Коррекция (Йеллоустоун)

Глава 11

– Что-то случилось? – забеспокоилась Лида, увидев мужа. – Что ты такой печальный?

– Сталин всё переиграл, – сообщил Алексей. – Он не собирается ликвидировать Берию, наоборот, сделал его главной фигурой, а меня в очередной раз убедил в том, что я ни хрена здесь не знаю.

– Ну и что? – не поняла жена. – Я в здешней жизни понимаю ещё меньше тебя, но не делаю из этого трагедии. Ты хотел всё передать Сталину и это сделал. Ты же понимаешь, что не можешь быть самостоятельным игроком. Ты говорил, что нужно убрать Хрущёва. Сталин от этого не отказался? Значит, дело будет сделано, а чьими руками – это уже не так важно.

– Всё так, – согласился Алексей, – только я в таком случае не представляю большой ценности: у Берии хватает своих костоломов.

– Тебя сегодня не били по голове на ваших тренировках? – насмешливо спросила Лида. – Или вместе с телом помолодели и мозги? Сколько мы здесь живём? По-моему, меньше месяца. И ты хотел сразу во всём разобраться? Сталин тебя оскорбил или унизил?

– Да нет, наоборот, можно сказать, уговаривал.

– И откуда тогда хандра? Хороших бойцов и здесь хватает, твоя ценность в другом! Ты передал несколько книг, так даже в них не разберутся без твоих объяснений. А сколько ты всего знаешь? А в здешней жизни разберёмся, это только вопрос времени. Что ещё говорил Сталин?

– Говорил, что Берия – единственный из его окружения, кому по силам обуздать партию и провести реформы, и хотел, чтобы я ему помог.

– Ну так помоги! Я не узнаю тебя в последние дни. Когда мы сюда попали, рядом со мной был железный человек, а сейчас, когда всё начало получаться, ты почему-то расклеился.

– Это из-за Берии. Я понимаю, что Сталин прав, но мне очень не нравится, что мы будем полностью зависеть от этого человека.

– А что если тебе с ним сблизиться? Вам придётся много общаться, а человек из будущего наверняка вызовет у него интерес.

– Учитывая репутацию бабника, интерес у него вызовешь ты, – мрачно сказал Алексей. – Правда, я читал, что к нему не возили насильно ни одну из понравившихся женщин. Но ведь и способы уламывания могут быть разные.

– Уже понравилась! – засмеялась Лида. – Ну и что? Сталин шикнул, и он сразу же побежал в кабинет. Мне кажется, что для Берии дело важнее его пристрастий. Красивых женщин много, на мне свет клином не сошёлся, а ты прекращай валять дурака и подумай лучше обо мне.

– Я и так думаю о тебе всё время.

– Плохо думаешь! – она подошла к нему и села на колени. – Тебе не тяжело? Нет? А скоро будет! Как ты думаешь, во что я превращусь, если стану три раза в день объедаться той вкуснятиной, которую готовят на здешней кухне, а потом валяться на веранде или сидеть за мольбертом? Даже в постели у нас в основном работаешь ты.

– Хочешь возобновить занятия?

– Хочу, только не в чём. Не знаю, продаются ли здесь костюмы для тренировок, но пижамы видела. Купи мне парочку на размер больше, чтобы не мешали двигаться. И ещё несколько мужских маек к пижамным штанам. И учти, что мне мало тех упражнений и йоги, которые ты дал. Кто-то обещал учить меня драться. Это прекрасно, когда рядом муж-костолом, но я тоже хочу научиться бить морды! Тому же Берии врезать при необходимости. Ну что, займёшься женой, или у тебя все силы уходят на охрану? Подожди, кто-то стучит. Сиди, я подойду сама.

Стучал Старостин. Он пришёл в сопровождении двух офицеров, нёсших небольшой, но, тяжёлый сейф, который занесли в гостиную и с облегчением поставили у стены. После этого они обласкали взглядами фигуру хозяйки, попрощались и вышли.

– Пусть пока постоит так, а потом принесём что-нибудь вроде тумбочки, – сказал Михаил Гаврилович. – В нём лежат твои плёнки и устройство для их чтения. Вот ключи. Ты знаешь, что со всем этим делать. Он велел спросить, не нужна ли печатающая машинка.

– Даже здесь пользоваться сейфом? – спросила Лида. – В этих комнатах не бывает никого, кроме нас и уборщицы, а она работает в моём присутствии.

