Крестной феей назначаю себя!

Глава 24

Пока Эвелина переживала очередное мелкое предательство герцога, а он задумчиво разглядывал ее сумрачное лицо, Айвен и Олли болтали, как старые приятели. Графиня прислушалась к их разговору и поняла, что речь идет о местах, где в последнее время побывал Лунный Бродяга. Менестрель с удовольствием рассказывал Олли про песни и традиции этих мест и как раз упомянул о трилуннике. Эвелина вспомнила песенку Барти и заинтересованно попросила:

— Айвен, расскажите подробнее, что это за цветок, почему его так называют?

— Я бы тоже мог Вам рассказать, графиня Роддерик, — чуть насмешливо отозвался Эрнест. Но графиня лишь пренебрежительно фыркнула на предложение герцога и нетерпеливо взглянула на менестреля. Айвен понимающе улыбнулся, чуть задумался и сказал, что знает не очень много. Цветок этот растет почти везде в Армании, но обычно известен под более простыми названиями. Лишь в некоторых местах неприхотливое лесное растение очень почитают и называют его не иначе, как трилунником.

— А называют его так потому, что листья растения двуцветны — сочно-зеленые у стебля. они постепенно меняют цвет, зеленый разбавляется фиолетовым и переходит к ярко-сиреневой окраске на самом кончике листа. Цветок у этого необычного растения ярко-желтый, совсем как Астрим. Вот и получается, что в одной лесной травке собраны цвета всех Трех Лун Армании. Местные предания приписывают растению необыкновенные свойства, которые появляются только в ночь слияния Трех Лун. В эту таинственную ночь желтые цветы трилунника словно набирают особую силу. Они сияют в темноте леса золотыми огоньками и тот, кто пойдет по тропинке, расцвеченной огоньками трилунника, обязательно находит небывалое сокровище.

— Именно так, небывалое? — герцог Берштейн не скрывал своего скептического настроя.

— Совершенно верно, Ваше Сиятельство, — Айвен вежливо поклонился, — не просто клад, а что-то небывалое, невиданное.

— Хотела бы я знать, что это может быть? — мечтательно сказала Олли.

— Просто местные сказки, — фыркнул первый министр, не желавший продолжать разговор на эту тему. Но графиня Роддерик, заметив настроение Эдвина, в пику ему улыбнулась менестрелю самой нежной и восхищенной улыбкой и продолжила расспросы:

— А какие еще предания Вы знаете, господин Линнель? Предания, связанные с ночью слияния Трех Лун?

— О, их много, госпожа графиня, в каждых местах свои. Но есть и общие, которые так или иначе повторяют повсюду, где я побывал. Например, предание о том, что случится с Арманией, если разлучить два любящих сердца, не позволив им быть вместе в эту волшебную ночь.

— Ах, это интересно, расскажите! — к воодушевленной просьбе Эвелины присоединилась Олли, и недовольному герцогу пришлось уступить дамам право выбирать тему для беседы. Лунный Бродяга собрался уже начинать рассказ, когда к их компании присоединились совсем неожиданные собеседники. Король Август и королева Амелия подошли поинтересоваться, о чем так заинтересованно разговаривают их первые помощники и лучшие исполнители Армании.

Благодушный вид Его Величества говорил о прекрасном настроении, а вот Амелия, казалось, была чуть встревожена. Она все время искала глазами сына, словно опасалась, что он сбежит с приема, не встретив здесь своей ненаглядной фрейлины.

— Так о чем же вы так увлеченно беседуете? — заинтересованно спросил Август. — Какие темы заставили моего первого министра пренебречь своими обязанностями и скрыться от гостей в укромной нише? Эрнест, особый посол Хакардии обыскался тебя, ему не терпится еще раз обсудить церемонию приема его короля, прибывающего завтра утром.

