Глава 19

Нежданные встречи бывают разные. Иной раз не виделись, бог знает сколько лет, а как довелось, понимаешь, что твой знакомый ничуть не изменился. А случается, что времени прошло всего ничего, а перед тобой — другой человек!

— Ты всё-таки решил последовать моему совету, — без тени какой-либо эмоции на усталом лице заметила Целинская. — И приехал в Москву…

В Пятигорске она выглядела женщиной. Да, в возрасте, но ещё не растерявшей былой шарм, умеющей любить и радоваться жизни. Теперь же казалось, что передо мной какой-то бездушный механизм. И только в глазах иногда проявлялись отблески прежнего, но тут же гасли, как будто хозяйка не хотела себя выдать…

— Как видишь, — стараясь выглядеть как можно естественнее, отвечал я. — Кстати, у меня скоро большой концерт. Придешь?

— Нет.

— Жаль. У меня появились новые песни. Хотел узнать твоё мнение.

— Врешь ты всё, Семёнов! — на её губах впервые появилось что-то вроде усмешки.

— Ладно. Не хочешь идти на концерт, слушай здесь. В этом богоугодном заведении найдется гитара?

— Прекрати ломать комедию! И забудь всё, что между нами было, как сделала это я.

— Так ты рассказала обо мне Артузову, чтобы забыть?

— Радуйся, что не Агранову. Он, кстати, уже пенял мне. Творческая интеллигенция по его части. На самом деле, это случайно получилось. Шла разработка Болховского, и при этом всплыли ваши имена.

— Наши?

— Не притворяйся! Понял же, что речь о твоей Куницыной.

— Она не моя…

— Мне всё равно, можешь не оправдываться. Хотя, признаюсь, было забавно услышать, что тебя бросила певичка…

— Да уж, — хмыкнул я. — Распался наш дуэт. Хотя, может оно и к лучшему. Буду работать сольно.

— Хочешь сказать, что для тебя она всего лишь деловой партнёр? — нехорошо прищурилась, начавшая было оттаивать Целинская.

— Нет, конечно. Но в воду прыгать от тоски не буду.

— На этот раз вроде не врёшь. Ненавижу лжецов!

Договорив, чекистка вытащила из-за пазухи портсигар с зажигалкой и закурила.

— Будешь? — после небольшого колебания предложила мне.

— Нет, — помотал головой. — От этой гадости голос портится.

— Как хочешь…

— Военная форма тебя старит, — негромко заметил я присмотревшись.

— Знаю, — небрежно отмахнулась она. — При моей должности так лучше.

— Жаль.

— Себя пожалей.

— Кстати, за что меня арестовали?

— Поверь мне, если бы тебя задержали, мы бы сейчас разговаривали совсем иначе. А это так, беседа…

Да. Так уж случилось, что после очередного разговора с Артузовым, ко мне подошли два неброско одетых товарища и вежливо попросили пройти с ними, после чего я оказался в неприметном особняке на Никольской. С одной стороны, конечно, хорошо, что не доставили прямиком на Лубянку. С другой, она не так уж и далеко…

— Проходите, — велели мне после недолгого ожидания в коридоре. Я вошел и увидел сидящую за столом Целинскую…

— Что тебе нужно?

— Ничего особенного. Расскажи, что знаешь об операции, в которой участвуешь.

Вот, блин! Кажется, у товарищей чекистов начались очередные тёрки, и ваш покорный слуга угодил между жерновов. Впрочем, скрывать мне особо нечего, если не считать того факта, что мне прекрасно известно что собой представляет, и самое главное чем закончится операция «Трест».[37] И вот тут никак нельзя проболтаться, ибо товарищи с горячим сердцем и холодной головой тут же решат, что знание это совершенно излишне. После чего мгновенно придут к выводу, нет человека — нет проблемы!

Поэтому отвечать надо чётко, подробно и по существу, но так, чтобы все видели, что перед ними бестолковый лабух. Впрочем, Целинскую на мякине не проведёшь. Это не просто стреляный воробей, а куда более опасная птица! Коршун в женском обличье…

— Почему ты думаешь, что Болховский прибыл из-за границы? — в очередной раз уточнила она.

— Артузов сказал.

— Нет! Ты сам спросил, не из Парижа ли он?

