Он наблюдал за тем, как голова Ариэль скрылась под волнами и на её месте появился плавник хвоста. И не смог сдержать улыбки.
Юноша только что стал свидетелем превращения девушки в русалку. «Обратно в русалку», – поправил он себя. Несмотря на все те ужасные вещи, которые им пришлось вынести (и то, что им, вероятно, предстоит вынести ещё больше, прежде чем всё это закончится), несмотря на все те годы, которые он потерял, проведя их в тумане заклятья Ванессы, юноша ощущал себя сейчас словно маленький ребёнок, впервые увидевший светлячка, или биолюминесцентную медузу, или падающую звезду. Всё вокруг было прекрасно, и не было ничего невозможного: мир был чудесным местом, только и ждавшим того, чтобы его исследовали.
Рассмеявшись, он зачерпнул в ладонь горсть песка и гальки и бросил её в океан.
И всё же то, как Ариэль вошла в самые волны, не ложась на воду и не загребая руками, выглядело более чем жутко. Почти как если бы она твёрдо решила утонуть.
Эрик снял свои ботинки, чтобы вернуться обратно домой босиком: несмотря на то каким холодным был песок, юноша хотел ощущать его прикосновение к своим ногам. Ведь он был частью моря, частью её дома.
Когда он вошёл во дворец, с растрёпанными волосами, оставляя позади себя влажные следы, никто особо не удивился. Это был всего-навсего Принц Эрик не от мира сего, вернувшийся с очередной из своих прогулок.
Юноша подумал об Урсуле. Иногда победа достаётся не тому, кто играет честно. А тому, кто знает правила настолько хорошо, что умеет использовать имеющиеся в них лазейки себе на руку. Именно в этом заключалась схема, согласно которой действовала ведьма.
Он размышлял над способами выставить истинную сущность Ванессы напоказ перед её прихвостнями и защитниками. Но, поскольку Эрик был музыкантом и принцем, приходившие ему в голову мысли в основном отличались театральностью и вычурностью и были тяжелы в исполнении. Так, например, у него возникла идея дать великолепный бал-маскарад, завесив целый зал зеркалами, как в Версале, и установив в нём каким-нибудь образом ванну, наполненную морской водой, в качестве декорации, в которую должна провалиться Урсула, в результате чего она обернётся обратно сесаелией. А затем её вид отразится в тысяче зеркал, и тогда все увидят...
Он быстро занёс идею в тетрадь в качестве задумки к своей последующей опере. Для реальной жизни она была чересчур громоздкой.
Принц испытал угрызения совести, подумав об опере, над которой он, как предполагалось, должен был сейчас работать, – юноша уже много дней не появлялся на репетициях. Однако, как и прежде, морские цари, русалки и злые морские ведьмы стояли на первом месте. Их реальные прототипы, если быть точнее.
Тем не менее, Эрик находил время, чтобы периодически навещать несчастных полипов, которые всё ещё были заключены в свои тесные тюрьмы, расставленные на туалетном столике Ванессы. Он немного рассказывал им о том, как продвигаются дела, и советовал не падать духом. Юноша понятия не имел, понимали ли они его, но ему казалось, что он поступает правильно.
Принц обнаружил, что ему было проще всего рассуждать логически, когда он работал над этой сложной задачей так, как это делал бы художник или музыкант: набрасывая режиссёрский сценарий с Урсулой в центре листа. Вокруг неё строились линии всех лиц, которых она поклялась убить, если ей когда-нибудь станут угрожать. Он почти ощущал себя прежним Эриком, сидящим за своим рабочим столом у окна и чиркающим пером по бумаге, – только в этот раз его разум не был затуманен, и он был свободен от чар.
– Принц Эрик, – поприветствовал его Гримсби несколько холодно, поднося горячий чай. Напиток был подан в традициях Тирулии, с добавлением большого количества сахара, корицы и кардамона.
Юноша вздохнул. Дворецкий по-прежнему держал дистанцию, а на его лице застыла хмурая, иначе и не скажешь, гримаса, с тех самых пор, как принц велел мужчине перестать ему помогать.
– Гримсби, старина, однажды ты непременно простишь меня за то, что я пытался тебя защитить. Это то, что делают принцы. Ну то есть хорошие, во всяком случае.
– Разумеется, сэр, – отчеканил Гримсби. Положив салфетку и поставив блюдечко на стол, он внимательно посмотрел на рисунок Эрика: – О, вы продолжаете работать над оперой. Осмелюсь заметить, у вас прямо сейчас хватает и других забот...
– Не надо шутить. И нет, это не для оперы. Мне действительно следует повременить с ней до тех времён, когда ситуация... прояснится.
– На вашем месте я бы не стал всенепременно прибегать к такой мере, ваше высочество. Все очень ждут это представление. Возможно, сейчас не лучшее время, чтобы лишать ваших подданных радости. К тому же это удобный способ заставить определённых людей думать, что вы, скажем так, заняты другими вещами. Увлеклись... Ну, вы знаете, когда на самом деле ваш светлый ум сосредоточен на решении иной задачи...
– А это неплохая мысль, Гриме. Что ж, так тому и быть! Шоу должно продолжаться!
– Вот и хорошо, сэр. Знаете... Мне непременно следует распорядиться, чтобы плотники и швеи переделали королевскую ложу в амфитеатре. Очевидно, она была слегка... украшена чайками и им подобными. Мы ведь не хотим оскорбить... гм... тонкое чувство прекрасного принцессы Ванессы. Вы знаете, как ей нравится, чтобы всё вокруг неё выглядело идеально, когда она находится в центре внимания. Возможно, также необходимо добавить золотой орнамент или что- то другое...
– Да, она... постой... Что? – Эрик вдруг поднял взгляд на своего дворецкого. – Что ты только что сказал? Про Ванессу?
– Принцесса обожает щеголять своим сомнительным вкусом и богатством? – ответил, запинаясь, слуга.
– Гримсби, старина, ты гений! – Эрик расцеловал смущённого дворецкого в обе щёки, как принято у тирулийцев, и выбежал из комнаты.
– Эм... Спасибо? – произнёс бретландец, прикладывая к своей щеке салфетку.
– Гав? – спросил Макс, наблюдая за тем, как принц покинул помещение.
– Понятия не имею, – ответил Гримсби, вздыхая.