Красная Подать

Глава II

Стояла ночь перед жатвой. Время отчаянного томления, от которого перехватывало дыхание. Время подготовки и предвкушения. Время, которым Принц Терний научился наслаждаться.

Амон Кулл смотрел наружу через главный наблюдательный портал «Последнего вздоха». Оттуда на него глядел Принц Терний — обнаженный, с лежащими на плечах прямыми волосами цвета черного гагата. Его мертвенно-бледное тело было испещрено нейропортами и шрамами от ритуальных подсчетов убийств. Кулл поднял руку, наблюдая, как принц в кристалфлексе повторил движение, ни на миг не нарушив контакта взглядов. Уголок его рта дернулся в намеке на улыбку, обнажив острия стальных зубов. Оживший мертвец в пустоте улыбнулся в ответ.

Он уронил руку и поглядел мимо кошмарной фигуры, переведя свои черные глаза на темную сферу, которая обрамляла его отражение. Зартак. Зрелище не впечатляло: небольшой планетоид, зеленый шар из грубого камня на окраине звездной системы на окраине Галактики. Место, о котором легко забыть. Место, хорошо подходившее для нужд Амона Кулла.

Жатва запаздывала. Они задержались: сперва на Немизаре, а затем в системе Талифа. Это можно было понять, учитывая, как группировка изголодалась по свежим жертвам. Кулл вспомнил вопли, и по его позвоночнику прошла легкая дрожь. Он сам тогда тянул, равно как и его братья затягивали то, что планировалось как обычный рейд за припасами, обильно одаривая пленников всей болью, какую те только могли помыслить. Они выбились из графика на неделю, да и то лишь потому, что потом авгуры засекли, как в систему входит мощная эскадра Флота, тщетно пытающаяся перехватить их.

Немизар и Талиф были приятным развлечением, но тем не менее — лишь развлечением. Им нужно было быть на Зартаке. Обитель заблудших и заточенных душ, плотно сосредоточенных в дюжине рудничных сооружений, пробуренных среди недружелюбных джунглей, которыми была покрыта влажная сфера. За исключением арбитраторов и тюремных надзирателей, все люди внизу являлись заключенными рабочими. Все они созрели для жатвы.

У Кулла зудела кожа на загривке. Он побаловал себя этим ощущением, представляя, как зазубренное лезвие боевого ножа вонзается в цель. Ему в спину глядела по меньшей мере дюжина глаз, желавших заколоть его здесь и сейчас, и это считая только генетически улучшенные. Знание об этом доставляло Куллу удовольствие. Удовольствие от того, что их сдерживал страх перед его мастерством владения клинком.

Жутковатую тишину на мостике ”Последнего вздоха» нарушил звук: скрежет изношенных временем тревожных ревунов. Сгорбленные слуги заторопились отключить их. Куллу не требовалось спрашивать, что они знаменовали. Авгуры корабля засекли «Имперскую истину», входящую в систему после прыжка в варпе. Еще через восемь часов тюремный корабль окажется на верхней стоянке над Зартаком, присоединившись к замаскированному флоту Кулла на орбите обреченной шахтерской колонии. И тогда ожидание, наконец, завершится.

— Броню, — произнес Принц Терний. Его голос звучал молодо, он был холодным, чистым и резал, словно только что выправленная бритва. Облаченные в черное слуги из его личной свиты поспешили исполнить его приказание. Каждый из них тяжело двигался, борясь с весом своего элемента боевого доспеха. Тот был старинной конструкции, Mk IV, окрашенный в полуночно-синий цвет и отделанный бронзовыми полосами. Иззубренное сочетание фигурной пластали, адамантия и керамита переносило тяготы Долгой Войны тысячи лет, когда Кулла еще и в проекте не было. Несмотря на почтенный возраст доспеха, принц распорядился внести в него изменения, когда забрал у прежнего повелителя группировки. Теперь наплечники, поножи и нагрудник щетинились зубчатыми остриями, а знак VIII Легиона в виде скалящегося крылатого черепа дополняла его личная геральдика, герб дома Куллов — черная ядовитая роза с ее страшными отравленными шипами.

Слой за слоем, слуги облачали Кулла для убийства. Первыми были каналы авточувств, которые с привычными слабыми уколами боли входили в нейропорты и гнезда в плоти, пронизывавшие черный панцирь. За ними последовали пластины сервоприводов и волоконные пучки: машинные мускулы, которым предстояло увеличить и без того трансчеловеческую силу принца. Затем сама броня — темная, словно кошмар, и древняя, словно грехи убитого генетического отца, которого Куллу уже не суждено было узнать. Слуги пристегивали все элементы к полосам электроидного герметизатора, не произнося ни слова. За исключением пощелкивания и скрежета холодного металла, на мостике царила тишина.

Последними были наплечники. Чтобы поднять и закрепить каждый из них на месте, потребовалось двое слуг, мозолистые руки которых были окровавлены из-за шипов, торчавших из темной стали. Сервоприводы силового доспеха застрекотали и загудели, включаясь полностью. Кулл снова улыбнулся.

Вперед выступил Сентаф — его старший раб и единственный из человеческих отбросов, к которому он удосуживался обращаться по имени. Его дряхлые руки сжимали огромный боевой шлем. Визор был выполнен в форме вопящего черепа, и его костяная белизна резко выделялась на темном фоне доспеха Кулла. По бокам возвышались откинутые назад красные крылья, изготовленные в подражание изодранным крыльям летучей мыши. Это было само воплощение геральдики VIII Легиона. Верхушку черепа покрывал гребень костеподобных роговых выростов, которые копировали шипы, торчащие из остальной брони Кулла. Отключенные красные линзы, встроенные в глазницы черепа, поблескивали темным, мертвенным оттенком рубинового.

Кулл одной рукой забрал шлем у едва удерживавшего его слуги и без церемоний надел его на голову. Шейный замок зашипел, смыкаясь с воротом, а решетка вокса издала дребезжание и хрип, словно умирающий человек.

