Глава 10

Фудзивара с заметным трепетом рассматривал и медленно вертел веер в руках, его пальцы плавно скользнули по гравировке журавлей, как по щеке любимой женщины. В глазах мелькнуло что-то неуловимое — то ли печаль, то ли признательность. Он закрыл тэссен с тихим щелчком и аккуратно положил его на стол, сам же начал неторопливо говорить, будто взвешивая каждое своё слово.

— Этот веер, — он сделал паузу, словно искал подходящие выражения, — или очень похожий на него, принадлежал моему деду.

Я замер. Внезапная тишина повисла между нами, а я внимательно уставился на Фудзивару.

— Вашему деду? — переспросил я, чувствуя, как мурашки пробежали по спине. «Что за нелепое совпадение?» — проскочило у меня в голове, — «но в то же время очень удачное».

Фудзивара кивнул, его голос стал тише, будто он боялся спугнуть воспоминания:

— Он исчез в сорок пятом. Ушел на фронт почти в самом конце войны, но так и не вернулся. Моя бабушка говорила, что перед уходом он оставил ей точно такой же тэссен и просил сохранить его, как семейную реликвию. — Его пальцы сжали веер так крепко, что костяшки побелели. — И она верила, что он жив… пока не пришло извещение.

Я молчал, понимая, что любые слова сейчас будут излишни.

— Откуда он у вас? — наконец спросил Фудзивара, и в его вопросе звучало не простое любопытство, а что-то более глубокое.

— Антикварная лавка «Басан». Хозяйка Икэда Мамока. — Я почувствовал, как сердце учащенно забилось. Так «угадать» с подарком я определенно не рассчитывал.

Фудзивара усмехнулся, но в его смехе не было радости:

— Икэда? Да, я определенно слышал эту фамилию. Её семья столетиями торговала артефактами самураев. Говорят, они умеют «слышать» историю вещей. — Он посмотрел на меня так, будто видел насквозь. — Или тех, кто их покупает.

— Она спросила, сколько мне лет, — ответил я, удивляясь его вопросам и тому, что сейчас рассказываю этот странный вопрос, заданный ей на прощание. — И сказала, что мои глаза не соответствуют лицу. Но это же настоящий бред⁈

Фудзивара наклонился вперед, его взгляд стал острым, как лезвие танто:

— А что вы ей ответили?

— Ответил правду, что мне двадцать четыре. — ответил я, но внутри ёкнуло. Сначала Икэда, потом Фудзивара? Или это я уже начинаю сходить с ума? Второй раз за сегодня я терялся при ответе на этот вопрос.

Но Фудзивара не рассмеялся. Напротив, его лицо стало донельзя серьезным:

— Когда мы впервые встретились, и я подумал, что вы другой. Не тот Джун, которого все знают. — Он провел пальцем по узору на веере. — Вы помните, что сказал Миямото Мусаси? Думай о себе легкомысленно, а о мире глубоко. Вы же делаете наоборот.

Я решил не комментировать его предположения, а лишь развел руками. Дескать, ну вот такой я человек, прошу любить и жаловать. Ну либо понять и простить, тут уже в зависимости от обстоятельств.

Фудзивара продолжил, вращая веер в руке:

— Самураи верили, что журавль живет тысячу лет. Потому они и являются символом долголетия. Но очень немногие знают, что происходит на тысяча первом. Он становится ветром. И тогда его уже нельзя поймать, но зато можно почувствовать. Также, как вашу благодарность.

Внезапно зазвонил телефон Фудзивары. Он взглянул на экран, и его лицо исказилось гримасой раздражения:

— Опять они? Ну ни минуты покоя! — Он встал, сунув веер во внутренний карман пиджака. — Извините меня, Канэко-сан, но боюсь, это один из тех телефонных звонков, на который невозможно не отреагировать. Я принимаю Вашу благодарность, раз она идет от чистого сердца вместе с Вашей дружбой. Сейчас я вынужден срочно удалиться, но, Канэко-кун. — Впервые он обратился ко мне именно так. — Будьте осторожнее с теми, кто задает, казалось бы, глупые вопросы. В Осаке мало глупцов, и они, как правило, долго не живут.

