекатиным заклятием, не позволяло войти-выйти из погребального сосуда ни одному кванту. Запасов жизненной силы в виде водородно-палладиевого порошка хватало только на год при минимальных частотах работы процессора.
Год по-минимуму или сутки по-максимуму.
Шесть часов спустя Кощей подобрал размыкающий код к Гекатиному заклятию, и свет звезд ослепил его. До них были сотни и тысячи лет полета на световой ступе, но Кощей знал, что это полыхающие души древних богов и героев, к сонму которых когда-нибудь будет принадлежать и его оцифрованная душа.
Но потом звездный свет стал испытывать странные искажения. Кощей прищурил спектрометры — да это ж пылевое облако. Спектр отражения, характерный для нанопроцессоров. Но откуда здесь нано-кристаллическая пыль?
Напрягая свои знания по астрономии, Кощей определил, что облако движется из системы Сатурна. Ага, земляне-то давно построили базу на Титане — якобы из научных соображений. Хотя всем известно, что Сатурн — главный враг колдунов, ибо насыщает их желчью и меланхолией.
Пыль почувствовала наблюдение и отреагировала на потенциальную опасность. Преодолевая энтропийный барьер, стала сгущаться, закручиваться вихрем, конфигурироваться. Каждая кристаллическая пылинка была разумна сама по себе и открывалась в кластеры разумности, формировавшиеся на лету из множества пылинок.
Из пылевого вихря рождался колоссальный костяк, собирались ребра — шпангоуты, череп — навигационная рубка. Костяк обрастал плотью периферийных систем и толстой, но гибкой металлической шкурой. Получалось чудовище размером с половину Титана, пасть не меньше, чем Атлантический океан. Каких же масштабов колдовство могло породить такого монстра?
Зрелище завораживало, Кощей даже стал подпевать и подстукивать когтями в такт разыгрывавшейся перед ним космической симфонии.
И вдруг он понял, в чем дело.
От этого знания Кощей покрылся бы холодным потом, если бы мог, но у него лишь заиндевели некоторые гидроприводы.
Тэнго-Верлиока не просто убийца. Он предатель Ананты. Он работает на землян, им-то он и передал Кощеево ноу-хау. Как распадаться во прах, тонуть во мгле и вновь воскресать. Как побеждать демона энтропии, раскрывая систему в еще большую систему, где живет великая сила Буддхи.
А впрочем, к черту теорию, если точнее, к иблису (ад, вторая комната направо).
Нужно решать практический вопрос.
Дано: к Ананте движется чудовище, которого как бы и нет. Но, с другой стороны, оно есть. И способно в один прием разодрать беспечного Змея. Экипаж левиафана состоит из злобных теней, материальных отражений земных реваншистов, оставшихся в своем штабе, внутри земной горы Шайенн, штат Колорадо, на другом конце трансляционно-объектного канала.
Конечно, на великого Змея по большому счету плевать. Но там же Ванечка и Машенька, тысячи других ни в чем не повинных кощейчиков и бабок-ежек. Да и маленьких голубоглазых эльфов, растущих, как тюльпаны, на полях Хололандии, тоже жалко.
«Что же я могу, — пригорюнился Кощей, — я куча мусора, окруженная космическим мраком». Обреченное сознание опустилось в пустоту под стальным сердцем. И вдруг он ощутил, что может вдыхать и выдыхать звезды.
Сила Буддхи — всегда и везде!
Он и сейчас не изолирован, открыт в большую систему, во Вселенную, которая и есть великая духовная сила.
Звезды в ответ подмигнули ему: значит, он прав!
Как семеро из ларца, возникли могучие демоны-интерфейсы и склонились перед Кощеем.
От удивления у него даже ненадолго завис процессор. Вот так кикиморы! Вот так унтертехи! Они хоть и не учились в университетах, но своим тихим коллективным разумом и офшорным трудом приобщились к пониманию Силы.
Они тщательно изучили Кощеевы интерфейсы, спрятанные в Игле. Используя для обратной связи укусы в палец, они передали ему в помощь полностью совместимых дигитальных демонов.
