Глава 2 Наши дни. Июль. Псковская область Советский-3

Мы же в обмен на названную его крепостную дали господину епископу Парижскому Эмелину — нашу крепостную, для выдачи ее замуж…

Из средневековой грамоты: об Эмелине, женщине, даной в обмен аббатом и монастырем св. Германана Лугу, епископу Парижскому

Через день Ратников отвез Веселого Ганса обратно в поселок — гостю нужно было возвращаться. Забрав «десятку» со двора, тормознулись у магазина, обнялись на прощанье.

— Ну, — улыбнулся Ганзеев. — Ты не забывай, звони.

Миша кивнул:

— Буду. Да и ты информируй, ежели что-нибудь интересное… ну, в знакомых местах.

Опер вскинул глаза:

— Понял… Не пойму только — и что ты к этому браслету привязался? Ну, похож — и что?

— Да так… — Ратников отмахнулся — да что тут скажешь-то?

Что это никакой не браслет, а прибор для мгновенного перемещения во времени? Кстати, вчера ведь по пьяни так и брякнул… Конечно, Василий, как всякий нормальный человек, на это не прореагировал, даже у виска пальцем не покрутил, счел за шутку…

Нет, этот браслетик, тот что на девочке Лере, конечно, может, и не тот… Во, как мысли причудливо изгибаются — «этот — не тот»! — уж точно — по древу.

Михаил усмехнулся и, хлопнув приятеля по плечу, пожелал удачного пути.

Гость завел двигатель и высунулся в форточку:

— Спасибо за все, Миха! Отдохнули классно.

— Да не за что.

— В Питер когда?

— Да к осени выберусь…

— Ну, будешь — заходи. Посидим не хуже, чем у тебя здесь.

— Да уж. Не сомневаюсь.

Махнув рукой вслед отъехавшей «десятке», Ратников немного еще постоял, подумал и, взяв в «УАЗике» сумку, зашел в магазин — за пивком.

И сразу же выпил, вот только отъехал за угол, в тенечек, чтобы особо-то не отсвечивать. Первую бутылку — на этот раз взял бутылочного, оно почему-то казалось вкуснее — Михаил охоботил разом, в три глотка — уж больно после вчерашнего душа горела, прямо таки надрывно просила влаги, а вторую уже смаковал, пил медленно, с чувством. Пил и думал. О браслетике… О Марьюшке… О том невероятном, что приключилось с ним почти год назад. Тоже вот началось все с найденного случайно браслетика — желтовато-коричневого стекла, в виде змейки с красными глазками, благодаря которому Ратников, к ужасу своему, очутился вдруг в тринадцатом веке, а точнее — в тысяча двести сороковом году, 15 июля — как раз в момент знаменитой Невской битвы. На битву эту Михаил, собственно, тогда и приехал в Усть-Ижору — с историческими реконструкторами — целой ватагой! Помахали мечами всласть, потом выпили — как всегда, мало показалось. Миша с Веселым Гансом — Василием Ганзеевым — махнули за водкой. Ратников тогда еще не знал, что Ганзеев — опер, специально внедрившийся в среду реконструкторов: под их видом кто-то поставлял в городские притоны подростков — юношей и девушек — очень странных, словно бы не от мира сего.

Как выяснил Михаил уже позже, разобравшись, где очутился — в Новгороде Великом, мать честная! — ребятами этими торговала целая шайка во главе с боярышней Ириной Мирошкиничной, молодой и обворожительно сексуальной дамой из могущественного аристократического рода. На нее работали хитрые ярыжки, типа Кривого Ярила, тиуна, и такие откровенные садисты, как некий Кнут Карасевич, которого Михаил едва не убил.

В общем, удалось тогда выбраться — вместе с Марьюшкой — да, эта девчонка была оттуда, из прошлого. Холопка — раба!

Ой, не просто оказалось найти эти браслеты — да и сам Ратников далеко не сразу догадался, что это именно с ними все связано. Как выяснилось, перейти время можно было только в двух местах — а может, иных Миша просто не разведал, не установил — в Усть-Ижоре, на месте Невской битвы, и далеко на северо-востоке Ленинградской области, в Долгозерье, рядом с турбазой.

Там-то — уже когда перебрался с Марьюшкой — весьма кстати пришлась помощь Ганзеева, давно пасшего всю банду.

Удалось тогда выбраться, удалось… Ганзеев конечно же так ничего и не понял, думал — странных «рабынь» возили с дальних архангельских деревень или от староверов. Такой же вот староверкой он считал и Марьюшку, Машу, как ее стал называть Михаил, потому как короче.

Именно из-за Маши он и оставил родной Санкт-Петербург, поселившись в сельской глуши, средь непроходимых болот и лесов. Для Маши — любимой! — это действительно оказалось лучше. Ее воспитанная с детства покорность теперь пришлась как нельзя более кстати — лишний раз она ничего не спрашивала, все перемены воспринимала, как есть, занималась домашним хозяйством — только еще не смогла привыкнуть к картошке — и, похоже, была очень счастлива. Еще бы — сбылась наконец давно лелеемая мечта — жить с любимым человеком!

В загсе, конечно, не регистрировались, правда, Миша предложил как-то — в Петербурге — венчаться, но Марьюшка лишь хмыкнула — ты что, мол, совсем с ума сбрендил? Да Ратников и сам знал — по «Русской Правде» жениться на рабе — значит, лишиться всего, самому стать холопом, причем полным — обельным. А вот так жить, с наложницей — это не возбранялось, хотя церковь, конечно, смотрела косо… да не особенно она была и сильна в те времена, в городах только, хотя и там иногда процветало самое оголтелое язычество.

