— Берти, что нас ждёт завтра? — мы наконец-то пересеклись в единственном скрытом от посторонних глаз месте — постели.
Спальню хозяйка нам выделила особенную. С большой кроватью и толстым ковром на полу. Всё бы ничего, но так необычно лежать на матрасе, который набит сеном, а под головой подушка из душистых трав. Да и ковёр — не ковёр, а высохшие и умело сплетённые пышные пряди длинных шелковистых растений. Ступив на него босыми ногами, сразу чувствуешь, как уходит напряжение, а тело наполняется лёгкостью.
Зато постель — ловушка усталого путника, как упал, вставать не хочется. Подушка точно с сонными травами, поэтому Костик едва её коснулся, еле шевеля языком, ответил,
— Всё завтра, любимая, всё завтра узнаешь… — и вырубился, а я за ним следом… Всё завтра…
— Та-ань, вставай, пора… — просыпаться не хочется. Боязно. Не знаю, что готовит нам новый день, волнение просыпается вместе с организмом, а душу неприятно холодит неизвестность. Отсиживаться в окопах Костик не собирается, а я сама напросилась с ним.
Жалею ли? Ничуть, но тревоги это не умаляет… Ещё и Жюстин со своим прорицанием. Выбор… Да у меня всё время выбор: медучилище или педучилище? Что важнее зимой: тёплое пальто или дрова? Остаться ждать дома или потащиться за любимым в иной мир? Пожалуй, с последним вопросом проще всего, я даже не задумывалась, когда напросилась, тут выбора не было, как сказала бы Никитична: без вариантов. Хотя вариант отсидеться в логове ведьмы накануне был озвучен, но это не про меня.
Значит, отбрасываю страхи и сомнения, выбор где-то там впереди, а сейчас только вперёд. Завтрак проходит в нервическом молчании, принсипале и любимый подкрепляются остатками вчерашней чудо-каши, а у меня кусок в горло не лезет. Сжевала несколько ломтиков козьего сыра да запила парой глотков очередного травяного чая от Жюстин. Ведьма пообещала, что бодрости он даст на весь день, и она нам понадобится…
Покончив с трапезой, мужчины выбираются на свежий воздух, Жакопо зовёт за собой хозяйку, а я, так и не допив чай, плетусь за компанию.
Утреннее солнышко ещё не палит, но уже понемногу пригревает, и ночная прохлада приятно контрастирует на коже с прикосновениями его лучей. Я подставляю лицо, всё-таки, непривычно, ещё вчера была зима, я не успела насладиться теплом и летом.
Но наш суровый опытный командир заставляет всех мобилизоваться,
— Жюстин, повозку с лошадью отдашь им, подготовь не портящегося провианта в дорогу, одежонку понезаметней и давай уже займись тем, что умеешь лучше всего.
— Хотите оставить мне взамен Орго? — чувствую, что хозяйке жалковато расставаться с собственностью, но Жакопо к возражениям не привык,
— Нет, Орго нужен мне самому! — углядев печаль в глазах ведьмы, он всё же снисходит до утешения, — подождёшь немного, и я пригоню новую лошадку. Тебе пока ехать некуда, а им, — кивает в нашу сторону, — сейчас важнее, каждый день на счету.
После это мы все как-то собираемся, Жюстин смиряется с конфискацией, но всё-таки добавляет уже нам,
— Колетт — такая умница, берегите её.
— Всё, всё, хватит стонов, пора! — принсипале заворачивает нас обратно в подземелье, а Костю забирает с собой, — пошли, сынок, поможешь с повозкой.
Жюстин оставляет меня на кухне допивать брошенный чай,
— Подожди, я сейчас, — а сама отправляется в лабораторию.
Возвращается оттуда с красивой фигурной бутылью, я бы подумала, что в ней какое-нибудь дорогое коллекционное вино, но ведьма отрезвляет,
— Это старящий отвар, — вынимает пробку, — смотри, видишь она полая?
