Коррекция (Йеллоустоун)

Глава 32

Зак пятый день работал в госпиталях, которые развернули на территории каждого лагеря. Многие из бывших заключённых дошли до предела и продолжали умирать даже сейчас, когда их перенесли в тепло быстро возведённых госпиталей, уложили на надувные матрасы и оказывали всю возможную в таких условиях медицинскую помощь. В каждом госпитале, помимо врачей, работали три сотни английских военных моряков. Они же каждый день хоронили тысячи тел.

– Мы опоздали, – сказал Заку один из врачей. – Здоровье выжившим вернём, но треть пациентов не вытянем. Летели бы вы домой, здесь и без вас хватает помощников.

Генерал не мог улететь. Он увидел на носилках женщину, бывшую копией его Маргарет, и теперь проводил рядом с ней всё свободное от работы время. Вглядывался в исхудавшее лицо и синяки под глазами, прислушивался к дыханию и боялся, что однажды на матрасе окажется кто-то другой. А сегодня она впервые пришла в себя. Случилось это после того, как медсестра что-то ввела в вену и поспешила к другому больному. Зак сидел на пустом соседнем матрасе и смотрел на неё с состраданием и нежностью. Наверное, он задумался, потому что никак не отреагировал на её широко открытые глаза.

– Кто вы? – еле слышно спросила она. – И где я?

– Я Зак Александер, – ответил он, чувствуя, что душу захлёстывает радость. – Вы в советском полевом госпитале. Вас вылечат и вместе с другими отправят в Советский Союз, так что самое плохое для вас уже позади. Не скажете, как вас зовут, мэм?

– Джина Брукер, – ответила она. – Вы не могли бы дать воды? Страшно хочется пить.

– Сейчас я узнаю, что вам можно, – заторопился он, – а заодно приведу врача!

Врача он не привёл, а притащил.

– Прекрасно! – обрадовался тот, увидев ожившую пациентку. – Сейчас вас напоят. Так, пульс гораздо лучше! Раз имеем такое улучшение, значит, вас первым же рейсом отправим домой и там долечим.

– У меня нет дома, – горько сказала Джина, – и не осталось никого. Зачем вы меня лечите?

– Так дело не пойдёт! – решительно сказал врач. – В чём дело, генерал? Вы не отходите от неё уже пять дней. Если эта женщина что-то для вас значит, постарайтесь изменить её настрой. В таком она загнётся и при нашем лечении.

Подошла медсестра и дала Джин что-то выпить, после чего они побежали к другим больным, и с ней остался только Зак.

– Почему вы здесь? – спросила она. – Вы меня знаете? Я не могу вас вспомнить.

– Вы копия одной хорошо знакомой мне женщины. Я понимаю, что это глупо, но ничего не могу с собой поделать. Не прогоняйте меня, Джин, позвольте побыть рядом!

– Эта женщина ваша жена?

– Да. Она умерла незадолго до извержения от саркомы. Всё произошло слишком быстро, медики ничего не успели сделать. Не часто, но такое бывает. Чтобы заглушить тоску, я с головой ушёл в работу. Это и спасло мне жизнь.

– А дети?

– Дети и внуки погибли. Сохранили близких очень немногие из американцев. Это кое-кто из беженцев южных штатов и тех, кто был за границей. Сейчас они в Союзе. Вы говорили о потере. Это был муж?

– Да. Мы долго держались, но потом ему стало плохо с животом. Неудивительно, если знать, чем нас кормили. А когда его не стало, сразу свалилась и я. Всё стало безразлично, и не осталось сил. Зак...

– Что, Джин?

– Не бросайте меня, Зак! Я видела, как вы на меня смотрели. Я не могу ничего вам обещать, но даже просто иметь друга, когда в душе не осталось ничего, кроме пустоты...

– Завтра я улечу с вами, – решительно сказал он. – Мне тоже нужен близкий человек, а к вам тянет так, что не могу этому противиться, да и не хочу. Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь и поддержку!

