Глава 3. Городские развлечения. День второй.
Дружинник не встаёт со своей койки с первыми звуками пробудившейся природы — он просыпается от рычащего, басового крика воеводы. На нашем чердаке голова трещит у всех, но виду подавать нельзя, и мы, собрав всю свою волю и остатки сил в кулак, быстро поднимаемся, откладываем свои настилы по углам комнаты и трусцой выдвигаемся на выход.
Утро сегодня благостное. Тёплый ветер слегка обдаёт лицо и развевает спутанные волосы. Глаза щурятся от лучей солнца, заливные поля необработанной пшеницы трещат, а заржавевшие плуги, вилы и прочие крестьянские инструменты, разбросанные тут и там, ещё больше ослепляют своими бликами. Большие птицы звучат своими горлами и крыльями, добавляя красок в бесконечно синее небо, стирающее любые признаки жизни белых облаков, как вчерашняя скулька хоть какие-то организованные мысли в наших головах. Мы построились в три небольших шеренги перед Сердочреслом, воеводой нашей части. Мы бы хотели оказаться во второй или третьей шеренге, но так вышло, что стоим мы впереди справа. Сердочресло расхаживал вокруг себя, как бы отстранённо рассматривая местные пейзажи и ожидая нашего построения, затем начал басить:
- Распоряжений о сегодняшнем дне поручено не было, наш славный предводитель Чревосмерть Перлитнский разрешил вам потчевать после строевых упражнений. Но помните: скульки у нас в запасе, блять, не бескрайние просторы.
Он медленно обошёл вдоль шеренги и остановился перед Тёмногонем, а затем медленно рассмотрел и нас.
- Объяснитесь, воители.
- Повздорили, славный воевода. - Отрапортовал Дубобит.
- Что же вы не поделили? - Сердочресло приблизился к Тёмногоню и надул ноздри. Странная попытка выявить излишний перегар, ведь он сам, уж точно, уже пропустил не меньше двух утренних кружек.
- Костиаторы, славный воевода. - ответил Тёмногонь, чуть повернув голову в сторону.
- Кто зачинщик?
- Оно само вышло, покатилось дело клубком, славный воевода. - ответил Злыня.
- Так ты тоже участвовал, воитель-жрец? Ведь я не вижу на тебе ни единой вмятины.
- Уворотливый, славный воевода. - вставил Черногоре.
- Неужто и тебя помял, воитель-брат?
- Мы отрабатывали ведение боя, славный воевода. - Стараясь не блевануть, ответил я.
- Воитель-племенной, вы же понимаете, что такие выкрутасы грозят как минимум дневной губой? - Сердочресло подошёл ко мне вплотную. Глаза его пьяны и веселы, что даёт надежду. - И следовало бы прямо сейчас отправить вас на исправление, но, в такой жаркий день, которым одарил нас Метал-Бог, и дополнительные несколько кругов сойдут вам всем за штраф.
Наш воевода считается самым добродушным воеводой, он выбрался буквально с низов, и долгое время сам не получал никаких должностей в связи с невыделяющимися талантами и обильными вливаниями скульки при любой возможности. За это мы его любили. К тому же, предполагаю, наши измотанные глаза объяснили ему, знатоку, о нашем шатком состоянии.
После ежедневного утреннего построения, бега, физических упражнений и тренировочных поединков, мы подкрепились долгожданным завтраком из мясного супа, злаковой каши, а также бодрящего концентрата из хмеля и тонизирующей выжимки из трав южной части Чёрного Обсидиана, разбавленного небольшим количеством воды. После трапезы и семиминутного служения Метал-Богу, каждый на свой народный лад, мы разделились. Черногорю необходимо сегодня, вместе с остальными Братьями, усердно потренироваться и провести традиционный для грусдня обряд соперничества с нашим Метал-Богом. Злыня отправится в поля медитировать, дабы восстановить свои силы, и отпустит Смугра на день полетать и пожить вольно. Мы же с Тёмногонем и Чернижкой решили погулять по пригородным территориям, несмотря на то, что нам с Тёмногонем, после вчерашнего, лучше вообще держаться подальше от города. Но делать нечего, скучно. К тому же, ближе к вечеру мы всё равно соберёмся и отправимся пить травяной настой, ведь Дубобит с Хоравом вчера всё же встретили друга, знакомого с держателем смутной таверны, и договорились претворить у него наши планы...
С каждым шагом солнце всё сильнее распекало наши неприкрытые головы. Мирная жизнь трещит в каждом естественном взмахе крыла пролетающих бабочек, в упорном труде муравьёв под ногами, в щебетании птиц на одиночных, редких деревьях. Высохшая дорога от мельницы до ближайших ворот слегка усыпана железной крошкой, больше похожая на затвердевшую кашу из земли, песка и блестящих ископаемых. Тёмногонь буйной ночью, видимо, потерял свою безрукавку (из-за чего, конечно, очень сильно переживал, но всеми силами старался не подавать виду), поэтому напялил лакированную косуху, которую ему выдали в качестве стандартного набора формы для наёмников Рок-Империи, и которая блестела нас солнце как гранённый алмаз. Чернижка всё поправлял свою потёртую, безразмерную, болтающуюся на теле выцветшею косуху, доставшуюся ему от отца, а я поглядывал краем глаза на свою стальную руку и думал о том, насколько же моё неестественное тело входит в диссонанс с окружающим естеством. Несмотря на то, что стены города становились всё ближе, и вот уже начали виднеться пластинчатые крыши халупок разнорабочего района, эти мысли, эти ощущения того, что я здесь лишний, никак не покидали меня. И даже чувство племенного плеча Чернижки, даже дружеское и товарищеское плечо Тёмногоня не способны развеять это убеждение.
У ворот, через которые мы заходили вчера, сонно стоял тот стражник, что возжелал блондинку из кабака. Вторым стражником оказался не Гневен. При виде нас он протёр лицо и приветливо помахал.
- Ну что, как вчерашние успехи? - спросил он с надеждой, мимолётно бросив взгляд на другого, молодого стражника.
- Пообщались с ними. - ответил Тёмногонь. - А девки ещё не подходили к вам?
- Мы как раз собирались с Гневеном вечером сходить «на Вурдагубскую».
- Кстати говоря, если что, вы — вдовцы.
- Вдовцы?
- Вдовцы. -Тёмногонь пожал плечами.
- Вдовцы? - ввязался молодой стражник.
- Тебя это не касается. - строго посмотрел на своего подопечного любитель светловолосых. - а вообще... Что у вас с лицами, воители?
Мы с Тёмногонем уже начали откладывать кирпичи, во всех красках представляя эшафот и позор на весь род в нескольких поколениях, но виду не подали и привычно для таких частых ситуаций держали себя в руках.
- Междусобойчик устроили. - как бы нехотя и ненавязчиво ответил я.
Стражник пристально смотрел на нас, а Тёмногонь состроил гримасу, будто не понимает, что стражник на него выпытывающе глядит.
- Ну-ну. А то если вдруг что всплывёт, я блять тут не при чём. Точнее, мы тут не при чём, ясно? - хранитель прохода указал большим пальцем куда-то в сторону города.
- Гляди, эти стражи как всегда что-то подозревают. - Тёмногонь ткнул меня локтём в плечо и продолжил смотреть на стражника. - Никогда не верят в дурной нрав.
- Ага, будь ты на фронте, Брат, осознал бы неизбежность постоянных ссор, споров и драк между воителями...
- Точно, когда постоянно на волоске от смерти или инвалидности, становишься буйным и резким. - к нашему с Тёмногонем удивлению вставил Чернижка, перебив меня.
- А тебя я что-то со вчера не припоминаю... - задумчиво посмотрел на Чернижку страж.
Чернижка нахмурил брови:
- А должен был?
- Ну, это...
- Слу-у-ушай, так может мы зайдём пока в кабак, разведаем обстановку? Как там ваши спелые наливные красотки поживают? Напомним о вас, как бы подготовим к встрече, а? А то вы так придёте, а они с вечера вчерашнего всё позабыли, в суматохе да под градусом. А тут в памяти всё всплывёт, и встреча будет приятней и продуктивней.
Тёмногонь опять что-то придумал в своей бредовой больной голове. И не рассчитывал попытать удачу проникнуть в город без Дубобита и Хорава, но, к моему удивлению, стражник задумался.
- Рискованно, тем более при свете дня.
- Слушай, ну за вчера же ничего не произошло. Тем более никто не видит. А мы, если что, скажем, мол, торговцы. Рокер и два племенных — чем тебе не торгаши? Без сборной солянки из разных народов никто и не заметит трёх интеллигентных господ.
Слегка помешкав, стражник всё-таки открыл левую дверь ворот, притупив взглядом удивление молодого стражника. Мы снова вошли внутрь, хотя рассчитывали прогуляться по окраинам. Блики стального города начали нещадно нас слепить.
- Ну, «господа», рассказывайте, чего вы тут натворили? - подмигнул нам Чернижка - хитрец, пройдоха и нюхач.
При плавящем свете солнца и в трезвом состоянии город приобретал совершенно иные черты. Сумерки будто делали этот город мене чёрно-серым, или же, возможно, придавал ему своими тёмными оттенками больший шарм. Сейчас же перед нами предстал типичный серый, с нотками мрачности и брутальности, ничем не примечательный город. И будто бы от этого он становился интересным. Теперь стены не могли скрыть под сенями мрака свою облезлость и обшарпанность, которые, по правде сказать, больше веяли некой историчностью, некой уютной старостью, нежели унынием. Сама небольшая площадка у ворот и ведущие от неё дороги были заполнены жителями: девушки в корсетах с юбками из чёрной, серебристой или красной кожи, или же в тканевых полулёгких платьях коричнево-серых оттенков, кто в лёгких ботинках, кто на высоких шпильках из обсидиана или мягкой стали, с длинными объёмными волосами, и с не менее короткими шевелюрами мужчины в кожаных куртках и тканевых штанах — все расхаживали туда-сюда, кто по делам, а кто от безделья. Дети в меховых накидках играли и верещали: мальчики бегали друг за другом с тупыми каменными мечами и молотами, пытаясь забить друг друга, девочки ставили куклами спектакли, полные отношений, любви, трупов и оргий. Рядом с разбитой тележкой кругом стояла группка ребят, обменивающихся деревянно-золотыми фишками из Поп-Империи, с изображениями богов Организации Золотого Тельца и их злоключениями, мягкими карточками из Империи Рока с популярными инквизиторами-классиками и их наставлениями, и найденными костями нежити из Бессмертия. Самый дорогой продукт, судя по горячим спорам, был у принявшего надменную и высокомерную позу мальчика — высушенный и вычищенный череп вурдалака. Славная эпоха, одним словом.
Дабы не мешкать и случайно не встретить вчерашние кабачные лица, мы поторопились пройти чуть дальше, на Патлатую улицу, чтобы оттуда выйти на Соловой переулок и прогуляться по нему.
Наши надежды найти безлюдное и спокойное место не оправдались. Точнее, отчасти они оправдались, людей на переулке действительно было мало, но как раз именно здесь проходила группка официанток из кабака на Нижней Вурдагубской. Мы с Тёмногонью уставились в чёрно-каменную дорогу в надежде, что они нас не узнают, и для пущего образа занятых конфедератов начали обмениваться бурчанием под нос, периодически посматривая друг другу на ноги. Чернижка тем временем малость засмущался.
Однако это нас не спасло. За услышанным хихиканьем последовал звонкий голос беловолосой ядрёно-наливной официантки:
- Не делайте вид, что не заметили нас, у вас это плохо получается.
Мы с Тёмногонью чертыхнулись про себя, но делать было нечего. Мы с силой подняли голову и, состроив глупые и как бы удивлённые гримасы, посмотрели на них.
- О, привет! - Тёмногонь попытался максимально искренне улыбнуться. - Да мы просто вспоминали наши военные дела на неделю. Шли, так сказать, не видя дороги впереди. Сами понимаете — мы контужены от постоянного едкого запаха нечисти, а от него, я вам скажу, действительно мозги набекрень встают.
- Ну конечно-конечно. - ответила томная девушка из компании, с чёрными волосами, тонкой талией и худыми, но идеально ровными ногами. - Мой брат служил в Братском войске, и такой чепухи про запах ни разу не говорил.
- Так понятное дело, Братское войско в основном гуляет внутри границ. Наше же войско то и дело прогуливается на полях за ручку с кровопийцами и плотоедами. - Тёмногонь ткнул меня локтём в плечо и посмеялся, но затем резко затих, стиснул зубы и широко раскрытыми глазами стал следить за чем-то позади девушек.
- Вы посмотрите, строит из себя глупого мальчика, думая, что нас это как-то привлечёт. - беловолосая оглянулась на своих подруг, и удовлетворившись начавшимся хихиканьем всё же с интересом в глазах продолжила смотреть на Тёмногоня.
- А, мне показалось, что мимо нас пролетел сияющий желоб.
