Лабух

Глава 10

Встреча нового 1923 года прошла без особых торжеств. Большинство людей еще не успели привыкнуть к этому празднику и ждали Рождества, а ваш покорный слуга попытался приготовить себе что-нибудь эдакое.

Докторскую колбасу еще не производили, так что пришлось ограничиться вареной говядиной. Яйца, соленые огурцы, картошка и морковь на рынке имелись. Майонез или как его сейчас называют «Майонский соус» пока не производят, попрошайничать на кухне отказавшегося от моих услуг ресторана не хотелось, так что пришлось ограничиться сметаной. А вот аналога зеленого горошка так и не нашлось. Но суровые времена требуют трудных решений, а потому в ход пошло то, что есть.

— Что это? — заинтересовалась воспользовавшаяся отсутствием на кухне других соседей Ешевская.

— Чудо кулинарной мысли, Нелли Владимировна! — хмыкнул в ответ, мелко нарезая части будущего шедевра. — Салат «Оливье»!

— Вы уверены? — скептически посмотрела на ингредиенты соседка. — Мне кажется, у вас кое-что отсутствует. Мясо рябчика, раковые шейки, икра…

— Это рабоче-крестьянский вариант! — отозвался я, перемешивая содержимое. После чего попробовал конечный продукт. Что ж, в «Ласточке» определенно готовили лучше, но мне сейчас туда путь заказан, а потому все более чем недурно.

— Будете? — вопросительно посмотрел на Ешевскую.

— Благодарю, — не стала отказываться та и зачерпнула ложкой. — А вкусно!

Пропел я, вызвав грустную улыбку женщины.[9]

— Красивая песня. Вы сочинили?

Я в ответ лишь развел руками. Ну не рассказывать же соседке о Шуфутинском.

— Хотите коньяку? — неожиданно предложила Нелли Владимировна. — У меня осталось немного Шустовского…

— С удовольствием!

Говоря по совести, коньяк я никогда не любил, предпочитая, как всякий русский и «истинно верующий» водку, но в этот вечер он оказался как нельзя кстати. Быстрее побежала кровь по жилам, улучшилось настроение. Даже захотелось взять в руки гитару. Потом подтянулись соседи. Сначала дети. Потом племянник Кривошеевой, от которого Ешевская едва спасла мой инструмент. Вроде бы, его зовут Мишкой.

Устроившись в дверях, чтобы иметь возможность смыться, парнишка внимательно прислушивался к моей игре и, кажется, старался запоминать аккорды. Дождавшись окончания одной из песен, он набрался храбрости и попросил.

— Дядя Коля, научи меня!

В ответ мне снова захотелось надрать юному наглецу уши, но… в глазах его светилось такое неподдельное восхищение, что я не выдержал и согласился.

— Найдешь гитару, приходи.

— А…

— А если еще хоть раз дотронешься до моей — башку оторву!

Вслед за младшими появились и старшие. Из развлечений в этом времени только кино и цирк, а тут на кухне совершенно бесплатно поет один из самых популярных артистов города. Как такое пропустить?

На столе появилось пару бутылок самогона, а к нему нарезанное сало, соленые огурчики и еще какая-то немудрящая снедь. Я больше не пил, не желая перебивать вкус благородного напитка, но соседи, включая конченую хабалку Капитолину, все равно воспринимались как-то лучше. Да, они плохо воспитаны, иной раз вороваты и обожают сплетни, но при этом способны и на хорошие поступки. Тот же Мишка прошлой зимой бегал по морозу за врачом для захворавшей Ешевской. Если честно, никогда бы не подумал…

В общем, мы неплохо посидели. Выпили, поговорили. Слушали, как пою я, потом все вместе исполняли «про светлые денечки, когда служил на почте ямщиком». Пока мы так драли горло, кто-то начисто сожрал приготовленный мною оливье. В общем, все как говорил классик — просто люди, которых немного испортил квартирный вопрос.