Да, в Петербурге у Маши случился выкидыш… От всего пережитого. Так что предложение Ганзеева — дача в псковской глухомани — пришлось как нельзя более кстати. Девчонка постепенно отошла, повеселела, похорошела, прямо расцвела вся! Людей уже не дичилась, с туристами, рыбаками, охотниками разговаривала смело. Миша даже начал ее потихоньку учить управлять «УАЗиком» — «бесовской повозкой», как ее называла Марьюшка поначалу… А потом, как увидела за рулем «Хантера» православного батюшку, махнула рукой, — учи! Железный конь в хозяйстве сгодится… все равно обычного нет. Подумывали уже и о коровушках — это, конечно, Маша просила — и по осени Ратников решился уже взять телочек, ну, а следующей весной — и кур, и уток, хотя, сказать честно, к животноводству его душа ну уж никак не лежала. Он бы, конечно, Машу в магазин в свой магазин пристроил — продавщицей — вот только подучить кой-чему.

Да… тогда, в прошлом году, банду хорошо приложили: как сказал Ганзеев, ни разу больше ничего необычного в тех местах не было. И это хорошо, хорошо… Только вот, браслетик… Миша ведь тогда так и не смог узнать — как их делают, зачем, по каким технологиям… или это — магия?

Да и черт с ними! Нет ничего — и нет… Только вот девочка Лера… Максик Гордеев ей браслет подарил… А тот где взял? Приедет — спросить: наверняка купил в какой-нибудь сувенирной лавке…

А если это именно тот браслет? Который… И вдруг девочка Лера его случайно сломает… И окажется где-нибудь в средневековье! Вот будет номер!

Черт… и как же позавчера-то об этом не подумал? Жалко девку… Хотя раньше браслеты «работали» только в определенных местах — в Усть-Ижоре и на Долгом озере. Так, может, и сейчас?

Нет, браслет все же у нее надо будет забрать! Под любым предлогом. Но — осторожненько — не сломать.

Размышляя таким образом, Михаил сидел себе в машине, потягивал пивко да посматривал на прохаживавшихся к магазину и обратно местных… слонявшихся гурьбой и что-то оживленно обсуждавших. Ага!!! Вот и участковый объявился… в рубашечке серо-голубой, в фуражке, со всегдашним своим дипломатиком… явно чем-то сильно озабоченный.

Ратников распахнул дверь:

— Димыч!

— Здрасте, Михаил.

— Что такой озабоченный?

— А, — подойдя к «УАЗику», участковый махнул рукой. — Фигней всякой маюсь. Якобы девчонка одна пропала.

— Якобы? А кто?

— Лерка Размятникова, местная юная… ммм… как бы поприличнее выразиться…

— Не надо, я понял. Да ты садись! Пивка?

— А — выпью! — умостившись на сиденье рядом с водителем, младший лейтенант снял фуражку и устало вытер выступивший на лбу пот. Жарило сегодня прямо с утра, и духота такая кругом расстилалась… к хорошей грозе, верно.

— Понимаешь, Михаил, — как всегда, когда волновался, участковый незаметно для себя переходил на «ты». — Я-то в отгулах должен был быть — уже с друзьями договорились в один бар забуриться, да потом в Струги, в баньку съездить… Только собрался, и тут — на тебе, начальство вызывает!

— Бывает, — понимающе кивнул Миша. — Ваше дело такое — служебное. Да ты пей, пей…

— Спасибо… уфф… Холодненькое!

— Так что Лерка-то?

— Да ничего! — младший лейтенант поморщился, словно от зубной боли. — Пропала, дескать — тетка в отделение позвонила, мол, как в субботу на танцы ушла, так и в воскресенье целый день не было… подумаешь! Трех суток еще не прошло, а начальство погнало — посмотри, мол, чего там да как… У нас, видишь, серия изнасилований, как раз вот в сельских клубах, после танцев… Вот и Лерку, может… Хотя — она сама кого хочешь изнасилует!

— Да-а, — Ратников покачал головой и откупорил очередную бутылку. — А сколько ж ей лет, этой Лерке?

— Пятнадцать, кажется… или вот-вот будет. Ты, Михаил, на возраст ее не смотри — со столбами разве еще только не перетрахалась, извиняюсь за грубое слово.

— Гулящая, что ли?

— Не то слово! Причем знаешь — избирательно, не со всем и не с каждым. А только, как она говорит, — с тем, кто понравился и почти по любви! — На этих словах участковый неожиданно покраснел и замолк. Правда, ненадолго. — Она ведь как бы и не деревенская, городская… не поверишь — из Питера!

— Да ну? — удивился Михаил. — Землячка, значит.

— Почти. Бабка у нее в Питере жила, в коммуналке, а мать здешняя, пьянь — клейма ставить негде! — вот бабка-то внучку и забрала, в гимназию какую-то крутую пристроила, с французским уклоном… да года полтора назад померла. Комнатуху соседи прихватили — уж не знаю, как — да Лерка там и прописана не была, не успела бабка. Увы! Побарахталась девчонка в Питере — да сюда. Не к матери-пьяни — у той каждый день шалман — к тетке. Та тоже, конечно, не ангел, но ничего — племянницу кормила, правда поругивала, соседи говорят — скандалили они часто. Да Лерку-то ругать было за что!