- Сияющий желоб? - отвлёкшись от пожирания моих глаз, повернулась на Тёмногоня миловидная девчушка с волнистыми русыми волосами и парочкой небольших татуировок на открытых руках и левом плече, а затем обернулась к другой официантке, полненькой весёлой даме с озорными, и оттого привлекающими, глазами.
- Сиящий желоб. - подтвердил Тёмногонь. Увидев непонимание в глазах девушек, он начал стараться показать свои наркотические безумства руками, рисуя то ли круг, то ли какую-то изогнутую спираль, то ли некую звездоподобную материю, поэтому я быстро решил сменить тему, иначе мой друг сейчас дойдёт до рассказов о наших эзотерических опытах, а то и вовсе позовёт подруг на запланированное вечернее путешествие, что только бы усугубило нашу анонимность.
- Куда вы вообще идёте сейчас? И кстати, что там насчёт наших вдовцов, про которых мы рассказывали вашим подружкам? Они о них что-то говорили?
- Ты о ком? - спросила беловолосая.
- Он о ваших рыжей и светловолосой подружках. - отвлёкся от вселенских сетей Тёмногонь, как ни в чём не бывало снова погрузившись в разговор.
- Так у нас много блондинок. - с небольшой обидой ответила пятая, последняя официантка, со светлыми волосами и в лёгком коричневом платье.
Тёмногонь попытался максимально моралистично показать два её задних достоинства.
- А, вы о Мелоскорби и Романсине? - русая девочка гипнотизировала меня своим глубоким взглядом и то ли доброжелательно, то ли похотливо улыбалась. Я начал вспоминать, как весь вечер она то и дело будто находила повод подойти ко мне.
- Ну-у, наверно. - с каждой секундой я всё больше погружался в эти глаза и всё больше терял связь с реальностью, потому с усилием, будто пробудившись, отвёл свои глаза сначала наверх, а затем в сторону, при этом, как мне показалось, громко вздохнул, вспомнив, что я умею дышать. Девчушка тихо хихикнула и повела уголком губ, загадочно отведя глаза вниз.
- О вдовцах ничего не припоминаю, но был у вас в компании большой такой Брат, так вот о нём они обе трещали как умалишенные.
- А, так он вдовец. - не рассуждая выпалил Тёмногонь.
- Что, и он тоже? - томная девка с томным лицом томно взглянула на Тёмногоня.
Тёмногонь немного завис, а затем, стараясь не выдать внутреннюю несостыковку памяти и реальности, чрезмерно утвердительно промычал, а затем добавил:
- Ну только он иначе вдовец... В смысле, что он не ищет себе новую пассию из-за скорби в связи со своей своей сильнейшей любовью к усопшей супруге.
- Так ведь Романсина рассказывала, что те двое тоже скорбят. - не унималась черноволосая подруга вместе со своей отменной памятью.
- Скорбят, - резко ответил Тёмногонь, стараясь не выходить из своего мысленного потока, и театрально кивнул головой. - но...
- Но опять же, иначе. - Тёмногонь на секунду замешкал, что сразу стало заметно по еле слышному отголоску опрокинутой интонации, поэтому я немедля перенял эстафету наложения правды на враньё. - Видите ли в чём дело: наши товарищи-стражники скорбят скорее по утерянному внутреннему покою, по утерянной из их сердца любви в лице их жён. Они скорее страдают от собственной боли. Черногоре же страдает по тому, что его жена не проживает эту жизнь, что она не радуется и не грустит, не ест и не спит; он страдает по тому, что именно её нет, а не по тому, что в его сердце траур и он что-то потерял, понимаете?
Девушки вдохновленно и со знанием дела закивали мне в ответ, как это делают люди, особенно дамы, когда слышат что-то очень тонкое, любовное, душещипательное, с ноткой смазливости и самой примитивной межполовой философии, хотя на самом деле ничего не понимают в сказанном. А точнее, не видят глубокой сути, идущей дальше любви, отношений, романтики и прочей мишуры, соприкосающейся с чем-то, что не дано нам понять, но что при этом есть в каждом из нас. Мои подозрения на этот счёт были оправданы, когда русая девчушка ответила мне на эту попытку увести диалог в сторону:
- Как ты романтично всё это сказал.
А затем мечтательная полненькая девушка с чем-то оригинально привлекательным добавила:
- Да, красиво объяснил.
И только томная черноволосая официантка старалась не выходить из своего нигилистического образа, но даже по ней было видно, что её глаза наполнились этой пресловутой отношенческой мечтательностью. Затем, как бы отгоняя от себя эти мысли, она продолжила наш односторонне неудобный разговор:
- Не особо он был похож на скорбящего, особенно когда залез к музыкантам, попросил гитару, и начал неумело играть какую-то задорную мелодию.
- Чё-ё-ё? - мы с Тёмногонем переглянулись. - Когда это было?
- Ну, после того, как вы начали на спор ссать в свои кружки и мол, кто больше выпьет до дна, тот идёт захватывать гитару.
У меня начался рвотный позыв, Чернижка, всё это время не встревающий в разговор, начал ржать, а Тёмногонь, приняв задумчивую позу, пытался вспомнить нашу попойку. И тут нас осенило, что после нескольких кружек, которые мы заказали за нашим первым выходом на танцплощадку, наша память ушла в полнейший нокаут.
- Да-а, кажись вы вовсе не умеете пить. - посмеялась беловолосая.
- Мы? Да мы ещё как умеем, мы только и делаем, что пьём. - обиделся Тёмногонь. - Это, наверно, ваша бурда отшибла нам память.
- Ну конечно, при том что ни у кого, кроме вас, ничего не отшибло. - надменно искривила рот черновлосая.
- Это потому что вы к своему пойлу привыкли. - после небольшой паузы он повернулся ко мне. - Мне с самого начала их скулька не понравилась.
- Эй вы, тише там. - прокричал со второго этажа седовласый дед, под окном которого мы стояли.
- Пошёл ты нахуй, старый хрен. - будто ожидая этого момента, прокричала беловолосая.
- Отсоси, шалава малолетняя. - буркнул на неё дед, скандируя левой рукой.
- У тебя денег не хватит на это. - беловолосая приняла важную позу, скрестив руки и выставив свою мощную ногу на высоком каблуке.
- Хуй там, ты уже два раза на него насаживалась. - дед ладонью показал неприятные поступательные движения к своему паху.
- Ну вот ты все свои монеты на это и проебал, ты думаешь, я не помню, как ты в прошлый страдень на моих ляжках плакался из-за этого?
- Это была минутная слабость. - опешил дед. - И вообще, таких как ты вагон и маленькая тележка.
- Ну и пиздуй к своим тележкам, извращенец. - Беловолосая подняла вверх средний палец и противно надула губы.
Следом за этим дедуля вытащил откуда-то трёхлитровый горшок со скулькой и вылил на нас. Точнее, метил он в беловолосую, но разброс оказался обширным. Мы втроём, повинуясь своей выученной реакции, резко увернулись от пенного напора: Чернижка оттолкнулся своими стальными сапогами с пружинной подошвой, улетев назад, Тёмногонь перекувыркнулся в сторону, как неровный шар, а я отскочил на дорогу, сгруппировавшись упал и перекатился на другую сторону пешеходной части. Русая девчуля и другая блондинка тоже успели отпрыгнуть, остальные же попали под шквал спиртного огня. Всё же старик был не промах, так как окатило, в итоге, больше всего беловолосую. Немного простояв в шоке, беловолосая в одно мгновение стала неистовой бестией и прокричала на всю улицу:
- Да ты что, охуел, ты, старый, обосранный клочок стальконской залупы?
После этих слов начался сущий кошмар. Девушки переключились на деда, бесперебойно крича на него и пытаясь добраться до извращённого затейника. Чернижка с Тёмногонем перешли на мою сторону дороги, и мы, уловив отличный момент, незаметно ускользнули с переулка.
- Вот это, конечно, тёлки, да, парни? - Чернижка всё не унимался. В нём играли гормоны недавнего подростка, несколько месяцев назад получившего статус совершеннолетнего.
- Не называй девок тёлками, а то они тебе давать не будут. Подумают, что ты их не уважаешь. - Тёмногонь как всегда немного сумасшедшим взглядом рассматривал всё вокруг, крутил головой.
- Непохоже, чтобы ты их уважал. - оскалился Чернижка.
- Возможно, у меня особое отношение к прекрасному полу, но это не значит, что нужно забывать о некоторых манерах. Или формальностях, как тебе угодно. Вот не станешь же ты подходить к мужику и говорить ему: «привет, баклан»?
- Не, ну это другое, там же мужик, а тут т... - Чернижка осёкся. - девка.
- А какая разница? Ты же, в первую очередь, говоришь с человеком, и только потом с определённым полом. А тем более девушки, они же нежнее нас. Ты можешь говорить всякую хрень о чём угодно, но только не по отношению к ним.
- Ну, то есть ты хочешь сказать, что они — эгоистки. Верно? - Чернижка был явно доволен своей логической зацепкой.
- И да, и нет. И вообще, я тебе что, старший брат что ли какой-то? Я тебе просто совет даю, хочешь, подумай над ним, хочешь — не думай. - Тёмногонь достал свой портативный дымоход и принялся извергать изо рта пар.
- А я и так вообще-то шарю. Я разбираюсь в т... девках. - Чернижка небрежно подергал оба воротника косухи и, засунув руки в карманы, хмуро уставился куда-то вдаль.
- Так тебе никто и не говорит, что ты не шаришь. Мы все чего-то не знаем, и все всегда перенимаем опыт друг друга. На этом же, по сути, построено общество. - вставил я, протянув Чернижке самодельную папиросу из связанного пучка этих самых табачных палочек, который я нашёл утром в кармане после ночной попойки.
Чернижка, не выходя из образа хмурого и независимого парня, взял предложенный свёрток.
- Нет ничего постыдного, если ты чего-то не знаешь.
- Мне кажется, что вообще никто ничего не знает. - Тёмногонь многозначительно пустил пар с усиленным выдохом.
Мы прошли мимо прилавка с различными сладостями, солёными вкусностями и прочими перекусами. Торговец с акцентом и стилем одежды типичного обывателя Культа Джа, приметив нас, слабо улыбнулся:
- Хочите ли вы пища?
Есть хотелось ещё с самого утра, так как походная похлёбка лишь немного успокоила навязчивое похмелье, на сытость же её не хватило. Поэтому мы с некоторой жадностью начали рассматривать содержимое витрины: океаническая и речная вяленая рыбка в чёрном пепле, несколько штук топной живности, приготовленной на жреческой лаве для меньшей токсичности, тянучка в форме пальца некроманта, позолоченные мясные круглешки с земель Золотго Тельца, хрустящий рокерский картофель с кусочками говяжьей вырезки, квадратные комки пшеницы с запечённой корочкой, а также вертящееся мясо различных животных, который добавлялся в салатный рулет. Последнее блюдо пришло из Электросоюза и Культа Джа, и называлось у них «благохана», и было очень популярно у нас в качестве уличной еды. Да и, я бы предположил, что не только у нас. В народе «благохана» все прозвали «палкухой». Внезапно, пока мы выбирали что взять, продавец отвлёк нас:
- Могу датье то что вечера ночь даваль.
Мы уже меньше удивились тому, что оба не помнили о прилавке и ночном дожоре, но всё же обернулись друг на друга. Тёмногонь покачал головой, я ответил тем же. Продавец выжидающе смотрел на нас.
- Да, давайте то же, что и ночью. - с некоторым интересом в итоге ответил Тёмногонь. Я против не был. А Чернижка, не решившись брать то, что мы захотели во время скулечного безумства, заказал палкуху.
Торговец достал пакет из мягкой пластины и смёл в пакет буквально четверть всего, что было на прилавке, плюс достал из под полы несколько скулечных настоек высокого градуса.
- Э-э-э, подожди, куда так много? Нас же сегодня в разы меньше, чем ночью. - Тёмногонь отодвинул протянутую руку с пакетом.
- Ета на один. - не переставал улыбаться торговец.
- На одного? Серьёзно? - пока Тёмногонь со смешком посматривал на меня, торговец уже набирал второй пакет.
- Нет-нет, постойте, давайте нам тоже по палкухе. - пытался я остановить торговца.
Очумелые ручки иностранца вовсю сгребали продукты в пакет и не собирались останавливаться:
- Тэак я уже пакет приготовить.
- Слушай, мы тебе уже вчера выручку сделали на несколько дней вперёд... Да остановитесь! Иначе ничего не возьмём.
У торговца проскользнуло мимолётное разочарование. То чувство, когда ты уже настроился на хороший заработок, а это оказывается лишь неправильно понятой надеждой... От такого всегда падаешь духом. Однако торговец согласился, ведь совсем терять клиентов ему не хотелось. Да и в какой-то мере он всё же был благодарен нам за вчерашний улов, поэтому даже не стал проявлять бушующее негодование. А палкухи оказались отменные, а соус поверх тонкого лаваша... м-м-м, удовольствие вперемешку с жирами и возможной изжогой. Что может быть лучше похмельным утром?
