ОСТРЕЕ ЗМЕИНЫХ КЛЫКОВ Дейв Гросс


25 день Чесса, Год разбойных драконов


Акт I


- Потому что… - сказал Талбот Ускеврен, повышая голос на каждом слове, пока эхо его не зазвенело по всему театру Широких Королевств, - мы… не… работаем… на… заказ!

Маллион отступил так быстро, что Эннис должен был подхватить его, чтобы он не свалился со сцены. Сивана вздрогнула от силы этого крика, а Пресбарт зажмурил глаза и поморщился. Никогда ещё, с момента смерти своего отца, Талбот так не выходил из себя. Он опасался худшего, но взгляд на его сжатый кулак, которым он грозил Маллиону, показал, что по меньшей мере его руки всё ещё выглядели как человеческие. Слава Тиморе! Хоть в этом им повезло.

Его партнеры, по искусству слишком хорошо знали, что не смотря на человеческую внешность, лидер их труппы был не совсем человеком. Прошло уже два года с момента, когда Талбот стал оборотнем - на самом деле даже больше, чем оборотнем – но к этому времени он сумел научиться контролировать свое превращение. Даже при полной луне. Но как бы там ни было, в те моменты, когда он злился, ему было трудно не дать зверю прорваться сквозь личину.

Талбот разжал кулаки и расслабил большие плечи. Он задумался над тем, чтобы извиниться, но это только бы ослабило его позицию, если уж не с точки зрения закона, то уж с точки зрения морали. Он был главным совладельцем театра, так что любое решение требовало его одобрения, но он не хотел растерять свою труппу, особенно остальных совладельцев. Уже с десять дней они терзали его одним и тем же разговором и он решил, что наконец пришло время поставить в нем точку. Он ждал, что Маллион заговорит снова, ведь подстрекателем был именно он.

Ища поддержки Маллион посмотрел на Сивану, но она лишь пожала плечами и, в свою очередь, посмотрела на Пресбарта. Как самый возрастной актёр в труппе, который путешествовал по королевству с Госпожой Куикли задолго до того, как она основала театр в Селгонте, Пресбарт наслаждался стелившейся вокруг него дымкой авторитета, которая намного перевешивала его весьма скромные акции в компании. Мерно поглаживая свои усы, с видом, будто он сосредоточенно размышляет о том, чего-бы вкусненького съесть на ужин, старый трагик делал вид, что не замечает ожидающего взгляда Сиваны.

Тогда Сивана повернулась к Эннису. Здоровенный актёр почти догонял по габаритам Талбота, но его неказистая внешность хотя бы не была обманчивой. Он глядел на Сивану с любопытством, пока его лицо не пересекла слабая улыбка. Он любил её, как и все в этой компании и с радостью поддержал бы её в любом споре. Но он бы сделал тоже самое для любого другого друга, что в контексте данного спора, делало его помощь бесполезной.

Вздохнув, Сивана скрестила на груди руки и повернулась к Малллиону.

- Не смотри на нас так, мой костлявый приятель, - сказала она. После смерти их предыдущего лидера труппы, молодая актриса переняла у Куикли много загадочных выражений. – Это ведь ты нашёл спонсора.

- Что? – голос Талбота сотряс перегородки на новой крыше театра – скрипучем плоском конусе, который закрывал от дождя открытый двор, оставляя открытое пространство между своей кромкой и карнизом здания, к которому примыкал театр. Обитавшие под перегородками толсои вскрикнули и забрались повыше. Даже Ломми – низкорослый глава клана этих обитателей джунглей, который слушал их дискуссию с кромки балкона втянул свою голову и скрылся из виду, когда Талбот прогремел:

- Я что, говорил, что нам нужно попрошайничать…

- Она сама вышла на него, - предположил Пресбарт.

Его спокойный и рассудительный тон несколько притушил гнев Талбота. Трудно было кричать на человека, который играл королей и высших жрецов, но Талбот скептически поднял бровь.

- Так и было! – настаивал Маллион. – Ей понравились выступления, которые она видела весной. А ещё она отдельно упомянула как ты играл в «Азуне».

- Верно, - поддержала Сивана.

Её волосы только начали отрастать после того, как она сбрила их для предыдущей роли. Однако, она уже успела их выкрасить в зелёный, поддерживая вечную загадку о её истинном цвете волос.

- И что вы сказали её про наши условия? – спросил Талбот.

- Что мы не работаем на заказ, - ответил Маллион, стараясь не передразнивать Талбота, что было, по мнению самого Талбота, вполне разумно.

- Хорошо, - сказал он. – Отлично! Значит этот вопрос решён. Давайте вернёмся к работе.

Он спрыгнул со сцены и направился к связке досок, которые они купили, чтобы отремонтировать крышу. С тех пор, как на предыдущей открытой крыше заклинание сдерживающее дождь потеряло свою силу, совладельцы предпочли построить конусообразное укрытие, нежели платить волшебнику непомерную цену. К сожалению, с тех пор они поняли, что постоянный ремонт и потребность в постоянных заклинаниях иллюминации, чтобы освещать сцену были, пожалуй, столь же разорительны, как и услуги волшебника.

- Но почему? – спросил Эннис.

Несмотря на свои более, чем тридцать лет и три сотни фунтов, когда Эннис что-то не понимал, он звучал, как ворчливый ребёнок.

- Что почему? – уточнил Талбот.

- Почему мы не работаем на заказ?

Талбот расхохотался, но вскоре понял, что никто более не разделял его веселья. Остальные актёры смотрели на него скрестив руки и, вопросительно подняв брови, ожидая ответа.

- Мы все знаем почему, - сказал он, вынимая доску из связки и перенося её на сцену, словно не хотел смотреть в глаза своим товарищам. – Скажи ему, Сивана.