* * *

– Врачи поставят тебе памятник! – сказала Лида мужу, после того как они поужинали, отпустили Лену и устроились на диване в гостиной. – То стояли пустые больницы, а теперь они все забиты.

– Так уж и пустые, – возразил он. – Многих беженцев пришлось лечить.

– Я не считаю обморожения, – отмахнулась она, – а у большинства не было ничего другого. Кстати, сегодня слышала, что вернулась экспедиция на Тибет. Так ничего и не нашли?

– Где ты могла о ней слышать? – удивился Алексей. – Это секретная информация, которая не проходила через секретариат.

– Знаешь профессора Лешкова? Его жена работает у нас завсектором. Не вздумай её чихвостить: Светка ничего не болтала. Было несколько намёков, но мне этого хватило.

– Живых бактерий не нашли. Может быть, что-то оставалось в лаборатории в Шанжао, но там всё обработали плазмой, так что убрали и эту опасность.

– А в Индии?

– Если они не сохранились в Китае при низких температурах, то подавно не сохранятся в Индии, но мы туда не полетим. Даже у наших десантников есть предел психической устойчивости. Ты просто не представляешь, что там сейчас творится. Морозов нет, но холодно. В таких условиях тела будут разлагаться годами. Позже пошлём автоматы и посмотрим.

– Значит, опасности больше нет?

– Бережёного бог бережёт, – ответил Алексей. – Все пострадавшие страны закроем на двадцать лет. За это время точно ничего не останется, а плоть сгниёт. Да и не нужны нам пока те территории, надолго хватит возни с Европой и Америкой. А остальных строго предупредим, чтобы тоже не совались.

– Остальных – это кого?

– В первую очередь Иран, Монголию и Японию, ну и островные государства, особенно Сингапур. Там нужно только восстановить мосты. Конечно, если будет кого предупреждать.

– Получается, сам не гам и другому не дам? – съязвила Лида.

– После катастрофы много свободной земли в своих странах, так что нет необходимости лезть к соседям. А когда она появится, решим этот вопрос коллективно. Не бойся, всё себе не захапаем.

– А как ведут себя новые граждане? На вашем канале вообще не упоминают об иммигрантах, по крайней мере, я не слышала.

– Очень сложный вопрос, – поморщился Алексей, – но мы и не думали, что с ними всё будет тихо и гладко. Непросто ассимилировать десятки миллионов носителей другой идеологии и культуры. Поначалу всех придавила беда, теперь люди понемногу отходят. Тестами отсеяли человеческий мусор, да и то не весь.

– Неужели много недовольных?

– Не много, но есть. Кому-то не нравятся ограничения по спиртному, а курильщики недовольны ограничениями на выдачу их отравы и места курения. Есть недовольные уравниловкой и отсутствием денежного обращения или тем, что всех иммигрантов расселяем в разные части страны и не позволяем сбиваться в землячества. А есть наши, которые недовольны самими иммигрантами. Как и прогнозировалось, высказывают недовольство ограничением рождаемости. Среди наших недовольных больше всего в Грузии. Но наши терпят, и недовольство не идёт дальше ворчания. Знают, что все ограничения на время, и нам верят, разве что любители зелёного змия пытаются задурить себя чем-нибудь другим. Химики хреновы. С пришлыми есть сложности, но и там по большей части всё ограничивается ворчанием. Как только начнём убирать ограничения, исчезнет большинство поводов для недовольства.

– До тепла ещё далеко, – заметила Лида.

