Квантунская рапсодия

Когда в Петербурге стало известно о результатах сражения русской эскадры в Желтом море, все население столицы пришло в бурный восторг. Наконец-то дождавшись долгожданных победных реляций из далекой Маньчжурии, люди с ликованием отмечали этот успех русского оружия.

И пусть вражеские броненосцы погибли не в открытом бою, а на выставленных ночью минах. Пусть русской эскадре противостояло только треть сил японского флота, в сражении с которой наши корабли сумели потопить только два легких крейсера. Это было совершенно неважно. Главное, артурская эскадра под предводительством адмирала Макарова вышла в море и, нанеся поражение врагу, благополучно вернулась обратно, не потеряв при этом ни одного корабля.

Этим успехом, Россия смывала со своего лица двойную японскую пощечину, полученную ею в январе и марте, и горделиво расправив плечи, с надеждой взглянула в будущее. Отечественные и зарубежные газеты наперебой заговорили о том, что утверждение о полном господстве японского флота на морском театре боевых действий несколько преждевременно. Все разом вспомнили старую пословицу, что «русские долго запрягают, но быстро ездят» и на разные лады обыгрывали её в своих статьях.

Как ответ на гибель двух японских броненосцев и успешное возвращение русских кораблей на свою базу, произошло снижение курса ценных британских бумаг на мировых биржах. Главный спонсор этой войны лондонский Сити, выразил озабоченность за судьбу своих вложений, что заставило первого лорда Адмиралтейства графа Кавдора дать нужные пояснения перед представителями их интересов в британском парламенте.

Всячески преуменьшая успех русских, сэр Фредерик Арчибальд напомнил парламентариям, что любая война состоит из успехов и неудач, побед и поражений. И в качестве подтверждения этих слов, были приведены недавние успехи японского оружия; уничтожение «Петропавловска» и подрыв двух других броненосцев русских.

- Не стоит путать выигрышный ход с полной победой господа. Русским просто посчастливилось уничтожить два броненосца адмирала Того и не более того. Японский флот по-прежнему сохраняет перевес над противником по числу тяжелых крейсеров и способен нанести противнику сокрушительный удар, если он решиться покинуть гавань Порт-Артура и вступить в полнокровное сражение на просторах Желтого моря.

Гибель японских броненосцев нисколько не изменила общий стратегический расклад. Силы русского флота, по-прежнему остаются разобщенными между собой. Броненосные крейсера, позволявшие артурской эскадре, встать вровень с японским флотом, стоят во Владивостоке и не оказывают существенного влияния на ход событий. Что касается кораблей адмирала Макарова, то их пребывание в Артуре становиться смертельно опасным в связи с началом сухопутной блокады крепости армией генерала Оку. Угроза быть уничтоженными огнем с суши рано или поздно заставит русские корабли выйти в море и вот тогда превосходство японцев в калибрах скажет свое веское слово – заверял граф Кавдор своих слушателей, но им было мало одного численного сравнения враждующих флотов.

- Ну а если осада крепости затянется на долгий срок и на помощь Макарову подойдет новая эскадра с Балтики, о которой столь много говорят и пишут. Что вы на это скажите, сэр лорд-адмирал? – язвительно спросил один из высоких слушателей.

- Скажу, что вы стали жертвой досужих рассуждений репортеров, не имеющих никаких понятия об истинном положении дел, сэр. А оно таково, что пока нам не о чем беспокоиться. Разговоры о второй эскадре русских только разговоры способные напугать простого обывателя огромным числом кораблей готовых выйти в море. В действительности русские могут отослать Макарову только четыре новых броненосца. Все остальные корабли, столь усердно перечисляемые газетчиками, это старый хлам, который не представляют угрозу японцам. Единственное, действительно может усилить русскую эскадру в Тихом океане, это броненосные корабли их черноморского флота, однако по заверению нашего посла в Константинополе, турецкий султан не даст разрешение на их проход через проливы. Так, что я не вижу никакой опасности нашим интересам на Дальнем востоке с прибытием туда второй русской эскадры – ловко парировал опасный выпад мистер Воган.

- По-моему вы несколько недооцениваете русских, лорд-адмирал и в частности адмирала Макарова. Одержанная победа сплотит их вокруг этого человека и придаст им дополнительные силы в борьбе с врагом, а прибытие новой эскадры, пусть даже в столь ослабленном состоянии только усилит их – не согласился с Воганом граф Спенсер, занимавший ранее кресло первого лорда Адмиралтейства.

- На ваши слова, высокий лорд могу сказать, что согласно данным наших дипломатов в Петербурге, отправка второй эскадры планируется не ранее августа этого года и ей предстоит далекий путь. А сплочение русских моряков вокруг адмирала Макарова ровным счетом ничего не значит. Да, по отзывам знающих его людей это энергичный и деятельный человек, но при всей своей одаренности он не сможет сделать из одного броненосца два. Ведь он не господь Бог! – эти слова графа Кавдора вызвали улыбки на лице парламентариев, чем только раззадорили лорда. Вспыхнув румянцем гнева, он продолжил оппонировать графу Спенсеру.

- Может быть, я повторюсь господа, но на сегодняшний день созданный на наши деньги японский флот по-прежнему превосходит русских, чтобы мне здесь не говорили. И опровергнуть мои слова может только морское сражение между ними. Пусть Макаров выйдет из своего убежища, и сразившись с адмиралом Того в честном бою одержит над ним победу! Только тогда я признаю правоту слов милорда Спенсера – пафосно произнес сэр Фредерик.

- А вдруг это случиться и тогда нам придется вновь занимать деньги на войну нашим раскосым союзникам, под низкий процент? Сити это не выгодно делать это вновь – сказал лорд Тобрук, тесно связанный с Лондонским банком.

- Англия всегда отстаивала свои интересы чужими руками, сэр – с достоинством молви лорд-адмирал – и ради того, чтобы азиаты как можно сильнее обескровили себя в этой войне, думаю, можно будет раскошелиться на новые военные займы для Японии.

Некоторые из высоких персон не были согласны с мнением первого лорда Адмиралтейства, но они были в меньшинстве. Объяснения графа были приняты, но только на время.

Известие о победе русского оружия в Желтом море докатилось до просторов Америки и отозвалось тихим эхом в стенах Белого дома, породив беседу за ленчем, между президентом Теодором Рузвельтом и его специальным экономическим советником мистером Мартинсом.

- Скажите Билли, насколько серьезно повлиял успех адмирала Макарова под Порт-Артуром, на настроение наших японских «друзей». Я внимательно прочитал донесение нашего военно-морского агента в Циндао, и хочу сказать следующее. Хотя я и не большой знаток в морском деле, но уничтожение двух броненосцев это, на мой взгляд, гораздо больший успех, чем ночная минная атака с повреждением трех кораблей – сказал Рузвельт, отодвигая от себя блюдце с блинчиками с кленовым сиропом. Сегодня президент уже съел разрешенное ему врачами число любимых блинчиков и теперь сильно тосковал в душе.

- Честно говоря, мистер президент мы ничего нового в поведении японцев так и не заметили. Объем закупок военных и прочих материалов двойного стандарта остается на прежнем уровне и заявки со стороны японцев на его увеличение не поступали. На данный момент – уточнил Мартинс. – Этих азиатов, сэр порой очень трудно понять. Вежливо улыбаются, кланяются, заверяют, что у них все хорошо, а о чем они думают так и остается тайной.

