Коррекция (Йеллоустоун)

Глава 35

Коммуникатор подал сигнал вызова, когда Самохины уже собрались спать. Алексей не понял по коду, кто вызывает, и ограничился бывшим на нём халатом. Появившийся на экране бородатый мужчина тоже был одет в нечто вроде халата, только вместе с чалмой.

– Я счастлив приветствовать того, кого Аллах избрал своим мечом! – поклонился он Алексею. – Вам не надо ничего настраивать, мой комм переводит с русского. Простите, что беспокою так поздно, но хотелось поговорить с вами в домашней обстановке. Позвольте представиться, я президент Исламской Республики Иран Юсеф Лахути.

– Неожиданный звонок, – сказал Алексей, с интересом рассматривая иранца, которому вряд ли было больше сорока лет. – А что случилось с вашим предшественником на этом посту?

– Тяжёлые времена и больное сердце, – скорбно наклонил голову Юсеф. – Все мы в руках Аллаха!

– И сколько народа осталось в вашем благословенном государстве из тех, кого не прибрал Аллах?– спросил Алексей. – Мы неоднократно пытались с вами связаться по всем каналам, но безрезультатно. Со спутников определили, что вы сохранили государственность и довольно много населения.

– У нас сохранилось пятьдесят пять миллионов жителей, – ответил Юсеф. – Нам повезло, в отличие от соседей!

– Вы очень везучи, уважаемый, – сказал Алексей. – И чем же объясняется такое везение, помимо вашего благочестия? Мы очень долго готовились, поэтому сохранили всё своё население и помогли многим другим. У вас не было наших возможностей.

– Нам действительно повезло! – прижал руки к груди Юсеф. – Вечная нехватка продовольствия вынудила наших учёных искать новые пути. У нас до сих пор много нефти...

– БВК используют многие, но только как корм животным и птицам. Неужели вы кормили им людей?

– Мы научились делать глубокую очистку, насыщать его всем необходимым для жизни и придавать самый разный вкус. Это уже не корм для скота, а искусственная пища. Но скот мы тоже кормили, а в теплицах выращивается много зелени. Без неё умирают дети.

– Я думал об этом пути, – сказал Алексей, – но решил от него отказаться. Натуральные продукты полезнее, даже консервированные. Но у вас не было выбора. Ну что же, ваше достижение достойно уважения. Хочу спросить, почему из всех государств Персидского залива выжили одни вы? Только не надо говорить о войне с Израилем и атомных бомбардировках. Основная масса населения умерла от голода, и никто не производил БВК даже на корм скоту. Были основания скрывать свои достижения от соседей?

– Я не так давно на своём посту... Прежнее руководство...

– Позвонили вы, а не я, – прервал его Алексей. – Я ведь могу и выключить комм.

– Вы прекрасно знаете, какие у нас были отношения с соседями! – нервно сказал Юсеф. – За тридцать лет пять войн! Только безумец помогает врагам!

– Я вас не обвиняю, – пожал плечами Алексей, – просто хочу открытого и правдивого разговора, а сейчас гадаю, что же такого случилось, если вы сами захотели поговорить. Разобрались в том, кто новый хозяин мира? У вас же запущены десять спутников?

– Работает только половина, но и этого хватило, чтобы оценить, что из всех великих держав уцелели одни вы.

– Мы не только уцелели, уважаемый Юсеф, – усмехнулся Алексей. – Мы приняли семьдесят миллионов полезных беженцев, забрали себе территорию бывших США и значительную часть Африки. Кроме того, мы помогали выжить населению восьми стран. Когда через тридцать лет можно будет без риска забрать Китай, мы это сделаем. Возможно, оставим себе и Индию.

– А Пакистан? – спросил Юсеф. – Как вы посмотрите на то, что мы его займём?

– Я не против, – ответил Алексей. – Есть только одно условие. Ваша республика должна стать светским государством.

– Но какое это имеет значение?

– Для меня – большое! – отрезал Алексей. – Мы не будем иметь никаких отношений с теократией, тем более исламской! И вашего усиления не допустим. Можете забрать пески и нефть соседей, но Пакистан вам не отдадим, Африку – тоже.

– И это говорит тот, кого выбрал Он! – воскликнул Юсеф. – Как вы можете?

