Квантунская рапсодия

- Благодарю вас за службу Роман Исидорович, не прояви вы решительность и настойчивость по отправке подкрепления полковнику Третьякову, японцы наверняка захватили бы наши позиции на перешейке в тот же день – произнес Макаров, радостно пожимая руку генералу Кондратенко, только что переступившего порог штабного вагона адмирала. В этот момент, новый командующий Квантуном, испытывал двойную радость; враг остановлен на дальних подступах к Артуру и сделал это именно тот генерал, что был точно выбран адмиралом из немногочисленной когорты артурских воителей.

Едва в штаб обороны пришло известие об отражении вражеского наступления под Кинчжоу, как Макаров немедленно покинул крепость и по железной дороге отправился на станцию Тафаншин, ставшей временной ставкой генерала Кондратенко.

- Да, положение было критическим, Степан Осипович. Опоздай полковник Ирман хотя бы на полчаса с выходом на позиции, и остановить наступление японцев было бы невозможно. Сказалось бы их численное превосходство над нами. Но, слава богу, пехота с артиллерией подошли вовремя, а там и ваши моряки подоспели, отогнали корабли Того. Так, что победа под Кинчжоу состоялась благодаря совместным усилиям армии и флота – улыбнулся Кондратенко.

- В отношении запоздалой помощи флотом левому флангу нашей обороны в этом есть и моя вина. Никак не предполагал, что после гибели своих броненосцев, Того решиться на столь дальний рейд своих канонерок вокруг всего Квантуна. Я и мой штаб считали его весьма осторожным и прагматичным человеком, и как видите, ошиблись. Недооценили врага, а это на войне самая большая ошибка из всех возможных. Уж лучше переоценить противника, чем вовремя не разглядеть его сильную сторону – произнес Макаров и жестом пригласил Кондратенко подойти к столу.

- Как вы оцениваете нынешнюю обстановку, Роман Исидорович? То, что мы остановили противника именно там, где и хотели, очень хорошо. Чем дольше японцы будут стоять на пороге Квантуна, тем больше мы сможем сделать для обороны крепости. Но как долго, по вашему мнению, мы сможем сдерживать врага на этом рубеже?

- Если исходить из расчетов генерала Куропаткина, главное мы уже сделали. Армия Оку остановлена на перешейке и теперь, надо только подождать когда корпус Штакельберга, ударом с севера разгромит десант врага и снимет нашу блокаду.

- И вы с этим согласны? – напрямик спросил Макаров своего начальника штаба.

- Вы, Степан Осипович только что очень верно говорили об опасности недооценки врага. На мой взгляд, генерал Оку не тот противник, который будет пассивно дожидаться, когда его зажмут с двух сторон на узком пространстве Ляодунского полуострова. Разумнее предположить, что он оставит сильные заслоны на перешейке и с главными силами двинется навстречу Штакельбергу. По крайней мере, я поступил бы так же – сказал Кондратенко, проводя по карте тупым концом карандаша.

- И как ведут себя японцы на перешейке?

- После неудачного штурма наших позиций, противник полностью прекратил наступательные действия и перешел к активной обороне. Начато возведение траншей в полный профиль и установка пулеметных гнезд. Все эти действия можно расценить как косвенные подтверждения верность моих предположений относительно намерений генерала Оку отхода на север, но твердых доказательств этого у меня нет.

- А что на этот счет говорит разведка? – поинтересовался адмирал – что мы вообще знаем о противнике по ту сторону наших окопов?

- Увы, Степан Осипович, все наши сведения о противнике мы получаем главным образом от китайских перебежчиков. Со слов бежавших из Кинчжоу китайцев, Оку прекратил штурм наших позиций из-за проблем с подвозом снарядов, которые они никак не могут доставить с побережье. Это сообщение вполне правдоподобно, если принять во внимание, что на море действительно было волнение, а ширина полотна не позволит японцам использовать для своих целей железную дорогу, но я не сильно бы верил этому. Очень может быть, что японцы специально подослали к нам перебежчиков с целью усыпить нашу бдительность перед новым штурмом нашей обороны.

Что касается действий нашей разведки, то прошлой ночью охотники полковника Третьякова совершили вылазку к японцам и захватили двоих пленных, один из которых был офицер. Однако на обратном пути охотники попали под обстрел, и офицер получил ранение, от которого в последствии и скончался. Уцелевший пленный рядовой солдат, который ничего существенного на допросе не показал, если это можно назвать допросом.

- Скверный переводчик? – с пониманием проблемы уточнил Макаров.

