Наместник Торопецкого уезда Михаил Иванкович, происходящий из древнего рода смоленских бояр Ходневых, поднялся на свежесрубленные городницы плотно забитые камнем и землёй. Прошёлся мимо замерших у забралов и зорко всматривающихся вдаль земгальских воинов. 64–й Торопецкий полк размещённый загородом, в конфискованных и выкупленных казной дворах посада, наполовину состоял из местных уроженцев, а на вторую половину из прибывших сюда весной земгалов и куршей. Этот участок крепости, вместе с башней разрушенный смоленским войском минувшей зимой, был полностью восстановлен только седмицу назад.
Мирная жизнь вернулась в Торопец: люди немного попривыкли к новым порядкам, пашут землю, сеют, рождаются дети, в полях пасётся скот, торгуют, ругаются с соседями, в праздники поют песни и водят хороводы.
Со стены наместник смотрел, как на поле, превращённым в учебный плац, под звучные команды, пехотинцы сначала бегут, потом все разом останавливаются, затем принимаются вышагивать в ногу, под ритмичный барабанный бой. Рядом с ними на конях, во главе с самим полковником, скакала приписанная к полку сотня ратьеров, состоящая в основном из бывших боярских дружинников, поверстанных в государевы войска. Командир полка Юрий Ратьшич происходил, также как и сам Михаил, из настоящих, исконных смоленских бояр, в отличие от большинства других государевых скороспелых, так называемых «ратных бояр», вознесённых вверх иногда даже из бывших холопов. Михаил большинство начинаний молодого государя поддерживал, но умаление древних боярских родов, уравнивание их в правах с некоторыми вылезшими из грязи простолюдинами, хоть и принимал, но скрепя сердцем.
На этом мысли Михаила резко оборвались. Он заметил, что к полковнику подскакал какой — то ратьер на взмыленном коне, похоже из десятка конной разведки. На поле все разом засуетились, а учения были прерваны. Одного всадника полковник направил в город. «Похоже, что — то стряслось» про себя подумал наместник и тут же зычно прокричал своему человеку, стоявшему в тени крепостного вала:
— Бакул!
— Тута я, господин, — поднял голову вверх растрёпанный слуга. — Что прикажешь батюшка?
— Беги к воротам, узнай, что там случилось!
Бакул не медля ни секунды, бросился выполнять приказ своего боярина. Но слугу опередил пронёсшийся через ворота на коне ратьер, сразу завернувший к вновь выстроенному участку стены.
— Михал Иванкович, полковник велел тебя упредить! К городу идёт государь со своей сотней всадников. Поторапливайся, если хочешь его на стене встретить!
— Ах ты, господи, вот беда, — озабоченно бормотал боярин, бегом спускаясь вниз, а потом заорал на запыхавшегося от бега слугу. — Бакул, где тебя только леший носит! Тащи живо, прям сюда лепший мой кафтан, может, поспею на себя накинуть! И всех там предупреди, что государь в наш град едет, пусть срочно готовятся к пиру!
— Где звонарь? — наместник разъярённо накинулся на дежурившего у входа в башню постового, — почему в колокола не бьют?
— Атвайнойиет, эс нэрунааю криевиски …
— Тьфу, ты, чёрт поганый!
Но тут до земгала, похоже, дошло, о чём его спрашивали.
— Звану званитяс? Звонар?
— Да — да, звонарь!
— Тагад атвалинаюму, — и скрылся в башне.
Вскоре он вновь появился, кивнул на бегу боярину, и словно ветер, понёсся к колокольне. И в то время когда боярин облачался в принесённый слугой кафтан, уже весь город бил в колокола, а встревоженные горожане повысыпали из своих домов, интересуясь друг у друга, в чём дело.
У въездных ворот начал скапливаться народ, наместник встал впереди толпы, выпятив живот, важно приосанившись. По правую руку и чуть поодаль от него застыл полковник Юрий, а сзади, через толпу, сыпя направо и налево проклятиями, пробивался поп Елисей вместе со своими клирошанами.
— Едут! Едут! — заволновалась и заголосила толпа.
