Королевство иллюзий

Глава 34

Это оказывается стилет! Тонкий, красивый, элегантный с изумительной тонкой работы крестовиной, инкрустированной камнями. Наверняка драгоценными.

Как я могу разглядеть подробности? Да очень просто: эта красивая штука торчит из груди Костика! Вовремя я его освободила! Лучше бы мне не спешить так.

Любимый, завидев опасность, среагировал моментом, откуда и силы взялись, умудрился мгновенно оттолкнуть меня себе за спину. От неожиданности я упала, хотела тут же подскочить и возмутиться, но не успела, всё произошло слишком быстро, Костя начал оседать следом за мной.

И вот теперь я ползаю вокруг него на коленях в глубоком шоке, вокруг публика, разделившись на два лагеря, неистовствует, приближённые Бартоломео окружили его стеной и защищают, а большинство стражи перешли на сторону наследника, а может и на мою, я же богиня!

Только, какая я богиня, если мой любимый лежит с клинком в груди, и даже во мраке подземелья дураку понятно, что рана смертельна, а Великая Дадиан размазывает слёзы и ничего не может поделать! Тут ещё Барт подливает масла в огонь,

— Без паники! — осаждая противников, — это никакая не Наисветлейшая, а простая ведьма, самозванка! Она сама создала иллюзора моего племянника и хотела с его помощью захватить трон!

Народ начинает сомневаться, на меня оглядываться недоумённо, но что я могу поставить против его слова? Только своё без подтверждения делом, а он может всё, у него в руках власть, но предпочитает поиграть в великодушие,

— Сейчас убивать не будем! Что ж мы звери, что ли? Просто оставим их тут на ночь, даже фонари дадим. А на рассвете вернёмся, и если она совершит чудо, я так и быть, признаю свою неправоту. Но уверяю, на утро нам понадобятся дрова для костра на главной площади, чтобы сжечь ведьму. А виселица так и останется пустой, потому что к рассвету иллюзор умрёт, не ходи к гадалке.

После своей коронной речи, Бартоломео идёт прочь не оглядываясь, демонстрируя, что со мной ему всё ясно и не интересно. Свита и прихвостни семенят следом, несколько сомневающихся бросают взгляды сожаления, и мы с Костей остаёмся одни. Напоследок слышу только скрежет замков и засовов в двери. Вот я и оказалось в страшной темнице, а ведь шла на экскурсию из любопытства.

Но мне уже не страшны холодные сырые стены подвала, то что свет фонарей иссякнет, как только в них закончится масло. У меня тут любимый на руках умирает, а я ничего не могу поделать!

— Прости, — его голова на моих коленях, а я сижу на полу, склонившись над ним.

— За что? — не понимаю, в чём виноват.

— Что втянул тебя в своё дерьмо, — боль мешает ему говорить, но он продолжает, — это не твоя война, и я не должен был брать тебя на неё, а я взял.

— Моя, потому что я тебя люблю! — реву, прижимаюсь к его губам, но не требую ответного поцелуя, силы уходят и без того. Клинок трогать не рискую, кровь почти не вытекает наружу, а если достану, возможно, ускорю конец.

— Обещай мне сделать всё, чтобы спастись!

— Мне без тебя без разницы… — он перебивает,

— Молчи! Выслушай, пока могу соображать и говорить! — какое там! Это не может быть реальностью! Уже было такое, просто надо проснуться!

— Как ты здесь оказался? Я тебя своими руками стащила в портал, а потом в больницу! Это всё кошмарный сон!

— Ты видела Джакопо?

— Да! С вывернутой головой! — меня уже трясёт, — мы с Пеппе его похоронили в саду. Собаку тоже…

— Не вовремя старик вернулся, — вздыхает, но это ещё не все мои новости,

— А видел бы ты, что сотворили со спиной иллюзора! — теперь ясно, что это была рокировка, — там места живого не осталось!

— Они сняли вышивку?

— Сняли? Да то, что тут с тобой сделали — цветочки! Они вырезали её с кожей целиком! Это люди Барта?

— Скорее всего, и по совместительству моя бывшая охрана… А, ты, значит, вообще ничего не знаешь, — я замечаю, как красивое лицо искажает гримаса боли при попытке повернуться, и эта боль отдаётся во мне, будто я чувствую её вместе с Костей. Словно это моя собственная рана. Очень осторожно подтягиваю его выше, прижимаю голову к своему животу и реву, и целую, нагнувшись, и не знаю, чем помочь. А он просит всего лишь выслушать, больше не мешаю, пусть говорит.

— Джакопо приехал с задержкой не случайно, он ждал вестника из Астурции. Туда был послан тайный гонец на поиски одного человека. У принсипале осталась обширная агентурная сеть даже за пределами Абекура. Гонец вернулся с дурными вестями: человек пропал.

— Я ничего не понимаю! — собиралась молчать, но не время говорить загадками.

— Этот человек — мой родной брат Армандо, — я уже хочу вклиниться, ведь он же говорил, что только сёстры, — молчи! — предвосхищает вопрос, — моя мать была беременна, она умерла, а ребёнок всё-таки выжил. По настоянию Джакопо младенца успели достать из мёртвого чрева. Потом он тайно сам лично отвёз его к Жюстин, а когда младенец окреп, переправил в Астурцию. Мальчик рос в приёмной семье, сам того не ведая. Я ничего не знал, никто не знал, это была тайна принсипале.

— Зачем он спрятал ребёнка? — я всё же влезаю, — почему королю не сказал? Это же его сын!

