- Я знал твоего отца. Он не был таким мягкотелым и тихим, как ты. - Маленький человек в зелёном фраке полувоенного образца возбуждённо ходил по комнате. Пояс и короткая шпага, украшенная причудливой инкрустацией, подчёркивали его полнеющую талию.
- Трибунал в Безансоне[178] был образцом показательной жестокости и революционной необходимости. Ты пошёл явно не в него. Твои фантастические новеллы – чтиво для молокососов, – увидев обиженные губы молодого человека, сидящего у окна, Наполеон чуть сбавил тон:
- Ты пойми, мне гораздо ближе решительность и коварство масонов, затеявших эту кровавую бойню во Франции, поставивших страну на грань гражданской войны. Они сами выбрали свою судьбу - и теперь пожирают самих себя. Но они дали мне в руки власть и армию. Они подготовили почву, на которой выросли семена ненависти, самопожертвования и желания убивать. Не использовать в интересах Франции эти святые чувства французов – значит, заранее признать наше поражение и положить былую славу и могущество Капетингов к ногам англичан, пруссаков и австрийцев. Сам Жак де Моле перевернулся бы в гробу в своей безымянной могиле!
Наполеон остановился перед Шарлем Нодье, присел и положил маленькие пухлые руки ему на колени.
- Я ведь прошу немного, и прошу только на время. У меня есть всё, кроме славы и возможности принести пользу Франции. Деньги Ротшильдов и пушки Грибоваля[179], любовь армии и карманный Сенат. Всё это лежит у моих ног. У меня, как мне кажется, есть незримое благословение тамплиеров. Кто, как не я помог якобинцам взять Тюильри[180] и подавить роялистский мятеж? С монархией и королями покончено. Да здравствует республика! Но я хочу для Франции большего. Я хочу, чтобы Габсбурги и Виндзоры стояли перед ней на коленях.
Блестевшие слезами глаза Наполеона в упор смотрели на ошеломлённого таким напором Нодье.
- Но, дорогой Шарль, мне не хватает реликвий, мне не хватает уверенности и магических сил, приводящих к удаче и славе. Мне нужно кое-что, чем владел когда-то Жак де Моле.
- Откуда ты знаешь о тайне Жака де Моле? – Нодье растерянно улыбался.
- Ага, попался! – Наполеон в возбуждении потёр руки. - Масоны давно догадывались, где и у кого реликвии Ордена. Разве ты не магистр… какого-то там Приората? – Бонапарт с удвоенной энергией зашагал по комнате. - Эти дураки в Директории считают мой египетский поход удачным. Но я-то знаю, что это не так. Там поражений было больше чем побед. Я даже не могу поставить себе в заслугу разгром конницы мамелюков. Всю работу сделали пушки. А Суворов? В Италии этот худой и желчный старик обвел меня вокруг пальца. Мне казалось, ещё немного - и победа будет у меня в кармане. Но я схватил руками только воздух, наполненный дымом русских бивуачных костров. В этом есть что-то мистическое. Ты же знаешь, как я верю во все эти глупости.
Наполеон отвёл в сторону глаза, где слёзы сменились искорками смеха, а зрачки приобрели оттенок стали.
- Благодаря реликвии, мы восстановим законность и порядок, преодолеем анархию и хаос, восстановим равновесие в Европе и заставим считаться с нами этих деспотов – Гогенцоллернов, Романовых и Капетингов.
Шарль Нодье сомневался и не доверял, размышлял и надеялся. События последних лет разорвали связь времён и поколебали устои. Из положения, в которое его поставил Наполеон, выхода не было, но необходимость принятия решения подталкивала его к выбору пусть плохого, но варианта. Наконец он встал и взял за плечи маленького генерала. Долгая пауза была заполнена поединком глаз. Никто не отводил взгляда. В чёрных зрачках Наполеона горел огонь самоуверенности, жёсткости и торжества.
