Конан у Ворот Зла

Глава шестая

Конан продвинулся еще выше, взбираясь на дерево. Сейчас он находился на высоте замковой башни над зеленым морем джунглей. Сук раскачивался и слегка потрескивал под его тяжестью.

Конан продвинулся еще на одну длину руки. Сук начал изгибаться. В потрескивании стали слышаться зловещие нотки, будто скрипели несмазанные петли гробницы на давно покинутом кладбище.

Конан прикинул, что с того места, где он находится, он мало что может увидеть. Подумал он и о том, что после падения он увидит еще меньше, если вообще увидит что-нибудь и когда-нибудь.

Если он погибнет так по-дурацки, Бэлит вряд ли примет его с распростертыми объятиями. Так может погибнуть только мальчишка. Кстати, о мальчишках…

— Говинду!

— Я здесь, Конан!

— Где — здесь?

— На самом большом суку… Э… Я думаю, на противоположной стороне дерева.

Для Конана это прозвучало так, будто парень находился на землях соседнего племени. Однако дерево, на которое они влезли, и в самом деле было громадным. Кроме того, киммериец привык к большим пространствам на суше и на море. А у джунглей было колдовское свойство превращать звук треснувшего под ногой сучка или упавшей капли воды в нечто загадочное и непривычное. И расстояние здесь совершенно невозможно определить по звуку. За это Конан не слишком жаловал джунгли. Но, в конце концов, настоящий мужчина должен сносить любые тяготы и приспосабливаться к самым жутким условиям. Сметливый киммериец мало-помалу научился ориентироваться в этих лесных краях.

— Ты ясно видишь?

— Да.

— Что ты видишь?

— Вершины всех деревьев в мире, небо, обещающее дождь, и много птиц.

— Какие-нибудь диковинные среди них есть?

Конан почти услышал, как парнишка пожал плечами, прежде чем ответить.

— Есть много, которых я не знаю. Некоторые так далеко, что невозможно определить их породу. Кроме того, я ведь не знаю всех птиц, которые водятся в джунглях.

— Ты видишь зорче, чем некоторые воины, которые в два раза старше тебя, Говинду. Я говорю тебе, потому что у тебя достает знаний понимать, что ты чего-то не знаешь.

— Это важно?

— Важно только в том случае, если ты собираешься прожить дважды по столько, сколько уже прожил, парень.

Говинду хихикнул. Затем киммериец услышал:

— Полезешь выше, ко мне, Конан?

— Если я сделаю это, то следующее, что ты услышишь, будет шлепок моего тела о землю. Я разлечусь, как гнилой арбуз.

— Скажи мне, когда соберешься падать, Конан. Я хочу посмотреть.

— Твой отец говорил, что когда-нибудь я пожалею, что спас тебя. Я начинаю понимать мудрость твоего отца.

Находясь в безопасности на другой стороне дерева, Говинду издал непристойный звук. Затем он расхохотался, и киммериец рассудил, что парнишка, похоже, вновь приступил к наблюдению за джунглями сверху.

Конан и Говинду были не единственными искателями Ворот Зла, которые сейчас скорчились на высоких деревьях, оглядывая залитые солнцем кроны. Многие воины, как из племени больших, так и из селения малых бамула, сидели сейчас на деревьях, не всегда осознающие, что они, собственно говоря, ищут, но все одинаково молящиеся о том, чтобы ничего необычного, что могло бы произойти между рассветом и закатом, не скрылось от их глаз.

Когда все ищущие Ворота Зла собрались на совет и все слова были сказаны и выслушаны, стало ясно, что Ворота открыты не постоянно. Однако же открываются они всякий раз почти в одном и том же месте.

Стало быть, надо отыскать это место. Конан предложил производить поиск сверху, с какой-нибудь высокой точки.

— Но здесь, в джунглях, нет никаких возвышенностей, — напомнил собравшимся один из прихлебателей Идоссо.

— С таким же успехом, как с утеса или гребня холма, наблюдение может вестись с верхушки дерева, — ответил Конан. — Все, что наблюдателю нужно, — острый глаз и сообразительность. Впрочем, глядя на тебя, я сомневаюсь, что тебе удастся чего-нибудь разглядеть, даже подвесив за ноги к облаку.

Все расхохотались, даже возражавший Конану воин. Киммериец рассудил, что это добрый знак. Но не в его привычках любезничать и сюсюкать с кем бы то ни было.