В конце первой недели января я снова встретил Марию Задунайскую. Точнее, она пришла ко мне, вызвав своим появлением настоящий ажиотаж. То, что она певица из «Ласточки» никто из обитателей квартиры, конечно же, не знал, но сам факт прихода к соседу хорошо одетой и привлекательной барышни дал пищу для пересудов.

— Добрый день, — поприветствовал я ее и поспешил завести к себе в комнату. — Чем обязан такой чести?

— Неужели вы совсем не рады меня видеть? — тонко улыбнулась Маша, скептически оглядывая спартанскую обстановку моего пристанища.

— Конечно, рад. Но все же?

— Для вас есть работа.

— Пётр Михайлович понял, что теряет деньги?

— При чем здесь Рокотов? — пожала плечами певица. — Нет. Просто один мой знакомый играет свадьбу и ему нужен тапёр.

— У вашего друга нет граммофона?

— Отчего же. Есть. Но мне почему-то подумалось, что заработать нужно вам. Однако если это предложение не подходит…

— Подходит. Но хотелось бы узнать условия.

— Полтора миллиона за вечер. Плюс вас, конечно же, покормят.

— Шикарные условия. А хотя бы пианино там есть?

— Берите выше. Рояль фирмы «Беккер». Но, боюсь, немного расстроенный. Сможете исправить? Камертон я вам найду.

— Беккер? Даже пытаться не стану! Для такого инструмента нужен мастер!

— Вы правы, — удовлетворенно улыбнулась девушка, и мне почему-то показалось, что я прошел проверку. — Настройщик будет. Еще возьмете с собой гитару. Впрочем, не мне вас учить.

— Это точно. Можно узнать, отчего вы не предложили эту халтуру своему коллективу?

— Как вы сказали? Халтуру… подходящее название. В общем, если не вдаваться в подробности, мой знакомый вполне мог бы снять «Ласточку» на вечер, но не хочет привлекать к себе внимание. Поэтому все будет достаточно скромно. Но вместе с тем, нужно чтобы все было прилично. Поэтому тщательней подбирайте репертуар.

— Ладно, уговорили.

— Не подведите меня, я за вас поручилась!

«Знакомым» Марии оказался один ответственный товарищ. Фамилия его была Зантруд, звали Львом Иосифовичем, а организация, которой он руководил, именовалась «Рабкрин». Рабоче-Крестьянская инспекция. Иными словами, вся хозяйственная жизнь нашего уезда находилась в руках этого невысокого склонного к полноте человека с хитрыми глазами навыкате.

Слово «номенклатура» еще не вошло в советский лексикон, но достаточно точно обозначало гостей отца невесты. Начальники отделов и замы, ответственные работники и всякого рода заведующие. Некоторых я знал лично, как например Гулина, других приходилось видеть в ресторане. Искал глазами Фельдмана, но кажется, начальник Спасовской милиции не входил в круг избранных.

Несмотря на показную «скромность» поставленные буквой «П» столы ломились от дефицитных по нынешним временам продуктов. Молодой — рыжий паренек лет примерно двадцати пяти, приходившийся племянником главе городского исполкома, сидел с таким видом, будто выиграл джек-пот, но его тут же украли. Его избранница — высокая, как минимум на полголовы выше жениха, сильно накрашенная девица напротив то и дело расплывалась в улыбке и поглаживала уже заметный животик.

— Дорогие гости! — сделал проигрыш на рояле, мгновенно завладев вниманием аудитории. — Сегодня мы собрались по крайне знаменательному событию. Бракосочетанию Ефима и Ады…

Ни хозяева, ни гости, конечно же, не подозревали, сколько свадеб и юбилеев я провел в своей прошлой жизни! Для каждого мужчины у меня нашлась шутка, для каждой женщины комплимент. Причем, могу ручаться, раньше они никогда их не слышали. В общем, ваш покорный слуга быстро взял ведение праздника в свои руки. Давал слово родителям, друзьям и сослуживцам. Потом устраивал музыкальную паузу и начинал играть, а подвыпившие гости, топоча, как стадо слонов, лихо отплясывали, чтобы через несколько минут вернуться к столу и продолжать есть.

