Конан у Ворот Зла

Глава четырнадцатая

Говинду разбудил людей, когда услышал отдаленные звуки битвы. В этих каменных джунглях трудно было точно определить расстояние, но, судя по всему, сражение кипело как раз на пути отряда.

Люди были сонными, большинство пробуждалось неохотно. Вот и Кубванде был не слишком дружелюбным.

— Конан сказал, что мы должны ждать его до рассвета, — сказал иккако. — Стало быть, до этого времени мы можем отдыхать и копить силы.

— Может быть, наши силы нужны Конану, вдруг он в опасности? — тотчас же спросил Говинду.

Молодому вождю было приятно отметить, что даже самые заспанные кивнули при этих словах. Похоже все-таки, не он один имеет такие представления о чести. Все бамула обязаны Конану жизнью, и не один раз. И Говинду был уверен, что не раз еще человек, называемый Амрой, спасет их, прежде чем они вновь увидят бамульские земли.

— Но ведь мы не знаем, куда он… — снова начал Кубванде.

Его прервал Бовену:

— Мы знаем, где происходит битва. Стало быть, и Конан там. Конан — великий вождь. Он повсюду находит врага.

На этот раз все с готовностью кивнули, даже Кубванде, хотя последний — с видимой неохотой. Говинду сделал Бовену жест ритуальной благодарности и дал себе клятву: когда он сможет вознаградить Бовену, тот будет более чем доволен.

— Тогда надо, чтобы кто-нибудь из нас пошел туда, — сказал Кубванде. — Я с удовольствием поведу людей.

Говинду покачал головой. Он был рад увидеть, что на лицах большинства отразилось недовольство предложением Кубванде.

— Мы не будем дробить наши силы перед лицом неизвестного противника. Наоборот, надо держаться вместе и выбраться поскорее из этого каменного мешка. Конана мы пойдем искать сообща.

— Мы были все вместе вплоть до настоящего момента. И именно благодаря этому мы и остались живы. И если теперь единение наше будет означать смерть, мы примем смерть. Значит, так угодно богам. Мы встретим смерть так, как встречают ее бамульские воины. И даже местные дикари станут кричать: охбе бамула!

Никогда прежде Говинду не приходилось произносить таких длинных речей. Теперешняя была даже длиннее той, которую он произнес во время испытания на зрелость. Однако она подействовала на остальных сильнее, чем он мог надеяться, учитывая, что в отряде были воины — ровесники его отца.

Боги ставят свою печать на тех, кого хотят видеть вождем. Говинду надеялся, что был достоин их доверия, равно как и доверия своих людей.

Никаких речей больше не было, лишь осторожные передвижения мужчин, готовых выступить в поход.

Теперь Конан шел по туннелям открыто, не таясь. Сейчас главным оружием была быстрота. Нужно как можно скорее вернуться к своим, прежде чем с ними что-либо случится. Все было возможно: коварство Лизениуса, атака хаканов, еще одно землетрясение — одним словом, все что угодно.

Все, кроме паники среди бамула. И не потому, что все они демонстрировали одинаковую неустрашимость в битве. Каждый, кто входил в его отряд, последовал за ним сквозь Переместитель. Они были с ним и после. Не так-то просто напугать таких людей.

Туннель становился все уже, потолок все выше, и в конце концов переход превратился в трещину в скале, достаточно широкую, чтобы худой мальчишка мог провалиться в черные глубины. Конан мог поклясться, что стены туннеля тоже разошлись. Это было плохо. Узкие проходы и узкая щель, через которые он пробрался в покои Скиры, могли стать теперь слишком тесными для крупного киммерийца.

Киммериец неожиданно сообразил, что путь, которым он теперь следовал, проходил мимо сокровищницы. Кроме того, Конан отметил, что в воздухе появились дым и пыль, а также тяжелая вонь, которую он без труда узнал. Где-то впереди хаканы.

На этот раз он был готов. Киммериец положил на землю кошелек и карту и пошел дальше, неся с собой лишь лампу и оружие. За первым поворотом дым и пыль стали гуще. Клубы пыли вертелись в свете лампы, который едва пробивался сквозь густую завесу. Зайдя за второй поворот, Конан обнаружил рассыпанные по полу обломки камней. Огромный кусок скалы, упавший откуда-то сверху, наполовину перегородил проход.