Сивана фыркнула:

- Ну, когда-то я могла сказать, что мы дорожим нашей репутацией, но беря во внимание, что все в Селгонте обсуждают «Азуна» и «Розу»…

- Давай позабудем об этом, - сказал Талбот. Ему не нравилось вспоминать о том, что последние постановки в Широких Королевствах стали поводом для самых едких сплетен среди дворян. В то время как «Объединённая Роза» была пошленькой комедией, участием в которой никто из актёров не гордился, «Азун» был трагедией, в которой ему, наконец, удалось сыграть главную роль. К сожалению злые языки критиков и сплетни оказались на поверку острее клыков дракона, сразившего короля Кормира.

- Помимо этого ещё море других причин, - сказал Талбот, кивая Эннису. – Скажи ему, Маллион.

- А что я должен сказать? – спросил актёр. Ему только стукнуло тридцать и он наконец стал выглядеть на свой возраст. По правде говоря, Талбот частенько завидовал этому актёру, чья хорошая внешность и природный талант делали его очевидным кандидатом на главную роль в большинстве постановок. – Я вот не могу придумать причину, почему бы нам не стоило работать на заказ, когда наша казна истощала и со дня на день собирается и вовсе опустеть.

- Да что с тобой такое? Не иначе, как какая-то артистическая простодушность! – настаивал Талбот. – Мы же не можем позволить дилетанту набирать нам в труппу актёров, чтобы потешить своё тщеславие. Пресбарт вот со мной согласится, верно?

Пресбарт старательно изучал свои ногти, но когда стало ясно, что от него просто так не отстанут, он вздохнул и сказал:

- Дорогой мой мальчик, случись мне в этом месяце пообедать в месте поэлегантнее, чем телега уличного торговца, мне бы было проще встать на твою сторону.

- Если бы мы хотели стабильной жизни, - сказал Талбот, - мы бы были клерками, разве нет? Жизнь актёра полна приключений и иногда случается пережить несколько голодных месяцев. Послушайте, ведь даже после покупки этих припасов от моей доли ещё что-то осталось. Может настало время раздать летний бонус.

- Да не в этом дело, Талбот, - сказала Сивана. – Ты и Эннис тратите больше времени на ремонт театра нежели на репетиции. И это начинает сказываться на представлениях. Даже на боевых сценах.

- Верно, - сказал Эннис.

Талбот тут-же вспомнил о некогда интригующей битве, которая во время последнего показа «Азуна» деградировала до уровня детской битвы на палках.

- Заткнись, - сказал он Эннису.

Он вздрогнул, услышав свой выпад. Не было никаких причин изливать своё раздражение на Энниса.

- Она сказала, что выбрала нас, потому, что ей понравилось, как ты сыграл Азуна, - напомнил Маллион.

- Так и сказала? И кто именно эта… - Таллбот чувствовал подвох. – Иначе говоря, если ты думаешь, что лесть что-то изменит…

- Вот, что она сказала, - сказала Сивана, приготовившись цитировать. – Он само олицетворение короля. Да, кажется, так она и сказала. Поверь, мы удивились не меньше.

- И пьяной она не казалась, - добавил Маллион.

- Может быть она на него запала, - ухмыляясь, предположил Эннис.

- Ладно, - сказал Талбот. – Думается мне, не будет вреда, если выслушать её, перед тем, как донести до неё, что мы не работаем на заказ.

- Вот это правильный настрой, - сказала Сивана.

Маллион похлопал Талбота по руке и сказал:

- Ты не пожалеешь.


Акт II


Она пришла сразу после заката, когда Талбот был единственным в театре, кто ещё бодрствует. Талбот провёл ночь, заканчивая троны, которые предназначались не для актёров, а для гостей, которые готовы были заплатить премиальную сумму, чтобы смотреть спектакль прямо со сцены, где все могли их видеть. Это была традиция, которая пошла ещё со времён управления Госпожи Куикли и он надеялся с помощью этого соревнования в тщеславии среди дворян выгадать достаточно денег для пошива костюмов для следующего представления.

Ломми загнал своё племя назад, под перекрытия крыши, после того, как они провели целый день прыгая по стропилам, инстинктивно отрабатывая способ передвижения, который был им необходим в джунглях, откуда были похищены их родители. Если Ломми служил в театре в качестве любимого клоуна труппы, его подруга Оттер, а также их отпрыски, были всего лишь постоянными жителями театра Широкие Королевства. И до тех пор, пока от Талбота что-то зависело, им будут здесь рады. Всю ночь эти ночные существа развлекали его своей болтовнёй и вознёй. Молодёжь была более способна к человеческому языку, чем их родитель, который говорил на смешанном языке, но со своей матерью они общались только свойственными им цоканьем и криками.

После того, как они затихли, Талбот отложил молоток, чтобы не будить остальных. Он размышлял о том, обить ли сиденья кожей или же попросту покрасить древесину, когда он почувствовал, что волосы на его загривке стали дыбом. С того момента, когда в нем пробудился Чёрный Волк, он привык доверять своим чувствам. Один напрягся и повернулся к главному входу.

Он учуял её прежде, чем увидел. Запах её тела был сухим, тёплым и пряным с намёком на какой-то импортный фимиам, но вскоре он инстинктивно понял, что это был не парфюм, а её собственный запах.

Когда он никого не увидел на входе, он поднял голову и увидел, что она стоит на бельэтаже. Она стояла столь неподвижно, что её можно было принять за изваяние, на которое кто-то накинул бордовый плащ. Даже с расстояния тридцати футов он мог почувствовать тепло её тела и утренние сумерки никак не затеняли блеск её волос. Это мог быть парик золотистых кудрей, на манер тех, что носили леди Старого Совета, но пряди выглядели слишком ухоженными и там, где они ниспадали на плечи, они словно парили, как мягкие колосья, подхватываемые летним бризом.

Талбот осознал, что потеет и его омыло какой-то невидимой силой, словно тёплым воздухом во время холодного, ненастного утра. Вне зависимости от происхождения ауры этой женщины, она заставляла его тело тянуться к ней, даже несмотря на то, что его первобытные инстинкты кричали ему «беги». Она была могущественной.