- Ну, уж тайной – не согласился с собеседником Рузвельт. – Любому маломальскому политику и так ясно, о чем они думают больше всего. О льготных кредитах для продолжения войны с русскими. Ведь они по-прежнему донимают наших банкиров просьбами о займах?

- Совершенно верно, мистер президент. Японцы ведут активные переговоры с «Кун и Лееб», но пока без особых результатов – подтвердил советник.

- Не пора ли замолвить за японцев своё слово перед господами банкирами? Желторожие уже основательно влезли в эту войну, и их зависимость от наших товаров растет. Правда, не в той мере как нам бы того хотелось. Может, стоит подстегнуть этот процесс? – спросил президент, но Мартинс не поддержал эту идею.

- Еще не время, господин президент. Согласно расчетам моих специалистов, у японцев ещё есть небольшой жирок от британских военных займов, что не делает их сговорчивее на переговорах с нашими банкирами в вопросах процентной ставки. Японцы просят предоставить кредиты под 6% годовых, но «Кун и Лееб» согласны только на 8%. Конечно, они могут обратиться за новым займом к британцам, но они вряд ли согласятся вновь дать в долг под 6 %. Максимум, на что может рассчитывать Токио получить от Сити, это заем на 9-8,5% годовых.

- Значит, ещё не время – с вздохом произнес Рузвельт, глядя на блюдце с заветным лакомством. – Значит, подождем пока японцы, не опустошат свои резервы досуха и станут более сговорчивыми для получения наших кредитов. Когда это может наступить, Билл?

- Скорее всего, к сентябрю-октябрю мистер президент, если только к этому времени не падет Порт-Артур – осторожно высказал свое предположение Мартинс.

- Вы, верно, сказали Билл, если только не падет Порт-Артур, чего я вполне не исключаю. По отзывам наших дипломатов из Чифу, они не очень высокого мнения о воинских способностях начальника русской крепости генерала Стесселя. Если их оценка верна, то армия генералу Оку имеет неплохие шансы повторить успех предыдущей войны и быстро захватить Порт-Артур стремительным ударом с суши. В таком случае нынешняя победа адмирала Макарова окажется пирровой победой и русскому флоту, придется уносить ноги из Желтого моря под угрозой своего полного уничтожения – сказал президент, подходя к большому глобусу, стоящему в Овальном кабинете с момента начала русско-японской войны.

- Будем, надеется, что русские все же сумеют продержаться в Артуре хотя бы до конца этого года и победа над ними японцев не будет столь легкой и быстрой как над китайцами. В противном случае наши кредиты им будут не нужны – молвил советник.

- Да, быстрая победа Токио не выгодна нам в отличие от наших «заклятых друзей» англичан, которые пошли на столь большие расходы, чтобы подложить свинью не только русским, но и нам, американцам.

От этих слов Мартинс удивленно вскинул брови, и Рузвельт охотно разъяснил ему свою мысль.

- Англичане всегда действовали с дальним прицелом и вооружили японцев не только для очередного кровопускания русскому медведю, но и для дальнейшего противодействия нашим интересам в Китае. Задумка блестящая, но мистера Джо Буля как всегда подводит жадность. Дав дешевые кредиты на постройку нового флота и перевооружение армии, втянув Японию в войну, они начинают скупиться на нужды своих подопечных, посчитав, что дело сделано. А дядя Сэм на этом сыграет. Думаю, для англичан будет неприятным сюрпризом, известие, о том, что взращенный ими монстр смотрит в другую сторону.

Рузвельт шаловливо крутанул глобус и вернулся к столу, за которым продолжал сидеть Билл Мартинс.

- Значит, нам ещё рано перекупать японцев льготными кредитами. Хорошо подождем. А как чувствует себя господин Витте? Разве ему деньги нужны?

- Да, русскому министру нужны деньги, но скоре всего он обратиться за помощью к французам или на худой конец к немцам – убежденным тоном заявил советник.

- Жаль, очень жаль, что русская сторона не спешит обогатить нашу родину своим золотом. А оно нам очень пригодиться, для постройки своего, большого американского флота. С помощью его пушек мы сможем обеспечить незыблемость своих позиций в Китае и уменьшим влияние своих конкурентов. Японии, России, Франции и Англии придется уменьшить свои аппетиты на этот кусок мирового пирога. Создав флот своей мечты, мы придадим американскому флагу значимость мировой державы, решительно отойдя от позиции изоляционизма «доктрины Монро» – высокопарно произнес Рузвельт и решительным движением отправил в рот аппетитное лакомство.

Получив возможность поправить пошатнувшийся статус империи среди мировых держав, государь поспешил пролить на артурскую эскадру щедрый дождь боевых наград. Главные герои баталии капитаны Иванов-6 и Эссен, были награждены георгиевскими крестами 4 степени и одновременно были произведены в капитаны первого ранга. Командирам других броненосцев и крейсеров, принимавших участие в бою, царь пожаловал владимирские кресты 3 степени с мечами.

Сам вице-адмирал Макаров получил от императора георгиевский крест 3 степени. Награда для флотоводца сумевшего восстановить былую силу эскадры была вполне заслуженной, но это известие вызвало насмешки среди моряков Артура.

- Слыханное ли дело, господа? Оказывается два броненосца по своей значимости, равны четырем пароходам – говорили они, намекая, что аналогичная награда была дарована царем Алексееву за отбитие атаки японских брандеров.

- Да, неладное, что-то твориться в датском королевстве. За своей наградой «Борода» в море ходил под вражеские снаряды, а наместник наблюдал за боем с задней линии обороны, куда даже пули с пулеметов брандеров не долетали – соглашались с ними артиллеристы береговых батарей, бывшие живыми свидетелями «подвига» наместника.

Когда до адмирала дошли известия об этих разговорах, он относился к ним совершенно спокойно.

- Государю виднее, кого и как награждать. Что же касается меня, то я считаю эту награду авансом, который постараюсь все непременно отработать, так как ничего геройского в этом бою не совершил. Матросы и офицеры, вот истинные герои этого сражения. Исключительно благодаря их усердию и мужеству была одержана эта победа – говорил Макаров и, не откладывая дела в долгий ящик, приступил к награждению моряков. Затребовав с капитанов кораблей списки отличившихся членов команды, адмирал уже на другой день объехал корабли и произвел награждение матросов и офицеров георгиевскими медалями и Анненскими крестами.

В числе награжденных императором лиц, как не странно, оказался и сидящий в Мукдене Алексеев. «За умелую подготовку и руководство эскадрой» - царь наградил удравшего из осажденной крепости родственника орденом Станислава 2 степени, чему тот был несказанно рад.

На этом радостном фоне высадка японской армии под Кинчжоу уже не казалось такой трагической вестью. После удачи на море всем казалось, что блокада Артура это временное явление и генерал Куропаткин обязательно разгромит врага в самое ближайшее время.

Так считали высокие чины в столице, так считали штабные деятели в Мукдене. Этого же взгляда придерживался и генерал Стессель, отправивший под Кинчжоу одну стрелковую дивизию под командованием генерал-майора Фока, что вызвало энергичный протест со стороны Макарова.