- Я верю в тебя, Бонапарт, но имей в виду: я отдаю тебе реликвию без решения Конвента[181]. Используешь святыню во зло - сталь повернёт острие провидения против тебя. И ещё… в свой штаб ты возьмёшь моего человека. Это будет хранитель реликвии. Не дай Бог, с ним что-либо случится. Вина будет целиком на тебе. И тогда гнев Господа обрушится на тебя, а провидение отомстит.
Жара высушила дорогу. Копыта лошадей тонули в пыли. Шлейф её тянулся за небольшой чёрной каретой, накрывая плотным покрывалом небольшой эскорт кавалеристов. Поравнявшись с окном экипажа, командир всадников поклонился.
- Генерал! Лошадям нужен отдых, иначе эта жара убьёт их.
- Мне наплевать, что будет с лошадьми. Павших бросайте. Пусть драгуны сопровождают нас дальше пешими. Меня ждёт Дезе. Да… и пошлите узнать, где гвардия, остатки корпуса Лана и уцелевшие пушки. Пусть идут к деревне Сан-Джулиано. – Бонапарт нетерпеливо стукнул ладонью по дверце кареты, требуя ускорить ход.
«Ещё не всё потеряно, - думал он, кусая от ярости губы. - Австрийцы самонадеянны и ленивы. Я бы на их месте не спешил праздновать победу и устраиваться на ночлег!»
Через полчаса бешеной скачки карета была остановлена авангардом Дезе.
Наполеон спрыгнул на землю и быстрым шагом пошёл вдоль колонны войск.
Навстречу ему галопом подъехал всадник. Он спешился, отсалютовал Бонапарту и пошёл вслед за ним.
- Вы молодец, Дезе. Как вы догадались повернуть войска?
- Я услышал сильную канонаду, мой генерал, плюнул на эту деревушку Нови и повернул на Маренго.
- Я сделаю вас маршалом, Дезе! В каком состоянии ваши солдаты? Я вижу на их лицах неуверенность и усталость.
- Ну, что Вы, генерал. Ещё не вечер. Я считаю, раз битва проиграна - есть время начать новую.
- Браво, Дезе! Разворачивайте дивизию. Пушки – вон на тот холм.- Бонапарт быстро побежал вверх по склону и приложил к глазам подзорную трубу. Дезе поспешил за ним.
- Очень хорошо. Так… замечательно! Маркитанты Меласса разбивают палатки. Австрийцы не ждут нового удара. Готовьте конницу Каллермана.
Наполеон передал трубу Дезе и оглянулся. Артиллеристы на руках втаскивали на холм пушки. У одних орудий не хватало спиц в колёсах, у других были повреждены лафеты. Наполеон засеменил вниз, крича:
- Плотников сюда! – поднимая в воздух воронки пыли короткими ногами, он стал помогать пушкарям.
К батарее рысью подъехал командир драгун.
- Мой генерал! Лан здесь, – гонец указал на колонну войск, узкой змеёй выползающую из-за поворота дороги. Усталые, запылённые, в пороховой копоти и крови гренадеры подходили и выстраивались в каре…
…Первый залп орудий Наполеона смёл шеренги австрийцев, покидающих поле сражения, уже, казалось, выигранного ими. Колонны Дезе и Лана быстрым шагом двинулись с холма, атакуя разрозненные ряды противника. Тяжёлая конница французов, прикрываясь рощей апельсиновых деревьев, охватывала тылы неприятеля. Австрийцы, подгоняемые командами офицеров, поспешно строились в боевые порядки. Но было поздно. Гренадеры Лана с яростью ударили точно в центр австрийских шеренг. Толпы солдат в белых австрийских мундирах дрогнули. Облака ружейных залпов на флангах, топот копыт, молнии тяжёлых сабель драгун обозначили атаку кавалерии. Уступая внезапному натиску французов, австрийцы медленно пятились назад.
Наполеон, не сводя глаз с поля боя, закусил губу. Через мгновение торжествующая улыбка разгладила упрямо сведённые брови.