– Послушайте меня хорошенько! – сказал Алексей. – Я не просил меня выбирать и взваливать на плечи ответственности за человечество, но раз уж так получилось, постараюсь сделать всё, чтобы люди меньше собачились по национальным или религиозным соображениям. А вы будете в этом мешать! Я терпимо отношусь к любой вере, в том числе и к исламу. В нашей стране около тридцати миллионов его последователей. Но между ними и вами лежит пропасть. Для большинства наших верующих есть жизнь и есть ислам, а для вас есть ислам и всё остальное. Они верят, но не лезут со своей верой к другим и не считают человека неполноценным только потому, что он верит в другого бога или не верит вовсе. А для вас есть правоверные и все прочие, которые... Впрочем, что я объясняю очевидные вещи! У вас вся жизнь пронизана религией, она ею регулируется на каждом шагу, а отношения к чужакам немногим лучше, чем к собакам. До крестовых походов, ваши предки были гораздо терпимее к иноверцам, сейчас этого терпения нет и в помине. Вы неприятные соседи, Юсеф! Мы не собираемся вмешиваться в ваши внутренние дела, но ограничим распространение. Сможете измениться и научиться уважать чужую веру и чужие обычаи, изменится отношение и к вам. Вы собачились со своими соседями и не стали им помогать. Теперь у вас одни соседи – это мы. Вы уже никогда не будете для нас противниками, а станете ли друзьями – зависит от вас самих. Я вижу, что вы пока не готовы к этому разговору. Подумайте, посоветуйтесь с руководством и вашими духовными лидерами. Мир неузнаваемо изменился, и чтобы в нём преуспеть, недостаточно научиться есть нефть. Если хотите, чтобы учитывали ваши интересы и уважали вас самих, научитесь делать то же самое по отношению к другим. Захотите поговорить – звоните, только выбирайте для звонков не такое позднее время.

Он выключил коммуникатор, снял халат и вернулся в спальню.

– Что случилось, если тебе звонят на ночь глядя? – спросила Лида.

– Новому президенту Ирана захотелось пообщаться, – объяснил он. – Повернись, послушаю, как толкается сын.

На днях жена была в поликлинике, где определили, что у неё будет мальчик.

– Он сейчас спит, – сказала Лида. – И я уже спала бы, если бы вы так не кричали. Чего он хотел?

– Понял, что мы сейчас единственная сила в мире, и хотел прозондировать, на что они могут рассчитывать. Земли своих соседей они могут занять и без нашего ведома, но их интересует Пакистан. Я пока отказал. Давай перенесём политинформацию на завтра? А то ещё немного, и у меня не останется сна ни в одном глазу.

На следующий день Алексей рассказал на Совете министров о вчерашнем разговоре с президентом Ирана и получил полное одобрение своей позиции.

– Им придётся уступить, – высказался Морозов. – Политики к этому готовы, население – нет. Психологию народа быстро не поменяешь. Вряд ли вам позвонят в ближайшем будущем.

Он оказался прав: в этом году звонков из Ирана не было. А через два месяца Лида родила сына.

– Эталон здорового ребёнка, – сказал Алексею принимавший роды профессор Шелихов. – Вы знаете, Алексей Николаевич, ещё никогда на моей памяти ни один мальчишка не вызывал такого ажиотажа! Вас уважают и любят, но к Лидии Владимировне сейчас особое отношение! Все знают, из-за чего она была лишена материнства, поэтому радуются и переживают.

– И из-за чего же? – спросил Алексей.

– Ну как же! – сказал профессор. – Сто лет молодости вам дали для работ по спасению страны, а отсутствие детей – это плата за остановку в старении. Это не очень заметно, но вы с женой за последний год стали выглядеть старше. Все радуются и вашему ребёнку, и тому, что он своим появлением символизирует окончание бедствий.

– И кто же подарил нам молодость? – спросил Алексей, с интересом ожидая, что ответит профессор.

– Разное говорят... – смешался тот, – но большинство считает, что это некто вроде бога. В церкви сейчас многие стали ходить и из-за катастрофы, и из-за вас. И эти записи со зверями... Я слышал... Вы ведь помните тот автопортрет, который нарисовала Лидия Владимировна? Так вот, сейчас народ валом идёт в Третьяковку, и возле её портрета всегда стоит люди. И многие крестятся! Я, конечно, не верю...