Раз уж такие дела, подумали мы, можно снова наведаться в кабак на Нижней Вурдагубской. Раз уж мы наследили в этом городе, то терять уже нечего. Крушится камень — круши и сталь.
В кабаке почти не было людей, столики были пусты, лишь несколько угловых небольших мест были заняты одним-двумя городскими. Даже официантки отстранёно плутали в поисках хоть каких-то занятий.
- Какое кайфовове место, всё в дереве, - восхищался Чернижка. - ничего себе.
Мы подошли к знакомой барной стойке, за которой помощник корчмаря промывал деревянные кружки.
- А-а-а, уже успели соскучиться по нашему заведению? - лицемерно улыбнулся он, завидев нас, и продолжил усиленно тереть чистящей мазью кружки.
Из левого прохода в это время вышла погружённая в свои мысли сводница, но, углядев краем глаза наши скоропостижные тельца, резко повернула голову, улыбнулась и приблизилась к Тёмногоню, начала с ним разговор:
- Ну что, рокер, как тебе наша Нимфослава?
- Какая Нимфослава? - Тёмногонь неестественно высоко поднял брови.
- Ну, Нимфослава, официантка с белыми волосами.
- А-а-а, так это она Нимфослава? Ну... ничего такая, конечно. - пожал плечами Тёмногонь. - А вы хотите меня с ней сватать или что? Почему вы спрашиваете именно про неё, а не... ну... как их там... ну других?
Сводница нахмурила брови, как это делают деловые люди, когда узнают о чём-то, что должно было быть в сфере их внимания.
- А ты что, успел испробовать усладу ещё с кем-то из моих девочек?
- Усладу?
- Ты не знаешь перевода этого слова, рокер? Ну, услада... - она посмотрела на потолок в поиске нужных слов.
- Да нет, я знаю, чо такое услада. Я к тому что... -Тёмногонь почесал патлатую голову и сделал движение головой в мою сторону, но остановился, упёршись глазами в деревянную стойку. - Я и этого не помню.
- Хах, ну зато весь вчерашний люд в баре это запомнил. Теперь я понимаю, почему ты не смог дотерпеть до туалета или подсобки, а прижал её прямо к этой стенке. - сводница показала на левую от нас стену рядом с музыкальной сценой. - Тебе повезло, что Нимфослава податливая и опытная. И что у тебя были деньги на оплату в двойном размере за прилюдное прелюбодеяние. Иначе за такое поведение получил бы, сначала от неё, потом от хранителей кабака.
- Интересно мне знать, откуда я нашёл деньги. - сквозь зубы проговорил в нашу сторону Тёмногонь.
- Ну, если быть точнее, тебе дал их ваш друг, с кудрявыми волосами, из Братьев...
- Дубобит? - предположил я.
- Наверно, я не знаю ваши имена. Но вот этот кудрявый друг ваш взял монеты у ещё одного вашего друга, местного в этих краях, с Разнорабочего района, видимо. Ну, у него ещё имя такое, образцовское.
- Образцовское? - удивились мы.
- Ну то ли что-то связанное с сонатой, то ли с хором, то ли с симфонией... с чем-то классическо-академическим.
- Хорав что ли?
- Точно. - сводница подняла свою длинную ногу в сетчатом чулке с красным бантиком и шлёпнула по ней, всполошив платье с до головокружения длинным и широким вырезом, уходящим прямиком к пиковой точке её сочных и, в то же время, упругих бёдер.
- Охренеть... Слушай, Серогрусть, а ведь у него реально имя типичного жителя Образцовской Республики. Как я раньше об этом не подумал.
- Вы были с каким-то образцовским гражданином? - Чернижка недоверчиво глядел на нас. - Что за бред? Чего человеку, родом из самого богатого, прогрессивного и политически важного торгового города-государства нашего Творцового Мира делать в провинциальном городе провинциальной области политически не значимой Конфедерации? Ну ладно, одного из самых...
- Я слышал, что несколько поколений назад группа преступников Образцовска сбежала от тамошних жандармов, угнала лодку, переплыла на наш континент, да через леса Племенных Панков добралась до пограничных территорий Племени Тяжёлой Стали. Ну, ваши племенные их и схватили, да токмо бандиты сказали, мол, ткачеством раньше занимались. А на тот момент как раз были подвижки для создания единой Конфедерации, ну и племенные предложили братьям перебежчиков, в знак доброй воли. Ну а тогда, мол, якобы на наших Крайградских территориях не хватало ткачей, вот их и перенаправили сюда. А жить в городе, само собой, они не могли, ну и поселились в Разнорабочем. Так, собственно, и получилось, что есть у нас горожане с образцовскими именами.
Под конец своего ликбеза помощник корчмаря сплюнул в раковину, а затем добавил:
- Ну байка у нас такая ходит. Объяснение такое, значица.
Сводница покивала своей красивой зрелой головой в подтверждение слов коллеги.
- Да, история охуительная и очень в тему... - Тёмногонь сделал такое лицо, будто читал книгу и внезапно наткнулся на какой-то абсолютно невпопадный момент. - Но, собственно, можно ли ещё узнать какие-то интересные моменты, которые были прошлой ночью? Ну, точнее, можете ли вы их напомнить?
- Ой, всего и не вспомнишь... Но повеселили вы нас, да и местных, очень даже неплохо. И денег оставили что надо. А другое меня и не интересует вовсе. - сводница подправила свой макияж, чмокнула губами и, затребовав от нас почтения, протянув кисть, получив взамен только вялое рукопожатие и слабое кивание головой, с неудовлетворённым выражением лица откланялась.
- Кстати, несмотря на то, что нашу команду вы подкупили, тутошний люд уж вряд ли молчал. Вам бы бежать отсюдова, по добру да по здорову. - я не мог понять, помощник говорит это из добрых побуждений, запугивает нас, или просто предоставляет сухой факт и логичное умозаключение? Скорее всего, третий вариант.
- Какой ты конечно умный. Дай нам лучше по стакану, братец. - Тёмногонь был немного напряжён, но старался не подавать виду. Я был тоже напряжён, поэтому затребовал два стакана скульки. Чернижка, тем временем, незаметно направился вдогонку за сводницей, видимо, для обсуждения её малого бизнеса и расценок. Я не хотел, чтобы мы разделялись, мне казалось это несколько опасным, но после нескольких стаканов неспокойное чувство пропало.
Близился вечер, и мы должны были встретиться с Дубобитом, его подсевшим на грибной отвар другом, Черногорем, Злыней, и, скорее всего, с Хоравом. Чернижка всё ещё не вернулся в кабак, где мы его ждали на всё тех же местах. Заметили мы это правда лишь сейчас, так как до этого наше внимание было приковано к заново наполнявшимся стаканам и отстранённым разговорам, вперемешку с обсуждением нашей нынешней проблемы.
- Да где носит этого мальца? - Тёмногонь достал свой портативный дымоход.
Примерно через час мы должны были встретиться с нашими друзьями, но без Чернижки как?
Где его искать мы ума не приложили. Конечно, самым разумным вариантом было просто спросить у помощника, куда направлялась сводница и где Чернижка мог утолять свою репродуктивную жажду, но скулька уже неплохо так нагрела нам колпаки. Плюсом к этому был загон по поводу нашей известности в городе. Однако, нам не пришлось долго ждать. Чернижка вбежал в кабак, с грохотом распахнув двери. Весь вспотевший, придерживая на бегу свою чёрную кожанно-металлическую каску, он подбежал к нам. На бегу врезавшись в стойку, Чернижка взял мой стакан и жадно выхлебал добрую половину скульки, и, не отдышавшись, придвинул наши головы к своей и шёпотом произнёс:
- Чуваки... валим... отсюда.
И, не дожидаясь нас, развернулся и быстро зашагал обратно к выходу. Мы немного оторопели, чутка подвисли, посмотрели друг на друга, вздохнули, вытащили из карманов монеты и положили рядом с недопитыми кружками. Сумма скорее всего была с неплохим чаем, но высчитывать нужное количество монет, как мы поняли, было некогда. Быстро попрощавшись с помощником и теми самыми официантками, на которых запали стражники, всё это время время нашего прохлаждения за баром подходившие и расспрашивающие про Черногоре, поспешили за Чернижкой. Тот уже почти свернул на переулок. Жестами умоляя нас ускориться, он пропал из виду. Мы пошли в его сторону, как вдруг с противоположной стороны улицы услыхали негодующие возгласы сводницы, двух любовниц Бога Метала (так в наших краях называют девушек, которые работают чисто в сфере сексуальных услуг, не прикрываясь работой в качестве официантки, купальщицы или помощницы лекаря с починщиком), и парочка Братьев-громил, один страшнее другого.
- Эй, ребятки, постойте. - прокричала сводница, заметив нас.
Мы сделали вид, будто не услышали, и спокойно завернули в переулок, но, как только наши тела пропали из поля зрения разъярённых работников в области утех и наказаний, втопили что есть сил. Пробежав немного, несколько десятков метров, мы заметили узкий поворот справа, в конце которого мелькнули чёрные тяжёлые сапоги Чернижки с тиснением в виде головы нежити сбоку. Чернижка уже давал газу в новый поворот. Мы ещё больше ускорились, подгоняемые, в довесок к шустрому мальцу, приближающимся окриками дам и недобрым пыхтением их мордоворотных кавалеров. Через два поворота этого безумного лабиринта мы нагнали нашего друга, который только ускорился, соединившись с нами.
- Какого... чёрта... малец?.. - впопыхах негодовал Тёмногонь, попутно доставая самокрутку с деревянной зажигалкой.
- Да я... деньги... забыл... и... - Чернижка уже был без сил и, заметив небольшую ограду с пустым пространством в доме, схватил нас за плечи и потянул своё тело за ограждение.
Мы бахнулись на холодную землю и начали восстанавливать дыхание. Но Чернижка не мог так долго ждать, его елозило, он хотел обо всём нам поведать, поэтому, через пень-колоду, начал свои объяснения:
- Заказал... двух.. у сводницы... и в общем... а деньги забыл... мешочек... ну в общем...
- Да подожди... ты,.. отдышись... - моё сердце стучало как в последний раз. Надо прекращать хотя бы табачить, а то так и помру где-нибудь в полях, не добежав до нечистых.
- Ну... хоть успел?.. - Тёмногонь прерывался не только на отдышку, но и на перекуры.
- В смысле?..
- Ну... сбросить... так сказать... напряжение?...
Чернижка утвердительно кивнул головой и улыбнулся утомлённым оскалом.
Так мы сидели несколько минут. Тёмногонь даже успеть докурить свой свёрток. Тут мы услышали топот с трусцой. Одна из любовниц и вышибала пробежали мимо, крутя головой во все стороны. Видимо, поисковики разделились и прочёсывают местность. Мы затаились. Чернижка застыл, держа в левой руке крышку, а в правой несколько секунд назад открытую флягу. Так мы просидели ещё с минуту, пока звуки шагов не прекратились.
- Мне кажется, что они ещё долго будут кружить. - максимально тихо произнес Чернижка.
- Сколько ты им должен? - с такой же громкостью спросил Тёмногонь.
- За двоих на полтора часа. Не помню... Около двадцати монет.
- Мы что, всего за полтора часа так накидались? - спросил я.
- Не, я же, помимо этого, пока обговорил там всё со сводницей, пока мы дошли до храма глэма, а это, между прочим, где-то в двух кварталах отсюда, пока я выбрал любовниц, пока одна из студий освободилась... Короче, думаю, можно часок на эти полтора накинуть.
- Ну, так больше сходится.
- Хорош, Чернижка. - похлопал по плечу мальца Тёмногонь, но быстро прервался, выкатив глаза от своей забывчивости. Чернижка посмотрел на него испуганным и укоризненным взглядом. Затем, немного погодя, Тёмногонь продолжил. - Сразу с двумя.
- Ну так. - Чернижка по-юношески бахвалился физиономией, и всем своим телом показывал, как ему льстят хвалебные отзывы в вопросах детородной выносливости.
- А чего, ты их сам удовлетворял, или они ещё друг с другом игрались? - у Тёмногоня открылся неестественный для него в обычное время интерес к плотским утехам. Думаю, это из-за выброса адреналина. Его чуткость к ебле и всему, что с ней связано, всегда повышалась у него либо после боёв, либо при высокой концентрации алкоголя, и прочих рокерских стимуляторов, которые он потреблял как воздух.
- Ну, вообще поначалу они обе встали на колени и... - Чернижка начал воспроизводить свои недавние воспоминания.
Но, будучи в режиме максимальной концентрации, как это бывает во время боёв, особенно когда идёт линейная перестрелка перед столкновением, я их не слушал, поэтому вставил свои переживания, тем самым потревожив полёт воспоминаний с примесью фантазий своего друга:
- Нам нужно уходить отсюда. Скорее всего они сейчас ушли достаточно далеко от нашего изначального пути. Нужно идти обратной дорогой, пока они к ней не вернулись.
Чернижка недовольно махнул руками. Тёмногонь быстро вернулся в режим холодного рассудка.