Он обернулся к ближайшему верховому:
- Гвардию - вперёд!
Через несколько минут сводный батальон из остатков Консульской гвардии скрылся в пороховом дыму. К семнадцати часам вечера всё было кончено. Австрийцы побежали, бросая ружья, увязая по пояс в болотистых берегах реки, преграждающей им путь.
Наполеон нашёл глазами свою карету. На подножке сидел человек, не обращая внимания на суету вокруг. В руке он сжимал небольшой сундучок. На крышке ящичка в лучах заходящего солнца блеснул инкрустированный перламутром серебряный крест.
На бульварах Парижа пышные кроны каштанов теряли последние цветы. Апрель выдался необыкновенно тёплым и сухим. Особняки на Риволи и Сент – Оноре[182] утопали в сирени и цветах каштанов. Над крышей и башнями Нотр-дам де Пари звучал колокол, призывающий легкомысленных и беспечных парижан на вечернюю молитву. Быстро темнело. Лёгкий ветер усилился к ночи, принеся из предместий острые запахи трав и обещание близкого долгожданного дождя. Город притих. Редкие запоздалые прохожие, поглядывая на частые всполохи зарниц, торопились попасть домой до грозы. Цветные витражи церкви Сент-Шапель уже ответили мелодичным звоном падению первых тяжёлых капель начинающегося ливня. Воды Сены отливали чёрным серебром и топили в волнах отражение света редких фонарей.
- В сторону! – По мосту, ведущему на островок Сен-Луи, с грохотом проехала коляска. Кучер осадил лошадей возле небольшого особняка, скрытого от любопытных глаз молодыми вязами. Из коляски вышел сутулый человек во фраке и чёрной плоской шляпе с широкими полями. Он посмотрел на небо и поспешил к открытым настежь дверям. На ярко освещённой лампами лестнице, ведущей внутрь дома, его встретил хромой высокий человек.
Это был Шарль де Талейран – потомок рыцаря Адальберга Перигорского - вассала короля Гуго Капета, министр иностранных дел Империи и советник Наполеона. Взяв под руку гостя и торопливо поднимаясь по лестнице, он что-то шептал ему на ухо.
Приблизившись к двери, они услышали торопливые шаги навстречу. Створки с грохотом отворились. Огромный гвардеец, стоявший на карауле, еле успел отойти в сторону.
- А, вот они, два хитрых лиса, - Наполеон, сверкая глазами, шутовски поклонился. - Заставить ждать императора - что может быть циничнее?
Талейран, зайдя за спину гостя, подталкивал его в комнату.
- Неужели меня почтил своим присутствием сам Ротшильд – банкир королей и король банкиров? Вы в пику мне или в угоду англичанам называете себя Джеймсом?
- Ну что Вы, Ваша милость. К Вашим услугам и для Вас, я – по-прежнему Якоб.
- Ах, вот оно, что… Тогда объясните мне, какого дьявола ваш беспринципный братец Натан снабжает правительство Англии и герцога Веллингтона деньгами?! Вы что думаете, моя полиция не знает о двойном дне ваших почтовых карет? Там в щелях между досками всё чаще сверкает золото, а при быстрой езде слышится мелодичный звон монет.
- Ваше величество! Вы преувеличиваете, - Ротшильд, казалось, ничуть не был смущён таким приёмом.
- Вы хотите сказать, что тайники карет надёжны и изнутри выложены войлоком?
- Нет. Я хочу сказать, что наши хранилища наличных открыты и для Вас.
- Открыты? На каких условиях? Я бы мог иметь ссуды у других ростовщиков в два раза дешевле, чем получаю от вас. Вы хотите оставить мою армию без пушек и ружей, без мундиров и кирас? Чтобы они пугали Веллингтона и австрийцев своим нижним бельём через прорехи в штанах?
Ротшильд не прерывал Бонапарта, позволяя ему захлебнуться придирками и упрёками.