— Да, я его на понт взял! Потом выяснилось, что угадал.

— Но может быть, он себя странно вёл? Или не знал каких-то элементарных вещей?

— Чёрт его знает! Я после контузии тоже иной раз ничего понять не могу.

— А ведь верно. Ладно, а что ты думаешь, про историю с его исчезновением?

— Ничего не думаю. Может, ранен был и память потерял. Или другую бабу себе нашёл, а с невестой не хотел объясняться. Вариантов масса!

— Или служил в разведке.

— Только что выпущенный из училища прапорщик? Сильно вряд ли.

— Пожалуй, что так, — кивнула Целинская. — А про ожидающее его богатство?

— Гонит! — убеждённо заявил я. — Нет у него никаких денег и взять их неоткуда.

— Ты уверен?

— Более чем. Будь у него капитал, сидел бы в своём Париже и в ус не дул.

— А что ты знаешь о его семье?

— Вообще ничего. До чудесного воскрешения Куницына о своём пропавшем возлюбленном не рассказывала, а потом мы расстались, и стало вообще не до того.

— Тогда слушай. Род Болховских довольно древний, но, что называется, захиревший. Поместья растеряли ещё до освободительной реформы, жили службой, особой карьеры никто из них не сделал. Так, провинциальные дворянчики… Поэтому никто не удивился, что одна из тёток тогда ещё не родившегося Жоржа выскочила замуж за купца.

— Неравный брак?

— Понятия не имею. Главное в том, что у Болховского имелся богатый дядя.

— Миллионщик?

— Почти. Собственный дом с магазином, небольшая фабрика, паи в нескольких предприятиях и… коллекция драгоценных камней!

— И где это всё сейчас?

— А вот тут начинается самое интересное. Сам дядя расстрелян по приговору Московского ЧК, после покушения на Урицкого. Всё имущество, разумеется, конфисковано. Но вот, что любопытно. При обыске никаких особых ценностей в его доме не обнаружено. Мебель, библиотека, несколько картин, личные вещи, но больше ничего.

— Облом вышел.

— Что, прости?

— Нет, ничего. Просто подумал, а зачем ты мне об этом рассказываешь?

— Тебе разве не интересно?

— Нет!

— Отчего же?

— Не везёт мне с чужими сокровищами.

— Ты про события в Пятигорске или в Спасове? — хитро прищурилась Целинская.

В принципе, никакой неожиданности в её вопросе не было. Раз чекисты дознались о моём участии в налете на подземелье бывшего банка, выяснить остальные эпизоды жизни после демобилизации никаких трудностей не представляло.

— На Кавказе хотя бы не подстрелили.

— Действительно. Но главное ведь не в этом, а то, что Советская власть получила значительные средства. Разве не так?

— Что тебе от меня нужно? — вздохнул я.

— Понимаешь, — перешла на доверительный тон моя собеседница. — Очень важно, чтобы Болховский не смог вывезти эти драгоценности из России.

— Так в чём проблема, арестуйте его.

— Ты не понимаешь. Его арест сорвёт всю операцию, а этого допустить никак нельзя.

— А ты уверена, что клад существует?

— Я же говорила, что при обыске ценности не найдены…

— Не найдены, или не попали в протокол?

— Хочешь сказать, что наши товарищи могли их присвоить?

— Ничего я не хочу. Просто чекисты тоже люди, а значит, у них есть семьи, дети, любовницы, наконец!

— Я понимаю, о чём ты, но нет. При составлении описей присутствовало слишком много людей. Попытка утаить обнаруженное богатство просто не могла увенчаться успехом. Но даже если произошло невозможное, рано или поздно хоть что-нибудь, да всплыло.

— Понятно. Но ты так и не сказала, что нужно конкретно от меня?

— Останься с Болховским. Следи за ним. Если он всё-таки найдёт сокровища, дай знать нам.

— Чтобы пополнить Гохран?

— И это тоже. Но главное, чтобы не смогли пойти на финансирование белогвардейских и монархических организаций. В сложившейся международной обстановке это просто архиважно…

— Вы справитесь! — пришлось прервать, начавшую говорить лозунгами Целинскую. — Я в вас верю!

— Ты что, отказываешься? — изумилась женщина, явно не ожидавшая такого поворота.

— А зачем мне это нужно? И, умоляю, не нужно давить на сознательность. Благодаря мне Советская власть уже стала богаче.