— О нет, — простонал герцог Берштейн, — только не посол Хакардии. Он надоел мне до зубовного скрежета своей манерой по сотни раз обсуждать каждую мелочь. Ну почему нельзя отправить его с этими вопросами к главному церемониймейстеру? Ваше Величество, эти два приверженца дворцового этикета просто созданы друг для друга, Вы не находите?

— Ничего не выйдет из твоей затеи, Эрнест. Главный церемониймейстер — слишком мелкая фигура для такой важной хакардийской персоны, как особый посол короля, — смеясь, пояснил король. — Он по самые уши исполнен чувством значимости своей миссии и готов общаться либо с тобой, либо со мной, все остальные, по его мнению, просто недостойны разговора с ним.

Герцог Берштейн снова страдальчески застонал и Эвелина почти пожалела замученного первого министа, как он вдруг заявил:

— Нет уж, чем общаться с послом Хакардии, лучше дослушать байки про трилунник и про что там еще…Айвен, продолжайте, прошу Вас, а я постараюсь стать как можно незаметней, вдруг повезет, и назойливый хакардиец пройдет мимо нашей компании.

Эвелина почувствовала, как в сердце опять вскипает возмущение черствостью герцога, назвавшего байками истории, услышанные от менестреля. Но Айвен уже обратился к Их Величествам за разрешением рассказать одно из преданий о ночи Трех Лун и, получив благосклонный кивок Августа и заинтригованное согласие Амелии, начал, неспешно и вдумчиво:

— Я обошел почти всю Арманию и не было края, где я не услышал бы одно и то же предание. Оно говорит о том, что если злая воля разлучит влюбленную пару, не позволив им танцевать вместе в ночь встречи Трех Лун, черная непроглядная тьма покроет небо, и сияние Лун никто не увидит.

— Ну так что же? — небрежный вопрос Эрнеста был задан словно специально для королевы Амелии, взволнованно смотревшей на рассказчика.

— О, ничего особенного, Ваше Сиятельство, — чуть насмешливо отозвался Айвен, — но простые люди верят, что местность, над которой Три Луны не прольют свой свет в эту ночь, будут преследовать несчастья: войны, болезни, неурожаи. А семьи, не позволившие влюбленным соединиться, непременно вымрут уже в следующем поколении.

Дамы успели ахнуть, герцог Берштейн, не скрывавший насмешки, только-только собирался что-то сказать, но неприятный вкрадчивый голос бесцеремонно вмешался в их разговор.

— Надо же, как интересно! — язвительная похвала, прозвучавшая за спиной, заставил Эрнеста болезнено поморщиться. — Я повсюду ищу первого министра Армании, а он развлекается, слушая сказки!

Полный неопрятный мужчина, одетый по хакардийским традициям, перебегал черными маслеными глазками с одного лица на другое, не считая нужным кого-либо приветствовать. Не в традициях Хакардии здороваться с актерами, а уж говорить с женщиной, как с равной?! Подобное поведение было бы недостойно для настоящего хакардийца, так что исключение посол Рашмин делал только для королевы. И то — вынужденное, обусловленное его постоянным пребыванием в Армании и необходимостью хотя бы в малой степени считаться с арманийскими правилами этикета.

— Господин посол, — король Август попробовал втянуть Рашмина в общий разговор, — мы говорили о преданиях и легендах Армании, посвященных ночи Трех Лун.

— О, я слышал, — Рашмин высокомерно обвел взглядом всех, кого считал ниже себя, — вы говорили о всяких пустяках, не стоящих внимания серьезного мужчины.

— Странно, что у Вас сложилось такое мнение, — Его Величество все еще не терял надежды приятно провести вечер, ему совсем не хотелось вникать в какие-то нудные дела. — Я и сам, помнится, слышал эту легенду, даже читал в исторических хрониках, что подобные случаи происходили когда-то. Не над всей Арманией, но в некоторых ее предместьях, Три Луны скрывались в темном сумраке, а для местных жителей наступали долгие годы бед и лишений. Помню, мне даже приходилось читать что-то, похожее на пророчество или предсказание…

Август чуть задумался, вспоминая, и процитировал:

— Коль разлучат сердца влюбленных,

Презрев заветы древних рун,

Под злобной тучей, мрака полной,

Сокроется сиянье Лун.