Какую-то секунду он пребывал во мраке. Какую-то секунду вновь прятался в тенях дворца, который когда-то называл своим домом, и хныкал, крепко зажмурив глаза, пока по залам шагали облаченные в молнии убийцы. Затем включилось охотничье зрение, и вернулся мостик, теперь окрашенный в кровавый багрянец. Поверх зрения один за другим накладывались белые значки, которые вспыхивали по мере того, как запускались его авточувства — сетки целеуказателя, жизненные показатели, метки отделения, счетчики боезапаса, планы местности. Он последовательно отключал их все, моргая. В них не было нужды, пока что. Его взгляд вновь вернулся к собственному отражению в кристалфлексе — к Принцу Терний, Юному Убийце, Чемпиону Страха. К Повелителю Ночи, ныне облаченному в полночь и готовому убивать. Будь прокляты так называемые «ветераны Долгой Войны», утверждавшие, будто их молодой принц не готов.

— Шензар, — произнес он. Его голос преобразился в низкий мертвенный шепот, хрипло исходящий из решетки вокса на маске смерти. — Когти готовы?

— Да, мой принц, — отозвался чемпион терминаторов.

Усилием мысли Кулл активировал силовые катушки древнего доспеха. Вспыхнули дуговые молнии, которые искрили и трещали среди страшных шипов и жадно бросались на его кошмарное отражение. Удовлетворившись, Кулл кивнул.

— Тогда начнем.

Клинок Шадрайта рассекал мясо. Он молча наблюдал за этим, восхищаясь тем, как лоскуты плоти с мягкой неохотностью расходятся под легким нажимом скальпеля. А еще восхищаясь криками человека — чем-то напоминавшими звуки, которые издает искалеченная самка грокса: усталое мычание изнурения от боли, накопившейся за время ее бессмысленного существования. Порой Шадрайт задавался вопросом, не был ли он в прошлой жизни мясником или работником скотобойни.

Или же просто психопатом. Их на Нострамо было в избытке.

Шадрайт вынул клинок и выпрямился, на миг удовлетворившись. По итогу, последние двести одиннадцать жертв в какой-то мере облегчили ему связь с Бар`Гулом. Последнее время древний демон игнорировал Шадрайта, и его послания становились все более далекими и оторванными от реальности. Однако теперь колдун вновь ощущал на себе внимание порождения варпа, привлеченное сквозь имматериум той болью, которую Шадрайт изливал в бездны варпа.

— Еще одного, — приказал он. Мертвенное шипение его голоса с дребезжанием исходило из вокса рогатого шлема. Две сутулых твари-прислужницы стащили со стола кричащего человека, который корчился и сопротивлялся. Еще двое взгромоздили на стойку очередного пленника. Тот был практически без сознания, все еще находясь под действием газа «фобос», которым Шадрайт заполнил корабль перед абордажем. На нем была белая форма оператора вокса мостика. Шадрайт срезал ее короткими и аккуратными движениями хирургических ножниц. Чтобы было проще работать, он снял перчатки, и его длинные когтистые пальцы приобрели ярко-красный цвет.

Повелитель Ночи реквизировал для своего жуткого труда медицинский блок «Имперской истины». Естественный выбор — там уже были все необходимые ему инструменты: от резаков и пил по кости до секционных столов и сдерживающих захватов. Он развесил на трубах охладителя и вентиляционных каналах над головой содранную кожу двух дюжин членов экипажа мостика корабля, задрапировав весь отсек обнаженным окровавленным мясом. А также заставил прислужников заткнуть стоки в полу, так что теперь, после нескольких дней трудов, вокруг подошв его сапог плескалась кровь. Кафельные стены, когда-то обладавшие нетронутой хирургической белизной, раскрасили багряным.

Все это было для Шадрайта как хобби, так и способом связаться со своим демоническим союзником. Тот говорил с ним о доме, о далеком, давно сгинувшем Нострамо, и о славных днях в обществе боевых братьев, которые понимали, в чем истинные таланты Повелителей Ночи. Когда-то нести боль и страх было целью само по себе. Теперь же стало всего лишь чем-то второстепенным для Кулла и группы неопытных воинов, с которыми Шадрайт был вынужден объединиться. Практически никого из них еще не было на свете в великие и славные дни освобождения VIII Легиона, когда они сорвались с привязи Ложного Императора и расписали звезды красным. Выскочки позорили собой Долгую Войну и демонстрировали, сколь низко пали идеалы Ночного Призрака.

Они — средство достичь цели, напомнил себе колдун Хаоса, извлекая глазное яблоко. Вскоре, с благословения Бар`Гула, он найдет то, что искал. Тогда капризы самозваного Принца Терний ему более не понадобятся.

Он почувствовал, что в отсеке появился Ворфекс. Присутствие того ощущалось холодом, словно от давно мертвого покойника. Шадрайт не поднял глаз от работы.

— Мы вышли из пояса астероидов, — произнес вожак Когтя рапторов. Его голос прорезался среди воплей последнего из пленников колдуна.

— Щиты? — поинтересовался Шадрайт, подавшись чуть ближе к бьющемуся и задыхающемуся человеку.

— Повреждены, но еще работают. Их хватит.

— А вокс-система?

— Цела. У нас полная и бесперебойная связь с Зартаком. Никаких вестей от принца и остального флота. Они до сих пор скрыты на темной стороне планеты.

— Превосходно, — сказал Шадрайт, наконец подняв взгляд на другого Повелителя Ночи. Ворфекс был одним из немногих членов группировки, кого он считал обладающим хотя бы чем-то близким к опыту. Если уж на то пошло, Шадрайт поспособствовал бы, чтобы Ворфекс стал лидером вместо Кулла, если бы был уверен, что сможет манипулировать старшим Повелителем Ночи так, как уже манипулировал так называемым Принцом Терний.

— Продолжай передавать все, что поймали вокс-перехваты, — велел Шадрайт. — И готовь свой Коготь к прибытию новых гостей.

— Как пожелаете, Бескожий Отец.

Жатве вот-вот предстояло начаться.