– Люди всегда чем-нибудь недовольны. Ворчание как-нибудь переживём, тем более что ворчат с пониманием. А кое с чем мириться не будем. Никто не позволит сборищ по национальному признаку. Никому не возбраняется дружить семьями или переписываться с друзьями, но и только. Мы ведь не распустили Комитет, наоборот, когда отпала надобность в привлечённых сотрудниках, их начали возвращать Василию Петровичу. Сейчас у него создано новое управление, которое отслеживает процессы в иммигрантской среде. Постараемся мягко исправлять то, что нас не устраивает, но в случае необходимости не остановимся перед крайними мерами. Я прекрасно помню, что у вас творилось. У нас такого не будет. Главное – выиграть время. Сейчас начался процесс ассимиляции пришельцев. Уже лет через пять большинство из них станет для нас своими, а с меньшинством будем разбираться. Самых крикливых можно вывезти куда-нибудь подальше, чтобы не слышать их криков. Мы ведь предупреждали при приёме, так что в своём праве. А вообще, я ими доволен. Почти все хорошо уживаются с нашими и прекрасно работают. Кое-кто опасался, что с ростом иммиграции будет расти преступность, но этого не произошло. Многих уголовников расстреляли, остальные отрабатывают прощение на Дальнем Востоке, а экономическая основа правонарушений исчезла вместе с деньгами. Очень благотворно сказывается отсутствие пьянства. Преступления на бытовой почве есть, но не так уж много, и там редко доходит до крайностей. И в этом больше отмечены наши, чем пришлые. Те ведут себя осторожней. Хотя несколько моряков адмирала Крейга уже попались на убийствах. Этих расстреляем, другие десять раз подумают, прежде чем хвататься за нож.

– Лёш, а чем вы хотите занять людей? Экономику перестроили, а грибов и курятины производим столько, что можно уже продавать за границу, и каждый день едим свежие овощи. При нашей жизни у людей мало других потребностей, кроме пищи. Конечно, продолжаем производить одежду и обувь, но такое производство не займёт всё население. И увеличение сферы услуг не сильно поможет. А допускать, чтобы люди сходили с ума от безделья, или создавать им видимость работы... Лет через десять нам не станет хватать работников, но чем занять их сейчас?

– Займём всех, можешь не сомневаться. Мы были заняты выживанием и вынужденно на многом экономили. Перед извержением у нашего населения было намного меньше интеллектуальной электроники, чем у соседей. Обеспечили производство и учебные заведения, а в остальном делали упор на салоны коллективного пользования. Сейчас это нужно исправить. Разработана программа глобального мониторинга планеты. Через три-четыре месяца уже сможем использовать оборудование спутников и оценить потери в самых разных уголках Земли. Но одними спутниками не обойдёмся, поэтому запустим производство «Невидимок». Их понадобится очень много. Я тебе уже как-то говорил об индивидуальном воздушном транспорте. Вот его собираемся массово изготавливать. Сейчас используем только там, где это необходимо, а остальное пойдёт на склад. Разблокируем счета, тогда пусть покупают. Помнишь наши коммуникаторы с голо? Такие же уже есть в планах на изготовление. А их нужно сделать сотни миллионов. Работы и до тепла много. Мы ведь сейчас единственные, кто учит десятки миллионов молодых и продолжает развивать науку. Постоянно появляется что-то новое, новые открытия и разработки. И это тоже пойдёт в производство. Позже займёмся и космосом. У тебя на сегодня все вопросы? Тогда спрошу я. Тебе не надоело маяться дурью в секретариате?

– Почему это дурью? – обиделась Лида. – По-моему, я делаю полезное дело.

– Полезное, – согласился муж, – но не своё. С твоим умом и опытом нужно как минимум возглавлять министерство. У нас, кстати, скоро исполняется семьдесят министру образования. Работает хорошо, но закон для всех один, так что пусть отдыхает, если ты не найдёшь ему какую-нибудь другую работу.

– Уже решил? А это ничего, что я в два раза старше его? И почему именно образование?

– Мы Вечные, для нас законы не писаны, – сказал Алексей. – Не хочешь образование? Ладно, тогда станешь председателем КГБ. Только нужно немного подождать: Василию Петровичу исполняется семьдесят только через год.

– Согласна на образование, а то с тебя станется предложить мне должность министра вооружённых сил.

* * *

Ник возвращался с работы вместе с Мартином и, прежде чем зайти к себе, подошёл к комнате генерала и постучал. На стук опять никто не отозвался.

– Жаль, что Зака до сих пор нет, – сказал он Мартину. – Уехал два месяца назад и пропал. Дочь не перестала спрашивать, куда дели деда?

