Корниловъ. Книга первая: 1917

Глава 31 Могилев — Псков

Корнилов и Киров пожали друг другу руки, и будущий глава Народно-республиканской партии России вышел из кабинета. Последние несколько часов они провели, обсуждая реальный план действий, и Верховный понял, что не зря привлёк именно его. Киров дал слово, что участие Верховного в создании партии останется тайной, и что он возьмёт на себя всю административную работу, постараясь переманить знакомых и друзей из других партий, недовольных нынешним положением дел.

Генерал дал добро на любые методы и на привлечение всех, кого Киров сочтёт нужным привлечь, эсеров, эсдеков, большевиков, кадетов, без разницы. Рано или поздно в НРПР перейдут все.

Расстались они по-доброму, Киров намеревался в этот же день отправиться в Петроград, в центр политической жизни страны, и генералу пришлось проспонсировать и поездку, и работу, и всё остальное. Деньги на это давно лежали в отдельном ящичке, Корнилов прекрасно знал, что без денег ни о какой партийной работе не может быть и речи.

Сам генерал приказал готовить поезд к отбытию в Псков, в штаб Северного фронта, чтобы оттуда проехать до Риги, и он надеялся успеть до того, как немец начнёт штурм. Ну и Псков несомненно ближе к столице, чем Ставка, и в случае необходимости он сможет лично возглавить поход на Петроград.

С собой он решил взять весь Текинский полк, оставляя Ставку под защитой только георгиевцев. Начштаба генерал Лукомский оставался здесь, в Могилёве, как и многие другие штабные чины. Большую свиту Корнилов не терпел, отправиться с ним должны были только самые верные люди, полковник Голицын, Хан, ещё несколько офицеров Ставки. Прапорщик Завойко отправлялся в Петроград вместе с Кировым, чтобы развернуть масштабную пропаганду уже там. Верховный посмеивался в усы, советуя прапорщику обосноваться где-нибудь на севере города, например, у Лахтинского Разлива, но, кроме самого генерала, шутку больше никто не понял.

Отъезд намечался на вечер, и обедать пришлось в Ставке, вместе с семьей, начальником штаба и несколькими адъютантами. Жена и дети тоже должны были ехать с ним, хотя тащить их в Ригу он точно не собирался. А вот в тихом провинциальном Пскове можно их оставить в полной уверенности, что с ними всё будет в порядке.

— И надолго вы отбываете? — хмуро спросил розовощёкий генерал Лукомский, начальник штаба Ставки.

— Насколько потребуется, — ответил Корнилов. — Ситуация под Ригой требует тщательного контроля.

Наштаверх кивнул, прихлёбывая суп.

— Возможно, ситуация изменится, но пока так. Пока угроза нависает над Северным фронтом, я буду там, — пояснил Верховный.

— Корпус Юденича тоже там, чтобы купировать эту угрозу? — хмыкнул Лукомский.

Корпус Юденича стоял в глубоком тылу, за Псковом, ближе к Луге и Новгороду, и находился там для того, чтобы в нужный момент повернуть на Петроград, но Лукомскому это знать было ни к чему. Полностью доверять Лукомскому пока не получалось, Верховный не был уверен, что генерал поддержит именно его, а не Временное правительство. Во всяком случае, Лукомский старался держать нейтралитет, и поэтому не был допущен к секретным сведениям.

— Разумеется, Александр Сергеевич, — произнёс Корнилов. — Здесь, в Могилёве, вы справитесь и без моего присутствия.

— Конечно, конечно, Лавр Георгиевич, — закивал начштаба.

Перед самым отъездом на вокзал к Ставке пробился молодой, но крайне настойчивый штабс-капитан на костылях. Корнилов уже шёл к машине, когда его на крыльце перехватил этот юноша, увешанный орденами и медалями.

— Ваше Высокопревосходительство, штабс-капитан Манштейн по вашему приказанию прибыл! — гаркнул он, исполнив воинское приветствие и неловко придерживая костыли.

Хан, везде сопровождающий Верховного, ревниво нахмурился, не желая пропускать штабс-капитана к начальнику, но Корнилов ответил, прикладывая ладонь к фуражке.

— Сбежали из госпиталя, господин фон Манштейн? — спросил он, отодвигая Хана и приближаясь к гостю.

— Так точно, Ваше Высокопревосходительство! Сразу, как пришёл приказ, — выпалил штабс-капитан. — И позвольте поправить, моя фамилия — Манштейн, мы русские.