Ранник поспешно облачалась в броню. Штурмовые отделения Макран являлись лучшими среди арбитраторов Зартака, и у них был личный арсенал в сердце самой высокой из зенитных башен Окружной Крепости. Сам округ представлял собой широкий массив закрытых рокритовых бастионов, валов и пласталевых экранов, опасно сооруженный на скалистом краю так называемой Норы, Скважины №1, самой большой из тюремных шахт Зартака. Участки, которые надзирали за менее крупными выработками, уходившими в богатую адамантием кору планетоида, впечатляли куда меньше — обычно это была просто стена с куртинами и приземистая рокритовая башня. Один только арсенал штурмового отделения уже демонстрировал разницу между главной крепостью и участком под юрисдикцией Ранник.

Панцирная броня, которую она достала из запасного шкафа, была гораздо прочнее ее собственной и представляла собой набор матово-черных противоосколочных пластин, расчерченных желтыми полосами предупреждающих шевронов и крепившихся поверх полипластекового фиброволокна. Каждый элемент прочно фиксировался и плотно прилегал поверх черного комбинезона Ранник. Она надела каску, поправила на горле гарнитуру вокса и опустила поляризующие очки визора. В последнюю очередь она натянула бронированные перчатки с зажимами.

Развешанного по стенам вооружения было так же много, как и брони. Лазеры и пулевое оружие конкурировали с рядами различных гранатометов и полудюжиной разновидностей усмирительных дубинок. Ранник подавила желание взять с одной из верхних стоек большой, потрепанный заградительный щит модели «Синфорд». Она пристегнула к магнитным полосам пояса брони собственный автопистолет и шокерную дубинку, а на блок на спине панциря повесила тяжелый боевой дробовик модели «Вокс Леги» и перевязь с патронами.

Она дала себе пять секунд, чтобы перевести дух и посмотреть на собственное отражение в зеркале раздевалки. В ответ глянули орехово-карие глаза на узком юном лице, обрамленном коротко подстриженными черными волосами.

Ты этого хотела, — сказала она себе. Хватит колебаться.

Ранник села в гравилифт до ангара башни, подтягивая и поправляя застежки в ожидании. С мимолетным раздражением она осознала, что у нее уже колотится сердце. Годами она тренировалась и училась именно ради этого момента. Теперь все сбылось, и предполагалось, что это будет так же просто, как всякое упражнение на симуляторе.

Однако вдруг оказалось, что это вовсе не просто.

Сетчатые двери лифта толчком раскрылись, и она вышла в четырнадцатый ангар. На нее обрушился вой ускорителей и выхлоп работающих вхолостую двигателей. Пригнув голову, Ранник заставила себя пройти внутрь. Перед ней облаченные в броню фигуры грузились в открытую корму лихтера Mk IX «Трехкрылый», на фоне посадочных огней и звездного ночного неба, которое разверзалось по ту сторону открытых противовзрывных дверей ангара.

— Подождите! — закричала она, но шум двигателя унес ее слова прочь. Кривясь, Ранник с трудом побежала трусцой. Она не собиралась позволить им ее оставить.

Последняя фигура на рампе «Трехкрылого» остановилась у люка и бросила взгляд назад. Огни кабины осветили покрытое шрамами лицо. Жен Макран. Увидев Ранник, она нахмурилась.

— Ладно, давай, варп тебя побери, — бросила она, жестом указывая проходить в люк. Ранник нырнула внутрь.

Последняя из трех групп Макран уже заполнила трюм челнока и пристегнулась к металлическим складным лавкам. Когда Ранник вошла, они подняли на нее взгляды. Подбородки мрачно выдавались из-под шлемов, выражение глаз было невозможно прочесть за черными визорами фоточувствительных очков. Макран пихнула Ранник в последнюю обвязку возле люка и ударила по запирающей руне. Тональность двигателей челнока поднялась до болезненного визга. Макран постучала по своей вокс-гарнитуре.

— Что? — завопила Ранник, силясь перекричать нарастающий шум, а затем поняла, что ей велят сделать, и поспешно активировала устройство связи.

Макран села на противоположную скамью и защелкнула ограничитель на плечах. В ухе затрещал ее голос:

— Ты знаешь, что Кленн поддержал твою просьбу оказаться здесь только потому, что молится, чтобы какой-нибудь савларец на этом проклятом тюремном корабле раскроил тебе голову ржавой монтировкой?

— Я так понимаю, вы согласились меня взять по этой же причине?

— Если из-за тебя кого-то из моих людей убьют, то обещаю, что желание Кленна сбудется. Я лично сломаю твою проклятую шею и выброшу труп через шлюз. Тебе ясно?

— Абсолютно, старшина, — отозвалась Ранник и заставила себя улыбнуться.

Челнок затрясло взлетной турбуленцией, и она осознала, что за всю жизнь ей еще никогда не было так страшно.

Мальчик сжимается за статуей своего предполагаемого прадеда и крепко зажмуривает глаза, пока его родители умирают.

Это не его настоящие родители. Его настоящие родители — либо воры, либо вымогатели, либо сидящие на обскуре наркоманы, либо богохульники, либо убийцы. Кто угодно из злобных савларцев подулья. Он их не знает. Никогда их не встречал.

Его приемные родители были хозяевами улья Апраксис, лордом и леди Шипов Ядовитой Розы, древнего дома Куллов, Перворожденными из рода Святого Ярвейна. Теперь они уже ничем не владеют. Новые правители Апраксиса свежуют его родителей заживо.

— Где ты, мальчик?

Визг из вокса их предводителя разносится по залу. Он настолько резкий, что как будто режет ребенку уши. Мальчик жалобно всхлипывает. Агония его ложных родителей уже давно свелась к стонам и рыданиям, отголоски которых расходятся по холодному и голому, вымазанному кровью мрамору их дворца, превратившегося в бойню. Они уже сорвали себе глотки от криков.

— Ты это сделал, — шепчет другой голос, тише раздающийся в голове у мальчика. Он зажимает уши ручонками, отчаянно силясь заглушить его. Отчаянно пытаясь не дать убийцам в молниях его услышать. Однако слова продолжают звучать, достигая его изнутри черепа.