Все три Луны людей забудут

И лики отвернут от них,

Пока с земли, подобно чуду,

Не позовет их глас троих.

Мужчины удивленно смотрели на короля, неожиданно вспомнившего какое-то древнее пророчество, да еще и в стихах, а дамы восторженно зааплодировали.

— Август, право же, если бы я не любила тебя так давно, сегодня я бы обязательно в тебя влюбилась! — восхищенный возглас королевы заставил Его Величество радостно улыбнуться. Но хмурый вид хакардийца, насупленно смотревшего на развеселившуюся компанию, сделал свое черное дело. Радость покинула лицо короля, Август вздохнул и с большой неохотой признал:

— Однако, мы не вправе так долго злоупотреблять терпением многоуважаемого господина посла. Идемте, Эрнест, я составлю Вам компанию. Иначе господин Рашмин окончательно уморит моего первого министра и завтра мне одному придется встречать высоких гостей!

С этой шуткой, сказанной почти всерьез, Август положил руку на плечо герцога Берштейна, и под предводительством самодовольного Рашмина, надувавшего щеки от важности, король и герцог отправились в который раз обсуждать детали встречи правителя Хакардии и предстоящие переговоры по интересующим обе страны вопросам.

Эвелина даже не успела обрадоваться тому, что пророчество, рассказанное королем, так подходит для ее целей, как Его Величество и первый министр удалились по государственным делам. А королева Амелия, явно не относившая только что рассказанное к своему сыну и фрейлине, спокойно беседовала с Айвеном и Оливией. Леди Эмеринг поделилась своими планами открытия оперного театра и школы для обучения талантливых вокалистов, и заинтересовавшаяся королева предложила певице обсудить возможность своего участия в новом грандиозном проекте. Графине Роддерик так и не удалось завести с Амелией личный разговор: то ли королева так увлеклась идеей Оливии, то ли осознанно избегала общения с Эвелиной, но Ее Величество довольно быстро простилась и ушла, забрав с собой и леди Эмеринг.

Эвелина опять осталась вдвоем с Айвеном в отделенной от общего зала нише и с некоторым недоумением заметила, как восхищенно менестрель смотрит вслед прекрасной Олли. От Айвена не укрылось удивление графини, и он счел нужным пояснить:

— Замечательная женщина эта Олли Терн! Скольким талантам она помогла подняться с низов! А сколько стариков, больных актеров, уже не имеющих сил выступать, живы только потому, что в Армании есть приюты леди Эмеринг, созданные специально для них, для тех, кто посвятил всю свою жизнь искусству, но к старости остался без копейки в кармане!

Эвелина искренне поразилась тому, что узнала сейчас от Лунного Бродяги. Веселая рыжеволосая красавица оказалась не простой пустышкой, как почти все знатные и богатые дамы. В своем благополучии бывшая оперная певица Олли Терн не забывала о бедных и больных актерах и помогала им, как могла.

"Значит, Эрнесту есть за что ее любить," — сердце Эвелины предательски дрогнуло, и она поскорее запретила себе думать о герцоге и его глазах цвета грозового неба. А Лунный Бродяга, сам того не зная, успешно отвлек графиню от тяжелых мыслей, вернувшись к разговору про Эльзи. Айвена интересовало, как можно освободить маркизу от подлого влияния артефактов графа д'Жене и вернуть ей возможность жить своей волей. Эвелина рассказала все, что они придумали с Бартоломью, честно признав, как малы у них шансы на успех. Найти бастарда д'Жене среди южан, приехавших на Лунный Бал, да еще и не зная точно — существует ли вообще такой бастард, было затеей почти невыполнимой.