– Пока не бывает, – сказал Старостин, выделив слово «пока». – И потом существуют правила работы с секретными документами. У нас и Хозяин их не разбрасывает. Так что насчёт машинки?

– Да ну её, – отказался Алексей. – Много шума, да и не привык я на ней работать. Почерк у меня разборчивый и писать стараюсь аккуратно, а в тишине легче думается. Вот бумага нужна.

– Бумагу я тоже положил в сейф, – сказал Старостин. – Чернила нужны?

– Спасибо, не нужно, – Алексей взял авторучку и провёл ею по лежавшей на столе салфетке, оставив тонкую чёрную линию. – Видишь, как работает? Это не чернила и не паста, а не пойми что. Такое впечатление, что она как-то меняет бумагу. Так что для работы всё есть. Послушай, Михаил, мне нужно смотаться в Москву. Надо купить для жены пару пижам и майки. Она закисла в четырёх стенах и хочет заниматься спортом.

– Спортом в пижаме?

– А чем не нравиться пижама? От неё нужны только штаны, но и верх пригодится для использования по прямому назначению. Если есть что-то другое, можно купить и его. Лишь бы была просторная одежда из тонкой прочной ткани. Я хорошо вожу машину и, если доверяете, могу смотаться сам, только я плохо знаю эту Москву, особенно на окраинах.

– Машину я тебе доверю, – ответил Старостин, – но есть указание одного никуда не отпускать. И дело не в недоверии. Ты слишком ценен, чтобы так рисковать. Мало ли что может случиться! Давайте я сегодня раньше уеду домой и сам куплю. Спрячь свои деньги, потом рассчитаемся. А тебе, Лида, никто не запрещает гулять по территории. Вот за ворота одну не выпустят.

– Вот ты у нас какой ценный кадр! – сказала жена, когда подполковник попрощался и ушёл. – Охраняют почти как Сталина. И пистолет дали. Заряжен, кстати?

– Да, сегодня выдали, но пока не пристрелял. Ладно, раз принесли работу, работой и займусь. А как твои дела с моим портретом?

– Всё быстро вспомнилось, – ответила она, – но о результатах говорить рано, так что прошу не смотреть мои рисунки.

* * *

Берия находился в растерянности. Он был слишком умным и предусмотрительным человеком, чтобы не задумываться о своей судьбе после смерти Сталина. Врагов и просто тех, кому он мешал в борьбе за власть, было предостаточно. Ему уже начала надоедать вся эта суета. Сказывалась и накопившаяся за годы войны усталость. Ирония заключалась в том, что он не мог всё бросить и уйти. Это было равносильно самоубийству. Единственное спасение для него было в том, чтобы сохранить власть, а лучше – забрать её как можно больше. Именно это ему сегодня предложил вождь. Поначалу Лаврентий не поверил в пришельцев из будущего. Коба постарел, и нашёлся ловкач, который запудрил мозги старику. По мере чтения книги в нём зародилось и начало крепнуть ощущение того, что всё так и должно случиться, что написан не чей-то вымысел, а самая настоящая действительность. Он хорошо знал всех, о ком писалось, и чего от них можно ожидать. Так вот, в тексте не было ни одной нелепости, а многочисленные фотографии придавали прочитанному достоверность. Когда Сталин спросил насчёт убийства, Берию прошиб холодный пот. Он понял, что за этим вопросом скрывается что-то страшное лично для него. Рассказ об убийстве Сталина только укрепил его в этой мысли. Мог ли он в этом участвовать? Конечно, мог, а может быть, и участвовал бы в будущем. За пять лет Сталину могло многое прийти в голову, могла прийти и мысль обновить своё окружение. Их многое связывало, но в политике личные пристрастия значат очень мало. Поэтому в случае угрозе жизни он не колебался бы. Жизнь – это высшая ценность, без которой всё остальное теряет смысл. Так почему тогда он, а не Коба? Слава богу, что принесло этого пришельца! Если верно написанное в книге, этот Алексей спас ему жизнь. А может, наоборот, сократил. Берия отдавал себе отчёт в том, какую тяжёлую ношу взвалил на него вождь. Схватка с верхушкой партии будет насмерть. Поддержка Сталина значит многое, без неё за это не стоило и браться, но и с его поддержкой запросто можно было остаться без головы. Стоит ошибиться, а им понять, что именно затевается и какие ставки, и лучше будет застрелиться самому. Работы он не боялся, а рисковать своей шкурой пришлось бы не сейчас, так позже. Лучше уж сейчас вместе со Сталиным. Надо тщательно продумать, что говорить Судоплатову, а завтра обязательно съездить дочитать книгу. И с Алексеем нужно познакомиться ближе. Он видел его один раз и очень недолго, но парень понравился. Это что же должны были написать, если этот Алексей заочно так его невзлюбил? А в его жене есть что-то необычное. Чем-то она его зацепила, жаль, что придётся оставить в покое. Но он не отказался бы увидеть её снова.