Уже на следующий день после получения от полковника Третьякова сообщения о появлении японцев у Кинчжоу, на заседании военного совета адмирал с удивлением спросил Стесселя, почему так мало войск задействовано для обороны перешейка.

Ничуть не смутившись подобного вопроса, генерал бодро отрапортовал, что главная задача войск отправленных под Кинчжоу заключается во временном сдерживании японцев.

- Что значит временное сдерживание противника? Разве под Кинчжоу нет наших оборонительных укреплений? Ведь это очень удобное место для обороны от превосходящих сил противника. Единственно уязвимое место этих позиций побережье моря, но насколько я знаю лоции этих мест, там исключительное мелководье и значит, подход кораблей врага невозможен за исключением канонерок. Так о каком временном сдерживании японцев может идти речь? Тут нужна полноценная оборона и ничего другого!

Столь решительная речь моряка заметно обескуражила Стесселя. Будь на месте Макарова кто-нибудь из своих генералов, он быстро бы поставил его на место, но с человеком, прибывшим в крепость по именному повелению государя, Стессель был вынужден считаться.

- Видите ли, в чем дело ваше превосходительство – осторожно начал генерал – строительство оборонительных позиции под Кинчжоу, согласно утвержденному плану было запланировано на вторую половину 1905 года. Поэтому генералу Фоку предстоит встретить врага практически на пустом месте и максимум, что он сможет создать за отпущенное ему противником время, это исключительно земляные оборонительные сооружения. То есть траншеи, проволочные заграждения и фугасы на подходах к ним. Все это позволит задержать японцев на дальних подступах к Артуру и завершить строительство фортов, главного рубежа нашей обороны.

Макаров слушал пояснение Стесселя, нагнув голову и нахмурив брови. Его не устраивали подобные академические разъяснения ведения войны.

- Но не будет ли лучше направить к Кинчжоу большее количество войск и попытаться подольше задержать противника на перешейке, с помощью пусть даже земляных укреплений – произнес Макаров, мимолетно переглянувшись взглядом с генералом Кондратенко, с которым он имел краткую беседу перед началом совещания. Стессель не успел заметить адресата его взгляда, но сразу понял, откуда дует ветер.

- Посылка большого числа войск под Кинчжоу чревата серьезной опасностью. Нельзя исключить, что обладающий численным превосходством неприятель в бою сможет нанести значительный урон или того хуже разгромить и, преследуя отступающие соединения предпримет штурм крепости. В таких условиях оборона Порт-Артура будет иметь весьма мало шансов на успех, ваше превосходительство. Правоту моих слов может подтвердить любой из присутствующих здесь генералов – с вызовом произнес Стессель, окинув грозным взглядом сидевших за столом военных. Командующий Квантуном думал, что в противовес его мнению выступит комендант Порт-Артура генерал-лейтенант Смирнов, прибывший в крепость менее двух месяцев назад. Окончивший две академии Смирнов, всячески стремился показать свое превосходство над Стесселем в обсуждении военным советом любых вопросов. Однако, на этот раз, ему возразил командующий 7 Восточно-Сибирской дивизии генерал-майор Кондратенко.

- Риск, о котором вы говорите, Анатолий Михайлович, может быть сведен к минимуму при помощи своевременного создания оборонительных укреплений на Зеленых и Волчьих горах. В этом случаи даже если враг разгромит наши войска под Кинчжоу, то у него не будет шансов с ходу атаковать крепость – спокойно произнес Кондратенко, но Стессель тут же взорвался.

- О каких укреплениях на Волчьих горах ты ведешь речь, Роман Исидорович, когда не готовы наши главные оборонительные позиции!? Тебе лучше меня известно о состоянии фортов и укреплений, которые неприступной стеной должны остановить японцев, пока генерал Куропаткин не ударит им в тыл и не снимет блокаду с крепости! – негодовал командующий Квантуном, но его праведный гнев прервал Макаров.

- Но разве не будет лучшим, если мы сумеем задержать противника на дальних подступах к крепости и тем самым выиграем время столь необходимое для завершения обороны Артура? – спросил адмирал и его тут же подержал Смирнов.

- Это неплохой вариант Степан Осипович! Даже при наличии земляных укреплений в районе перевалов можно задержать противника на несколько недель, а при активных методах контробороны то и до месяца. За это время мы сможем полностью завершить работы в северном и восточном секторе обороны и укрепить западный сектор, работы в котором только начались – произнес генерал, воинственно вскинул свою короткую бородку.

- Вы можете разрабатывать сколько угодно всевозможных вариантов обороны крепости, ваше превосходительство, но командование Квантунским укрепрайоном возложено на меня. И я собираюсь строго придерживаться приказа генерала Куропаткина о создании временной обороны в районе Кинчжоу. И распылять силы своего корпуса на второстепенные задачи, я не намерен! – звенящим от волнения голосом проговорил Стессель.

В комнате повисла напряженная тишина, которую прервал адмирал Макаров.

- Скажите Анатолий Михайлович, а если к Кинчжоу, вслед за 4 Восточно-Сибирской дивизией генерала Фока, будет отправлен только 2-ой полк 5 Восточно-Сибирской дивизии? Это ведь несильно обескровит наши резервы и позволит создать временную оборону на Волчьих горах, куда в случаи неудачи смогут отойти войска генерала Фока. На мой взгляд, рубеж на Волчьих горах очень важен для нас – сказал Макаров, разминая пальцами карандаш из своей записной книжки.

- Я глубоко уважаю вас как флотоводца, Степан Осипович и недавние успехи наглядное тому подтверждение, но в вопросах стратегии и тактики, позвольте мне как командующему Квантуном самому принимать решения – осторожно ответил Стессель. Находясь в равных чинах с Макаровым, генерал не желал вступать в конфронтацию с моряком, но вместе с тем напористо стремился подчеркнуть свою независимость от флота.

- А в чем позвольте спросить, заключается ваша стратегия обороны крепости, Анатолий Михайлович? Дать, японцам бой под Кинчжоу, а затем быстро отойти на линию фортов и ждать помощи от Куропаткина. Так?

- Да, примерно так, ваше превосходительство. Кинчжоу с его наспех созданными позициями мы не удержим, а на линии фортов пусть и не полностью достроенных, по моему твердому убеждению, мы надолго остановим японцев – произнес Стессель, а затем поспешил добавить. – Но, прошу заметить это не моя стратегия обороны, а генерала Куропаткина, приказы которого я как верный солдат должен беспрекословно исполнять.

- Исполнять приказы мы все обязаны, это наша обязанность – согласился с ним Макаров – но не кажется ли вам, что генералу Куропаткину из Мукдена не столь ясно видится истинное положение дел в Артуре?

- Я не понял вас, ваше превосходительство, поясните, пожалуйста, вашу мысль – настороженно произнес Стессель, вперив в адмирала масляный взгляд.

- Охотно поясню. Мне кажется, что Алексей Николаевич сильно ошибаться в своих прогнозах относительно войны с японцами и осада Артура затянется на долгое время – произнес Макаров, скрестив руки на груди. Пренебрежение запретом врача на выход в открытое море не прошло бесследно. С самого утра адмирал чувствовал сильное недомогание, которому мужественно сопротивлялся.