В Немедии или в Аквилонии, как доводилось слышать Конану, группа воинов, занятых чем-то вроде того, чем заняты нынешние охотники за демонами, решала эту задачу с помощью карты. Когда появлялся демон и летел по воздуху, наблюдатели наносили траекторию его полета на карту. Затем они сверяли карты и таким образом получали искомую точку.

Бамула же, ясное дело, не имели ни малейшего представления о картах. Что до Конана, то в свою бытность в Туране ему приходилось пользоваться картами. Приходилось и позднее, когда он был наемником. Опять-таки, доводилось ему смотреть в карты и на борту «Тигрицы». Однако киммериец не чувствовал себя готовым к тому, чтобы начать преподавать искусство картографии.

Единственное, что досконально знают дикари, — это джунгли. Каждый хорошо изучил их с детства. Как умели, они передали Конану кое-какие из своих познаний. С другой стороны, киммерийцу оказалось не так уж трудно вбить чернокожим в мозги понятие о большом круге, внутри которого появляются жуткие твари.

Даже ребенку после этого было бы понятно, что Ворота должны открываться и закрываться где-то внутри этого условного круга. Так что оставалось вести наблюдение за всем кругом.

Кое-кто из больших бамула, из тех, кто выслуживался перед Идоссо, а также некоторые из деревенских, обуреваемые жаждой мести, пожелали вести наблюдение с земли. Что до наблюдения сверху, то, по их словам, лишь женщинам и мужчинам, в чьих венах течет молоко вместо крови, пристало болтаться на деревьях, подобно макакам. Некоторые были даже столь отважны, что осмелились сказать это бледнокожему киммерийцу прямо в глаза.

Кубванде, со своей стороны, осыпал этих людей презрением, будто раскаленными углями.

— Джунгли скрывают в себе столько всякой всячины, что, даже если все племена на свете соберутся вместе, им не удастся осуществить постоянное наблюдение внутри круга. Кроме того, надо быть полнейшими недоумками, чтобы не понимать, что насылаемых демоном тварей лучше всего не наблюдать с ЗЕМЛИ.

— Если мы вступим с ними в бой, души наших убитых родственников будут поддерживать нас в сражении! — бросил один из деревенских.

— Если вы будете наблюдать с земли, то очень скоро присоединитесь к своим предкам и убитым родственникам, так и не отомстив за них! — сказал Конан. — Один на один с тварями биться бесполезно. Попробуйте! И то, что от вас останется, будет служить свидетельством вашей беззаветной глупости. Выйдите против них вместе со своими товарищами — и вы сможете отомстить!

Конан многозначительно посмотрел на сельского вождя:

— Разве это не правда, Бессу? Разве не удалось вам убить ящерообезьяну, сражаясь против нее всем скопом, в то время как те, кто пытался поиграть в героев, погибли?

Отец Говинду кивнул:

— Амра говорит правду. Клянусь духом моей дочери. Против этих исчадий подземного мира надо выходить сразу многим. Но чтобы многие могли действовать заодно, надо, чтобы их предупредили. Только с высоких точек может быстро и вовремя прийти предупреждение.

Поэтому теперь наблюдатели и сидели на деревьях. На других ветвях, пониже, расположились барабанщики, неподалеку от наблюдателей, чтобы можно было их услышать. Слова наблюдателей барабанщики понесут через все джунгли с помощью своих тамтамов. Звук тамтамов дойдет до воинов, и воины будут знать, куда идти. Теперь остается только ждать, когда Ворота снова откроются. Наблюдатели должны заметить это.

Уже прошло десять дней с тех пор, как наблюдатели следили за джунглями.

У Конана не было намерения спускаться по дереву, оставив Говинду наблюдать в одиночестве. Вместо этого он поискал более надежный сук, с которого можно будет увидеть побольше, нежели просто листву кроны.

Он почти добрался до облюбованного им заранее местечка, на пять длин копий ниже поста Говинду, когда парнишка громко закричал. Удивление в его голосе смешалось со страхом. Конан отстегнул одно копье и ухватился за крепкий сук своей железной рукой. Другой рукой с помощью копья он раздвинул листву кроны.

Сперва Конану показалось, что это небольшая птичка, до которой рукой подать. Однако врожденный охотничий инстинкт подсказал сперва мальчику, а теперь и киммерийцу, что птица вовсе не небольшая. Птица гигантская, только находится очень далеко. Но как далеко? Конан не имел об этом представления.