* * *

– Общая подготовка у вас ни к чёрту! – сказал Алексей двенадцати построившимся перед ним в шеренгу офицерам. – У большинства хорошо развиты мышцы, но плохая дыхалка, да и растяжки... тоже хреновые. Для кабинетных капитанов и майоров всё выше всяческих похвал, но, с моей точки зрения, «на отлично» только стрельба, да ещё многие неплохо управляются с ножом. Рукопашники из вас слабые. Могу подтянуть, но придётся поработать. Кто к этому не готов, лучше сразу уйдите. Ну не хотите – как хотите! Я вас предупредил. И учтите, что я буду выполнять всё вместе с вами и не потребую ничего такого, чего вы не смогли бы сделать. А для начала разомнёмся и пробежим вокруг дачи двадцать кругов.

– Ну ты и зверь! – сказал Старостин, когда Самохин закончил тренировку. – Ребята ушли от тебя чуть живые. Может, уменьшишь нагрузку? А то ведь разбегутся.

– Я сделал специально, – признался Алексей. – Двенадцать человек много для группы, поэтому я их малость прижал, чтобы отсеялись самые слабые. И мне легче работать с остальными, и им больше пользы. Михаил, вы привезли слишком много матов, поэтому я на время два конфискую. Ковёр на веранде хороший, но его мало для занятий. Да, кстати, ты привёз, что собирался купить?

– Привёз и уже отдал, – ответил Старостин. – Давай помогу донести один мат, оба сразу нести неудобно. Заодно рассчитаешься.

Они свернули каждый по мату, обвязали верёвками и понесли к воротам.

– Уже не устраивают диваны? – спросил дежуривший майор. – Правильно, на полу спать просторней.

– Хватит зубоскалить! – прервал его Старостин. – Открывайте ворота.

Через десять минут маты оказались на веранде, а Самохины поблагодарили Михаила Гавриловича за помощь и пошли обедать. В коридоре столкнулись с вышедшим из прихожей Берией.

–Здравствуйте, – сказал он. – Далеко собрались?

–Здравствуйте, Лаврентий Павлович! – поздоровалась Лида. – Идём на кухню за обедом.

Алексей ограничился приветствием.

– Разве вам не подают? – удивился Берия. – Ладно, если вы не против, пообедаем вместе. Я тоже как-нибудь себя обслужу. У товарища Сталина обед поздно, а я уже проголодался.

– Мы не против, – сказал ему Алексей. – У товарища Сталина малая столовая мала только по названию.

Они прошли на кухню и, взяв подносы, подошли к поварихам. При этом Берия встал последним.

– Как же так... – растерялась старшая из них. – Лаврентий Павлович, что же это вы сами? Сейчас вам накроем...

– Ничего, я и сам возьму, – ответил он. – Накладывайте всем по очереди.

За столом Берия сел слева от Лиды. Утоляли голод молча, а когда первое и второе были съедены, он спросил у Алексея:

– Не скажете, почему смотрите на меня букой даже после разговора с товарищем Сталиным? Что вы вычитали такого обо мне в своих книгах? Этот вопрос уместен за столом? Я не испорчу аппетит?

– В пору моей молодости вашу деятельность на посту наркома сводили к развязыванию репрессий, – ответил Алексей. – Эта оценка не изменилась даже после отставки Хрущёва. Ну и, само собой, женский вопрос. Ходили слухи, что женщин для вас чуть ли не отлавливали на улицах. Я здесь недавно и лишь вчера узнал о вас кое-что от товарища Сталина. Нелегко сразу отбросить то, что столько лет вдалбливали в голову, тем более что я не уверен в том, что всё это неправда.