– Нет, – улыбнулся Мартин. – Она к нему прикипела и очень скучает. Приходите сегодня, может, замените вдвоём одного Зака. А то опять придётся отдавать ей телевизор.

– Если жена не будет вымирать, тогда придём, – пообещал Ник.

Кими была на третьем месяце, и беременность протекала тяжело, поэтому ей разрешили работать полдня, а когда было особенно плохо, освобождали от работы. Сегодня она тоже позвонила в свой садик и попросила кем-нибудь заменить. Ник открыл дверь и услышал всхлипывания. Кимико сидела на своей кровати вся в слезах.

– Что случилось? – бросился он к жене. – Тебе плохо?

– Не мне! – помотала она головой. – У наших опять сильное землетрясение! Они, наверное, все погибли!

– Откуда такой пессимизм? – спросил он, обнимая жену и вытирая ей слёзы платком.

– Каждый раз, когда передавали о землетрясениях в Японии, сообщали об ущербе! – сказала она, давясь рыданиями. – А сегодня только сказали о землетрясениях, а об ущербе ни слова! Их сразу два, и оба сильные! И ещё какое-то ледяное цунами! Мало им было радиации из Китая, так теперь постоянно трясёт! Как можно что-то строить под землёй, если всё это раз за разом разрушается! Ник, я боюсь, что моего народа скоро не будет. Останутся только принятые здесь дети и мы! У нас сильный, умный и самоотверженных народ, но он просто ничего не сможет поделать!

Кое-как успокоив жену, Ник решил не ходить сегодня на ужин в столовую, а взять пайки. В коридоре он столкнулся с Заком, идущим с красивой миниатюрной женщиной лет сорока или чуть старше.

–Познакомься, дорогая! – сказал генерал. – Это один из моих друзей и соотечественников Ник Сандерс! А это моя жена Джин! Как у тебя дела? С Кими всё в порядке?

– Замучил токсикоз, – пожаловался он, – а в остальном порядок. Позвольте поздравить вас обоих! Зак, вы ведь будете менять квартиру?

– К сожалению, вынужден уехать совсем, – сказал Зак. – Жена биолог с мировым именем, поэтому её поселили в столице, а я пошёл довеском. Заодно предложили вернуться на военную службу, и я согласился. Жалко с вами расставаться, но ничего не поделаешь. А сюда приехал проститься и забрать вещи.

* * *

– Запись на мониторе! – сообщил оператор. – Минус десять секунд.

– Никто ещё не наблюдал цунами при полуметровой толщине льда! – сказал Алексею академик Гурин. – Правда, море замёрзло на километр от берега, но всё равно... Смотрите, пошла волна! Магнитуда землетрясения в океане больше девяти, высота волны у кромки льда около тридцати метров, а скорость около ста километров в час. Посмотрите на лёд!

Вода отхлынула от берега, и теперь ледяное поле на всём видимом пространстве проседало, разваливаясь на отдельные глыбы, и на всё это с сумасшедшей скоростью накатывалась стена воды.

– Лёд не дал воде уйти далеко, – говорил Гурин, – но на километр вглубь берега не осталось ни одного сооружения. Японцев здесь не было, но погибло всё, что они приготовили для подлёдного лова. Все суда в портах – тоже.

– А что с нашими берегами? – спросил Алексей.

– На Сахалине волна была всего метра три-четыре, а на Камчатке ещё меньше. Там даже не разрушился припай.

– А второе землетрясение?

– Это следствие извержения системы Текай, – сказал академик. – Магнитуда около семи. Боюсь, что оно причинило японцам намного больше неприятностей. С ними до сих пор не могут связаться. Они ведь почти всё перенесли под землю, а это уже девятое землетрясение за год. И не одного магнитудой меньше шести с половиной. Каждый раз гибнет много людей и большие потери в ресурсах. Упрямый народ, другие уже давно куда-нибудь сбежали бы.

– Некуда им бежать, – мрачно сказал Алексей. – В Китай или Корею нельзя, да и мы их к себе не приглашали, хотя... Виктор Фёдорович!