* * *

– Дай мне Юрку, – сказал Алексей, присаживаясь к жене на кровать. – А куда дела нимб? И зачем так туго пеленать ребёнка? Крылышки помнёте!

– Ты что? – распахнула глаза жена. – Шутишь, да?

– Какие шутки! – с досадой сказал он. – Знаешь, что на твой автопортрет уже крестятся, как на икону Богородицы? А кто был её сыном? Не нравится мне этот всплеск религиозности, да ещё с нами в главных ролях. Слава богу, что мне на Совете министров пока не кланяются в пояс, да и вообще основная суета почему-то вокруг тебя, а я здесь вроде ни при чём. Точно непорочное зачатие, зря я выкладывался! Ладно, мы как-нибудь перетерпим, лишь бы эта фигня не прилипла к сыну.

– Слушай, Лёш, – сказала Лида, – может, нам отменить ограничение на рождаемость? В пяти африканских странах выращиваем столько овощей, что не успеваем возить, и рыбы у побережья Анголы много, а через два года вообще избавимся от плёнки и начнём сеять зерновые. Мне медсестра говорила, что сегодня особенный день: впервые с начала большой зимы в Москве была положительная температура! Всем уже видно, что самое страшное позади. Я думаю, этому послаблению обрадуются и те, кто не собирался заводить ребёнка. Раз разрешаем, значит, уверены в том, что скоро всё закончится! Прикиньте у себя на Совете. Первые дети появятся, когда положение выправится ещё больше. Отдай ребёнка, ты не умеешь его держать! Видишь, он у тебя заплакал!

* * *

Пять лет спустя

– Алексей Николаевич, вас хочет видеть Лидия Владимировна.

– Хорошо, Сергей Владимирович, – ответил Алексей секретарю. – Сейчас товарищи выйдут, и пусть она заходит.

– Значит, мы отдаём старое продовольствие бразильцам и финнам, – сказал Прохоров.

– Только то, которое осталось до восемьдесят пятого года заложения, – предупредил Алексей. – В остальном действуйте, как договорились. Всё, товарищи, все свободны.

– Какие у тебя вопросы? – спросил он вошедшую жену. – Семейные или служебные?

– Когда я в рабочее время беспокоила по семейным вопросам? – сказала Лида. – Служебные они, и сразу предупреждаю, что много.

– Это понятно, что много, – вздохнул он. – Ты у меня сейчас самый главный министр без всяких скидок на родственные связи.

– А что ты хочешь, если весь мир взялся изучать русский язык? – усмехнулась она. – Даже с учётом того, что осталось от этого мира, приходится крутиться. Ладно, это всё лирика, давай заниматься делами.

– Давай, – согласился Алексей.

– Португальцы хотят прислать дополнительно двадцать тысяч студентов.

– Они хотят изучать таким числом русский или сэкономить на продуктах? – спросил Алексей. – У них же уже учатся двадцать тысяч! Куда столько?

– За ними обучение русскому населения Мозамбика, – напомнила Лида. – Я нигде не найду стольких знатоков португальского. Это в нашей части Африки все болтают по-русски, остальные его не знают! Если с английским в ЮАР нет сложностей, то с французским в Конго они есть. Пусть лучше португальцы с бельгийцами сами обучаются русскому, а потом учат других. Причём это лучше и для них, и для нас.

– Уже придумала, куда их пристроить? – спросил Алексей.

– Эти отправятся в Киев. Я уже обговорила с киевлянами. А ты прекращай тяжело вздыхать: я только начала. Почему вы задерживаете моё оборудование? Кого персонально брать за жабры? Чем дольше у нас просидят иранцы, тем больше проедят твоего продовольствия, а без оборудования они будут сидеть долго!

– Сегодня же разберусь и приму меры, – пообещал Алексей. – Электронная промышленность сильно перегружена. Сама же знаешь, сколько всего делается.

–Притормозите свои компьютеры! – рассердилась жена. – Или отложите запуск какой-нибудь ракеты! Я понимаю, что производство быстро не перестроишь, но я уже три года твержу вам о своих потребностях!

– Дорогая, кто же виноват в том, что твои потребности растут быстрее наших возможностей? – пошутил Алексей. – Всё, не нужно так сверкать глазами! Обещал, значит, сделаю. Что у тебя ещё? Надеюсь, не австралийцы?

