Крестоносец

Глава 8 Осень 1241 года. Псков В узилище

Лязгнул засов, и тоненький луч дрожащего света едва занимавшегося осеннего денька, похоже, что бессолнечного, хмурого, упал на земляной пол, с набросанной на него гниловатой жесткой соломою.

— Входи, располагайся, герр! — издевательски хохотнув, стражник — тучный, с чем-то похожим на свиное рыло лицом, кнехт кивнул на охапки соломы. — Тут теперь твой бург.

Пожав плечами, Ратников звякнул цепями — руки и ноги орденский кузнец только что заковал в кандалы.

— Малую нужду справлять во-он на тот угол, — хохотнул второй страж, вислоусый, длинный, почти под самый потолок. — Большую — утром, как выведем. Ну? Чего встал-то?

Узник сделал шаг, неприятно пораженный открывшейся перед ним перспективой, точнее — ее отсутствием. По приезде в Псков орденские братья резко перестали вести себя с ним, как рыцари — куда только делась их былая вежливость и относительное радушие? С чего бы? Что-то случилось здесь, во Пскове, едва зашли на орденское подворье… Кто-то еще опознал Ратникова? Почему бы и нет? Раз есть Кривой Ярил, вполне могут найтись и другие. Хоть тот же Кнут Карасевич, если не сгинул еще. Быть может, даже сама боярышня Ирина — главарь шайки. Или лучше сказать — атаманша? Почему бы и нет, раз уж теперь именно здесь, на Танаевом озере, открылся переход — сюда и переориентировали весь работорговый бизнес. Отца каштеляна в долю взяли, надо же! А как же — раз уж это теперь орденская территория… вернее — союзного Ордену Пскова. А с немцами они, похоже — вась-вась… Тот же Кривой Ярил — по крайней мере…

Михаил покачал головой — нет, явно его на подворье кто-то увидел. И не случайно — специально провели, показали… в этакую рань. Ну, что уж теперь…

За спиной лязгнул засов, и Ратников, чуть склонив голову, поздоровался — в узилище, насколько можно было разобрать, кроме него, находилось еще с десяток человек, некоторые по виду — бродяги, а другие — купцы или просто зажиточные горожане, быть может, даже и бояре… Нет, бояр вряд ли стали бы в таких застенках держать.

— И ты здрав будь, братец, — откликнулся старческий голос слева от входа. — Присаживайся — местечко есть.

— Гостеприимный ты человек, Дромило, — пробасил кто-то рядом. — Словно в свои хоромы зовешь.

— Да не было у меня ни в жисть никаких хором. А ты, Бреслав, чем смеяться, так лучше б подвинулся, человек, может, устал да прилечь хочет.

— Ляжет, когда с Сытенем повидается, — глухо хохотнул бас. — От, тогда уж точно — ляжет.

— Типун тебя на язык, Бреславе!

Сделав пару шагов, Ратников осторожно уселся на солому и осмотрелся — насколько это вообще оказалось возможным сделать. Впрочем — возможно. Чем дальше, тем в узилище становилось не то чтобы светлее, но уже не так темно и мрачно. Свет проникал сквозь маленькое — в ладонь — окошечко под самым потолком. При всем желании — не пролезешь. Пахло прелой соломой и потом, из дальнего угла несло сильным запахом мочи. Вытянув руку, Миша потрогал стену — каменная кладка, сырая и холодная — дом на подворье бы выстроен по-новгородски, на высоком каменном подклете, в котором сейчас и находились узники.

— Меня Мисаилом зовут, — разглядев силуэт сгорбленного старичка — он-то, похоже, и бы Дромило, — представился Ратников.

— А я — Дромило, приказчиком у Миношичей был, до немцев.

Ну точно — угадал.

— Миношичи-то, вишь, завсегда супротив немцев шли, — поежившись, пояснил Дромило. — Вот нас всех и…

— Да не слушай ты его, паря! — снова прогрохотал бас. — За дебош его сюда укатали.

— А хоть и за дебош! — взъярился старик. — Так ведь — против немцев!

