Конфедерация Метала

Глава 6. И снова в пути...

Казармы выглядели всё так же, как и раньше. В этих самых казармах Великого Металграда мне приходилось обучаться различным стандартным приколюхам. Правда, пробыл я здесь всего лишь пару-тройку месяцев, но, всё равно, место мне запомнилось.

Вход внутрь сопровождался безумными соляками и плотной ударной игрой. По ощущениям будто заходишь в кабак или корчму, только интерьер другой. Коричневые стены заполняли коридор, повсюду были кляксы бордовой и зелёно-коричневой краски, еле отличимой от крови живого и нежити. Это чтобы привычка вырабатывалась, ну и смотрелось брутальнее. Метал, реально. На центральной стене возвышались стальной щит, булава и топор, технологии старых эпох. Они скорее висели здесь в качестве символа металградского войска. От зала, точно щупальца, в разные стороны шли узкие коридоры с комнатами, в конце приводящие либо в тупик, либо в другой зал. Больше самого здания был его задний двор, с плацом и полями для тренировок. Но и в самой казарме были комнаты-залы для рукопашного боя, ближнего боя, электрическая комната для работы со стальными частями тела и гимнастический зал. Помимо этого были увеселительные комнаты: для игры в костиаторы и просто комната отдыха со шкафами, в которых смирно ожидали своего прочтения развлекательные книжные пергаменты. Была и библиотека, с летописями, пергаментами, тисненными книгами на разные специализированные, научные и религиозные темы. Одна кишка, находящаяся на северо-востоке от главного зала, третья с северного конца, вела витиеватым путём через комнаты с койками прямиком в зал со столами и длинной стойкой, за которой два наёмных корчмаря разливали скульку и раздавали закуску. Конечно же, за плату. Бесплатными были только полноценный завтрак, обед и ужин в виде простой, но необходимой организму пищи. Быть наёмным корчмарём в казарме, судейских, вечевых центрах и подобных властных владениях могло быть не столь прибыльно, как в раскрученной корчме или кабаке, но зато более стабильно и спокойно. Правда, и корчмарей в такие места брали только со знанием дела. Например, корчмари этой казармы перед обустройством сюда работали на полевой кухне. Они батрачат тут уже семнадцать лет, друзьями-товарищами придя на казарменную кухню после смерти предыдущих работников, чья кончина наступила незадолго до реформы в работе административной обслуги. Места свои они отдадут только если помрут. К тому же преемников они уже нашли, в виде трёх помощников, одному из которых светит работать подавателем всю свою жизнь, либо до смерти следующих корчмарей. Так что об устройстве на спокойную работу корчмарём в казарме и думать не стоит, места заняты ещё минимум на полвека.

Воспоминания нахлынули, но, честно сказать, помимо обучения и тренировок ничего не запомнилось. Образы были туманны, так как на что-то другое, помимо основных обязанностей, времени не было. Как и не было его сейчас. Первым делом мы направились доедать оставшийся с завтрака паёк, накупить закусок и, конечно же, пропустить во время трапезы две-три кружки пенной прохладной скульки на те монеты, что выдал нам дружинник во время болтания в повозке. Поглощали пищу мы быстро, голодовка делала своё дело, плюс завтрак из пресной каши и корки ржаного хлеба с ломтиком одомашненного топного рогатого скота казались как никогда вкусными, будто бы мы вкушали дорогие блюда в кабаке для обеспеченных и статусных конфедератов. Ну и, само собой, нас подгоняло само время, ведь через полчаса мы должны были встретиться у главного входа с Сердоболью, Смертогрехом и Тобиасом Вандерфлэймом, которые были приставлены к нам сопроводителями до торговых рядов.

На улице во всю пекло солнце. Это были последние месяцы тепла, дальше тьма, сырость и холод. Во всей нашей Конфедерации и вплоть до Княжества Хард-Рока, большей части Племён Панков и северной части Королевства Классицизма в Империи Рока царила хреновая погодка с суровой и длинной зимой. Разве что в степной зоне Братства, вулканическо-пепельных территориях Жречества и полутропических лесах Панков холод, как и зима, были несколько иными. Я бы и зимой это не назвал, но там всё равно было холодно. Странная у нас, конечно, природа. Почему я не упомянул в этом списке Бессмертие? А потому что в Бессмертии одна сплошная смерть.

Устало бредя по улицам, ведь нормальный сон не предоставили, а поступившая в желудок пища усугубляла положение, нам навстречу шли, то тут, то там, множество наливных, ухоженных и хорошо одетых девушек. Однако у многих, будто под копирку, взгляд был надменный, самолюбивый. Это высокомерие выражалось не только во взгляде, но и в походке, да даже в самих флюидах. Будто даже у самых богатых и влиятельных людей, не знаю как империй, но по крайней мере нашей Конфедерации, не читалось такого самооблыбзания во внешних выражениях. И притом таковых было много, и каждая, по виду, будто мнила себя ну просто высшей инстанцией всего человечества. Хотя с тех дам, что общались между собой или как-либо ещё оказывались занятыми, немного спадала эта маска тщеславия. Может это столица так влияет. И всё же их талии, их прямые, кривоватые, плотные или тонкие ноги, от которых хочется выть, их бюст или его отсутствие, точёные скулы или пухленькие щёки, нереально ухоженные волосы, яркие и пёстрые глаза, стреляющие прямо в сердце и ниже паха, разноцветные ногти, от которых не можешь свести глаз, их тонкие острые плечи, их желанные ключицы, их движения, их манеры - всем этим можно любоваться, ну, несколько минут уж точно, потом либо отвлекаешься, либо утопаешь. Всё это было прекрасно, но, конечно, из-за этого видка, какой, наверно, бывает у тех несуществующих существ, чьи задницы не извергают зловоний, всё портится, этот шарм красоты меркнет.

Мы прошли мимо одной открытой сыроварни с верандой. Наши сопроводители сразу заприметили двух девиц: одна, молодая, со светлыми волосами и в коротком тканевом цветастом платье, другая постарше, черноволосая и с выдержанным, но помпезным, на манер прогрессивных слоёв Конфедерации, стилем.

- Ебать, ты посмотри какая цаца сладкая. - указал Сердоболь глазами в сторону молоденькой, чьё лицо, надо заметить, выражало, хотя бы в этот момент, не надменность, а простодушность и даже, возможно, некоторую глуповатость.

- Хороша, сойдусь. Но меня больше зацепила подруга напротив. - оценивающе ответил Тобиас.

- Да ну, ей же, ну, тридцатка где-то, а то и за. - поспорил Сердоболь, но всё же вгляделся в черноволосую.

- Милая мордашка есть у каждой второй, если не сказать, что у каждой первой. Не милое личико красит, а мудрость, мудрость в глазах, в повадках и мыслях. Ты посмотри на неё, с ней явно можно даже поболтать о чём-то интересном. - ответил Тобиас Вандерфлэйм.

