Гримсби и Карлотта сидели в небольшой комнатушке, выделенной в личное пользование дворецкого, и пили вместе чай. Женщину пришлось буквально проталкивать, чтобы она смогла протиснуться внутрь. Сделать это ей было бы ещё сложнее, не придержи мужчина для неё дверь с целью «соблюдения приличий и благопристойности». Карлотта попыталась при этом не рассмеяться. Милый пожилой бретландский джентльмен был верен своим привычкам даже в таком возрасте.
Будучи руководителями бывших у них в подчинении слуг, они частенько работали вместе допоздна, проверяя списки приглашённых на званые вечера, убеждаясь в том, что на них будет прислуживать необходимое количество лакеев, и согласуй список необходимых покупок. Как правило, к ним также присоединялся шеф-повар.
Но в этот раз были только они двое, и вместо пива, супа или разлитого по кружкам вина – этому напитку отдавала предпочтение большая часть слуг – они пили чай. Гримсби пригласил её именно на чай, приготовленный и поданный на стол в бретландских традициях: в подходящей миниатюрной чашке, с добавлением не более двух ложек сахара для леди.
Карлотта цедила напиток так медленно, как только могла, ведь горячего настоя в этой очаровательной крошечной ёмкости было и в самом деле чрезвычайно мало. Признаться, такие вещи были не в её вкусе, но она пока не заметила, чтобы чай горчил, и даже отметила его лёгкий цветочный привкус. Тонкий, словно фарфор, из которого была сделана расписанная розами чашечка. Забавно, до чего официально и придирчиво пожилой джентльмен к этому подошёл!
Но как только церемония разлития и подачи напитка была окончена, между ними воцарилось неловкое молчание.
– Довольно... довольно-таки необычно, не так ли, – наконец рискнул положить начало беседе Гримсби.
– И это... – Карлотта показала рукой волнообразное движение, которое совершает русалка хвостом, рассекая волны.
– Да... именно...
– И ещё... – Она помахала рукой, изображая всё прочее.
– Да, вот дела. – Гримсби увлечённо подался вперёд.
– Да, и не говорите, – согласилась с ним Карлотта.
Они вновь погрузились в молчание, разочарованно плюхнувшись обратно на свои стулья.
– Что мы будем с этим делать, мистер Гримсби? – наконец спросила служанка.
– Я не имею ни малейшего понятия. Люди нашего положения не должны решать такие вопросы. Я поклялся служить королевской чете и защищать её верой и правдой; это обещание, которое я не могу нарушить...
– Да, да, да. – Карлотта воспользовалась чашкой вместо руки, чтобы подчеркнуть свою мысль, расплёскивая обжигающе горячий чай во все стороны. Вес тонкого костяного фарфора, из которого был сделан этот элемент сервиза, почти не ощущался в её руке, поэтому она чуть не забыла про то, что его держит. – Но я никогда не подписывалась служить подводной ведьме, если это то, что, ну вы знаете...
Гримсби побледнел при слове «ведьма», как если бы она упомянула нечто такое, о чём не принято говорить ни при каких обстоятельствах, вроде её исподнего.
– Как и я, – добавил он неуверенно. – И её поведение определённо не соответствует поведению достойной принцессы...
– О, да бросьте вы. У обеих наших стран было множество принцесс-воительниц, мистер Гримсби. Здесь дело в том, что её поведение не соответствует и поведению достойной воительницы (как и поведению любого другого типа обыкновенных людей), потому что она и человеком-то не является. Ванесса словно бешеная собака... гм, акула, которая кусает всех и вся. Мистер Гримсби, мы – вся Тирулия – попали в рабство злого сверхъестественного существа, вне зависимости от того, давали клятву или нет!
– Думаю, я мог бы смириться с тем, кто она есть на самом деле, если бы Эрик по-настоящему любил её.
Карлотта чуть не выронила из руки кружку, услышав такое чистосердечное признание от пожилого камердинера. Причина её удивления заключалась в том, что бретландец Гримсби обычно закрывался, словно моллюск в раковине, когда дело касалось его чувств или личных взглядов.
– Вы заботитесь о принце уже очень долгое время, не так ли? – спросила она негромко.
– Скажем так... вы ведь знаете, что наш род деятельности нечасто даёт нам достаточно времени для таких вещей, как создание собственной семьи, – мягко ответил пожилой дворецкий. – Эрик значит для меня очень много. Он мне как сын.
Лицо Карлотты приняло строгое выражение:
– Тогда мы должны решать, как нам быть, доверясь нашим сердцам и душам, мистер Гримсби, а не подписанным контрактам. Есть те, кто, возможно, осудит нас за то, в чём мы поклялись и в чём – нет. Но они не ходят с нами по земле, если вы понимаете, о чём я, мистер Гримсби.
– Я не люблю крамольные беседы, мисс Карлотта, – это не нашего ума дело...
– О, боже упаси, мистер Гримсби. Но если вы были искренни, когда говорили об Эрике, смею предположить, есть другая... девушка... к которой принц, должно быть, испытывает настоящее чувство.
– Я всегда думал, что это так, всегда надеялся, что он действительно испытывал подобные чувства... – Гримсби с мечтательным видом предался воспоминаниям о былых днях. После чего переключил своё внимание обратно на служанку: – Ну что ж, в таком случае, возможно, если у вас есть кое-какие соображения касательно... максимально деликатного и уместного плана действий с учётом сложившихся обстоятельств, тогда, полагаю, меня можно убедить принять в этом участие.
– Прежде всего нужно встретиться со всей нашей прислужнической братией, которая обитает на нижних этажах и которой мы можем доверять, и занять их поисками морского царя. Что касается других идей... Не сомневаюсь, нам непременно представится подходящая возможность, мистер Гримсби, – ответила Карлотта, заговорщически глядя на собеседника поверх чашки. – Этот замок чрезвычайно тесен, как ни крути.