- Очень скверный, ваше превосходительство – с сердцем ответил Кондратенко – большую часть допроса приходилось вести с помощью китайцев. Тогда как почти в каждой японской роте, есть говорящий по-русски человек. В сумке убитого офицера нашли русский разговорник, отпечатанный в Токио, судя по тиражу десять тысяч экземпляров.

- Да, по этому разговорнику отлично видно как основательно японцы готовились к этой войне – с огорчением констатировал Макаров. – Должен признать, что у нас на флоте дело с военными переводчиками тоже обстоит из рук вон плохо. Столько времени готовились к войне на востоке, а когда она пришла, оказались не готовы по всем статьям. Как на суше, так и на море.

Адмирал выразительно посмотрел вверх, послав мощный ментальный укор высокому начальству, после чего вернулся на грешную землю.

- Если предположить, что ваше мнение относительно планов противника верно и Оку действительно двинул или только собирается направить свои войска навстречу Штакельбергу, то каковыми должны быть наши ответные действия, Роман Исидорович? Этот вопрос очень важен для меня по ряду различных причин – произнес Макаров, и его собеседник с понимание кивнул головой.

- Вот относительно наших дальнейших действий по обороне Квантуна, Степан Осипович, как начальник вашего штаба я и хотел поговорить с вами, приглашая приехать в Тафаншин – молвил Кондратенко, достав из полевой сумки несколько листков бумаги.

- У нас имеются два варианта действий в зависимости от скорого развития событий. В случае если Оку действительно направит свои дивизии на север, то исходя из девиза, что лучшая оборона это нападение, я бы предложил нанести удар по японским войскам, стоящим на перешейке. Даже если мы не сможем прорвать оборону врага, то наше наступление заставит Оку отправить войскам заслона подкрепление. Это дополнительно ослабит его армию перед сражением с корпусом Штакельберга и поможет скорейшей ликвидации блокады Квантуна – Кондратенко выжидательно замолчал, ожидая реакции командующего на свои слова, но Макаров молчал, давая генералу возможность полностью высказать свое мнение.

- Во втором случае, мы садимся в оборону и грамотно используем подаренную нам японцами передышку. Укрепляем оборону на перешейке и на ближних подступах к Артуру, возводим укрепления на перевалах и терпеливо ждем прихода своих освободителей. Какому из этих вариантов вы отдаете свое предпочтение, ваше превосходительство? – спросил собеседника Кондратенко, однако тот не торопился с ответом. Несколько наклонив голову, моряк молча смотрел на расстеленную на столе карту, сосредоточенно решая одному ему ведомую задачу. Так прошло некоторое время, прежде чем Макаров поднял взгляд на Кондратенко и заговорил.

- Вне всякого сомнения, Роман Исидорович, мое сердце и душа взывают к активным действиям, однако всю свою жизнь, я занимался исключительно войной на море, а это несколько иное действие, чем война на суше. Там в море, когда вся война может решиться в одном сражении, когда любые жертвы допустимы ради победы над врагом, медлительность и осторожность крайне противопоказаны командиру. Здесь же на суше, не всякая виктория может привести к полной и окончательной победе над врагом. И потому, любая активность командира должна быть хорошо взвешенной, иначе она может привести его армию к поражению – сказал Макаров, неторопливо прохаживаясь вдоль своего рабочего стола, под внимательным взглядом Кондратенко. - В целом я только за наступление, но при этом оно должно быть подготовлено на должном уровне и обязательно согласованно со ставкой Куропаткина. Иначе у нас получиться как в известной басне, про лебедь, рака и щуку.

- Я так же против скоропалительных наступательных действий, Степан Осипович, но противник не предоставляет нам большого выбора во времени. Если брать за основу действий первый вариант, то его нужно будет реализовать в течении пять-шесть дней от сегодняшнего дня. Этого времени вполне хватает, чтобы подготовить войска к нанесению удара по вражеским позициям и скоординировать свои действия с Мукденом – Кондратенко отложил в сторону свои листы и вооружился острым карандашом.

- Если Оку начал скрытное движение на север или вот-вот начнет его, то известие о нашем наступлении застигнет его на полпути к Вафангоу, где по моим предположениям и должно состояться сражение Штакельберга с японцами.

Говоря это, Кондратенко быстрыми и точными движениями наносил на карту, небольшие обозначения синим карандашом. Макаров внимательно смотрел за действиями своего начальника штаба, а затем молвил, проведя рукой по своей легендарной бороде.

- Да, на бумаге оно гладко выходит, но не стоит забывать и про овраги, по которым нам с вами предстоит ходить. Боюсь, дорогой мой Роман Исидорович, что мы не в праве забывать и об оборонительном варианте действий. Как бы не были громки и оптимистичны заверения генерала Куропаткина государю и мне о скором снятии блокады, я не сильно верю в это. Японцы не игрушечные картонные болванчики, которые позволят нам вести войну так, как мы того хотим и планируем. Самураи серьезный и опасный противник, к которому следует относиться с большой настороженностью и не считать его глупее себя.