И правда, было в ней что-то интересное, что-то интригующее, что-то сексуальное. Её выражение и движения были утонченными, красивыми, мыслящими, будто бы даже хотелось спросить, о чём она думает. А в надменности и тщеславии мудрости нет. От того я и говорю, что такое высокомерие угнетает красоту, затмевает и уменьшает её.

- Вот этот ваш эстетизм своеобразный меня периодами убивает. - добродушно бросил Сердоболь в сторону всего народа Тобиаса.

- Поэтому мы самая культурная, народно обеспеченная и влиятельная нация. - надменно сверкнул голубыми глазами Тобиас, поправив ухоженные волосы.

- Ага, только вот если одна из стран захочет вас захватить, им это в три счёта удастся сделать.

- Ну, как видишь, мы всё ещё не захвачены. Мир берёт грамотность, хитрость и мечта, идеал, а не сила. Вот вы сильные, и что? Страна слабая, народы бедные, и технологии отстают от наших и от имперских.

- Но ты ведь в итоге здесь. - ухмыльнулся Сердоболь.

- У моего народа есть те свободы, каких нет у вас. Но у вас, в свою очередь, есть иные свободы, коих нет в моих краях. Ваши свободы меня прельщают больше, поэтому я готов поступиться свободами и возможностями моей республики. Шаришь, ёма? - добавил Тобиас в конце, чтобы не показаться снобом.

Торговые ряды поменялись с эпохи моего детства. Теперь это были не сделанные на скорую руку прилавки с навесом, разбросанные по периметру. Перед нами стояло целое одноэтажное здание с открытыми помещениями. Архитектура его была в стиле ближайших строений на улице Цепей и Шипов: брутальный монолит из графитного камня с длинными широкими шипами на карнизе крыши. Но интерьер был несколько иной. Более холеный, отполированный, некоторые магазины пестрили яркими цветами. У некоторых торговых точек даже имелось грубое стекло, выставленное стеной у входа. Перед входом чёрно-белыми металлическими пластинками было выложено:

"Торговый ряд Гильдейской Казны Металградской области"

Народу было немерено. Даже больше, чем раньше, на ещё старом торговом ряду. Было такое чувство, будто люди пришли сюда не за покупками, а погулять. А разгуляться здесь можно было. Большой простор между помещениями, стоящими друг к другу впритык с левой и правой стороны длинной площадью шёл прямиком до полукруглого окончания, где хаотично разбросанные столики держались десятком прилавков с тематической едой из разных стран. Попав сюда, понимаешь, что преобразование Конфедерации во что-то совершенно новое не остановить. "Пищевая лавка Грязнорифа из Трешовска" находилась в середине здания слева, занимая сразу три помещения, и продавала уйму различных продуктов долгого хранения, а также неготовую продукцию, по типу рыбы, мяса и различных круп. Первым делом мы направились туда, пока желудок сыт и глаза не голодные. Затем зашли в "Оружейную мастерскую Братьев Горева и Кривова", закупились там деталями, приспособами для оружия, маслом и кормом для Смугра, посетили "Три фляги" для приобретения походной скульки с высоким содержанием спирта и фурнитурой с посудой, ну и, конечно, так как оставалось немного времени, вшестером посидели в конце здания, отведав заморской пищи и разбазарив почти все монеты из скудных остатков. "Возможно, это будет наш последний бой." - так мы оправдывали свои чрезмерные траты. Делали мы это каждый раз перед очередным походом.

- И чего, много сейчас понастроили таких торговых рядов в городе? - решил поинтересоваться я.

- У нашей гильдии ещё два таких. - ответил Сердоболь.

-Один в Чернорабочем Северном, другой в Южноокраинном районе. - уточнил Тобиас.

- Смотри, умный, районы все выучил. - обратился ко мне Сердоболь, указав большим пальцем в сторону Вандерфлэйма.

- Велика сложность. Ёмаё. - ответил Тобиас, отпив бурды из своего стаканчика, который держал с откинутым мизинцем.

- Ох, Тобиас, Тобиас.

Смертогрех вернулся от прилавка, пристроив очередной поднос на столе с различными яствами и напитками. Еды мы набрали неплохо так.

- Лучше скажи мне, Тобиас, вот что... - Сердоболь отпил спиртной напиток красного цвета, скрючил лицо, будто надкусил кислый фрукт, и взглянул на еду. - Который раз мы приходим сюда, ходим по всему этому пёстрому празднику жизни, оставляем здесь добротную часть жалованья, и, собственно, чего? Как это называется-то?

- Потребление. - Вандерфлэйм смахнул светлые волосы со лба.

- Вот. Потребление. А ведь нам-то всем, собственно, и не нужно столько жрать. Скорее всего мы даже этот стол не осилим, да? Но мы снова накупили жратвы и ненужных безделушек. Мы сделали так и в прошлый раз. - уточнил Сердоболь, посмотрев на меня. - И в позапрошлый. - посмотрел на Злыню. - И в позапозапрошлый. - посмотрел на Черногоре. - И, знаешь... - взглянул на Тобиаса. - Мне это даже нравится. Я даже начинаю больше работать, более качественно эту работу исполнять, и только ради того, чтобы чаще ходить сюда и накупать того, что мне, на самом деле, не особо-то и нужно. Конечно, это не логично, но будто бы так и надо жить...

- Почему не логично? - перебил его Тобиас. - Очень даже логично. В моей Республике мы только и живём ради того, чтобы потреблять. Некоторым настолько это надоедает, что они начинают пропихивать в Сенат какие-то запрещающие законы, чтобы люди меньше потребляли, либо сами начинают, так сказать, осознанное самоограничение, учат этому других, и прочее. Моя Республика уже давно живёт ради потребления, обе Империи тоже, да и Воины Анбаиса из Золотго Тельца. Вы пока ещё живёте больше выживанием, но не волнуйтесь, скоро и до Конфедерации дойдёт затяжная эпоха потребления. До столицы вот уже дошёл этот образ жизни, до столиц всегда всё доходит раньше, поэтому моя Республика сосредоточилась чисто на одном городе, чтобы не распыляться. Да вот даже возьмём вашего друга, о котором вы рассказывали, ну как его... Наёмник из Империи Рока...

- Тёмногонь. - на удивление опередил нас троих Смертогрех.

- Да, вот, Тёмногонь. Вы никогда не задумывались, почему он постоянно что-то занюхивает и не выпускает из рук свой портативный дымоход? А? Он уже в системе. Он уже не может без потребления. Думаю, он даже сюда приехал не потому что в этом была необходимость, а ради новых ощущений. Как, в прочем, и я. А поиск новых ощущений - это тоже форма потребления. Когда у тебя закрыты все низменные потребности, становится скучно, начинаешь искать всё больше удовольствий, развлечений, эмоций и жизненных историй. Так что твоя обжираловка, Сердоболь, очень логична. Это первый шаг в потребление, а наш желудок - основа основ.