- А я не считаю, что генерал Куропаткин ошибается в оценке нынешней ситуации, ваше превосходительство. Нынешняя блокада Артура это сугубо временное явление и войскам Маньчжурской армии, не понадобиться много времени для нанесения своего сокрушительного удара в тыл отрезавшего нас от метрополии неприятельского войска – безапелляционно молвил в ответ Стессель, радуясь в душе что, с помощью авторитета Куропаткина, он сумел осадить не в меру зарвавшегося моряка.

- Хочу обратить внимание вашего превосходительства на тот факт, что место расположение линии фортов выбрано крайне неудачно и в случаи осады крепости под огнем японской артиллерии окажутся как тылы крепости, так и внутренняя гавань с кораблями флота. Единственный рубеж, откуда пушки противника не смогут достать своим огнем крепостные пределы, это Зеленые горы. Находясь на этой позиции, мы в свою очередь огнем артиллерии сможем контролировать порт Дальний и затруднить высадку там вражеских войск.

Поэтому, по моему мнению, позицию под Кинчжоу надо удерживать всеми силами до самой последней возможности, а затем отойти к перевалам, основному рубежу обороны Квантуна. Оборона крепости на линии фортов, таит в себе смертельную угрозу для кораблей эскадры – молвил Макаров, продолжая пытаться достучаться до разума генерала, но безуспешно. Закусив удила, Стессель яростно сопротивлялся любому предложению моряка, видя в них скрытый подкоп под свою власть, что для генерала была превыше всего. Даже интересов Родины.

Охваченный яростью и видя в попытках Макарова найти с ним компромисс по обороне Кинчжоу исключительно одну слабость, Анатолий Михайлович утратил всякий такт и сдержанность, и позволил себе шаг, на который он прежде никогда бы не рискнул. Вперив в моряка гневный взгляд, звенящим от волнения голосом, он принялся громко чеканить слова.

- Задача войск моего корпуса заключается исключительно в обороне крепости, с чем линия фортов сможет вполне справиться, несмотря на имеющиеся недостатки. Что же касается кораблей эскадры, то если они так сильно бояться попасть под огонь японских батарей то, на мой взгляд, у них есть только два выхода. Либо покинуть гавань Порт-Артура и уйти во Владивосток, либо отдать имеющиеся на кораблях пушки крепости, для борьбы с артиллерией неприятеля и спокойно ждать пока угроза затопления в артурской луже минует. Кстати, это предложение высказал перед своим отъездом сам наместник, не успев оформить свою идею на бумаге. Мои слова может подтвердить присутствующий здесь контр-адмирал Витгефт.

От столь откровенного хамского выпада Стесселя присутствующие на совещании военные лишились дара речи. Кондратенко, Смирнов, Белый с изумлением и осуждением смотрели на перешедшего границу дозволенного генерала, и только один генерал Никитин поддержал гневную тираду своего друга, одобрительно показав большой палец руки.

Макаров на секунду покраснел, а затем уперевшись руками в спинку кресла произнес ледяным тоном: – покорно благодарю вас за столь интересный совет, ваше превосходительство, но подобно вам, я бы хотел решать порученные мне дела самостоятельно.

В фигуре адмирала было столько мужества и властности, что охватившая Стесселя смелость моментально с него слетела, и в душу ему хлынули робость и смятение.

- Как вам будет угодно, Степан Осипович, но передача пушек крепости, на мой взгляд, будет самым лучшим выходом для флота в случаи длительной осады крепости. Именно этот варианта и рекомендовал генерал-адъютант переел своим отбытием – хмуро бросил Стессель, боязливо отведя взгляд в сторону.

«Да, так говорил Алексеев, и я только озвучил его намерения, и не более того – успокаивал себя Стессель, стремясь унять в пальцах предательскую дрожь. Однако как бы не сильно был напуган генерал своим выпадом, отступать от своего мнения он не собирался. - Каких бы успехов Макаров не достиг на море, он не в праве указывать мне, как руководить обороной Артура. Армия флоту не подчиняется и точка».

Адмирал видимо тоже понял это и, поколебавшись секунду, решительно одернул на себе мундир, он заговорил твердо и решительно, тоном человека принявшего для себя окончательное решение в трудном вопросе.

- Тогда, позвольте ваше превосходительство, ознакомить вас с одним важным для всех нас обстоятельством. Перед отъездом в Порт-Артур я имел аудиенцию у государя императора, на которой мы обсуждали возможное развитие военных действий, в том числе и осаду Артура японцами. Государь с большим вниманием отнесся к этой угрозе и дал относительно её следующее распоряжение. В случаи временной изоляции Артура от наших главных сил в Маньчжурии, его величество соизволил возложить на меня общее командование крепостью и флотом. К большому сожалению, указ императора находился в моей каюте в момент гибели «Петропавловска» и я не могу предъявить вам его, но надеюсь, что вам вполне достаточно и моего слова.

Макаров говорил по военному четко и строго, и от его слов у сидящих перед ним генералов менялись лица. Для Кондратенко и Белый слова адмирала не было новостью, поскольку ранее Макаров переговорил с ними в конфиденциальной беседе и предложил им места в своем будущем штабе. Степан Осипович видел генерала Кондратенко начальником штаба, а генерала Белого начальником крепостной артиллерии.

У генералов Смирнова, Никитина, Надеина и Прозоровского слова Макарова вызвали удивления и озабоченность. Привыкшие к обыденной и размеренной генеральской жизни, они не были готовы к столь стремительным переменам в высшем руководстве крепости, интуитивно опасаясь, что ничего хорошего они им не принесут.

На самого Стесселя слова моряка произвели эффект разорвавшейся бомбы. Пораженный той легкостью, с которой Макаров лишал его власти, генерал какое-то время никак не мог прийти в себя но, столкнувшись с гневным взглядом своего начальника штаба полковника Рейса, несомненно, теряющего свой высокий пост, быстро пришел в себя.

Стремясь придать своему разгневанному лицу, видимость невозмутимости и спокойствия, Стессель громко прочистил горло и заговорил заметно севшим от волнения голосом.

- Значит, документа подтверждающего ваши полномочия о вступлении в командование Квантуном, у вашего превосходительства на руках нет? – произнес генерал, глядя прямо на стол перед собой.

- Нет – коротко подтвердил Макаров.

- В таком случае, я не могу сдать вам командование над вверенным мне укрепрайоном – зло молвил Стессель и теперь, его слова вызвали бурю удивления на лице моряка.

- Вы, что же мне не верите!? Мне, вице-адмиралу русского флота!?– гневно воскликнул Макаров, но Стессель был неумолим.

- Здесь, идет война, ваше превосходительство и мне как сугубо военному человеку нужен приказ, а не рассуждение верю, не верю – властно отрезал генерал.

- Побойтесь Бога, Анатолий Михайлович! Адмирал Макаров ясно и четко сказал о желании нашего государя и его слова не вызывают у меня сомнений! – воскликнул генерал Белый, пытаясь образумить своего родственника, но Стессель был неумолим.

- Вот когда вы, Василий Федорович будите на моем месте, вам возможно для сдачи командования будет достаточно одного простого слова, а мне для этого нужен приказ, с печатью и подписью вышестоящего начальства – желчно пыхнул в его сторону Стессель.

- Враг стоит на пороге Квантуна, ваше превосходительство! Стоит ли затевать канцелярские разборки, когда важен каждый день, каждый час!? – поддержал Белого Кондратенко, но Стессель оказался глух к его словам.