- Полностью согласен с вашей оценкой врага Степан Осипович, но хотелось бы знать, что скрывается за вашими словами относительно оврагов? Я в чем-то просчитался и сделал неверный вывод? – спросил Кондратенко.

- Дело не в ваших расчетах и выводах, Роман Исидорович. Мне не нравиться внезапная активность моего «друга» Того. Вот уже несколько ночей подряд японцы усиленно забрасывают минами ближние подступы к Артуру. Эти действия вполне можно расценивать как их ответный ход в минной войне, а можно как попытку блокировать корабли эскадры на время высадки подкрепления для армии Оку. Возможно, я дую на воду, но вся деятельность противника за последние четыре месяца не исключает возможность подобного хода с его стороны. Конечно, можно вывести корабли в море и на деле проверить свои опасения, но это, к сожалению пока невозможно. С помощью подручных средств мы проводим ежедневное траление моря, но японцы пока опережают нас на один шаг. А отправлять эскадру в поход, имея шанс получить новый «Петропавловск» я категорически не желаю – решительно произнес Макаров.

- В ваших рассуждениях, несомненно, есть свой резон, Степан Осипович, но нам нужно определиться, какому варианту следует отдать предпочтение. Первому или второму? – спросил Кондратенко. – Я понимаю, что выбор стратегии очень труден, однако в обоих случаях мы ограничены во времени.

Макаров на секунду задумался, а затем произнес: - Знаете, Роман Исидорович, чем больше я думаю над этим вопросом, тем больше прихожу к выводу, что нам придется придерживаться обоих вариантов.

- Как обоих!? – изумился Кондратенко. – То есть, вы намерены начать наступление против японцев и одновременно создать новые оборонительные укрепления?

- Совершенно верно. Как в народе говорят – «надейся на лучшее, но готовься к худшему». И это смею утверждать верно сказано.

- Боюсь, Степан Осипович, что с народной мудростью будут категорически не согласны Куропаткин и Алексеев, определяющие всю стратегию этой кампании. Наш наступательный порыв они еще могут поддержать, но вот возведение укреплений на перевалах, этого господа стратеги не поддержат. Посудите сами, в то время как они обещают государю императору скорую победу над врагом, вы ратуете за возведение новых оборонительных укреплений и тем самым готовитесь к долгой и затяжной войне. В этих условиях Куропаткин и наместник в лучшем случаи припишут вам пораженчество, а в худшем некомпетентность, приведшую к растрате казенных сумм.

- Ну, слава Богу, что не в открытом казнокрадстве или измене Родине – пошутил Макаров, глядя на разволновавшегося генерала. – Да, конечно, двойная стратегия будет явна не по вкусу нашим мукденским мудрецам, но что делать. Я отнюдь не собираюсь следовать их примеру, тянуть до последнего момента в надежде на авось, а затем посыпать голову пеплом в плаче об неиспользованных возможностях. Они, конечно, попытаются вставить мне палки в колеса, но в этом случае у меня против их козней кое-что есть. - Макаров хитро подмигнул Кондратенко.

- Во-первых, государь император до сих пор не провел четких разграничений полномочий в этой войне. Так господин Алексеев отвечает за положение на Дальнем Востоке, Куропаткин командует войсками в Маньчжурии, а на меня возложены обязанности по обороне Квантуна. И при этом все мы подчиняемся только государю, находясь между собой в относительно равных условиях. Конечно, Куропаткин и наместник могут меня рекомендовать или требовать, но вот приказывать, увы, нет. Ну и, во-вторых, блокада имеет некоторые свои преимущества. В связи с нарушением телеграфного сообщения со ставкой, все сношение с внешним миром идет посредством отсылки миноносцев в Чифу – Макаров сделал многозначительную паузу.

- А значит, мы можем не торопиться с посылкой сообщений в Мукден о наших оборонительных намерениях на перевалах. Будет вполне достаточным отчета о проведения работ на линии крепостных фортов – быстро докончил мысль командующего начштаб.

- Совершенно верно, а за все разбитые горшки я как командующий Квантуном заплачу после окончания войны – сказав это, Макаров решительно отошел от стола с картами и сев за письменный стол стал диктовать Кондратенко.

- Наши дальнейшие действия, Роман Исидорович будут таковыми. Вы ведете подготовку к наступлению на позиции японцев силами дивизии генерала Надеина, а я провожу координацию наши действия со ставкой в Мукдене. И с завтрашнего дня начинаем возведение оборонительных укреплений на перевалах. Здесь нам дорого каждый день. У вас есть надежный человек, которому можно было бы поручить столь важное дело?