Его руки стали большими, как космос, в голове загорелись звезды, он почувствовал вакуум, словно собственное тулово…
Через какое-то мгновение экипаж левиафана увидел, что из Солнца вылетела эскадрилья Симургов (каждая птица размером с Луну), что от Марса летит-торопится грозный бог войны Нергал, что пустота извергает демонов Абсу и Мумму.
Свистать всех наверх!
Начиналась великая битва, о которой будут сложены саги и эпосы. И Кощея в тех сагах назовут как-нибудь иначе. Но сейчас он думал не о славе и даже не о сражении, а о скором возвращении домой.
Раздался громовой стук, за ним — чудовищный вой, от которого затряслись стены.
— Кто бы это мог быть, любовь моя? — сонно спросил Хендрат.
— А я почем знаю, — отозвалась Золушрамель, подбрасывая в очаг еще кучку навоза. — Времени погадать на птичьем помете у меня сегодня не было.
Над огнем, уносясь в трубу, заклубился черный дым, и Золушрамель напомнила себе, что навоз надо выбирать посуше. Новый стук, еще более устрашающий.
— Наверняка эти поганые карлики, — раздраженно буркнула Золушрамель. — Они всегда подгадывают к чаю и заводят Хранителя.
— А ты не посмотришь, моя сладкая? — Хендрат поглубже зарылся в подушки из крысиного сафьяна. — Я очень занят.
Он явно не собирался подниматься на ноги. Золушрамель вздохнула, надела шлепанцы из кожи дракона, покрепче запахнула халат из крысиного меха и прошаркала по продуваемому сквозняками коридору, стараясь не сбить пальцы ног о неровности пола. Свечи снова погасли; крысиное сало для освещения не годится, как бы ни рекламировали его карлики.
Смотровое окошечко было забрано доской. Посетители, каждый в свой черед, дубасили по нему черепами-набалдашниками тростей или дубинками, усаженными драконьими зубами, и привели кристалл в такое состояние, что он полностью сбился с настройки и вполне мог предложить смазанное изображение разносчика магических метелочек для смахивания пыли, который стучался в дверь еще неделю назад. Хранитель двери, уродливая тварь с шестью ногами и плоской головой, прыгал вверх-вниз, роняя из пасти клочки пены.
— Лежать, пес, — скомандовала Золушрамель. Она отодвинула ржавый засов и выглянула из-за края массивной деревянной двери. В лицо ей ударил ветер, и она прищурилась, чтобы хоть что-то разглядеть. Даже в этот ранний час ночь была темной и беззвездной, и фигура на крыльце представилась хозяйке бесформенным черным пятном. Впрочем, она заметила, что для карлика силуэт высоковат и что рядом никого нет.
Времени на вопросы не было. Неизвестный протиснулся мимо нее, мимоходом погладил пса по голове (тот ошеломленно смолк), а потом прошипел:
— Сейчас же заложи засов. Боюсь, за мной гонятся. Кругом полно дорков, а на дороге я видел по меньшей мере одного гелдорфа.
— Но кто…
— Поторопись!
Скорее всего, человек. Золушрамель последовала за ним по коридору, засовывая выбившуюся прядь под гребень из крысиных зубов. Неизвестный, казалось, знал дорогу и вопросов не задавал.
Он был одет в длинную голубую мантию, расшитую серебряными звездами и причудливо изогнутыми символами — вроде ногтей, состриженных с больших пальцев. Когда он стремительно ворвался в гостиную, его высокая остроконечная шляпа задела притолоку, чуть было не свалилась, но таинственным образом вновь приняла вертикальное положение. На миг под ней мелькнули две когтистые лапки. На Золушрамель это никакого впечатления не произвело: симбиоз одежды и животных уже давно успел выйти из моды.
Хендрат кое-как отодрал себя от дивана и теперь торчал в углу, задумчиво глядя в магическое зеркало. Оно стояло на шаткой деревянной подставке под довольно-таки посредственным эстампом с изображением дерущихся дорков и очень нечетко показывало какие-то рунические знаки. Хендрат пнул подставку, она зашаталась, однако изображение не прояснилось.