- Мномена, - сказала она.

Талбот открыл рот, осознал, что таращится на неё с открытым ртом и захлопнул его.

- Меня зовут Мномена, - уточнила она. – Это вы Талбот Ускеврен, драматург?

До этого никто и никогда не называл его драматургом иначе, как в шутку. Он никогда не писал весь сценарий самостоятельно. Обычно, они покупали сценарии и адаптировали их под свои силы – бои на мечах и юмор. Это создало вокруг труппы не очень удачную репутацию: «Для актёров они слишком хорошие фехтовальщики» - было обычное замечание. В то время, как другие актёры вздрагивали от такого колкого комплимента, Талбот был в тайне польщён, что под его началом, его приятели прослыли столь же искусными, как знаменитые ученики мастера Феррика.

- Да, - сказал он. – Я это он.

Мномена подошла ближе к перилам и Талбот увидел, что она улыбалась. Его щёки запылали, думая, что её развеселило его самоуверенное построение предложения, но он не мог отвести взгляда от её золотистой кожи, идеально гладкой, словно только что отчеканенная монетка.

- Вы тот, кто мне нужен, - сказала она и в следующую же секунду, Талбот воздал молитву Суне, чтобы это оказалось правдой. Как бы там ни было, Мномена тут же перешла к делу. – Мне нужно, чтобы вы поставили трагедию, чтобы разбить сердце одного скряги. Исполняйте её каждую ночь трижды и я щедро буду оплачивать каждый показ.

Это было хорошее предложение. Даже если зрителей будет немного, гарантированная плата за представление сильно поможет смягчить убытки за последний год. От его крайнего неприятия перспективы работы на заказ не осталось и следа, Талбот почти тут же согласился, но годы жизни с отцом и его суровые уроки оставили несмываемый след в его мировоззрении. Как бы сильно он не старался уйти от судьбы, его наследственность всегда будет оставлять в его душе лаз для клерка, который привык считать каждую монетку.

- Вы оплатите ремонт театра, - сказал он. – Плюс расходы за костюмы, сценическое оборудование и реквизит. В этом случае мы можем обсудить детали.

На этот раз пришла очередь Мномены стоять с открытым ртом. Постепенно она пришла в себя, улыбаясь Талботу с балкона с выражением растущего уважения. Он заметил, что она была очень высокой, а её шея была длинной и элегантной, словно лебяжья.

- Я оплачу половину ремонта, - возразила она. – И если уж я заплачу за костюмы и реквизит, я лично буду тем, кто их одобрит. Кроме того, в театре всегда должны быть забронированы лучшие места для моих гостей.

Талбот кивнул и подошел к основанию балкона. Перила находились в двенадцати футах от пола, но он перепрыгнул их и приземлился на деревянный пол. Одним из преимуществ жизни в качестве Черного Волка было то, что сила зверя оставалась при нём даже когда он был в человеческой форме. Однако он был немного разочарован тем, что судя по выражению лица Мномены, его трюк не вызвал в ней ни одобрения ни даже удивления.

- Наверное вы захотите множество боевых сцен, - сказал он с надеждой.

- Если вы считаете, что это поможет привлечь большую аудиторию, то как вам будет угодно, - ответила она. – Я хочу, чтобы зрителей было как можно больше и чтобы молва о представлении разошлась далеко. Придерживайтесь этой концепции, а остальное я поручаю вам.

С этими словами она вручила ему свёрнутые в трубочку страницы пергамента, запечатанные красной восковой печатью с золотыми вкраплениями.

Талбот взял свиток и сломал печать. Его пальцы покалывало, пока он разворачивал страницы и знакомился с содержание. Пока он читал, Мномена, грациозно, словно птичка на ветке, уселась на перила балкона. Всякий раз, когда Талбот отрывал глаза от текста, чтобы взглянуть на неё, он замечал, что она, в свою очередь, тоже на него смотрит и чувствовал, как его щёки начинают гореть. В конце концов он не мог выдержать этих продолжительных гляделок.

- Это… имеет потенциал, - заключил он.

- Здесь нужна рука таллантливого человека, - сказала Мномена. Она соскользнула с перил и положила ладонь на его руку.

- Этот Король Крион, - начал Талбот, - из него мог бы получиться неплохой трагический герой.

- Нет, - сказала Мномена. – Не пытайся делать из него героя. Он жалкий старый дурак, который в упор не видит достоинств своего потомка.

Она не повысила голоса, когда она с удивительной силой сжала его руку, он почувствовал, как температура её тела возросла. Она была всего лишь на ладонь ниже него и он понял, что она была самой высокой женщиной, какую он когда-либо встречал.

- Может оно и так, миледи, - сказал он, - но зрители должны найти в нем что-то, чему можно сопереживать, иначе постановка их не тронет.

Мномена помедлила, размышляя.

- Нужно, чтобы они были тронуты, - согласилась она. – Но они должны видеть и его жадность и понимать, что он поступает плохо, утаивая свои сокровища от принца и принцессы.

- Хорошо, - сказал Талбот. – Было бы хорошо, если бы дети оказались не столь невинными. Возможно, двое из них будут строить козни, чтобы завладеть всем богатством в одиночку, оставив других ни с чем…

Мномена нахмурилась, но затем медленно кивнула:

- Тоже вариант. Однако младшая дочь должна оставаться положительной. Она должна быть главной героиней.

Талбот посмотрел на неё. Наконец он чувствовал себя достаточно комфортно, чтобы улыбнуться ей так, как он мог бы улыбнуться хорошенькой разносчице напитков в баре.

- Так значит младшая дочь?

Мномена выпрямилась и отпустила его руку, но затем тут же выставила свою раскрытую для рукопожатия ладонь:

- Так вы берётесь за дело?

Талбот вообразил, как Маллион будет ликовать узнав о его стремительной капитуляции перед событием, которому он так яростно противостоял. Ему казалось, что красота Мномены припёрла его к стенке, но можно ли было спорить с тем, что он заключил хорошую сделку? Он пожал её руку и почувствовал, что её железная хватка не уступает его собственной.