- Ну ты так расписал, будто это какая-то зависимость... А я не согласен. - Сердоболь стукнул по столу. - Вот захочу - и не буду больше ходить сюда. Я это делаю только потому что, ну... Потому что могу! А как надоест, так сразу и перестану.

- Конечно-конечно. - похлопал друга по плечу Тобиас, саркастично ухмыляясь. - Конечно всё так, как ты сказал.

- Ну. - ответил Сердоболь, закидывая в рот очередную мясную ножку в панировке.

- Я даже считаю, что всё обстоит гораздо более сурово... Вот например, у нас в Образцовске много учёных, деятелей искусства, религиозников, которые считают, - Тобиас повысил тембр голоса и начал говорить ещё более манерно. - что их деятельность - это что-то великое, она наполнена смыслом, и, в отличие от этих потреблядей вокруг, они-то явно морально и духовно развиты, а их дело несёт в себе нечто возвышенное. Хотя я считаю, - он указал пальцем на себя и сжал скулы. - что искусство, наука, философия и религия - это развлечение. А развлечение, в свою очередь, - это потребность. Мы нуждаемся в развлечениях как в еде, воде, сексе и комфорте. Поэтому я бы не сказал, что они более возвышены. Просто их остальные потребности уже пресыщены, либо их потребность в развлечениях, которые одобряются и возвышаются обществом или отдельно признанными интеллектуалами, сильнее других потребностей, что может быть связано с различными факторами, которые связали их эго и сущность на жизненном пути. И даже их борьба с низменными потребностями — это тоже потребность. Потребность в борьбе, понимаете? Так что ты можешь спокойно падать в потребительскую пропасть, как падает очередная цветастая штучка в сумку вон той холёной цацы, ведь это естественно, ведь вся наша цивилизация построена на потребностях, да и сама она также есть потребность. Потребность жить более безопасно и более сыто. Без доминации потребления над всем остальным нашим существом мы бы ничего не создали и не разрушили, ничего не подчинили и сами бы не подчинялись. Просто смирись, признай это факт, живи с этим.

- Я не просил тебя давать мне такой расширенный ответ. - прочавкал Сердоболь.

- А что ты хотел услышать?

Тобиас откинулся на стуле, театрально достал две тонкие сигарки, одну из которых дал Смертогреху, а свою поджёг, эстетично раскурив длинное табачное изделие.

- Ну, не знаю... - Сердоболь смачно облизывал пальцы, громко причмокивая и откашливаясь. - Согласен или не согласен там... А ты опять ушёл в какие-то дебри, в какую-то борьбу, в искусство... При чём тут искусство вообще? Я тебе при жратву, а ты мне про искусство.

- А что, по-твоему, это не искусство? - Тобиас, чересчур загнув кисть, указал пальцем на стол. - Ты только посмотри на эту... Что это?.. Короче на вот это заправленное овощами топное нечто. Ты посмотри! Разве это не искусство? Помимо гастрономического удовольствия, тебе за десяток монет подали ещё и визуальное удовольствие. Красоту. Искусство.

- Я бы убил их за эти цены. - Тихо сказал Смертогрех с глазами массового потрошителя, медленно откусывая сразу половину какого-то стейка.

- Вот-вот. - подтвердил Сердоболь с набитым ртом и потряс пальцем, на котором сверкал жир, стреляя бликами по всему периметру.

- А что вы хотели? За удовольствие нужно платить. Как и за развлечения. Вот мы и платим. Пашем и платим. Наши предки пахали чтобы выжить и не быть съеденными каким-нибудь мимо проходящим зверем, а мы пашем чтобы не было скучно.

- Я пашу ещё чтобы девок клеить. Посмотри на мою форму. - он потряс свои кожаные цацки. - Девки любят парней в форме.

- Хорошо, ради того, чтобы не было скучно и ради статуса. - добавил Тобиас.

Смертогрех испытующе посмотрел на Тобиаса.

- Хорошо, чтобы не было скучно, ради статуса, и чтобы не было общественного порицания. Так лучше? - Тобиас окинул взглядом меня, Черногоре и Злыню. - Может ещё что-то добавить?

- Мы — заложники собственного воображения. - Злыня всё это время беспристрастно рассматривал свой кинжал. Когда он начал говорить, точкой внимания так и осталось его кривоватое смертоубийственное перо. - Мы живём в чужом контенте и постоянно потребляем его. Раньше мы смотрели в рот сильнейшим воителям и вождям. Сейчас мы вникаем в то, что нам говорят вечевые мудрецы и тайно желаем стать такими же, как добившиеся успеха элиты гильдий. А в будущем так вообще, не знаю, может будем подражать нынешним бедным музыкантам, что повторяют небесные мандаты бога или богов. Посмотрите на нас. - Злыня начал чесать свой подбородок лезвием кинжала. - Мы и сейчас во всём подражаем нашей и чужим культурам, мы комбинируем их, и считаем себя отдельными индивидуумами. Как там в Поп-Империи говорят? Личность? Так вот нет никакой личности, есть набор той культуры, тех песнопений с небес, тех пергаментов, что давали нам в детстве или какие мы сами находили и в запой ими зачитывались, тех идей масс и богачей, какие мы по каким-то причинам выбрали себе и создали из них комбинацию, назвав это... личностью. Потребление, воздержание, искусство, жратва — всё это лажа топная. Мы ничего не решаем, не решали и не будем решать. Нами дёргают разные навязанные нам ценности. Навязанные с нашего полного согласия и с превеликим удовольствием. Нихрена ты, Тобиас Вандерфлэйм, не выбирал. Ты не выбирал, как тебе относиться к потреблению, и ты не сам решил перебраться сюда. За тебя решила та самая связка из разных впитанных идей, которую ты вальяжно называешь «Я», «Тобиас». Ты — марионетка в руках культурно-социально-политического процесса, который как бактерия мутирует и распространяется с самого первого объединения людей в малюсенькую группку. И я марионетка. Мы все, все люди и нелюди, все существующие, существовавшие и те, которым предстоит существовать, лишь пустой мешок с запиханными туда идеями, движухами и измусоленными до дыр мыслями. Нет никакого прогресса или регресса, поступательности или цикла, общества потребления или старого общества силы и выживания. Есть беготня в хаосе и прибыль тех, кто этот хаос случайно оседлал.

- Слушай, ну, получается, что те мысли и идеи, которые ты сейчас произнёс, являются уже твоей собственной комбинацией из идей и культурных надстроек. - решил встрять в разговор я.

- Само собой. - подтвердил Злыня.

- Так а зачем ты тогда всё это продекламировал, если зерно твоей комбинации идей в том, что само обсуждение каких-либо комбинаций бессмысленно? - поинтересовался я.

- Потому что я такая же марионетка своей комбинации. - незамедлительно ответил Злыня. - И моя комбинация требует от меня, чтобы я её высказывал. Как и конструкт Тобиаса от него это требует, как и Сердоболи... Как и твой, вечно задающий вопросы ради создания ещё большего количества вопросов, мой агностический друг.