- Конечно, есть, Степан Осипович. Это подполковник Рашевский. Отличный инженер, грамотный командир. Создание на пустом месте форта № 3 и укрепления №2 его рук дело.

- Прекрасно, значит, назначьте его ответственным за возведение этого рубежа нашей обороны. Для его усиления артиллерией, я думаю, будет правильнее разоружить несколько вспомогательных кораблей и передать их орудия на берег. Там от них, сейчас будет больше пользы, чем в море.

- Смелое решение для моряка, ваше превосходительство, но очень разумное и своевременное – оценил намерения Макарова Кондратенко.

- Взяв на себя командование Квантуном, я не собираюсь делить вверенные мне войска на своих и чужих. И пехота и флот делают одно общее дело, и чем лучше и сплоченнее оно будет исполнено, то тем меньше шансов будет у врага одержать над нами победу – решительно изрек Макаров.

Когда с делами было покончено, и Кондратенко покинул адмирала, командующий Квантуна с тяжелым сердцем опустился в кресло и вздохнул. Он так и не решился сказать своему начальнику штаба истинную причину, по которой он так упорно держался за оборонный вариант стратегии. За день до поездки в Тафаншин, из Чифу Макаров получил письмо от наместника.

В нем Алексеев радостно сообщал, что наконец-то смог подвигнуть Куропаткина к решительным действиям относительно помощи осажденному Артуру. Генерал-адъютант подробно описывал о нежелании командующего Маньчжурской армии вступать в бой с главными силами врага, пока не будет накоплено достаточных сил для одержания победы. «Но я сумел переломить это нежелание Куропаткина и корпус Штакельберга, уже спешит вам на помощь. Правда, командующий дал генералу указания при столкновении с противником не рисковать своими резервами, но я убежден, что японская пехота не выдержат удара наших сибирских молодцов».

Последние слова пробуждали в сознании Макарова очень скверные предчувствия, от которых он всячески открещивался, но к возможному возникновению которых, готовился. Столкнувшись с откровенной неготовностью артурской эскадры к войне на море, Степан Осипович не очень сильно надеялся, что положение дел с готовностью в Маньчжурской армии обстоит лучше.

Адмирал, умолчав об этом факте перед Кондратенко не потому, что он ему в чем-то не доверял. Наоборот, он был очень доволен, что имеет столь грамотного и опытного начальника штаба, за спиной которого в мирное время можно было себя чувствовать как за каменной стеной. Макаров радовался тому, с какой энергии и энтузиазмом, Кондратенко взялся за подготовку наступления на врага и одновременно, бывший сапер с головой ушел разработку плана по возведению позиций Зеленых и Волчьих горах. И потому, видя все это, адмирал не желал вносить в душу своего подчиненного ни единой капли сомнения, которое могло пагубно сказаться на окончательном результате их работы.

«Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть» – почему-то вспомнились Макарову пушкинские строки, и моряк горестно улыбнулся – приму и это грех на свою душу, но исключительно ради дела.

Чутье на различные гадости исходящие от подковерных игр высокого начальства не обмануло адмирала. Идущий спасать Артур генерал Штакельберг, испытывал двойственное чувство от полученного им приказа Куропаткина. С одной стороны он был рад стать спасителем Артура, но с другой, Георгий Карлович был не прочь использовать хитрую лазейку в приказе командующего, позволяющей ему спокойно отступить, не доводя дело до решительного сражения с врагом. Подобная двойственность изначально обрекала генерала на отказ от активных действий, и заставляла занимать сугубо выжидательную позицию, ориентируясь исключительно на действия врага.

Генерал Кондратенко был полностью лишен подобных настроений. Получив приказ командующего, он с головой ушел в работу и блестяще с ней справился. Учтя горький опыт недавнего сражения под Кинчжоу, генерал уделил особое внимание артиллерии, которой отвадилась главная роль в предстоящем наступлении.

Все батареи прибывшие на перешейк, по приказу генерала были размещены на закрытых позициях, тщательно замаскированных от глаз вражеских наблюдателей. Это полностью исключало возможность их быстрого уничтожения, как это было при Фоке, когда орудия стояли на открытом пространстве и чуть ли не колесо к колесу.

Так же большое внимание было уделено боезапасам батарей. Помня, как в самый ответственный момент сражения за перешейк русские орудия замолкали из-за элементарной нехватки снарядов, Кондратенко распорядился, чтобы у каждого орудия к началу наступления был двойной запас снарядов. Одновременно с этим, расширяя боевое сотрудничество армии и флота, Кондратенко попросил Макарова оказать поддержку в виде посылки к Кинчжоу канонерок, и адмирал охотно удовлетворил эту просьбу.