— Что ты хочешь?

— Почётную грамоту.

— Серьёзно?

— Нет, конечно.

— Тогда что?

— Разрешение выехать за рубеж на гастроли.

— Зачем тебе это?

— Как зачем? Мир посмотреть, себя показать. Если получиться, заработать мировую известность. Ну, и денег, конечно.

— Боже, какое мещанство, — поморщилась она. — Честно говоря, даже не ожидала.

— Никто не совершенен.

— Хорошо, — решилась Целинская. — Найдёшь ценности — будет тебе разрешение!

— Так не пойдет. А если никакого клада нет?

— Тогда музыкальный мир не узнает о твоём существовании.

— А может мне с Артузовым поделиться?

— Не играй со мной, мальчик!

— Мне пора, — сделав вид, что поднимаюсь, ответил я.

— Чёрт с тобой, — сдалась чекистка. — Выбью тебе разрешение. Моих связей на это хватит. Но ты тоже должен постараться. От этого зависит слишком многое.

— Договорились. Но мне нужно ещё кое-что…

— Например?

— Необходимо знать, не имелось ли у таинственного дядюшки ещё какой-нибудь недвижимости. Допустим, острова посреди Средиземного моря или домика в маленьком городке типа Спасова…

— Постараюсь выяснить, — кивнула мгновенно сообразившая, в чём дело Целинская.


В общем, нравится, не нравится — терпи моя красавица! Мне всё же пришлось отправиться в путь дорогу с маленьким оркестром, Машей и шпионами-белогвардейцами. Артузов, конечно, покривился, но запрещать не стал. Вероятно подумал, что дело в моих чувствах к Куницыной… Ну, и ладно.

Судя по всему, сама Маша пришла к точно такому же выводу. Поэтому старалась держаться как можно более нейтрально, но смотрела иногда с такой жалостью, что, казалось вот-вот заплачет. Особенно, когда слышала «Я возвращаю вам портрет», а рядом не было Жоржа.

С ним вообще всё было не просто. В нашем маленьком коллективе он играл роль администратора, но именно что играл. Все организационные и хозяйственные вопросы легли на меня и Могилёвского, а Болховский казалось вообще ничем не заморачивался. Его подручный — Котов и тот оказался полезнее. По крайней мере, он всегда был готов помочь с переноской вещей и реквизита!

Очередная остановка пришлась на Тверь. Наплевав на график, поезд добрался туда поздно ночью. Посмотрев на пустынный перрон, Маша поёжилась и несмело спросила своего спутника.

— Может, мы пропустим этот старинный город?

— Нет-нет, — нервно дернул головой тот. — Мне нужно встретиться с важными людьми.

— Тогда не будем терять время, — отозвался я и первым шагнул из вагона.

Реакция Болховского вполне предсказуема. По сведениям, переданным мне Целинской, именно здесь у его дяди был небольшой лабаз.

— Интересно, тут есть приличная гостиница? — вздохнула Куницына.

— В крайнем случае, имеется мост через Волгу, — вполголоса буркнул Могилевский, но никто кроме меня его не расслышал.


Немногочисленные попутчики, сошедшие с поезда вместе с нами, мгновенно рассосались, а, ни носильщиков, ни извозчиков, ни кого-либо ещё на вокзале не наблюдалось. Только заспанный железнодорожник, помахал машинисту поезда фонарём и собрался уходить.

— Любезный, — попытался обратиться к нему Жорж. — Где тут у вас можно остановиться?

— Чаво? — удивлённо разинул рот тот.

— Я спрашиваю, гостиница тут есть?

— Как не быть.

— И где же она?

— Барсуковка то? Туда ступайте, — махнул он в сторону Волги.

— А далеко?

— Версты четыре.

— Ты что, скотина, издеваешься?

— Вы, гражданин, тут мне не ругайтесь! — возмутился работник транспорта. — Чай не при старом режиме!

— Да, я тебя!

— Прошу прощения, товарищ, — поспешил вмешаться Могилевский. — Вы на нашего друга, пожалуйста, не обижайтесь. Он у нас контуженый.

— А морда лица сердитая, как у исправника, — подозрительно заметил железнодорожник.

— Да какое там, — пришел я на помощь чекисту. — Самые, что ни на есть пролетарии!