Со стороны быстро приближающейся конной колонны громко заревели трубы. Десяток конников скакавших впереди ускорились, перейдя в галоп, и полетели прямо к воротам. Приблизившись вплотную к толпе встречающих, они стали притормаживать коней. А затем, неожиданно для всех, взяли наизготовку луки, наложили на тетиву стрелы, стали внимательно рассматривать мигом присмиревший народ, застывший в почтительном молчании.
Сразу за всадниками с развевающимися на ветру стягами, верхом на коне ехал сам государь в окружении своих телохранителей. Они остановились, не доезжая нескольких шагов до торопчан. Два ближайших к государю телохранителя спрыгнули с коней и, придерживая коня и стремя, помогли Владимиру спуститься наземь.
Поп Елисей, перекрестив государя иконой, тут же со своими присными громко затянул какое — то церковное песнопение.
Михаил вплотную подошёл к государю, низко поклонился.
— Милости просим, государь — батюшка, пожаловать в Торопец! Не побрезгуй Владимир Изяславич нашим гостеприимством и хлебом — солью …
— И тебе здравствовать Михал Иванкович, спасибо за приглашение, но … я тебе пока откажу, хочу первым делом местный полк проведать! Где воевода?
— Здесь я, государь! — рядом с наместником застыл торопецкий полковник. — Вверенный мне 64–й Торопецкий полк, и я всегда в твоём полном распоряжении, Владимир Изяславич!
— Вольно, Юрий Ратьшич, не тянись! Пойдём, посмотрим твоё хозяйство.
— А к тебе, наместник, — взбираясь на коня, проговорил Владимир, — я пожалую ближе к вечеру, поэтому, готовь угощения на всех моих людей.
— Будет исполнено, государь! — боярин склонил голову.
Вечером, ещё засветло, государь вместе со своими ближниками и командирами Торопецкого полка собрались в хоромах у Михаила. Телохранители разбрелись по всему подворью, сидели в коридорах и светлицах, хватали руками принесённую им еду, жадно пережёвывали да кидали на пол обглоданные кости, при всём при этом скалили зубы и стреляли глазами в пробегающих мимо служанок. Всполошённая челядь боярина выкатывала из медуш бочонки, готовила на летних печах яства, и с пылу — жару слуги несли наполненные ендовы в гридницу, заставляя ими столы, где разместились многочисленные высокопоставленные гости наместника.
Для Михаила развернувшаяся за столом беседа была темнее леса, из всего услышанного только и понял он, что государь отчитывает Юрия за какие — то допущенные им в воинской подготовке упущения, да обсуждается скорая поставка в полк пушек вместе с обученными пушкарями. А в конце этого совещания, уже за полночь, долго говорили про зимнюю справу для пехотинцев, при этом долго и упорно подсчитывали сроки поставок тёплой одёжи и войлоковых палаток вместе с обозными лошадьми.
А на следующий день, рано поутру, Михаил Иванкович вместе с государём и всеми его людьми отбыл в город Жижец, входящий в состав Торопецкого уезда. В этом городе размещался ещё один уездный полк — 65–й Жижецкий.
На демографической базе Новгородской области, с активным привлечением прибалтов, сейчас вовсю шло развёртывание и подготовка целых шестнадцати полков. Ещё три полка готовились в бывшем Торопецком княжестве, ныне упразднённым и включённым в качестве уезда в состав Смоленской области. В юго — западном конце Смоленской Руси, на базе Припятьской и Волынской областей, уже были полностью сформированы и обучены ещё шестнадцать полков. В Припятьскую область и на Волынь из ГВУ была направлена комиссия во главе с советником кадрово — аттестационного отдела Страшко Фокичем. Сам же я, уже пол лета как, инспектировал развёртывание войск в Новгородской области и на севере Смоленской.
В Псковской области удалось посетить 60–й и 61–й Псковские полки, 62–й Изборский и 63–й Опочкенский. В Новгородской области лично проинспектировал три полка областного центра — 32–й, 33–й, 34–й Новгородские и два уездных полка — 51–й Великолужский и 52–й Холмский. В остальные уездные городские полки (53–й Руский, 54–й Ладожский, 55–й Олонецкий, 56–й Бежичский, 57–й Вологодский, 58–й Невградский, 59–й Торжский) были направлены мои доверенные ревизоры из числа ветеранов.