— Ага, против… — бас — Бреслав, что ли? — издевательски захохотал. — Просто бражки пить меньше надо! Тогда б магистра собакой не обозвал. При рыцарях. Черт старый!

— Ладно те лаяться-то, — Дромило, похоже, обиделся, замолчал.

Зато забасил Бреслав — назвал свое имя да спросил, что за человек новый узник?

— Не знаю, как и сказать, — признаваться в комтурстве Ратникову почему-то казалось как-то не с руки. Но ведь и не новгородцем же называться — кто знает, что тут за люди сидят? Наверняка есть и соглядатай и, может быть, даже не один.

— А ты как есть, так и говори, паря, — загремел Бреслав. — Стесняться тут нечего, верно, братцы?

Никто не отозвался, только у противоположной стены хмыкнули.

— Управлял я тут одним… местом, — уклончиво пояснил Михаил. — Отсюда далече.

— Тиун, что ли?

— Можно сказать и так. А вы-то, православные, кто?

— Ну, православные тут не все, — пробасил собеседник. — Я, к примеру, католик.

— Тьфу ты, тьфу ты, — заплевались у стены.

— Ты поплюйся еще, чудило, живо по стенке размажу! — громыхнув цепями, пообещал Бреслав.

Видать, даже здесь, в узилище, угрозу сочли нешуточной, поскольку у противоположной стены больше не произнесли ни звука.

Только Бреслав хохотнул:

— Видишь, пан Мисаил — народец здесь у нас разный.

Ближе к полудню посветлело, и Ратников наконец смог как следует разглядеть своих собеседников — седенького лысого старичка с длинной пегой бородой — Дромило — и здоровенного парнягу в зеленом, отороченным лисьим мехом, кунтуше с многочисленными шнурами, с круглым веселым лицом с задорно подкрученными кверху усами — Бреслава. Кроме этих двоих, еще — как и рассмотрел Ратников раньше — имелись трое довольно неплохо одетых людей с аккуратно подстриженными в кружок волосами, остальные же пятеро, судя по всему, представляли собой разную шваль — нечесаные, одетые в рубища, они постоянно шипели друг на дружку и время от времени дрались, с явной опаской посматривая на Бреслава.

Поляк наверняка был пленником, и не из простых. Чего ж его тогда здесь держали? Не могли подыскать узилище поприличнее? Или — поприличнее не было? А зачем тогда сунули сюда всякую шваль? Непонятно.

Надо отдать должное, брат Дитмар вел следствие умело и быстро — не успел Ратников задремать, как явившиеся стражники выдернули его для допроса… Точнее сказать, это была очная ставка с очередным старым знакомцем — здоровенным верзилой с бритым подбородком и квадратным лицом. Ну, конечно… старый знакомый — садист и работорговец Кнут! Кнут Карасевич.

Ратников даже не удивился — чего-то в таком роде он и ждал.

Угодливо кивая капитульеру, Кнут живо подтвердил все то, что до него уже говорил немцам Кривой Ярил. «Герр Майкл» никакой не английский рыцарь, а верный человек Онциферовичей, мало того — тесно связан с новгородским тысяцким Якуном и его сыном Сбыславом!

— Ай-ай-ай! — выпроводив Кнута, брат Дитмар радостно потирал руки. — Ну что, будете и дальше упираться, герр… ммм… Мисаил? Имейте в виду, я немедленно отправлю гонца в Феллин. Доложу о вас и маршалу, и самому магистру. Доверенное лицо ратмана Якуна! Не часто, не часто попадают к нам подобные гости. Уверен, вы не обычный шпион и многое нам расскажете! И, знаете, совсем не хотелось бы приглашать палача… хотелось бы договориться.

— Что вам нужно? — Ратников скривил губы.

— Все! — кратко отозвался капитульер. — Вы выдадите всех ваших людей здесь, в Плескау, а также — на всем побережье и в Иссабурге.

— Иссабург? Изборск — так, кажется?

— Да-да, Из-бор-с-к — так его называют русские.

— В Изборске я никого не знаю!