Что же касается репертуара, то можете поверить мне на слово, шансон для русско-еврейской интеллигенции самый любимый жанр! Поэтому, когда я запел, аккомпанируя себе на рояле:

Это был не просто успех, а целый фейерверк. Взрыв эмоций! Одни хохотали так, что не могли больше жевать. Другие танцевали, третьи пытались подпевать, а я продолжал петь куплет за куплетом. Невеста, правда, хотела обидеться, но порядком наклюкавшийся жених так и не сообразил, почему она поджала губы и тогда она разозлилась уже на него.

Не придумав ничего лучшего, «мужняя» теперь уже жена пригласила танцевать первого встречного, а у того, как на грех, уже плохо слушались руки и постоянно соскальзывали с талии на довольно таки тощую филейную часть молодой. Впрочем, этим трудно было кого-нибудь удивить. Перебравшие гости давно забыли, кто с кем пришел, и позволяли себе и не такие вольности.

К несчастью, новоиспечённый член семьи Зантрудов все же заметил происходящее, а возможно, ему кто-нибудь подсказал. Заревев, как бычок перед бойней, он подскочил к танцующей паре и влепил покусившемуся на самое святое негодяю затрещину. Тот, разумеется, упал, но перед этим вцепился в партнершу по танцу и увлек ее за собой.

Сначала все присутствующие оцепенели, потом раздался истошный женский визг… а дальше подвыпивших гостей было не остановить. Бросив играть, я пробился между дерущимися, подхватил с пола отчаянно брыкавшуюся молодую и отволок ее в сторону. Впрочем, поцарапать физиономию Фиме она все же успела.

В общем и целом, свадьба удалась на славу! Что еще более важно, никто особо не пострадал. Щеку Фимы помазали йодом, а разошедшуюся Аду ваш покорный слуга вовремя вытащил, за что удостоился отдельной благодарности от председателя Рабкрина.

— Спасибо вам, Николай, — вздохнул Лев Иосифович, отсчитывая купюры. — Кажется, вы спасли моего будущего внука! Ведь это черт знает что могло произойти, если бы Адочку толкнули или ударили.

— Это было бы очень печально.

— И не говорите! Ну вот, извольте пересчитать…

— Я вам верю, — улыбнулся в ответ, засовывая полученную пачку купюр за пазуху, — если что-нибудь будет нужно. Праздник там или еще что-то в этом роде, всегда к вашим услугам!

— Не премину. Вы тоже, если возникнет какая-нибудь нужда, обращайтесь без стеснения. Чем смогу — помогу!

— А вы знаете, пожалуй, нужда у меня есть. Врачи рекомендовали мне съездить в Пятигорск, попить тамошней водички… Нет ли возможности, выделить, как демобилизованному красноармейцу, бесплатную путевку?

— Хм. Вы и впрямь не очень хорошо выглядите… Знаете, если бы доктор посоветовал вам что-то такое летом или на худой конец ранней осенью, боюсь, ничего бы не вышло. Но вот сейчас… Зайдите ко мне денька через три. Посмотрим, что можно сделать.

Как выяснилось, пустомелей Зантруд не был и ровно через три дня у меня на руках появился прелюбопытный документ. Назывался он почему-то «Предписанием» и с первой же строчки прямо и недвусмысленно указывал всем ознакомившимся с ним ответственным товарищам, оказать содействие в излечении от ран героическому бойцу Первой конной Николаю Семенову. То есть, мне!

— Скажите, — поинтересовался напоследок Лев Иосифович, — а у вас хватит средств на такой вояж?

— Не беспокойтесь. Пока со мной моя гитара с голоду не умру. Но если хотите поддержать материально, не откажусь!