— Я так полагаю, на такую красивую девку многие западали, — задумчиво произнес Ратников. — И те, кому она, грубо говоря, не дала, могли запросто ее… тем более, что другим-то она как раз давала, о чем весь поселок уж наверняка знал.

— Да знали… Вот и я о том же подумал! Из особо подозрительных к Лерке двое клеились — Эдик «Узбек» и Колька Карякин. Карякин — местный — тот еще урод, с зоны недавно откинувшийся, ну и Узбек — тоже себе на уме, семейку их здесь очень не жалуют, жлобами кличут.

— Это ты про Кумовкиных, переселенцев? — на всякий случай уточнил Михаил.

— Про них.

— А мне так кажется, зря их не любят — завидуют просто, вон какую домину выстроили. И непьющие все, работают с утра до зари. Завидуют. Просто потому, что чужаки.

— Так и ты не местный! — хохотнул младший лейтенант. — Однако ж тебя жлобом не зовут?

— Потому что в магазине местным работу дал…

— Правильно! И продавцы твои в долг запросто отпускают. А у Кумовкиных — снега зимой не выпросишь. Вот и говорят — жлобы.

— Еще? — Миша достал с заднего сиденья бутылку.

— Нет, спасибо, — участковый отрицательно качнул головой. — Пойду.

— Ну, как знаешь. А что про Максика Гордеева не говоришь? Он ведь тоже — Леркин воздыхатель. И, я полагаю, неудовлетворенный. Кстати, чем ей Карякин с Узбеком не нравились?

— Карякин — потому что сидел, да и вообще, в поселке говорят — злой он. А Эдик Узбек — жлоб, Лерка таких ненавидела. — Младший лейтенант вылез из машины и обернулся. — Что ж до Максика, так он же ребенок еще, таких целая куча за Леркой таскались. Парни хорошие, безобидные… как вот и Максик. Она, Лерка-то, среди них, как королева — принеси-подай. Ладно, пойду к матери ее прогуляюсь… наверное, похмелилась уже.

— Слышь, Димыч, ты это, в баньку-то заходи или так, в гости… Да, и если съездить сегодня куда надо — я пока в поселке.

Максик Гордеев уже завтра должен бы вернуться. Вот и спросить — про браслетик: откуда взял? А Лерка… правда, может, ничего с ней такого и не случилось — просто загуляла девка, видно снял кто-то — кто понравился. И, если бы не случаи изнасилования, никто бы сюда участкового по такому поводу не погнал. Да и сейчас — так просто пригнали, на всякий случай. Вдруг да чего?

Размышляя, Ратников вдруг с удивлением обнаружил, что только что купленное пиво — кончилось, и очень быстро. Ну да, ведь еще и участкового угощал, вот и…

Хлопнув дверью, Михаил зашел в магазин… где, как всегда, уже гомонила очередь. Обсуждали как раз участкового.

— Ишь, — размахивал руками старик Пантелеич. — Лерку-поблядушку ищут! Милиции больше заняться нечем, нет что ворюг огородных ловить…

— Так, так, Пантелеич, — одобрительно кивали поселковые бабки. — Лерка эта, та еще курвища — а одета-то как, прости Господи? Пуп голый, юбка — по самое некуда. Срам один!

— Да все они сейчас так одеваются, — здороваясь, хохотнул Миша. — Мода такая, молодежная.

— Бляжья, а не молодежна! У тебя, вон, жена тоже молода — а этак не ходит! Совесть, значит, да стыд есть.

— Сергеич, а ты пленку-то в магазин завез? Обещал ить.

— Какую пленку, баба Зина?

— Так парниковую. Мою-то какие-то ироды изорвали. Участковому жалилась — да тот только рукой машет, мол, и других дел полно.

— Лерку эту искать. А чего ее искать-то? Сама объявится.

— И то верно.

— Колька Карякин, грят, на эту девку глаз положил… И не стыдно? Женатый-то человек!

— Дак это, может, она его приваживает. Сука!

— И Эдик Узбек, жлобина… внук говорит — так в клубе к ней и цеплялся, ну, к Лерке-то.

— Как матушка — такая и дочка!

— Да уж, яблочко от яблоньки недалеко…

— Они, Узбеки эти, на все способны…

— Да и Колька парень не сахар…

— Сергеич, так ты привези пленку-то…

— А? Ах, да… Уже привез, баба Зина. Можешь идти покупать.

— Ай! Вот молодец, вот и славно.

— А Лерка-то все по танцулькам, по танцулькам… вот и допрыгалась!

— Да все они по танцулькам…

— Вот в наше-то время хоть танцы были, так танцы… а счас что? Трясенье одно, скажи, Пантелеич?

— Верно, верно, бывали ране дела. Помнишь, Зинка, как я тя у забора зажал?

— Ой, бабоньки! Да что ж он такое горит-то, ирод! Ты че несешь-то, Пантелеич, че несешь?

— То что было, то и несу…

Дедок ухмылялся в усы, окружившие его старушки хохотали, косясь на не на шутку разошедшуюся бабу Зину:

— Ирод ты, Пантелеич! Как есть — ирод.


Клуб! — выходя из магазина, вдруг подумал Ратников.

Точно — клуб. Вот если кто и знает, кто там Лерку «склеил», так это те, кто позавчера на танцах трясся. Пацаны… или девки… и надо помладше выбирать — те, может, поразговорчивей. Кстати, участковый, верно, тоже этим же путем пошел? Хотя, нет — он вроде к Леркиной мамашке-алкоголичке отправился. Скатертью дорога…

И где сейчас молодежь? В такую-то жару? Конечно, на пляже, у речки. Правда, рановато еще, но, может быть, кто-нибудь уже и есть, а нет — так подойдут.