– Да, Алексей Николаевич! – откликнулся начальник Центра правительственной связи.

– Продолжайте вызывать японцев и, если ответят, переключите на меня. А пока дайте связь с маршалом Брагиным... Здравствуйте, Александр Иванович! Объявите повышенную готовность экипажам «Ковчегов». Возможная цель – остров Хонсю, регион Тохоку.

– Японцы?

– Похоже, их нации приходит конец. Эти землетрясения их доконают. Я хочу до тёплых времён сдать им в аренду наше побережье. Нам оно пока не нужно, а там хватает городов с реакторами. Есть и всё остальное, что мы готовили для себя, но так и не пустили в ход. Выжившим позже найдём место и поможем устроиться. Эти потом отработают. Плохо, что не удаётся с ними связаться. Ждём ещё сутки, а потом грузите спасателей и отправляете к пяти подземным городам. Не может быть, чтобы они все погибли. Если нужна землеройная техника, перебросите из Хабаровска. Для этого к десантным «Ковчегам» возьмите два грузовых.

Он простился с академиком и на выходе из Центра связи столкнулся с женой.

– Не меня ищешь? – спросил Алексей. – Что-то срочное?

– Не тебя, – ответила Лида, – но ты мне тоже был нужен. Разговор на несколько минут. Ты к себе? Тогда я провожу, заодно и поговорим. Я хочу провести реформу языка.

– Ты не размениваешься на мелочи, – улыбнулся Алексей. – Ну и чем же тебе не угодил русский язык?

– Он слишком сложен для изучения. Несмотря на свои сто тридцать с чем-то лет, прекрасно помню, как учила в гимназии. Учишь и думаешь, мол, кому было нечего делать, что он сочинил эти бесконечные правила. Почему одно и то же слово в разных случаях пишется по-разному, зачем эти исключения и миллион правил по знакам препинания. С «не» настоящий идиотизм. Я изучала историю вопроса. Пять раз поднимался вопрос упрощения письменности, а воз и ныне там. Многие русские часто делают ошибки в письме, а каково иностранцам? Наши иммигранты в большинстве уже свободно говорят на русском, а пишут – тихий ужас! А детям нужно идти в наши школы.

– Да я не против, – сказал Алексей. – И у меня в школьные годы русский не относился к любимым предметам. Только к такой реформе нужно подойти очень осторожно. Убрать явную глупость и анахронизмы и ввести две формы написания на переходной период. А в школу нужно внедрять специальную аппаратуру, которую мы используем для экспресс обучения. Определись с потребностью, тогда запустим в производство.

За полчаса до конца работы его вызвали из Центра связи и переключили на один из резервных каналов, по которому связались японцы. Появившейся на экране мужчина был Алексею незнаком.

– Я приветствую вас, ваше превосходительство! – сказал он, отвесив поклон. – Мы слышали ваши вызовы, но не могли ответить: были серьёзные повреждения. Я вас слушаю.

– Нет, это я вас слушаю! – сердито сказал Алексей. – Сообщите, пожалуйста, что у вас случилось и кто вы такой.

–Землетрясение, – внешне спокойно ответил японец. – Очень большие жертвы. Премьер-министр тоже погиб. Пока не получается пробиться ни в один из подземных городов. На поверхности уцелел один реактор, который питает города Итиносеки и Осю. В них остались три миллиона человек. Я губернатор префектуры Иватэ Икиру Танигава.

– Сколько человек под землёй?

– Ещё пять миллионов.

– А остальные? – спросил Алексей, уже зная, что сейчас услышит.

– Это все, – ответил губернатор. – Последний год был нелёгким.

– Значит так! Сейчас к вам вылетят наши спасатели, которые попробуют пробиться к заваленным городам. Всех остальных воздухом эвакуируем во Владивосток. Он рассчитан на полтора миллиона жителей и сейчас пуст, так что вы как-нибудь уместитесь. Энергии там достаточно, а продовольствие на первое время подбросим. Потом запустите нефтедобычу и завод БВК. Фермы и подземные производства пищи там есть. Сегодня же туда доставят всё необходимое для их обслуживания и специалистов. Помогут вам и вернутся. Свои продукты есть?