А по пути в Смоленск, миновав с проверками Холм и Великие Луки, заехал в расположение 64–й Торопецкого, 65–й Жижецкого и 66–й Жабачевского учебных полков.
Что я хочу сказать по итогам всей этой своей инспекционной поездки? В целом график подготовки и снабжения войск выдерживался, качество подготовки тоже в основном соответствовало установленным стандартам. Пришлось наказать пару малость заваривавшихся интендантов, разжаловать и повысить в должности нескольких командиров. Серьёзный скандал приключился лишь в самом конце поездки, в Смоленской области, в расположении 65–го Жижецкого полка.
Город Жижец входил в состав Торопецкого уезда, был расположен в богатом Озёрном крае, стоял на северном берегу огромного озера. Городище было устроено на полуострове, вдающемся в Жижецкое озеро и соединенном с материком узким перешейком. В середине полуострова на овальном холме безо всяких искусственных земляных укреплений был устроен детинец площадью около 3000 кв. м. Остальную часть полуострова занимал большой посад.
В сопровождении главы Торопецкого уезда — Михаила Иванковича, Жижецкого наместника — Макара Евстратича, а также приехавших со мной служащих центрального аппарата ГВУ и при непосредственном участии Радослава Петрилича — полковника инспектируемой части Жижецкого учебного полка, мы шумной и пёстрой толпой выехали к казармам. Они располагались на самом берегу Жижицкого озера, по — соседству с местной судостроительной верфью, принадлежащей некоему господину Сновиду Станимиричу.
Полк, к моменту нашего прибытия, был выстроен по — батальонно на истоптанном пустыре.
— Здравия желаю, товарищи бойцы! — громко проревел я.
— Здрав — желм — судр! — невнятно отрапортовала солдатская масса.
— Государь, — ко мне на уши снова присел Жижецкий полковник, — справа, что стоит батальон, номер сто девяносто третий, набран в городе Лучин, в центре — сто девяносто четвёртый батальон из города Клин, слева — из Жижеца, сто девяносто пятый батальон.
— Ну что же …, — я задумался, оглядывая коробки бойцов, — стоят хорошо, укомплектованы пока не полностью, доспехи должны до начала ледостава привезти, а боевое оружие уже через месяц доставят.
— Осьмуша, — я оглянулся, обратившись к взятому с собой из Смоленска сигнальщику. — Погоняй — ка ты их по своей науке.
— Слушаюсь, государь! — он вскинул руку к виску и поскакал к своим местным коллегам.
— Сигнальщики! Выйти из строя! — Осьмуша прокричал на замершие перед ним батальоны.
Из коробок каре стали выползать какие — то понурые фигуры барабанщиков, трубачей и сигнальщиков флажковой сигнализации. Собрав всех их в круг он, чтобы не расслышали стоящие чуть поодаль пехотинцы, прошептал им номер команды артикула и затем громко скомандовал:
— Играй!
В ответ трубач задул в трубу, причём просто так, на дурку, без всякого понимания звуковой сигнализации команд. Барабанщики, словно дети, впервые дорвавшиеся до барабанов застучали по ним чёрте — что!
— Звуковые команды ещё не разучали, государь! — повинился, раскрасневшийся как рак, жижецкий полковник.
— Да у тебя даже сигнальщики Устав не знают! — я схватился за голову. — Что уж про остальных пехотинцев говорить! А ну — ка, — я обратился к стоящему рядом Радославу, — собери — ка всех командиров, начиная от взводных и выше, да проверь в присутствии моего десятника знание хотя бы основ воинского Устава и выполнение основных команд.
Полковник, понурив плечи, сопровождаемый десятником, пошёл выдёргивать из общего построения командный состав. Тем временем, матерясь, привезённый мною сигнальщик вырвал у кого — то барабан, и самозабвенно барабаня по нему, одновременно объяснял значение каждой команды и номер артикла. Затем то же самое, комментируя свои действия, он проделал с трубой и флагштоком. Его жижецкие коллеги смотрели на все эти манипуляции — как бараны на новые ворота, словно видели всю эту эквилибристику впервые в жизни.