— К нам посетитель, — объявила Золушрамель.
— Да? — Хендрат обернулся, хмуря брови. Вид высокого незнакомца ни о чем ему не говорил. Вероятно, сотрудник новой программы социального обеспечения, состряпанной эльфами, явился его проверять: хозяин подал заявку на дополнительный рацион по причине проблем со здоровьем.
— Это я, Хен. Конечно, мы целую вечность не виделись, но ты ведь не забыл старого друга, а?
— Ну, освещение тут жуткое, да и борода… Погоди-ка! — Хендрат просиял во всю свою немытую физиономию. — Не может быть… вот уж не думал…
Таинственный незнакомец сдернул с головы высокую шляпу и низко поклонился. Из-под шляпы выпорхнул вороненок, опустился на буфет и начал клевать обглоданные косточки жареной крысы.
— Альфред Ганн. Колдун по части электроники. К вашим услугам.
— Альф, старина! Прости, не признал. У тебя прежде ни мантии не водилось, ни прочей белиберды.
— Меня повысили.
— Так садись же, садись. Ты-то мне и нужен! Золь, не заваришь нам чайку из драконьей крови? Спасибо, любовь моя.
Золушрамель, сердито бормоча себе под нос, зашаркала вон из комнаты, по дороге согнав вороненка с буфета. Тот полетал, полетал и опустился на каминную полку.
— Ты уж не держи зла на мой мобильник, — повинился Альф. — Он, конечно, гвоздь в сапоге, но очень полезен, когда надо спешно куда-то позвонить.
Хендрат был в восторге, что снова видит Альфа, и некоторое время распространялся на эту тему.
— Не мог бы ты подправить эту муть? — сказал он некоторое время спустя, указывая на зеркало. — Я полдня нащупываю таблицы Кровожадной лиги, а оно выдает только рейтинг Чудовища.
Альф бросил на магическую утварь взгляд, полный презрения.
— Сейчас у меня нет на это времени, старина. Мне поручено Дерзание.
— Чего-чего?
— Будто не знаешь, — встряла Золушрамель. Она как раз возвращалась с нагруженным подносом. — Только о них и слышишь. То Зеркало объявляет набор добровольцев, то кто-нибудь сует тебе конверт для взносов на новое Дерзание. Хоть на стенку лезь. — Она грохнула поднос на стол и снова вышла.
— Про это я как раз знаю. Ты не могла бы помолчать минуту-другую?
Альф потрогал чучело василиска, пожалуй, наиболее крепкий предмет обстановки, сел на него и вынул из складок мантии серебряную коробочку, в которой оказалось все необходимое для изготовления самокрутки.
Хендрат завороженно смотрел, как колдун выбил искры из своего каблука палочкой с каким-то коричневым снадобьем и глубоко затянулся.
— Нет, дружище, это совсем другое. Вот смотри, — сказал Альф немного погодя.
Он выдохнул, слегка поперхнувшись, и комнату заполнил сизый дым. Золушрамель, войдя с чайником, недовольно замахала рукой и уже собиралась отпустить колкость, как внезапно возникло изображение.
Дым рассеялся, им открылось непонятное зрелище. Группа людей расположилась в ярко освещенной комнате с удобными креслами и полированными столиками, на которых стояли вазы с неизвестными плодами и соблазнительными сластями. В очаге пылал веселый огонь, от него не исходило никакого смрада. В центре комнаты высился большой черный ящик с широким светлым окошком, в котором виднелось мужское лицо.
— Какая у них чистота, — воскликнула Золушрамель. — А занавески подобраны с большим вкусом. — Она всегда испытывала тягу к красивой жизни. Но отвергла соблазнительное предложение эльфа, чтобы сбежать с Хендратом, о чем никогда не позволяла ему забывать. В те дни он был совсем другим. Хотя и не очень высоким, но обаятельным, строил планы, мечтал. А теперь все время валяется дома, толстеет и жалуется на боли в ступнях. Возможно, и она чуть-чуть перестала следить за собой, но чему тут удивляться?