Утром 22 мая, к перешейку подошли сразу три канонерские лодки артурской эскадры и огнем своих орудий принялись громить японские позиции с фланга и тыла. Залпы корабельных орудий гармонично вплелись в грохот русских батарей обрушивших свой огонь на врага. Попавшие под двойной удар, японцы в панике разбегались в разные стороны, спасаясь от разящего огня русской артиллерии. Укрывшись от бомб и шрапнели во всевозможных щелях и недавно отрытых траншеях, они старались непременно высунуться наружу, и яростно сотрясая штыками и саблями, продемонстрировать противнику свой несломленный самурайский дух.

Не имея тех сил, которыми обладал генерал Оку перед битвой за Кинчжоу, Кондратенко отказался от повторения планов врага, готовя свое контрнаступление. Свой главный удар, он решил нанести на своем правом фланге, ограничившись вспомогательным ударом в центре перешейка и демонстрацией силы на левом фланге.

В течение полутора часов русские орудия громили вражескую оборону, сосредоточив свой огонь по блиндажам противника и его артиллерийским батареям. В борьбе с последними, большую помощь пехотинцам оказали моряки. Все японские орудия находились на закрытых позициях, что сильно затрудняло контрбатарейную борьбу артиллеристам полковника Ирмана, которому Кондратенко доверил нанесение основного удара. Для зашедших же с тыла вражеских позиций канонеркам, это не представляло большого труда. Быстро выявив месторасположение артиллерии противника, они принялись методично уничтожать одну за другой вражеские пушки.

Появление русских канонерок у берегов перешейка Квантуна, было вторым серьезным проколом в работе японской разведки успешно действовавшей в Артуре с начала войны. Просмотрев постановку мин «Амуром» в начале мая, шпионы микадо так же не смогли вскрыть приготовления русских канонерок к выходу в море. Вернее сказать, они недооценили те изменения, что произошли в эскадре с приходом Макарова.

Действуя по шаблону, японцы привычно ждали поступление известий о готовящемся выходе в море кораблей от словоохотливых денщиков, писарей и прочих нижних чинов штаба любящих козырнуть своей приближенностью к большой начальственной тайне. Так было при Старке, Алексееве, Витгефте, но никак не при Макарове. Сумев за время своего короткого командования существенно повысить боеготовность экипажей кораблей эскадры, адмирал мог отправлять их в поход в любой нужный ему момент, если сделать это позволял прилив.

Отдав приказ о выходе канонерок поздно вечером, Макаров добился полной внезапности появления канонерок в районе Кинчжоу. Совершив ночной переход в порт Дальний, канонерки прибыли к месту боя в точно назначенный Кондратенко срок.

«Бобр», «Гиляк» и «Отважный» в течение час беспрепятственно громить тылы японских войск, пока не подошли вызванные по радио японские канонерки. Их было четверо, численный перевес ничуть не испугал русских моряков. Прекратив обстрел берега, они быстро развернулись навстречу врагу.

Стремясь полностью использовать против русских кораблей свое превосходство в артиллерии, японцы наступали на противника не привычным кильватерным строем, а уступом. Возможно, это был и правильный тактический ход, но как оказалось в дальнейшем, он имел самые негативные последствия для японцев.

Едва только корабли стали сближаться и открыли огонь друг по другу, неожиданно прогремел мощный взрыв. Это находящаяся на левом краю канонерка «Атаго» наскочила на притаившуюся под волнами мину. Чья она была японской или русской было не суть важно, хотя обе стороны в своих рапортах дружно отнесли её к России. Контр-адмирал Вирен, стремясь подчеркнуть успех руководимым им отрядом, капитан первого ранга Цоси, из стремления сохранить честь мундира.

Главное заключалось в том, что получившая смертельную пробоину по правому борту «Атаго» была вооружена восьмидюймовыми пушками, что полностью меняло весь расклад сил в сражении. Оставшиеся в строю «Акаги» и «Удзи» со своими трехдюймовыми орудиями не могли противостоять «Бобру» и «Отважному» обладавших девятидюймовыми пушками. Лучший выход из сложившегося положения было отступление, чем японцы не преминули воспользоваться.

Однако просто так отступать перед противником, для моряков императорского флота означало потерять лицо перед своим адмиралом Того, жестким и нетерпимым к проявлению любых человеческих слабостей командиром. Поэтому, выйдя из зоны огня русских канонерок, лидер японских канонерок «Хей-Йен», принялся обстреливать корабли противника из своих десятидюймовых орудий.

Огонь с дальних расстояний не был коньком мастерства японских канониров и, выпустив по врагу почти весь свой боезапас, «Хей-Йен» покинул поле брани, так и не добившись значимых результатов.