— Голосовые команды жижецкие командиры понимают, — через некоторое время подскочил ко мне десятник телохранителей Орлик, — звуковые команды ими вообще не отрабатывались!
— Иди, верни комсостав в строй и покомандуй голосом этими батальонами!
— Слушаюсь!
— Батальоны!!! В атаку!!! Шагом марш!!! — громко объявил Орлик и все три колонны нестройной толпой, сбиваясь с шага, тронулись вперёд!
— Стой!!! Раз — два!!! Нале — во!!! — при этой команде людской завал возник сразу во всех трёх колоннах, а я чуть не взорвался от возмущения. Так косячить могли только бойцы самых первых дней службы.
— Арестовать! — рукой я указал на жижецкого полковника, которого мои охранники тут же повалили с лошади. — И этих двоих под замок! — моя рука обозначила уездного главу и местного градоначальника.
Уездный глава что — то было залепетал, но быстро отхватил в ухо и замолк.
— Допросить и выявить всех ответственных за срыв военной подготовки полка!
Последние мои слова уже персонально адресовались присутствующим в свите служащим центрального Управления Внутренних Дел.
Через два часа, в опустевших апартаментах наместника Жижецкого района, полковник УВД Аксен Сбынович докладывал мне о первых результатах следствия.
— Государь, тут дело вот в чём! Бойцы вместо военной подготовки занимались сколачиванием судов на местной Жижецкой верфи! Ежедневно ходили из казарм на соседнюю верфь прям как на работу. Владелец верфи — Власий Сомич, являющийся к тому же племянником главы Жижецкого района, получил большой господряд на строительство дощаников, закупил в Смоленске лесозаготовительное оборудование — целую пилораму, договорился с полковником о привлечении ратников для судостроительных работ. В итоге все довольны: верфевладелец набивает свою машну, полковник тоже не в обиде, а Жижецкий наместник шлёт в Смоленск победные реляции о резко возросшим производстве судов. Да и бойцы многие довольны — получили вместо бердышей и луков плотницкие топоры и занимаются привычным делом — сколачивают и конопатят суда!
Я слушал Аксена и что — то мне такое частно — государственное партнёрство совсем не нравилось. А потому решения принял жёсткие — наместник Торопецкого уезда, бывший во всей этой афере не при делах, отделался строгим выговором, наместника Жижецкого района снял с должности, на предприимчивого владельца верфи наложил крупный штраф. А жижецкому горе — полковнику зачитали выдвинутые против него обвинения и созванная коллегия в тот же день и час вынесла ему свой приговор, который привели в исполнение прямо на плацу — в присутствии его бывших подчинённых — полковника просто и без лишних затей повесили! Все полковые комбаты и ротные, из — за того, что не доложили о творящихся в полку безобразиях, были понижены на одну ступень в своих званиях. Назначил на Жижецкий полк командиром нового полковника из числа свитских, заодно повысив его в звании с комбата до полковника.
В этот раз прибыл назад в Смоленск тихо и спокойно, строго настрого запретив устраивать в городе какое — либо гуляния по случаю моего возвращения в столицу. Знойное августовское солнце немилосердно палило и прожаривало всё вокруг. Ратьеры проезжали через ворота надвратной башни с установленными внутри чугунными пушками. В городе было немноголюдно. Редкие, разморенные солнцем прохожие, неприкаянно бродили по улицам в поисках спасительной тени. Параскева тоже «сбежала» из города в купленное специально для неё загородное имение, где над зелёными холмами дули прохладные ветры, наполненные душистыми запахами созревших трав. Рядом с домом находилось озеро и протекала речка. Вечерами, когда солнце пряталось за лесом и по зелёным лугам стлались длинные тени, Параскева вместе со своими дворовыми служанками на озёрном берегу устраивала ежевечерние посиделки, на которых девушки говорили о всяком разном, играли, пели песни и весело водили хороводы вокруг костров.