— Предыстория такова: отцу кто-то долго и упорно промывал мозги, что королева не верна, а когда она вновь забеременела, и повитуха сообщила, что будет мальчик, промывка, видимо усилилась и стала конкретной, будто бы любовником матери является Джакопо. Конфликт во дворце нарастал, отчуждение королевской четы уже было заметно невооружённым глазом, но не мне конечно, что я мог понимать в пять лет? Я только помню, что мама всё время плакала, а отец походил на взбесившегося хищника в клетке.

Поэтому, когда королеве занемоглось, и прошёл слух, что она намеренно отравилась, потому что муж собрался отлучить её от себя, всё выглядело логично, но только не для принсипале. Он-то знал наверняка, что королева верна супругу, ведь между ними ничего не было, так же, как и он сам присяге.

Он опоздал, но перед смертью мама сказала ему, что яда не принимала. Она была уверена, что как только джениторе увидит младенца, сразу признает свою кровь и сменит гнев на милость. Но не успела. Зато взяла обещание с Джакопо помочь младенцу появиться на свет, спасти и защитить от злонамеренных.

— А конкретно от Барта! Смотри, как здорово задумано! Виртуозно! Одним выстрелом трёх зайцев убить: королеву, второго наследника и Джакопо устранить, чтобы не копал!

— Принсипале заподозрил его сразу, но ты ведь успела убедиться, как ловко дядюшка поворачивается не только нужной стороной лица, но и меняет внутреннюю личину, — я вижу столько запоздалого сожаления в глазах любимого. Его силы тают минута за минутой каплями крови, сочащимся из раны на груди, собираясь в тонкие горячи струйки, сбегают по телу на мои колени. И чем теплей моей коже, тем меньше жизни остаётся в нём! Но я креплюсь и стараюсь не реветь, и не упустить ни единого слова, а Костя, немного передохнув, продолжает, — вот так он нас и водил за нос все эти годы. Мы его жалели. Он ведь даже не сумел создать семью из-за своего дефекта, и оказывается, ненавидел мою мать.

— С чего бы ему ненавидеть жену брата?

— Ну, наверное, из зависти… всем хочется любви, не взирая на дефекты. А тут ещё снова беременна. В свете борьбы за трон, дополнительный конкурент в виде второго сына короля — явный перебор. Джакопо, опасаясь того, что младенца убьют, никому не сообщил, что он родился, для всех так и осталось данностью, что королеву похоронили на сносях, поэтому ребёнка никто не искал. По той же причине меня принсипале забрал к себе. Мы с Тео не замечали, что всегда находились под присмотром! Даже тогда, когда друг чуть не свалился в ручей.

— Пеппе сказал мне, что король уволил Джакопо со службы.

— Не сразу, приниспале был очень хорош в своём деле и ещё какое-то время продержался. Но всякий раз, как только начинал копать в сторону Барта, сразу прилетала ответка от короля. Джениторе слишком верит младшему брату, и как всегда, жалеет.

— А несчастный братишка отравил его жену, превратил в иллюзора младшего сына, практически убил старшего и чуть не сжил со свету самого короля свинцовым сервизом! Постой! А откуда Барт узнал про Армандо?

— Не бывает случайный случайностей! С посольской делегацией, той самой, будь она не ладна, Барт поехал в Астурцию. Я думаю, там ему на глаза попался парень, исполнявший какую-то службу при дворе Югонда, очень похожий на всех нас. Ты же видела, в Абекуре практически все брюнеты с карими глазами, попробуй сделать на меня хорошего иллюзора. А тут легко и непринуждённо. Чем он увлёк Армандо, не знаю, принсипале тоже не знал, но когда нашёлся отличный кандидат в двойники, можно было начинать незаметно убирать короля. Скорее всего, тогда в дарах и появился сервиз…

— Но, как так вышло, что вместо тебя в доме Пеппе оказался Армандо?

— Думаю, Бартоломео узнал о тайном доме, — а привела его я, тут уж без вариантов, что соглядатая за мной отправили ещё после первого визита. Хоть Барт и не представился тогда, но следил точно! Вот об этом Джакопо и предупреждал!

— Это моя вина! — ещё немного и разревусь от бессилия и отчаяния! Получается, что смерть Джакопо на моей совести и… любимого тоже.

— Что говорить теперь, — вздыхает, а я чувствую, что делать это Костику всё трудней, — ты ничего не могла знать. Я сам купился, когда душка Рауль ворвался ко мне с распростёртыми объятьями, и сразу сообщил, что уверен, что я это — я, а иллюзор, которого они долго путали со мной, обезврежен. Я, сам лично слышавший накануне от Джакопо, что никому верить нельзя, так обрадовался, что повёлся, как осёл. Пока принсипале ходил по каким-то своим тайным делам, я всё испортил! Рауль и парни из моей же охраны притащили человека без сознания, а он со мной один в один. И это мой родной брат! Представь, какой камень с души в тот миг свалился! Не надо ничего доказывать, всё выяснилось! Я снова становился законным хозяином Оберона, будущим наследником, уже размечтался, как отправлю Югонду отказ в женитьбе на дочери. Ну и брат, сама понимаешь! У меня никогда не было брата, только Матео.

Когда я увидел Армандо — мою собственную копию, захотелось разглядеть его поближе. И посмотреть вышивку. По всем срокам, если он чужак, ей пора было отторгнуться, попросту выболеть и отгнить. Я нагнулся, разглядывая, и уже понимая, что Джакопо ничего не напутал — мы явно единокровны! Но тут по голове кто-то ударил, а очнулся я уже здесь на колесе.