- А если они уже кого-то подговорили подождать нас на Нижней Вурдагубской? Или кто-то из них остался стоять там?
- Разумно. Но я видел левый переулок на втором повороте. Если мы пойдём по нему, то как раз выйдем в сторону ювелирки, а оттуда сможем дойти по вчерашней дороге до ворот.
- Рискованно. - Чернижка всё ещё выдавал недовольные гримасы.
- Есть другой план? - спросил я.
- Можем отсидеться здесь, а ближе к сумеркам, в тени, вырваться из города.
- А как же грибовушное путешествие? - негодующе напомнил Тёмногонь.
- А, точно, совсем забыл... Ну и хрен с ним, сейчас есть вещи посерьёзнее.
- Хрен с ним? Да уж лучше хрен с тобой. - Тёмногонь повысил голос, но резко опешил и перешёл обратно на шепот. - Когда мы ещё сможем закинуться грибнухой? Может, мы вообще останемся в полях во время ближайшего боя на приграничной территории.
- Ну ладно-ладно, чего ты сразу краски сгущаешь?
- Я? Сгущаю краски? Мы так-то занимаемся тем, что чаще ходим под пулями и сталью, чем это всё. - Тёмногонь указал рукой вокруг себя и надрывался шёпотом, чтобы передать свои эмоции. - Неужели ты не живёшь постоянной мыслью о том, что мы буквально всегда на волоске от гибели? У нас смертельный билет буквально к носу приклеен, а ты думаешь о том, как бы не получить от безоружных обывателей и пропустить галлюциногенную тусовку со своими товарищами, которых через неделю-другую ты можешь навеки потерять? Или...
- Да всё-всё, блин. Заладил. - Чернижка еле сдержал свой приглушённый голос. - Хорошо, пошли обойдём. Но если нам что-то переломают, а потом ещё и повесят за неуставные действия... возьмёте на себя эти грехи перед вратами Метал-Бога.
Я посмотрел на него, затем на Тёмногоня, тот выказал мне свою готовность, и я начал потихоньку вылезать из ограждения.
- Конечно, расскажем всё твоему божку-пирожку. - Тёмногонь слегка толкал Чернижку в плечо, чтобы тот вставал в цепочку за мной, так мой соплеменник как был посередине.
- Грешник ты. И безбожник! - Чернижка пододвинулся максимально близко ко мне и принял удобное положение, чтобы по готовности перейти в режим скрытного бега. - Вы, с вашими технологиями, возомнили сами себя богами, и теперь молитесь лишь на материальные и пустые вещи. Не ровен час, как вашу Империю Рока уже будет не отличить от Поп-Империи и Организации Золотого Тельца.
- А ваш молодняк сейчас весь такой реакционный? - Тёмногонь с ухмылкой обратился ко мне.
Но я его не слушал. Максимально напрягая свои уши, я переключал с помощью нейронов бас-бустеры на распознавание звуковых волн. Низкие частоты... высокие частоты... Волны... Вибрации на дороге... В диапазоне пятидесяти метров их не было. Я подал знак своим товарищам и пошёл налево.
Голова постепенно начинала ныть, напоминание о всё ещё не восстановившемся до конца организме. Использование биомеханизмов ради обострения чувств в принципе приводит к дискомфорту и изнашивает организм, а когда в тебе ковырялись так недавно, что не прошло и недели... Ну, в таком случае, дискомфорт приходит в разы быстрее и чувствуется в разы сильнее. Я старался не придавать этой нарастающей ноющей боли значения, а концентрироваться на дороге и слухе.
Мы дошли до первой развилки. Прислонившись к каменной облезлой стене, я продолжал всё глубже погружаться в слух. Дикие, животные инстинкты пробуждались, а в купе с технологиями становились неестественно острыми. Максимальная концентрация. Норадреналин. Абсолютное нахождение в моменте. Вот он — вкус к жизни. Именно сейчас я живу. Какое удовольствие. Я слышу, как мои друзья продолжают болтать, от них исходят звуковые волны, вибрации, но это лишь мишура, фоновый шум. Мои уши направлены налево, максимально вперёд. Пройти этот путь, повернуть ещё раз налево, и оттуда уже пройти до чёрного кирпича, да и втопить направо что есть сил. Но только тихо. Да, отличный план. Гениальный. Итак... Блять, что это? Глухие шаги. Они тоже крадутся. В левой стороне тупик по прямой, где вторая развилка, да? Да, они идут слева направо. Отлично, ведь нам нужно налево. Нужно подождать.
- Ща... - я повернул голову и собирался объявить друзьям о режиме ожидания, как услышал другие шумы. С другого конца переулка, на котором мы стоим, слышен топот. Лажа, они увидят нас, если завернут на этот переулок. Или если хотя бы просто посмотрят налево. Что делать? Мусорный бак напротив нас чуть правее. Туда, быстро. - Туда, быстрей. - указал я на бак, вместе с этим на полусогнутых почапав в его сторону. Товарищи быстро смекнули и дали за мной.
Мы спрятались за баком, и только я на секунду выглянул из-за него, как на конце переулка появилась нога. Я быстро убрал свою патлатую голову из поля зрения. Мы затаили дыхание. Наши противники не болтали, как типичные злодеи в наивных сказках, не говорили что-то вроде «Да где же эти ублюдки прячутся?», или «Когда мы их найдём, я спущу их на гнилое масло», или «Ути-пути, идите сюда, вонючие неплательщики за пропуск во влагалище». Нет, они шли тихо, в точности как мы, на корточках, скрытно, бесшумно. Ни единого лишнего шума. Я слышу, как они рассекают воздух руками, подавая друг другу какие-то знаки. Не удивлюсь, если в прошлом, что любовницы со сводницей, что вышибалы, были грабителями, карманниками или домушниками. Вряд ли наёмными убийцами, ведь тогда их нынешняя работа была бы безумным падением по карьерной лестнице. Но всё же крались они действительно хорошо. И именно такие моменты показывают, почему главной столицей Конфедерации всё-таки считается мой родной город: эти крушители голов и подниматели членов не то что не знали, им даже и в голову не пришла мысль о том, что у меня могут быть встроены датчики, способные в разы усилить слуховой аппарат. Нет, они, конечно, видели и мои визуальные апгрейды, и других племенных, ноги того же Чернижки... Но они до сих пор не знают полного спектра возможностей, или хотя бы половины, всех этих систем. Не потому что от них это скрывают, нет. Потому что они не хотят этого узнавать. Они целиком полагаются на природную силу, внутренний стержень и случайность. Благородно, но глупо. Не судите строго, я всё-таки племенной, говорю от лица своей культуры, если что. Ну это так, к сведению. Но есть и плохой момент для нас сейчас — физическая сила, неимоверная сила, и эта сила направляется сюда. Я посмотрел на Тёмногоня с выражением страха и безысходности, затем на Чернижку. Они всё поняли, и замешательство обуяло их головы.
Тут вдруг, будто по сценарию, мы внезапно услышали какие-то шумы мусорных баков на противоположной стороне переулка и ехидные, как бы подзывающие возгласы:
- Шлю-ю-ю-ю-хи, шлю-ю-ю-ю-ю-ю-хи.
- Любогруппи, съеби отсюда. - громким шепотом произнесла одна из любовниц.
Я аккуратно вылез из-за бака. Охотники за нашими головами смотрели в сторону лысого худощавого человека, по внешности и выражению лица напоминающего безобидного городского сумасшедшего. Но одна деталь оказалась в нём очень немаловажной - на нём была неуклюже надетая безрукавка Тёмногоня. Я спрятался обратно, указал на лакированную косуху своего друга, а затем большим пальцем показал в сторону обозначенной ситуации. Тот тоже аккуратно выглянул, а за ним и Чернижка. Пока недруги были отвлечены, мы наблюдали за процессией. А ситуация была такая: лысый парень в безрукавке наяривал воздуху на уровне своих гениталий, исполняя некоторые поступательные пируэты, и продолжал выкрикивать оскорбительные слова, которые, если честно, из его уст звучали смешно, нелепо и странно.
- Слышишь, иди в свою нору, придурок. - начинал злиться вышибала, как злится рогатое существо на яркий цвет. - У-у-у, я тебе, блять. - помахал он рукой, но так, скорее по-отечески, с небольшой примесью раздражённости.
Лысый весёлый мужичок, невысокого роста, отреагировал на выкрики пешей машины, и начал копаться в недавно обранённом им мусорном бочке.
- Иди отсюда, я тебе уже давала на этой неделе. - прокричала одна из любовниц, топнув ногой и повелительно указывая на мужичка пальцем.
- Зачем, Стеблемила? - удивилась вторая любовница.
- Ну, мне стало его жалко. Он так на меня посмотрел... - стыдливо ответила Стеблемила, опустив вниз глаза.
- Ты дура что ли? - вторая покрутила пальцем у виска и выказала тупое выражение лица.
Разговор двух любвеобильных дам прервал крик вышибалы. Пока тот злился себе под нос, лысый мужичок соорудил комок из грязи, гнили и протухшего компоста, и весело зарядил им прямиком в нос мордоворота. Сплюнув и высморкав всё, он, словно ошпаренный, побежал в сторону мужичка. Тот, чуть попрыгав от радости за свою меткость, метнулся обратно, откуда пришёл. Любовницы побежали за вышибалой, пытаясь напомнить об основной задаче и требуя не вестись на провокации, чего, конечно, кривая рожа уже не слышал. Его уши были закупорены гневом.
- Бля-я-я, точно, я вспомнил. - Тёмногонь плюхнулся на задницу от внезапно и ошеломительно накатившихся воспоминанию. В его голове добавился пазл на фоне чёрного провала в памяти. - Я дал этому доходяге свою безрукавку за то, что он перепрыгнул через стойку, захватил несколько готовых бутылей со скулькой, и удрал как раз в этот лабиринт. Мы же тут его и нашли... Второй раз нас спасает.
- А какой был первый? - не понял Чернижка.
- Ну как же? От скулечного голодания. - Тёмногонь искренне не понял отсутствия очевидности этого факта в голове Чернижки. - О-о-о, чего ещё вспомнил. - Он запустил поток воспоминаний, поддержкой этому была очередная мягкая капсула, которую наш рокер раскрыл и вытянул содержимое носом. - Там, вот в той стороне, к которой ты нас ведёшь, туда же и туда, да? - он руками попытался указать путь, на что я неуверенно кивнул, в надежде, что правильно понял и что мы говорим об одном и том же маршруте. - Так вот, ты помнишь, там есть решётка, на уровне колен? Ну, оттуда нас манил бутылками тот мужичок, помнишь?
Я задумался. Не помню. Помотал головой.
- Ну короче, там есть вход в какие-то землянки... подвальные помещения... я помню, коридор там уходил далеко, и, быть может, в этом подвале есть выход с другой стороны?
- Отличная идея. - прошептал Чернижка, но затем задумался. - А хотя... А с чего ты решил, что там будет другой выход?
- Да и даже если будет, скорее всего он просто выведет нас на другой край дома, ну или на край последнего из цепи домов. - добавил я.
- Ну, я просто предполагаю, если выхода не будет, то и ладно, выйдем через вход,.. ну ты понял. - Тёмногонь посмотрел на Чернижку, отвечая на его вопрос, затем повернулся ко мне. - Не-е-ет, коридор был ну прям реально длинный. Прям катакомбы. Да и к тому же, - обратился он уже к нам обоим. - совсем не факт, что выбранный на данный момент путь выведет нас куда-то, а не приведёт к тупику или высокому забору.
- Может у тебя это искажено в памяти чрезмерным употреблением хмеля? - предположил я.
- Возможно. - не отрицал Тёмногонь. - Ну а чего? Попытка - не пытка, жопа - не судьба.
Возразить было нечего. На том и порешили.
Выбежав на переулок и добежав до следующего поворота, мы снова укрылись. Я прислушивался на максимальную длину. Только звуки стрекочущих мошек. На носочках, как пьяные подростки ночью, пробежав до необходимого поворота, Тёмногонь обернулся назад, немного прошёл обратно вдоль дома, и указал на небольшую решётку. Мы с Чернижкой подбирались к нему и осматривались на все триста шестьдесят градусов, тем временем наш имперский друг пытался открыть проход. Помусолив решетку некоторое время, по ощущениям, правда, это казалось бесконечностью, Тёмногонь всё же нащупал необходимую точку давления, и конструкция поддалась. Как раз я услышал шаги неприятелей с двух сторон. Недолго думая, мы нырнули внутрь, бесшумно вставив решётку обратно.
На нулевом этаже было темно. Чернижка зажёг спичку и огляделся. Недолго. Спичка быстро потухла.
- О, зажги ещё раз. - попросил Тёмногонь
Чернижка зажёг спичку и направил в сторону рокера. Тот пальцами перенял источник света, присел, и начал что-то выискивать. Наконец он что-то взял, но спичка потухла.
- Дай ещё. - попросил Тёмногонь.
- Да ты заебал. - выражал недовольство Чернижка.