– Да, примерно на полгода. Благодарю вас!

– Надо было обратиться за помощью раньше. Я знал, что вам трудно, но не думал, что дойдёт до такого! Когда прибудут «Ковчеги», оставьте несколько тысяч человек в помощь нашим спасателям, а остальных сразу же отправляйте. До Владивостока по прямой около тысячи километров, так что вас всех переправят за четыре дня. А если будут живые под землёй, их повезём в Хабаровск. И не нужно гордо молчать! Если что-то потребуется, не стесняйтесь просить. Чем сможем, поделимся, а если не сможем, так и скажем. Всё поняли?

– Что ты такой мрачный? – спросила Лида, когда приехали домой. – Это не связано с японским землетрясением? Ты ходил в Центр связи, чтобы связаться с Сатоми Морисима?

– Как жить с человеком, который видит тебя насквозь? – сказал Алексей. – Я в последнее время начал принимать близко к сердцу чужие беды. Знал, как трудно японцам, а всё равно стало тоскливо, когда доложили, что их почти не осталось. А времени прошло меньше полутора лет. Но на них навалились все напасти: и кислотные дожди, и китайские радиоактивные осадки, и землетрясения с извержениями вулканов. И в Японии не было больших запасов продовольствия.

– И что теперь? – спросила Лида.

– Всех, кого спасём, приютим у себя, – ответил муж. – Досидят до тепла, а потом найдём, где их поселить. Наверное, выждем, как я и хотел, двадцать лет и отправим их в Китай. Разрешим занять хорошие земли на побережье, а они займутся чисткой его территории.

– Ты же не хотел занимать Китай.

– Он нам не сильно нужен, но придётся занимать. У нас только на востоке общая граница больше четырёх тысяч километров, и на западе не меньше. В Индию я не рвусь, а Китай за собой застолбим. А японцев уже не наберётся на полноценную нацию. У нас их детей больше, чем уцелевших. Так что, скорее всего, войдут в наше государство на правах автономии. Мы не будем их тянуть, сами попросятся.

– Жалостливый ты стал, как я посмотрю! – усмехнулась Лида. – С чего бы это? Европейцев пропускаем сквозь мелкое сито, а японцев, у которых мозги работают иначе, берём на содержание без всяких тестов. Про англичан я уже не говорю: выхаживали полмиллиона живых покойников!

– Японцы сделают себе продовольствие сами, мы только поможем, – возразил Алексей, – и не станем мешать их со своими людьми. Эта нация, несмотря на её чуждость, знает, что такое честь, и будет благодарна за помощь. А европейцы страдают разжижением мозгов. Не все, но многие. Они не способны долго помнить добро. А за англичанами попёрлись на край света и выхаживали, потому что их премьер забрал с собой лучших. Он провёл отбор за нас. И наше участие запомнят не только спасённые, но и все остальные.

– У тебя и жалость в конечном итоге оборачивается трезвым расчётом и выгодой, – вздохнула Лида. – Неужели и я такая же?

– Ты почемучка, – улыбнулся муж. – Каждый вечер задаёшь вопросы.

– Потому что ты намного больше знаешь и не делишься знаниями. Сел на диван, обнял, отсидел свою норму и на боковую! Составляли бы хоть итоговую сводку за день для тех министров, которые не протирают штаны в твоём кабинете. Я тогда тоже молча тебя обнимала бы.

На следующий день, перед обедом, Алексею позвонил на комм председатель КГБ.

– Алексей Николаевич, у нас появилась интересная информация. Запустили на обработку записи с камер тех разведчиков, которыми обследовали Китай. Сегодня утром машина отобрала кадры, на которых были самостоятельно перемещающиеся объекты. На одном фрагменте увидели человека. Пошлём группу?

– Посылайте, Василий Петрович, – сказал Алексей. – Только обязательно используйте скафандры, а этого китайца нужно как следует упаковать и поместить в карантин. Не будем рисковать, пусть сначала с ним поработают учёные.