- Так о чём вы вообще? - ворвался бас Черногоря. - У Злыни не всё бессмысленно. Для него имеет смысл капитал, накопление монет. Да побольше.

- Я просто смирился с порядком вещей, варвар. - иронично заявил Злыня в ответ на ироничную улыбку Черногоря. - Монеты для меня не являются смыслом, просто они позволяют жить в этом мире. Никакого смысла и мастурбации на них. Просто они нужны.

- Ну чтобы потребности восполнять, правильно? - вернулся к своему движу Тобиас.

- Ну я же не воздухом питаюсь.

- И вот мы снова вернулись к выживанию. - улыбнулся Сердоболь, откинув обглоданную кость на свой поднос.

- И вот мы снова мусолим свои собственные комбинации. - я посмотрел на Злыню, который бросил смешок от моих слов.

- Весело с вами конечно. - безэмоционально ответил Смертогрех, протянув руку Тобиасу за новой сигаркой.

По возвращении к казармам нас встретил экипаж из боевых длинных повозок с четырьмя стальконями. Мы первым делом завернули в арсенал. Запах новой мечёвки, не пропахшей потом, кровью и порохом, кружил голову и одновременно заставлял заволноваться. Ещё не крещённая в бою, она заставляла меня относиться к ней с лёгким недоверием. Страшно же, вдруг какой-то брак или техническая ошибка, первым о которой узнаю я. Плюсом к этому выдали секачет и несколько осколочных. Больше всего был недоволен Черногоре, даже расстроен, ведь без Сладкомиры от Сладкомиры ему было не сладко. В это время в арсенал зашёл тот дружинник, что встретил нас у Чёрной Башни. Он недовольно взглянул на нас и начал отчитывать двух стражников. После небольшой ругани дружинник направился в нашу сторону с выкриками:

- А ну, не трожьте казённое имущество, кто вам дал право такое?

- Так вы же сами сказали, что нам выдадут экипировку. - распростёр руки Черногоре.

- Вот именно, что выдадут, бестолочь. - дружинник подошёл к Черногорю, плюясь через каждое слово. - Распоряжения пойти в арсенал и экспроприировать совсем новую добротную экипировку не было. Вы охренели что ли? Ходют, значит, куда вздумается, «нам сказали нужно оружие, э-э-э, ну оружие в арсенале, пойдём, значит, в арсенал, э-э-э»... - он издевательски забасил и скривил лицо, пародируя нашу глупость. - Идиоты. Ваше старое оружейное барахло в повозках. Неча новые продукты брать, вы, по-вашему, кто? Вечевые сынки? А ну, пшли вон отсюдова.

- Вы что, достали наше ор...

- Я сказал вышли отсюда! Или обратно посажу. Щенки.

Ну мы и вышли. Сначала из арсенала, потом из казарм. У повозной делегации стояли воители-стражники с цезиевыми бумагами. Назвав одному из них свои имена, воитель-стражник направился с нами к необходимой повозке и среди стопки мечёвок, мечельб, посохов, и кучки кинжалов с осколочными указал наши номера, за которыми было закреплено оружие. Так я встретился со своей старой затёртой мечёвкой, Злыня с украшенным самодельными вырезами посохом и грязными кинжалами, а Черногоре зорким глазом за мгновенье откопал свою мечельбу «Сладкомиру», закрыв глаза обнял её, будто обнимал стоявшую перед ним невестку, в момент превратившись из сурового Братского воителя в нежного и любящего супруга. Это читалось в движении всего тела, в самой стойке. Он что-то нашёптывал мечельбе, а по его щеке покатилась скупая слеза. Он взглянул на небо и улыбнулся, будто увидел её где-то там, в бескрайней синеве.

- Слыхал? В Царстве Рэп Игры произошла революция. Новая школа захватывает власть Старой школы.

- Да кому ваще интересно, что там происходит в Царстве Рэп Игры?

Двое воителей напротив нас от безделья обсуждали всякое разное, тряся стаканчики с кубооктаэдрами и выкладывая их на ладонь, пытаясь углядеть частоту выпадания тех или иных чисел соразмерно тому, насколько долго и интенсивно трясётся стаканчик. Они пытались найти закономерность, которой, конечно же, в этой чистой случайности нет. Уже три с половиной дня мы зигзагами болтались по всей Конфедерации, оставаясь на ночёвки то у сторожевых постов, некоторые из которых мы втроём посещали совсем недавно в качестве заключённых, но уже в отличных, в сравнении, хоть и полевых, условиях, то у ворот ближайших городов. В течение дня мы стояли по минут двадцать тридцать у очередной городской казармы или сельского сборного пункта. Ситуация на границе Крайградской области оказалась настолько плачевной, что Вечевой Совет издал указ о наборе бывших воителей и воителей в запасе, способных выступить на полях сражений. Также брали по максимуму воителей Областных Войск. Экипаж увеличился в несколько раз по сравнению с тем, что забрал нас в Великом Металграде. Наверно, каждый третий, если не второй воитель всего Войска побывает на предстоящей оборонительной операции. Основная боевая армия недалеко ушла от своей изначальной ставки у Степного Рога, чтобы раньше времени не встретиться с перевешивающими силами нежити, настолько силы Кощея XVII быстро пробирались в глубь Конфедерации. Говорят, что сам Кощей находится в этом походе и лично руководит своей мёртвой армадой. Для новобранцев такая ситуация казалось честью и шансом до конца своих дней храбриться девкам и семье, как они сражались с тактическим умом Бессмертного Царя лично, лицом к лицу. Для нас же это было предвестием гибели многих воителей, а возможно и подступающим рабством в руках упырьских князей.

Мы стояли на посту у слияния кислотно-зелёных рек, идущих вдоль застывшей вулканической земли Жрецов Чёрного Обсидиана, где-то на востоке, в нескольких километрах от Чёрной Пустоши - города, стены которого полностью состояли из костей и черепов, залитых изнутри обсидианом и смешанной сталью. Смакуя папиросы, обмененные у других воителей на провиант, мы глядели с сумрачную даль. Сумрак, туман и чёрные тучи всегда стояли над землями жрецов, поэтому темновато тут было всегда, независимо от времени суток. Из грязного тумана выплыло несколько повозок, которые, видимо, мы и ждали. Были они немного иные, более округлые и менее брутальные, в их корпусе преобладало дерево. Это были повозки наёмнической организации. По грязному старому гравию, который жрецы называли дорогой (такие дороги они считали святыми, так как в их священных табличках "О богах метала" было многое сказано про дороги из гравия, построенных ещё в далёкие времена), небольшой кортеж доплюхал до нашей пятнадцатиминутной ставки. Наёмники разных стран, перебравшихся когда-то сюда через Империю Рока, в разных одеждах и с разными причёсками, начали выплевываться из корыт. Мы пытались разглядеть Тёмногоня, но не удавалось. У нас было несколько вариантов, если сейчас не встретимся с ним: либо он умудрился сбежать, это же всё-таки Тёмногонь, либо его всё-таки повесили, так как до этих земель новый срочный указ дошёл позже, и тела многих из наёмников уже отдыхали в общей землянке для казнённых. Возможно и такое, что наш друг умудрился подкупить стражников, ведь в Инокровьске, где тусуются наёмники, на закон смотрят сквозь пальцы, и уже бродяжничает где-то в своих родных землях. А нет, вот он.