Видя столь ослиное упрямство начальника Квантуна, Макаров выразительно глянул на других генералов, но те стыдливо потупили свои взгляды. Быть судьей в столь щекотливой ситуации они не решались.

- Что же, господа, я вас хорошо понимаю – решительно молвил Макаров не получив поддержки от генералов – Роман Исидорович полностью прав, говоря о важности для крепости каждого час. В таком случае, я предлагаю обратиться к верховному командованию, для подтверждения моих полномочий. Сегодня же ночью миноносец «Лейтенант Бураковский» уйдет с моим письмом в Чифу к нашему консулу, с просьбой связаться по телеграфу со ставкой командования в Мукдене. На все это уйдет не очень много времени и таким образом, будут сняты все ваши сомнения. Надеюсь, возражений против этого предложения нет?

Адмирал требовательным взглядом окинул военный совет, но возражений не последовало.

- Я бы тоже хотел отправить письмо командующему и наместнику с объяснением своей позиции – сказал Стессель, в глубине души опасаясь, что Макаров откажет ему в этом, но ошибся.

- Как вам будет угодно. «Бураков» отойдет с наступлением ночи – холодно молвил моряк и быстро покинул собрание.

Под покровом темноты, самый быстрый миноносец артурской эскадры покинул порт и устремился на запад, с двумя депешами. В одной из них Макаров сообщал о своем намерении согласно рескрипту государя вступить в командование Квантуном в связи с начавшейся блокадой крепости, а так же спрашивал, что делать со Стесселем. В другом письме, Стессель в самом раболепном тоне просил Куропаткина и наместника оставить все по-прежнему, рисуя себя заботливым отцом солдатам и указывая на явную некомпетентность Макарова в делах на суше.

Проявляя столь яростное сопротивление за свое место, Стессель в первую очередь надеялся на явную нелюбовь наместника к Макарову, а так же неприязнь Куропаткина к самой мысли, что моряк будет командовать сухопутной крепостью.

Подобные расчеты генерала карьериста не были лишены здравого смысла и при определенных обстоятельствах могли сыграть свою роль, но в этом случае Стесселю не повезло. Будучи отрезанный от метрополии, он не предполагал какую бурную реакцию в стране, вызвало извести о победе русских моряков над противником.

Кроме того, с генералом сыграл злую шутку один маленький, но весьма существенный нюанс. Его подобострастное письмо к Куропаткину и Алексееву состояло из нескольких страниц текста, тогда как лаконичное послание Макарова умещалось всего в двух строках. Поэтому оно было сразу же зашифровано и отправлено в ставку командующего телеграммой, тогда как послание генерала Стесселя было отправлено в Мукден, дипломатической почтой.

Ответ ставки на послание Макарова пришел в тот же день и следующей ночью «Лейтенант Бураков» благополучно миновав вражеские миноносцы, привез его в осажденную крепость. Послание Куропаткина было так же лаконичным. Генерал поздравлял Макарова со вступлением в должность командующего Квантунским укрепрайоном, а так же желал успехов в борьбе с общим врагом. Кроме этого, Куропаткин просил прислать ему в ставку Стесселя, для использования генерала на штабной работе.

Получив столь убийственный козырь против Стесселя, Макаров не стал наслаждаться публичным позором своего противника. На квартиру теперь уже бывшего командующего Квантуном с известием об отзыве в Мукден, он послал своего помощника полковника Агапеева, который и стал свидетелем истерики обиженного генерала.

Сам Макаров, в это время уже проводил первое заседание своего штаба. Быстро известив генералов о своем вступлении в должность командующего укрепрайона, и ознакомив их с перестановками в командном составе, адмирал попросил Кондратенко немедленно отправиться в Кинчжоу.

- Я не особо верю в командные способности генерала Фока, пришедшего в армию из полиции – признался Макаров своему начальнику штаба. – Но будь он даже настоящим строевым офицером, в столь важный момент я желал бы видеть во главе войск под Кинчжоу самого лучшего из имеющихся в моем распоряжении генералов. Отправляйтесь Роман Исидорович на позиции немедленно и сразу по прибытии вступайте в командование войсками генерала Фока. Его я жду в Артуре для отправки в ставку Куропаткина вместе со Стесселем. Второй полк 5-й Восточно-Сибирской дивизии полковника Антакольского вам в помощь я отправлю сегодня же. В случаи необходимости телеграфируйте мне, и флот поможет вам. Ну, с Богом!

И энергично пожав руку Кондратенко, Макаров обнял человека, которого по праву считал своим единомышленником.

Тем временем дела под Кинчжоу стремительно развивались. Сосредоточив на подступах к перешейку свою армию, генерал Оку решил штурмовать русские позиции сразу в трех местах, создав для этого три штурмовые колонны, с численностью каждой в дивизию.

Противостоял им один только полк под командованием полковника Третьякова, сумевшего за короткий срок, возвести на узком перешейке новые оборонительные позиции, взамен пришедших в негодность старых китайских укреплений. Растянутые на четыре километра от одного берега моря до другого, они состояли из двух ярусов стрелковых траншей с блиндажами и бойницами, несколько редутов и люнетов. Кроме этого, русские позиции прикрывали огнем тринадцать артиллерийских батарей, а подходы к окопам были загорожены рядами колючей проволоки.

Бои за сам город Кинчжоу начались 7 мая, но все противодействие сторон заключалось в вялой перестрелке. Японские передовые части осторожно прощупывали оборону противника и только на следующий день, рискнули штурмовать город. Этот пробный натиск был легко отбит русскими, но обе стороны преподнесли друг другу неприятные сюрпризы.

Так, проволочные заграждения стали серьезным препятствием на пути японских солдат, воспитанных кодексом бусидо и рвущихся умереть во славу родины и императора. Как не велико было желание сынов великой богине Аматерасу одержать победу над северными бородатыми дикарями, но они были вынуждены отступить перед стройными рядами колючих заграждений.

Для русских, неприятным сюрпризом был тот факт, что все японские солдаты были одеты в форму цвета хаки, позволявшей им сливаться с окружающим ландшафтом. Сами русские, были одеты в белые рубахи, которые были хорошо видны издалека и сразу же привлекали к себе внимание вражеских стрелков. Быстро поняв исходившую смертельную угрозу от белого цвета, многие солдаты принялись старательно марать свои рубахи грязью, дабы сохранить себе жизнь.

Главное сражение за Кинчжоу состоялось в ночь на 12 мая. По достоинству оценив силу проволочных заграждений, генерал Оку решил не рисковать своими солдатами и предпринял ночной штурм. Под покровом темноты несколько добровольцев сумели преодолеть ряды колючей проволоки и с помощью принесенных мин взорвали сначала заграждения у ворот Кинчжоу, а затем и сами ворота.

Едва только в ночи прогремели взрывы, как японцы немедленно устремились в атаку и, несмотря на яростный огонь русских пулеметов, приблизились к стенам города и ворваться в него. Завязалась яростная борьба, в которой на стороне японцев было их численное превосходство, тогда как русским помогал тот фактор, что японцы были вынуждены наступать на узком участке городских ворот.

Поднятый по тревоге полковник Третьяков, внимательно следил за действиями врага с главных позиций русской обороны находившихся позади города. В лучах многочисленных прожекторов было прекрасно видно, что противник атакует город небольшими силами, численностью никак не больше двух батальонов. Увидев это, Третьяков сразу позвонил генералу Фоку стоявшему с главными резервами в глубоком тылу русских позиций и попросил прислать подкрепление для отражения атаки неприятеля, но неожиданно получил категорический отказ.