— Ты их убил, Амон. Ты убил всех. Разве ты не…

Помнишь. Принц Терний вздрогнул и очнулся. Он осознал, что отстегнул свой рунный меч. Кривая сталь с нострамскими метками блестела в мерцающем освещении телепортационного зала. Он моргнул и оскалил стальные клыки.

Он вспоминал. Последнее время такое происходило все чаще. Демон, Бар`Гул, помогал ему вернуться во время до гипноиндукций и внушения тяги к убийствам. До того, как он открыл свое предназначение и принял принадлежавшую ему по праву мантию правителя. До вознесения в VIII Легион. Создание пыталось отвлечь его. Он сердито выбросил эти мысли из своего разума.

Он обнаружил, что этот зал часто обострял подобные воспоминания. Склеп в подбрюшье «Последнего вздоха», где обитал демон, имел свойство передавать самые мрачные и самые счастливые моменты человеческой жизни. По неглубокому резкому дыханию и напряженным позам Первой Смерти ему было видно, что у тех схожие видения-воспоминания. Кулл выяснил, что перед атакой от такого нервы его свиты буквально балансируют на лезвии. И именно это лезвие ему и было нужно. Твердое, отточенное и режущее.

Распевы аколитов, выстроившихся вокруг семерых космодесантников восьмиконечной звездой, приблизились к крещендо. У всех сутулых изуродованных рабов текла кровь изо ртов, носов и ушей. Несколько из них рухнуло, непроизвольно подергиваясь и пуская пену на расчерченной гексаграммами палубе. При обычных обстоятельствах ритуал бы проводил Шадрайт, Бескожий Отец, однако он до сих пор находился на борту захваченного тюремного корабля и забавлялся с остатками экипажа, ожидая, когда же идиоты-имперцы явятся на разведку.

Кулл сосредоточился, ощутив, как спертый воздух зала завибрировал, создавая контрапункт тихой пульсации замаскированных двигателей «Последнего вздоха». Тени, скопившиеся по углам склепа, начали вытягиваться и удлиняться. Старинные, затянутые паутиной осветительные сферы, подвешенные к потолку, одна за другой замерцали и отключились. Когда каждая из них гасла, мрак устремлялся вперед, забирая все больше насыщенного страхом пространства. Выгравированные надписи на полу начали испускать слабое тошнотворное свечение.

Упал еще один из аколитов, а за ним и еще один. Их мутировавшие тела непроизвольно бились в конвульсиях, а сдавленные вопли смешивались с пением. Слова тех, кто еще оставался на ногах, перешли в жуткий шум. Слуги бормотали и выплевывали созвучия с поспешностью, в которой физически чувствовался ужас. Кулл крепче сжал рукоять своего рунического меча, обтянутую содранной кожей, и ощутил, как заработало его вторичное сердце. Тело захлестывали адреналин и возбуждение. Тени — скользящие по дрожащему полу когти, шипы и щелкающие пасти — разом прыгнули вперед, и последние из ламп умерли. Какую-то секунду единственным источником освещения были светящаяся телепортационная гексаграмма и немигающее красное свечение семи пар линз боевых шлемов.

А затем, под звуки бесплотного рычания, рвущейся плоти и криков последних аколитов, исчезли и они.

Из камеры снизу кричал Недзи, сидящий на своей койке и вцепившийся скованными руками в проволочную сетку, которая их разделяла.

— Что происходит, колдун?

— Мне откуда знать? — заорал в ответ Скелл, перекрикивая гул сирен. Его уши начинали болеть так же сильно, как и лоб.

— Да ты всегда знаешь, урод ты мелкий! Говори!

— Иди обскуры дунь, Недзи!

— Они уже должны были прекратить, — простонал Долар с верхней койки, зажимая уши руками.

Скелл открыл было рот, чтобы прокричать ответ, и замер. Слова застыли за зубами от внезапного и неопределенного чувства страха. Он приподнялся на койке, насколько позволяли магнитные наручники. С такой высоты он мог заглянуть в прорезь на двери камеры.

Крошечное помещение, которое он делил с Доларом, располагалось на сорок третьем уровне из пятидесяти. Когда имперские колонисты только закладывали главный рудник, Скважину №1, то бурили себе жилье по бокам ямы. Колоссальный вертикальный туннель, уходивший в недра Зартака, уже давно истощился, но теперь служил проходом снаружи в Нору: сеть из сотен малых рудников, которая расходилась от старой шахты, будто подземная паутина. Жилые соты самой шахты переоборудовали в главную тюрьму Зартака. Ее грубые круглые стены были испещрены десятками тысяч маленьких камер и выступающих над бездной клеток вроде той, что была у Долара со Скеллом. С той толикой обзора, которую позволял люк, Скеллу была видна внешняя сторона камер, расположенных прямо перед ним на противоположном изгибе шахты, на расстоянии более сотни ярдов.

Все еще было темно, а до рассвета оставалось еще много времени. Какое-то время Скелл видел исключительно мерцание багровых аварийных ламп. А затем уловил намек на движение. Он прищурился, силясь сфокусировать зрение.

По дальней стороне шахты порхали тени. Аварийное освещение выхватывало надетую на них металлическую броню, придавая полуночно-темной поверхности оттенок свежей крови. Они не столько лезли, сколько бросались вверх. К их спинам были пристегнуты старинные ранцы странного вида, которые позволяли им толчками двигаться вдоль грубых стен тюремной ямы. Скелл насчитал семерых — тени в тени. Помимо тусклого блеска их брони, на свету мерцала и вспыхивала голая сталь.

За свою короткую жизнь Скелл повидал множество убийц. Он знал, что прямо сейчас видит, как семеро из них, словно земляные тени сливного зумпфа из самых мрачных легенд Феллорейна, поднимаются будто из черного сердца самого Зартака к звездному небу за краем ямы. К основанию генератора пустотного щита, установленного на противоположной стороне скважины.