- Твою лажу, ну вы прикиньте? Эти падлюки чуть не украсили мою шею верёвкой своей. - сходу начал он, возбуждённый. - Да не, о чём я? Они уже накинули на меня петлю, и тут нахрен, ну представляете, гонец с правительственным кем-то на стальконе влетают на площадь, гонец вытаскивает мягкий стальной пергамент, и как закричит: "Никого больше не вешать, приказ Вече!". Ну а палач, скотина такая, сначала собирался, мол, случайно типа спустить меня вниз, а то я ему сказал однажды, что зубы у него кривые и лицо его схоже с задницей моей бабки. Ну это я так за то, что он меня щёголем рокерским прозвал. Вот обиду на меня и затаил. А я краем глаза вижу, как он уже ручонку свою так, незаметно, аккуратно, тянет к рычагу, ну я и ору: "Эта жертва аварии хочет меня прямо сейчас повесить, вон руки тянет, поглядите". Ну металлист из правительства пальцем в его сторону тычет и говорит: "Нет, нет". А палач, мол, не при делах, головой машет, говорит что я всё придумываю. А сам на меня зло косится. Ну я-то на него скалюсь, ибо нехер. Короче пришлось меня отпустить, но пинок под зад он мне всё-таки выдал. Ну его отчитали немного, но так, по-детски. Да и собравшийся народ тоже укал, негодовал, что такое зрелище прервали. Мало им, видите, сломанных шей было в прошлые часы. Кровопийцы натуральные. Прости, Злыня, не в твою сторону камень, но народ у тебя конечно....

Злыня махнул рукой и достал из кармана моменты со словами:

- Живучий, скотина.

Он проиграл нам с Черногоре пари. Мы часто ставили на чью-то жизнь. Так смерть меньше походит на бессмыслицу.

- Я тебя тоже люблю, мой сладкий язычник. - Тёмногонь подёргал бровями и послал воздушный поцелуй Злыне.

- Да пошёл ты. - Злыня показал ему "выкуси" кулаком с согнутым локтём, но затем приветственно и искренне обнял. Мы тоже крепко обняли рокера. Мы с Тёмногонем (не геи).

- Дубобит с Чернижкой ещё не с вами? - спросил Тёмногонь, когда мы сели в повозку.

- Не, мы только сейчас поедем в сторону Крайграда. - ответил я.

- Дубобита там посадили. - добавил Черногоре.

- А Чернижка?

- Так он наверно в нашем Войске. - предположил Черногоре. - Ты же довёл его до выхода?

- Да, вроде да. Когда мы расстались, он шёл в сторону выхода. - Тёмногонь уже достал где-то нюхательный свёрток и жадно вдохнул его в ноздрю.

- Слушай, а как ты попался-то в итоге? - поинтересовался я.

- Да я вот, - шмыгал он носом. - как мы с Чернижкой разошлись, начал бродить по катакомбам этим, расспрашивать про мужичка в джинсовой безрукавке с заклёпками. Никто не знал. Ну пришлось выйти. Уже светало, так что я старался ходить переулками. Хожу-брожу, и хоп, слышу шуршание у мусорки. Сначала подумал, что крысы, но потом шуршание усилилось. Оно было ритмично. Крысы так не ползают. Ну я подошёл, посмотрел за бочок, а там мужичок в моей, вот этой, безрукавке, сидит и дрочит на стену. Ну, думаю, надо действовать сейчас, а то ещё заляпает куртку. Короче прерываю его процесс, тут же начинаю рекламировать косуху форменную. Ну, снимаю её, со всех сторон показываю, преимущества описываю, глянцем играю на выступающем солнце. На эти блики он и повёлся, тут же захотел приодеть на себя. Я говорю, мол, э-э-э нет, не так быстро, только через обмен. Ну договорились, обменялись куртками. Он ещё хотел мне руку пожать, закрепить обмен, так сказать, но я отказался. И чего? Только начали мы куртки надевать, как из угла выскочили те самые амбалы и любовницы, что за нами бегали. Прикиньте. Они искали нас всю ночь, больные. Ну мы тут же побежали, в беге и куртки донадевали. Бежим, бежим, и пиздец. Внезапный случай, ещё хуже, чем с этими преследователями. Я врезаюсь в стражника, сбив и его, и себя с ног. Ещё двое ошалевших стражников рядом начинают меня рассматривать. Меня-то они и искали, по их словам. Ну мне в голову тут же прилетает чем-то тяжёлым, и всё, просыпаюсь я уже в темнице. Ну дальше вы знаете. Ну как знаете. Да ну нахрен, чего дальше рассказывать? Перевозка, темница, всё по стандарту. Ну разве что сидел с каким-то фанатиком с земель Анбаисов, что из Организации Золотого Тельца, ну и всё как бы.

- Ну понятно. - заключил Злыня.

- Мы тоже с фанатиком сидели... - начал Черногоре, но резко схватился за правый бок и скрючился.

- Что с тобой? - удивился Тёмногонь.

Черногоре прокрехтел.

- Да не знаю... Кольнуло что-то...

- Ты уже не в первый раз так резко хватаешься за одну и ту же область. - заметил Злыня.

- Да и глаза у тебя как-то... пожелтели. И кожа... - добавил Тёмногонь.

- Это от того что в повозке укачивает. - аккуратно выправился Черногоре, доставая фляжку со скулькой.

- А может это из-за скульки? В моих землях лекари недавно что-то говорили, мол, что если много скульки пьёшь, то короче что-то внутри хереет. И, мол, глаза желтеют, а у тебя как раз они не белые. Или это освещение... - Тёмногонь огляделся в подкоптившемся сумраке.

- Да? Что тебе ещё лекари рассказывали? - огрызнулся Черногоре, залив скульку в три подхода. - Бред это всё. Сколько поколений наших предков постоянно пьют скульку, и ничего с ними не происходит. А болезни эти от возраста. Смерть ближе с каждым годом, понятное дело, что организм хереет. Это же как механизм у Серогрусти, ток у него можно детали заменить, чтобы дольше работало, а в теле живой орган на другой живой не заменить. Это невозможно.

Мы согласились. Это невозможно.