* * *

Город лежал в руинах. В отдельных местах возвышались остатки высотных зданий, но остальные превратились в бетонное и кирпичное крошево, из которого торчали искорёженные металлические конструкции. Входы в убежища были расчищены, и сейчас из них бесконечной чередой шли к громадам «Ковчегов» японцы. Мужчины и женщины, одетые в комбинезоны, которые, как знал Рощин, неплохо защищали от радиации. Стариков он не видел, а дети попались на глаза только несколько раз. Проходя мимо него, японцы кланялись и вежливо улыбались, но в их глазах стыла тоска. Каждый нёс в руках небольшую сумку.

– Городами только занялись, – сказал Рощину шедший рядом японец. – В первую очередь расчищали убежища здесь. А там, если кто-то выжил, могут подождать. Воздуха много, и в каждом городе свой реактор. У нас есть землеройная техника, зря вы привезли свою.

– Посмотрим, – ответил Рощин. – У вас всё прекрасно организовано, так что поедем к месту работ.

Вход в один из подземных городов располагался в километре от окраины разрушенного Итиносеки и представлял собой бетонный купол. Неподалёку стояли грузовые «Ковчеги», из которых выгружали нужное оборудование.

– Шахту смяло, – объяснил японец, показав рукой на купол. – Через вход не пробиться, проще прокопать другой. Есть ещё два аварийных выхода, но там то же самое. Очаг землетрясения был недалеко...

– Пока не задействуйте свою технику, – попросил Рощин. – Лучше подтяните нам электропитание для комбайна. У него есть встроенные накопители, но это только аварийный резерв, а энергии нужно много. У вас есть план верхнего яруса?

– Кабель сейчас подведём, – кивнул японец. – План есть, только он без точной привязки к поверхности.

– Ладно, найдём сами. За вами кабель.

Рощин подошёл к спасателям, которые уже вывели своим ходом комбайн с цистерной уплотнителя и сейчас выгружали остальное.

– Почему дали два «Ковчега»? – сердито спросил старший группы. – Мы можем начать работы только с тремя городами!

– Вот и начинайте, – спокойно сказал Рощин. – Грузовые «Ковчеги» заняты на перевозке продуктов. Начали раскупоривать склады с продовольствием, поэтому они все там. Ничего, хватит и этих. Сейчас развезут оборудование и сделают ещё один рейс. Японец сказал, что если внизу кто-то выжил, то должны дождаться помощи. Реакторы там есть, и он почему-то уверен в том, что они уцелели. К планам городов долго делать привязку, поэтому действуйте сами.

Старший отдал несколько распоряжений, и спасатели быстро установили в разных местах с десяток датчиков. Громыхнул взрыв, и на большом экране интровизора появилась картина части коридоров верхнего яруса.

– Есть точка врезки! – сказал оператор. – Ставьте комбайн возле пятого датчика!

Загудели электромоторы, и комбайн, задрав в небо блок фрез, переполз в указанное место. К нему подогнали цистерну, и соединили её намотанным на барабан шлангом. Вовремя подъехала машина японцев, от которой отцепили питающий кабель и подключили его к комбайну.

– Десять градусов влево! – скомандовал оператор. – Угол заглубления – сорок. Пока нормально, потом внесём коррективы. Пошёл!

Диск фрез наклонился под нужным углом и комбайн начал на глазах погружаться в землю. Когда на поверхности осталась только его задняя часть, спасатели быстро пристыковали к ней двадцатиметровую транспортную спираль. Опять заработали моторы и комбайн уполз под землю, а за ним поползла спираль, выбрасывающая наружу срезанный грунт. Когда и она скрылась в прорытом туннеле, двигатели остановили и спираль нарастили.

– Стенки пропитываются раствором из цистерны, – пояснил Рощин подошедшему японцу. – Потом всё нагревается и твердеет. За час, я думаю, доведём туннель до одного из ходов.

С гулом в небо поднялся первый транспортный «Ковчег», за ним – другой... Последние японцы покидали острова, которые их предки некогда поэтично назвали Страной восходящего солнца.