Подъехав к реке, Михаил оставил машину в тенечке, разделся и с удовольствием выкупался, после чего разлегся на песке, невдалеке от азартно резавшихся в карты ребятишек лет по двенадцати:

— Три вальта!

— Верю! Ходи, Жека.

— Валет…

— Еще валет…

— Еще два…

— А не верю!

— А — забери! Ха-ха-ха!

Из валявшегося рядом в траве раздолбанного магнитофона хрипло матюгался «Сектор Газа» — вот уж, поистине, вечная для подростков группа!

— А ну, Жека, подставляй лобешник, раз проиграл!

Ратников лениво потянулся:

— Парни, в клубе вчера были?

— Были, дядя Миша.

— Что, вас уже на танцы пускают?

— Ха! А мы и не спрашиваем.

— Лерку видели?

— А как же! Ходила, как павлин, выпендривалась. А у самой под блузкой лифчика нет, как плясать стала — я сам титьки видел!

— И я видел!

— И я!

— Вот что, парни, а браслетика вы у нее на руке не заметили? — Михаил решительно направил разговор в нужное русло. — Такой, желтенький.

— Да много на ней всякого было.

— Я почему спрашиваю — хочу такой же браслетик супружнице своей купить. Лерка обещала сказать — где купила.

— Это Макс Гордеев ей подарил, я сам видел.

— Макс, значит? Ну-ну… А что парни — красивая девчонка Лерка? Вам нравится?

— Да… ничего вообще-то. Не жадная и не дура. Только вяжется с разными…

— Эдик с Колькой из-за нее вчера подрались!

— Эдик с Колькой? — Ратников резко насторожился. — Колька, я так понимаю — Карякин, а Эдик — Узбек?

— Они, — светлоглазый, загорелый почти до черноты, пацан — Жека — радостно делился увиденным. — Колька ка-ак ему даст, жлобу этому — тот так и покатился. Потом, такой, встал… ка-ак заедет с ноги, типа каратист… А Колька…

— Ну, и кто ж победил?

— Колька, конечно, — он поздоровее будет.

— А с чего ты взял, что они из-за Лерки дрались? Может, так просто.

— Ха, так? — Жека склонил голову на плечо и хитровато прищурился. — Да сначала Узбек с Леркой о чем-то за клубом шептались-жимкались, а Колька увидел…

— Узбек Лерке кольцо подарил — вот!

— Да ладно те, Жека, заливать-то! Кольцо! Этот жлоб-то?

— Точно вам говорю — Лерка сама в клубе хвасталась. Вы уж к тому времени ушли давно, а я все видел!

— Все-то ты видел, — на этот раз прищурился Ратников. — А еще что видал? Лерка-то с кем ушла?

— С Эдиком. Ну, с Узбеком… Уже после драки.

Так… значит, все-таки с Узбеком…

— А куда пошли?

— Так к Танаеву озеру поехали… на Узбековой «семере»… Ясно зачем!

— А Карякин куда делся?

— Колька-то? Так он еще раньше ушел.

Ушел…

Танаево озеро — любимое место для местных пикников — Михаил конечно же знал: небольшое лесное озерко весьма живописно располагалось километрах в пяти от его Усадьбы, можно сказать — совсем рядом. Правда, от Усадьбы к озеру можно было добраться только лишь по рыбацкой тропинке, которую еще далеко не каждый из дачников знал, а вот на машине — только в объезд, через поселок.


Туда-то Ратников сейчас и рванул — к Танаеву, сам еще не зная — зачем.

И в самом деле — красивое было местечко! Как на картинке — плакучие ивы, ракитовые заросли, зеленая травка, стройные сосны и — в середине всего этого — озеро с песчаными берегами и теплой прозрачной водою. А вокруг, по берегам — кострища, пивные банки, бутылки и всякий прочий мусор. Вылезая из машины, Миша даже головой покачал — троглодиты! Ну, приехали, выпили, посидели, девчонок потискали — так за собой-то потом уберите! Куда там… Одно слово — свиньи.

Насвистывая, Ратников захлопнул дверь и неспешно зашагал по тропинке вдоль озера, приглядываясь к разного рода укромным местечкам — вот здесь, за кустиками, ничего спокойно, а вот тут можно проехать на «жигулях», а вон там, чуть дальше — нет, не проедешь.

Тихо было кругом, безлюдно — лишь радостно пели птицы. Может быть, потому-то они и радовались, что еще не понаехали людишки, не учинили безобразий, не намусорили… хотя, куда уж больше… и вот есть еще целая неделя покоя — до ближайших, следующих, выходных.

Чуть дальше от берегов, в ложбинке, желтели кувшинки, а пригорок за кустами малины и ежевики был розовым от клевера… Нет, и там что-то желтело. Какой-то мусор… Пакет, что ли? Нет…

Миша наклонился…

Юбка!!!

Короткая, по самое некуда — такая же, какая была на Лерке!

Леркина?! А чья же еще-то? Однако дела-а-а…

Миша озадаченно присел на валявшуюся на берегу сушину. С минуту посидел, подумал… Потом встал, закричал:

— Лерка, Лерка!!!

Быстро разделся, нырнул, поплавал — никакого трупа не обнаружил, вылез обратно, обсох. Потом огляделся по сторонам и, спрятав юбку в кустах, рванул к «УАЗу».