Айвен задумался, прикидывая в уме возможные варианты, и, чуть усмехнувшись, заметил:

— Вот когда я пожалел, что не проявлял интереса к сплетням про аристократов и их выходки. Я ведь не раз проходил Южное предместье, но совсем ничего не знаю про этого д'Жене, кроме того, что он подлец и негодяй, решивший обманом получить мою Эльзи!

Мощная рука менестреля сжалась в кулак, и Эвелина притронулась к нему, утешая.

— Возможно, все не так плохо, господин Линнель. Попытайтесь сами встретиться с Эльзи — был момент, когда она стала почти прежней, всего лишь услышав Ваше имя, но мерзавец д'Жене успел усилить магическое влияние и вновь подчинил ее волю! Я не уверена, что отец девушки, маркиз д'Анжу, позволит Вам поговорить с ней, но хотя бы попытайтесь. Найдите в Арме мага Бартоломью Форбенкса, он обязательно поможет Вам, используйте все возможности, чтобы спасти маркизу!

Айвен внимательно слушал графиню и кивал, соглашаясь с ее словами. Когда Эвелина рассказывала, что девушка стала почти прежней, услышав его имя, лицо менестреля посветлело, но почти сразу он снова нахмурился, узнав о подлым поступке графа.

— Благодарю Вас, графиня Роддерик, — Лунный Бродяга бережно взял своей ручищей ладошку Эвелины и поцеловал ее, — Вы проявили неоценимое участие в наших с Эльзи судьбах. Я не забуду, как Вы были добры к нам, и сделаю все, чтобы Эльзи поскорее смогла стать прежней.

— Попробуйте спросить свою матушку, — посоветовала ему графиня Роддерик, вспомнив рассказ Сесиль о молодом купце Линнеле и его Сюзанне, — ведь она, кажется, из Южного предместья, значит, может что-то знать о графе д'Жене. Нам не нужны свежие сплетни, только двадцатилетней давности и больше.

Эвелина улыбнулась и Айвен ответил на ее улыбку.

— Непременно поговорю, графиня. Вы правы, матушка может знать про графа, если жила неподалеку от его владений.

И графиня, и менестрель уже поднялись, заканчивая разговор. Айвен, выглядевший сейчас совсем иначе, чем в начале их встречи — не мрачным и угрожающим, а спокойным и решительным — склонил голову, прощаясь. Эвелина присела в легком реверансе и развернулась, собираясь уходить, когда в спину ей прозвучал еще один вопрос, заданный почти весело:

— И все-таки, Ваша Светлость, почему зеленый?

— На ней будет зеленое бальное платье, Айвен, — обернувшись, ответила Эвелина. — Зеленое с золотыми цветами, точно в пару Вашему костюму. Так что забирайте наряд из мастерской, не обижайте старика Шенье.

— Завтра же заберу, графиня, обещаю, — повеселевший Айвен поклонился еще раз, теперь уже точно прощаясь, и Эвелина побежала к своим апартаментам. На приеме делать больше было нечего: Их Величества удалились, и гости понемногу начали расходиться. Даже принцу Дэниэлю удалось исчезнуть, улизнув от фрейлин, и разочарованные девушки разбежались по залу в поисках новых жертв для своего восторженного внимания.

Первая фрейлина возвращалась в личные апартаменты, собираясь, наконец, немного передохнуть. Эвелина была уверена, что все события сегодняшнего дня уже произошли, и ей предстоит только легкое бездумное общение с Кэтрин о том, как прошел ее вечер. Но, чем ближе графиня подходила к своим комнатам, тем яснее она слышала гомон женских голосов, особенно выделялся визгливый голос Мышильды. "Что там произошло, что с Кэтрин?" — с этой мыслью графиня Роддерик резко распахнула дверь и замерла на пороге. Кэти Брайтон плакала в объятиях Эммы, а воцарившаяся посреди комнаты Мышильда самодовольно вещала о "бессовестных поступках распущенных фрейлин", упиваясь вниманием множества любопытных слушательниц, толпившихся в приемной первой фрейлины.