– Нет, те нашли учителей у себя и к нам с этим не обращаются. И слава богу! У меня в перспективе проблема с начальными классами. Пять лет назад сняли ограничения на детей, и через два года ожидается наплыв первоклашек. Нужно включить этот вопрос в план обсуждения на Совете и принять меры. Время пока есть, а строить для детей лучше не в пожарном порядке.

– А учителя?

– Учителей будет избыток в старших классах, так что временно поработают с малышами, а потом заменим. А вот компьютеры для новых школ нужно внести в план.

– У тебя всё?

– Нет, конечно, – улыбнулась Лида. – Много мелких вопросов, но я не буду тебя ими загружать. Ты не думаешь задерживаться? Тогда я отпущу свою машину и домой поедем вместе.

Жена ушла, и Алексей вызвал председателя Четвёртого комитета, который занимался Европой.

– Что у нас по Англии, Герман Платонович? – спросил он. – Какой прогноз?

– У них холода продержатся лет на десять-пятнадцать дольше, – ответил председатель. – Пока ещё восстановится Гольфстрим и растает весь снег, которым её засыпало... А что, по ней появились какие-то планы, о которых я не знаю?

– Наши англичане подняли вопрос о захоронении соотечественников. В Америке с этим управились, теперь на очереди Англия. И желательно начать пораньше, пока там отрицательные температуры. Мониторинг по живым ничего не даёт?

– Откуда там живые! – сказал председатель. – Больших запасов продовольствия не было, а морозы доходили до пятидесяти градусов. Спутники не зафиксировали перемещения людей или источников тепла, и никто не отвечает ни на одной частоте. Мы направляли в Англию несколько «Невидимок». Только снег и лёд, нет там живых.

– Тем более, – сказал Алексей. – Пятьдесят миллионов тел быстро не захоронишь. Нужно запустить хотя бы один из их реакторов, расчистить дома для тех, кто этим займётся, и забросить туда всё необходимое.

– Сделаем, Алексей Николаевич.

– Теперь второе. Поляки как-нибудь реагируют на то, что мы заняли три четверти Польши? Было что-нибудь, кроме протеста Грабинского?

– Ничего не было. Поляков осталось меньше ста тысяч, у нас их в три раза больше. А Грабинского предупредили, что его ждёт суд и судить будут наши поляки. Он сразу же заткнулся.

– Что по Франции? Я просил Первый комитет послать туда «Невидимки», но пока не получал от них результатов.

– Нам совсем недавно дали. Сохранились три группы французов общей численностью в двести тысяч человек. У них что-то вроде диктатуры. До тепла должны продержаться. На наши аппараты не реагировали. Правительственных каналов они не знают, но между собой ведут радиообмен. К общению с нами интереса не проявили.

– Ну и чёрт с ними. Там тоже будет задержка с теплом?

– Не такая большая, как в Англии, но будет. Они тоже сильно зависят от Гольфстрима.

День был насыщен работой и пролетел быстро.

– Первое лето без снега! – сказала Лида, когда подъезжали к дому. – Николай, сверни к третьему подъезду. Возьмём сына отсюда, чтобы не бегать по дому. Валентин, я обойдусь без твоих услуг.

Телохранитель всё равно вышел следом за ней и проводил в садик. Вернулись через несколько минут уже с Юркой.

– Пап, а когда поедем к слонятам? – спросил сын, очутившись в салоне машины. – По мне Васька соскучился!

– Неизвестно, кто из вас больше соскучился, – проворчал Алексей. – Всё, приехали, давай на выход. До свидания, ребята.

– Пап, а когда вы выпустите зверей? – продолжил допытываться сын, пока поднимались по лестнице. – Меня возьмёте?

– Спроси у мамы, – Алексей попытался перевести поток вопросов на жену, но не преуспел.

– Она ничего не знает! – отмахнулся Юрка. – Я спрашивал, так она отправила к тебе.

– Ладно, – сдался отец. – Не скоро мы их выпустим. Земля пока не прогрелась и им нечего кушать. И сначала будем выпускать самых мелких, за ними тех, кто покрупнее.

– А Ваську когда?

– Входи в квартиру и снимай куртку, – сказал Алексей, открывая дверь. – Слонов отвезём в Африку, у нас для них слишком холодно. Это только через три года, так что твой хулиган пока остаётся здесь.

– И ничего он не хулиган! – взялся защищать друга сын. – Подумаешь, облил вас водой. Они все обливаются.