Отлив окончательно развел враждующие стороны, но к этому моменту, схватка на берегу уже вступила в свою кульминационную фазу. В отличие от русских, японцы не успели укрепить свои позиции рядами колючей проволоки и главный упор своей обороны сделали на пушки и пулеметы. Расположенные на закрытых позициях батареи и укрытые в блиндажах пулеметы вполне могли сорвать атаку русской пехоты, но двойной артиллерийский удар поставил жирный крест на японской обороне. Когда огонь русской артиллерии прекратился, многие батареи были приведены к молчанию, блиндажи разрушены прямыми попаданиями снарядов, а что уцелело, уже не могло остановить наступление солдат противника.

Претворяя в жизнь принцип массивного удара Клаузевица, Кондратенко ради достижения двойного перевеса на участке нанесения главного удара, сняв войска со своего левого фланга. Это был большой риск и, находясь на одном краю оборон, Роман Исидорович постоянно думал про другой. Ему стало чуть легче, когда по телефону доложили о прибытии на левый фланг канонерки «Гремящий», чьи мощные пушки должны были отбить у японцев любое желание атаковать русские позиции.

- Спасибо морякам, они сегодня сделали все, что могли для нашего успешного наступления. Теперь дело за нами – молвил Кондратенко, внимательно рассматривая из-за передового окопа в бинокль за стрельбой артиллеристов.

- Вы бы ваше благородие не сильно бы высовывались, не ровен час пуля или осколок заденет – уговаривали генерала солдаты, но тот только отшучивался – нас с Владимиром Федоровичем ни одна пуля не заденет, мы с ним заговоренные.

Стоявший рядом с ним командир пограничников подполковник Бутусов только улыбался, но не пытался поддержать шутливый тон генерала. Его солдатам предстояло идти в атаку, чей успех во многом зависел от них. Кондратенко специально поставил пограничников в первые ряды наступления, из-за их зеленого цвета формы.

Благодаря ей, атакующие ряды солдат хорошо сливались с местностью и были не столь заметными в отличие от одетых в белые рубахи пехотинцев.

- Сколько людей погибнет зазря в этом бою только из-за нерасторопности высокого начальства, поскупившегося на перекраску формы. Я уже согласовал это вопрос с адмиралом Макаровым и управляющим компании Тифонтая, у которого нашлось много дешевой зеленой краски, но дорога ложка к обеду. Сейчас в руках ваших пограничников, Владимир Федорович есть возможность сохранить жизнь многим из них, если они первыми пойдут в атаку. Это моя личная просьба к вам и вашим подчиненным – говорил Кондратенко и Бутусов пообещал взять вражеские позиции.

- У меня к вам тоже есть личная просьба, Роман Исидорович – произнес подполковник – я не привык прятаться за спинами своих людей и потому, лично возглавлю эту атаку. Если со мной что-либо случиться, я прошу позаботиться о моей семье.

Тень горечи и тоски легла на лицо Кондратенко от этих слов. Трудно посылать человека на смерть, а хорошего человека вдвойне труднее.

- Даю вам слово офицера, Владимир Федорович, что ни я, ни адмирал Макаров не забудем ваших близких и сделаем все для их достойного существования – коротко сказал Кондратенко и крепко пожал руку пограничнику.

Бутусов сдержал данное генералу слово. Его пограничники ворвались на вражеские позиции и после ожесточенного рукопашного боя выбили японцев из их траншей. А вот Кондратенко не пришлось выполнять свои обещания. Подполковник был только ранен в ногу, что не помешало ему остаться на поле боя и руководить действиями своих подчиненных.

Быстрый прорыв войсками Кондратенко вражеских позиций на берегу Корейского залива, оказался роковым для всей японской обороны. Не имея резервов для нанесения быстрого контрудара, она стала неудержимо разваливаться, под натиском сибирских стрелков. Не прошло и часа как пал Кинчжоу, а затем свои позиции оставили войска, оборонявшие северное побережье перешейка.

Победа русского оружия была полной, и она немедленно породила среди русских генералов радостное настроение. Ещё вчера испытывая страх перед японцами, окрыленные успехом сегодня они стали строиться планы по преследованию разбитого врага и взятию Бицзиво. Некоторые рьяные головы шли еще дальше и предлагали двинуться на север и нанести удар в тыл генералу Оку, дабы вместе со Штакельбергом сделать противнику второй Седан. Все жаждали продолжения активного действия, однако Кондратенко был глух к их призывам и аргументам.

Нельзя сказать, что Роман Исидорович был равнодушен к медным трубам славы, но к большому неудовольствию своих подчиненных он твердо выполнял приказ Макарова, «ни шагу с перешейка».