– Значит, репрессии, – кивнул Берия. – Я так и думал. Ну что же, придётся немного вас просветить. Вы знаете, что при Дзержинском не было массовых репрессий? Феликс Эдмундович набирал кадры ВЧК, не обращая внимание на их национальность. Он был поляком, но взял в центральный аппарат только одного своего соотечественника. Для него главным были преданность делу революции и деловые качества. Всё началось, когда наркомом стал польский еврей Ягода.

– А при чём здесь евреи? – спросила Лида.

– Сейчас объясню, – улыбнулся ей Берия. – Сам Ягода был в органах случайным человеком. Все годы своего управления он тащил в ОГПУ и наркомат евреев, заменяя ими работавших там чекистов. Беда была в том, что проверенные специалисты заменялись буквально людьми с улицы. Был бы еврей, а остальное приложится. Когда туда пришёл Ежов он с громадным трудом убрал из центрального аппарата больше пяти тысяч евреев. Всех ему так и не удалось вычистить, спился. Когда туда пришёл я, пришлось продолжить чистку. И это только в Москве! А сколько таких случайных людей, не обязательно евреев, было в органах! Вы думаете, их так легко контролировать? Слава богу, к началу войны удалось навести относительный порядок, в том числе и в организации разведки. И потом не нужно думать, что все, кого мы арестовывали, были невинными овечками. Были аресты по политическим мотивам, брали и случайных людей, но основная масса арестованных в моё время шла за дело. Хотя я не могу отвечать за действия всех сотрудников. И надо мной существовала власть партии, а в ней всякие люди бывают. Я не безгрешен, но и не дьявол, каким меня описывали в ваше время. А женщины... Было, но я, в отличие от Ягоды, не арестовывал мужей своих женщин и не травил их ядами. Им даже не угрожали. Связи с женщинами плохо сочетаются с образом коммуниста, но я понемногу исправляюсь. Постарайтесь отринуть предубеждение и руководствоваться не клеветой, а собственным опытом. Товарищ Сталин хочет, чтобы мы с вами работали вместе. Я не возражаю, вы мне симпатичны, как и ваша жена. Так что дело за вами. Вы чем сейчас занимаетесь?

– Пишу комментарии к книгам и гоняю охрану.

– И долго вам этим заниматься?

–Комментариями с месяц, а насчёт охраны сказать трудно. Но за месяц дам достаточно, чтобы потом могли заниматься сами.

– Значит, месяц, – подвёл итог Берия. – Предлагаю после этого поработать со мной. Говорят, вы хороший боевик. Сможете работать телохранителем?

– Там своя специфика, но нас учили и этому. Думаю, что смогу.

– Вот и хорошо. Это вам самому очень полезно. Сидя на этой даче, вы не врастёте в нашу жизнь. Подумайте, а я ещё поговорю на эту тему с товарищем Сталиным.

– Ну и как он тебе? – спросила Лида, когда они вернулись к себе.

– Если не врёт, то ничего.

– Если ты через месяц станешь бывать здесь наездами, нужно усиленно тренироваться. До твоего прихода я уже сделала асаны. Всё получилось, но с трудом. Когда уляжется обед, начнёшь учить приёмам, а я верну себе форму сама через три-четыре дня.

– Ты только не перестарайся и ничего себе не потяни, – предупредил Алексей, – а то будут тебе тогда занятия.

– Лёш! – Лида подошла и прижалась к мужу. – Мы точно молодеем. Я утром не обнаружила на лице ни одной морщины. Посмотри, какая кожа. Я была такой только в восемнадцать лет! И тебе уже никто не даст твоего возраста. Что если это и в самом деле бог?

– Мне трудно поверить в бога, – ответил он. – Понимаешь, нас воспитали атеистами, не верящими ни в бога, ни в дьявола. Верующие были, но они жили сами по себе и с нами не пересекались. А верить современному человеку в то, что писали тысячу лет назад...

– Писавшие могли отразить своё понимание бога. Оно не обязательно будет истинным. А людям нужно во что-то верить, почему не в это?

– Ну и что это для нас меняет, малыш? – спросил он. – Бог нас использует и поощрил молодостью, но рассчитывать нужно только на самих себя. Вряд ли он станет вмешиваться, если мы напортачим, иначе давно сделал бы всё сам.

– Значит, не надо портачить! – сделала вывод Лида. – Ты не очень устал? Давай погуляем по территории? Сейчас я быстро надену форму и пойдём! Я дышу воздухом только на веранде, а там что-то вроде леса.