Раздраженный тем, что его подняли с постели среди ночи, Фок стал читать гневную нотацию Третьякову.

- Запомни и заруби себе на носу, уважаемый Николай Александрович! Главная наша задача – задержать противника на дальних подходах к Артуру, но не рисковать. Не рисковать, понимаешь?! А раз понимаешь, то нечего меня беспокоить из-за разной ерунды. Кинчжоу является форпостом нашей обороны и не так важен для нашей обороны. Он свое предназначение полностью выполнил, точка! А зазря проливать солдатскую кровушку я не собираюсь и вам не советую. Поэтому приказываю отвести людей на основные позиции и ждать наступления врага! – безапелляционно приказал Фок и бросил трубку, не дав ничего сказать Третьякову.

- Сегодня Кинчжоу не так важен для нас, завтра наши позиции за ним, а там глядишь и сам Артур, можно оставить ради высокой цели - сохранения жизни. Насквозь гнилая позиция – недовольно пробурчал полковник и с ним был полностью согласен гарнизон Кинчжоу.

С удивлением и неохотой, покидали сибиряки свои позиции в городе, горячо обсуждая полученный от начальства приказ между собой.

- Что они там выдумали!? Подбросили бы нам подкрепление с батальон, так мы бы япошек в раз от города отбросили бы! Не хочет Фиг-Фок воевать! Уже наверняка пятки смазал, чтобы до Артура сподручнее бежать было. Немчура, одним словом.

Ободренный результатами атаки, на следующую ночь генерал Оку решил её повторить против центрального участка русской обороны, на подступах к горе Наншань. Казалось, сама судьба благоволит планам генерала, ибо к началу атаки всё небо было покрыто тучами, из которых шел дождь. Но едва только японцы стали приближаться к передовым окопам стрелков полковника Третьякова, как изгнанные ими из города бездомные собаки, подняли в ночи громкий лай.

Этот сигнал был своевременно услышан сидевшими в окопах солдатами, и вскоре ночную тьму прорезали лучи прожекторов, осветившие нестройные цепи японской пехоты, движущихся к русским позициям.

Ободренный достигнутым прошлой ночью успехом, генерал Оку посчитал, что двух батальонов армии микадо будет вполне достаточно для штурма укреплений врага, и жестоко просчитался. В противовес обороне Кинчжоу, русские позиции у Наншань были созданы более основательно, в чем японские солдаты быстро убедились.

Они ещё не достигли переднего края обороны противника, как словно огромный боевой барабан негритянских племен, загрохотали в ночи мощные взрывы фугасов, заложенные русскими саперами. Один за другим, они отправляли пачками адептов кодекса бусидо к их славным предкам, наступающих во мраке ночи.

Картина была ужасной, однако коварная огненная смерть, рвущаяся под ногами отважных самураев, не могла охладить их боевой пыл. Демонстрируя полное презрение смерти, японцы продолжали наступать, пока не уткнулись в проволочные заграждения противника.

В отличие от заграждений под Кинчжоу, эта колючая проволока тянулась несколькими густыми плотными рядами, преодолеть которые сыны богине Аматерасу с разбега не смогли. Прорвав саблями, тесаками своих штыков, а в некоторых случаях своими телами передние ряды колючих заграждений, японцы завязли подобно пчеле в сиропе.

Возможно, потомки великих самураев со временем, ценой своей жизни и смогли бы прорвать этот колючий заслон, но сидящие в окопах сибирские стрелки не дали им такой возможности. Огнем пулеметов и дружными винтовочными залпами, они заставили японцев отступить, оставляя на поле боя убитых и раненых.

Раздосадованный неудачей, генерал Оку утром следующего дня обрушил на оборону противника всю мощь своей артиллерии подтянутой за ночь. Имея почти четырехкратный перевес, сто девяносто против шестидесяти восьми орудий, японские канониры принялись методично обстреливать русские укрепления, стремясь разрушить проволочные заграждения, снести брустверы окопов, уничтожить ходы соединений, пулеметные гнезда и блиндажи.

Большим плюсом для русской обороны в столь неравноценной дуэли стволов, был тот фактор что, не имея точных координат целей, японцы были вынуждены вести огонь по площадям, что снижало эффективность их огня.

Укрывшись от вражеского огня в окопах и блиндажах, пехотинцы полковника Третьякова терпеливо ждали своего часа, но враг смог достать их не только с фронта, но даже с флангов и тыла. Пока все внимание русских было сосредоточено на армии генерала Оку, со стороны моря к перешейку подошли японские канонерки и принялись обстреливать русские тылы.

Из-за большого прибрежного мелководья, только корабли с малой осадкой могли приблизиться к перешейку, но и их корабельные орудия наносили большой вред русскому войску. Подойдя близко к берегу, они безнаказанно разили солдат противника, приводя к молчанию его батареи на правом фланге обороны. В ответ во врага летели ружейные пули и проклятья, распластавшейся на земле пехоты, которые никак не могли нанести японским кораблям серьезного ущерба.

Так положение продолжалось около часа, когда со стороны Артура появились русские корабли. Это были канонерка «Бобр» и миноносцы «Бурный» и «Бойкий» посланные адмиралом Макаровым для защиты русских позиций с моря. Предвидя подобный шаг врага, новый командующий Квантуна загодя отрядил корабли и послал сразу, как только по телеграфу поступило сообщение о начале японской бомбардировки позиций Третьякова.

Появление кораблей артурской эскадры было встречено громкими криками «Ура!» и радостным оживлением среди солдат.

- Сейчас наши кораблики, зададут японцам перцу! - радостно неслось из укрытий, и моряки полностью оправдали эти надежды. Они тут же вступили в бой с врагом, который не выдержал их напора их яростного огня и поспешил ретироваться, оставив поле боя русским. Теперь настала очередь русских кораблей громить вражеские тылы, но полностью насладиться чувством мести они не смогли. Выпусти несколько десятков снарядов по вражеским войскам, русские моряки были вынуждены отойти из-за начавшегося отлива.

Был уже полдень, когда Оку, силами всех трех дивизий решил атаковать русские укрепления в надежде на быстрый успех. Это был довольно смелый и рискованный шаг, но поводом для этого было сообщение японских разведчиков. Пробравшись берегом моря, они донесли генералу, что перешейк обороняет только часть русских войск, тогда как их главные силы стоят в глубоком тылу и, судя по всему, принимать участие в сражении не намерены.

Упустить такую возможность было бы большой глупостью и Оку, отдал приказ об общем штурме. Японцы одномоментно атаковали сразу в трех местах, но ожидаемого результата не добились.

Больше всего надежд, командующий возлагал на штурмовую колонную атаковавшую правый край русской обороны. Двойной удар с моря и суши по замыслу японского командующего должен был основательно расшатать позиции врага, но этого не случилось. Длительный артиллерийский огонь не смог полностью разрушить проволочные заграждения русских и подавить их пулеметы. Неся большие потери от огня русской пехоты, 3-я японская дивизия смогла продвинуться вперед среди многочисленных рядов колючей проволоки, но была остановлена в тысячи шагов от линии вражеских окопов и отошла.