В столице же, за время моего отсутствия ничего экстраординарного не случилось. Воспользовавшись временным отсутствием Параскевы, я тоже не скучал в Ильинском детинце — днём был на заводах, а ночью пропадал в объятиях Анастасии. Через несколько дней, узнавшая о моём возвращении в Смоленск, в город приехала Параскева, и мне пришлось срочно перебираться в Свирский детинец.
Княжна Параскева ходила по светлицам с заметно округлившимся животом, а за годовалым Ростиславом присматривала тридцатилетняя «мамка» Феоктиста. Она поддерживала княжича за ручку, а тот, придерживаясь за её парчовую юбку, аккуратно делал свои первые шажки. Параскева, перехватывая управление у мамки, ласково и весело зацеловывала сына. Мир и благодать царили в тереме.
Но счастье длилось недолго, через три дня я срочно выехал из города. А началось всё с того, что ко мне заявились начальник службы Внешней разведки (СВР) Невзор Обарнич вместе с главою Управления Иностранных дел (УИД), боярином Якуном Домажиричем. Вот они и сообщили мне важную новость. В Можайск, под личиной булгарских купцов, прибыло монгольское посольство! И сейчас Якун Домажирич ждал от меня ответа — как поступить с этими послами?
— Возьмите послов под охрану и препроводите их со всем вежеством до Вязьмы. Там я с ними встречусь, незачем им в столице появляться!
Здесь стоит отметить, что СВР регулярно, чуть ли не в еженедельном формате, докладывало о событиях, происходящих на юго — восточных границах Руси. Новости эти были, ожидаемо, безрадостны и день ото дня становились всё горше. События в целом развивались, как и в известной только мне истории.
Осенью прошлого года ордынцы обрушились на Волжскую Булгарию, прорвав оборонительные линии булгар на границе леса и степи. Завоеватели один за другим, разрушали Булгарские города, укреплённые, подобно русским, земляными валами и мощными дубовыми стенами. Столица страны — город Булгар был взят штурмом, полностью сожжён, а все его жители перебиты.
К весне 1237–го года, вся Волжская Булгария была завоёвана и страшно опустошена. В дымящихся развалинах лежали города Булгар, Кернек, Сувар и многие другие. Сельская местность от нашествия пострадала не меньше городов. Запустели огромные районы страны, а некогда многолюдные сёла и деревни превращены в пепелища.
По весне этого года начался ордынский поход в половецкие степи (Дешт — и — Кипчак). С Нижней Волги монголо — татары двинулись на запад, используя против своих подвижных противников — половцев и алан — тактику «облавы». Эта тактика, обычно применявшаяся при охоте за степными зверями, заключалась в том, что значительная территория степей окружалась кольцом монгольских отрядов, которые затем, двигаясь широким фронтом к центру, уничтожали всё живое, попавшее в «облаву».
В этот раз «облава» имела грандиозный масштаб. Левый её фланг, который шёл вдоль берега Каспийского моря и далее, по степям Северного Кавказа, к устью Дона, составляли отряды Гуюк — хана и Монкэ — хана. Правый фланг «облавы», двигающийся севернее, по половецким степям, составляли войска Менгу — хана. Позднее из Булгарии на помощь ханам, занятым войной с аланами и половцами, был прислан полководец Субедей.
Монголо — татары прошли «строями» широким фронтом прикаспийские степи, нанося сокрушительные удары по половцам и аланам мечущихся в беспрестанно образующихся всё новых и новых котлах — окружениях, немногим из кипчаков удалось прорваться за Дон. Это резня в половецких степях продолжалась и по сей день и вряд ли она утихнет до глубокой осени, когда начнётся запланированное монголами вторжение в русские земли.
Но не половцами едиными! Летом этого года монголы открыли второй фронт, напав на земли буртасов, мокши и мордвы, которые занимали обширную территорию на правобережье Средней Волги. Против этих народов воевали тумены самого Батыя и нескольких других ханов — Орды, Берке, Бури и Кулькана. Этим поволжским народам не было оставлено ни одного шанса нанести хоть какие — то серьёзные потери навалившимся на них монголам, силы противостоящих сторон были просто не сопоставимы.