Участкового Димыча он обнаружил там, где и предполагал, — тот как раз выходил из клуба. Отлично! Быстро по тормозам…

— Ну как, Пинкертон, чего выискал?

— О! Михаил! Ты-то мне и нужен, — явно обрадовался милиционер. — До Танаева не подбросишь?

— Садись… — Ратников предупреждающе открыл дверцу и эдак небрежно спросил: — А что там, с Танаевым-то?

— Да, понимаешь, вроде как туда Лерка с Эдькой Узбеком поехали, — бесхитростно признался Димыч. — Ну, некуда просто больше…

— А на шоссе? В город?

— Могли и туда рвануть… — младший лейтенант задумчиво кивнул, но тут же вскинул глаза. — Хотя… а чего им там делать-то? По выходным и здесь не скучно. Тем более — лето. Нет! На Танаево они рванули, больше некуда.

— Райка-завклубом сказала? — догадался Михаил.

— Она. Ну, так что — едем?

— Поехали… — прямо по-гагарински отозвался Ратников и, лихо развернув машину на площади, покатил в обратный путь.

Машину покачивало на кочках, но все же дорожка была укатанной, на «жигулях» вполне можно проехать. Над ярко-желтым лютико-одуванчиковым лугом весело синело небо, высокое и чистое — налетевший с обеда ветерок развеял, унес тучи, и собиравшийся с утра дождь так и не случился.

— Вот, если задуматься, красота-то вокруг какая! — глядя в окно, негромко промолвил участковый. — И чего только людям надо? Только не говори, что — только денег!

— Ну, почему ж только денег? — Ратников философски усмехнулся. — Удовольствий всяких — тоже надобно.

— Понимаю — на Эдика с Леркой намекаешь.

— На них.


Михаил остановил машину почти там же, где и в первый раз, невдалеке от озера. Участковый сразу выпрыгнул, не забыв прихватить дипломат, и деловито распорядился:

— Вон — тропа. По ней и пойдем. Поглядим!

— Давай, — согласно кивнул Миша. — Она как раз вокруг всего озера…

Юбку милиционер так и не заметил, пришлось Ратникову самому привлечь внимание:

— Слышь, Димыч… а там вроде что-то желтеет!

— Да лютики…

— Не вроде не лютики.

— Тогда — кувшинки. Или одуванчики какие-нибудь, тут всего много.

— Не… Пойду, гляну…

— Давай…

Придав лицу как можно более удивленный вид, Михаил выскочил из кустов:

— Юбка! Честное слово — юбка. Леркина, факт!

— Ну, то что на Лерке была такая же, еще не значит, что эта — ее, — пристально рассматривая находку, весьма резонно заметил милиционер. — Но — очень может быть, очень. Спасибо, Михаил, ну и глаз у тебя!

— Группу вызвать надо, — Ратников дипломатично улыбнулся. — Эдьку Узбека арестовывать.

— На каком основании? — снова спросил Димыч, и снова — весьма резонно. — То, что он куда-то там ездил, пусть даже и с Леркой — еще не факт! Скажет, подвез ее… да на то же Танаево… да сразу обратно. Уж попросила, не отказал. А народу тут много было, всех и не упомнил. Ведь так он скажет?

— Ну… Тебе виднее, ты же у нас участковый.

— А потому — давай-ка не будем горячку пороть, а все еще разок внимательно осмотрим… А ж потом отзвонюсь начальству, доложу. Пусть оно решает, на то у него и звезды большие.

Больше ничего не нашли, как ни искали. Ну, конечно, на худой конец, труп можно было б и закопать — и тут участковый что-то сказал о собаке. И это правильно было бы — чего уж тут искать-то? То же еще — Следопыт и Зоркий Глаз.

Нет… вот младший лейтенант застыл… ну, точно взявшая след гончая — наклонился…

— Колеса!

— Так «жигули» — «семера» Узбекова.

— Не-ет… тут на «Урал» больше похоже! И следы свежие… Прав ты, Михаил, вызову-ка я лучше группу!

— Вот и правильно, — одобрительно кивнул Ратников. — А то мы одни с тобой тут наворочаем… Ладно, отвезу тебя в поселок, и — бывай. Вечерком заглядывай, я тут недалеко — во-он по той тропке километров пять, не больше.

Если, конечно, девчонку убили, если дело вовсе не в браслете… Лерку было жалко. По сути, ведь и пожить-то не успела еще, пятнадцать лет — соплюшка. Жаль, жаль, если вдруг найдут прикопанный кем-то труп… С другой стороны, а зачем Узбеку ее убивать? Коль уж она сама к нему в машину села, вместе и поехали… опять же, колечко он ей подарил, не пожадничал, хоть и жлоб…

Опа!

Едва Ратников притормозил на площади, у магазина, как прямо к машине торопливо зашагал некий молодой парень с обмотанной бинтами головой.

Эдик Кумовкин — Узбек!

— А я вас повсюду ищу, товарищ участковый!

— И чего ж, интересно, ты меня ищешь?

— Рассказать все хочу… Ну, как на Танаевом озере было.

— Ну, тогда пошли к тебе…

— Нет. Лучше здесь, в машине, — Эдик неожиданно застенчиво улыбнулся. — Не хочу, чтоб мои видели. И так-то не отпускали…

— А меня не стесняешься? — кивая на заднее сиденье, хмыкнул Миша.