Птица — это было еще не все. В воздухе над джунглями поднялось какое-то странное мерцание. На первый взгляд это было похоже на водопад, но только водопад застывший. И не просто водопад — в застывших струях застряла рыба с золотой чешуей, что было совсем уж невозможно.

Если это не Ворота Зла, то тогда приходилось предположить, что в джунглях одновременно наблюдаются сразу два колдовских явления. Конан смотрел на мерцание, щурясь против солнца. Водопад привлекал все его внимание. Конан пытался определить его местоположение. Это было легче сказать, чем сделать.

Не успел киммериец как следует разглядеть приметное дерево с тройной развилкой, как Говинду снова закричал. Сучья задрожали, когда парнишка скользнул вниз и уцепился за сук рядом с варваром.

Конаи теперь тоже ЭТО видел. Птица пикировала так, будто почуяв либо добычу, либо врагов. Киммериец отнюдь не собирался быть добычей. Врагом — другое дело. Если птичка окажется поблизости, то познакомится с кинжалом.

Птица развернулась в воздухе, заложив крутой вираж. Каждое из крыльев было размером с парус корабля. В развороте птица открыла гнусного вида брюхо цвета засохшей крови, полуголое и оперенное не то перьями, не то пухом странного серо-зеленого цвета, цвета болотного мха.

Кривой клюв свидетельствовал о том, что перед Конаном хищник. Когда птица пролетела, Конана и его товарища обдало трупной вонью.

Говинду приземлился на сук, за который держался Конан. Сук затрещал, но не сломался. Одной рукой парнишка схватился за еще один сук, в другой руке у него было копье, которым он замахнулся.

Конан положил руку на плечо парня и покачал головой.

— У нас никогда не будет такой возможности, — сказал Говинду. — Воинам не подобает трусить.

— Мы воины, но у нас сейчас другая задача. Мы здесь не для того, чтобы сражаться.

Все боевые инстинкты, которые выработались у Конана за годы войн, бунтовали против этих слов. Но правда была столь отчетливо нелицеприятна, как вонь, источаемая чудовищной птицей. Пока птица жива, она могла вернуться туда, откуда явилась. К Воротам Зла. К месту, чудесным образом связавшему джунгли и неведомую родину крылатого чудища.

Впрочем, киммерийцу ни разу не доводилось слышать о гигантских хищных птицах вендийских джунглей размером с боевую колесницу. Но ведь даже вендийцы не знают всех диковин, скрывающихся в их лесах. Вендия почти вся покрыта могучими древними лесами, куда человек не всегда решится сунуться. А из тех, кто осмеливается, мало кто возвращается назад.

Когда птица пошла на второй круг, Конан заметил, что шея у страшилища такая же голая, как и брюхо, и покрыта чешуей наподобие змеиной. Глаза птицы горели зловещим желтым огнем. Казалось, что из этих глаз истекает бледный ихор, кровь богов.

Затем птица вернулась в третий раз. Она с грохотом захлопала крыльями, обдав все вокруг нестерпимой вонью. Длинные когтистые пальцы, по четыре на каждой лапе, потянулись к Говинду.

Своей цели они так и не достигли. Инстинкты воинов заставили Конана и мальчика сделать одно и то же. Оба они одновременно метнули свои копья. Ясное дело, что более мощная рука метнула более тяжелое оружие. Копье Конана глубоко вонзилось в смердящую птичью грудь. Копье Говинду ударило в более уязвимую цель — в горящий глаз.

Новая волна трупной вони едва не сбросила отважных воинов с дерева. Уши заложило от яростных криков птицы, где злоба смешивалась с болью. Конан и Говинду, подобно обезьянам, вцепились в ветки, в то время как огромные крылья неистово молотили воздух. Вокруг поднялся настоящий водоворот листьев. Вниз посыпались дождем сучья, птичьи гнезда и макаки.

Птица медленно поднялась и скрылась из виду, потом опять появилась в просвете, уже на некотором расстоянии, медленно набирая высоту. Кровь сочилась из ее глазницы, растекаясь темными ручьями по шее. Изо всех сил сдерживая дыхание, терпеливый, как огромный кот, готовящийся к прыжку, киммериец ждал. Ждал, что сделает птица. Полетит назад, к мерцанию, откуда она появилась, или зайдет на новую атаку.

Не произошло ни того ни другого. Вместо этого птица сложила крылья и упала в джунгли. Раздался треск сучьев. Сильный удар, заставивший дерево, на котором сидел Конан, задрожать, будто под топором дровосека.