– Тебя почему-то не обливают, – сказала мать, – а я больше не пойду в ваш слоновник.

– Ну мам, я с ними договорюсь, и они не будут тебя обливать, – пообещал Юрка, – только папу. И птицам скажу, чтобы не клевались.

Алексей с Лидой переглянулись. Несмотря на рождение ребёнка и возрастные изменения, отношение к ним животных не поменялось, а дружелюбие к сыну было выражено ещё сильнее: к нему липли даже птицы. Это пытались исследовать, но, как всегда в случае с их семьёй, никакого объяснения не нашли. А запись того, как их пятилетний сын умудрился забраться в вольер к тиграм и разъезжает верхом на одном из них, гуляла по бескрайним просторам Союза и уже за его пределами. Пока едва не сошедшая с ума от страха Лида влетела в вольер и стащила сына с полосатой спины и в аппаратной стёрли записи регистраторов, кто-то уже успел сделать копию.

– А отец, значит, может ходить мокрым? – спросил Алексей. – Давай, помогу разуться.

– Я сам! – пропыхтел Юрка, отдирая липучки. – Пап, тебе что, жалко? Им же скучно за решёткой, а вода тёплая.

– Ладно, – согласился отец, – потерплю. Рассказывай, что у вас нового в садике.

– У нас новая девочка, – сказал сын. – Пап, я, кажется, в неё влюбился. И Петьке в ухо дал, чтобы он её не дразнил.

– А как же он её дразнил? – спросил Алексей. – И нужно ли было драться?

– Нужно! – сердито сказал Юрка. – Он назвал её китаёзой, а она японка. Она плохо говорит по-русски, но всё понимает. Поняла, что он хотел обидеть и чуть не заплакала. Пришлось утешать.

– Тогда всё сделал правильно, – одобрил Алексей. – И как же ты её утешал?

– А мне не сообщили о драке, – сказала Лида.

– Стали бы они жаловаться на нашего сына, – усмехнулся муж. – Видел я этого Петьку, и ты должна его помнить. Здоровый и нахальный парнишка на год старше нашего. Такие не понимают слов, хотя старайся, Юрок, не распускать рук. Лучше учиться бить не кулаком, а словом. Я тебя научу. Так что с утешением?

– Я погладил по голове и поцеловал в щёчку, – потупившись, объяснил сын. – Ей понравилось.

– Молодой, да ранний, – улыбнулась Лида. – Будешь смотреть мультики? Тогда до ужина телевизор твой, а мы с папой поговорим. Интересно, откуда в нашем доме пятилетние японки?

– Сейчас узнаем, – сказал Алексей и вызвал домоуправа.

Пришёл ответ – и над рукой появилось изображение симпатичной женщины лет сорока.

–Здравствуйте, Елена Викторовна! – поздоровался он. – Не скажете, кого к нам заселили из японцев?

– Есть одна семья, Алексей Николаевич! – почтительно ответила она. – Васильевы надолго уехали в Танзанию и сдали квартиру. В неё вселили семью Такаси. Это родственники последнего японского премьер-министра, приехавшие к одному из принятых нами детей. Семья, которая его взяла, живёт у нас, так что и их поселили сюда же.

– Спасибо, – поблагодарил Алексей и отключился. – Теперь понятно, кто наша будущая невеста? А ты была против таких приездов.

– Мне это и сейчас не очень нравится, – сказала Лида. – Пусть японцы решили строить у нас свою автономию и мы им в этом не отказали, но трогать принятых в другие семьи детей...

– Не так много осталось в живых их родителей, – возразил Алексей. – Эти тоже, скорее всего, дальние родственники. Младших обычно не трогают, навещают тех, кто постарше и многое помнит, и всегда требуется согласие новых родителей. Правда, я не слышал, чтобы кто-нибудь отказал. Ребята прекрасно ассимилировались, но рады и приезжающим родственникам. Ну уедет кое-кто в их автономию, что в этом плохого? Когда закончим со скоростной авиацией, будут летать в гости к новой семье, и те тоже поедут к японцам. Да и комм у каждого на руке. Любые консерватизм и замкнутость не вечны, а наличие «наших японцев» размоет их ещё быстрее. Традиции и культуру нужно сохранять в меру и не отказываться от того хорошего, что есть у соседей. Мне недавно показывали запись их прилёта, когда встречали не дети, а бывшие с ними девушки. Видела бы ты, сколько было радости и слёз! И их мужей целовали, как родных, хотя это были наши парни или американцы. Сейчас все меняются, японцы в этом не исключение.