Акт III


Сивана перевернулась в воздухе и покатилась по сцене, пока со всего маху не ударилась о крайнюю колонну справа. Меч Перивела, который висел над её головой в качестве постоянной декорации, закачался на своих крепежах. Этот массивный клинок, который Талбот унаследовал у своего дяди, был слишком опасен для того, чтобы использовать его для сценического фехтования, но Талбот держал его там в качестве впечатляющей декорации и в качестве оружия, которое должно быть под рукой, на случай если в Широкие Королевства снова пожалуют серьёзные проблемы.

Сивана бросила опасливый взгляд на чудовищный меч, потёрла плечо и сказала:

- Аккуратнее, здоровяк!

- Прости, - промямлил Эннис, держа свой составной посох так, словно он внезапно стал горячим.

Пресбарт забрал у него оружие.

- Тал, - крикнул Пресбарт. – Ты нам тут нужен. Эту хореографию надо доработать.

- Да проблема не в хореографии, - пробормотал Маллион, потирая обратной стороной руки свой подбородок.

Там, где Эннис приложил его немного ранее уже начал образовываться синяк. Позади Маллиона, двое актёров помоложе держались за свои локти.

Эннис ссутулился и понурил голову. С того момента, как он встретил Мномену, он стал удивительно неуклюж. А когда она присутствовала на репетиции, его неуклюжесть только возрастала, но даже через день, после её последнего визита для консультации с Талботом, её аура всё ещё висела в воздухе, вводя почти всех актёров в творческое исступление. Все хотели угодить новому спонсору. Вернее все, кроме таслоев, которые, когда она приходила, торопились убраться подальше и Пресбарта, который в её присутствии становился на удивление тихим. Казалось даже, что старый актёр хотел отказаться от заказа – довольно бесполезный акт, учитывая, что все остальные дольщики театра были за – пока не увидел чемодан, полный драгоценных камней, которые она предложила в качестве первоначальной оплаты.

Талбот взглянул вниз с верхней галереи, где он соорудил себе, между зрительскими скамьями, стол, чтобы он мог работать на свежем воздухе. Во время репетиций он уделил пристальное внимание боевой сцене, где опозоренный, но верный королю вассал сражался с солдатами мятежных принца и принцессы. Обычно, Талбот находил особенное удовольствие в постановке именно таких сцен, однако в этот раз, он, впервые в жизни обнаружил себя ушедшим в текст.

Когда он убедился, что все в сознании и ни у кого не идёт кровь, он снисходительно махнул пером и сказал:

- Маллион, позаботься об этом. Мне нужно поработать над диалогом между Крионом и Несмой.

- Да ладно тебе, Тал, - возмутилась Сивана. - Ты тоже самое говоришь о каждой сцене с ними. Диалог и без того хорош, чего я не могу сказать об этой битве.

- Он довольно хорош, - подтвердил Пресбарт.

Эта ремарка привлекла внимание Талбота, ведь Пресбарт всегда был исключительно критично настроен к любым текстам, которые он декламировал со сцены, даже к тем, которые были написаны профессиональными драматургами.

- Думаю Талу просто нужен повод для обсуждений сценария с Мноменой, - сказал Эннис.

Его улыбка испарилась, когда он увидел как Сивана, глядя на него, нахмурилась и, с выражением мести в глазах, подняла тренировочный меч.

Тал отложил перо, посыпал страницу, над которой работал, песком.

- Ну ладно, - сказал он, вздохнув.

Он встал и потянулся, пока кости его шеи не хрустнули. Затем он соскользнул по опоре на перила балкона, с которых он, сделав сальто, спрыгнул на сцену.

От главного входа раздались аплодисменты от единственного зрителя. Все актёры повернулись и увидели входившую Мномену. Но Талбот почуял её на мгновение раньше.

- Что за выпендрёж? – громко прошептала Сивана.

Обострённые чувства Талбота и его физические возможности уже не удивляли никого из актёров.

Талбот бросил на Сивану укоризненный взгляд. Да, он выпендривался, но он не хотел, чтобы это было так очевидно, особенно для Мномены.

- Приветствую, миледи. Мы не ожидали вас до завтра, - сказал он. – К сожалению, я ещё не закончил проверки.

- Ничего страшного, - сказала она, грациозно показывая жестом на балконы. – Они наверху?

- Да, но они не готовы к…

Но, прежде, чем Талбот успел закончить предложение, Мномена, с помощью левитации уже поднялась на балкон и мягко приземлившись рядом с его столом, начала изучать написанный им материал.

- Я же говорил, что она колдунья, - прошептал Маллион.

Талбот пожал плечами. Его брат тоже был волшебником, хотя никто, до недавнего времени, об этом не знал. Члены его семьи были столь эксцентричными личностями, что от любого человека, входящего в его жизнь, ожидалось, что он окажется магом, монстром или какой-нибудь потусторонней сущностью.

В тот момент, задрав наверх голову и глядя, как Мномена читает его текст, он даже не задался вопросом, кем именно она является. Всё, на что он надеялся, это то, что она одобрит изменения, которые он сделал. Эти поправки не совсем соответствовали тому, о чём они договаривались в прошлый раз.

- Ну ладно, труппа, - сказал Талбот, поворачиваясь к собравшимся актёрам. – Давайте разберёмся с этой батальной сценой. Смотри и запоминай, Эннис. Я сейчас буду играть за сенешаля.

Мномена читала около получаса и актёры всё это время репетировали. Как Талбот ни старался, он всё таки не мог удержаться от того, чтобы время от времени поглядывать на балкон, пытаясь прочитать её реакцию. Пока Мномена читала новый, четвёртый, акт и переход к развязке, её лицо было образцом стойкости. Когда Талбот увидел, как она нашла что-то шокирующее и её рука непроизвольно поднялась ко рту, он тут же понял, на каком она была моменте и снова вернулся к работе над битвой.