Одна из теней остановилась, зацепившись за выступающий фронтон, торчащий между двух тюремных камер. Какую-то секунду казалось, что она покачивается там, словно летучая мышь, хищно и не по-человечески. Скелла пробил озноб, когда он понял, что тварь смотрит на него.

— Что там? — перекричал сирены Долар. Он пытался свеситься с койки, чтобы оказаться на том же уровне, что и Скелл, но у него не получалось опуститься под таким углом до того, как магнитные наручники с жужжанием затягивались и фиксировались. Он зарычал от напряжения.

Скелл не обратил на него внимания. Его трясло. Все его инстинкты вопили, приказывая ему отвести взгляд от висящей фигуры, убраться от двери, лечь в койку, закрыть глаза и молиться Богу-Императору, в которого он до сих пор не верил. Но он не мог. Почему-то не мог отвести глаз. Его подташнивало. Голова пульсировала.

Мерцающие аварийные огни зацепили тень, впервые высветив ее лицо. Голова существа представляла собой крылатую маску смерти, со дна белых, словно кость, глазниц яростно смотрели глаза, взгляд которых встретился с его собственным и сжал его холодными железными тисками. Это было то самое кошмарное видение, которое снилось ему почти каждую ночь с момента прибытия на Зартак.

Они пришли за тобой.

Сирены замолкли так же резко, как и заработали. Их отголоски отразились от круглых скальных стен тюрьмы-скважины, гуляя в гудящих головах заключенных. Вместе с сиренами отключилось и аварийное освещение.

За пределами камеры внезапно не осталось ничего, кроме тьмы.

Первая Смерть застыла неподвижно. Тьма обнимала их, словно старый друг. Кулл отвел взгляд от камеры на противоположной стороне шахты, сжав когти на пласталевом фронтоне. Внезапная тишина после грохота сирен будоражила. Он моргнул, вызывая вокс-канал Третьего Когтя.

— Фексрат, — прошипел он. — Мы на позиции. Начинай атаку.

Они перехватили «Имперскую истину» на финальном отрезке пути к высокой орбите Зартака. Шольц передал хорошие вести о том, что экипаж корабля до сих пор контролирует системы вооружений. Это означало, что «Божественное возмездие», скоростной катер Имперского флота, на постоянной основе закрепленный за гарнизоном Адептус Арбитес Зартака, может подойти вплотную перед тем, как запускать абордажные торпеды.

— Ликвидировать с предельной жесткостью, — произнесла Макран по воксу. Ранник подвинула плечевую пластину, чтобы было поудобнее, проклиная пот, который заливал глаза под очками шлема. Это она, по крайней мере, могла списать на адское пекло пехотного отсека торпеды. Вокруг набились остальные члены штурмового отделения: четверо сзади, остальные спереди. Двое ведущих арбитраторов уже подняли свои тяжелые керамитовые заградительные щиты. Металлический цилиндр тесного нутра торпеды купался в неприятном красном свете. Задребезжал щербатый предупреждающий звонок.

— Приготовиться, — скомандовала Макран. Ранник только-только успела схватиться за поручень, тянувшийся вдоль потолка отсека, когда удар вбил ее спиной в броню находившегося позади арбитратора. Она услышала, как тот зарычал и выругался.

На какую-то секунду она решила, что они успешно встретились с наружным корпусом «Имперской истины». А затем поняла, что рывок назад был запуском тормозных двигателей торпеды. Настоящее столкновение произошло мгновением позже.

На сей раз ей удалось устоять, когда ложная гравитация абордажного транспорта попыталась толкнуть ее вперед. Металл вокруг содрогался и стонал, пока торпеда погружалась, как молилась Ранник, в мачту мостика.

Тревожный звонок отключился, и одну секунду Ранник слышала лишь собственное хриплое дыхание.

— Тридцать секунд, — протрещал голос Макран. Ранник мысленно увидела, как полыхают тяжелые мелты, установленные вокруг тупого носа торпеды, а звуки испарения адамантия теряются в вакууме пустоты. Как пласталево-керамитовый кожух выравнивателя толчком выдвигается вперед на автоматически фиксирующихся подвесах, накрывая оплавленную дыру, оставленную мелтами. Она услышала глухой удар сжатого воздуха и ощутила, как по корпусу абордажного транспорта расходится дрожь от магнитной герметизации. Ранник вдруг остро почувствовала, как чешется правое бедро. Пот жег глаза. Дробовик «Вокс Леги», который она держала за приклад свободной рукой, казался невыносимо тяжелым.

— Десять секунд, — сказала Макран. — Арбитраторы, готовность.

В замкнутом нагретом пространстве раздалось громкое щелканье взводимого оружия. Ранник отпустила верхний поручень, чтобы передернуть цевье собственного дробовика. От этого движения тело пронзило новым выплеском адреналина.

Снова прозвучал предупреждающий звонок, всего один. Заливавший десантный отсек красный свет вспыхнул янтарем, а затем зеленью. Захрустели дверные замки, ударил пар, с шипением вырвался сбрасываемый воздух.

Штурмовое отделение кричало. Они двигались вперед. Ранник находилась посередине и наполовину шла сама, наполовину ее увлекала инерция бойцов в черной броне. Штурмуя «Имперскую истину», арбитраторы сознательно усиливали громкость выкрикиваемых обетов из «Статутес Империалис» на внешних бусинках вокса, однако кличи-законы обрушились только на пустой коридор. Ранник присела за оплавленной горячей кромкой бреши и оказалась в центре группы арбитраторов. Первый ряд держал наготове щиты, задние подняли дробовики.

Согласно краткому инструктажу, проведенному Макран на борту «Божественного возмездия», им предстояло войти по одному из многочисленных служебных коридоров, опоясывающих кормовую мачту мостика «Имперской истины». Будучи часть внешнего корпуса тюремного корабля, узкие проходы выступали в качестве сети, по которой ремонтные бригады и обслуживающие сервиторы могли быстро добраться до наиболее важных секций. Это были тесные и сырые места, где редко кто-то бывал. Как и внешние каналы большинства звездолетов, они считались совершенно не имеющими жизненной важности и лишь в малой степени тускло освещались, обогревались и обслуживались.