— Хорошо, — с неожиданной покладистостью согласился брат Дитмар. — Пока обойдемся одним Плескау. И побережьем. Прошу вас помнить, герр Мисаил, мои слова о палаче — вовсе не пустые угрозы!

Ратников улыбнулся как можно более безмятежнее:

— Ладно. Предположим, мы с вами договоримся. А что я с этого буду иметь?

— А что вы хотите? — вопросом на вопрос отозвался монах.

— Все! — хохотнул Михаил.

Брат Дитмар посмотрел на него со всей возможной серьезностью:

— Так таки — все?

— Ну, я же не знаю всех ваших возможностей. Если я вдруг захочу дом в Любеке и пожизненную ренту — вы вряд ли сможете все это мне предоставить…

— Ну почему же нет? — капитульер улыбнулся. — Я вижу, у нас пошел деловой разговор, герр Мисаил. — С Любеком у нас налажены неплохие связи. С домом… постараемся устроить, а вот насчет ренты — это прерогатива магистра. Хотя… хотите честно?

— Давайте! — Михаил вскинул глаза.

— Лучше всего вам попросить землю на правах вассала Ордена, — негромко произнес монах. — У нас привилегии для переселенцев, особенно — явившимся из германских земель, хотя на наших землях с удовольствием селяться и поляки, особенно из Мазовии… Их жадные князья дерут семь шкур, а мы… мы хозяйствуем куда более разумно.

— Угу, — кисло улыбнулся Ратников. — И где вы мне предоставите землю? В Пруссии? Курляндии? Жемайтии? На переднем крае — образно говоря.

— И об этом можно будет договориться, — брат Дитмар довольно кивнул. — Я рад! Клянусь святыми мощами — рад! Ну… герр Мисаил, может быть, поговорим более конкретно? Сейчас как раз принесут обед, вы, небось, проголодались?

— Что ж, рад буду отобедать, тем более — в вашей компании. Вы кажетесь мне умным человеком, брат Дитмар.

— Как и вы мне, герр Мисаил. Да, конечно же я прикажу вас расковать…

Обменявшись любезностями, оба ненадолго примолкли, ожидая, когда вошедший слуга расставит на узком столе принесенные на серебряном подносе яства: рыбу, жаренную на вертеле дичь, явно только что выпеченный, с тонкой хрустящей корочкой, хлеб. Был даже высокий серебряный кувшинчик с вином…

— Итак? — откушав, потер руки монах. — Я внимательно вас слушаю, герр Мисаил. Очень внимательно!

— Вам бы лучше записать, — любезно предупредил Ратников. — Смею вас заверить, информация будет обширной!

— У меня хорошая память… Впрочем, вы правы, сейчас позову писца.

Брат Дитмар выглянул за дверь, что-то прокричал… Тотчас же в трапезную… впрочем, нет, это, скорее, был кабинет, неслышно вошел молодой монах с писчими принадлежностями — пером, чернилами и бумагой, судя по белизне, не самого худшего качества, вероятно, выделанной где-то в Италии. Хотя, у Ордена наверняка имелись и собственные бумажные мельницы.

— Записывайте! — спрятав усмешку, Ратников махнул рукой. — Сначала о Пскове… потом о Риге… если вас интересует этот город.

— Рига? — капитульер удивленно похлопал глазами. — У вас что — есть свои люди и там?

— У нас много верных людей, герр Дитмар! Ну, что, вы слушаете?

— О да, да, конечно же да! — поспешно закивал монах. — Не сомневайтесь, брат Феликс запишет все с надлежащей тщательностью.

— Пишите… — Ратников прикрыл ладонью глаза. — Итак, Псков. Во-первых, каждый третий и четвертый вторник месяца по утрам мне нужно быть у реки, на пристани — и, держа в правой руке бумажный свиток с зеленой печатью, ждать человека с важными сведениями.

— Что за человек? — оживился брат Дитмар.

Ратников пожал плечами:

— Не знаю. Честное слово, не знаю, друг мой! Обычный человек, связной… Подойдет, спросит: «У вас продается славянский шкаф»? Я — ему: «Был нужен, да уже взяли», он: «А может, и я на что сгожусь»? Я: «Может, и сгодишься». Писец успевает?