Ничуть не лучше было положение в центре, где наступали части 1-ой дивизии. Несмотря на то, что японские пушкари смогли привести к молчанию большую часть орудий противника, русская оборона мужественно отразила натиск солдат микадо. Не разрушенные артиллерийским огнем проволочные заграждения в купе с многочисленными фугасами стали непреодолимой преградой на пути японской пехоты. Уткнувшись в плотные ряды колючей проволоки, японцы были вынуждены отступить.

Но в этот день успех все же сопутствовал японцам на левом краю русской обороны, где наступала 4-я дивизия. Здесь двойной удар с суши и моря достиг своей цели, так как посланные адмиралом Макаровы в обход Квантуна корабли не успевали вовремя оказать помощь солдатам Третьякова. Под прикрытием столь мощной огневой поддержки, используя естественные укрытия береговой линии, японцы сумели приблизиться к передней линии русской обороны и закрепиться перед решающим броском.

Начавшийся отлив заставил японские канонерки отойти в моря, но их губительный огонь по русским траншеям сделал своё черное дело. От интенсивного обстрела врага, державшие на этом участке оборону пехотинцы капитана Шевцова понесли большие потери и потому их огонь не смог остановить продвижение японцев. Русские солдаты были выбиты из своих траншей и отошли на запасные позиции.

Видя угрозу флангового удара, нависшую над русскими войсками, полковник Третьяков отправил подпоручика Фролова с донесением в ставку Фока с просьбой прислать подкрепление, горячо уверяя генерала, что сможет выбить врага из окопов. Однако вместо немедленной помощи, Фок разразился в адрес Третьякова гневной бранью.

- Третьяков трус и подлец! В его распоряжении целый полк, артиллерия, а он хнычет как баба и просит помощи, вместо того, чтобы бить япошек! На такой позиции можно спокойно год врага удерживать и не требовать подкрепления. Черта лысого ему, а не подкрепления! – бушевал Фок.

- Все наши резервы отправлены на передовую, где большая убыль от вражеского огня. Для того чтобы остановить продвижение японцев полковник отправил штабную роту, большего у нас ничего не осталось. Если японцы ударят снова, остановить их будет нечем, и они выйдут нам в тыл – пытался достучаться до генерала Фролов, но тот был неумолим.

- Нет у меня для него резервов! Сам заварил кашу так пусть сам и расхлебывает! – ярился Фок, перемежая свои слова с площадной бранью.

- Но для того чтобы выбить японцев из траншей, нам нужен всего лишь батальон! – не сдавался подпоручик, однако генерал уже принял решение. Бедному Фролову наверняка предстояло отправиться на передовую с пустыми руками, но в это время к ним подъехал Кондратенко.

- Каково положение дел? Атаки японцев отражены? – спросил генерал, не слезая с разгоряченного скачкой коня. Согласно субординации, отвечать ему должен был Фок, но первым заговорил Фролов. Видя во вновь прибывшем Кондратенко возможность повлиять на Фока, он быстро шагнул к всаднику и четко отрапортовал.

- Все атаки врага, за исключением левого фланга отбиты, ваше превосходительство. На левом краю японцы сумели захватить наши передовые траншеи. Полковник Третьяков сдерживает продвижение противника, но у нас большие потери и необходимо подкрепление. Иначе японцы выйдут нам в тыл.

- Александр Викторович, надо немедленно направить Третьякову один батальон и батарею из полка полковника Ирмана. Его соединения ближе всех расположены к передовой, я только что проезжал мимо них – обратился Кондратенко к Фоку, чем вызвал у генерала сильное душевное волнение.

- А по какому праву, вы отдаете свои распоряжения, Роман Исидорович?! Здесь я командир, и дивизия подчиняется только мне! И я считаю, что Третьяков вполне сам может справиться с японцами! – визгливо заговорил Фок, намериваясь вступить в длительную перебранку равного с равным, но Кондратенко быстро пресек его намерения.

- Согласно приказу начальника Квантунского укрепрайона, с сегодняшнего дня командование по обороне перешейка возложено на меня, и все находящихся здесь войск переподчинены мне. Вот приказ, ознакомьтесь – Кондратенко быстро извлек из походной сумки листок и протянул его Фоку. Тот осторожно взял бумагу, быстро пробежал его глазами, и злая улыбка озарила его лицо.

- Здесь подпись самотопа Макарова, а не генерала Стесселя, и значит, эта филькина грамота не имеет никакой силы – категорично изрек Фок и торжествующе посмотрел на Фролова, от чего подпоручик сразу побледнел.

- Вы видимо несколько не в курсе событий, Александр Викторович. Со вчерашнего дня, генерал Стессель смешен с поста командующего Квантуном и отозван в ставку Куропаткина в Мукден – учтиво произнес Кондратенко.

- Как смещен!? Кем, Алексеевым?! – удивленно вскричал Фок.

- Государем императором! – коротко бросил Кондратенко и, не обращая внимания на застывшего в изумлении генерала, приказал Фролову – немедленно отправляйтесь к полковнику Ирману и передайте мой приказ об отправке на передовую двух батальонов пехоты и двух батарей. Дорога каждая минута. И передайте артиллеристам, чтобы не развертывали орудия на открытых позициях, только за холмами.

- Но генерал Стессель запретил размещать орудия в укрытиях, поскольку это явный признак трусости которую мы не должны демонстрировать перед врагом – гневно вскричал Фок – это недостойно русского солдата!

- В результате этой глупости мы и лишились большей части своих пушек, так как «трусливые» японцы разместили свои орудия как раз на закрытых позициях, невидимых для нас – ответил Кондратенко Фоку и, не желая вступать в пререкания с ним, обратился к Фролову – я не задерживаю вас подпоручик.

Как оказалось потом, приказ о переброске подкреплений был отдан в самый нужный момент. Когда в штаб генерала Оку поступило известие об успехе солдат 4-й дивизии, командующий японской армии решал трудную для себя задачу. К этому моменту командующий артиллерией полковник Исии доложил, что за время обстрела вражеских позиций батареи полностью исчерпали свой запас снарядов. На каждое орудие осталось только по двадцать снарядов, а на скорый подвоз боеприпасов не стоило надеяться. Начавшееся на море волнение, сделало невозможным разгрузку транспортов со снарядами.

Оку уже подумывал о прекращении атак на русские позиции, как сообщение с правого фланга полностью пресекли все его колебания. Генерал моментально прокричал «банзай» в честь императорского дома и, выпятив грудь, властно заговорил, обращаясь к офицерам штаба.

- Великая богиня Аматерасу подвергла наш боевой дух испытанию и в награду за нашу твердость, и упорство послала удачу. Оборона русских на правом фланге прорвана и нужно еще одно усилие, чтобы одержать окончательную победу. Передайте полковнику Исии мой приказ открыть огонь по русским позициям, и вести стрельбу до последнего снаряда. Затем мы вновь атакуем противника и полностью исполним свой долг перед божественным императором, захватив вражеские позиции. Это надо сделать как можно скорее, пока русские не двинули свои резервы от Тафаншина.

Приказ Оку был выполнен полностью и вскоре, вновь загрохотала японская артиллерия. Вражеские позиции в который раз за день окутались дымами от разрывов снарядов, а затем в атаку ринулись солдаты, подхлестываемые криками своих офицеров. Воспитанные в духе беспрекословного подчинения приказу, японцы смело шли в бой, свято веря в особенность своего долга перед страной и императором.