Конан вжался в стену, прислушиваясь к каждому звуку, доносящемуся из-за обломков. Если хаканы поджидают его, то лучшего места для засады не придумать.

Однако стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь слабым отдаленным стуком падающих камней. Вонь от хаканов здесь была значительно слабее. Зато к ней присоединился другой запах. Этот новый запах был хорошо знаком Конану — зловоние смерти.

Чьей смерти? Единственный способ выяснить это — идти вперед. Конан вытащил меч и кинжал и двинулся мимо утеса, держась спиной к стене. Глаза его всматривались в темноту, выискивая друзей, противников или просто следы того, что произошло с сокровищницей.

Открылось более обширное помещение. Шагнув туда, Конан обнаружил нечто вроде поля битвы. Повсюду на полу валялись упавшие с потолка камни. Среди них виднелись обломки полурасплавленного металла и куски обугленного дерева. Все дымилось, делая воздух почти непригодным для дыхания.

Среди обломков виднелось несколько трупов. У мертвецов были почти человеческие очертания, но их руки и ноги чем-то отличались от конечностей людей. Кроме того, киммериец никогда не видел у человека столь заостренного черепа с выраженным гребнем. На тех трупах, что были не слишком обуглены, Конан заметил признаки волосяного покрова, также слишком густого для человеческого существа.

В противоположной стене чернела арка — вход в сокровищницу. Оттуда тянуло дымом. По обе стороны от входа были нагромождены обломки. За входом в сокровищницу дым и пыль клубились столь густо, что свет лампы Конана не мог туда проникнуть.

Однако того, что он смог разглядеть, ему было достаточно. Очевидно, этим путем крался отряд хаканов, самым естественным образом наткнувшийся на сокровищницу. Даже их полуживотного рассудка хватило, чтобы понять, что это место интересное. Одним богам известна мысль, зародившаяся у них в головах, по поводу того, что это за комната и что здесь интересного. Было ясно, что они попытались вломиться внутрь достаточно энергично, чтобы сработали магические защиты, призванные оградить это помещение от посягательств. Это и вызвало небольшое землетрясение.

Впрочем, целиком ли были эти защиты магическими? Лизениус не производил впечатления великого мастера в механических искусствах, Скира — тем более. Но эти пещеры и туннели были слишком обширны и слишком хорошо спланированы, чтобы быть чисто природным явлением. Вопрос — какие силы сотворили их за тысячелетия до того, как Лизениус появился в Дебрях Пиктов. Что они оставили после себя? И где эти силы сейчас? Не скрываются ли поблизости?

Что до Конана, то он твердо знал одно: после себя он не оставит в сокровищнице ничего, что кто-нибудь другой тоже сможет утащить. Лизениусу все равно здесь, в глуши, драгоценности ни к чему, а бамульским воинам, чтобы ускорить свое возвращение домой, понадобится куда больше золота, чем то небольшое количество, что было у них теперь благодаря щедротам Скиры. Конечно, придется положиться на удачу, ибо ясно, что Конан еще будет иметь дело с оставшимися механическими или магическими защитами сокровищницы. Впрочем, в те времена, когда он был вором, ему приходилось рисковать большим ради вовсе уж пустяковой добычи.

Конан отправился назад, чтобы подобрать кошелек и карту, и как раз вернулся обратно, когда услышал шаги, приближающиеся из туннеля. Шаги были явно человеческими, причем двигалось сразу много людей. Причем быстро. Возможно, это были бамула, но может быть, и пикты, которые последовали за верными слугами своих шаманов.

Киммериец скользнул под арку входа в сокровищницу и притаился там. Прикрыв свою лампу, он стал почти невидим.

Те, кто приближался, несли с собой источники света. Хорошо. Он увидит их прежде, чем они увидят его. Затем, если это пикты, — быстрый бросок…

Еще шаги. Кто-то двигался по туннелю тем путем, каким только что прошел Конан. Эти шаги были медленнее, шагавших было меньше, и теперь киммериец различил стук когтей по камню. Хаканы или кто-нибудь еще. Было ясно лишь, что не люди. По крайней мере один из идущих — не человек. Неужто у Лизениуса были собственные монстры, чтобы охранять сокровищницу?