– Да уж! – сказала Лида. – Если даже иранцы во многом изменились...

– Не очень им верь, – поморщился Алексей. – Они начали меняться и будут двигаться в нужном направлении, потому что иначе окажутся в изоляции. Но это медленный процесс. Раньше чем уйдёт старшее поколение, серьёзных сдвигов не будет. Австралийцы тоже демонстрируют дружелюбие, но пока это только слова. Посмотрим, что за этим последует. Сейчас начнётся сближение европейцев, которым удалось выжить. Не совсем ясна позиция немцев. Скорее всего, пока не разобрались в новых реалиях, а мы не спешим их просвещать.

– И что дальше?

– Ну ты и спросила, – засмеялся муж. – Тебе перечислить по пунктам? Лет за сто нужно создать мощную цивилизацию и устранить все последствия катастрофы. За двадцать лет развернём в космосе средства перехвата и уничтожения астероидов, а потом начнём делать жизнеспособные колонии сначала на Луне, а затем и на Марсе. Вот когда всё это будет, можно смело говорить о том, что человеческая цивилизация не сгорит в огне какого-нибудь катаклизма. А потом шагнём к звёздам. И многое из этого мы с тобой успеем увидеть. Знаешь, что на днях сказал профессор Шелихов? Мы с тобой меняемся, но в два раза медленней, чем должны. По его мнению, жить нам существенно больше ста лет.

– И он не нашёл причину?

– Не нашёл. Регенерация у нас по-прежнему очень сильно ускорена, хоть уже не такая сумасшедшая, как была. И у сына то же самое.

– Вы резали Юрке пальцы? – спросила Лида.

– Сыну сделали микроскопический надрез кожи, который он даже не почувствовал, а потом оценили скорость заживления. Она в пятьдесят раз выше нормы.

– Значит, он должен дольше жить?

– Я думаю, что и он, и его избранница. Тебе дали то же, что и мне, позволив нам прожить жизнь вместе. Чем наш сын хуже?

– Интересно, на ком это закончится, – задумалась Лида. – Или ни на ком?

– Кто знает, что он задумал? – пожал плечами Алексей. – Возможно, в его планы входит новый вид людей. Наверное, в будущем этому найдут объяснение.

* * *

–Здравствуйте, Ольга Викторовна! – ответил Алексей на приветствие ведущего социолога Службы иммиграции Немировой. – Чем обязан вашему визиту? Садитесь, пожалуйста.

– У меня несколько вопросов, Алексей Николаевич, – ответила она. – Первый касается кубинцев, которых мы приютили по договору. Через пять лет на Кубе будут привычные для них условия, только почти никто не хочет возвращаться. И это касается не только молодых, многие из которых нашли себе пару среди наших, а вообще всех. Мы постоянно увеличиваем жизненный уровень населения, а через три года должны ввести денежное обращение и отменить все ограничения на поездки. После этого их придётся увозить в связанном виде. Люди они прекрасные и работники хорошие, но такая ассимиляция может вызвать недовольство руководства Кубы.

– Это меня не беспокоит, – ответил Алексей, – пусть не беспокоит и вас. Мы их приютили и не вели пропаганды остаться, за нас это сделала жизнь. Они свободные люди и вправе решать, где жить и трудиться. Пусть с ними разбирается руководство Кубы, если у них будет такое желание. Но я не думаю, что они будут этим заниматься, скорее, сами попросят включить их в Союз, и мы в этом не откажем. С Латинской Америкой придётся разбираться, и кубинцы в этом помогут. Как идёт ассимиляция англичан и американцев?

– Американцы идеально вписались в наше общество, англичане более замкнутые, но и у них нет отторжения. Они слишком многим нам обязаны и на родине потеряли вообще всё. Лет через десять вы не отличите их от наших людей.

– А японцы?