- Именно вашими деньгами англичане подогрели воинственность и темперамент испанцев. На ваши деньги куплены штыки, на которых баски и каталонцы вынесли из Мадрида моего брата Жозефа! Почему австрийцы так быстро оправились от поражения при Маренго, на какие деньги набраны новые рекруты и перевооружена их армия? – казалось, Наполеону нравилось удивлять Ротшильда своей осведомлённостью.
- Сомневаюсь, что Габсбурги, живя на широкую ногу и утопая в роскоши, имеют хотя бы пару золотых талеров на один заряд для пушки… - Наполеон бегал по комнате, заложив руку за отворот мундира. - Талейран! Где вы, старый интриган? Вы думаете, я не знаю ваших дурацких шуток и повторяемых всеми парижанами фраз? Я даже ценю их! Чего стоит хотя бы эта: «Если хочешь вести людей на смерть, скажи им, что ведешь их к славе»! Или: «Война — слишком серьезное дело, чтобы доверять ее военным». Браво, Талейран! Но не обольщайтесь на свой счёт и не прячьтесь за широкой спиной гренадера! Я прекрасно вижу вашу хитрую физиономию! Ответьте мне, почему после Аустерлица наши договорённости с австрийцами не стоят вот этой старой шляпы Ротшильда? Почему я не знаю, где мне ждать удара - с севера через Германию или с юга от Дуная? – Бонапарт, излив свою желчь и раздражение на своего министра, замолчал, переводя взгляд с невозмутимого дипломата на банкира.
Паузу нарушил Талейран. Учтиво поклонившись, вкрадчивым и тихим голосом, как бы подчёркивая неуместность горячности Бонапарта, он заговорил, тщательно подбирая слова:
- Не нужно так волноваться, сир. И не обвиняйте банкиров. Давать ссуды нуждающимся – это их способ зарабатывать на хлеб. Но у нас с Ротшильдами есть соглашение. Они в полтора раза занижают долю золота в слитках, добавляя туда медь. Это для англичан чревато экономическими потерями и финансовым кризисом в будущем.
- К чёрту будущее! Мне не хватает пушек сейчас. Вы сами меня толкаете на Восток. Там огромные просторы, большие людские резервы, новые оружейные заводы. А моим солдатам скоро нечем будет стрелять.
- Сир! Мы с бароном… - Бонапарт при этих словах Талейрана презрительно фыркнул. - Мы с бароном Ротшильдом понимаем вашу озабоченность. Он, исключительно из уважения к Вашему величеству, договорился с одним из банков в Ломбардии о кредите на более выгодных условиях.
Наполеон, остывая, сбавил тон:
- А какова в этих ссудах ваша доля, гешефт, как говорят евреи? А, Талейран? Не делайте из меня дурака! Там все банки в кармане у Карла Ротшильда, - проворчал он.
Талейран, как ни в чём не бывало, продолжал:
- У барона есть с собой свежее соглашение о новой ссуде, и он готов, если вы согласны, сегодня подписать его. Деньги уже приготовлены для отправки в Ваше казначейство. Золото ждёт только подписи Вашего величества и конвоя драгун.
- К чёрту подписи! Слово императора – вот лучшее обеспечение! - Наполеону явно не нравилась идея оставить свой автограф на бумагах банкира. - Барон! Сделаем по-другому. Все трофеи, взятые на Востоке, будут поступать за половину оценочной стоимости в ваши хранилища для погашения суммы кредита. Пришлите своих экспертов в войска. Детали обговорите с Талейраном. И ни талера больше для австрийцев! Прежде чем потревожить русского медведя, мне необходимо принудить Габсбургов к миру. Мне нужны безопасные коммуникации в тылу перед русской кампанией.
Бонапарт кивнул обоим и пошёл к выходу. Двери бесшумно отворились перед ним. Через несколько минут послышалось эхо от удаляющегося стука копыт эскорта императора Франции по мостовым Парижа.