Талбот вернул роль сенешаля Эннису, который впервые понял, что надо делать. Они репетировали снова и снова, быстрее и быстрее. Остальные актёры постепенно присоединялись попарно и четвёрками, а Талбот и Пресбарт отошли подальше, чтобы взглянуть на происходящее глазами зрителей.

- Здорово, - сказал Пресбарт.

Талбот кивнул и сказал:

- Она оказалась вдохновением, которого всем нам не хватало.

- Тебе, может и да, - сказал он, - но для остальных она больше отвлекающий фактор. Ты так и не понял, что сегодня нужно было Эннису?

- Просто пример, - ответил Талбот.

- Ага, верно, - парировал Пресбарт, - но не в обращении с мечом.

Талбот перевёл взгляд вниз, на невысокого аккуратного мужчину. Откровенно говоря, его нельзя было назвать низким, но все в театре, за исключением Энниса и Мномены, с момента, когда Талбот вдруг начал расти, казались коротышками.

- Ты на что намекаешь? – поинтересовался Талбот.

- Когда труппой заведовала Куикли, - сказал Пресбарт, - она была для нас больше, чем работодатель. Она была нам как…

- Прошу прощения, что вмешиваюсь, - сказала Мномена. Она, как пёрышко, подхваченное ветром спустилась с галереи; слишком тихо и слишком быстро, для того, чтобы Талбот учуял её приближение. – Может вы объясните мне, почему вы отдали все сюжетные ходы Несмы этому идиотскому персонажу?

- Ох, я думаю меня кличит моя дорогая престарелая матушка, - сказал Пресбарт, прикладывая сложенную чашечкой ладонь к уху и ковыляя к сцене.

- Ну, - сказал Талбот, - мне показалось, что основная проблема между Несмой и Крионом - это то, что они ни разу не говорили друг с другом о том, что они действительно чувствуют.

- И что с того?

- А то, что если она признается, что любит его, как мы можем поверить, что он отверг её любовь?

- Потому, что он жадный старик, который всё отрицает! Потому, что он неправ!

- Верно, - сказал Тал, - но почему он неправ? В чём ошибка? Что между ними не так?

Мномена нахмурилась и сказала:

- Всё между ними нормально. Он единственный кто во всём виноват. Это его вина.

- Но это просто делает его плохим королём и плохим отцом. В твоём описании, он когда-то был великим героем. В нем должна сохраняться тень этого величия, однако его дети не могут этого разглядеть.

- Но он не видит того, что они его любят.

- Совершенно верно! Он не может дать себе отчёта в своих чувствах, также, как и Несма не может открыть ему своего сердца. Вот почему там нужен шут, чтобы сказать ему правду, но он не верит ему, потому, что эту правду говорит ему тот, кто призван постоянно кривляться.

- И поэтому, - сказала Мномена, - к тому времени, когда он осознает истину…

- Будет уже слишком поздно, - сказал Талбот. – Потому, что она уже будет мертва.

- Что?

Мномена хрустнула страницами, открыв последнюю сцену.

- Хм… - прокомментировал Талбот. – Я думал вы дочитали.

Её глаза расширились, когда она прочитала последние страницы:

- Ты убил её!

- Вы же сказали, что хотите, чтобы сердца публики…

- Нет, нет, - сказала она, скользя пальцем по диалогу на последней странице. – Вы были правы. Это ужасно. Я имею в виду, это великолепно. Я хочу увидеть эту сцену.

- Ну, Пресбарт ещё её не читал.

- Тогда ты сыграй Криона.

- О, нет, - сказал Талбот. – Пресбарт лучше подойдёт для роли, уверяю вас.

- Вы говорите не то, что думаете, разве нет?

- Ну, по большей части, - признался Тал. – Остальные всегда говорили…

- Тогда решено, - сказала Мномена. – Мне понравилось, как вы сыграли Азуна, так что я хочу, чтобы вы играли Короля Криона.


Акт IV


Пресбарт не возражал обменять роль короля на дурацкий колпак. На самом деле, вся труппа казалась была довольна тем, что Талбот сыграет ещё одну титульную роль и он мог сказать почему, ведь ему теперь приходилось проводить каждый час своего бодрствования в постоянном заучивании текста и отработки своих сценических действий. Репетиции длились весь следующий месяц и, вскоре, младшие актёры начали разносить молву по трактирам и праздничным залам, чтобы возбудить любопытство аудитории к своей постановке.

На премьере «Короля Криона», заполнена была лишь половина зрительского зала. По сравнению с предыдущей продукцией театра, это была очень приличная постановка. Однако, на третью ночь, люди, которые впускали людей в зрительский зал, вынуждены были развернуть более пятидесяти человек, включая дворян, которые согласны были даже на то, чтобы смотреть спектакль стоя. На следующую ночь Талбот удвоил цену за места на галерее и на тронах и все же около ста человек осталось за дверью.

Театр Широкие Королевства никогда не знал такого успеха. Но если остальные члены труппы покидали театр, чтобы присоединиться ночным весельям в Зелёной Рукавице или Чёрном Флаге, Талбот оставался в театре, где он и Мномена разбирали вечернее представление с копией пьесы и бутылкой Старого Ускского на столе – любимого напитка позднего отца Талбота.

- Мне всё ещё не нравится сцена с пытками, - сказала Мномена. – Очень уж она отталкивающая! Ему и правда нужно бросаться в зрителей желейными глазами?

- Но их реакция была бесподобной. Говорю вам, толпа любит немного крови.

Мномена попыталась сдержать улыбку, но не приуспела.

- Весь Селагунт слышал эти крики, - сказала она. – Значит завтра, они будут занимать очередь уже с полудня.

- Итак, вы довольны?

- О, да, - сказала Мномена.