— Что-то вы больше на нэпманов смахиваете.

— Мы, отец, артисты.

— А документы у вас, к примеру, имеются?

— Сколько угодно. Только тут темно, всё равно ничего не разберёшь…

— Кому положено, разберут, — не унимался трудящийся. — Где-то тут Васька милиционер должен быть. Василий, ты где, язви, тя?!

— Чего тебе, дядь Мить? — вразвалочку подошел представитель правоохранительных органов. — Опять шум не по делу поднимаешь?

— Да вот, люди тут непонятные. Шумят, ругаются…

— Товарищ милиционер, тут какое-то недоразумение. Нас неправильно поняли…

— Документы есть?

— Вот, пожалуйста. Красноармейская книжка и справка из «Мосэстрады». Мы артисты, приехали на гастроли…

Читать при свете железнодорожного фонаря и впрямь было не просто, но постовой справился. Поводив пальцем по неровным строчкам моих бумаг, он на минуту задумался, потом перевел взгляд на меня и неуверенно спросил.

— Колька, ты что ли?

— Э…

— Я же Василий Строгов! Мы с тобой в одном эскадроне служили!

Вот чёрт! Лицо парня и впрямь кажется знакомым, но больше ничего о нем не помню. Разве что…

— Строгий?!

— Точно, так меня наш комэск звал! — блеснули в темноте зубы расплывшегося в улыбке милиционера, после чего он раскрыл объятия и крепко меня сжал.

— Ну, здорово, брат! Ты вообще как здесь оказался?

— Да вот… приехали, а остановиться негде.

— Не вопрос. Поживи у меня!

— Я же не один.

— И друзей пристроим! Сейчас всё будет!


Неожиданно встреченный мною сослуживец оказался человеком деловым. Окинув наш дружный коллектив взглядом, он решительно взялся за самый большой чемодан и велел нам идти за собой.

— Тут недалеко гражданка Суботина меблированные комнаты сдаёт. Да вы шевелитесь, я на службе.

— Идём, — отозвался я, тщетно пытаясь припомнить хоть какие-нибудь подробности нашей совместной службы.

Увы, память отставного красноармейца Семёнова решила, что прозвища будет достаточно и замолчала, как партизан на допросе. Зато сам бывший однополчанин болтал без умолку, рассказывая об общих знакомых, своем устройстве в мирной жизни и семейном положении.

— Максима помнишь? Ну, взводным в соседнем эскадроне был. Большим начальником стал. К нему сейчас на хромой козе не подъедешь. Я, было, сунулся по одному делу, так целый час в коридоре ожидал, пока принять соизволит.

— Что, так и не принял?

— Почему же? Всё честь по чести. За стол усадил, чаем напоил, даже бумажку написал. Дескать, надо помочь… А я после демобилизации долго не думал. Вижу, что хоть мы контру и победили, а всё равно много всякой сволочи осталось. Сидят как крысы по норам, ждут, когда народной власти ловчее будет нож воткнуть! Вот и пошел в органы…

— Бандитов ловить?

— Всех подряд! Ворьё, бандитов, недобитков белогвардейских, спекулянтов… А ты сам чем занимаешься?

— Музыкой.

— Это как?

— Играю, пою, песни для народа сочиняю.

— Да ладно! Что-то я тебя с балалайкой не припомню…

— Тогда не до того было. Война!

— Это точно. А я, знаешь ли женился. Ага. Родители её, правда, против были, но ничто. Уводом увёл.

— Поздравляю.

— Ну, вот и пришли, — с облегчением поставил он чемодан на землю и застучал кулаком в дверь.

Поначалу на стук никто не обращал внимания, но милиционер, как и положено представителю победившего класса, оказался настойчив.

— Чего надо?! — высунулась из открывшегося на втором этаже окошка голова в каком-то невообразимом чепце. — Ходют тут всякие!

— Тихо, Ильинична! Я тебе постояльцев привёл!

— Василий Егорович, — сбавила тон хозяйка. — Что ж ты так стучишь. Всех клиентов перепугаешь.

— Ничто! Пусть знают, что народная милиция завсегда на страже!

— А что за люди хоть?

— Хорошие люди. Правильные!

— Да, я не о том, — поморщилась нэпманша.