В Крайград мы не поехали. Точнее, её область мы проезжали, но нигде не останавливались, даже ночевали сидя в повозках. Лил дождь, и мы, промокшие, пытались максимально плотно вонзиться в сон на тесных скамейках. Экипаж на всех порах мчался к ставке с основным войском. На одной из повозок слетело колесо и, когда возничий кое-как остановил бьющихся друг о друга стальконей, на всём ходу в эту повозку врезалась задняя повозка. Погиб возничий второй повозки и трое воителей, что сидели в конце первой. В срочном порядке воителей двух повозок рассадили по ближайшим. Естественно, наша каталажка оказалась рядом с происшествием. Теперь было совсем уж нестерпимо тесно. Не теряя ни минуты, мы двинулись дальше. Оставшийся путь пришлось ехать, выставив левое плечо вперёд и криво расположив задницу. А дождь всё лил...

- Да ты не понимаешь, нужно искать силу внутри себя! - Спорил Сердоболь с одним из воителей в нашей повозке. Их троица пересела к нам, о чём, правда, уже немного пожалела, особенно Тобиас Вандерфлэйм. - Если тебя разочаровывает погода, если ты так от неё зависишь — ты пропал. Не надо искать силу в погоде, или в общении, в дружбе с другими. Не надо искать её в смазливых девках и ебле с ними. Ни одобрение совоителей, ни поощрение вышестоящих, ни даже, наоборот, их порицание, не даст тебе сил. Всё внешнее — шатко. Твёрдость есть лишь тут, - Сердоболь потыкал пальцем по виску. - и тут. - затем этой же рукой постучал по груди. Это всё временные атрибуты, как продукты, еда и наркотики. Они могут дать тебе непродолжительную радость. А если ты на эти радости жизни и внешние атрибуты подсядешь, то они тебя ещё и рабом сделают, шаришь?

- Действительно. - поддержал оратора Тёмногонь, распаривая портативный дымоход. - Единственная внешняя вещь, на которую можно опираться, как мне кажется — это искусство.

Сердоболь неодобрительно замотал головой.

- Искусство — это залупа ебаная. Культура — это параша ссаная. Знаем мы ваше это искусство. Видали. Ваши лучшие музыканты, художники, летописцы и работники театров Рок и Поп Империй становятся новыми проповедниками, создают новые культы личности. Они просто упиваются своей славой и влиянием на неокрепшие, а иногда и окрепшие, умы. Они получают богатства и уссывающихся от одного их движения бабёнок, пока ты остаёшься ни с чем, ни с чем так и не останешься. Парни создают из них кумиров и смотрят им в рот, поддакивая каждому их слову и следуя за их мыслью, пока эти самые кумиры сношают их дамочек во всех позах, при этом, по сути, эти светочи искусства ничего из себя не представляют. Поющие рты, раскрасочники, вываливатели своего мозгового дерьма на цезиевую или древесную бумагу и торгаши искарёженным в эмоциональной мимике ебалом. Популярная культура, что в Империи Рока, что в Поп-Империи — это такое же средство порабощения и укрепления идеи элит и масс, как вождистские государства и их фундаментальные религии. Нужно уничтожить доминацию культуры и искусства, пока оно окончательно не уничтожило нас изнутри.

- Вождистские, фундаментальные религии, доминация... Это ты у этого что ли набрался? - захохотав, показал Черногоре на Тобиаса, который, в свою очередь, ухмыльнулся во всю левую щёку.

- Вообще-то я много читаю, понятно?

- Кого? Вечевых старцев из народно-ориентированного крыла? - язвительно спросил Злыня.

- А может и так...

Сердоболь уткнул руки в боки, а потом скрестил их на груди и добавил:

- И что с того... Они хотя бы говорят правильные вещи.

- Ты хотел сказать популистские? - парировал Злыня.

- Если тебе нравится быть рабом — пожалуйста. Сейчас нами правят высшие чины, потом будут править владельцы гильдий, а их рупором будут как раз эти сами кумиры людей из области искусства, которые тоже будут подчиняться гильдейцам, но за это в их руках будет куча привелегий, потому что они будут приносить доходы и влиять на умы своей фанатской паствы. Вот увидите...

- А может нами будут править видные учёные и прочие деятели наук? С чего ты набросился сразу на культуру? - предположил Тёмногонь.

- Да не. Учёные — люди умные, люди разумные. Они толкают жизнь простых людей вперёд, они улучшают её, а элитам это не выгодно, поэтому научные круги никогда не станут править. - отмахнулся Сердоболь.

- Ну почему же? - поспорил Тобиас Вандерфлэйм. - Наука — это та же религия. Вот почему у народов, где умирает религия, начинает стремительно развиваться наука? Мне кажется это потому, что в таких народах люди уже неспособны просто верить. Но и без веры они тоже не могут жить. Поэтому возникает запрос на создание всё большего количества теорем, больше уравнений, больше исследований. И нужны они лишь для того, чтобы создать новую религию, но более рациональную и больше подверженную экспериментам.

- О, мы будто что-то подобно обсуждали с фанатиком в темнице, а? - толкнул я Злыню. Злыня скучающе пожал плечами.

- Необязательно это должна быть вера в божества или божеств. - продолжал Тобиас свою мысль. - Это может быть вера в какие-то связи между тем, что происходит вокруг, или вера в то, что есть какая-то система за пределами нашего Творцового Мира, а при этом сам наш мир — тоже часть этой системы. А может это вера в создание идеального общества. Или вера в саму науку, в прогресс, что наука сможет познать всё и создать всё. Таким образом, наука вполне может, как мне кажется, захватить власть. А учёные стать новыми вождями, новыми кумирами народа, теми, кому будут смотреть в рот и ссаться от них кипятком.

Сердоболь уже открыл рот и поднял палец, чтобы поспорить, но затем на его лице блеснуло сомнение, он немного поелозил своими сухими губами, как бы разговаривая сам с собой, откинулся в этой тесноте на скамейку, как смог, и только сказал:

- Чёртово природное желание человека подчиняться. Неужто это у нас в генах? Ни это ли ты хочешь сказать, а? Плевал я на это.

Затем он немного подтянулся вперёд, чтобы как-то избавиться от этой неизбежной тесноты, и неуверенно добавил:

- Я уверен, что человечество сможет побороть и эту нашу внутреннюю напасть. Это стремление поклоняться — тоже часть культуры. Нас так приучают просто...

- Ну вот, можешь верить в это. - Ухмыльнулся Тобиас. - В принципе, плевать, во что именно ты веришь. Плевать и, как ты говоришь, элитам, или господам, или как там называют их народники. В любом случае, для них, как и для общества, главное, чтобы ты и дальше делал своё дело, потреблял и не возникал, и продолжал существовать в нашей этой общественной системе координат. Естественная она, или искусственно созданная — тоже не важно. К тому же, как ты говоришь, «нами всегда будут править». Ну так получается и выхода из этого нет. И что тогда делать? Да просто смирись и всё. Или иди на баррикады, может очередная власть окажется не такой властолюбивой. А может и ещё более властолюбивой. В целом, и на это плевать, ведь ты говоришь о том, что надо искать силу внутри себя, а не вовне, с чем я абсолютно согласен. А вот эта политика - вещь тоже внешняя. Так, значит, работай над собой, и делай, по мере возможности, то, что хочешь и можешь сделать, а там уже как пойдёт.