— До чего удобно они устроились, — благоговейно прошептал Хендрат. — И поглядите на все эти яства! — Его живот издал завистливое бурчание. — Что это за место? Какой-то из новых курортов? А нам туда можно?
— Это, — сказал Альф, снова затягиваясь, — и есть цель Дерзания.
Снаружи ночь пыжилась стать еще чернее. В непроницаемом мраке задвигались огромные твари. Завыла мышь-оборотень. Даже деревья в Старом Лесу дрожали от холода и сговаривались отправиться на юг как можно скорее. Отряд черных всадников, патрулируя, проскакал туда-сюда. Повопив для порядка, они решили вернуться в башню выпить горячего пунша.
— По сути, — сказал Альф после пары кружек чая и бутерброда с крысиным мясом, — все сводится вот к этому. — Он сунул руку в еще один карман и вынул небольшой золотой предмет. — Это то, что называют Диском Колдунов.
Как зачарованные, Золушрамель и Хендрат наклонились к мерцающему кружку. Рука Хендрата самопроизвольно потянулась к нему. Альф резко ее отвел.
— Осторожнее! — предупредил он. — Один отпечаток пальца может погубить все. К тому же, попав не в те руки, он может развязать полный хаос.
Его лицо приняло дремотное выражение, и он сказал нараспев:
Год один, чтоб запустить,
Диск один, чтоб прекратить.
Спрячь программу поумней.
А не то простишься с ней.
Вороненок несколько раз облетел комнату, а потом бочком подскочил к обглоданным крысиным косточкам. Никто и внимания не обратил.
— Видите ли, — сказал Альф, — когда-то давным-давно и в другом месте наступил золотой век: можно было есть рыбу с чипсами и смотреть футбол по субботам. Женщины убирались в доме и стирали, не растрачивая силы на драконий помет и гадания, а днем ходили по магазинам, приобретая все необходимое для восхитительных кушаний, вместо того чтобы выторговывать на мясном рынке крысиные стейки. Это был век, когда мужчина был мужчиной, и ему не приходилось то и дело отбиваться от чудовищ и подлизываться к карликам ради жалкой мзды.
Золушрамель и Хендрат уставились на приятеля в недоумении. Они и половины не поняли, но его слова, будто настойка на крысиных хвостах, затронули что-то в глубинах души Хендрата, однако без противного послевкусия.
— И тогда, — продолжал Альф, — тамошние люди начали баловаться со Временем. Они его исчисляли, измеряли, дробили и сортировали способами, не известными в нашем мире, где дни — просто смена света и темноты, а часы измеряются по убывающей длине горящей свечи. Эти люди даже сформулировали теорию, согласно которой пережить некоторую точку во времени было абсолютно необходимо, а они, чтобы не дать обществу рухнуть, должны ограждать себя с помощью всевозможных темных средств. Предсказывались войны и всеобщая гибель. Шли разговоры о Новой Эпохе и Переходе.
Некий человек, вообразив себя Властелином Времени, решил использовать этот хаос, чтобы прибрать к рукам всю власть. И вот он изготовил десять золотых дисков, чтобы в критическую минуту с их помощью изменить мир. Потому что он осознал то, о чем все остальные позабыли — что время относительно, что это всего-навсего одно из измерений. Четвертое, говоря точнее. Он создал машину, магическую машину, топливом для которой должны были служить такие диски. И укрыл ее в Самой Темной Пещере в сердце Самых Черных Гор. И пока мысли всех остальных были заняты четвертым измерением, мир медленно погружался во мрак сквозь пятое, шестое и седьмое…
Альф одним глотком осушил полкружки, утер губы рукавом мантии и продолжил, прежде чем Хендрат и Золушрамель решились что-нибудь сказать.
— Сначала никто не замечал, как все менялось. Происходило это мало-помалу. Внезапно исчезли рыба и чипсы, и главным продуктом питания стали крысы. Непонятным образом один за другим пропали магазины. И, что самое ужасное, мужчины забыли правила футбола. Затем скорость возросла, землю заполонили чудовища, и луна погасла.
— Землю? — хрипло спросил Хендрат. — Так оно, место, про которое ты говоришь, оно было здесь?