— Вижу, — мне плохо! Сейчас превратит в старуху. Я, конечно, опасалась, что в жабу или крысу, но старухой в двадцать пять тоже как-то становиться не с руки. Жюстин, не замечая мандража с моей стороны, продолжает,
— Одна пробка — одна доза, наполняешь её до краёв и выпиваешь — твоя суточная норма. С таким бараньим весом достаточно, а Косте две пробки будешь давать, такому жеребцу одной явно не хватит, — я слушаю и не слушаю, страшно, и пить это зелье вовсе не хочется,
— Вы нас решили уморить раньше времени, чтобы мы умерли сами от старости? — Жюстин хотела ещё что-то добавить, но тут же осекается,
— Во дурёха! — потом спохватывается, — прости, богиня! Это ж временный состариватель, утром выпиваешь, к вечеру он полностью вымывается, снова становишься прежней. Если надо, снова пробку принимаешь и опять состаришься.
— Я очень постарею? — не представляю, как Костику покажусь в таком виде.
— С одной дозы вдвое. Сколько тебе сейчас? Двадцать? — спасибо за комплимент,
— Двадцать пять…
— Значит, будет пятьдесят, не совсем рухлядь, — утешила. Нацедила пробку и подаёт, — пей, не бойся, всё рассчитано.
— Как в аптеке, — добавляю, беру и, остановив дыхание, залпом выпиваю. По вкусу непонятное варево, даже не буду спрашивать, чего туда накидано, а то если скажет, что мышиные хвостики и дерьмо сверчка, похвастаюсь завтраком прямо на кухне.
Прислушиваюсь к телу, оно пока молчит, но минуты через три начинается странный прилив, ощущение жара и иголок по коже, становится трудно дышать, пробивает испарина, и я уже готова распрощаться с молодой жизнью, но так и не скончавшись, возвращаюсь в нормальное состояние.
Ну, как нормальное, тело прёт, как на дрожжах, свободная футболка уже в обтяжку, джинсы трещат по швам, а пуговка на поясе отстреливает куда-то в угол кухни. Потом появляется неприятная тяжесть в пояснице — видимо с годами я приобрету радикулит.
— Милости прошу в зрелость, Таня! Можешь поглядеть на себя, зеркало в гостиной, — Жюстин по-видимому результатом удовлетворена.
— Мне бы ещё штаны побольше, — голос вроде слегка погрубел.
— Не штаны, а платье, согласно возрасту и традициям, — поправляет, — пошли…
М-да, не готова я оказывается встретится с собой полувековой. Из отражения на меня смотрит тётка не первой свежести с поведённым лицом, припухшими веками, начинающими обвисать щеками и подбородком и, появляющимися морщинами вокруг глаз и на шее. Фигура тоже далека от совершенства, хоть и платье мне выделили не в обтяг. Бомбой я, конечно, не стала, но на пятидесятый размер точно разрослась и, по всей вероятности, останавливаться на достигнутом не собираюсь. Лёгкости в теле, которой я раньше не замечала, стало сразу не хватать. Если не погибну в этой авантюре, надо хоть спортом заняться и прекратить жрать сосиски с картошкой, а то вот моё светлое будущее. Главное,
— Почему, спина-то болит?
— Потому, что это нормально, когда что-нибудь болит в пятьдесят, — поясняет ведьма, — состариватель не только внешность меняет, всё полностью. А, как ты хотела? Скакать молодой козочкой с таким лицом? Тебя ж вмиг вычислят! — но мне сразу другое на ум приходит,
— Костя меня бросит! Как увидит сейчас, так и бросит! — Жюстин покатывается,
— Это ещё неизвестно кто кого бросит, посмотрим, каким он орлом станет с двух пробок!..
— Платье, вообще, какая-то порнография! Сроду бы такого себе не купила даже в пятьдесят.
— Не о том думаешь, девочка, — да уж, девочка, — слушай внимательно инструкцию по применению этого средства.
— Вся внимание, — с этим состаривателем лучше не шутить, сосредотачиваюсь, чтобы всё запомнить.