— А мне стесняться нечего, — парень пожал плечами. — Расскажу все как есть…

Он быстро забрался на сиденье и захлопнул дверь. — Короче, Лерка со мной на Танаево поехала… Я ведь всегда ее… ну… нравилась она мне, очень… Кольцо вот ей подарил. А она все — жлоб да жлоб… Я понимаю, всю нашу семью здесь не любят. Ну вот, в общем, поехали… Как бы искупаться, потом — костерок, шашлыки, музыка. Я мясо купил, в машине — стереосистема хорошая. Весело ехали! Лерка все смеялась — никто, говорит, за мной еще так не ухаживал. Нет, что вы смотрите?! Именно так и сказала! Никто, говорит…

— Ладно, — младший лейтенант оторвался от бланка «Объяснения». — Давай — что дальше было?

— А дальше… — парень вновь застеснялся, опустил ресницы. — Ну, сами, наверное, понимаете…

— Ты говори, говори, коль уж начал! Потом еще следователю то же самое рассказывать будешь.

— Так я и говорю…

— Что у тебя с головой-то?

— Так там все, на Танаевом… Короче, приехали, из машины вышли. Я музыку романтическую включил, громко… Хотел костер, да Лерка на капот села… Стали целоваться… А потом вдруг — бамм!!! Кто-то меня приложил по затылку… Отключился… Очнулся — вокруг никого. Ни Лерки, ни… того, кто меня огрел… Ну, покричал-покричал Лерку… да домой поехал. Башка вся в крови… до сих пор трещит — вот.

Участковый задумчиво погрыз колпачок ручки:

— И кто тебя так приложил, ты, конечно, не видел?

— Нет… — Эдик кисло усмехнулся. — Могу, конечно, предположить…

— Потом предположишь, — Димыч спрятал объяснение в дипломат и, защелкнув замки, многозначительно посмотрел на парня. — Значит, сидишь сейчас дома и ждешь следователя… ну, или опера… Заодно — вспоминаешь все подробности, даже самые незначительный… типа там — какая именно музыка играла и какие трусики были на Лерке!

— Трусики, кажется, розовые были. А музыка — Милен Фармер, новый альбом…

— Все, Эдик! Иди.

Вежливо попрощавшись, парень вышел из машины и скрылся за магазином.

— Ну? — Димыч посмотрел на Мишу. — Как тебе ухажер?

— Он к тому гнет, что это Колька Карякин его по башке треснул, — Ратников усмехнулся. — Кстати, очень может быть. Не удивлюсь, если так оно и было. Только вот Карякин к тебе точно не побежит ни в чем признаваться! Да и этот тоже… ишь — только целовались они… Так, что юбка в кусты улетела.

— Ладно, пошел я звонить.

— Как группа отработает, заглядывайте на огонек, коли время будет, — врубая мотор, гостеприимно пригласил Михаил.


Они все ж заявились уже ближе к ночи, часов в десять — Димыч и с ним какой-то незнакомый коротко остриженный парень, высокий и худой, Димыч его представил Сашей, дознавателем.

— Задержался после работы — дела в порядок привести, — вот и послали, — Саша развел руками. — Кого уж нашли.

— А я думал — на убийства следователь прокуратуры должен выезжать, — разливая водку, дипломатично сказал Ратников.

— Правильно, — Саша с готовностью кивнул. — Только какое ж это убийство, когда трупа нет? Да, Кумовкин пострадал, но у него, как максимум — средней тяжести вред здоровью, а то и вообще — легкий: как эксперт скажет.

— Но девка-то, похоже, пропала!

— Так ведь еще не вечер… — Дознаватель посмотрел в окно и улыбнулся. — Ой… я в смысле — может, найдется.

— А Карякин что?

— Да ничего — я, мол, не я и лошадь не моя! Никто ж его там не видел!

— А следы? От «Урала»?

— А он не отрицает — заезжал на Танаево, искупаться, только вечером, а не ночью.

— С ворованным лесом!

— Да… Только ведь он не дурак: ворованный лес ему куда лучше признать, чем возможное убийство повесить… Хотя — какое там убийство? Трупа-то нет! А Карякина, кстати, мы все же тормознули… пока по-мелкому…

— По какому?

— Ты, Миша, не вникай, — встрял в разговор участковый. — У них там свои тонкости. Кстати, забыл сказать — плохо мы с тобой искали… то есть — не там.

— Что значит, не там? — вскинул глаза Ратников.

— В «Урале» Карякина монтировку нашли… с плохо вытертыми следами крови… Не успел выбросить или не захотел, пожадничал, решил, что и так сойдет.

— Теперь уж мы из него все вытрясем, — ухмыльнувшись, пообещал Саша. — Не мы, так прокурорские, если их прижмет. Это здесь, у себя дома, они все пальцы гнут, в казенных-то стенах совсем по другому разговаривается. Совсем-совсем по-другому…

— Ну и славно, — улыбнулся Михаил. — Димыч! Ты никак водку пить начал?!

— Начнешь тут… — младший лейтенант смущенно помотал головою. — Коли такие дела.

— Маша! — Ратников обернулся к возившейся у печки супруге… или лучше сказать, сожительнице. Пока — сожительнице. — Хватит там елозить, давай, садись к столу.


Миша промолчал тогда про Максика. Решил сначала сам поговорить, а уж потом… Выяснить, откуда ж у него тот браслет? Браслет… А может, зря все? Показалось. Ну, браслет… Похож просто… Чего панику-то раньше времени разводить?

Да и Лерка, быть может, найдется скоро… хм… без юбки. Что, если Карякин и вправду ее того… Все той же монтировкой. Остается надеяться, что все вскоре выяснится.

