Эрнест придержал графиню за руку, не позволяя ей выйти вперед и показаться влюбленным. Он прижал палец к губам, давая знать, что хочет услышать разговор принца и фрейлины, и Эвелина нехотя согласилась.
Герцог и графиня очень удачно укрылись в нише между книжными полками, так что заметить их можно было только оказавшись совсем рядом. Но сами они прекрасно видели и слышали все, происходящее между принцем Дэниэлем и Кэтрин Брайтон.
Золотистые локоны Кэтрин совсем растрепались от того, что ее почти все время держали в объятиях, но девушка не способна была думать сейчас о прическе. Она взволнованно смотрела в глаза чайного цвета и шептала:
— Дэниэль, неужели наше счастье возможно? Разве принцу когда-нибудь разрешат жениться на бедной фрейлине?
— Конечно, разрешат, любовь моя! — принц ответил девушке не сразу, сначала он, в который раз, поцеловал ее. — Нам повезло, нам очень повезло, Кэтрин! Я приглашу тебя на Лунный Вальс, и все увидят, как мы любим друг друга! И поймут, что ни одна принцесса в мире не может быть моей невестой, никто кроме тебя, моя Кэти!
— Но если тебе не разрешат пригласить меня на Вальс, Дэниэль, если тебе прикажут пригласить другую девушку, более достойную?
Принц даже отстранился от маленькой фрейлины после такого вопроса. Эвелина не видела в темноте, но была уверена, что Дэниэль сейчас расправил плечи и нахмурил брови, стараясь выглядеть грозно и неустрашимо.
— Пусть только посмеют меня заставить! — гордо заявил принц своей избраннице. — Я буду танцевать Лунный Вальс только с тобой, Кэти, и ни с кем другим, ты веришь мне?
Эвелина улыбнулась тому, как нарочито сурово говорит молодой принц и весело взглянула на Эрнеста — разделит ли он ее улыбку. Графиня удивилась, увидев с каким отстраненным и холодно задумчивым выражением лица герцог слушает разговор влюбленных. Рядом с Эвелиной сейчас стоял не веселый кавалер Эрни, с которым она только что ужинала, а строгий первый министр короля Эрнест Берштейн. Непонятная тревога захватила сердце графини, и она отвернулась, не желая поддаваться дурным предчувствиям.
А влюбленные продолжали шептаться и целоваться. Кэтрин волновалась, узнает ли ее принц, когда все девушки наденут маски. И Дэниэль, смеясь, отвечал:
— Любовь моя, я всегда узнаю тебя по золоту твоих волос! Ни у одной девушки нет таких солнечных локонов, как у тебя!
Кэти счастливо улыбалась, и они опять целовались, и опять новые сомнения волновали девушку, а Дэниэль убеждал ее в том, что все ее переживания напрасны. Наконец. принц достал из кармана что-то маленькое, сверкнувшее сиреневой искрой в темноте зала, и сказал Кэтрин:
— Любовь моя, я хотел вручить тебе это колечко после Лунного Вальса, как знак нашей помолвки. Но ты так переживаешь, узнаю ли я тебя, что, пожалуй, лучше будет отдать его сейчас.
Смотри, Кэтрин, это колечко — единственное в мире, нигде больше не найдешь такого! Я сам придумал, как оно должно выглядеть, и объяснил ювелиру. А он подобрал подходящий камень — очень редкий, сиреневый сапфир — и сделал кольцо по моему эскизу.
Ты будешь в платье сиреневых тонов, я знаю. Все юные фрейлины шьют сейчас сиреневые платья, потому что принц будет в костюме такого же цвета.
Дэниэль рассмеялся, и Кэтрин подхватила его смех. Обычай королевской семьи каждый Лунный Бал проводить в нарядах цвета одной из лун Армании, был известен всем без исключения. И как только наследный принц выбрал ткань для своего костюма, новость о цвете ткани разлетелась с небывалой скоростью. Все девушки на выданье, не имеющие женихов, шили платья разных оттенков сиреневого, в надежде составить пару наследнику престола, если не в Лунном Вальсе, то в любом другом танце.
— Это правда, Дэн, — весело подтвердила Кэтрин, — я буду в сиреневом, и все мои приятельницы фрейлины тоже. И как же ты найдешь меня среди них?
— Колечко, — не менее весело ответил Дэниэль, — ты наденешь его на Бал, и если вдруг случится невероятное — я не сумею узнать тебя под маской, кольцо подскажет мне, где прячется моя Кэти..