- Ага, и останься бездомным, нищим или вообще на виселице. Классные у тебя идеи, Тобиас. Ты, видно, олицетворяешь противоположную идеологию сейчас? - почесал щетину Черногоре.

- Нет, почему же? Вовсе нет. Я имею ввиду в пределах разумного, в пределах закона. - парировал Тобиас.

- А если то, что ты считаешь разумным, запрещено законом? - задумчиво спросил Сердоболь.

- Ну, тогда можешь рискнуть и встать из ряда вон. А там уж либо сам, может, сядешь на трон и издашь новый закон, либо окажешься в петле, темнице или катакомбах для бездомных. Но если сядешь на трон, то, получается, сам станешь властителем, а значит, опять же, также будешь встроен в эту непоколебимую систему господ и рабов, элит и масс. Просто сменишь команду. - ответил Тобиас.

- Вот дерьмо. Всё у тебя как-то дерьмово выходит. - расстроился Сердоболь, видно ожидавший услышать что-то другое.

- Ну, это уже как посмотреть. Кто-то видит дерьмо, кто-то золото, а кто-то просто предмет. - на последнем слове Тобиас сплюнул себе под ноги залившийся в рот дождь.

- Ну философ... - ехидно улыбнулся Злыня.

- Да, весь в тебя прям. - ехидно улыбнулся в ответ Тобиас.

- Мы с тобой прям как разные стороны одной медали, а? - повысил голос Злыня, пытаясь перекричать гром.

- Возможно мы даже одна и та же сторона, просто верхняя и нижняя. Или левая и правая.

Дождь усилился. Град плотно застучал по повозке и нашим кожаным одёжкам. Туман всё сильнее закрывал нам дальность обзора, в какой-то момент даже создав слепую стену друг меж другом. Ветер пробивал неприкрытую кожу, а слякоть начала пробирать до нитки. Повозку, с усилием прорезающую мокрую мягкую грязь, некогда служившую сухой дорогой, начало потряхивать ещё сильнее. Всё было против нас. Но, если захотеть, такая ситуация может даже придать сил. Сил, что питаются радостью от противоборства таким обстоятельствам. «Насладись этим градом, ведь это просто град». - подумал я про себя, закрыл глаза и вскинул лицо наверх, открывшись прямым ударам твердых дождевых капель.

Дубобит колол дрова. Их в срочном порядке привезли из Империи Рока скоростным коротежем из каретных линий. Не знаю, на кой чёрт нам дерево, но ладно, это не в моих компетенциях. Отряду импровизированных дровосеков подносили большие поленья из грузовых карет новобранцы, толком не научившиеся управляться с мечёвками. Среди этих новобранцев был и Хорав. Видимо, несмотря ни на что, ему всё-таки понравилась та кабачная ночка с нами, плюс за вербовку в Войско с него снимались штрафы. Надеюсь, он выживет.

Дубобиту повезло больше, чем нам. Содержание в темнице и отношение к нему было лучше, даже особых побоев не было. По идее, с ним должны бы были обратиться более жёстко, но тысяцкие, по какой-то непонятной даже Дубобиту причине, приказали стражникам обращаться с ним гуманно.

Я оттачивал ближний бой мечёвкой на пару с Чернижкой, который успешно той злополучной ночью незаметно добрался до мельницы и избежал хоть какого-то наказания. Мои частые отбегания в отхожую сопровождались гноем из уретры и прокусыванием кулака до крови от невыносимой боли. Черногоре с каждым днём выглядел всё хуже, и теперь скульку он смешивал с порохом для носа, который с пониманием и безвозмездно давал ему Тёмногонь. С ним энергия и сила Черногоря восстанавливались на несколько часов, но затем требовалась новая доза. Злыня начал чаще говорить со Смугром. Этой ночью я заметил, как он просто сидит и говорит сам с собой, нервно стуча пальцем по голове. Такого за ним я раньше не замечал. До конца дня вся армия делает последние приготовления, и завтрашним утром, только встанет солнце, мы выдвигаемся. Ставка расширилась до таких масштабов, которых я ещё не видел. Даже находясь в середине лагеря нельзя было увидеть его конца. Чревосмерть Перлитнский сказал, что во всём лагере сейчас находится восемь тысяч девятьсот шестьдесят семь человек, включая небоевые и вспомогательные отряды. По данным беженцами сведениям, армия Бессмертия составляет от пятнадцати до двадцати тысяч мертвяков. Эту информацию Чревосмерть передал только нам, ветеранам своей части Совместного Войска, и попросил ни с кем эту предварительную информацию не обсуждать. Большинство предводителей, как он сказал, предпочли об этой цифре умолчать, дабы не посеять страх и смуту. Сам же Чревосмерть был в нервном состоянии, почти на измене, и начал прикладываться к скульке, хотя раньше я вообще не видел, чтобы он пил.

В палатках появились небольшие плакаты из самого дешёвого металла, в которых возносился героизм и величие Войска и каждого воителя, а предводители на утреннем построении и перед вечерним отбоем теперь на полчаса разгоняли пламенные речи об ужасе и садизме нежити, о нашем долге перед народом Конфедерации, и о том, какие привилегии обеспечит Вечевой Совет для тех, кто выживет в предстоящих боях, проявит смелость, мужество и товарищеский дух. Предводители даже делали между собой ставки, кто проявит более ораторские способности. Это мы тоже узнали от Чревосмерти. Скулька слишком пагубно влияла на его язык.

В нескольких сотнях метрах от нас находился отряд Сердоболи, Тобиаса и молчаливого Смертогреха, с которыми мы всемером (я, Черногоре, Злыня, Тёмногонь, Дубобит, Чернижка и Хорав) хорошо сдружились. Вдесятером мы договорились следить друг за другом во время боя, и, если начнётся хаос, максимально защищать каждого из нашей неформальной группировки. Им мы рассказали о превосходящих силах противника. Из нас в блаженном неведении оставался только Хорав, и я лишь надеялся, что он продержится как можно дольше. Мы верили в то, что выживем, хотели в это верить. А в глубине души каждый был убежден, что вопль Врат уже неизбежен.

После тренировки, которую остановил наш воевода Сердочресло, дав Чернижке указание помочь новобранцам с перетаскиванием грузов, а мне присоединиться к тем, кто устанавливал и обустраивал палатки, мы пошли на недолгий перекур. Мы немного отошли от лагеря, присев на старое бревно, которое использовалось для небольшого отдыха от лагерной работы. Во время спарринга Чернижка что-то мне пытался пояснить, хотел что-то объяснить, но я так и не понял, чего он хочет. Мы отпили немного скульки и достали по самокрутке. Чернижка нервно поджёг табак и, найдя какую-то веточку, которые стал разглядывать, продолжил:

- И вот понимаешь, тогда, после той ночи у Соломертви у меня что-то переклинило, что-то поменялось...

- Понятное дело, ты же впервые употребил галлюциноген. Так всегда бывает. - спокойно ответил я, затягиваясь едким дымом.