Фудзивара быстро вышел из кафе, оставив после себя только звон колокольчика над дверью. Я продолжал сидеть, откинувшись на спинку стула и размышлял над его словами. «Быть осторожнее с теми, кто задает казалось бы глупые вопросы»? Странно, как и вопросы про мой возраст. Хотя последнее можно отнести скорее к физиогномике, возможно. Помнится, мне как-то раз попалась книга, где было описано про искусство нинсо — чтение по лицам. Якобы люди, в совершенстве владевшие им, могли не только «прочитать» человека, но описать его жизнь, заглянув как в прошлое, так и в будущее. Правда, само произведение относилось к беллетристике, но можно ведь допустить, что крупинки правды в нём были?

Раз пока я не могу разгадать все эти загадки, будем двигаться дальше. В моем случае — домой, пора дать Момо возможность подышать свежим воздухом. В голове снова всплыла мысль о необходимости наконец снять жилье, более похожее на квартиру. Тот «чулан под лестницей», в которым мы сейчас обитаем, нам явно маловат.

«Значит ты не паровозик, который смог» — подключился внутренний голос, но моя голова была слишком забита происходящим вокруг, чтобы найти ответ на этот укол. Двигаясь домой, я между тем всё-таки заметил черный автомобиль, стоящий в десятке метров от кафе, в котором я встречался с Фудзиварой.

— Как же Вы меня все достали, — прошептал я, стараясь не обращать на них внимания. Всю дорогу я шёл не оборачиваясь, абсолютно не желая проверять, едут ли за мной или нет.

Момо как обычно ждала меня под дверью. Стоило мне только остановиться и достать ключи, как она своим нежным басом начала меня приветствовать.

— Ну что ты так кричишь, малышка? — спросил я у нее, сев на колени и поцеловав шершавый нос, — и так некоторые соседи на тебя жалуются.

«А некоторые меня угощают!» — её глаза буквально восклицали это. Да, бабушка Сато пока тот самый якорь, который держит меня на этом месте. Стоп, а что мне мешает ускорить её встречу с внуком? Всю дорогу до парка я размышлял, как же лучше это сделать? В итоге не нашел ничего лучше, как взять в руки телефон и набрать Каори. «Абонент занят», понятно, надеюсь, как увидит, что я ему звонил, сам меня наберет.

Персик с похрюкиванием влетела в вольер, в котором на лавочке тихонько сидела пожилая японка с каким-то свертком на руках. Оказалось, это была собака, укутанная в курточку и шапочку, что в итоге торчал только один нос. То ли чихуахуа, то ли тойтерьер, судя по габаритам. У местных такие породы в ходу, чем меньше, тем лучше. Моя волосатая торпеда в принципе не умеет тормозить, предпочитая останавливаться в ком-то или в чём-то. В этот раз она решила амортизировать об старушку. Закончилось всё ожидаемо: булочка хрюкнула, пожилая дама вскрикнула, её комок на руках резко взвизгнул, и эта парочка стрелой вылетела из вольера. Я и не думал, что старички могут развить такую скорость.

— Единоличница — только и смог я сказать, когда Момо подбежала ко мне, — взяла и выгнала людей. Между прочим, они тоже имеют право тут гулять.

Моя тирада осталась без ответа, потому что волосатый тайфун увидел очередную цель — бабочку.

— Знаешь, Персик, — задумчиво произнес я, — смотри, вот, к примеру, есть такая порода, называется бассенджи. Говорят, что это будто кошка в псовом обличье. А вот ты, кажется, гибрид кабанчика, торнадо и… пельмешки.

Момо не ответила, а только злобно рычала, очевидно насекомое не захотело ей поддаваться.

Постепенно парк опустел, фонари зажглись тусклым янтарным светом, мы неспеша шли домой, а Момо, как всегда, вела себя так, будто ей выдали билет в страну вечного щенячьего счастья. Она рванула к кустам, уткнувшись носом в землю, и начала рыть яму с таким усердием, будто там зарыт клад династии Цинь.

— Эй, Персик, это не пляж! — крикнул я, пытаясь оттащить её за поводок. — Тут люди цветы сажают, газон, а ты?

Момо внезапно замерла, уставившись на что-то в темноте. Уши встали торчком, хвост — трубой. И тут я услышал слабенький шелест…

— Ну всё, идём, — вздохнул я. — Это, наверное, ёжик. Не трогай его.