Те, чьи шаги Конан услышал первыми, похоже, уловили звук идущих поблизости в тот же момент, что и Конан. Киммериец услышал, как люди остановились. Шепотом была отдана команда поставить лампы перед собой. Конан вздохнул с облегчением. Язык был бамульский. Конан мог поклясться, что приказ отдал Говинду.

Вскоре в поле зрения Конана появились три хакана. Один из них шел на четырех лапах, принюхиваясь к воздуху. Судя по описанию Скиры, это был один из тех, кто обязан был следить за киммерийцем. Остальные, по всей видимости, должны были его охранять, в то время пока он шел по следу, и помогать ему, когда он доберется до своей жертвы.

Конан решил вмешаться в их планы. Слишком уж много этих шаманских ублюдков шастает сегодня ночью по пещере. Он надеялся, что к рассвету их останется значительно меньше.

Киммериец осторожно нагнулся, не издав ни звука. Зажав между большим и указательным пальцем небольшой камешек, Конан бросил его на усыпанный обломками пол.

Стук камешка прозвучал не тише боевого клича и, несомненно, привлек внимание хаканов. Неразборчиво заворчав, они остановились и стали осматриваться. Отсюда им, несомненно, был виден свет бамульских фонарей, но видели ли они людей, которые скрывались за фонарями?

По крайней мере один из них увидел. С криком, который напоминал не то плач, не то рев, он бросился на фонари. Одним прыжком монстр достиг источников света и перевернул две лампы. Стало темнее. В воздухе зазвучали бамульские и киммерийские боевые кличи. Звериный рев хаканов перекрыл голоса людей.

Двое оставшихся чудовищ бросились помогать своему сородичу. Киммериец понял это именно так. При скудном освещении он с трудом мог судить об этом. Как бы то ни было, все три хакана оказались к нему, Конану, спиной.

Выскочив из укрытия, Конан бросился вперед, остановившись среди рассыпанных по полу обломков скалы, с трудом устояв на ногах. Где-то рядом треснула обугленная головешка. Но в туннеле стоял такой рев, что хаканы не обратили на это внимания и не заметили нового противника.

Одному из зверей практически сразу пришлось поплатиться за это невнимание жизнью. Зная их силу, скорость и живучесть, Конан ударил мечом, держа его в обеих руках. Позвоночник, череп и шея хакана разошлись под этим ударом. Увенчанная гребнем голова чудовища откинулась на плечо, а тело завалилось вперед. В этот момент в спину упавшей твари, бьющейся в судорогах, вонзилось два копья. В тот же момент страшная вонь наполнила помещение.

— Не приближайтесь к ним! — закричал Конан. — Образуйте стену, выставите копья и не подпускайте их!

Бамула не были слабаками, но киммериец сомневался что кому-либо удастся остаться в живых, побывав в сверхъестественно сильных объятиях хакана.

Вместо ответа кто-то бросил копье. Тяжелая пика пролетела мимо невредимых хаканов и чутъ не попала в киммерийца. Конан тут же подхватил копье и готов был уже метнуть его назад в того болвана, который столь неосмотрительно разбрасывался копьями. Но неосмотрительно ли? Варвар вспомнил отпечатки ног на берегу, где он обнаружил бегемота и склонность Кубванде к интригам. «Неосмотрительно брошенное» копье запросто могла направить рука какого-нибудь гада, который в глаза величает себя «другом».

В следующее мгновение бамула покончили со вторым хаканом. Они забили его копьями, частично забросав с расстояния, частично вонзив непосредственно в жертву. Конан услышал боевой клич и вопль боли пополам с яростью, а затем предсмертный крик хакана. Третий хакан, похоже, свихнулся. Он скорчился на полу и начал скулить, пока вперед не вышел Говинду и не покончил с ним ударом копья.

Молодой вождь вырвал из тела хакана копье и принялся отгибать погнувшийся наконечник, сделанный из мягкого железа. Конан подошел к нему. Они похлопали друг друга по плечу. Затем киммериец отвел Говинду в сторону и прошептал:

— Это копье пролетело совсем рядом и чуть не убило меня вместо хакана. Ты не видел, кто его бросил?

— У них есть имена? Мы думали, это обезьяны. Разве не так?

Конан рассказал ему о хаканах то немногое, что удалось узнать от Скиры. Говинду помрачнел.