- Блять... Давай ни это... Последнюю.
- Точно последнюю? Блин, у меня просто мало спичек осталось, понимаешь... Как я прикуривать-то буду?
- Да дай ты мне уже свой сраный фитиль! - не выдерживал Тёмногонь.
- Ха-ха, дай мне свой фитиль, ха-ха-ха, ну вы поняли, да? - Чернижка поднёс спичку прямо к силуэту Тёмногоня, и зажёг перед его отстранённым лицом.
- У тебя проблемы с ментальным здоровьем? - Тёмногонь спрятал от нас небольшой огонёк, резко превратив его в полыхающий факел, коих тут лежала стопка. Небольшая стопочка факелов, сделанных из старых, пропитанных зажигательной смесью, тряпок, натянутых на пламя-устойчивую стальную палку, кои используются в строительстве и в качестве металлолома.
- Да, ладно, чего ты сегодня такой хмурной? Я же шучу.
Тёмногонь установил факел прямо между своим лицом и лицом Чернижки, и злобно, неистово посмотрел на него. Тот сначала привычно улыбнулся, но, не замечая никаких изменений в лице товарища, начал немного опадать и даже выказывать некоторое беспокойство, перекликающееся со страхом. Заметив смену настроения у Чернижки, Тёмногонь не смог больше держаться и то ли искренне, то ли наигранно, рассмеялся.
- Видел бы ты своё лицо, малец. - всё смеялся Тёмногонь, выдавая нам про запас по одному факелу.
- Да пошёл ты, придурок. - с некоторой обидой откликнулся Чернижка, выхватывая факел и пряча его за пазухой. Тёмногонь доброжелательно потеребил волосы соплеменника, но тот оттолкнул руку и встал в боевую стойку. Горячая кровь.
Подвальное помещение оказалось не таким уж простым. Чем дальше мы проходили, тем больше в голове всплывало флешбэков. Вызывали эти рваные воспоминания облезлые и выцветшие рисунки на стенах, а также периодически встречающиеся кучки из кое-как сложенных черепов и костей, между которыми встречались кучки сена, а иногда и целые спальники. На некоторых спальниках и кучках сена встречалась беднота, либо просящая милостыню у редкого посетителя их жилища, либо спящая, либо пьяно бормочущая что-то неодобрительное по отношению к яркому свету.
Более свежие рисунки, плюс-минус сохранившие свою пёстрость, описывали моменты жуткой болезни, вызванной мелкими вредителями, которых заезжие торговцы случайно привезли из Топей. Судя по всему, сюда запихивали заразившихся неизвестной заразой, дабы они не успели заразить других в городе. А жухлые и облезлые рисунки показывали разные исторические моменты города и Братства, либо пытались запечатлеть обычную городскую жизнь с её старыми ярмарками и чисто ручным производством. Самые старые, почти выцветшие рисунки описывали древние братские жертвоприношения, притом в таком техническом контексте, будто эти зарисовки были учебными пособиями. И, судя по грубо и криво вырезанным символам на полу прямиком под рисунками, жертвоприношения проходили на этих местах. Ну или, по крайней мере, в этом коридоре. Интересный культурно-исторический памятник, который теперь является пристанищем бродяг, бездомных и нищих, а также спасением для таких как мы. Беглецов.
По пути мы всё же подали монетку-другую, но скорее не из добрых побуждений, а в обмен на информацию о выходе отсюда. Сначала они указывали на выход, через который мы залезли, но затем, видимо, когда мы прошли больше половины длиннющего коридора, начали говорить о разветвлении пути, о выходе слева, который, судя по полувменяемым объяснениям, как раз нам и нужен, и о выходе справа, который вёл к сараю за стеной. Эта информация оказалась также очень полезна. Мы с Тёмногонем даже вспомнили о том, как нам про него рассказывал лысый мужичок, и то, что как раз через этот выход мы и выбрались из города этой ночью. Очень, блять, вовремя. Ну, по крайней мере теперь мы уж точно запомним о нём. И, надеюсь, будем помнить даже после или во время галлюцинаций. Пожелав хороших уловов на улицах в дальнейшем, мы попрощались с местными, половина сознания которых была повреждена от голода, избытка дешёвого хмеля, или некачественных веществ прямиком из-за граничных территорий, и направились к левому выходу. Который, кстати говоря, оказался вовсе не забором на фундаменте дома, как мы думали, а целым люком. С некоторым усилием отодвинув стальную пломбу, мы вылезли сразу на улицу, вызвав удивление и негодование вечерних прохожих.
- Мама, смотри, бомжи! - ткнул мелкий Брат в нашу сторону.
- Не показывай пальцем, сколько раз я тебе говорила? - вольфрамщица ударила по кисти своё чадо.
- Иди на хуй, мам! - мелкий с гневом посмотрел на мать в ожидании дальнейшей реакции.
- Ах ты, пиздюк ты этакий! - мать схватила сына за ухо и повела кричащего ребёнка мимо нас. - Сейчас дома отцу повторишь, что ты сказал! Он тебе такой пиструн вставит...
- Не-е-ет. - ещё сильнее заверещал малец, разнеся свой гулкий крик по всей улице.
Что ни говори, но некоторый бродяжный запашок всё же прилип к нашей одежде, пока мы проходили по непроветриваемым катакомбам.
- И где мы находимся? - Тёмногонь пару раз поплевал на замотанные пальцы и попытался оттереть пятно на своей сияющей куртке.
Выхода не было, и я подошёл к высохшей старушке спросить дорогу до бара, который держал знакомый знакомого Дубобита. Не знаю, с чего я решил, что бабушка знает об этом месте. Стоило бы спросить у кого-то помоложе... Но, к моему удивлению, она не то что знала месторасположение, но ещё и без промедления описала маршрут прокуренным голосом:
- Молодец, так чего тут думать? Прямо счас подёшь, по Риффской, дальше услышишь лекарский магазин, от него направо по Дружиннику Зловойну, тама переулок будет с двумя черепами на пиках, ну и по костяным указателям до кабачка Соломертви.
Когда ко мне подошли друзья, она глубоко вдохнула носом и добавила:
- Матерь смерти Метал-Бога, вам бы помыться, внучки.
- Так ты не то спросил, нам же к главным воротам надо. - влез Тёмногонь.
- А, нечисть, точно! Извините, а ворота главные где?
- А-а-а, так это ещё проще. Идите туда, куда толпа идёт, по прямой, повернёте-с на Большую Ударную вон тама, да и выйдете к Предвратной площадке.
Так мы и сделали, направились присоединяться к толпе. Пахло от нас, конечно, плохо, и будто все рядом идущие этот запах слышали. В основном они старались не показывать своё негодование, а только резко выдыхали носом, как бы отплёвывая запах. Нам было, конечно, стыдновато, да и ходить при таком неподобающем запахе среди честного люда вызывало у нас троих стеснение. Мы старались как можно быстрее пройти, обгоняя пешеходов, но зависли на какое-то время, не в состоянии обогнать людей, которые шли за занявшей всю улицу матерью с ребёнком. Мелкий гражданин, буквально недавно научившийся ходить, зиг-загом бродил рядом с родителем. Вся улица замедлилась.
- Прошу прощения. - больше из вежливости бросила мать назад.
- Ничего страшного, - сказали ближайшие к ней женщины среднего возраста. - это наше будущее.
Одобрительный смех прозвучал вокруг. Наше будущее. Каждый раз, во все времена, такие «правильные» бабы говорят подобное по отношению к детям. Но когда это будущее становится настоящим, они перестают говорить об этих недавних детях с таким вдохновением, если и вовсе не начинают обращаться к этому будуще-настоящему поколению с порицанием. Пока существо несмышлёное и безобидное - оно вызывает у них восхищение. Но, как только новый человек принимает естественные черты осознанного человека, и весь этот сказочный мирок рушится, приходится принимать реальный круговорот вещей и существ, смены мнимого будущего и неизменную реальность. Их взросление нарушает фантазии таких женщин. Поэтому они и не хотят, чтобы дети взрослели. Особенно мужского пола. На нас, тем временем, они озирались с нескрываемым презрением. Такие люди, дай им волю, с радостью вырезали и выбрасывали бы из городов «низший» сорт их общества, подобный обитателям тех катакомб, предварительно, конечно же, посюсюкавшись с милыми детками, которые, конечно же, никогда не окажутся на улице и в подвалах. Ну, знаете, бродяги и просящие сразу рождаются взрослыми и плохо пахнущими. Видя невооруженным глазом подобное лицемерие, возникает неотвратимое желание выпить, закусив это дело папиросой.
Примерно треть толпы, после поворота, растеклась по окраинным улицам близ стен. Остальная же часть продолжила свой путь до главных ворот, так как после них быстрее всего добраться до Разнорабочего района. По сути, это самый большой район, больше, чем любой другой внутри стен. Если районы в городе занимают от трёх до пяти протяжённых улиц, не считая переулков, то Разнорабочий, по рассказам Дубобита с Хоравом, насчитывает до десяти таких улиц. Особенно район расширился за последние лет двадцать, с уменьшением возделываемой площади на пахотных землях и переездом крестьян ближе к городским стенам. Примерно пятая часть всего города проживала в самом нелицеприятном, слаборазвитом, с самодельной застройкой, незащищённом районе, который, при нападении врагов или природном катаклизме страдал самым первым. Такая ситуация стала повсеместной для всей Конфедерации. Многие винят в таком стечении обстоятельств пришедшие из империй технологии, а также централизацию власти с одной стороны, и распространение гильдий — с другой. Я же в этом винил войну, благодаря которой местные властители могли менять структуру и систему городской жизни, прикрываясь безопасностью. Само собой, городским внутри стен такая ситуация внушала спокойствие, ведь, в случае чего, основной удар будут принимать не они. А беднякам подобных районов за стенами о будущем думать некогда. Но и это, на самом деле, не самое страшное. Страшнее то, что в Совет начали пролезать на рассмотрение такие реформы и поправки, которые были сродни законам Бессмертия, с такими же вурдалакскими трактатами и упырьскими законами. И возникает такое чувство, будто никто этой схожести не замечает. Или не хочет замечать.
Встретившись с комрадами, мы направились в кабачок. К нам присоединился Черногоре, Злыня, Дубобит, Хорав и ещё один их общий друг, представившийся Синтемраком.
Мы рассказали им о произошедшем сегодня, о произошедшем вчера, о том, куда пропала безрукавка нашего рокера, о том, почему от нас воняет смрадом, о том, что нужно аккуратно добраться до нашей цели, не попавшись любовницам, о том, как в корчме желают Черногоре и о том, как в принципе мы проникли в город. И, конечно, о чёрном ходе.
- Да, нам тоже пришлось наплести подобное. - заявил Злыня.
- Они даже спрашивали, чего вы так долго ошиваетесь в городе. - добавил Черногоре. - Сказали найти вас, а то ребятки уже переживают.
- Боюсь, придётся им ещё и ночью попереживать, не дождавшись нашего выхода из города через их ворота. - ехидничал Дубобит.
Мы аккуратно прокрались через уже темнеющие улицы и переулки, дошли до прохода между деревьями, который охраняли два насаженных на пики сгнивших черепа, побродили по мёртвым указателям и вышли прямиком к зданию, больше похожему на лачугу, обмазанной смешанной с краской грязью, покрытой сверху до низу мхом, и с рогами топного монстра на карнизе над дверью. Дверь была овальной формы, с фиолетово-зелёной круглой ручкой. Вывеска стояла отдельно, в виде шестиугольного флага, на которой было написано: «У Соломертви». Буквы были выгравированы в форме чёрных костей, обвитых каким-то зелёным плющом, из которого росли ягоды, дикие фрукты и грибы. Окна были затемнены.
Мы вошли в эту лачужку. Пришлось чуть ли не на корточках пробираться, так как, помимо низкой двери, нас встретил полутораметровый в высоту пустой коридорчик, в котором, однако, перед дверью висел факел.
- Туда, собратья. - Синтемрак указал на пол впереди, прошёл вперёд и, вытащив складную ручку в полу, открыл проход вниз.
Тёмная лестница тоже была блекло раскрашена. Аккуратно спустившись, мы оказались в заставленном бочками, коробками и мешками помещении, похожем на погреб, но, при этом, середина была обставлена круглыми столиками из чёрного обсидиана и грязно-коричневой бронзы, и такого же цвета стульями. Столов было восемь штук, стоящих в особенном порядке: два перед нами, три за ними, дальше ещё два, и один перед барной стойкой, за которой стоял лысый трактирщик. За каждым столом было по три стула. Правый стол перед нами был занят тремя посетителями: двумя местными и одним рокером-психоделиком, которые о чём-то очень уж увлечённо болтали, настолько увлечённо, что даже не заметили нас. Также был занят стол перед баром, двумя иностранцами, один из которых походил на гражданина Культа Джа, а другой явно был жителем Электросоюза, оба просто смотрели на стол и не подавали никаких двигательных признаков.