Через плечо Талбота на пустые троны на сцене, всё ещё замазанные искусственной кровью. Один, который Талбот зарезервировал для её гостя, оставался пустым каждую ночь, несмотря на все жалобы дворян, жаждущих приобрести его. Талботу никогда не приходило в голову попросить Мномену избавить его от этого обязательства, ведь тогда, он бы здорово ошибся, ведь весь спектакль предназначался для одного человека.

К середине следующей десятидневки, мать и брат Талбота пришли, чтобы посмотреть спектакль. Сперва, Тамлин притворился, что обиделся из-за того, что Талбот не забронировал для него место на троне, но потом, он с таким усердием нахваливал шоу, что Талбот начал подозревать в этом насмешку. Он удивился, когда Тамлин стиснул его в объятиях перед тем, как уйти.

- Я и представить не мог, что отец и ты были так близко, - сказал Тамлин. – Я завидую тебе, мой огромный младший братец.

Только их младшая сестра называла Талбота этой детской кличкой, но именно эмоция, с которой Тамлин это сказал, заставила его сердце ёкнуть. Талбот знал, что оба они скорбели об отце, которого он никогда в сущности не знал, но, возможно, репетируя роль Короля Криона, он пришел к пониманию чего-то об этом человеке, чего не понимал прежде.

Театр заполнялся людьми и ночной гость Мномены тоже явился.

Толпа расступилась перед ним так, словно он был Владыкой Сембии, хотя гость двигался без герольдов и фанфар. Его роба состояла больше из золотых нитей, чем из золота, а тапочки, казалось, были полностью набраны и красных и чёрных драгоценных камней, хотя выглядели мягкими, словно кожа ягнёнка и пока он шёл по сырой улице, к ним не пристало никакой грязи. Его борода и волосы были золотыми с примесью серебра. Талбот мгновенно узнал его. Это мог быть только отец Мномены.

Пройдя турникет он не заплатил, но Эннис и не думал останавливать его. Здоровяк так и стоял, открыв рот и таращась на эту царственную фигуру, которая вошла в театр и уверенно направилась к забронированному месту так, словно это и в самом деле был трон. Когда он сел, нависший над театром звуковой вакуум снова заполнился привычными звуками.

Талбот увидел, что Мномена глядит на своего гостя от края сцены. Она казалась решительной и взволнованной.

- Наконец-то Ваш гость прибыл, - сказал он.

Она кивнула и удалилась со сцены.

- Чтобы сегодня не произошло, - сказала она, - я хочу поблагодарить тебя.

- Что вы имеете в виду? – спросил Талбот. – Что значит «чтобы ни произошло»?

- Вот, - сказала она. – На удачу.

Мномена вложила в руку исполнителя главной роли рубин и поцеловала его в щёку.

Голова Талбота закружилась от этого поцелуя и, когда она резко повернулась и направилась к лестнице на верхнюю галерею, он стоял как истукан.

Она уже почти скрылась из виду, когда он снова спросил:

- Удача для чего? Что произойдёт?

Мномена помедлила и оглянулась через плечо.

- Я буду наблюдать с галереи, - сказала она. – Будет лучше, если он не будет смотреть на меня.

-Мномена!

- Просто помни, это - твой дом, а он здесь просто гость.

Она последний раз одарила его взволнованной улыбкой, произнесла магическое слово и испарилась.

- Теперь здесь темно и пусто, - проворчал Талбот.

- Что не так? – спросила Сивана, выходя из костюмерной под сценой.

На ней была только половина костюма, а остальную она держала под мышкой, вместе с королевской робой Талбота и его короной. Маллион, одеяниях принца, был прямо за ней.

- Ничего, - сказал Талбот. – Надеюсь, что ничего.

Его надежда, однако, не прожила долго после начала спектакля.

В начальной сцене, Король Крион, он же Талбот, перед тем, как раздать наследство, потребовал, чтобы его дети воздали ему хвалу. Принц Маллиона возносил завоевания отца и обещал, что его меч не будет знать покоя в деле защиты его королевства. Ему Крион доверил свои армии и даровал ему ничтожное годовое жалование.

- Вы призываете меня к оружию, отец, но не вооружаете, - вознегодовал принц.

Отец Мномены презрительно фыркнул.

Старшая принцесса, которую играла симпатичная молодая актриса, талант которой Маллион «открыл» в местном праздничном холле, восхвалила мудрость короля и поклялась неустанно служить, надзирая за правосудием в его королевстве. Король жаловал её скипетром судьи и ещё одним скудным жалованьем.

- Суди лучше тех, кто занят подсчётом монет, а не тех, кто горбатится, чтобы выжить, - раздался непрошенный совет из зала, но отец Мномены зарычал.

- Если бы ты сопоставил то, во что она тебе обходится с её мозгами, - сказал он, выплёвывая каждое слово, - тебе бы следовало забрать свой дар назад!

В конце концов Сивана, в образе любимой младшей дочери, предстала перед своим королём. В ответ на его требование похвалы, она пообещала свою любовь и выполнения дочерних обязанностей. Ни больше, ни меньше.

- Ха! – прогремел гость. – Ничто не происходит из ничего!

Талбот сузил глаза, думая, что маловероятно, чтобы этот мужчина с ходу придумывал свои реплики. Он догадался, что отец Мномены должно быть смотрел спектакль до этого и довольно внимательно и так, как труппа не возражала, чтобы зрители реагировали на события шоу, крикун на сцене, особенно дворянин, никого не удивлял.

Талбот загорелся, его голос почти бессознательно изменился, имитируя голос гостя:

- Ничто не происходит из ничего! – сказал он, указывая на принцессу перстом, не сулящим ничего хорошего.

За остаток первого акта гость больше ничего не сказал, но всякий раз, когда какой-то персонаж ставил под сомнение невинность Несмы или призывал короля к благоразумию, ёрзал на стуле или кашлял.

Но когда Король Крион изгнал своего верного сенешаля, начались проблемы.

- Идиотизм! – снова прогремел гость, вскочив и показывая пальцем на Талбота. – Вот с этого момента начинается беспардонная околесица. Такого не было. Никогда!