Момо уставилась на меня, но послушалась, и побежала по дорожке. Стоп, какие ежи на этих островах? Думается мне, кроме морских никаких и нет.

А Момо уже неслась к другим кустам, волоча меня за собой. Ёжик, в итоге, был не ёжиком, а пластиковой бутылкой, которую ветер гонял по дорожке. Увидев «добычу», бульдожка прыгнула на неё передними лапами, бутылка жалобно хрустнула, выстрелив струёй воды прямо ей в морду.

— Гр-р-р! — Момо отпрыгнула, тряся головой, и принялась лаять на побеждённого врага.

— Молодец, победила, — похлопал я её по мохнатому боку. — Теперь весь район знает, что ты гроза пластиковых бутылок.

Я наклонился, чтобы поднять бутылку с земли. Кажется, начинаю проникаться повсеместным духом чистоты и порядочности, мне откровенно нравится местное отношение к природе.

Дальше было еще лучше. Момо решила ознакомиться со всем поподробнее, и стала обнюхивать каждую скамейку. У пятой скамьи она вдруг застыла, уткнувшись носом в табличку с номером смотрителя и… чихнула. Да так громко, что даже голуби с ближайшего дерева взлетели.

— Будь здорова, — засмеялся я. — Здесь шуметь нельзя, теперь ты официально нарушитель.

На обратном пути Момо умудрилась поймать пастью на лету падающий с дерева лист и так и несла его до дома, как боевой трофей. Но, переступив порог, я был вынужден её разочаровать, листок из разряда трофеев был немедленно перенесён в разряд «бесполезного мусора» и утилизирован. Глаза на мгновение погрустнели, но она тут же вспомнила о резиновом динозавре, который был немедленно извлечен из-под дивана и перенесен к ней в лежак.

— Вот и славно, — потеребил я её уши, — теперь все при деле.

После лёгкого ужина я буквально упал на диван и не стал даже включать компьютер. Прошедший день был насыщенным, следующий обещает быть еще более интересным, значит нужно набраться сил и…

Додумать продолжение фразы я уже был не в силах, потому что как по щелчку провалился в сон.

Я стою босиком на дороге. Меня окружает звенящая тишина. Воздух пропитан ароматом свежескошенной травы и влажной земли после дождя. Берёзы стоят, как белые свечи, их листья, переливаясь изумрудом и золотом, будто шепчутся с ветром. Вдалеке — полоса ржаного поля, колосья кланяются солнцу в такт невидимой мелодии. Тропинка ведёт к реке, где вода, словно ртуть, отражает небо: то ли рассветное, то ли закатное — я не смог разобрать. У причала качается старая лодка, облупившаяся краска которой похожа на шкуру дикого зверя. Краем глаза ловлю движение — будто мелькнул рыжий хвост лисы. Оборачиваюсь, но вижу только дорожку, петляющую среди полей.

Внезапно резкий звук буквально выдергивает меня из то ли сна, а то ли воспоминания, оставляя лишь тонкое послевкусие огорчения и разочарования. А я еще говорил, что ностальгия — это не моё, куда там. Берёзка мне всё одно милее, чем цветущая сакура. Вот только что за звук? Момо также непонимающе моргала своими глазами-бусинами, в такт раздающемуся звуку. Будильник, еще и сигнал такой противный, надо же еще было постараться найти такой.

А ведь винить некого, сам же такой и искал вчера, писклявый, мерзкий, чтобы не нашлось сил его проигнорировать.

— Момо, вставай, вставай, — я нежно подтолкнул её с дивана, — нас ждут великие дела.

«Папка, по-моему ты заболел!» — явственно читалось в её глазах, — «мы так рано не встаём».

— Теперь встаем, малышка, — я начал судорожно перебирать свой скромный гардероб, в поиске любой удобоваримой одежды для утренней пробежки, — пора начинать заниматься телом, благо дух за мои почти пятьдесят окреп достаточно.

«Двадцать четыре», — напомнил мне внутренний голос, и я пообещал самому себе сегодня же вечером вызубрить все данные о себе. Не хватало мне снова так замяться над элементарным вопросом.

Странного вида штаны с аляповатым рисунком были найдены на нижней полке, а вот майку пришлось выуживать из стирки. Стыдно, дорогой мой «я», миллионы на счете, а одеваешься как ханыга.