– Если вы о детях, то они прижились хорошо. С малышами нет никаких проблем, те, кто постарше, чаще испытывают к приёмным родителям не любовь, а благодарность. Некоторые из них, несомненно, уедут в автономию. Прибывшие с детьми девушки вышли замуж и ассимилировались ещё лучше, чем дети. Вот взрослые японцы в автономии будут по-прежнему жить своим укладом. Они общительны и дружелюбны, но продолжают придерживаться обычаев своего народа. Я не вижу в этом ничего плохого. Это просто их национальная особенность. С европейцами всё выйдет по-разному. Те, кого принимали в прежние годы и разбрасывали по стране, в большинстве прижились нормально, даже поляки. Наша политика национальной изоляции принесла свои плоды: никаких землячеств никто не создал, хотя многие по-прежнему поддерживают между собой связи. Если будем принимать большие группы вроде бельгийцев или португальцев, делать это нужно только на правах автономии. Будут жить компактно и перемешиваться с основной массой населения при поездках на работу и смене места жительства. Процесс очень длительный, но с этим нельзя спешить, да и нет необходимости.

– Иранцы?

– Только деловые контакты. Их нельзя мешать с нашими людьми. Все преобразования в Иране пока больше на стадии намерений. Посмотрим, что из этого выйдет. То же самое и с австралийцами. Там нет ислама, но очень мутное руководство. Кроме того, наши англичане ещё долго будут помнить их лагеря, и мы вынуждены с этим считаться.

– У меня к вам просьба, – сказал Алексей. – Мне нужен прогноз по нашим отношениям с мексиканцами. В Первом комитете есть специалисты по Мексике. Информации по Латинской Америке собрали много, так что у вас есть материал для анализа. Это последний регион, по которому много вопросов. С Аргентиной замечательные отношения, с Бразилией – тоже, но там правительство контролирует только треть территории. Остальное – это такая каша... Населения осталось мало, но в разы больше, чем в Африке, и этих не купишь капустой. А с ними нужно как-то выстраивать отношения. И даже не как-то, а так, как нам нужно. А для этого прежде всего надо разобраться с тем, что там творится. Кроме них, остаются только островные государства Юго-Восточной Азии и Алжир, но на островах мало выживших и они потерпят, а в Алжире после катастрофы совсем рехнулись на почве ислама. Никаких дел с иноверцами иметь не желают и всех неверных убивают на месте. Мы изолируем их от остальных, пока мозги не заработают как положено. В этой стране девяносто процентов территории – это пустыни и горы, но жителей осталось мало, так что пусть живут по своей вере и не суются к другим. У вас есть ко мне вопросы? Тогда не буду больше задерживать, а то уже конец рабочего дня.

– Закрывается с интересной женщиной, а жена должна ждать в приёмной, пока они закончат, – сказала Лида, которая вошла в кабинет после ухода Немировой. – Бросай дела, и поехали домой.

Когда машина въехала во двор дома, увидели возле подъезда садика уже одетого сына, державшего за руку девочку. Рядом с детьми стояла одна из воспитательниц.

–Здравствуйте! – первой поздоровалась она с Самохиными. – Ваш сын проявил инициативу. Дышат свежим воздухом и ждут вас. А родители Норики сейчас должны подъехать.

– Нори, это мои папа и мама, – представил родителей сын. – Они очень хорошие. Алла Владимировна, вы идите, мы сами отдадим Нори родителям.

– Да, да, – подтвердил Алексей. – Мы их дождёмся и отдадим ребёнка.

Малышка с большими глазами, тонкими чертами лица и выглядывавшей из-под капюшона чёрной чёлкой была само очарование. Она низко поклонилась Алексею с Лидой, прижав при этом ручки к груди. Отдав таким образом дань уважения взрослым, она вернула руку ухажёру. Рядом с машиной Самохиных остановился другой электромобиль, из которого вышла молодая пара, сразу же устремившаяся к крыльцу. Узнав Алексея, они подошли и поклонились.

– Рады видеть родителей Юри! – на чистом русском сказал мужчина. – Ваш сын очень настойчивый молодой человек. Раньше Норико была только нашей, а сейчас мы у неё уже на втором месте!

Он говорил серьёзно, но глаза при этом смеялись.

– Алексей и Лида Самохины, – сказал Алексей. – Рады видеть родственников почтенного Сатоми Морисима. Это был достойный человек. Кем он вам приходится?

– Он брат моей матери, – поклонился мужчина. – Спасибо вам за добрые слова! Мы Сэдэо и Мияко Такаси.

– Рады знакомству, – вступила в разговор Лида. – Вы сейчас никуда не спешите? Тогда мы приглашаем вас к себе.