Над ветвями поднялся дым, грязно-серый, темный, несший запах горящей плоти. Конан оторвал клочок ткани от своей набедренной повязки и обвязал вокруг лица. Наконец неестественная вонь пошла на убыль. Говинду пытался смотреть одновременно во все стороны, будто ожидая, что в любой момент еще одна птица атакует дерево. Казалось, он совершенно забыл, что находится на большой высоте. Он сидел, практически не держась, и Конан был готов в любой момент подхватить его, если он соскользнет.

Затем дерево снова задрожало, на этот раз еще сильнее. Дрожание прекратилось, потом возобновилось.

Внезапно Конан увидел, как горизонт закачался, и услышал резкий треск. Такое впечатление, что древесные волокна толщиной в человеческую руку рвутся, будто нити. Словно подкошенное погребальным пламенем птицы, дерево начало валиться.

Конан протянул руку вверх и схватил Говинду:

— Держись крепче, парень. Нам уже не слезть. Надо прыгать.

Говинду не отвечал. Ловкий и подвижный, он тем не менее признавал главенство Конана. Он обхватил руками Конана за массивный торс. Конан согнул ноги, вытянул руки и прыгнул.

В тот момент, когда дерево, на котором они сидели, начало заваливаться в противоположную сторону, Конан с вцепившимся в него Говинду пролетел по воздуху и приземлился на соседнем дереве. Сук ударил киммерийца поперек груди, выбив из него воздух и оцарапав Говинду руки. Парнишка растопырил ноги, чтобы не упасть сквозь крону, а затем напоролся рукой на ветку. Дерево под ними раскачивалось и трещало, в точности как то, что упало перед этим. Как нитки, рвались лианы, отщеплялись сучья. Все устремлялось вниз, к корням.

Дым и пыль взмывали вверх сквозь образовавшееся отверстие в сплошной кроне деревьев, будто погребальный костер птицы запылал снова. Конан и Говинду смотрели вниз, на ствол упавшего дерева, ища следы тела птицы.

Они ничего не увидели, за исключением того, что на обеих сторонах упавшего ствола было несколько пятен пепла. Этот пепел мог быть с равной вероятностью и пеплом плоти, и пеплом древесины, и пеплом листьев. Даже запах исчез с воистину чудесной быстротой.

Нет, с колдовской скоростью! Каждый раз, когда открывались Ворота, магия, которую они впускали, была все страшнее и опаснее. Последняя переброшенная сюда тварь ограничилась лишь тем, что повредила несколько деревьев. Следующая же могла быть столь же опасной, как белый медведь, и столь же живучей, как громадная змея.

Пока Конан спускался вниз по стволу, ему в голову пришла мысль. Обнаружить Ворота Зла — не велика победа! Тем более если они охраняются тварями, каких киммериец уже видел, или еще более ужасными.

Тогда уж действительно среди бамула появится немало вдов и сирот, прежде чем адскую дыру удастся заткнуть навсегда.

Этой ночью Лизениус слегка поругался, а затем уснул. Задолго до того, как уснула Скира.

Когда наконец и к ней пришел сон, она знала уже куда больше о Переместителе. И новое знание навевало достаточно зловещие мысли. Ворота трансформировали существ, которые проходили сквозь них, причем всякий раз в несколько большей степени. Например, никогда в природе не было такого, чтобы птица, умирая, самовозгоралась.

Отец в полной мере так и не овладел искусством перемещения. И не смог постичь всех возможностей и сил, заключенных в Переместителе. Теперь эти силы возрастают, выходя за пределы, где они уже становятся недоступными для разума смертных. Похоже, отец попытался связать Переместитель с Дебрями Пиктов вместо Вендии, а затем закрыл его. Связь была неустойчивая, однако не имелось никаких сомнений в том, что Переместитель остался открыт. Не приведет ли это к хаосу на обоих концах Переместителя?

Скира спала, и ей снилось Ворота Зла, связавшие Черные Королевства и Дебри Пиктов. Она спала, и ей снилось, как из ничего появляются воины, каким-то чудом не изменившиеся. Появляются и карабкаются верх по склону холма. Впереди них несется молодой великан, черты лица его размыты, на поясе у него двуручный меч. Черные волосы рассыпались по плечам, голова гордо поднята.

Если он придет за Скирой, то, по крайней мере, он не пикт. Более того, при взгляде на него рождается уверенность, что воин-гигант одолеет в схватке любого врага. Может быть даже, черноволосый витязь сможет справиться с силой, превосходящей возможности простого смертного. Кто знает…