Утром Миша отвез гостей в поселок, а к ближе к вечеру снова наведался туда же — к приходу рейсового автобуса. Заняв удобную позицию на крылечке расположенной неподалеку от остановки почты, читал газету и делал вид, что кого-то ждал. Впрочем — действительно ведь ждал.

Конечно, наверное, лучше было бы самому не светиться, расспросить Максика через каких-нибудь ребят… да вот ребят-то — хороших знакомых — не было, а доверяться незнамо кому — еще больше подставиться. Поэтому Ратников и решил действовать нахрапом, грубо. Знал, что тетка Лида Гордеева живет на самом конце деревни, куда как раз сейчас поселковый пастух пригонит стадо… Так что никак тетушка не побежит встречать родного племянника, никоим образом не побежит.

Да где же, черт возьми, этот долбаный автобус? Что-то запаздывает… А давно уж должен быть… Ага! Вот он!

Подняв тучу пыли и прогнав с площади роющихся там кур, автобус — видавший виды «ЛиАЗ», какие в более приличных населенных пунктах, верно, остались только в музеях, — остановился прямо напротив почты, выпустив из своего прожаренного, словно печка, нутра вялых, как мухи, пассажиров, большей частью поселковых теток с кошелками, в которых виднелись немудреные городские гостинцы типа вареных колбас и французских булок. Вот еще одна тетка вылезла… еще…

— Михална, в больницу ездила?

— Дак, туда…

— Чего говорят-то?

— Дак, что они скажут? Деньги только зря прокатала.

Еще тетки… Вот какой-то дед. Девчонки… А где же, интересно, Макс? Ага… Вот он!

Светлоглазый лохматый подросток в белых — пижон! — шортах и клетчатой красно-желтой рубахе выбрался из автобуса одним из последних, взлохмаченный, распаренный, краснощекий…

— Максим!

— А? — парнишка на ходу оглянулся. — Здрасьте, дядя Миша.

— Привет, привет… — Ратников нехорошо прищурился. — Разговор есть, Макс. Я поначалу хотел сразу в милицию заявить, да подумал… может, так разберемся?

— Разберемся? — мальчишка непонимающе моргнул. — В чем?

— У меня из магазина партия браслетов пропала… Желтенькие такие, янтарные, в виде змейки. Я у Лерки Размятниковой увидел, спросил — она божится, что ты подарил. Так?

— Так, — подросток сглотнул слюну и остановился. — Я подарил, не врет Лерка. Но… я не вор, дядя Миша! Честное слово — не вор! Я их нашел, эти чертовы браслеты, у Танаева озера нашел, хотите, так завтра же покажу — где… Так это у вас их украли? Но там немного было — всего три — валялись себе в траве, я случайно наткнулся… Нет, если б их больше было… или — в коробке… я бы… я бы сразу взрослым сказал… А так…

Глаза у парня казались честными-честными, Максик даже чуть заикаться от волнения начал, тянуть гласные — «за-автра», «ска-азал».

Ну, завтра, так завтра — так и уговорились встретиться, на повертке к Танаеву. Договорившись с мальчишкой, Ратников обошел автобус и, насвистывая, зашагал к стоявшему за углом «УАЗику»… где нос к носу столкнулся с участковым.

— Привет, Димыч? Почто опять в наши края? Что, Лерка отыскалась?

— Да не отыскалась, — милиционер достал сигаретную пачку и закурил, нервно поглядывая на автобус. — Как бы раньше времени не ушел…

Михаил улыбнулся:

— Да кури, кури — успеешь. Что Карякин, так все и играет в молчанку?

— Карякин? — Димыч довольно выпустил в воздух дым — попытался по-пижонски, кольцами, да не получилось, видать, опыта не хватало. — Ты не поверишь — признался!

— Да ты что? — Ратников удивленно хлопнул себя ладонями по коленкам. — Значит, что же, выходит, он ее и…

— Не, — стряхнув пепел в траву, участковый помотал головой. — В убийстве он не признался… Ну, разве что — в неосторожном, так ведь опять — трупа нет. Озеро все переглядели, тем более — мелко там. Сказал да, было дело — увидел, как Лерка в машину к Эдику Узбеку садилась, так решил — за ними, как он выразился, «слегка проучить». И ладно бы, сказал, хоть бы кто из своих, деревенских, Лерку эту увез, а то — Узбек! Непорядок! Короче, те — на Танаево и он, на своем «Урале» — за ними, этак, не торопясь — чего их там искать-то? Издалека видны, еще больше — слышны — музыка-то на весь лес грохотала. В общем, выскочил Карякин из машины, монтировочку прихватил… а Эдик уже девчонку на капот посадил, юбку с нее снял и блузку расстегивал… Вот Карякин ему и двинул по черепу — как говорит: слегка…

— И в самом деле — слегка, — кивнул Ратников. — Не слегка бы — убил!

— Это уж точно, — участковый вновь стряхнул пепел, на этот раз — себе на брюки. — Короче, дальше самое веселье пошло. Лерка как бы рассердилась, заорала, все больше матом, на Карякина с кулаками кинулась… тот ее схватил за руки… оттолкнул тихонько — она и в озеро… И — не видать! Он говорит — сразу за ней… Нырял, нырял — никого! Такая вот странная история… Но в озере трупа точно — нет, водолазы уже проверяли.

— Тогда куда же он делся?

— Загадка! — Димыч пожал плечами и, выбросив окурок в пыль, нетерпеливо взглянул на автобус.