Влюбленные опять поцеловались и, пожалуй, долго продолжали бы в том же духе, но неожиданный скрип половицы прервал их.
— Здесь кто-то есть, — испуганно сказала фрейлина. Но принц только отмахнулся — он уже ничего и никого не боялся. Кольцо с сиреневым камнем крепко сидело на пальчике Кэти, до Бала оставалось всего три дня, а в том, что Лунный Цветок благословит их любовь, Дэниэль был уверен.
— Не бойся, любимая, — нежно сказал он девушке, — я никому не позволю тебя обидеть. И никто никогда не сможет разлучить нас, ты веришь мне, Кэти?
— Верю, Дэн, — ответила Кэтрин, отдышавшись после очередного, на этот раз успокаивающего, поцелуя. — Но давай, все-таки, уйдем отсюда. Мне не дает покоя мысль, что нас могут подслушивать. И время позднее — меня вот-вот хватятся. если уже не хватились.
Девушка вопросительно смотрела на принца, и он важно кивнул — Дэниэлю нравилось чувствовать себя в ответе за маленькую фрейлину.
— Хорошо, дорогая, идем. Я провожу тебя до женской половины, и мы расстанемся до завтра. Но помни, Кэтрин, что тебе нечего бояться! Я люблю тебя, одну тебя, и никто не заставит меня изменить данному тебе слову!
— Я знаю, Дэниэль, я сердцем чувствую, что ты не обманываешь меня…
Влюбленные ушли через боковые двери, и Эвелина хотела уже спросить герцога, чем вызваны неожиданные изменения его настроения, но не успела. Новое лицо — неприятное во всех смыслах: и внешне, и по характеру, — появилось на сцене.
Из ниши между книжными полками — точно такой же, как та, в которой прятались герцог и графиня, только подальше — появилась Матильда Лейзон, камер-фрейлина Ее Величества королевы Амелии. Эвелина подавила досадливый вздох, увидев еще одну свидетельницу разговора влюбленных. Любовь камер-фрейлины к сплетням и пересудам знала вся дворцовая челядь: Матильда умела за самым невинным разговором увидеть такую подоплеку, так ловко извратить все своими домыслами, что за минуту делала из мухи слона, да еще и облитого грязью.
Матильда Лейзон появилась в свите королевы более десяти лет назад, и за эти годы добилась статуса камер-фрейлины — негласной надсмотрщицы за юными девушками, только прибывшими ко двору. Маленькая тощенькая Матильда держалась чопорно и неприступно, серые волосы собирала в зализанную строгую прическу, вечно укоризненный взор и сурово поджатые губы дополняли ее излюбленный образ строгой наставницы. Только остренький любопытный нос, да серые глазки, возбужденно бегающие при малейшем намеке на новую сплетню, выдавали истинные интересы камер-фрейлины.
Молодые фрейлины быстро раскусили свою "наставницу" и называли ее не иначе, как Мышильда Лезет. Надо сказать, прозвище было очень удачным: стоило одной из девушек увидеть маленькую фигурку в строгом сером платье, как тут же раздавался возглас: "Ой, Лезет!" И фрейлины почти всегда успевали сделать вид, что заняты обсуждением очень серьезных тем, а вовсе не нарядов и кавалеров.
Вот и сейчас, Эвелина была уверена, глаза Матильды шныряли во все стороны, пытаясь увидеть что-нибудь любопытное. Графиня невольно подалась глубже в нишу — если эта завзятая сплетница увидит здесь ее с Эрнестом… Но Лейзон было не до них, фрейлина явно слышала, а может и видела, все происходящее между принцем и Кэтрин, и была так взбудоражена увиденным, что высказывалась вслух:
— Так, так…наша маленькая скромница Брайтон собралась отхватить себе лучший приз! Самозванка! — камер-фрейлина забылась и последнее слово взвизгнула в полный голос. Визг гулким эхом отозвался в сводах большого зала, и Матильда испуганно примолкла, видимо, ожидая, что ее окликнут. Оклика не последовало, камер-фрейлина, успокоенная тишиной, погрозила сухим кулачком непонятно кому и удалилась, злобно шипя что-то сквозь зубы.
Встревоженная Эвелина разобрала только некоторые слова, но их хватило, чтобы ее тревога усилилась. Там было про "золотые волосы", "колечко" и злорадное "посмотрим еще, сможет ли принц не перепутать". Графиня непременно задержала бы Матильду и потребовала не выдавать увиденное, но Эрнест помешал ей. Он придержал девушку за плечи и отпустил только убедившись, что фрейлина Лейзон плотно прикрыла за собой тяжелую дверь.