Именно в таком сумрачном тесном мире ржавеющих труб и заплесневелой сетчатой обшивки оказалось штурмовое отделение. Признаков жизни не было.

— Тихо, — скомандовала Макран. — Перегруппироваться. Через пятьдесят ярдов направо должен быть гравилифт во внутреннюю шахту мачты. Фельчет, ты впереди.

Штурмовое отделение выстроилось плотным строем, продолжая держать оружие наготове. Ранник сохраняла свою позицию, напоминая себе не держать палец на спусковом крючке «Вокс Леги». Она может это сделать. Может показать им, что она такая же умелая и способная, как любой арбитратор Зартака.

Туннель постоянно загибался влево, повторяя кривизну круглой мачты мостика. В нем отдавался лязг подбитых сталью ботинок штурмовиков, а также грохот и скрежет их панцирной брони. Ранник старалась не расслабляться, на ходу осматривая покрытые трубами стены и прощупывая дробовиком тени между мигающими осветительными сферами. Макран говорила им, чтобы они не ждали большого количества контактов во внешнем корпусе. Судя по описаниям капитана ван Хойта, сбежавшие заключенные на корабле до сих пор оставались не организованы. Они осаждали мостик и инженариум, однако не смогли воспользоваться своим численным преимуществом, заняв большую часть корабля.

Штурмовые отделения не собирались позволить им исправить эту ошибку. Они производили абордаж с пяти отдельных точек входа, имея целями батареи орудий правого борта, инженариум, мачту мостика, башню навигатора и главный арсенал. Жизненно важные элементы корабля будут заняты одним ударом, и мятеж окажется подавлен. Макран предупредила свои команды, что ожидает от них окончания работы еще до того, как подкрепления от главного смотрителя вообще покинут поверхность Зартака.

— Гравилифт чист, — протрещало вокс-сообщение от Фельчета, ведущего. Это был большой служебный спуск, размеров которого хватало для транспортировки комплектов циркуляционных труб или листов адамантиевой обшивки во внешний корпус. Арбитраторы набились внутрь. Макран дернула активационный рычаг. Сотрясаясь и издавая нездоровый скрежещущий рокот, платформа начала подниматься.

Пока лифт двигался к центральной шахте башни, по воксу начали поступать отчеты от других штурмовых отделений. Все четыре успешно прошли внешний корпус. Пока что сопротивления они не встретили. В сущности, ни одна из групп вообще не докладывала о каких-либо признаках жизни. Показания ауспиков были неровными и полными фантомных откликов, а нашлемные тактические дисплеи продолжали гаснуть. Даже в то время, когда Макран принимала информацию, вокс работал со сбоями и рывками, раздираемый искажениями помех.

— Что-то мешает нашим системам, — произнесла она в вокс-гарнитуру малого радиуса. — Возможно, савларцы смогли сделать из основного вокс-реле какую-то глушилку. Когда займем мостик, наша главная задача — вывести ее из строя.

Гравилифт дернулся и остановился. Ближайшие к двери арбитраторы сомкнули заградительные щиты, образовав непроницаемый керамитовый барьер. Двери откатились в стороны.

Показался очередной пустой коридор, тишину которого нарушала лишь далекая пульсация все еще работающих плазменных двигателей ”Имперской истины». Штурмовое отделение плавно вышло из лифта, водя дробовиками вслед за колеблющимися тенями. Центральная шахта мачты мостика пребывала в куда меньшем упадке, чем внешний корпус, однако похоже было, что осветительные сферы вот-вот откажут.

Ранник пыталась сосредоточиться на том, чтобы сохранять позицию и следить за своим сектором. Она чувствовала себя до нелепости неуклюжей и неуместной в тщательно вымуштрованном строю.

— Лестничная шахта, следующий поворот направо, — прозвучал голос Фельчета.

— Она ведет прямо к наружным дверям мостика, — добавила Макран. — Оставаться начеку.

Контактов все так же не происходило. Передачи от других штурмовых отделений прекратились. Как будто они проникли на корабль-призрак, брошенный сотни лет назад и вечно бороздящий пустоту. У Ранник побежали мурашки по коже, и она едва не врезалась в спину панциря арбитратора перед собой. Отделение остановилось у подножия лестницы, ведущей на палубу мостика.

Осветительные сферы внутри шахты полностью исчезли. Казалось, будто темнота не приемлет их, будучи такой же твердой и черной, как заградительные щиты.

— Прожекторы, — скомандовала Макран. Замелькали огни, выхватывая ржавые металлические ступени и темный налет сырости. Лучи колебались и перемещались вслед за движениями дробовиков арбитраторов.

— Фельчет, Хорманд, поменяться, — сказала Макран. Фельчет отошел назад, чтобы второй арбитратор в колонне возглавил подъем по лестнице.

— Двинулись.

Штурмовое отделение начало подъем, и по лестнице разнесся лязг ботинок о пласталь. Впервые с момента погрузки на борт лихтера в окружной крепости Ранник почувствовала что-то помимо адреналина и нервных скачков боевого напряжения — мрачное, наползающее ощущение грядущей беды. Что-то было не так.

Это чувство только усилилось, когда она осознала, чего именно не хватает. В узком пространстве до сих пор стоял шум от ботинок арбитраторов, однако сзади этих звуков больше не доносилось.

По позвоночнику пробежала ледяная дрожь. Она крутанулась, вскидывая дробовик и направляя луч прожектора вниз по лестнице.

Ни следа четырех арбитраторов, прикрывавших тыл.

— Мы добрались до верха лестницы, — протрещал голос Хорманда. — Контактов до сих пор нет. Вижу защитные двери мостика. Они не заперты.

— Подождите, — сбивчиво заговорила Ранник в вокс-гарнитуру. — Стойте. Все стойте.

— Проклятье, я же велела тебе молчать, — зарычала Макран.

— Они за нами!

— Кто?

— Я не знаю. Те… те четверо за мной. Их нет. Я ничего не слышу.