— В определенном смысле, — досадливо буркнул Альф. — Или ты не слушал? Я же сказал, что измерение было другое. Суть в том, — он многозначительно помолчал, — суть в том, что с помощью вот этого диска, который был потерян века и века назад, а теперь оказался в моих руках, мы можем повернуть время вспять. Это часть программы. Остальные диски либо пропали, либо украдены, но вот этот — исходный, который и управляет всеми остальными.
Колдун встал, раскинул руки так широко, что из его карманов высыпалась часть содержимого, и объявил:
— Вот причина и цель Дерзания!
Золушрамель, казалось, не слишком поверила, Хендрат выглядел ошарашенным.
— Так ты готов? — спросил Альф. — Путь будет долгим и тяжким, но дело того стоит.
— Звучит замечательно, — прошептал Хедрат. Он понятия не имел о рыбе с чипсами, однако эти блюда, видимо, были заметно вкуснее крысятины. А футбол… что-то нашептывало ему: это вообще нечто волшебное. Он был до того очарован, что совсем забыл про свои никудышные ступни. — Когда мы выступим?
— Отряд как раз собирается под горелым дубом. Кое-кто в деревне заинтересовался. Кроме того, я заручился согласием победителя дорков, рано ушедшего на пенсию, парочки драконопытов, почетного карлика и таинственного незнакомца, который утверждает, что предназначен в премьер-министры Новой Эпохи. Ты же, если согласишься участвовать в Дерзании, станешь Дисконосителем. Он будет храниться в специальном ларчике, и когда ты войдешь в Самую Темную Пещеру в Самых Черных Горах, тебе нужно будет вставить его в Самую Глубокую Щель.
— Вроде бы не так уж трудно, — сказал Хендрат. Он уже словно помолодел на десять лет. Однако Альф нацелился довести до его сведения всю важность и серьезность ситуации.
— Погоди! Эти штуки считаются сверхпрочными, но беречь их надо, как младенцев.
Тут на плечо колдуна опустился вороненок и что-то крикнул ему в ухо.
— Мне пора, — засобирался Альф. — Грядет беда. Кто-то выкопал тостер, и, уж наверное, они попробуют пырнуть его ножом. Я нагоню вас позже.
И с этими таинственными словами он удалился.
Хендрат отыскал свои счастливые носки, взял сумку, которую упаковала для него Золушрамель, не забыв про бутерброды, угадайте с чем. Хендрат чмокнул жену в щеку и был таков.
У перекрестка он на мгновение замедлил шаг и оглянулся на свой домик, угнездившийся в складке склона. Конечно, лачуга, но ведь это родной очаг. Увидит ли он его снова, обнимет ли свою жену?
Золушрамель сидела с псом у дотлевающих углей в очаге. Однако вскоре она поднялась на ноги, одернула платье, подколола волосы, послала пса за его поводком и отправилась через Туманные Отроги к Шаране, своей подруге по гадательному колледжу. Путь был неблизкий, но Золушрамель привыкла ходить пешком.
Высоко-высоко на уступе Самых Черных Гор от скал отскакивали электрические искры, грохотал гром, завывали мыши и вообще погода была самая гнусная. Черные всадники прекратили патрулирование, получив предупреждение от колдуна-диспетчера воздушных путей сообщения, и на время рассредоточились по своим жилищам.
Путь был долгим и тяжким: через горные перевалы на такой высоте, что зубы ломило; по кошмарным туннелям, где в своих смрадных гнездах прятались гигантские плодожорки самого отвратительного вида. На путников нападали одичавшие торговцы кристаллами и фанаты-изгои. Они питались в придорожных харчевнях, где по краям тарелок таилась мучительная смерть.
И без того маленький отряд заметно уменьшился после стычек с дорками и драконьих налетов. Некоторые погибли в сражениях, другие не устояли перед соблазном и приняли радушные приглашения древесных обитателей или устроились курьерами в фирмы карликов. А одного совсем довели плодожорки, и он повернул назад.