Через несколько дней я отплыл на гребном корабле в Вязьму, чтобы пообщаться с незваными степными гостями. Был у меня в запасе одни план, в процессе переговоров была надежда, что удастся его реализовать. Я догадывался, благодаря знаниям истории, об истинных целях приезда монголов. И как вскоре выяснилось, мои ожидания подтвердились в полной мере.
Ордынских послов глава Вяземского уезда разместил на территории хорошо укреплённого Гостинного подворья. Эта крепостица была целиком выстроена из кирпича местного производства. Внутри неё размещались таможенная служба, товарные склады и гостиница для купцов. Крепостные стены были оснащены зубцами конструкции типа «ласточкин хвост», по углам стояли четыре стрелковые башни. Стену с башнями покрывала кровельная черепица. Одна из сторон подворья выходила к набережной реки, где были выстроены причалы, сейчас забитые под завязку лодиями. Также вокруг подворья стояло множество груженых телег, ждущие «растаможки». По соседству с подворьем была устроена рыночная площадь с торговыми рядами и слоняющимися между ними толпами беспрестанно гомонящего народа. Прибыл я в Вязьму без всяких фанфар, поэтому причалившая к пристани боевая галера не вызвала среди горожан повышенного ажиотажа.
В посольстве действительно был булгарский купец, выступающий по совместительству в качестве проводника и переводчика. Остальные же, судя по внешности и специфической одежде — цветастым халатам китайского производства, вполне походили на монголов.
Главный посол, помимо вычурного шёлкового халата, носил традиционную войлочную шапку своего народа, с высоко выгнутыми вверх полями.
Они привезли мне целый караван подарков — от шёлковых тканей и небольшого табуна, в дюжину голов среднеазиатских скакунов, до каких — то восточных благовоний и пряностей. Я, выдавливая из себя радость и расточая улыбки, вежливо благодарил послов за такие щедрые подношения.
— Столь богатые дары шлёт тебе, великий князь, покоритель Булгарии, мордвы и буртасов, джихангир монгольского войска, великий Бату — хан.
В этом месте посол говорил правду. Осенью 1236 г. Шейбани — хан, командующий северным крылом монгольских войск, обрушился на Булгарию. Весну 1237 г. Булгария встретила разрушенной и покоренной монголами. Столица ханства Булгар и другие города — Сувар, Биляр, Жукотин, Кернек — превратились в пепелища. В общей сложности, под властью монголов оказалось около 60–ти булгарских городов. Кроме того, покорены народы, обитающие в междуречье Оки и Волги — мордва, мокша, буртасы. Монголы вот — вот должны были вплотную выйти к русским границам.
— Что хочет от меня великий Бату — хан? — с заинтересованным видом спросил я.
— Сущий пустяк, великий князь! — монгол расплылся в улыбки, от чего его глаза превратились в еле видимые щёлочки. — Он хочет от тебя всего лишь мира и доброго соседства. Только и всего! Бату — хану известно, что твои враги — суздальские и рязанские князья помогали эмиру Булгарии воевать против монголов. Так позволь Бату — хану примерно наказать твоих и его недругов! Чтобы у суздальских князей и их рязанских выкормышей, отныне, отпало желание совать нос в дела великих соседних государств — улуса Джучи и Смоленской Руси!
— Бату — хан хочет включить эти русские земли в свой улус? Они должны будут повторить судьбу Булгарии? — я придал своему лицу самый, что ни на есть, мрачный вид. Понимая, что нельзя так просто соглашаться на предложенную Батыем «дружбу». Иначе эта лёгкость может вызвать у послов обоснованные подозрения в моей неискренности.
— Нет! Что ты! Как такое подумал! — посол замахал руками. — Ни великому хану всех монголов Угэдэю, ни Бату — хану вовсе не нужны русские леса. Монголам довольно будет и кипчакских степей! Но суздальцев с рязанцами Бату — хан должен наказать за их неосмотрительную помощь врагам монголов, иначе джихангир потеряет уважение у своих сородичей и воинов!