Прислужников Метал-Бога, как это всегда бывало в питейных заведениях, не было, их заменяла аудио-система, новейшая супер-технология Электросоюза, которая выпускалась мануфактурным кооперативом «Летописец». Из её электрического звуковоспроизводства выходил заполняющий всё пространство стонер-метал. Вязкий, тягучий, и тяжёлый, он сам по себе уже вводил тебя в транс. Популярный жанр поклонения природе, в противовес Метал-Богу среди бунтующих Братьев, в таких малоизвестных притонах пользовался спросом ещё и за своё восхваление галлюциногенных снадобий.
- Соломертвь, Брат. - обратился к трактирщику (или как его назвать?) Синтемрак.
У Соломертви, помимо лысой головы, было также забито всё лицо. Помимо лица, трактирщика украшали разномастные татуировки от шеи до затылка и от плечей до кистей, вставленные кольца, штанги и гирьки в уши, нос, губы и брови, залитые краской глаза (левый красным, правый чёрным), по несколько колец на каждом пальце, разноцветно разукрашенные ногти, рубашка из мягкой клетчатой ткани, и кожаные штаны. В зубах он держал искривлённую трубку, из которой доносился запах травяной смеси, которую постоянно раскуривал и периодически делился с нами наёмник-бадман Микаа'ля.
Выдохнув в нашу сторону ядрёного запаха дымное кольцо, владелец низко ответил:
- Как обычно, Синтемрак?
- Не, не парься, это свои. Воители, проездом тут, хотят твоего фирмача.
Соломертвь пристально рассмотрел каждого из нас.
- Раньше путешествовали?
- И не только на грибнухе, но и на настойке. - отозвался Черногоре, которому в подтверждение помахали головами я, Злыня и Дубобит.
- А этот, с племенным? - указал взглядом владелец на Хорава и Чернижку, а затем уставился на Тёмногоня, немного растерялся от блеска косухи, но, покумекав, добавил: - И рокер?
- Мы за ними присмотрим. - ответил Синтемрак. - ребята воюют с нежитью, видали и не такое.
- То-то и оно. - владелец отплюнул попавшую в рот травку. - Переклинит чего в голове, причудится, что тут мертвецы бегают, и начнут дичь творить, оно мне надо?
- Брат, всё будет нормально, нас пятеро бывалых против трёх новичков. К тому же, Соломертвь, ты же меня знаешь. Я сколько раз ситтером был? Да притом при тебе, а?
Владелец всё ещё мешкался, покусывая свою трубку.
- А мы накинем дополнительно монет за приятную атмосферу твоего сейвспейса.
Грибник поразмышлял ещё с минуту в тишине, так как никто из нас не стал далее упрашивать, ведь все понимают риски. Затем он развернулся, открыл небольшой проход, который вёл в помещение ещё ниже, спустился туда, а вернулся с четырьмя бутылочками-пузырями по двести миллилитров. Пузыри имели, так сказать, узкую талию посередине, служившую в качестве мерила, будто два слитых стеклянных круга, за счёт чего по форме были похожи на какие-то несуразные песочные часы.
- Если что, я ответственности не несу. И не знаю вас.
- Всё по стандарту. - слабо улыбнулся Синтемрак.
Мы заняли три стола, один во втором ряду от стойки, и два ближайших с третьего ряда. Мы со Злыней и Черногорем сели в третьем ряду с краю, справа от нас Хорав с Дубобитом, а впереди расселись Тёмногонь, Чернижка и Синтемрак. Владелец выдал нам по стопочке на пятьдесят миллилитров. На каждой стопке также была гравировка посередине в виде тонкого зелёного плюща. На нашем столе и на столе Хорава с Дубобитом стояло по пузырю, у третьего столика две бутылки, так как мы условились, что остатки, если они будут, заберёт Синтемрак. Дубобит, тем временем, уже раскупорил бутыль, налил себе всю стопку, а Хораву пол стопки, до гравировки. Также поступил Синтемрак, предварительно дав парочку советов нашим друзьям, и разлил им также по двадцать пять миллилитров, хоть Тёмногонь и немного поспорил, желая сразу целую стопку, а себе друг Дубобита налил пятьдесят миллилитров. Мы со Злыней и Черногорем поглядели друг на друга. Думаю, каждый из нас вспомнил, как мы однажды нашли бочонок в разрушенной деревне под острогом Малая Смерть, с остатками самодельной грибнухи, и вылакали её, не имея при себе какого-либо мерила. Улыбнувшись друг другу, мы чокнулись, затем чокнулись с остальными, и одним глотком опрокинули в себя зелёно-коричневую жижу. Обратного пути нет.
Этот отвратительный вкус. Знаю, что у каждого свои побочки бывают во время входа. У кого-то тремор, у кого-то чрезмерное потоотделение. У меня же тошнота. Каждый раз я блюю своим пустым желудком, блюю желчью, смешанной с настойкой. Однако, из раза в раз, я стараюсь продержаться как можно дольше, чтобы настой максимально впитался. Плюс ко всему, через час мы повторим стопку. Наши друзья-новобранцы в психоделических войсках, если всё будет относительно гладко, смогут через три часа догнаться третьей полустопкой, либо выпить уже целую стопку. Это по желанию.
- Ну что, поиграем в костиаторы? - предложил Злыня, сжимая скулы.
- Отличная идея. - Черногоре смотрел на нас немного бешено-отстранёнными глазами.
Я просто кивнул головой, так как меня уже немного начинало подташнивать, и старался лишний раз не шевелить языком.
Сознание периодически будто начинало немного смещаться, немного улетать куда-то, но необходимость следить за процессом игры возвращала в централизованное мышление. Периодически я посматривал на свои ладони, но затем как-то забыл об этом, увлёкшись игрой. В какой-то момент я даже перестал поднимать голову, а просто смотрел на летающие и стучащие по столу кубооктаэдры. Какие они острые, и как качественно сделаны. Я начинал слышать каждую их шороховатость, начинал видеть их тяжесть. Когда я в конце концов поднял голову на своих друзей, то увидел, как Злыня, не отрываясь, безэмоционально и, при этом, со множеством эмоций смотрит на меня. Я чувствовал, как он дышит. А Черногоре, также залипнув на кубооктаэдры, ритмично подёргивался торсом, будто от его чресел до шеи идёт натянутая пружина. Над их головами, по бокам моего поля зрения, сгущался свет, сгущалась тьма, будто туман нарастал с тех расстояний, которые были недосягаемы для моего обездвиженного зрения. Сильный позыв. Я встал и быстрым шагом направился в отхожую. Благо спросил о её местоположении заранее.
Только подойдя к стальному выступу с дыркой, из меня тут же низвергнул жёлтый желудочный сок вперемешку со светло-коричневой густоватой водичкой. Так кисло и горько, что хочется промыть себе пищеварительный тракт изнутри. Блеванул ещё раз, остатками. Чуть-чуть постоял на коленях перед выступом, оперевшись на него. Стало полегче. Глубоко и облегчённо выдохнул. Вспомнил про ладони, захотел на них посмотреть, но остановил себя. Сначала помою руки. Подошёл к раковине. Зеркала нет, ну и ладно. Ополоснул кисти, а затем рот и лицо. Свежесть, хорошо. Наконец, взглянул на ладони. Пошло дело.
Вернувшись за стол, я сразу принялся за кубы. Подняв голову, я снова встретил взгляд Злыни. Мне хотелось что-то сделать, что-то ему сказать, но я не знал, что. Поэтому, как мне показалось, я завис фиг знает на сколько.
- Час! - ворвался из ниоткуда, из какой-то бездны, из невероятной глубины, голос Синтемрака. - Давайте ещё по одной.
Мы все немного вернулись в реальность.
- Ебать... Я... - Черногоре расширил глаза, надул щёки, и громко, протяжно выдохнул.
Злыня наконец оторвал от меня пустой и глубокий взгляд, посмотрел на Черногоре, понимающе кивнул ему, взял пузырь, налил оставшиеся пятьдесят миллилитров себе, и огляделся:
- Есть у кого сотка?
Дубобит, покрасневший настолько, что даже его ещё свежий шрам на щеке в мутном свете сливался с остальным лицом, взял у взмокшего и бледного Хорава пузырь и трясущимися руками передал Злыне. Тот отдал пузырёк Черногорю, которому как раз хватило на стопку. В это время к нам подошёл Синтемрак, сдержанно, но добродушно улыбнулся, осмотрел наши стопки, нашёл мою пустой, открыл последний пузырёк, и залил стопку до краёв. Остался у нас, точнее, у Синтемрака, открытый пузырёк со ста пятьюдесятью миллилитрами. После тошноты выпивать вторую стопку не хотелось, но я знал, что уже так тошнить не будет, поэтому, скрючив рожу, опрокинул второй заход.
Полный вход будет примерно через полчаса-час, затем около четырёх часов будет путешествие, и ещё час-два сознание будет выходить из галлюциногенного состояния в реальность.
Тем временем лица моих друзей начинали приобретать иную форму, иные черты лица. Сами их физиономии начинали будто состоять из различных мелких разноцветных фигур, будто калейдоскоп, и эти фигурки, образующие целые лица, соединялись с другими цветными детальками вокруг этих самых лиц, образуя единое целое, единую картину, в которую входили головы друзей, расстояние между ними, их тела, пространство между телами. Мои руки, лежавшие на столе, как бы становились единым целым с этим столом. Стол, в свою очередь, стоял на холодном каменном полу, объединяясь с ним, а пол соединялся с землей и со стенами, образуя единое пространство, которое переливалось с пространством всей лачуги, которая была единым целым с улицей, а та со всем городом, который был един со всем Братством Тёмного Вольфрама, со всей Конфедерацией, континентом, Творцовым Миром, Вселенной... А что дальше? Может, всё, в конце концов, доходит до молекулы, микроорганизма, который образуется в клетку, которая образуется в мой орган и так далее, расширяясь и, в конце концов, снова сворачиваясь до молекулы? От этих вечно приходящих в такие моменты мыслей кружит голову, поэтому я встал... Я встал... Я смог отсоединиться от стула! Теперь я не един со стулом, теперь он стоит сам по себе, пустой... Но, с другой стороны, этот стул стоит на полу, на котором стою и я. Выходит, мы всё ещё едины, но через поверхность...
- Что ты встал?
- А, что? - огляделся я.
- Что ты встал? - повторил Черногоре.
Блять, я совсем забыл, что я тут не один.
- Я встал? - переспросил я.
- Ну. - подтвердил Черногоре. - Встал и стоишь. Тупо палишь то на стул, то на пол. Я и говорю тебе: «Что ты встал?». Ты оглядываешься, говоришь: «А, что?». Я повторяю. На что ты отвечаешь: «Я встал?». Я тебе и говорю: «Ну, встал и стоишь. Тупо палишь то на стул, то на»...
- Ты ведь уже это говорил? - влез Злыня.
- Что говорил? - удивился Черногоре.
- Ну... - Злыня заглючил. - Ну то что ты сейчас говорил.
- По поводу того, что он говорил? - Черногоре указал на меня.
- Нет, по поводу того, что ты говорил.
- Что говорил?
- Ну... - Злыня опять заглючил. - Ну то что ты сейчас говорил.
Черногоре молчал, и смотрел на Злыню. Затем, его разноцветная многоугольная рожа расплылась так, как это бывает у человека, внезапно что-то осознавшего, и он начал хохотать. Злыня сначала не понял, но потом как понял, и начал тоже хохотать. А я сразу понял, но не стал говорить об этом. Почему? Мне показалось, что я хочу сказать, но потом внутри моей головы взорвался такой секундный спектр мыслей, что я осознал ненужность вставлять что-либо в этот диалог. Как долго я думаю об этом. С чего вообще всё началось? А, короче, не важно, надо идти дальше.
Я пошёл в сторону лестницы и заметил, как на меня палят те два Брата и рокер-психоделик. Не зная, что им ответить, и не желая в принципе создавать историю контакта с этими частями всего нашего целого, я переместил голову и тело в этом фрактальном пространстве так, как этому движению придают значение «вежливости» и «приветствия». Они тоже сделали подобный реверанс, но в их глазах я читал, будто они подумали точно также, как и я. Либо они притворяются, чтобы я отвлёкся, а затем захотят убить меня.
Пырнуть своим скрытым ножичком. Нужно переместить взгляд... А нужно ли его перемещать? Может... Ничего себе! Лестница, та тёмная блеклая лестница, оказалась такой разноцветной. Она буквально пестрит красками. Охренеть, да на ней ещё вырезаны какие-то рисунки. Какие-то орнаменты... Да они по всем стенам, по всем стенам какие-то узоры. А чего так светло?
- Серогрусть? - прокричал Злыня.
- Да? - я посмотрел в сторону нашего столика.
Злыня сидел один, а Черногоре тем временем стоял напротив Дубобита. Они показывали друг другу что-то через движения руками. Я не хотел вдаваться в подробности, слишком долго.
- Ты ходить будешь? - также громко спросил Злыня. - Твой ход.
- А, да, иду.