- Да нет, я прям вообще пересмотрел в ту ночь всю свою жизнь, понимаешь?

- Ну и что же ты пересмотрел?

- Да всё. И моё отношение ко всему вокруг, к себе... к Войску...

- Ты хочешь уволиться?

Его разговоры вокруг да около были слишком плохо завуалированы. Я знал Чернижку, но с момента, как мы встретились в лагере, мне начало казаться, что он действительно слегка изменился. А изменения человека всякий раз, так или иначе, связываются и с его основной деятельностью. Логично же.

- Я хочу жить. Я просто хочу жить. Я столько ещё не видел, ничего не создал. Я хочу обойти все Творцовые земли. Может даже в Топи сплавать. Найти девушку, не такую, как остальные, чтобы любить её, и чтобы она любила меня. Нарожать детей там. - он немного помолчал, вырисовывая каракули тонкой веткой на степном песке, затем посмотрел в мою сторону и продолжил: - Знаешь, когда мы были в Крайграде, после того как я вышел через чёрный ход, я увидел огни пригородной деревушки, и моё окисленное сознание направило меня туда. Протопав до туда, я встал неподалёку от деревни, спрятался за небольшим амбаром передо мной, и начал высматривать, что там сельчане делают. У них, видимо, тоже был какой-то свой праздник в ту ночь. Они крутили хороводы, затем молодые, нашего возраста, прыгали через небольшой костёр. Потом разбивались на пары и танцевали, либо уходили в дома или на сеновалы вдалеке. Дети играли в догонялки и прятки. Было такое чувство, будто они и не знали о том, что не так далеко, на востоке, бушует война, что совсем рядом такие же молодые конфедераты пачками становятся удобрением для этой и для мертвой земли. Более того, будто их и не парило то, что происходит в городе, всё это неравенство, каждодневное выживание, периодическая нехватка пшена. Будто бы они просто жили. Есть у них небо Метал-Бога над головой, и есть они друг у друга, и больше ничего не надо. Есть их деревенская община, а есть остальной мир вокруг. Я всю свою недолгую жизнь сначала жил вокруг рудников и каменоломен, на которых уже с десяти лет работал, а потом бесконечные битвы, кровь и смерть. И в этот момент моё "плохое путешествие" от грибнухи как рукой сняло. Я всё это время жил в пузыре, между шахтами и мечёвкой, между тяжёлой жизнью и войной. Такое мне осознание пришло. Я не видел другого мира, я не видел любви, не видел нормальной дружной семьи, не видел ничего кроме боли. Я думал, что так оно и есть, так оно везде, что, мол, таков мир. Что все наши развлечения существуют только для того, чтобы заглушать боль от кроваво-серого жестокого мира вокруг. Мне девятнадцать лет, а я даже будто и не испытывал никогда чего-то, кроме необходимости в труде и заботой о том, где бы добыть монеты и как бы получше обустроиться. На рудниках от меня требовали результата, в племенной школе меня учили ненависти, дома из меня выбивали любую слабость. И увидев эту радость, этот внутренний покой, эту любовь на лицах людей в небольшой деревушке, их заботу друг о друге, их простую, понятную жизнь, я решил, что, может, не все живут так, как я? Может, есть и иная жизнь...

Лицо Чернижки скорчилось, а на глазах навернулись слёзы, которые он всеми силами старался сдержать. Чернижка редко говорил о своей жизни до вступления в Войско. Да он в целом говорил реже, чем всё наше окружение. Чернижка всегда казался мне весёлым парнишкой, который не относится ко всему так серьёзно, и, в какой-то мере, я даже завидовал этому своему образу в отношении соплеменника. А теперь я увидел перед собой глубоко несчастного человека, недавнего подростка, чья судьба оказалась не такой прозрачной, как он сам и выказывал всем своим видом. До этого момента. Я хотел ему сказать что, возможно, он заблуждается, и то, что он увидел той ночью, необязательно происходит постоянно, что на то он и праздник, чтобы веселиться. Хотел ответить, что жизнь деревенских людей нисколько не проще, просто, скорее всего, иная, но ни такая яркая, как он себе представил. Но не стал. Ему этого не нужно. Ему просто нужна мечта. Нужен свет в конце тоннеля, который придавал бы сил и стремлений. Давал возможность жить дальше в этом мире тьмы и страданий. Ему нужна поддержка, защищённость и цель. Именно это он, видимо, и искал в Войске, но не нашёл. Вместо этого я приобнял его, дав выплакаться себе в грудь, как это сделала бы любящая мать, затем, когда он подуспокоился, крепко сжал его плечо и, без эмоций посмотрев ему в глаза, задвинул стандартную телегу о том, что в его силах взять свою жизнь в руки и делать так, как он считает нужным, не оглядываясь назад и стоически переживая всевозможные изменения, как это сделал бы любящий отец, а после этого протянул папиросу и дал хлебнуть своей крепкой скульки, как это сделал бы любящий старший брат. Чернижка сделал добротный глоток и, добыв огонь, глубоко втянул в лёгкие крепкий дым, немного потупил в пустоту, а после взглянул в мои роговицы и добавил:

- Если... Когда мы отобьём это наступление, и на границе снова станет плюс-минус спокойно, я уйду из Войска. Я уже обговорил эту возможность с Чревосмертью. Я накопил небольшую сумму, которой мне хватит, чтобы добраться до Образцовской Республики, Тобиас Вандерфлэйм дал мне контакты своего школьного друга, что держит торговую точку в Восточном порту. Попробую устроиться к нему, накоплю денег и отправлюсь в Джексонвилль. Начну новую жизнь в столице Поп-Империи, а дальше посмотрим, что будет. Может накоплю там состояние, найду какую-нибудь девку, да вернусь сюда, куплю в этих краях домик с землёй, и буду спокойно выращивать злаки всякие. А может и в Культ Джа переплыву, Микаа'ля говорит, мол, земля у них плодородная и дешёвая и что, мол, лучшего места крестьянину в Творцовском мире не найти.

- Получается, всё уже знают о том, что ты собираешься уходить? - не зная, что ответить, спросил я.

- Ну, все наши знают, думаю. Так или иначе точно слышали.

Чернижка высморкал остатки рыдательных соплей и потушил бычок папиросы о землю.

- Я не хочу умирать, Серогрусть, понимаешь? Я наконец-то всеми фибрами метал-души не хочу умирать. Я жить хочу. Жить и исследовать этот мир. Надоело прозябать в Войске, но и обратно на рудники я тоже не вернусь.

К нам подошёл Тёмногонь.

- Чувачки, там уже Сердочресло лажается о вашем затяжном перекуре. Вы бы поторопились, а то и мне прилетит.

Мы встали с бревна. Перед тем, как мы с Чернижкой разошлись по нашим назначенным обязанностям, он, будто чтобы закрепить эту информацию для самого себя, бросил мне на прощание:

- Я просто хочу жить.