Они гуляли часа полтора, вызывая зависть у охраны. Когда хотели возвращаться, послышался шум мотора и через открывшиеся ворота въехали две машины ЗИС-110. Из передней вышел невысокий усатый мужчина с пенсне, одетый в строгий костюм коричневого цвета. Он целеустремлённо зашагал к даче, но, увидев Самохиных, передумал и направился к ним.

– Это Молотов, – успел шепнуть Алексей жене.

– О чём шепчемся? – спросил подошедший Молотов. – Не меня обсуждаете?

– Как можно, – улыбнулся Алексей. – Я, Вячеслав Михайлович, просто сказал жене, кто приехал.

– Вы здесь недавно, – утвердительно сказал Молотов. – Я частый гость на этой даче, а вас вижу в первый раз. Вы не тот майор, о котором судачат в верхах?

– Не могу знать, – ответил Алексей. – Я, Вячеслав Михайлович, в верхи не вхож и не могу слышать этих сплетен. Но на даче у товарища Сталина мы всего несколько дней.

– И как вас зовут?

– Алексей и Лидия Самохины.

– Я министр иностранных дел, – сказал Молотов. – На этой даче останавливались гости нашего государства, можно сказать, великие люди. И я всегда знал о них заранее, а фамилию Самохин почему-то слышу в первый раз.

– Всё когда-нибудь случается впервые, – заметил Алексей. – Если мы пока не прославились, не беда: у нас впереди ещё вся жизнь.

– Вы мне понравились, молодой человек! – одобрительно сказал Молотов. – А ваша жена – идеал женщины. Надеюсь, ещё увидимся.

Он повернулся и ушёл в дом.

– Пошли и мы, – предложила Лида, – а то уже появились комары. Лёш, а кто он такой? Я слышала, что министр, и что-то о нём читала, но уже не помню. Должности меня не интересуют, скажи, что он за человек.

–Твердокаменный большевик с партийным билетом под номером пять, – ответил Алексей, прихлопнув севшего на лоб комара. – Ты права, разлетались гады. Пойдём быстрее, закроем окна на веранде, а то потом не дадут спать. Молотов – один из самых близких Сталину людей. Если верить тому, что я читал, он порядочная сволочь, причём сволочь убеждённая. Через несколько лет должен пострадать с согласия Сталина.

* * *

– Здравствуй, Коба! – поздоровался Молотов. – Лаврентий у тебя?

– Здравствуй, Вячеслав, – недовольно сказал Сталин. – Занят Лаврентий. Неужели один вечер не можете без него обойтись?

– Я подожду, – сказал Молотов. – Мне он нужен ненадолго. Интересный у тебя появился майор. А жена у него настоящая красавица, где только такую достал! Лаврентий ещё не сделал на неё стойку?

– Не нужен ей наш Лаврентий. Где ты их увидел?

– Гуляли возле дачи. Я подошёл и поговорил. О них уже ходят сплетни, мне вчера Микоян рассказал, вот и стало интересно, с чего им такая честь. Так этот майор меня вежливо отшил. Молодец!

– Может не узнал? – предположил Сталин.

– Назвал по имени-отчеству. Жена, говорит, не узнала. Не скажешь, кто они такие?

– Кто он, ты теперь знаешь, а она хороший художник. Ты приехал ко мне или к Лаврентию?

– Он мне нужен по делу, а тебя я всегда рад видеть, ты же знаешь.

– Сейчас я оторву его от дела, а то тебе придётся долго ждать. Я тоже сегодня занят. Все перед приездом звонят, один ты сваливаешься как снег на голову. Смотри, когда-нибудь просто не пустят.

* * *

Прошла неделя. Алексей передал дежурившему телохранителю пакет со вчерашними записями и направился в здание охраны заниматься с офицерами. Ученики у него подобрались упрямые, поэтому не ушёл ни один. Форму он им немного подтянул и продолжал этим заниматься, только не так усердно, как в первые дни. А со вчерашнего дня занялись отработкой приёмов. Алексей понимал, что мало успеет за месяц-два, поэтому начал обучать своих учеников десятку самых полезных связок. Главное – научить, отработать они смогут и сами, было бы желание. Хорошо, что в группу отбирали тех, кто не занимался самбо. Хуже нет, чем кого-нибудь переучивать.

Берия приезжал почти каждый день. Два раза они вместе обедали, а вчера он поднялся к ним в комнаты.