— Шутник вы, батенька, — как-то очень по-доброму улыбнулся мне председатель уездной Рабкрин.

Оставалось лишь закрыть комнату, предупредив на всякий случай соседей о недопустимости вторжения на чужую жилплощадь и неизбежности неприятностей, если таковое последует. Кажется, они прониклись.

Ну и, конечно же, предупредить Задунайскую. Несмотря на то, что при первой встрече девушка показалась мне редкостной стервой, в действительности все обстояло совсем не так. Все же она крепко выручила меня в трудную минуту, да и предложение о совместных гастролях, если подумать, довольно стоящее.

— Надолго? — прикусила губу Маша, узнав о моем отъезде.

— Не очень. Недели две, максимум месяц. Когда вернусь, поговорим о наших планах предметно.

— Уверен, что вернешься?

— Конечно, — ответил, сам веря в то, что сказал. Но в воздухе все равно повисла какая-то неловкость. Как будто треснуло и надломилось что-то очень важное…

— Хочешь со мной? — неожиданно предложил я.

— Не сейчас, — взор певицы явно потеплел. — Возвращайся и тогда поговорим.

В прежней жизни я даже любил поездки по железной дороге. В купе тепло и уютно, проводницы разносят чай. Можно спать, или вести бесконечные разговоры с попутчиками, а если среди последних окажется красивая женщина, то и приударить за ней… Увы, но в с суровые двадцатые все не так. Вагонов мало, а те что есть, находятся в ужасном состоянии. Отопление отсутствует как явление. Даже если имеются печи, их никто не топит. Про чай и говорить нечего, хочешь попить горяченького — хватай котелок и на станции беги к «кубовой». Вагоны-рестораны остались в буржуазном прошлом.

С билетами тоже все не просто. Во время Гражданской войны их вообще не было. Беженцы от Белых или Красных, а также многочисленные спекулянты-мешочники буквально штурмом брали вагоны, всеми правдами и неправдами занимая места в купе, общих вагонах или даже тамбурах. В пути могло случиться все что угодно: налететь шайка очередного атамана, накрыть залп бронепоезда. В конце концов, просто кончиться топливо посреди заснеженного поля…

Но в 1921 году, когда наркомом путей сообщения стал Дзержинский, все изменилось. Введены тарифы на перевозку пассажиров и багажа и проезд понемногу стал становиться более или менее цивилизованным. До настоящего комфорта, конечно же, бесконечно далеко, но до Пятигорска я все-таки добрался.

— Держи пять, братуха! — протянул мне крепкую лапищу попутчик — здоровяк в выглядывающей из ворота потрепанного бушлата тельняшке, по имени Вася. — Даст бог, еще свидимся!

— Обязательно!

— Погоди-ка, — остановил меня бывший матрос. — Как там начиналось?

Что же, мне для хорошего человека не жалко. Взяв в руки гитару, исполняю немного переделанный шлягер своего детства

— Точно, — радостно осклабился Василий. — Теперь не забуду. — И помахав на прощание рукой вернулся в вагон, горланя во всю мощь своих легких.

— Гадом буду, не забуду этот паровоз! От Москвы до Пятигорска на карачках полз!

Кажется, еще одна песня ушла в народ…

Пятигорск мне понравился. Вокруг горы, прекрасная, несмотря на зимнее время, природа. На улицах масса колоритных личностей. Гордые кавказские джигиты в лохматых и не очень папахах соседствовали с простыми русскими мужичками в полушубках и треухах. Скромные горянки в платках с расфуфыренными по последней парижской моде нэпманшами. Ну и беспризорники, куда же без них. Приходилось слышать, что власть открывает все новые и новые детские дома, чтобы решить эту проблему, но до полной победы еще как до Китая пешком.

Что интересно, люди в основном общительные и отзывчивые. То ли дело в знаменитом кавказском гостеприимстве, то ли ещё в чем, но первый же человек, которого я спросил о дороге, не просто показал мне направление, но подробно объяснил каждый шаг, а потом на всякий случай еще и проводил до места!