Правота требований адмирала подтвердилась через сутки. Сначала китайцы, а затем разъезды конной разведки донесли о приближении к Кинчжоу крупных сил противника, что разом охладило разгоряченные умы.

Это были солдаты одиннадцатой дивизии генерала Ноги, прибывшие на Ляодун прямо из Японии, под прикрытием кораблей Того. Соединившись с разрозненными подразделениями первой дивизии генерала Оку, они образовали третью армию, главной задачей которой на данный момент было прикрытие тылов второй армии наступающей на Штакельберга. Начальник генерального штаба японцев генерал Кодама, сумел переиграть своего противника в стратегической борьбе.

Все это было неведомо Кондратенко и известие о прибытии к Кинчжоу новых сил противника обрадовало генерала, ошибочно посчитавшего, что задуманная Макаровым и им операция прошла успешно. Следуя выработанному плану и отводя войска на прежние позиции, он свято верил, что принесенные им жертвы были ненапрасны, и жестоко ошибался.

Коварная лазейка приказа Куропаткина сделала свое черное дело. Герой Хивинского похода и подавления восстания китайских «боксеров» не стал проявлять былого упорства и храбрости в сражении с врагом. Главной заботой генерал-лейтенанта Штакельберга с момента выступления в поход из Ляояна, являлось создание для себя максимального комфорта в условиях передовой.

Так изнывая от сильной жары, генерал заставлял солдат постоянно поливать водой стенки своего вагона, а чтобы иметь возможность пить по утрам кофе со свежим молоком, он взял с собой в поход корову. Стоит ли удивляться, что Штакельберг избрал для себя вариант пассивной обороны, причем самый худший.

Прибыв на станцию Вафангоу и узнав о приближении противника, барон отдал приказ о возведении оборонительных укреплений, с помощью которых он собирался если не разбить врага, то нанести ему серьезный урон. В тот же день русские солдаты и нанятые китайцы принялись торопливо возводить на лежавших слева и справа от Вафангоу холмах земляные укрепления. Работа шла быстро и вскоре, два опорных пункта надежно прикрывавшие подход к станции были готовы. Реши японцы наступать через слабо защищенный центр, и фланговый огонь русских с холмов нанес бы их атакующим рядам большой урон. Если же Оку начал сражение со штурма высот, результат был бы тем же.

Выбранный генерал-лейтенантом план был вполне грамотен и логичен, если бы генерал Оку решил штурмовать Вафангоу на узком, пятикилометровом участке русской обороны. Однако планы Штакельберга совершенно не совпадали с намерениями Оку. Имея численный перевес над противником, командующий 2-й армией намеривался произвести охват русских позиций с флангов. Пройдя стажировку в Европе, барон основательно впитал в себя дух её стратегии и стремился сотворить в этой войне свой, азиатский «Седан».

Сражение при Вафангоу началось с боевых столкновений русских и японских войск, которые произошли 27 мая, когда в бой вступили передовые части противников. Главные действия сражения развернулись только через четыре дня. Именно столько времени понадобилось японцам, чтобы оттеснить русский авангард к Вафангоу.

Оценивая предстоящее сражение, Штакельберг решил, что противник будет наносить главный удар по левому флангу позиций корпуса. Поэтому генерал не только стянул сюда все имеющиеся в его распоряжении резервы, но и перенес свою ставку.

Первый день боев японцы действовали примерно так, как и предполагал Георгий Карлович. Подойдя к Вафангоу с частью сил, Оку попытался прорваться через центр русских позиций, и был остановлен сильным огнем с флангов. Правда наступали на русские позиции японцы как-то вяло, а на левый фланг вопреки предсказаниям Штакельберга, почему-то наступала только японская кавалерия, но это нисколько не смутило генерала.

Записав этот день сражения в свой актив, он решил утром следующего дня перейти от обороны к наступлению и разгромить врага. К подобным действиям Штакельберга подтолкнули доклады его подчиненных, согласно которым силы противника были оценены генералом в две неполные дивизии. Все остальные силы по мнению штаба, Оку был вынужден оставить под Кинчжоу для блокады Артура. Георгий Карлович был совсем не против взять то, что столь любезно падает тебе в руки но, увы, он жестоко ошибался в милостях фортуны.

Стоявшие перед Вафангоу дивизии были всего лишь частью сил японской армии, и наступление в центре было призвано отвлечь внимание противника. Свой главный удар Оку собирался нанести по правому краю русских позиций с глубоким охватом с севера. Четвертая дивизия уже вышла за правый фланг корпуса в районе Фучжоу и готовилась ударить в тыл войск Штакельберга. Но и это было не всё.