Я побрёл обратно. Компания из трёх человек смотрела на стол и молчала. Ну ладно. Я добрался до нашего стола, сел. Злыня смотрел в одну точку стола и перебирал кубооктаэдры. Затем, не поднимая на меня взгляда, он повторил:
- Твой ход.
Я начал искать свои кубы. На столе нет. Я заглянул в стакан, в котором мы перемешивали кубы. Тоже нет. Может укатились? Заглянул под стол. Пол вблизи просто бесконечен, как на нём вообще найти кубы? Тут же просто безумное количество всего, как?.. Так, короче. Ага.
- А мои октаэдры случайно не в твоих руках? В руке. В... Э-э-э... - я начал тыкать пальцем на левую руку. - В левой руке?
Злыня ещё повертел в руках кубы, затем, заметив тишину, начал допирать, посмотрел на руку, и спросил:
- Твои кубы из камня, золота и кости?
- Ну. Это же разумно, другие три определённо твои.
- А вдруг это не твои? - озадаченно посмотрел на меня Злыня.
Я задумался. Начал вспоминать свои кости.
- Да нет, мои.
- Да, твои или нет? Твои? Или нет, не твои? Или да, не твои? - Злыня сам запутался и начал ещё сильнее размышлять.
- Давай уже мне кубы.
Злыня пожал плечами и отдал мне кубооктаэдры. Надеюсь, они всё-таки мои.
Черногоре тем временем надолго пересел к Дубобиту и Хораву, объясняя последнему что-то про вселенную и планеты. Зато к нам подсел Тёмногонь, попросившись присоединиться к игре.
- Ну как, рокер? - спросил Злыня, на мгновение вернувшись в реальность.
- Не знаю, я... Не знаю... - Тёмногонь постучал пальцами по столу, затем начал ощупывать косуху, нашёл свой свёрток с порошком, и уже собирался раскрывать его.
- Нет, не надо, не нюхай. - быстро закричал я. Злыня с Тёмногонем оторопели и посмотрели на меня. Я и сам оторопел.
- Почему не надо? - удивлённо смотрел на меня Тёмногонь.
- Ну, плохо может стать. - уже спокойно ответил я.
- А, реально? - Тёмногонь посмотрел на свою мягкую бумажную пилюлю, а затем на Злыню, ожидая его вставки.
- Ну да, лучше не стоит, конечно. - поразмыслив, выдал Злыня.
Тёмногонь ещё раз посмотрел на меня, на Злыню, ещё так четыре раза, затем, заметив, как он крутится, веселья ради сделал это пять раз специально, самодовольно улыбнулся, и убрал порошочек. Затем, немного помолчав, он постарался продолжить:
- Короче, да. Ощущения, конечно, схожи с... Ну хотя... Ну... Что такое «сходиться»? Да всё сходится, по сути... Да?
- Да. - ответили мы на пару со Злыней. Затем все втроём посмеялись. Затем поменялись в лице. Каждого проткнула своя эмоция. Пару раз проскользнула мысль о плохом путешествии, но не касалась.
Лёгок на помине. Я услышал мысли Чернижки. Путанные, ломанные, повторяющиеся, слишком маниакально повторяющиеся. Волнение в голосе, дрожь в голосе. Слишком много эмоций страха, слишком много волнений, больше, чем мельком проскальзывающих хороших эмоций. Чернижка впал в плохие дела. Синтемрак говорил с ним, выслушивал его и успокаивал. Точнее, пытался услышать и успокоить. Я видел, как напрягался Соломертвь, но не сильно. Соломертвь, что за имя вообще такое... А у других? Какие дебильные у нас всех имена... Тут встал Дубобит и подошёл к Чернижке и Синтемраку, видимо, чтобы помочь. Но Синтемрак ответил за обоих, сказав, что всё нормально, и многозначительно посмотрел на Дубобита. Тот помешкал, кивнул и сел обратно. Ясное дело, не стоит сейчас трогать Чернижку. Если вокруг него соберётся толпа, волнительно кружащая туда-сюда, спокойствия нашему другу это не прибавит. Я его понимаю, ведь тоже не раз скатывался в плохое путешествие. Поэтому мы старались не обращать на это всё внимания. Если с нас потребуется помощь, об этом скажут. А вообще, мне захотелось пройтись на свежем воздухе. Никому ничего не объясняя, я встал и направился к разноцветной лестнице.
Мысли и эмоции начинали плюс-минус быть более плавными. Точнее, не они стали более-менее плавными... просто я привык и смог, вроде как, с горем пополам оседлать эту волну. Хотя на улице ощущение небезопасности только усилилось. Такое огромное пространство, ещё эти кости повсюду... Почему, к чему у нас вообще этот культ костей, культ смерти, культ метала? Ах да, потому что с востока, под боком, живёт нежить, упыри, вурдалаки и некроманты. И потому что с неба играют добротные рифы в неспокойные моменты, и плюсом предсмертные Врата. Да. Забыл. Прошёл уже час, как я нахожусь на четырёхчасовом промежутке. Уже три часа прошло, как мы сюда зашли. А казалось, будто прошла и вечность, и мгновение. Безумие.
Небо было тёмное, всё было тёмное, ведь на дворе сумерки, темно, блин. Такое чувство, будто фракталы летят прямо в меня. Пробираясь сквозь этот ночной галлюциногенный туман я, наверно, выглядел смешно и глупо. Я ощущал, я чувствовал, насколько несуразны и неестественны мои движения. Как только я выйду на улицу, скорее всего, я увижу людей. И как мне с ними контактировать?
Однако свет от фонарей нокаутирует ещё больше, чем непроглядная тьма. Каменно-стальные дороги настолько рельефные, что я не понимаю, как не ломаю об них ноги. А дома такие чёткие и контрастные, что сложно отлипнуть. Я приложился к фонарю, его жёлтый свет раскрывал мне безумную плеяду из танцующих фигур, которые одновременно жарят еду на открытом воздухе, при этом являясь не то зайцами, не то кабанами. Прошла парочка. Они смотрели прямо на меня. Или мне показалось. Их лица переливались, как и их эмоции, за секунду мимика сменилась более сотни раз. Или тысячи. Или десятка. Я постарался придать себе не агрессивный, но и не напуганный вид, а такой, доброжелательный. Переживая по поводу того, напугал ли я их или нет, и вызовут ли они стражников, я решил прокричать им вслед, помахав стальной рукой:
- Здравствуйте!
Брат обернулся, будто всё это время ждал моего действа, остановился и ответил:
- Чо тебе надо, племя?
- Я... Мне?..
- Да, чо ты хочешь, а?
- Ну... Я поздоровался. - мне показалось, что он был агрессивен, хотя я не был в этом уверен.
- Пойдём отсюда, Пальцечёс, ну зачем сейчас вот это всё начинать? - обратилась как Брату Сестра.
- Не, ну я просто базарю с человеком, да? - всё-таки он, видимо, был агрессивен и немного поубавил пыл, начав махать руками в мою сторону и указывать на себя.
- Ну ты же обещал, что мы сегодня вместе время проведём, что ты не будешь отвлекаться ни на что! Твою лажу. - дама отбросила его руку и быстро пошла вниз по улице.
- Семяпивна! Блять... - Брат посмотрел на меня, затем на неё, затем на меня, махнул рукой, и побежал за подружкой. - Семяпивна, подожди, да я просто блять это...
Любовь и страх, агрессия и нежность... Да, эта жизнь. А я, словив контакт с людьми, и выйдя из этого контакта в добром здравии, увернулся от, как мне показалось, летящих в мою сторону больших фрактальных нечто, и направился куда глаза глядят, наслаждаясь и боясь этой единой и целой картины, рисованной маслом и фигурными инструментами.
В итоге я вышел на Верхнюю Вурдагубскую. С правой стороны меня поманил знакомый со вчерашнего вечера фасад ювелирной. Солнечные лучи играли не на тёмно-синих, а, как оказалось при галлюциногенном освещении, сине-коричневых камнях. Орнаменты казались более чёткими, а от того более непонятными. С неба донеслось старое карканье. Чёрный силуэт, контрастируя с голубым небом, плавно пролетел несколько домов и, спикировав, скрылся под несуразными башнями. Глухие мысли направили моё тело в сторону здания, воспользовавшееся помощью лёгкого порыва ветра, обдувающего мою спину. Однако, это стремление не помешало мне рассмотреть стоящие рядом постройки, которые, по сравнению с ювелирной мастерской, казались ещё более обычными, привычными и заурядными, чем таковыми являлись на самом деле. Эта ассиметричная постройка будто обладала чем-то притягивающим и в то же время отталкивающим, как книга или театральная постановка, слишком сложная для понимания, но таящая в себе нечто успокаивающее, нечто более высокое, чем привычные эмоциональные и смысловые состояния. Нечто осознанное. Завернув в переулок ко входной двери, я встретился взглядом с жёлтыми глазами птицы, спокойно сидящей на постаменте. Ворон будто всматривался не просто в глаза, но пытался залезть взглядом глубже, чем это было возможно.
Внутри всё такое же, как и было вчера. Даже коробки так и стоят неразобранные. Я медленно прошёлся мимо полок, рассматривая различные побрякушки.
- Ищешь что-то определённое? - ювелир всё также сидел в той же позе, занимаясь чем-то за прилавком.
- Да не знаю. - почесал я голову. - Смотрю, что есть.
- Может тогда у тебя есть цель, для чего ты ищешь? Чтобы больше приглянуться женскому полу? А может что-то устрашающее? Для статуса? Или просто амулет, дающий уверенность и успокоение? - как бы про себя рассуждал торговец.
- Даже и не знаю, что мне нужно. - немного замешкавшись, я взглянул на владельца. - А что бы вы взяли?
- Я? - ювелир отложил своё занятие, и поднял на меня свои сверлящие и умиротворённые глаза. - Я бы принял любую из этих вещей.
- А если она вам в итоге окажется не нужна?
- Всё в этом мире для чего-то нужно. Спрашиваешь ли ты, когда дует ветер: «нужен ли он мне»? Или, когда боль поразила твоё тело, ты ведь не думаешь о нужности или ненужности этого состояния. Оно просто есть, и ты либо принимаешь его, либо негодуешь, что на боль, что на ветер. Однако, от твоего негодования и ветер не стихнет, и боль не утолится. Я принимаю любые вещи, что здесь есть, и прекрасные в общем понимании, и неказистые на первый взгляд.
- Но ведь я могу просто не взять ничего, что есть на этих полках.
- Можешь, но тогда зачем ты пришёл сюда?
Я взглянул на потолок, заполненный узорами Врат.
- Да само как-то пришлось.
- Ну, раз ты уже пришёл, тогда возьми хоть что-нибудь, либо полностью прими ту мысль, что ничего брать не намерен. Никогда или в данный момент.
Чем дольше я вглядывался в роспись, тем глубже она становилась, будто начинала расплываться, узоры и мазки начинали играть и переплетаться между собой, смешиваясь в отчётливое месиво.
- А если я ошибусь, взяв что-нибудь, лишь бы взять? Или ошибусь, не взяв ничего?
- Что есть ошибка? - ювелир снова присел за прилавок и взял что-то за ним. - Ты не можешь не ошибиться, ведь любое твоё решение вытеснит другое решение. Твоё решение лишь тогда станет ошибкой, когда ты начнёшь задумываться, что оно было хуже альтернативы. Но, в то же время, ты и не можешь ошибиться, ведь всё, что дано или не дано Метал-Богом или богами, есть их замысел. А если же богов нет, и, как говорят учёные Поп-Империи: «мы, как и наш мир, состоим из определённых частиц и не более», то к чему переживать о своём решении, ведь ничего не имеет истинного смысла. Но если даже мир полностью един и всё есть ты, как говорят различные духовники Культа Джа, или культисты Электросоюза, или шаманы Топей, то из такой логики выходит, если всё есть ты, то тебя нет, ведь всё едино, а значит, любое твоё решение - лишь течение жизни. Куда не вглянись, везде существует лишь одно — принятие всего или негодование, следующее от маленькой детали, по цепочке распространяясь по всей конструкции, как эти чёрные обсидианы на ожерелье, - продавец наконец показал мне то, над чем он усердно работает за прилавком. - что, по сути, также является частью этой жизни.
- Ваш потолок очень отчётливо передаёт все детали Врат. Моя память ещё свежа насчёт них, ведь я буквально недавно был перед ними. Как художнику удалось так отчётливо передать каждую мелочь того места?
- Я слишком часто был в Предсмертии, и у меня было достаточно возможностей разглядеть их. К тому же, основу рисунка мне помогла сохранить в памяти обложка «Сад Врат».
Святич достал из того же прилавка (сколько у него там всего) книгу и положил на край прилавочного столика. Я подошёл и аккуратно взял в руки книгу.
- Никогда не видел обложки на ней.
- Это как? Её ведь читают абсолютно всем детям в Конфедерации уже ни одну сотню лет.
- Нет, книгу я знаю, но я не помню такой обложки. - пытался я напрячься и вспомнить.