Однако, как не селен был боевой дух солдат генерала Оку, захватить русские позиции в центре и на левом фланге они не смогли. Огонь батарей полковника Исии так и не смог подавить сопротивление русской пехоты, под чьим яростным огнем они были вынуждены отступить.

У пришедшего на наблюдательном пункте генерала Оку, вид отступления солдат вместо гнева и разочарования вызвала улыбку на лице. Видя ожесточенное сопротивление русских в центре и на левом фланге японских войск, генерал радовался. Скованный боем противник не сможет перебросить ни одного солдата на правый фланг атаки, где решалась судьба всего сражения.

И словно в подтверждении правоты мыслей командующего, на левом фланге вражеской обороны стали возникать флаги страны восходящего солнца. Они были отчетливо видны в бинокль и ясно говорили об успехе японской атаки. Забыв о сдержанности, генерал радостно прокричал «банзай» и его крик поддержали все с ним присутствующие.

- Вот он славный момент долгожданной победы! Теперь осталось только ударить во фланг русским, и их неприступная крепость падет, во славу нашего божественного императора! Осталось лишь немного подождать – торжественно провозгласил Оку и вперил свой взгляд на левый фланг русских где, судя по громкой стрельбе доносившейся до генерала, его солдаты яростно атаковали врага.

- Надо немного подождать, надо подождать и Наншань падет – говорил себе Оку в ожидании продолжения победного шествия японских знамен по русским позициям, но с этим возникла маленькая заминка. Звуки перестрелки только нарастали и тогда, командующий решил помочь солдатам 4-й дивизии, отдав приказ о повторении штурма вражеских укреплений в центре. Он уже подозвал к себе дежурного майора, как с правого фланга донеслось протяжное русское «Ура!».

Оно быстро нарастало по своей силе и вскоре перекрыло треск пулеметов и ружейные выстрелы. Сердце предательски екнуло в груди Оку от громкого крика русской пехоты и замерло в ожидании тревожных вестей, которые не замедлили сказаться. Столь радовавшие генеральский глаз победные знамена с красным диском стали быстро исчезать с истерзанных огнем траншей.

- Русские успели подвести подкрепления, но им не удастся сломить наш боевой дух! Немедленно послать подкрепление и отбросить врага пока он не сумел закрепиться! – приказал генерал, чье лицо залила алая краска стыда и гнева за слишком раннюю веру в победу своих солдат.

Едва был отдан приказ, как генералу доложили, что на правом фланге вернулись канонерки адмирала Того, ушедшие в море из-за отлива. Видя, что русские отбили свои траншеи, не дожидаясь приказа Оку, матросы самостоятельно открыли огонь по врагу, как бы призывая пехотинцев к новой атаке. Услышав это, Оку обрадовался. Под прикрытием огня с моря русских можно будет выбить из траншей до наступления темноты, а затем утром свершить то, что не удалось теперь. Но радость его была преждевременной.

Пока солдаты 4-й дивизии готовились к новому штурму русской обороны, к противнику подошло подкрепление в виде двух артиллерийских батарей, которые расположились на закрытой позиции и открыли по канонеркам перекидной огонь. Без корректировщиков им трудно было трудно надеяться на успех в этой дуэли, но тут их выручил случай. Один из снарядов угодил в китайскую джонку стоявшую у берега вместе с десятками других малых суденышек. Вспыхнувший от разрыва снаряда пламя быстро перекинулось на стоящие рядом джонки и вскоре, огромное зарево огня полностью закрыло берег от глаз вражеских наводчиков.

Выпустив несколько снарядов наугад, японцы были вынуждены прекратить огонь в надежде возобновить его, сразу как бушевавшее над водой пламя погаснет, но их намерениям было не суждено осуществиться.

К месту боя подошел отряд русских кораблей в составе канонерки «Отважный» и миноносца «Статный», после чего японские канонерки были вынуждены отступить, лишив тем самым генерала Оку важного козыря в сражении за Кинчжоу.

Лишенные артиллерийской поддержки, японские пехотинцы не смогли повторить свой прежний успех этого дня. Плотный ружейно-пулеметный огонь со стороны русских окопов остановили солдат императора, несмотря на то, что проволочные заграждения противника были повреждены во многих местах. Не дойдя до линии траншей противника чуть менее трехсот шагов, японцы были вынуждены залечь и вступить в перестрелку с сибирскими стрелками.

Воспитанные в духе самураев, они не хотели отступать, упрямо надеясь, что смогут принести победу своему командующему, однако артиллерия полковника Ирмана поставила жирный крест на их планах. Расправившись с вражескими канонерками, артиллеристы перенесли огонь по японской пехоте. Умело чередуя шрапнель и осколочные снаряды, они заставили отступить противника на исходные позиции.

Когда спустившаяся на землю тьма, полностью развела враждующие стороны, генерал Кондратенко отправил Макарову телеграмму: «Наступление противника отбито. Полностью контролирую положение дел. Спасибо морякам за поддержку огнем. Прошу отозвать с командования дивизии генерала Фока и заменить его генералом Надеиным. Если возможно, желателен ваш личный приезд».

В свою очередь, командующий японской армии отослал в Токио куда более объемное послание с объяснением постигших его неудач. Главную причину провала своего наступления, генерал видел в нарушении подвоза боеприпасов своим войскам с побережья, а так же необычайно быстрыми действиями противника, сумевшего за столь короткий срок создать хорошо укрепленные позиции на перешейке.

Одновременно с этим, генерал послал рапорт с готовностью уйти в отставку по желанию своего микадо и совершить харакири ради искупления своей неудачи. Однако оба эти предложения были немедленно отклонены императором. Отставка генерала Оку и его смерть, несомненно, самым отрицательным образом сказалась бы на моральном духе японской армии в начальном периоде войны. Поэтому, вместо отставки, Оку получил похвалу императора за успешную высадку на территорию противника и захват Кинчжоу, благодаря чему вражеские силы полностью изолированы на полуострове. Одновременно с этим, генералу приказывалось не допустить прорыва блокады Квантуна ударом с севера.

Но не один только генерал Оку вместо грома и молнии на свою несчастную голову, получил внезапную милость в виде поздравления от японского монарха. Точно так же божественный микадо отверг прошение об отставке со стороны вице-адмиралом Того, в результате неудачных действий которого, японский флот потерял сразу два своих броненосца. Моряк был не только прощен, но неожиданно для себя получил звание полного адмирала императорского флота.

Столь эффектный пропагандистский ход был крайне необходим Токио для демонстрации перед лицом всего мира свою уверенность в победе над врагом и поддержания морального духа японских моряков, который был, подвергнут суровому испытанию.

Кроме неудач под Артуром, адмирала Камимура никак не мог добиться весомого успеха в борьбе с русскими крейсерами из Владивостока совершивших несколько удачных набегов на японские транспорты стоявших в корейских портах. Это вызвало бурное негодование среди простых японцев, чьи многочисленные толпы в праведном гневе забросали камнями дом адмирала, о чем стало известно миру благодаря сообщениям иностранных корреспондентов.

Стремясь сохранить спокойствие, Япония делала хорошую мину при плохой игре и мужественно готовилась к продолжению войны.