— Да-да, продолжайте.

— Свисающая со свитка печать обязательно должна быть зеленой, если будет красная — это знак опасности, слежка или, того хуже, провал, — продолжал витийствовать Миша. — Кроме этого, также, во Пскове, но уже в другом месте — у Мирожского монастыря, прямо у дороги, по церковным праздникам тоже обусловлены встречи. Также — нужно держать свиток с зеленой печатью и детскую куртку, знаете, такую, коричневую, из замши, что еще носят кнехты.

— Да, знаю. Дальше, пожалуйста.

— Так вот, подойдет мальчик, спросит, не для него ли курточка. Надо в ответ сказать, что не для него, а для Бинского…

— Кто такой Бинский?

— Один портной из Риги… он уже умер, а раньше работал на нас, у него на квартире обычно хранилась рация…

— Что-что хранилось?

— Ра… Рацио — так мы называли нашу книгу шифров.

— Шифры! — брат Дитмар облизнулся. — Так вы их тоже знаете?

— Увы, далеко не все. Но, что знаю, естественно — скажу.

— Так… это все ваши люди в Плескау?

— Нет, конечно, — Ратников пожал плечами. — Просто эти могут непосредственно связаться со мной, остальных же я знаю поскольку-постольку, можно сказать, случайно. Где-то кто-то проговорился, знаете, так ведь бывает… Одного звать Ондрей, он перевозчик… или рыбак, в общем, что-то связанное с лодками. Высокий, чуть заикается, нос такой… немножко влево… Следующий — Антон, таксист… тьфу… подмастерье…

В течение получаса Михаил вдохновенно перечислил монаху всех своих хороших знакомых из Санкт-Петербурга, тех, чьи имена наверняка мог бы повторить при следующих допросах, а то, что таковые обязательно воспоследуют, Ратников ни чуточки не сомневался.

Сделав небольшую паузу, Михаил выпил вина и продолжил:

— Теперь — о Риге.

— С вашего позволения, о Риге — чуть позже, — неожиданно возразил крестоносец. — Сейчас я бы хотел услышать о ваших, так сказать, непосредственных помощниках — оруженосце и том юноше из Любека, Эгберте.

— А, вот вы о ком, — Ратников светски улыбнулся. — Об этих. Вот уж, действительно, послал Бог помощничков. Я отправил их в Новгород. Немедленно. С сообщением о моем возможном провале!

— Возможном?

— Ну, я же все-таки поначалу надеялся выкрутиться. Вы сами-то наверняка точно так же и поступили бы на моем месте, уважаемый брат Дитмар!

Монах покивал головой:

— Да… может быть, может быть. Значит, в Новгороде уже знают о том, что мы вас схватили… Это не есть хорошо, друг мой!

Ратников лишь пожал плечами: мол, что ж теперь с этим поделаешь?

И осторожно сказал:

— Через две недели, возможно, некий человек явится ко мне в бург.

— Вот как? — монах вскинул глаза.

— Он должен знать меня в лицо. Пароль не нужен.

Брат Дитрих лишь покачал головой — возвращаться обратно в бург, ему, как видно, не очень хотелось.

Они проговорили долго — за окном уже смеркалось.

Не только о делах, но и так, за жизнь. Даже об отце Арнольде потрепались, как выяснилось, брат Дитмар его давно и хорошо знал.

— Неуч! Между нами говоря — неуч! — Монах позволил себе рассмеяться, причем, кажется, вполне искренне. — Вы попробуйте затеять с ним ученый диспут, скажем, об универсалиях или о книгах Блаженного Августина… Не услышите толкового слова! А вот, ежели речь зайдет о падших женщинах… Кстати, у него ведь была одна, в бурге. Ведь так? Что же вы о ней не упомянули, друг мой?

— А вы не спрашивали, — усмехнулся Миша. — Незадолго до вас она, кстати, уехала во Псков. Отец Арнольд отправил.

— Наверняка на подворье рижских купцов… есть у него в Риге и добрые знакомцы и связи… Но, в общем, бог с ним, не будем завидовать зря.