— Пожалуйте-ка в машину, господин Манштейн, — сказал Корнилов. — Где вы остановились?

— Пока нигде, Ваше Высокопревосходительство! — ответил Манштейн.

— Значит, поедете с нами, — решил генерал. — Для вас у меня особое задание.

— Позвольте полюбопытствовать? — спросил Манштейн.

— Не позволю, — усмехнулся Корнилов. — Не сейчас. В поезде.

Манштейн удивлённо вскинул брови, но ничего не сказал. Ловко управляясь с костылями, он забрался на заднее сиденье автомобиля, как приказывал генерал, а вслед за ним в машину сели корнет Хаджиев и сам Верховный. Шофёр повёз их к вокзалу привычным уже маршрутом, поезд ждал только главного пассажира.

Вечерний Могилёв казался опустевшим, редкие прохожие провожали автомобиль Верховного задумчивыми взглядами. Корнилов, поглаживая усы и бороду, глазел по сторонам, пытаясь понять, как живут местные. По всему выходило, что живут здесь не очень-то хорошо. Лучше, конечно, чем будет в 20-х и 30-х годах, но всё равно хуже, чем даже в самых глухих деревнях двадцать первого века. А ведь это столица губернии, как никак.

На вокзале поезд уже давно заждался, и, выслушав доклад коменданта князя Кропоткина, генерал прошёл в вагон вместе со штабс-капитаном Манштейном. Пришлось даже помогать ему забираться на платформу, недолечившийся герой войны из-за ранения не мог сделать это сам. Он потом долго и сбивчиво благодарил генерала, краснея, как девица, до тех пор, пока они не прошли в купе.

— Садитесь, в ногах правды нет, — сказал Корнилов, указывая на один из диванчиков, а сам сел за стол, чтобы не смущать штабс-капитана ещё больше.

Манштейн сел, вытягивая ногу перед собой и отставляя костыль в сторону. Перед Верховным он заметно робел, и на мгновение Корнилов даже подумал, что вызвал не того человека, но нет. Боевые ордена на груди и красно-чёрный шеврон ударника ясно говорили о храбрости штабс-капитана Манштейна.

Некоторое время Корнилов изучал его, молча наблюдая за мимикой и поведением юного офицера. В его времени столь молодые люди ещё учились на первых курсах университетов. Здесь же двадцатитрёхлетний юноша, с виду совсем мальчишка, командовал ротой ударников.

— Что вы думаете о нынешней ситуации, господин Манштейн? — спросил вдруг Верховный. — Не переживайте, говорите как есть, открыто.

— Кхм… Сложно сказать, — осторожно начал Манштейн.

— Вы же патриот? Говорите прямо, от этого зависит судьба страны, — теряя терпение, произнёс генерал.

— Прямо? Я против всей этой… Революции, вседозволенности, анархии, комитетов… Лучше бы их не было, — скрипнув зубами, произнёс Манштейн.

— Вы монархист? — спросил Корнилов.

— Так точно, — кивнул штабс-капитан.

— Чаю хотите? — вдруг переменил тему генерал.

— Никак нет, благодарю, — выдавил Манштейн, снова робея перед Верховным Главнокомандующим.

Поезд тронулся, паровоз издал протяжный свист, начал потихоньку набирать ход, покидая Могилёв и выдвигаясь к Северному фронту.

— У монархии есть несколько минусов, — вздохнул генерал. — Если в сложные времена у власти окажется слабый монарх, проблемы начнутся у всей страны.

Манштейн промолчал, ожидая продолжения.

— Если бы Государём до сих пор был Александр Александрович, ничего этого бы не было, — сказал генерал. — Но увы, что получилось, то получилось, и мы вынуждены теперь это всё расхлёбывать. Я тоже не в восторге от происходящего.

— Ваше Высокопревосходительство, а зачем вам я? Я простой офицер, я далёк от политики и всего прочего, — спросил вдруг Манштейн.

— Именно поэтому вы мне и нужны. Мне нужен офицер, патриот, не замешанный в политике, тайных обществах, масонстве и прочей грязи, — произнёс Корнилов. — Непримиримый и храбрый, такой, как вы, Владимир Владимирович.

— Для чего? — спросил Манштейн.

— Калёным железом выжигать всю заразу из армии, а затем и из тыловых структур, бороться с внутренним врагом, — холодным тоном произнёс Верховный. — Вы, Владимир Владимирович, возглавите новую структуру. Назовём её, например, Комитет Государственной Безопасности.