— Плохо. Теперь против нас сразу две напасти.

— Либо говори то, чего я еще не знаю, либо придержи язык.

— Я знаю, кто бросил копье. Я должен его назвать?

— Ты думаешь, я стану проклинать этого идиота. Вот еще! Возможно, убью, но проклинать…

— Тогда имя тебе не нужно. Такие, как он, я думаю, прокляты от рождения.

— А может быть, и нет. — Конан возвысил голос: — Эй, бамула! Нас ждет сокровищница. Берите только то, что можете легко унести. Мы должны сматываться отсюда поскорее и несколько дней уносить свои задницы подальше от этой пещеры.

— Почему мы покидаем Лизениуса? — Это говорил не Бовену, как сперва показалось Конану. Он не узнал говорящего в темноте. Однако кто-то из воинов явно разглядел его:

— Скобун, тебе понравились здешние жилища или понравилось служить тому, кто здесь хозяйничает? Лучше попробуй удачи в битве с пиктами. По крайней мере, смерть будет более достойная.

— Да, — проговорил Конан. Он коротко рассказал о неслыханном злодеянии, которое замыслил Лизениус. Киммериец не стал тратить время на объяснение, откуда ему это известно. Однако Кубванде поспешил спросить, где теперь находится кристалл.

— Там, где он должен быть, как я и предполагал с самого начала, — ответил Конан. — Я был прав. Это женская магия, и нам она сильно пригодится. Скира не станет из-за нас ссориться со своим отцом, но злодейства и предательства она тоже не потерпит. А это, возможно, заставит ее, в свою очередь, помочь нам.

— Мудрые слова, — сказал Говинду. — Ну а теперь… Теперь — к сокровищнице. Заходите четверо зараз. Каждой четверке находиться там, пока я буду считать до ста. Если кто-нибудь будет жадничать и украдет что-нибудь у товарищей, ему не придется долго жить, страдая от страха перед Лизениусом и пиктами.

Голос юного вождя был лишь чуточку высоковат для голоса настоящего командира. По всему остальному было видно, что Говинду прирожденный вожак. Если ему и дальше будет сопутствовать благоволение богов и удача, то у него есть все шансы прославить свое имя.

Если, конечно, сегодня ночью он не сложит голову в пещерах Лизениуса.

Грабеж сокровищницы шел довольно споро. Сундуки и шкатулки были разбиты хаканами, а также магической защитой, которая начала действовать против них. Золотые и серебряные монеты, новенькие аквилонские кроны, монеты каких-то других царств, давным-давно канувших в глубинах времени, драгоценные камни, массивные ожерелья, кольца, украшения для рук и ног, изысканное оружие — все это в беспорядке валялось на полу.

Конан наблюдал за людьми, подбирающими драгоценности. Он подбадривал их, указывал, чтобы брали драгоценности, а не побрякушки. Кроме того, следил, чтобы не было драк, жульничества и мошенничества. Киммериец держал меч обнаженным, и люди, чувствуя на себе взгляд холодных голубых глаз, даже и помыслить не могли о том, чтобы что-то украсть или отнять у товарищей. Тем более что Конан словно читал их мысли.

Сам киммериец удовольствовался кинжалом, украшенным драгоценными камнями, который добавил к кошельку с золотом, полученным от Скиры. Сталь у клинка, конечно, неважная, ее уже успели испоганить пятна ржавчины. Драгоценные камни тоже не самые отборные. Сам по себе кинжал едва ли был пригоден для того, чтобы нарезать вяленое мясо в осажденном городе, где мрут от голода.

Каждый, кто уходил из сокровищницы, тащил с собой до отказа набитый кошель. Этот лишний вес, похоже, никого не тяготил и не пугал. Впрочем, предстоящий марш-бросок, видимо, многих заставит расстаться с частью награбленного. Конан про себя решил, что любой, кто упадет под весом награбленного, должен будет отдать половину другим, более сдержанным товарищам. Если же у товарища тоже некуда будет класть драгоценности, то лишние сокровища будут оставлены пиктам или волкам.

Приняв это решение, киммериец построил людей и повел их наружу мимо той пещеры, где они жили. Как раз в тот момент, когда они вышли, на востоке уже занималась заря. Погони пока что не было.