Пресбарт в своём шутовском наряде и звеня колокольчиками подскочил к кричавшему, так, будто это был один из лордов, приглашённых ко двору короля.

Десятилетиями он управлялся с крикунами, которые, в большинстве своём, тоже хотели привлечь к себе немного внимания.

- Разве вы не видите, милорд? – спросил он, беря возмутителя спокойствия за руку, чтобы снова усадить его на трон. – Король спятил!

Гость отпихнул его и другие актёры продолжили спектакль, пытаясь игнорировать эту его вспышку ярости даже когда Эннис, по кивку Талбота, изменил направление своего выхода со двора Криона, чтобы остановиться рядом с воинственным зрителем. Тот если и заметил намерение Энниса, но не подал вида.

- Только этот дурень мог принять мудреца за безумца который разбазаривает своё добро на наглую, распутную молодёжь!

Говоря так, гость направился к Талботу, укоризненно покачивая пальцем.

– И чьим же дурнем приходишься ты?

Когда Эннис попытался схватить его за руку, он одним взмахом оттолкнул здоровяка.

- Да, чьей же марионеткой являешься ты – тот, кто так оскорбляет хорошего отца своей жалкой пантомимой?

- Слишком уж он хорош для того, кто просто хочет повыкрикивать из зала, - заметил Маллион.

- Спокойнее, мой верно подданный, - сказал Талбот.

В подобных импровизациях он был не столь хорош, сколь Пресбарт, но он должен был попытаться, прежде, чем вышвырнуть агрессора со сцены. Он поднял свой скипетр и жестом указал гостю на его место.

Неугомонный гость вышиб скипетр из его руки.

- Где она? – потребовал он. – Покажись, Мномена!

- Довольно, - прорычал Талбот. – Выметайся.

- Ты кто такой, чтобы приказывать мне, ты, жалкая пародия на человека?

Он повернулся и крикнул в сторону галлереи:

- Мномена, покажись наконец! Твоему фарсу пришёл конец!

- Он только начался, - прозвучал с верхней галереи голос Мномены. Она либо находилась в состоянии невидимости, либо хорошо спряталась. – За последний месяц все видели, какой ты жалкий сухарь.

- Слушай, старик, - сказала Сивана, подходя сзади. – Ты поразвлёкся, но зрители… уфф.

Она перелетела через всю сцену мимо колонны и угодила в толпу из полдюжины зрителей. Их смех сделался нервным. Они конечно любили хорошую боевую сцену, но не могли понять к чему шла эта внезапная импровизация.

Талбот потянулся к нему, но гость уже превращался. Его шитая золотом роба скукожилась и вросла в кожу, сформировав металлические чешуи, руки вытянулись, пальцы разошлись, формируя широкие золотые крылья, из его боков выросла пара когтистых рук, а ноги превратились в мощные задние лапы.

Смех толпы перерос в крики и галерея загрохотала от звука бегущих ног.

Золотой дракон продолжал расти. Когда он стал слишком большим, чтобы помещаться под крышей сцены, он сделал шаг со сцены, взмахом крыльев раскидывая всех, кто попался ему на пути. Он потянулся к балкону, откуда слышал голос Мномены, схватил поддерживающую балку и вырвал её.

- Предстань предо мной, дитя! – или я разберу этот хлев доска за доской.

- О, предстаньте, пред ним, Мномена! - вопил Маллион.

Он вынул из ножен свой тренировочный меч, взглянул на него и выкинул бесполезную вещь, отступая.

Талбот начал собственную трансформацию, чувствуя как рвётся на спине одежда, а его плечи становятся огромными и широкими.

- Эннис, убедись, что Сивана в порядке, - крикнул он, пока его горло было достаточно человеческим, чтобы артикулировать слова. – Остальные – выводите людей.

Дракон оторвал ограждения галереи и пытался нащупать свою невидимую добычу. Его когтистые лапы скользили, оставляя за собой кучу разорванных в щепки скамей, которые теперь и на дрова не очень годились. Он выплеснул свой гнев, плюнув огнём в казавшуюся пустой область.

- Покажись, девчонка! Предстань предо мной!

- Нет, здоровенный придурок, - прорычал Талбот. Его голос сломался в вой:

- Это ты предстань предо мн-ууу.

Когда трансформация Талбота завершилась и он стоял, сжимая меч Перивела в своей когтистой руке, на нём осталось лишь несколько клочков одежды. Полу-человек, полу-волк был высотой с огра, а тело его сочилось тлеющей яростной силой. Но, даже будучи на сцене, его макушка доставала лишь до покрытого сверкающей чешуёй бедра дракона.

Увидя у своего колена Чёрного Волка, дракон несколько замешкался.

- Какое любопытное млекопитающее, - сказал он. – Не стой между драконом и его яростью.

- А ты не ломай мой театр, - прорычал Талбот уже в прыжке. – и перестань топтать скамейки!

Он взмахнул своим исполинским мечом, угодив тупой стороной лезвия дракону под коленку. Звук был такой, будто обрушилась колонна в мраморном зале, а эхо заставило сжаться от страха тех немногих, кто ещё не выбрался из театра.

От стены галереи отвалился большой кусок и когда заклинание невидимости перестало действовать, появился золотой дракон поменьше. Она в страхе глядела на большого дракона и в следующее мгновение подпрыгнула, в надежде найти спасение над крышами Селгаунта.

- Ты не сможешь сбежать, непослушное дитя!

На какое-то мгновение в Талботе заискрилась надежда, что отец улетит в погоне за Мноменой, но огромный дракон помедлил, осматривая театр.

- Но сперва, - пророкотал он, вытягивая лапы к крыше, выламывая балки, - надо поставить жирную точку в этой фиглярской постановке.

- Нет! – взвыл Талбот.