— Зависть вообще — нехорошее чувство.

— И — один из семи смертных грехов! Выпьете еще вина? — улыбнулся брат Дитмар. — Пейте, пейте… Эту ночь вы еще проведете на старом месте… Придется снова вас заковать. Вы же ведь понимаете — нам нужно обо всем доложить, все тщательно проверить. Так что уж, как говорят русские, не обессудьте!

И снова узилище, на этот раз — уж точно, настоящая темница. Лишь только слабо мигающая звездочка угрюмо заглядывала в оконце, лишь только маленький кусочек луны.

Ратников вполне отдавал себе отчет — зачем именно его засунули обратно, когда могли бы — несомненно могли бы — выказать и более радушный прием, коли уж все так хорошо пошло. Могли. Но — не захотели. Почему? Ежу понятно — потому что здесь имеется подсадная уточка, а то — и не одна, и эти водоплавающие в случае с новым узником еще никак себя не реализовали. А надо было бы использовать и их! По крайней мере сам-то Михаил именно так бы и поступил на месте брата Дитмара — использовал бы все, имеющиеся в распоряжении, возможности.

Лиина… Значит, на подворье рижских купцов?

— Спишь, Мисаиле? — послышался вдруг шепот Дромилы.

С чего б это он интересуется? Просто так?

— Да нет, не сплю, — так же тихо, шепотом, ответствовал Михаил. — Думаю.

— Не стращали еще Сытенем, палачом?

— Да нет, пока обошлось как-то…

— И-и-и, мил человек! Ты так не думай, что обошлось. И вообще немцам не верь — обманут! Вижу, парень ты неплохой… тсс… Не говори громко… Спят все?

— Да, похоже, что так.

— Тогда послушай… Отсюдова просто так не выбраться.

Ратников ухмыльнулся:

— Да я уж заметил!

— Одначе с воли могут помочь… если есть кому. Надо только весточку передать… а уж дальше…

— Неужто, помогут?

— А то! Мнози тут вот, поначалу так, как ты… А потом оп — и нет их. На свободе гуляют! Кто надо кому надо подарок заслал, серебришка сунул, малую толику иль великую — уж и не знаю.

— А что? — заинтересованно зашептал Михаил. — Так можно? Весточку отсюда послать?

— Конечно, можно, — задребезжал тихим смехом старик. — Только вестимо — не всем. Ежели есть кому — говори, я завтра-послезавтрия — выйду. Кому надо — дали дружки. Так передать, весть-то? Есть у тебя во Пскове кто-нить?

— Во Пскове нет, — тихо, якобы раздумывая, протянул Ратников. — Есть в Изборске.

— Изборск не так и далече. Хорошему человеку — чего ж не помочь? Ладно, так и быть, говори — где твоих отыскать в Изборске?

— Да на реке… Там рядом с пристанью, корчма… знаешь?

— Сыщу.

— Свиток с собой возьми, ну, грамотцу, письмо… любой. Только печать чтоб была — зеленая. По свитку этому, по печати, тебя и узнают, подойдут…

— Ишь, как чудно, — старик усмехнулся.

— Чудно, зато — надежно, — на этот раз Ратников не стал придумывать никаких паролей. — Подойдут, спросят про меня, как мол там, Мисаиле, чего сам не пришел? Вот тут им все и обскажешь. Да не за просто так, человече!

— На то и надеюсь, на то и надеюсь, — тихонько захихикал Дромило.

А уже под утро Мишу разбудил Бреслав, поляк.

Загундосил гулким шепотом:

— Ты этому старику, Дромиле, не верь!

А дальше сказал, что и сам вскоре выходит… и может помочь, сказать, кому надобно, о бедственном положении Мисаила, ну, и все такое прочее — о чем говорил и Дромила.

Едва сдерживая смех, Ратников и ему рассказал про Изборск, про корчму, про свиток, откровенно намекая, что в Изборске у него хороших знакомых много и все — люди чрезвычайно влиятельные, не какие-нибудь шпыни.