- В конечном итоге ты всё равно где-то да видел рисунок Врат до столкновения с ними. Может в образовательном заведении, может дома, может в одной из книжных лавок.
- Возможно... Так погодите, раз вы так часто видели Врата, то как вы можете рассуждать, есть ли Метал-Бог или же нет?
- Ты ответил сам себе своим же вопросом. - ювелир посмотрел мне прямо в глаза. Вблизи они оказались ещё глубже, ещё более пугающие и, при этом, ещё более умиротворяющие. - От того, что слишком часто их видел, и могу судить.
- Но ведь вы видели их так часто, своими глазами. Что, как ни глаза, могут быть подтверждением о существовании Метал-Бога?
- Цепочка рассуждений. - владелец продолжал спокойно смотреть на меня. - Видишь ли, каждый раз, когда я вставал пред Вратами, я слышал разный голос, разный тембр, и по-разному из-за Врат ко мне обращался голос. Манера речи каждый раз была разная. С возрастом и опытом от «чувака» и «брата» Метал-Бог дошёл до того, что в предпоследний раз обратился ко мне на «Вы», таким же старым голосом, как у меня, а в последний раз он и вовсе молчал, лишь открыв мне малые Врата Жрецов. Да и внутри этой комнаты я видел лишь то, о чём думал в последние мгновения перед Предсмертием. В последний раз я сидел в пустой чёрной комнате, ожидая, когда меня вылечат. Понимая, что меня лечат. Да и сами эти Врата видим лишь мы, жители Конфедерации. И, после молебенной книги, жития метала, её обложки, не закралась ли в тебе мысль, что это вполне может быть всего лишь наша предсмертная агония в сознании, подпитанная различными веществами, что нам вливают во время лечения, или починки, или и того, и другого? А, возможно, всё это действительно существует, и эти Врата реальны. Это лишь мысли, которые, на самом деле, возможно и формируют всё, что окружает наши глаза, уши, и влияет на наши ощущения.
- Да, но как же тогда те звуки с небес, что возникают во время боя? - я был слегка запутан, хоть и слышал такие теории раньше.
- Так ты представь, сколько смрада выделяет нечисть. Их же за несколько полей почуешь. Ведь звуки небес возникают лишь когда мы встречаемся с нежитью, но не друг с другом. Но это лишь предположения, домыслы, игры разума, которые, на самом деле, лишь отчасти влияют на тебя, если ты не придаёшь им такое значение. Я всего лишь старьёвщик, и мой вопрос заключается в другом: для чего ты здесь, что из этого разнообразия ты готов принять, на что вложить усилия и средства, и сможем ли мы, как два существа в этом пространстве, договориться друг с другом и прийти к устраивающему обоих положению? К сожалению, или же к счастью, на этот вопрос можешь ответить лишь ты сам.
Светич улыбнулся, при этом выражая всё такое же ежесекундное спокойствие.
- А что из этого принесёт мне счастье? - выйдя из трипа от взгляда продавца, я осмотрел мастерскую ещё раз.
- И всё, и ничего. Счастья нет, ведь оно уже везде. Ты либо принимаешь его таким, какое оно есть, либо ищешь его. Возможно, ты примешь его в этом ожерелье, возможно за дверью, возможно на пороге истинной смерти, а может не примешь никогда.
Я развернулся и вышел из мастерской, оставшись без драгоценности, и с мыслью, что пока я не готов её принять. Как не готов принять и мысль о том, что она мне не нужна.
Окон со включённым светом становилось всё меньше, я же чувствовал как плато ощущений скоро начнёт постепенно спадать, возвращая моё сознание в реальность. Или же, наоборот, выводить из реальности в бессознательную жизнь на автомате. Кому что по душе. Я же просто ловил ещё яркие краски и чрезмерную чувствительность ко всему, пока ещё была возможность. Я даже позабыл то, о чём мы говорили с ювелиром. Точнее, не забыл, а начал брать определённые мысли и перефразировать их на свой лад, да так, что, по сути, от главной идеи мысли, главного посыла, оставался лишь прозрачный, еле заметный, шлейф. А мысли крутились разные, зачастую глупые, которые уже забываешь на утро, но в данный момент звучащие как истина истин, как непоколебимое открытие, которое изменит всё нынешнее мышление и, соответственно, жизнь.
Закурил ненавистную папиросу, вдохнул ненавистный дым, сделавший меня зависимым и слабым. Захотелось выпить, чтобы создать иллюзию радости и удовольствия. Захотелось сожрать какой-то вредной ненужной пищи. Захотелось присунуть в тёплые, мягкие и мокрые отверстия смазливых женских физиономий.
С ненавистью и презрением откинул папиросу. Более того, я даже достал весь свёрток и бросил его в сторону фасада мимоходного дома. С данной секунды, с данной мысли, решил я для себя так: каждый день - это борьба с самим собой. Борьба с праздностью, борьба со стремлением к кратковременным удовольствиям. Я отказываюсь плыть по течению, потакать своему эго и изменчивой жизни. Слишком долго я искал смыслы, слушал мнения и пытался приспособить чьи-то суждения и мировоззрения. Пришло время идти по своему пути, со своей собственной идеологией. Чтобы править собой, нужно сначала с полной осознанностью принять себя, со всеми недостатками, глупостью, ошибками прошлого, настоящего и будущего, искренне смириться с этой разноцветной кляксой, а затем избавиться от всего, что мешает тебе извне, что поступает и влияет на тебя. Я чувствую силу, внутреннюю силу. Пора брать эту жизнь в свои руки.
Из угла, навстречу мне, вышла фигура. Спокойный, слегка вальяжный, слегка кокетливый шаг. Дойдя до фонаря, мы узнали друг друга. Это была та самая миловидная девчушка с волнистыми русыми волосами и парочкой небольших татуировок на открытых руках и левом плече, которая, как я недавно нарыскал в своей памяти, не давала мне и шагу пройти той ночью в кабаке на Нижней Вурдагубской.
- Ну привет. - игриво сказала она.
- Привет. - я старался держать себя в руках и не уходить в очередное психоделическое безумие.
- Что ты тут делаешь? И где твои друзья? - её глаза превращались в кошачьи, ну или в глаза какого-то подобного хищного зверя-охотника. Точнее охотницы.
- Я? - я огляделся, дабы не терять связь с реальностью и одновременно создать какой-то спектакль, чтобы развлечь подругу и себя. Но от этих вращений головой и туловищем фракталы стали только ещё сильнее безумствовать. - Да вот, живу, а ты? А, друзья где-то там. - я показал в правильную, как мне казалось, сторону.
Она посмеялась.
- Значит, бездельничаешь, да? Гуляешь по моему городу, в ночи... Может ты на самом деле всего-навсего воришка?
- Возможно. - я хотел задать вопрос, что есть воровство и кто есть вор, но сам уже не был ни в чём уверен. - Позовёшь стражников?
- Возможно. - она смотрела мне прямо в глаза, и я всё глубже зарывался в её яблоки, не в силах больше отвлекаться на что-то вокруг. - Но у тебя есть шанс избежать этой глупости.
- Какой?
- Подумай.
Я начал думать. Честно, на ум ничего не приходило. Я был уверен, что смотрел на неё наитупейшим взглядом с наидебильнейшим выражением лица. Ощущая это, я шутки ради хотел ещё пустить слюну, но не стал.
- Я... Ну... Э-э-э... Может?.. Не-е-е... - я не мог сосредоточиться на вопросе, а меж тем её лицо приобретало выражение удивления и насмешки, или умиления и насмешки.
- Бо-о-оже металлический, ты всегда такой тугодумный?
Я посмотрел на тёмное небо, которое тут же обдало меня чёрными фракталами, и, с вопросительной интонацией, как бы вопрошая у себя, ответил:
- Пожалуй, ближе к ночи?
Она покачала головой, взяла меня за руку, и потянула в неизвестном направлении.
Сначала она начала задавать мне бытовые, типичные вопросы, но мне было так неохота на них отвечать, что сначала я отшучивался и говорил глупости, и, почуяв, что в какой-то момент она стала ещё более игривой, начал её подталкивать бедром, как бы сбивая с дороги, на что она отвечала своими упругими и округлыми ягодицами, затем принялся её периодически щекотать и тыркать, между делом всячески дразня, тем самым подбивая её на догонялки с последующим плотным телесным контактом. Мне сразу вспомнились ученические годы, когда я ещё был мал для всего, кроме пубертатных исследований.
После висений на фонарях и обжиманий по углам, мы продолжили свой путь в лёгкой обнимочке и непринуждённых разговорах.
- Ты так забавно сказал при нашей встрече: «Да вот, живу». - она спародировала меня в глупой форме. Но это выглядело забавно, так что я не обижался. Затем она, немного похихикав, приняла более серьёзное выражение и более задумчивый взгляд, устремив его куда-то вперёд. - Что вообще такое жизнь?
- Жизнь? - я снова начал возвращаться в свои мысли, в состояние осознанности. Галлюцинации уже шли на спад, так что мысли контролировались уже хорошо. - Это промежуток хаоса, от момента, когда мы вылезаем из вагины, окровавленные и орущие от вселенского страха, до крышки гроба или праха, кто во что верит и какой идеи придерживается, который мы пытаемся систематизировать, стараемся что-то ощутить, прочувствовать, познать, осознать, и поделиться друг с другом, передать и, возможно, дополнить знания и опыт тех, кто жил до нас, тем, кто будет жить после нас. Это и есть жизнь.
- Ебать ты закрутил. Как-то меланхолично немного у тебя всё получается.
- Почему меланхолично? Просто такова реальность.
- Хорошо, допустим. - по её взгляду мне казалось, что для неё это всё просто романтическая болтовня под луной о чём-то высоком, будто она, если и не забудет, то будет вспоминать этот момент по принципу: «ой так мило шли болтали о том, о сём». Нелепость. - Но скажи тогда, счастлив ли ты?
- Если честно, я не вполне верю в такое понятие, как счастье. Счастливым человеком представляют себе эдакого вечно радостного и испытывающего позитив. Но ведь это невозможно. Мир дуалистичен, если даже не многограннее. Как ни старайся, а негативные мысли, чувства и эмоции даже самой искусной мечельбой из себя не высечешь. Нет, в счастье я не верю. - Я захотел достать папиросу, но вспомнил, что бросил. Какой-то чересчур уж необдуманный поступок... - Но я склонен думать, что возможно принять эти беззаконные законы природы, осознать свою принадлежность к этой бессистемной системе, и, таким образом, достигнуть внутреннего мира и покоя. Ну типа как знаешь: всё течёт, и ты течёшь.
- Ебать философ, конечно. - девчушка причмокнула и прицокнула. - Тебе нужно летописцем каким-нибудь быть, или при совете сидеть, а не рисковать своей головой в полях. Хоть это, конечно, и почётно.
Почётно... Ладно, не будем затрагивать эту тему.
- Про «течёшь» ты, конечно, тоже интересно сказанул... А вот, кстати, и мой дом. - подруга остановилась возле двери трёхэтажного многокомнатного старого дома. - Ну...
Чёрт, а где я вообще сейчас нахожусь? Что это за район, и у кого спрашивать, как дойти до кабачка? А вдруг мои ребята уже ушли? И пробираться через эти подвалы да катакомбы... Деваха уже начала что-то говорить, но это всё не важно, мне совсем не хотелось сейчас запариваться, так что, как только мне влетело осознание сложной жизни и её деятельности, я тут же выпалил, перебив милашку:
- А можно вообще у тебя на ночлег остаться? А то, блин, ща это всё искать, ну короче... пизда.
Она сначала зависла, а затем улыбнулась так, будто у неё упал камень с плеч, и, начав открывать дверь, ответила:
- Да, конечно, заходи.
Комната на втором этаже, куда мы зашли, была не особо большая. Каменный пол со вставками из гравия, стены и потолок из белой стали, украшенные различными орнаментами и пейзажами разношёрстных образов и цветов. Кресло, маленький низкий столик рядом с ним, кухонная утварь из твёрдых материалов, комод со шкафом, кровать и дверь в отхожую с дыркой, выходящей прямиком на улицу. Там же механизм для омовений.
Постепенно наступал тупняк. Он буквально укутывал меня своей неэфемерной мощью. Она, русоволосая краса, усадила меня за кресло и пошла на кухню наливать по стакану скульки. Однако я отказался от скульки. Во-первых — пообещал себе, во-вторых — ну сейчас пить... не, ну нахер. Она подала мне стакан пузырчатого сока, встала передо мной и, чарующе попивая свой стакан, гипнотически смотрела мне в глаза, выказывая улыбкой желание.
- В твоих глазах столько похоти. Прискорбно, что моя похоть не сравнится с твоими глазами. - выдал я, на самом деле испытывая подъём сил и воли от одного только её вот такого взгляда. Всё-таки девушки... это нечто.
Она отпила ещё немного скульки, отложила её на столик, а затем опустилась предо мной на колени, собрав волосы в пучок. Это было уже интересно. Какие же у неё всё-таки пышные воло... о... о-о-о... Мозг отключается... Какой кайф...
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