Дальше мы перешли в обеденный зал, уставленный богатыми яствами. Я стал интересоваться какую именно помощь, и каким образом оказали русские князья булгарам. Посол нёс какую — то ахинею о якобы суздальско — рязанских отрядах, замеченных в булгарском войске. Я делал вид, что верю словам посла. Так мы общались пару часов к ряду. Напоследок я дал добро туменам Бату — хана «немножко» пощипать строптивых суздальцев и рязанцев. А также попросил посла передать Бату — хану, чтобы он не трогал моего союзника Черниговского князя. Посол этому известию обрадовался, так как разборка с южно — русскими княжествами пока не стояла на повестки дня.
Батыев посланник должен был вынести из беседы со мной, что я, якобы в тайне намереваюсь воспользоваться плодами монгольского разгрома суздальско — рязанских князей, чтобы присоединить к себе эти обессилившие княжества. Своими оговорками и недосказанностями у посла в голове должна была сложиться именно такая картина. Ведь подобная мысль была вполне обоснована, посол заверял, что монголы, потрепав суздальско — рязанские дружины и получив разумный выкуп с городов, уйдут назад в степи. Включать в свой улус русские земли они вовсе не намериваются, что просто не может не соблазнить Смоленского князя обвести вокруг пальца доверчивых степняков. Окольными средствами убедившись, что вложил в головы монголов нужные мне мысли я, чтобы усилить свой образ, с превеликой радостью, так как на душе было тошно, напился как свинья, отрубившись прямо за столом. Зато проснулся я не только с головной болью, но и с ехидными мыслями, что скорее всего удастся направить действия монголов в нужное мне русло.
Через пару дней монголы, одаренные подарками смоленского производства, поспешно отплыли на восток. Пришла пора объясниться с доверенными людьми, присутствующими на посольском пиру.
— Пускай монголы тешут себя мыслью, что они меня просчитали, а значит и думают, что сумеют в нужный момент обойти на повороте перехитрившего самого себя Смоленского князя. На самом деле всё с точностью до наоборот. Они считают, что добились главного, что совместного отпора русских князей не будет, и они смогут без опаски, громить русские княжества одно за другим.
— Владимир Изяславич, — не утерпел, глава СВР, в момент, когда я переводил дыхание. — Так ты не хочешь предупредить великого князя Юрия и совместно с Михаилом Черниговским напасть на монголов?
— Не получится! Князь Юрий страшится меня, наверное, ничуть не менее чем монголов. Толку от совместного командования не будет вовсе, а под моё командование он свои суздальские рати не отдаст. А, как известно, у семи нянек — дитя без глаза. Если не будет единокомандования — то повторится Калка, но с многократно более худшими последствиями. Монголы при помощи китайских метательных орудий способны обрушивать городские стены и поджигать города. И если мы не вмешаемся — они смогут взять все крупные города. Зачем далеко ходить — пример Булгарии показателен во всех смыслах. То же самое произойдёт и с русскими землями!
— И что тогда делать? — кто — то из присутствующих тихо спросил.
— Я добился, чего хотел! Монголы не будут пытаться из Северо — Восточной Руси делать своего союзника, а заручившись с нашей стороны невмешательством — обязательно нападут на Рязань, Муром и Владимиро — Суздальскую Русь. А мы дождёмся нужного момента, когда их тумены глубоко увязнут в русской земле, и ударим по ним с тыла, отрезая от спасительных степей. Если выдержим неизбежную отдачу — то монголы в суздальских лесах потеряют всё своё стотысячное войско! Вот мой план! Но никому об этом ни полслова! Все, даже ваши подчинённые ратные воеводы не должны знать об этом секретном плане. Когда мы, по установлению снежного покрова, начнём стягивать к Можайску, Волоколамску и Вологде корпуса — все в войсках должны быть уверены, что это всего лишь предохранительная мера, на случай если монголы не туда завернут. Внезапность и неожиданность — не менее острое оружие, чем меч! Вы услышали моё слово?
Корпусные воеводы согласно закивали головами.
— А теперь забудьте об этом разговоре минимум до ноября месяца, даже про меж себя его не обсуждайте! Всем всё ясно!? — при последних словах я грозно прорычал.
— Так точно, государь! — воеводы повскакивали со своих мест, вытянувшись во фрунт.
— Свободны!