— Отделение, стоять, — произнесла Макран. — Тишина.

В списке не хватало четырех имен. Ранник уставилась на последнюю площадку ниже нее. Там было пусто и тихо. Она ощущала оцепенение, как будто пошевелиться означало накликать на себя ту загадочную участь, которая уже выпала шедшим за ней. Со странной холодной отчужденностью она осознала, что у нее трясутся руки. Из-за небольших непроизвольных движений свет ее лампы колебался и метался по заплесневелым стенам.

Макран все еще пыталась вызвать четверых отсутствующих арбитраторов по воксу. Никто не откликался. Казалось, что тьма вокруг луча Ранник ползет и уплотняется по углам, словно напрягшийся хищник, готовый нанести удар. В конце концов, Макран отключила вокс-канал.

— Продолжаем, — произнесла она.

— Но… — начала было Ранник.

— Мы продолжаем, младший смотритель. Или ты хочешь, чтобы я подала на тебя рапорт главному, когда мы займем это проклятое варпом место?

Всю дорогу по оставшимся ступенькам Ранник пятилась спиной вперед. Когда она, наконец, вышла наверх, то оказалась в сводчатом атриуме. Лампы, установленные в арчатых альковах, светили слабо, но хотя бы работали.

Дальний конец атриума занимали громадные двери. Они вдвое превосходили Ранник по высоте, и на них был выбит символ Имперского Флота в виде буквы «I», пересекающей корабельный штурвал. Противовзрывные двери мостика. Штурмовое отделение собралось перед ними оборонительным полукругом.

— Где заключенные? — спросила Ранник. — Мне казалось, ты говорила, что они атакуют мос…

— Тихо, — бросила Макран. — Хорманд?

— Не заперто, сэр, — сказал ведущий, осмотрев окаймленную медью запорную панель двери.

— И в воксе ничего, — произнесла Макран. — Занять огневые позиции. Щитовые ряды, готовность. Хорманд, открывай.

Штурмовое отделение с лязгом приготовилось. Ранник заняла позицию позади пригнувшейся фигуры одного из щитоносцев-заградителей. Она не могла подавить желание бросить взгляд назад, на зияющую темноту лестницы позади них, даже когда Хорманд отключил зажим на дверной петле и выдернул запорный стержень из гнезда в полу. Тяжелые адамантиевые плиты плавно откатились назад с жужжанием автоматических петель.

Изнутри потянуло гнилостным смрадом. Немедленно стало ясно, что все они прибыли слишком, слишком поздно.

Демонические сородичи Бар`Гула расправлялись с абордажниками. Шадрайт наблюдал за ними из своего убежища, которое когда-то было башней навигатора «Имперской истины». Его дух бродил по темным коридорам захваченного корабля, следя из шепчущих теней за тем, как кошмарные твари из пульсирующей противоестественной плоти материализуются на пустом месте и рвут на части имперцев, которым хватило глупости зайти в их новое логово. Он нарушил их коммуникационные сети — как дальнего, так и ближнего радиуса действия — при помощи вокс-похитителей, так что ни одна из групп ничего не знала о жуткой участи, постигшей остальных. Это было слишком просто.

Более сложная задача ожидала на поверхности мира внизу, в тюремных туннелях и рудничных шахтах. Шадрайту не терпелось заняться ею.

Он — наше будущее, — сказал ему Бар`Гул, слова которого эхом отдавались внутри черепа. Нити судьбы связали нас вместе. Найди его для меня.

Шадрайт всегда плохо относился к приказам — как к демоническим, так и к каким-либо другим. Как и все Повелители Ночи, он мрачно смотрел на порождения варпа и их таинственные сделки, пусть даже сам извлекал свою силу из того сводящего с ума моря, по которому они плыли. Он уже давно решил, что его способности не зависят от низких прихотей какого-то непонятного существа. Все было внутри него, в той силе, которая требовалась, чтобы обуздывать подобные ужасы.

— Где он? — требовательно спросил Шадрайт. Его сознание вновь возвращалось в башню навигатора, к собственному телу: к тому, кого братья знали под именем Бескожего Отца.

Ниже поверхности, произнес Бар`Гул. Голос демона звучал издалека, его как будто доносило слабым ночным ветром. Забрать его идут и другие. Они не должны преуспеть.

— Другие?

Охотники в Пустоте. Твои потерянные братья.

— Мне это ни о чем не говорит. Не изъясняйся бессмысленными загадками, демон.

Бледный Кочевник и прочие его безродные, изгнанные сородичи. Провидение являло их тебе. Когда он придет, ты узнаешь их. Отыщи мальчика прежде него.

— Отыщу.

А когда отыщешь, свяжи меня с ним.

— И ты дашь мне силы, которые обещал.

Разумеется.

Шадрайт поднял взгляд на обзорный пузырь кристалфлекса, служивший башне куполом. Они перехватили «Имперскую истину» в глубинах варпа, за два дня до прибытия к промежуточной станции прослушивания у Горгаса. Проведенный Шадрайтом ритуал успешно рассек поле Геллера корабля на достаточное время, чтобы кошмарные демоны Бар`Гула нахлынули на экипаж. Повелители Ночи завладели звездолетом и вышли из варпа в нужное время, чтобы отметиться у Горгаса при помощи вокс-записей, сфабрикованных темным искусством Шадрайта. Ловушка была заправлена приманкой и расставлена.

За кристалфлексом сверкали звезды, покров сияющего серебра на черном бархате. За ними же не было ничего. Здесь, на краю Галактики, среди населенных призраками астероидов и умирающих звезд на грани небытия, зияла пустота. Что же там такое движется к Зартаку сквозь вечный мрак? Разум Шадрата терзали видения чернильно-черных глаз и бледной мертвенной плоти. Бар`Гул уже сталкивался с этим врагом. То, что они пережили встречу с древним демоном, свидетельствовало о представляемой ими угрозе.

Он встал, сжимая в одной из перчаток варп-косу. Прикрепленная к доспеху древняя плоть потрескивала. Он нужен на поверхности. Финальный удар занесен и готов. И тогда можно будет начать охоту за мальчиком.