Дракон поднял ногу, чтобы пнуть Талбота, но он откатился в сторону, подпрыгнул и проткнул мечом драконью ступню, так, что оружие глубоко вошло в землю. Пронзительный крик дракона вызвал крики людей с улицы, после чего вылился в бушующее пламя, которое лизнуло соломенную крышу. Несмотря на то, что крыша была защищена от возгорания магическими оберегами, этот невероятный жар всё же далеко превосходил предельную нагрузку, заложенную заклинателями. Солома загорелась.

Дракон потянул к себе прибитую к земле ногу, но толстая гарда не давала ему возможности вытащить оружие из раны. Талбот подпрыгнул и взобрался по бедру дракона, пробивая свой путь наверх по золотому телу словно медведь, карабкающийся на дерево, вонзая в него когти.

- Послушай меня, зверь!

Дракон схватил его так, как мог бы это сделать человек, снимая мышь со своей туники. Талбот напрягся, пытаясь освободиться из гигантской хватки, но дракон держал его надёжно и поднёс к своей пасти, от которой всё ещё веяло жаром.

- По какому праву в этих широких королевствах ты смеешь отдавать мне приказы, маленький волк?

Талбот чувствовал, как в его груди, словно пламя, закипает его собственная ярость. Он мог бы поддаться ей, дать ей поглотить и тогда, словно дикий барсук прогрызть себе путь через руку дракона к очагу его сердца, чтобы, в поисках мести, поглотить его или умереть, пытаясь. Вместо этого, пока он окончательно не превратился в варвара, он решил использовать последнее средство убеждения, подсказанное ему Мноменой.

- Я чёрт возьми хозяин этого дома! - прокричал он. – Ты угрожал моим друзьям, терроризировал зрителей и спонсоров и разрушил мой театр. Это ты, досточтимый сир, нарушил правила гостеприимства!

Дракон захлопнул огромную пасть и поскрежетал зубами. Он зарычал, потом, оскалившись зашипел. За его зубами разгоралось пламя. Он сжал Талбота так сильно, что он чувствовал, что его рёбра сейчас треснут.

Дракон так буравил Талбота взглядом, что он думал, что он может загореться даже без его огненного дыхания. В конце концов дракон поставил его обратно на сцену и отпустил. На склонённую голову огромного дракона падали угли с горящей крыши.

Возможно… - сказал дракон. – Возможно, я был несколько груб.


Акт V


Крион, как по догадкам Талбота звали дракона, пробубнив несколько скупых извинений, улетел сразу, как только Талбот вынул меч из его лапы. Талбот снова представил как он гонится за Мноменой и понадеялся, что он догонит её где-нибудь в другом городе. Не в Селагунте.

Ещё долго после того, как пожарная бригада ушла, он стоял один в дымящихся руинах театра Широких Королевств. Он подсчитывал потери и подсчёт этот был не сложным. Театр был в руинах. Конечно фундамент пережил огонь, но это были сущие пустяки и захоти он перестроить театр, ему пришлось бы начинать совсем с нуля и даже доход от «Короля Криона» был каплей в море для такого колоссального проекта.

Из положительного было то, что чудом никто не погиб в огне. Ломми и его семья сбежали сразу, как только почуяли приближение Криона, но теперь они были бездомными, как и вся труппа. Даже если возобновить эту популярную постановку в другом месте, это будет лишь маленьким шагом на пути к восстановлению Широких Королевств. Владельцы постоялых дворов всегда забирали себе половину дохода от показа, да показы бы им теперь пришлось делать в более маленьких помещениях.

Да, пожалуй, он ничего не забыл. Также он подумал о том, что с небольшой помощью своих друзей, актёров, он смог сделать пьесу, которая действительно «разбила сердце одного скряги», или, по крайней мере, не на шутку его разозлила. Более того, хоть Талбот и написал пьесу, которая откликалась как в сердцах черни, так и в сердцах высочайших членов Старого Совета, он на самом деле опирался на свои собственные чувства, связанные с отцом, которому, к моменту, когда он ушёл, так и не смог сказать всего, что было на у него на сердце.

- Полагаю, я должен принести извинения, - сказал Крион.

Забитые дымом ноздри Талбота не учуяли приближения дракона. Крион снова был в человеческом обличии, но на сей раз был одет значительно скромнее.

- Ничто так не говорит «мне очень жаль», как пятьдесят пять тысяч пятизвёздников, - сказал Талбот, оценив сумму, которая ему потребуется, чтобы начать перестройку здания.

- Это честная сумма, - сказал Крион. – Не сомневаюсь, подчиняйся я вашим человеческим законам, ты бы мог получить её у меня через суд. Я никогда не понимал, как вы, млекопитающие, оцениваете сокровища у себя в сообществе. Но, как я и сказал, я извиняюсь.

Талбот не стал его поправлять и попытался не выдать и других замечаний, касаемо других способов изъятия монет у дракона. Даже будучи на грани бешенства, он ещё не настолько спятил, чтобы думать, что Чёрный волк был соперником золотому дракону.

- У меня появилась идея, - сказал Крион. – Такая, какая могла бы принести нам обоим долговременную выгоду. Содержание пьесы было сомнительным, но сама идея меня заинтриговала.

- Нет, - отрезал Талбот.

- Теперь, когда у тебя есть больше опыта в сотрудничестве, если историю будет курировать более зрелый спонсор…

- Ну уж нет, - сказал Талбот. – Если я сказал так однажды, я могу повторить это тысячу раз.

- Я думаю, что твоей аудитории понравится моя история о короле, которого обидели его неблагодарные дети.

- Мы… не… работаем… на…

- Этим своим здоровенным тесаком, - сказал Крион, - ты поцарапал монаршую особу!

- А вы будто заметили?

- Давай обговорим условия.

- Пятьдесяттысячпятизвёздников.

- Ба! Даю тебе двести.

- Плюс ещё двести за мою гарантию больше не показывать «Короля Криона».

- Что? Да это же грабёж!

- Нет, это ежегодная стипендия.

- Да ты предлагаешь разорительную сделку, волк, - сказал дракон.

- Спасибо, - сказал Талбот. – Это мне передалось от отца.


Загрузка...