— И деньги у нас тоже есть, — выступил вперёд Могилевский. — Простите, мадам, нас не представили…

— Василиса Ильинична, — разом подобрела почуявшая доход дама. — Ой, что же вы там стоите. Я сейчас отопру.

Прошло ещё пару минут, прежде чем щёлкнул замок, затем лязгнул засов и дверь в импровизированную гостиницу отворилась.

— Проходите, граждане. Располагайтесь!


О наступлении утра нам возвестил самый настоящий петух. Казалось, зловредная птица устроилась где-то совсем рядом с окном и сладострастно завопила — кукареку! В принципе, ничего странного в этом не было. Даже в Москве многие жители продолжают держать хозяйство. Что уж тут говорить о провинциальных городках вроде Твери. Но зачем же это делать рядом с гостиницей?!

— Вот сволочь! — пробормотал я сквозь сон и попытался накрыть голову подушкой, но не тут-то было.

Почувствовавший себя звездой пернатый негодяй заорал снова, так что мне захотелось пристрелить его из нагана. К счастью для вокалиста, огнестрельным оружием ваш покорный слуга так и не обзавёлся. А на кастет и свинчатку ему было плевать. Да. Время вокруг не простое и в моём арсенале снова появились средства, позволяющие наставить на путь истинный окружающих.

— Вставай, соня! — до отвращения жизнерадостным тоном заявил мне Могилевский.

Комнат в заведении милейшей Василисы Ильиничны оказалось немного, так что нам пришлось потесниться. Более или менее удобно устроились Болховский с Куницыной. Остальным повезло меньше. В нашей, к примеру, расположились трое. То есть я, Дмитрий и Котов. Правда, третьего соседа уже не было.

— Где их благородие? — поинтересовался я у чекиста.

— К Жоржу пошёл, — так же тихо ответил мне подставной пианист. — Что-то обсуждают и, похоже, ругаются.

— Ну и чёрт с ними.

— По этому поводу возражений нет, — усмехнулся Могилевский, но тут же сменил тон на более серьёзный. — Надо определиться с местом выступления.

— Может, пусть Болховский поработает для разнообразия?

— Тогда нам точно жрать нечего будет.

— Кстати, о хлебе насущном. Случайно не помнишь, завтрака нам хозяйка не обещала?

— Вроде нет.

— Хреновато!

— Это точно.

— Тогда пойдём, поищем какой-нибудь общепит. Заодно посмотрим, есть ли там сцена.

Подходящий ресторанчик нашёлся быстро. Несмотря на ранее время, заведение братьев Непреловых оказалось открыто. Разнообразием предложенное меню не баловало, но место для выступления имелось.

— Хотите свежего, — едва сдержав зевок предложил официант, — приходите вечером. А сейчас щи суточные, пироги вчерашние. Самоварчик если угодно можем поставить.

— А что, братец, хозяин или управляющий у вас имеется.

— Как ни быть. Только они сейчас спят. Попозже появятся. А они вам для какой надобности?

— Для коммерческой. Ты уж, будь любезен, передай, что мы позже ещё зайдем. А сейчас принеси нам чаю, пирогов… кстати, какие они у вас?

— Расстегай, курник, кулебяка…

— Пожалуй, курник.

— Сей секунд.

Получив задание, халдей исчез, а мы остались с Могилевским один на один.

— Ну, спрашивай, — усмехнулся я. — Не просто так ведь меня подальше от наших увёл…

— Тут, такое дело, — помялся чекист. — Не могу понять, что мы здесь делаем…

— Не было этого пункта в маршруте?

— Точно! Причём, для Котова это тоже сюрприз. Вы вчера все спать завалились, а я слышал, как они с Болховским разговаривали.

— Ругались?

— Ну, не то чтобы. Так поговорили на басах.

— От меня что нужно?

— Обычно за ними местные товарищи присматривают, а я так, для связи. Но тут наших нет. Понимаешь?

— Что уж тут непонятного. Но они ведь шляются, когда у нас концерт.

— То-то и оно! Может, прикроешь меня?

— В смысле?

— В коромысле! Скажусь больным, останусь, вроде как в гостинице, а сам присмотрю за «благородиями».

— Не пойдёт. Они тебя враз срисуют.

— И что же делать?

— Думать надо. Время до вечера ещё есть…

Загрузка...