— Действие отвара полсуток, утром приняли и в путь. Как засмеркалось, ищите поскорее ночлег, какой-нибудь постоялый двор или гостевой дом, ужинать успевайте и сразу в апартаменты, чтобы преображения никто не увидел. Ночь спокойно спите, утром снова принимаете и выходите уже в старческом облике. Имей в виду, сила зелья тает с каждым днём на час, сегодня оно свежее, всю ночь варила, самое долгое, дня два-три на дорогу до столицы вам хватит, а в бутыли ещё останется, но дней через десять можешь смело вылить остатки, вся сила пропадёт, — Жюстин ещё что-то поясняет, но я не слушаю, потому что слышу знакомые шаги по гулкой галерее, очень знакомые! Спрятаться бы куда-нибудь, жаль сквозь стену не просочиться, и невидимой не стать! Вот вам и ведьма, придумала бы лучше какую-нибудь настойку-невидимку, глотнул и нет тебя, а то состариватель! Не нахожу ничего умнее, чем забиться в угол кухни спиной ко входу.
— А Танюша где? — и прям ощущаю спиной, позвоночником внимательный взгляд. Жюстин спасает, взяв огонь на себя, уравнивая шансы,
— Вот, пей! — Костя видимо выпивает, а она снова, — ещё одну дозу! — тут я не выдерживаю и оборачиваюсь. Хочется увидеть его преображение, своего я не видела.
— Это?.. — любимый таращит глаза, а я хоть сквозь землю провались, он же мне теперь в сыновья годиться, но не успевает договорить, как изумляется ещё сильней. Я-то знаю, каким жаром его сейчас обдало изнутри, как кровь показалось раскалённой лавой, обжигая сосуды, как странная колющая боль побежала по всему телу,
— Сейчас пройдёт, Берти, не пугайся! — кидаюсь к нему, потому что помню, как самой было страшно и больно. Он подаётся навстречу, осознав, что это я, но тут же спотыкается и, схватившись за колено, выдаёт неожиданное,
— Бля… — надо же, русский мат — ни с чем не сравнимый выразитель эмоций, потом нагибается, пытаясь понять, что ему там прострелило, густая грива съезжает плотной завесой на лицо.
— Добро пожаловать в старость, любимый, — успокаиваюсь, боль от превращения его точно отпустила, — не мне же одной с радикулитом мучится, — а у него похоже, своя напасть — ревматизм.
— Твою ж мать! — разгибается, откидывая волосы назад. Вот и борода уже наполовину седая и виски серебрятся, и морщины высокий лоб пересекли, но глаза! Эти синющие глаза даже с разбегающимися лучиками гусиных лапок, мои! — м-да, старость — не радость! — смеётся, он смеётся! Я тут чуть в рёв не ударилась, оплакивая загубленную безвременно молодость, а ему смешно!
Честно говоря, он и в шестьдесят остался красавцем, всё так же крепок и прям, с немного морщинистыми ладонями и седой бородой, Костя по-прежнему хорош. Констатирую факт, что когда по-настоящему придёт время, стареть он будет благородно и красиво. А я?
— Не такая уж и старость, — отвечает из-за его спины вовремя появившийся Джакопо. А Жюстин молчит, закусила кулак, взглядывает на Костю со смесью благоговейного страха и сомнения, и как воды в рот набрала. Что не так-то?
Джакопо обходит Костика спереди и вглядевшись в то что получилось, кивает ведьме, с чем-то негласно соглашаясь, потом добавляет,
— Так его выпускать на люди нельзя! Удвой дозу! — хозяйка колеблется, зато я нисколько,
— С ума сошли? Не дам! Чем он вам не угодил? Ему тогда девяносто что ли будет? А если организм на столько не рассчитан? Да он умрёт у меня на руках! — Костик со мной согласен,
— Хватит, больше ни капли, и так колено уже болит, собакам бы отдал!
— Сначала к зеркалу сходи, а потом будешь жаловаться на колено, парень! — командует принсипале, и мы все вслед за хромающим Костей топаем в гостиную. Чего им не понравилось? Он явно теперь не катит на молодого герцога Оберонского, благородный господин в летах, и всё!
Но реакция Кости проясняет сложившиеся обстоятельства. Увидев отражение, любимый странно качнулся и не в силах сдержать эмоций, видимо так офигел, что уперся ладонями в зеркало, прошептав только одно слово,
— Джениторе…