Момо склонив голову вбок наблюдала за всем происходящим действом с живым интересом, ей, как и мне нравилось всё новое и неизведанное. Посмотрим, как она отнесётся к пробежке.

Ожидаемо, запаса энергии в моем «гибриде» было буквально на два десятка метров, потом её тяжелое дыхание стало слышно на другом конце парка. Я оставил её в вольере, сам же нарезал пару десятков кругов возле него. Нет уж, на будущее утренний моцион буду совершать в одиночестве.

Даже после такой, небольшой тренировки, я чувствовал, как кровь заструилась по жилам с удвоенной скоростью. Отлично, значит я на верном пути.

Душ, завтрак, обязательный поцелуй волосатой щеки и я уже рвусь на очередной свой первый рабочий день. Надеюсь, козни Хосино не смогут испортить моё отличное настроение. Весь этаж гудел как потревоженный улей. То тут, то там сотрудники кучками стояли и вполголоса обсуждали. Ну, что они обсуждали, я мог угадать с одной попытки, любопытно только одно, на что теперь ставит большинство моих коллег.

Хосино-сан видимо тоже почувствовал висящее в воздухе напряжение, потому что вышел на ежедневную утреннюю планерку минут на пятнадцать раньше обычного. Его довольный вид заставил меня слегка нервничать, всё-таки он руководитель отдела. Из нас двоих именно ему проще портить мне кровь, мои же поползновения вряд ли будут ему чувствительны. Хотя, не в этом случае, это прокатило бы с прежним Джуном, но не со мной.

Мои ведущие коллеги стояли неизменной троицей вдали от остального коллектива, и, по движениям губ можно было предположить, что они изредка перекидывались отдельными фразами.

— А между собой вы не особо-то дружите, — заметил я, шепча себе под нос, — это уже неплохо. С организованной группой бороться всяко сложнее.

Хосино Мичи между тем откашлялся, стараясь привлечь всеобщее внимание. Ему это без проблем удалось, все с самого утра были в нетерпении, не каждый день увидишь такое.

— Дорогие коллеги, — начал он, сам в это время ища глазами кого-то.

Он ожидаемо остановился взглядом на мне и улыбнулся. Его довольная гадостливая усмешка всё больше нервировала меня, его подленькие мысли читались на лице не хуже телетекста.

— Как вы уже знаете, — продолжил он, — у нас есть новый сотрудник. Господин Канэко-сан, — он настолько выделил первое слово своей последней фразы, что даже меня передернуло от такого обращения, — который по результатам экзамена рекомендован на должность ведущего логиста.

Тут он уставился на тройку топов, которые молча стояли и жадно ловили каждое его слово. Он удовлетворенно кивнул и продолжал:

— Все направления у нас уже закрыты нашими топами, — он махнул в сторону той троицы, — и, — тут он намеренно затянул паузу, наслаждаясь вытянутыми лицами трёх лидеров, — и менять мы их не будем. Данная структура была выработана давно, за столько времени успешно себя показала и нет смысла менять её ради, — тут он запнулся, видимо чуть было не сказав «нескольких дней, недель» вряд ли больше, его цель — выпнуть меня отсюда максимально быстро, — ради эксперимента. Однако, и для Канэко-сан мы найдем интересную, абсолютно новую задачу.

Тут я заметил в толпе Ямагути, она жадно ловила каждое слово, бросая взгляд то на начальника, то на меня. Заметив мой интерес к ней, она потупилась и повернулась полностью в сторону импровизированной трибуны Хосино. Даже издалека я заметил красноватый оттенок её ушей.

Отвлекшись, я чуть было не пропустил последнюю фразу главлогиста, потому что после его слов зал загудел еще сильнее. Он сказал.

— Канэко-сан будет курировать перекрестную аналитику, проверять ваши отчёты на соответствие стратегии Vallen, регламентам и просто здравому смыслу. Прошу любить и жаловать.

Совершенно неожиданный поворот, даже для меня. Множество глаз обернулись на меня в этот момент, но самым страшным было то, что все три топа смотрели на меня с одинаковым ненавидящим выражением лица. Своим назначением он сплотил их вместе против меня одного, вот ведь самка собаки!

Загрузка...