— Почему ты задержал меня, Эрнест? — Эвелина повернулась к герцогу, заглядывая в его глаза. — Надо было вмешаться, запретить этой…Мышильде рассказывать о принце и Кэтрин.
И опять графиня удивилась выражению лица Эрнеста — он довольно улыбался, ничуть не разделяя ее тревоги. А слова герцога поразили девушку еще сильнее.
— Не надо ее останавливать, Велли, — весело заявил Берштейн, — даже удачно вышло, что здесь оказалась вездесущая сплетница Лейзон. Новость о выборе сына Август узнает не от меня, а от своих придворных, мне останется только подтвердить достоверность сплетен.
— Как, Эрнест?! — Эвелина ахнула, услышав, что сказал герцог. — Неужели ты хочешь открыть королю тайну Дэниэля и Кэтрин?
— Непременно открою, — лицо Берштейна вновь обрело серьезность, а голос звучал уверенно и твердо, — Кэтрин весьма милая девушка, но претендовать на роль будущей королевы…Это уже слишком для захудалого рода Брайтон, ты разве так не считаешь, Велли?
Эрнест взглянул на свою спутницу с лукавой улыбкой, но графиня Роддерик не способна была улыбнуться в ответ. Она с отчаянием смотрела на герцога Берштейна, очевидно вспомнившего о том, что он первый министр короля, и пыталась найти слова, способные убедить самого бездушного чиновника.
— Эрнест, послушай… — графиня прикоснулась рукой к руке герцога, желая привлечь внимание к своим словам, и он немедленно захватил ее пальчики в плен, как самую долгожданную добычу. Эвелина на обратила внимания на его действия, она говорила то, что рвалось из сердца: — Они любят друг друга, понимаешь? Не мешай им, прошу тебя, не разрушай их любовь! До Бала всего три дня, и если вокруг их пары засияет Лунный Цветок, они поженятся, несмотря на всю разницу в положении. Древнюю традицию — не разлучать пары, соединенные сиянием трех Лун, — не посмеет нарушить даже король!
— Именно, Велли, — весело сказал герцог, нежно целуя ее руку, — в том-то и дело, что действовать нужно как можно быстрее! Нельзя позволить принцу танцевать Лунный Вальс с Кэтрин Брайтон, последствия могут быть непоправимы, понимаешь?
— Не понимаю! — графиня Роддерик резко освободила руку из нежного плена и сердитым взглядом ответила на обиженный взгляд герцога. — Почему ты так против их брака? В чем причина, объясни, Эрнест!
— Видишь ли, Эвелина, — насупившийся герцог говорил нехотя, словно раздумывая, стоит ли вообще что-то объяснять, — принц Дэниэль с рождения помолвлен с Александриной, наследной принцессой Дарнии. Об этой помолвке знают все в стране и меня удивляет, что ты о ней забыла.
— Эрнест, принцесса Александрина старше Дэниэля на семь лет! Всем известно, что она хранит верность не жениху, а фавориту — первому министру Дарнии! И ты считаешь, что брак с Александриной сделает Дэниэля счастливым? — Эвелина чувствовала, что эмоции переполняют ее, и изо всех сил старалась сдержаться, не наговорить лишнего.
Эрнест, уязвленный выпадом графини, смотрел на девушку холодно и строго, точно также, как на своих проштрафившихся подчиненных, но все же смягчился и попытался лучше объяснить ситуацию.
— Эвелина, и принцы, и принцессы — лица, прежде всего, официальные, не свободные в своем выборе. Они обязаны жертвовать своими интересами и привязанностями ради интересов своего народа.
Когда родился Дэниэль, не было более подходящей невесты для него, чем принцесса Александрина. Их брак объединит два дружественных государства, сделав каждое из них сильнее. Поверь мне, это объединение имеет столь важное значение для нас, что на разницу в возрасте и увлечения Александрины вполне можно закрыть глаза.
Да, — герцог оживился, улыбка озарила его лицо, — вот оно, удачное решение проблемы! Кэтрин станет признанной фавориткой Дэниэля после его брака! Если Александрине разрешат встречи с ее возлюбленным Эвальдом, думаю, она не будет возражать против встреч принца и леди Брайтон.
Герцог торжествующе взглянул на Эвелину, а она, охваченная негодованием, совсем забыла о сдержанности:
— Как Вы могли, — возмущенно начала графиня, — как Вы могли, герцог Берштейн, даже в мыслях допустить такую подлость? Предложить юной неискушенной девушке роль придворной фаворитки?!