Санаторий, в котором мне предстояло поправлять здоровье, был устроен на базе нескольких частных дач, конфискованных у прежних владельцев. Одна из них — самая большая, служила административным корпусом, в остальных устроены палаты для пациентов. Называлось это богоугодное заведение «Баксан».

— На что жалуетесь? — поинтересовался проводивший мой осмотр заведующий и одновременно главврач санатория доктор Владимир Митрофанович Семигин.

— На мировую контрреволюцию! — брякнул я, вызвав недоуменный взгляд эскулапа.

— А еще?

Спохватившись, перестал ерничать и сообщил медику обо всех своих проблемах. Главной из которых было недавнее ранение.

— Я смотрю, вы и прежде в переделках бывали, — нашел несколько отметин на теле Николая Семенова врач.

— Так это когда было!

— А в детстве чем болели?

На языке вертелась ветрянка и болезнь Боткина, но буквально чудом удалось сдержаться. Кто знает, умеют сейчас лечить желтуху или нет?

— Не припомню, — развел руками.

— Понятно. Я так понимаю, из армии вы демобилизованы?

— Так точно!

— Чем занимаетесь?

— Музыкой.

— Что, простите?

— Играю на гитаре и пою. Могу еще немного на фортепиано и баяне.

— Какие, однако, прелюбопытные умения у крестьян в Костромской губернии случаются!

— Так уж получилось.

— Продемонстрировать сможете? Тем паче, что инструмент у вас, как вижу, с собой…

А вот это мы завсегда, со всем нашим удовольствием! И раз уж передо мною врач, то и песня должна быть соответствующая

Внимательно слушавший меня доктор после первого куплета начал хихикать, а когда очередь дошла до проктолога, просто заржал аки конь.

— Это вы, сочинили, молодой человек? — кое-как успокоившись, спросил Семигин.

Я в ответ лишь скромно развел руки.

— Скажите, а вас не затруднит исполнить что-нибудь эдакое на одном маленьком мероприятии?

— Профессор, я полностью в вашем распоряжении!

Умение петь и играть на гитаре уже неоднократно помогало мне в жизни. Так случилось и на этот раз. Сначала я немного спел на небольшом междусобойчике, потом развлек больных в нашем заведении, а еще через несколько дней собрал полный зал в местном Клубе. Потом пришла очередь для ресторанов, которых в административном центре Терской губернии оказалось не так уж и мало.

С одной стороны, чем вам не гастроли? С другой…

Это был обычный вечер. Закончив с процедурами и испив из всех бюветов, я отправился в ресторан, с дореволюционных пор принадлежавший купцу Троякову, рядом с «Провалом». Да-да, речь о той самой достопримечательности, где Остап Бендер брал деньги с доверчивых туристов.

Сейчас, конечно, не сезон и посетителей не так много, но, как говорится, копейка рубль бережет. Главное, что в зале неплохая акустика и чудом спасшееся от печки фортепиано. Исполнив в очередной раз «Мурку», «Бублички» и прочий репертуар, я обратил внимание на одного странного гражданина. То, что это был именно «гражданин», а не «товарищ», стало понятно сразу.

Несмотря на снятый с какого-то офицера френч, военного он ничуть не напоминал. Судя по одежде, мелкий нэпман или разбогатевший приказчик. Но острый пронизывающий взгляд выдавал в нем человека совсем другой профессии. И что самое главное, мне как будто приходилось видеть его раньше. Более того, он меня тоже узнал. Дождавшись окончания выступления, незнакомец с ленцой подошел к эстраде и небрежно положил в гитарный футляр крупную купюру.

— Благодарю.

— Николка! — расплылся в улыбке тот, блеснув золотой фиксой во рту. — Смотрю и думаю, ты это или нет?

— Митяй… — вырвалось у меня, и сразу же сильно заболела голова.