– Товарищ Сталин пока вас не отдаёт, – сказал он Алексею, – и я с ним согласен. Вы слишком много знаете, чтобы использовать как боевика. Он сказал, что после объяснений, которыми вы занимаетесь, займётесь ответами на его вопросы. А я смогу воспользоваться вашими услугами, когда возьму власть. Тогда книги по науке будут переданы тем, кто занимается атомом. Скорее всего, вы поедете туда. У учёных тоже будет много вопросов.

Пожалуй, он был этому рад. Несмотря на симпатию, которую к ним демонстрировал Берия, сближаться с ним не хотелось, а Алексей привык доверять своей интуиции. Лида по-прежнему не показывала свою работу, и, пока его не было, много занималась упражнениями, а перед ужином они больше часа разучивали три связки.

– Тебе больше и не нужно, – говорил он жене в ответ на упрёк в том, что даёт мало приёмов. – Лучше один хорошо заученный приём, чем три десятка, которые ты знаешь кое-как. Если не умеешь драться, лучше убегай, но не пытайся отмахиваться, разве что прижмут так, что уже не убежишь. А этих трёх связок тебе хватит с головой, главное – делать их без ошибки и с максимально возможной скоростью. В скорости главный успех. Будешь выполнять медленней, чем нужно, и тебя не спасёт никакая техника. В борьбе нет чудес, почти всё в ней очень просто. Тренируйся, не жалея себя, развивай тело и учи приёмы так, чтобы не думать над их выполнением. Почему я валяю ребят, как хочу? Просто потому, что намного быстрее их. Они видят мои движения, но даже их цель понимают с опозданием, а о том, чтобы отреагировать, вообще нет речи. Потренируются год и станут намного быстрее, а мастерами с тем, что я дал, не будут никогда. Для этого нужны годы упорных тренировок с моим участием.

– И мне тренироваться годы? – ужаснулась Лида.

– Чтобы набить морду Лаврентию, хватит месяца, – успокоил Алексей. – Через два сможешь вырубить кое-кого из здешних ребят, если ударишь внезапно и от тебя не будут этого ждать. В дополнение к остальному мы займёмся бегом. Здесь есть нормальный маршрут от фонтана к гаражу, потом вокруг дачи и к воротам. Для начала пробежим раз десять, а потом сама доведёшь до сотни. Тогда уж точно не растолстеешь и так укрепишь мышцы ног, что хрен тебя кто-нибудь догонит.

Алексей зашёл в дежурку и поздоровался с сидевшими в ней офицерами.

– Алексей Николаевич, – обратился к нему один из них. – Старостин просил передать, что у вас сегодня не будет занятий. Вчера вечером товарищ Сталин предупредил, что после завтрака поедет в Кремль, а из ваших учеников больше половины входят в выездную группу.

– Ну и ладно, я тоже устрою себе выходной. Я тогда не буду заходить, а вы передайте тем, кто остаётся, что могут отдохнуть. Будет неплохо, если сделают разминку и поработают с тем, что я дал.

Сталин уехал через два часа. В четыре ЗИСа загрузились два десятка бойцов «девятки», а в пятый сел Иосиф Виссарионович с одним из телохранителей. Первыми выехали две машины с охраной, потом сталинский ЗИС и следом с минимальным интервалом пристроились остальные автомашины. Ребята говорили Алексею, что, когда не было этих бронированных монстров, впереди пускали две машины с открытым верхом, чтобы охране было удобно вести огонь во всех направлениях.

Хозяин вернулся через шесть часов и не один. Вслед за его машинами в ворота въехали четыре ЗИСа. «Свои» машины высадили Сталина и «девятку» и уехали к гаражу, а ЗИСы гостей остались стоять вдоль дороги. Вышедшие из них люди разделились. Группа из четырёх человек пошла вслед за Сталиным, а остальные направились к воротам.

– Приехали гости, – сказал жене Алексей, смотревший во двор из-за шторы. – Среди них были Берия с Молотовым, а двоих я не узнал.

– Опять сидеть в комнатах! – с досадой сказала Лида. – А я хотела прогулять.

Через десять минут к ним пришёл Старостин.

– Видели мы ваших гостей, Михаил, – сказала ему Лида. – Можете не предупреждать, мы никуда не выйдем.