— Велли, — Эрнест понял, что немного перегнул и принялся исправлять ситуацию, — пойми, принц Дэниэль все равно не сможет жениться по собственному выбору, он обязан действовать в интересах короны.
— Ах, не сможет?! — Эвелина сердито смотрела на собеседника, ее глаза сверкали, щеки разгорелись. Эрнест невольно залюбовался девушкой, почти забыв о чем они говорили, но категоричное требование графини резко оборвало его мечтания: — Герцог Берштейн, я прошу Вас не мешать этой паре и дать им возможность танцевать Лунный Вальс!
— Нет, Велли, — Эрнест ответил сухо и четко, обрывая последующие просьбы, — они не получат такую возможность. Более того, я сделаю все, чтобы они не встретились ни в ближайшие три дня, ни на самом Балу. Необходимо исключить любую случайность, которая поможет принцу найти Кэтрин и пргласить на Лунный Вальс.
Эвелина смотрела на герцога почти с ужасом. Она не узнавала своего недавнего веселого кавалера, его сменил жесткий неприступный первый министр, равнодушный к любым чувствам, если они не приносят пользы делу.
— Скажи мне, Эрнест, — тихо спросила девушка, — а если тебе, в интересах государства, прикажут жениться на совершенно чужой для тебя девушке? Что ты сделаешь тогда?
Герцог Берштейн чуть смутился, но тут же вернул себе невозмутимое выражение лица и, также сухо, как прежде, ответил:
— Сейчас речь не обо мне, Велли, поэтому твой вопрос неуместен.
— Ах, неуместен?! — Эвелина опять начала закипать, возмущенная тем, как ловко собеседник уклонился от ответа. — Тогда вот что я Вам скажу, герцог Берштейн! Я, графиня Роддерик, первая фрейлина в свите королевы, сделаю все, чтобы Дэниэль и Кэти танцевали Лунный Вальс и были счастливы вместе! Так что меняйте свои планы, господин первый министр, политически выгодного брака не будет!
Герцог от души расхохотался — так забавно выглядела сердитая маленькая графиня, когда угрожающе смотрела на него. И его смех оказался последней каплей, переполнившей сердце Эвелины. Она отвернулась и решительно направилась к выходу.
— Постой. Велли, — все еще смеясь, окликнул ее герцог, — мы не договорили…
— Мне не о чем с Вами говорить, господин первый министр! — заявила Эвелина, обернувшись. — Разве лишь о том, чтобы Вы прекратили называть меня Велли?
— Да! — графиня Роддерик удовлетворенно кивнула своим мыслям. — Будьте так любезны, герцог Берштейн, обращайтесь ко мне, как и положено обращаться к первой фрейлине королевы, без Ваших фамильярностей!
— Ах вот оно что, — герцог, иронизируя, склонил голову перед дамой и продолжил, — прошу простить Ваша Светлость, я забылся! Но должен Вас огорчить, досточтимая графиня, Ваше желание вряд ли сбудется! Менестрели женятся на маркизах, а бедные сиротки выходят замуж за принцев только в сказках. И то, если им удается раздобыть себе крестную фею!
Эрнест, смеясь, подмигнул графине, и возмущенная девушка буквально взвилась от его довольного вида.
— Только в сказках, Вы говорите? Да и то, если найдется крестная фея?
— Вот именно, леди Роддерик!
— Так я заявляю Вам, герцог, что найду крестную фею и устрою счастье влюбленных, слышите?
— Вот как! И кого же Вы найдете на эту роль, графиня? Чтобы творить чудеса, крестная фея должна иметь магию, а у Вас, как известно, нет ни капли магических талантов, — герцог Берштейн насмешливо смотрел на девушку, уверенный в несокрушимости своих аргументов..
— Чтобы творить чудеса достаточно любящего сердца! И очень жаль, что Вам, герцог, такого сердца не досталось! — Эвелина развернулась, заканчивая разговор, но вспомнила и вновь обратилась к Эрнесту, спеша дополнить свои слова: — Вы спрашивали, кого я найду на роль крестной феи? Так вот Вам ответ, герцог Берштейн: крестной феей назначаю себя!
Графиня Роддерик решительным шагом уходила из библиотечного зала, не желая видеть умолкшего герцога Берштейна, не замечая тоски, затаившейся в его серых глазах. А в дальнем углу огромного зала, оставленные и забытые, умирали лесные фиалки…