Глубоко в недрах «Белой пасти» дремали Великие. Их было трое, три Странствующих Предка, от останков которых остались лишь окостеневшие хрящи, навеки заключенные в адамантиевых панцирях их «Контемпторов». Как и большую часть тысячелетия, древние дредноуты спали, корпуса боевых машин были зафиксированы и неподвижно стояли на возвышении, похожем на галечный берег, в центре полузатопленного зала.

Омекра-пять-один-Корди отдавал дань уважения дремлющим воинам. Он был одним из шестерых Кархародонов, которые преклоняли колени в плещущей воде Залива Безмолвия без доспехов, в насквозь промокших простых одеяниях. Сводчатые помещения нижних палуб, высеченные из громадных глыб скального базальта, заполняла талая вода. Обычно колоссальный зал бывал заморожен на время путешествия в пустоте, чтобы лучше сохранить троих его почтенных обитателей. Впрочем, неизбежный выход в реальное пространство означал возобновление термальных циклов. Вскоре Великих будет возможно пробудить, если того потребуют обстоятельства. Корди молился, чтобы не потребовали.

Тактический десантник Четвертого отделения сконцентрировался, стремясь ко внутренней тишине, которая являлась ключевой составляющей предбоевого ритуала каждого из Кархародонов. Все искали подобного успокоения. Оно напоминало о пустоте бытия до света Отца Пустоты, о несущественности отдельной личности. Война — бешеный зверь, громогласно рычащая и воющая первобытная тварь, однако она длится не вечно. Тишина была до нее, и когда война уляжется и умрет, тишина возвратится. Постоянна лишь пустота, несомненное вечное ничто.

Корди позволил окружающему миру растечься, словно лед, некогда сковывавший зал. Холод колышущейся у его бедер воды исчез, слившись с приглушенной пульсацией варп-двигателей корабля. Пропало и ощущение присутствия других Кархародонов, стоявших на коленях по обе стороны от него. Все они пришли сюда из разных подразделений боевой роты, каждого привели свои потребности. Что касается Корди, он пытался забыть. В неподходящие моменты в его сознание врывались проблески прошлой жизни, песчаных берегов и прозрачных морей. Так было в начале каждой операции. Даже спустя почти сотню лет гипно-индукции и индоктринационные тренировки так и не смогли полностью стереть того мальчика, который существовал, пока за ним не явилась пустота.

Корди ненавидел воспоминания. Это были всего лишь фрагментарные осколки, но они вступали в противоречие с чувством предназначения, которое он теперь испытывал как часть роты. Он много раз советовался с апотекарием Тамой, однако лекарства не существовало. Процесс приема прошел неидеально, как часто случалось при ограниченных ресурсах Кархародонов. Корди сообщили, что, если на то будет воля Отца Пустоты, последние воспоминания до инициации со временем угаснут. Пока же этого не произошло, ему помогало собраться лишь причащение в успокаивающем присутствии Великих.

Корди позволил тишине накрыть его, обратив взгляд на три огромных недвижимых металлических столпа. Бронированные оболочки мерцали в мутном освещении, отраженном водой вокруг, и мерцающие узоры не вязались с их неподвижностью. Черные линзы шлемов, низко посаженных на бронированных плечах, были тусклыми и безжизненными. Они отсутствующе, словно трупы, взирали поверх выбритых голов коленопреклоненных Кархародонов. Своим мысленным взглядом Корди видел трех существ внутри — немногим более чем изорванную смесь плоти, уплотненной рубцовой тканью и чешуйчатыми наростами, причиной которых было состарившееся дефектное геносемя. Их мысли были слабыми и далекими, они плыли глубоко под поверхность сознания, счастливо скользя сквозь темные, цепенящие воды забвения. Корди стремился присоединиться к ним. Он закрыл глаза, дыша глубоко и размеренно, чувствуя, как сердце замедляется, а тело расслабляется в льдистой воде.

Женщина улыбнулась ему, раскинув руки. На ее поцелованном солнцем лице было теплое выражение ободрения. Пошатываясь, он сделал несколько шагов. Прежде чем он успел упасть, старик рядом с ним протянул руку в печеночных пятнах. Над золотыми песками поплыл смех.

Корди резко открыл глаза, его тонкие губы искривились в оскале. Воспоминание вспыхнуло во мраке его разума, словно пылающая и нежданная комета. От автоматического рывка мускулов заработало второстепенное сердце, кулаки сжались в воде.

Шум, вызванный его непроизвольной злобой, потревожил остальных Кархародонов. Корди чувствовал их неудовольствие, склоненные головы наполовину повернулись в его сторону. Он тихо, с шипением выдохнул сквозь заостренные зубы, приказывая охватившей его внезапной жажде крови улечься. Восстановив тишину, Корди встал, уважительно кивнул Великим и попятился прочь из помещения.

Близился варп-прыжок в реальное пространство, а вместе с ним и перспектива резни. Если забытье не смогло стереть память о том, кем он когда-то был, значит Корди смоет ее кровью.

+ + + Генетическое сканирование завершено + + +

+ + + Доступ разрешен + + +

+ + + Начало записи в мнемохранилище + + +

+ + + Временная отметка, 3606875.M41 + + +

День 65, локальное время Келистана.

Я только что получил при помощи астропатического хора сообщение от лорда Розенкранца. Благодарение Богу-Императору, он одобрил перевод. Он явно доверяет Гидеосу и его кошмарам больше, чем я. Предоставляю Рохфорту и двум лексмеханикам продолжить то немногое, что осталось расследовать здесь, на Келистане. Я забираю остальную свиту на Зартак. И Розенкранц и Гидеос требовали поспешить. Более чем счастлив повиноваться. Чем быстрее я смогу убраться из этой трясины политиков и бюрократов, тем лучше.

Подписано,

Дознаватель Аугим Нзогву

+ + + Окончание записи в мнемохранилище + + +

+ + + Мысль дня: Ограниченный ум легко заполнить верой + + +