Когда взошло солнце и солдаты генерал-майора Гласко, двинулись в атаку на врага, навстречу им загремели пушечные выстрелы и застрочили пулеметы. Не желая соответствовать роли пассивного наблюдателя отведенной им Штакельбергом, японцы за ночь подтянули к передовой свою артиллерию и встретили противника шрапнелью, что заставило его отступить.

Одновременно с этим, японцы сами перешли в наступление против правого крыла русских войск, нанося свой удар не по укреплениям на холме, а атакуя его фланговое прикрытие. Используя свое численное превосходство, японцы начали теснить полк генерал-майора Гернгросса, угрожая прорвать оборону корпуса.

Быстро осознав нависшую над собой угрозу, Штакельберг выслал на помощь Гернгроссу две роты из резерва правого фланга, но положение на правом краю обороны продолжало ухудшаться. Потерпев неудачу в сражении с силами 36 полка, японцы решили обойти русских с фланга, и это им удалось. Используя численный перевес, они сбили фланговый заслон и попытались окружить русских. Положение становилось критическим и Штакельберг, был вынужден отправить на правый фланг два батальона из своего резерва.

Зажатые с трех сторон огнем противника, солдаты 36 полка мужественно сражались на своих позициях, пока не подоспела долгожданная помощь. Батальоны под командованием подполковника Курнакова внезапным ударом не только остановили продвижение японцев в тыл русских позиций, но и заставили их отступить. Казалось, худшее миновало, но это только казалось.

Не успел барон Штакельберг порадоваться успехам Курнакова, как прибыл нарочный с пакетом от генерал-майора Самсонова командующего конным казачьим отрядом. Он сообщал, что со стороны Фучжоу в тыл корпуса движется крупное соединения неприятеля, приблизительной численностью в дивизию. Это известие окончательно развеяло заблуждение Штакельберга относительно численности противника, и он не мешкая ни секунды, отдал приказ к отступлению.

С горечью в сердце и недоумением покидали русские солдаты свои позиции на холмах Вафангоу, и к этой горечи был примешен вражеский свинец. Быстро заметив отход противника, японцы открыли ураганный огонь по русским позициям, нанося урон отступающим защитникам.

- Враги спешно отступают перед нами. Видимо дивизия Кавамуры вышла им в тыл и теперь, нам осталось только разгромить их – радостно произнес Оку, получив донесение с передовой – немедленно атаковать противника с фронта и наш «Седан» во славу императора будет завершен.

Приказ командующего был немедленно передан и вскоре японские солдаты, вновь устремились в атаку на русские позиции в центре, нисколько не опасаясь флангового огня. Траншеи русских на холмах Вафангоу действительно молчали, но зато ранее слабый центр неожиданно встретил японскую пехоту плотным ружейным и пулеметным огнем. Это были два последних резервных батальона корпуса, посланные генералом для прикрытия отхода отходивших соединений.

Раздосадованный неудачей генерал Оку приказал засыпать русские позиции снарядами, но оказалось, что японские батареи уже истратили свой запас снарядов и пополнить его можно будет только через два часа.

- Тогда пусть в бой вступят войска нашего левого фланга. Я верю, что они исполнят свой долг перед нашим божественным императором – воскликнул генерал, но и здесь его ждало разочарование. Пока приказ командующего был передан войскам, из стоявших над Вафангоу туч хлынул проливной дождь, и наступление оказалось невозможным. При этом основной удар стихии пришелся по японской армии, тогда как русские соединения только задел стороной.

- Китайская природа сегодня действует явно на стороне нашего противника – мрачно изрек Оку, наблюдая за дождем с ледяным выражением на лице – но я надеюсь, что генерал Кавамура будет счастливее нас в служении императору.

Говоря эти слова, барон Оку с полным основанием надеялся на успех четвертой дивизии. У её командира, было достаточно время для выполнения замыслов командующего, но фортуна отвернула свой лик от Оку, не пожелав дать ему полного триумфа в этом сражении. Отбросив казачий эскадрон генерала Самсонова, солдаты Кавамуры устремились в тыл противника и заблудились, двинувшись совсем в другую сторону. Когда же роковая ошибка была обнаружена, было уже поздно. Корпус Штакельберга благополучно покинул Вафангоу и к вечеру 1 июня в полном составе отошел к станции Ванзелин. Потеряв около пятисот убитых и свыше двух тысяч раненых, оставив врагу с десяток орудий, корпус двинулся на север, так и не исполнив своей боевой задачи.

Оку мужественно перенес удар судьбы. Он даже не отстранил Кавамуру от командования дивизии, ограничившись лишь холодным пожеланием генералу, чтобы его подчиненные лучше исполняли свои обязанности и больше изучали карты.