Все ушли, а меня мучила совесть, из — за того, что придётся отдать врагу Рязань, Коломну и ряд других городов на закланье. Но другого, более менее толкового выхода, я просто не видел. Ломать весь начавший вырисовываться план — значит ещё сильнее рисковать и в без того смертельно рисковой игре. Чтобы хоть как — то унять разыгравшийся не на шутку нервный напряг отправился рубиться с телохранителями на учебных мечах, а потом до ночи отпаривался в бане. Не очень мне это помогло. Лишь когда остервенело взялся за привычную работу — немного отпустило. Но ещё долго я оставался зол сам на себя и, особенно на монголов, вынудивших меня предать и заочно отдать на растерзание целое Рязанское княжество! Посвящённые в планы воеводы особенно не переживали по этому поводу, так как не очень осознавали масштабы и последствия, да и мыслили они несколько другими категориями. Но мне от этого было не легче, половина полков состояла из необстрелянных новобранцев, выводить их для боя в рязанские лесостепи, прекрасно подходящие для конных манёвров — было бы крайне неосмотрительно и запредельно рискованно. Я попал в этакий шахматный «цунг цванг» — нельзя делать ни одного хода, всерьёз ломающего игру, иначе будет только хуже. Подобными размышлениями в правильности выбранной стратегии я сам себя и пытался убедить, поскрипывая при этом зубами.
Чтобы дополнительно залегендировать свой союз с монголами сел писать письмо Михаилу Всеволодовичу. Ещё раньше Черниговский князь неоднократно слал мне послания, предупреждающие о монголах и нависшей над Русью опасностью. На что я лишь отмахивался, отписываясь тем, что как мантру повторял всякий раз одни и те же слова, дескать, монголов интересуют лишь степи, которые вовсе безинтересны мне. Во — вторых, я писал о том, что мои воины не обучены ведению степной войны. Ну, и в — третьих, мне безразлично кто хозяйничает в Диком Поле половцы ли, монголы ли, или ещё кто другой. Михаил Всеволодович после таких моих посланий и вовсе махнул на меня рукой, отчаявшись хоть в чём — то меня переубедить.
А в этом новом послании, составленном сразу после встречи с монголами, я ещё и закрепил ранее достигнутый «успех». «Обрадовал» южно — русского князя известиями о том, что подружился с монголами. А также о том, что не забыл и замолвил словечко о южно — русском князе, на что монголы клятвенно пообещали не трогать моего союзника. Вдобавок ещё и приписал, дескать, не стоит благодарностей за мою о нём заботу. В конце послания прозрачно намекнул, что с недружественными нам владимиро — суздальскими князьями можно будет расправиться силами степняков, прибрав потом к своим рукам результаты их ратного труда. В общем, постарался правдоподобно изобразить из себя неопытного юношу, которому его победы вскружили голову и застлали глаза.
Это «ложь во спасении» тоже была вынужденной мерой. К глубокому моему сожалению, для меня и Михаил Всеволодович, как потенциальный союзник, не представлял из себя серьёзного интереса. Его многотысячные городские полки были эффективны только в обороне, спрятавшись за линией городских укреплений. В полевом сражении против монголов они могли выступать только в роли пушечного мяса и ни более того. А слаженные, боевитые южно — русские конные дружины мне Михаил и сам не отдаст, ни за какие коврижки. Испугается потери своего авторитета, как суверенного правителя, и всё такое прочее…
Встречать же ещё неистощённые боями и зимнем холодом монгольские полчища в лесостепной Рязани, пусть даже в довесок с Михаилом в качестве союзника, себе дороже выйдет! Ситуация могла бы измениться, если бы в дело включились суздальские князья, но те хранили странное молчание. Да и доверия между нами не было, ни на грош. К тому же, в случае совместно организованного русскими князьями отпора у стен Рязани, монголы могут легко все свои планы переиграть, развернуться и навалиться всеми своими силами совсем в другую, неизвестную мне сторону, например, на те же, оставшиеся беззащитными Чернигов или Киев. Нет, чем больше я думал, тем больше убеждался, что иного выхода, кроме как подальше заманить степняков в Залесские леса, и уже там навязать им решительный бой, не было!