— Слышь, — тихо спросил Ратников. — А он как ее за руки схватил… за запястья?

— Да, наверное, за что же еще-то? О, завелся наконец! Ну, пока, Миша, поехал я!

Подхватив дипломат, младший лейтенант галопом побежал к автобусу, да по пути запнулся о какую-то корягу, едва не упал, выронил дипломат… склонился, пособирал вывалившиеся бумаги — автобус уже сигналил — мол, поторапливайся… Успел…

Задумчиво покачав головой, Михаил забрался в машину и завел двигатель.


Утром, не раненько, а уже часов в десять — что для подростков летом, в общем-то, рано — Максик Гордеев, позевывая, поджидал Ратникова на повертке. Как и условились. Лохматый, в старых порванных джинсах и длинной черной майке с изображением рогатого черепа и надписью «Motorhead» — «Kiss Of Death».

— «Поцелуй смерти», — вслух перевел Михаил, едва мальчишка забрался в кабину. — Нравится «Моторхед»?

— Да ну, — Максик отмахнулся. — «Расмус» там, «ХИМ», «Найтуиш» — еще ладно, а это старичье… Нет, не люблю.

— Чего ж тогда майку надел?

— Просто так. Прикольно! А что?

— Да так просто. У меня дома отрывной календарь на таком же вот плакатике присобачен. «Моторхед». Как раз сегодня листок оторвал с рецептом…

Миша зачем-то вытащил из кармана измятый листок:

— Двадцать девятое июля… Борщ по-украински. Вкусная штука — хочу вот Машу научить… да забыл отдать. Впрочем, ладно, поехали. Место-то помнишь?

— Найду, — подросток хмуро кивнул и спросил про Лерку… Мол, правда ли, что ее… на озере…

— Не знаю, — выруливая на лесную дорогу, честно ответил Ратников. — По мне так вряд ли она там утопла. Озеро-то мелкое… если что, давно нашли бы.

— Это точно, мелкое, — шепотом повторил Макс.

Михаил искоса посмотрел на мальчишку:

— Ты-то сам как думаешь, могла она куда-нибудь свалить втихую, никого не предупредив?

— Да могла, конечно, — от такого вопроса Максик сразу повеселел. — Запросто! Взяла, да махнула с кем-нибудь в Питер, у нее там знакомых — тьма! А я как раз там, у Танаева, этих… ну, которые старинных воинов изображают, видел… когда эти долбаные браслеты нашел.

— Реконструкторов ты видел, — улыбнулся Миша. — Их многие видели…

— Ну, вот я и говорю… Лерка могла запросто с ними напроситься в город, аж дальше — ищи-свищи… Вы ж сами говорите, что… трупа нет.

— Нет, — Ратников согласно кивнул. — Это точно.

Если только Колька Карякин девчонку не отвез на Чудское да не притопил там… А он мог — ушлый! Тогда уж точно — никаких концов не найдешь.

Этой своей мыслью Михаил с пассажиром делиться не стал, а спросил про браслеты.

— Да я ж говорил уже! — парнишка пожал плечами. — Шел себе по тропинке, смотрю — в кустах блестит что-то…

— В этих, что ли, кустах? — показал рукой Ратников — они как раз уже подъезжали к озерку.

Максик всмотрелся:

— Не, не в этих. Подальше.

— Ну, показывай тогда.

Проехали еще метров сто…

— Вон-вон, здесь!

Ратников остановил машину, вышел вслед за выпрыгнувшим пацаном.

— Вот она, тропка, — деловито показывал тот. — А вот — кусты… Тут они и лежали, вот под этой ракитой, кучей. И, знаете, один даже на ветке висел — словно бы кто-то повесил, чтоб увидели.

— А сколько их было, ты говоришь?

— Да не помню… Я взял два — один маме подарил, другой Лерке вот…

Наклонившийся к земле Михаил с усмешкой обернулся:

— Чего ж все-то не забрал? Продал бы — наварился.

— Ага, наварился… держи карман! Это ж не золото, не серебро — стекляшка! Хоть вы и говорили про янтарь — но, нет. Стекло! Уж мама-то у меня разбирается… Блин… Что-то не видно… Штук пять тут точно еще оставалось… Не найти. Может, тоже нашел кто?

— Может, — Михаил подавил вздох.

Не нравились ему эти браслеты, очень и очень не нравились…

— Вон здесь один лежал, прямо на колее… видать, обронил кто-то…

На колее…

Они обыскали все, насколько можно это было сделать — ну, не рыть же землю? Максик честно отработал час, а потом — видно было — надоело, и Миша отпустил парня купаться. Сам же еще раз осмотрел кусты, заросшую густой травою дорогу… Да-а… тут при всем желании…

— Ну что? — выкупавшийся и довольный Максик, прыгая на одной ноге, выбивал попавшую в ухо воду. — Нашли что-нибудь?

— Да нет, увы, — Ратников развел руками и мотнул головой. — Давай, одевайся. Едем.

— Угу… сейчас, только обсохну…

Когда парнишка забрался в салон, Михаил запустил двигатель и аккуратненько развернулся, заехав задними колесами в кусты… Потом медленно тронулся…

Черт!

— А где дорога-то? — повернув голову, очумело спросил Максим. — Ведь только что была… А вон сейчас — травища какая! В пояс!

Не говоря ни слова, Ратников смотрел в зеркало заднего вида, в котором отражался… натуральный тевтонский рыцарь! На коне, в накинутом поверх блестящей кольчуги белом, с большим черным крестом посередине, плаще.

Загрузка...