Теперь их осталось лишь двое, и они, пошатываясь, измученные, все в синяках, брели вверх по неровному склону к заветной цели. Ветер то и дело обрушивал на них бешеные порывы, дождь ледяными струями забирался под воротники, душа Хендрата изнемогла под тяжестью возложенной на него ответственности, а ступни совсем его измотали.
— Вот пещера, — прошептал он своему спутнику. — Сюда направил нас Альф. Где-то внутри стоит гигантская машина с огромной черной щелью.
Мысль об Альфе, много дней назад сгинувшем в шахтах Кокса, чуть было не высекла слезу из его глаз, но он сглотнул и упрямо побрел вперед.
Пещера оказалась темной и глубокой. От большой квадратной панели в дальней стене словно исходило смутное голубоватое свечение. Под панелью тянулась узкая полоска черноты.
— Так давай же! — торопил Хендрата его спутник. — Сделай то, что должен. Однако прежде, чем ты его вложишь, позволь, мы оба прикоснемся к нему на счастье.
Он был жалким существом, одиноким и всеми заброшенным. Хендрат наткнулся на него в чаще, где тот бесцельно блуждал. Звали его Мрак. Мрак и прежде умолял показать ему диск, но тщетно. Сам Хендрат, памятуя о предупреждениях Альфа, не осмеливался даже приоткрыть ларчик.
— Не время, — неизменно отвечал товарищу Хендрат.
И вот теперь…
Его рука добралась до самого дна сумки и извлекла плоскую квадратную коробку.
Мрак изнемогал от усталости и стресса. Он столько мечтал об этом мгновении, и теперь у него не осталось сил терпеть более. Глаза его остекленели от алчности, и он ухватил ларчик.
Хендрат вырвал ларчик из его пальцев, началась драка, и противники покатились по полу пещеры. Кусаясь, царапаясь, молотя кулаками и брыкаясь, они боролись за верховенство. Медленно, дюйм за дюймом, Мрак дрожащими пальцами подбирался к ларчику. Другой рукой он сжимал горло Хендрата, выдавливая из него жизнь. Хендрат был измучен и слаб — бутерброды он съел давным-давно. А этот отвратный типчик привык к голоданию — он века и века провел в потаенном гимнастическом зале, разминая и мучая свое тело. Победа должна была достаться ему.
С воплем отчаяния Хендрат увидел, как бледные пальцы открыли ларчик. Они оба заглянули внутрь. И оба охнули.
— Чтоб ему! — воскликнули Мрак и Хендрат в один голос.
За чашкой чая и тарелкой имбирных крысиных мозгов Золушрамель изложила своей старой подруге историю Дерзания.
— Ну, что скажешь? — заключила она. — Бесспорно, кое-что хорошее в этом есть. Для начала оно поставило Хендрата на ноги, но…
Шарана пошмыгала длинным носом.
— Обычная мужская психология. Всегда есть что-то получше — за следующим углом. А по существу, душка, для нас это обернется той же уборкой, стиркой, стряпней и хождением на рынок, причем без малейшего просвета, потому что, можешь быть уверена, с гаданиями будет покончено. Мужики, конечно, смотрят на это по-своему. И упускают из виду самое важное. Например, если мы изменим измерение, можешь быть уверена, с именами будет твориться черт знает что. Я кончу Шэрон, не иначе, а тебя начнут называть Лу или еще похуже. — Ее передернуло.
— Именно так я и подумала, — кивнула Золушрамель. — Ну, и этот, как его, футбол, тоже ничего хорошего не обещает. Не требуется магического зеркала, чтобы увидеть, чем все обернется.
— Это уж точно, — согласилась Шарана. — Но что мы можем поделать?
Золушрамель пошарила в своем ридикюле из крысиной кожи и выудила нечто круглое, замерцавшее в отблесках огня.
— Он, как обычно, взвалил все сборы в дорогу на меня, и я вроде забыла кое-что упаковать.
Шарана долгую минуту смотрела на мерцающий круг. Целый новый мир.
— Брось его в огонь, душка, — сказала она наконец. — Нам он ни к чему.
Перевела с английского Ирина ГУРОВА