– Вас, Лида, просят выйти, – ответил он. – Приехали те, кто часто навещает Сталина. Кроме Берии, там Молотов, Маленков и Микоян. Маленков и пристал к Хозяину. «Где вы, – говорит, – товарищ Сталин, держите красавицу, о которой столько разговоров? Не пора ли разбавить нашу чисто мужскую компанию хоть одной женщиной?» Сталин ответил, что вы замужем и здесь по делу. Приглашать без мужа неприлично, а ему нечего делать в их компании. Так Маленков не унялся. «Я, – говорит, – слышал, что она художница, вот мы её в этом качестве и пригласим. Пусть изобразит нас хоть карандашом. Заодно и посмотрим. За осмотр, мол, деньги не берут, а от вас не убудет». Сталин не стал возражать, сказал, что на ваше усмотрение. Пойдёте?

– Я думаю, что отказываться неудобно, – сказала Лида. – Хотят, чтобы я их нарисовала? Почему бы и нет? Вот только во что мне себя упаковать? Надену то платье, в котором сюда пришла, и туфли на каблуках. Серьги тоже не помешают.

– Хочешь произвести на них впечатление? – спросил Алексей. – Зачем?

– На Хозяина уже поздно производить впечатление, а Лаврентий, если ты не заметил, и так ходит под впечатлением. Молотову безразлично, в тапочках я или на каблуках, а вот двое остальных... Не всё ли тебе равно, что они подумают, а мне легче держать дистанцию.

– Я беспокоюсь из-за Берии. Почистишь пёрышки, а у него поедет крыша. И что тогда?

– Михаил, скажите им, что я сейчас соберу всё, что нужно для работы, и приду. Послушай, Лёш, ты всё ещё смотришь на Лаврентия под впечатлением когда-то прочитанного. Я ведь уже давно не девочка, какой сейчас выгляжу, и научилась разбираться в людях. Так вот, в Лаврентии нет подлости. Да, он задавил свою совесть и отстранился от того, что творили в его наркомате. И это понятно. Ни один умный врач не станет сочувствовать своим пациентам, иначе ему самому скоро понадобится помощь коллег. В той жизни и в той борьбе, которую сейчас ведут люди, нет места чистюлям. И ты тоже рано или поздно запачкаешься. Люди всегда остаются людьми, и многое они делают в первую очередь для себя. Но одни льют кровь только тогда, когда без этого не обойтись, и борются не только за своё место под солнцем, но не забывают и о народе, а для других все средства хороши, лишь бы удержать власть, а лучше захапать её ещё больше. Так вот, Лаврентий из первых. А тяга к красивым женщинам... Она ведь есть в каждом из вас, у него просто больше возможностей и плохие тормоза. А в случае со мной можешь не бояться: он не перейдёт черты.

– Почему ты так думаешь?

– Во-первых, потому что ему через год пятьдесят и думает не тем, что между ног, а головой и понимает, что мне не нужен, а ты окажешься для него потерянным. А он, как я уже говорила, человек дела.

– Есть и во-вторых?

– Есть. Дело в том, что я сильно его зацепила. Мне его жаль, но моя совесть чиста: я не крутила хвостом. Так вот, есть разница в том, чтобы завести короткую, ни к чему не обязывающую интрижку и развлечься с понравившейся тебе женщиной, особенно когда она сама не против, и навязываться той, которая запала в душу, но совершенно к тебе безразлична. Мерзавцу всё равно, ему – нет. Так что хуже, чем есть, ему уже не будет.

– Смотри сама.

– Если ты против, я туда не пойду, хотя и обещала. Просто я думаю, что могла бы не только дарить тебе любовь, но и помочь в делах. А для этого нужно хоть иногда выходить из этих стен и показываться на людях. Почему не начать сейчас? Подожди, придёт время, они нас с тобой ещё будут к себе приглашать. По крайней мере, те, которые уцелеют.

– Ладно уж, иди приводить себя в порядок.

Через десять минут Лида вышла из спальни и повернулась, давая себя осмотреть.

– Ну и как я тебе?

– Для меня ты во всех видах хороша, а их сразишь, несмотря на возраст. А Лаврентию я заранее сочувствую. Надеюсь, что ты не ошиблась в его оценке. Не забудь карандаш и бумагу.

– Да, сейчас возьму. Пожелай мне удачи!

– Удачи. И долго там не задерживайся, а то приду забирать. Шучу, иди уже и не вздумай рисовать на них шаржи. Не те люди, могут не понять.

Лида поцеловала его в губы, обдав ароматом духов, и вышла из гостиной.