Больше заснуть не удалось, но почти до полудня, если судить по блеклым солнечным лучикам, иногда все же попадавшими в оконце, никаких изменений в Мишиной судьбе не происходило, ежели не считать, что из камеры увели троих — в том числе и Бреслава с Дромилой.

Ну, флаг им в руки… Михаил с усмешкой покачал головой.

За ним пришли немного погодя, чуть ближе к вечеру. По пути освободив от цепей, привели к брату Дитмару, усадили за стол, накормили…

— Ну? — капитульер потер руки. — Прогуляемся до пристани, друг мой? Сегодня как раз тот вторник, который нужен.

Сам монах в длинной сутане шествовал рядом, чуть ли не под руку, за ними и чуть впереди, пряча под плащами мечи, тащились стражники-кнехты. Двое впереди, двое сзади. Брат Дитмар — пятый. Монаха можно не брать в расчет, он человек хилый…

Улицы Пскова были полны народу — купцы, мелкие торговцы, приказчики — вот плотники потащили куда-то увесистую балку… Поднырнув под нее, Ратников на какое-то время остался один, без наблюдения… и терпеливо дождался стражи и брата Дитмара.

Когда вышли к реке, Михаил поудобнее перехватил свиток — чтоб еще издалека была видна зеленая восковая печать.

Четверо кнехтов фиксировали его четко — «коробочкой» — так что бежать было невозможно. Брат Дитмар вовсе не дурак — наверняка предвидел такую возможность и выставил еще людей у самой пристани. Нет, не убежишь!

Ладно! Тогда расчет на его нетерпение!

Они явились на пристань и в следующий вторник… и, наверное, пришли бы еще, если бы брат Дитмар не вспомнил о бурге.

— У вас ведь, кажется, там скоро встреча, друг мой?

— Да, — безо всяких эмоций, Ратников мотнул головой. — Именно так.

Ветер оказался попутным, и баркас под белым с черным крестом флагом Ордена добрался до нужного мыса часов за пять, как раз к вечеру. С Ратниковым обращались достойно, но глаз не спускали — «копья» кнехтов было для того совершенно достаточно. Мало того, брат Дитмар принял все меры, чтобы максимально затруднить общение «герра Майкла» со своими бывшими воинами: договорившись с отцом Арнольдом, специально выждал до темноты, а уж потом в бург ввели пленника, поселив в гостевом доме под чутким присмотром капитульера и кнехтов его «копья».

— Посланник должен прийти рано утром, — проиграв брату Дитмару в шахматы вторую партию подряд, Ратников широко зевнул и прикрыл рот рукою. — Скорее всего, когда привезут дань. Воины распахнут ворота — повесьте на створку еловый венок — это знак, что все хорошо.

— Надо же? — монах покачал головой. — А вы раньше ничего не говорили про венок.

Миша с улыбкой пожал плечами:

— Забыл. Хорошо вот сейчас — вспомнил. Да! Он придет в дальний амбар… я там буду ждать, как условились. Можете посадить у дальней стены кнехтов, сразу за повозкой — думаю, там есть, где спрятаться.

Хорошо, что осень выдалась сухой, почти без дождей. Да и лето стояло знойное… А с утра подморозит — так и совсем хорошо. Совсем… Главное — выбраться, а там видно будет.

Утром, едва рассвело, в бурге распахнули ворота, на створку которых брат Дитмар самолично водрузил еловый венок. Ратников же отправился в дальний амбар в сопровождении все тех же кнехтов. Двое остались снаружи, у открытых ворот, двое расположились у дальней стены, за повозкой… за железной повозкой… за автомобилем «УАЗ»!

Слава Господу — ключи торчали на месте. Лишь бы аккумулятор не подвел… не должен бы, двигатель заводил все же… иногда…

Потянувшись, Ратников распахнул дверцу… уселся за руль…

Запустил двигатель и, не прогревая, врубив передачу, вылетел во двор, пересек его под крики ужаса и испуганные взгляды брата Дитмара и кнехтов и, пролетев ворота, повернул на луг, навстречу только что взошедшему солнцу!