Бамула заметно приободрились и теперь смотрели на свое бегство как на вполне удавшееся предприятие. Конана грызли сомнения, но он о них помалкивал. До границы было еще далеко. Неизвестно еще, что припас Лизениус. Может быть, их бегство также входило в его планы. И в любой момент можно было ожидать появления пиктов.

Даже если удастся избегнуть всех этих опасностей, боссонская граница может быть для них закрыта. Они так хорошо пошалили по ту сторону от границы, что, возможно, всего золота, что они несут с собой, будет недостаточно. Вряд ли боссониты простят людей, которые грабили их заодно с пиктами.

— Они исчезли! Исчезли! Исчезли! — бушевал Лизениус.

Скира надеялась, что он не станет прибегать ни к каким заклятиям, покуда не успокоится. Сейчас, когда он пытался согреться травяным чаем, он, по крайней мере, слегка успокоился и не пытался уже бросить свою одежду в огонь.

Ей уже приходилось видеть отца в подобном состоянии, когда они бежали сперва из Аквилонии, а потом из Бессонии.

В Аквилонии люди платили большие деньги за использование Черной магии даже притом, что официально это было запрещено. В Боссонии магические заклятия в конце концов обернулись против Лизениуса и его семьи. Если бы сам колдун не похвалялся своим Искусством, то соседи, люди с твердыми кулаками и твердыми головами, вряд ли бы догадались, КТО живет среди них.

Но тигр, даже трижды промахнувшийся, не становится менее опасен для четвертого человека, на которого он готовится прыгнуть.

— Мы должны поднять пиктов и погнаться за киммерийцем и его людьми! — проворчал Лизениус. — Ну где я теперь найду воинов, которые нужны мне для жертвоприношения? Чем я теперь заплачу за этих воинов?

Даже короткого взгляда на содержимое сокровищницы было достаточно Скире, чтобы понять: ее отцу не хватит золота для этих целей. Да, двадцать бамула перевернули там все вверх дном после того, как перебили хаканов и выломали дверь. Но при этом нельзя сказать, что они оставили сокровищницу совершенно пустой.

Однако предложить часть этого золота пиктам значило, среди прочего, навести их на мысль, что золота в пещере куры не клюют. Кроме того, дикари наверняка уже знают о сокровищнице от хаканов. А когда те видят золото, то ни богу, ни человеку, ни магу лучше не становиться между пиктами и вожделенным сокровищем.

В таком случае ее отцу придется убегать отсюда нищим, если ему вообще удастся уйти. Без золота, без магаи. У него не останется ничего. Только она, Скира. Если ее брак с пиктским вождем не станет ценой бегства. Впрочем, должен существовать какой-то выход, который не потребует ни того, чтобы ее отец стал нищим, ни того, чтобы Конан и его люди были перебиты.

Если бы она могла спасти Конана (Скира поежилась при воспоминании о его сладостных объятиях) и предоставить бамула их участи…

Нет, Конан никогда с подобным не согласится. Он, скорее, умрет, проклиная ее. Его честь требует, чтобы он спас тех, кто последовал за ним через Переместитель в земли, которые, наверное, казались этим черным людям столь же странными и чужими, как, должно быть, Черные Королевства показались бы ей. Нет, киммериец умрет вместе со своими людьми.

Если бы она могла спасти отряд Конаиа, не погубив своего отца…

Скира отступила назад и вытащила из кошеля кристалл Траза. Когда она сделала это, глаза ее отца были бессмысленно уставлены на пол. Складывалось такое впечатление, что отец разговаривает с кем-то, кто прячется под полом, за толстым слоем камней. Колдун неожиданно поднял взгляд.

Внезапно он вскочил и издал такой рев, что Скира чуть не выронила кристалл. Она отступила еще на два шага, ибо у отца был такой вид, будто он вот-вот вырвет камень у нее из рук.

— Нет, отец! Это подарок от Конана! Он захватил его в боссонском караване, а затем подарил мне.

— Но… Ты хоть понимаешь, что это такое?

— Разве я не твоя дочь?

— Нет, пока ты будешь отвечать вопросом на вопрос, Скира. Я понимаю твою хитрость, но сейчас не время.

Здесь, подумала Скира, отец очень и очень ошибается. Сейчас самое время для хитростей.

Ей надо быть настолько хитрой, насколько она способна, иначе Конану конец.

— Подожди, отец, я знаю, что это такое. Я… Я… это уже попробовала… немного. Не великие, но достаточно малые духи, они смогли сказать мне, что эта штука для женщин и только для женщин.

Лизениус нахмурился. Скира надеялась, что в настоящий момент он не пытается вспомнить заклятие, которое и она могла бы сейчас произносить. Если он заберется в ее мозг, она волей-неволей предаст Конана. И тогда катастрофа будет неминуема.

— Это правда?

— Да.

— Хорошо. — Широкие плечи Лизениуса на мгновение опустились под тяжестью лет и воспоминаний.

Скира понимала, сколь много в этих воспоминаниях было ложным, ошибочным, неправильно понятым. Она хотела бы утешить отца, как часто делала, будучи еще ребенком. Тогда это его успокаивало. Успокоит ли теперь?

Возможно, что после этого она будет чувствовать себя еще худшим предателем, чем сейчас. В самом деле, почему она так уверена в том, что отец собирался продать ее пиктам ради исполнения своих планов. Однако сейчас она стоит перед ним, а он не решается назвать ее лгуньей. Все-таки в нем осталось больше человечности, чем она предполагала.

Возможно, ей с помощью Конана удастся найти путь отсюда, из этого края. Наверняка киммериец знает дорогу куда-нибудь, где они с отцом могли бы жить спокойно на те средства, которые можно взять из сокровищницы, и на то, что она сможет заработать с помощью своего умения целительницы и знахарки. Скира страстно надеялась на железную честность северянина.

И снова ей пришлось побороть желание обнять отца. Он, казалось, вот-вот расплачется. Девушка знала, что если это произойдет, то она расплачется вместе с ним. А со слезами выйдет наружу и истина, и тогда наступит то, чего она так боялась.

— Отец, у меня есть план.

— Не подвергай себя опасности. Это не твое дело.

— Мы не должны бояться опасности, если хотим избегнуть смерти. Нам известно, что у Конана нет «голоса-призрака». И, значит, мы не можем прослушивать его на расстоянии. Но мы вполне можем слушать мой «голос-призрак», если я переброшу его Конану через кристалл Траза.

— Это очень могущественная магия.

— Тогда ты должен научить меня пользоваться ею. Я переговорю с Конаном и попробую направить его к Пещере Воина. Тем временем мы сможем последовать за ним с сильным отрядом пиктов. Достаточно сильным, чтобы схватить бамула, когда они доберутся до пещеры. Одного Конана будет достаточно. В нем довольно духа, чтобы оживить статую. Если мы решимся пожертвовать целым отрядом…

— Так это и есть мой план! — воскликнул Лизениус. Он умхыльнулся, глядя на дочь. — Ты и в самом деле моя дочь, не только по плоти, но и по духу.

Скире хотелось закричать, что это не так. Но она сдержалась и упрямо продолжала гнуть свое:

— Мы могли бы воспользоваться Переместителем, чтобы опередить отряд Конана.

Лизениус покачал головой:

— Пещера Воина находится на территории клана Змеи. Нам не протянуть там и дня, если только рядом с нами не будет дружественных нам Сов, готовых защитить нас. Стало быть, воинов клана Совы тоже надо перебрасывать через Переместитель. А я очень сомневаюсь, что пикты согласятся проходить через него. Все, что они видели от меня, их уже напугало до смерти. От Переместителя они вообще спятят. Нет, рисковать не стоит.

Лизениус выпрямился. На мгновение он показался своей дочери почти столь же величественным, как Конан. Он наклонился и поцеловал ее в лоб, легко взяв руками за плечи. Она стояла неподвижно, но сердце ее сжалось.

— Пусть будет так. Делай, как сказала. Ты поведешь Конана. Я доберусь до вождей клана Совы и соберу воинов. Просить ли их нести с собой носилки?

— Да, если ты не считаешь, что мы способны сравняться по скорости с походным шагом пиктских воинов, — сказала Скира с сухой усмешкой. — Несомненно, если я смогу ходить наравне с воинами, я буду более достойной невестой их вождя. Но боюсь, что при всем желании нам не удастся походить на пиктов.

Не то что на них, но даже и на их друзей!