КОМ: Казачий Особый Механизированный

26. СИРИЯ

На последних перегонах перед Иркутском одна мысль только в голове и крутилась: И чем я, спрашивается, недоволен был? Жена умница, красавица, брак по любви. С деньгами, опять же, неплохо. Живи — радуйся. А что пузо от домашней стряпни как на дрожжах растет, так есть верный способ: пластырь на рот.

Ну, Илюха, теперь скинешь лишние килограммчики, порадуешься. Сбежать он от хорошей жизни хотел — ишь ты! Рысью прям метнулся.

И ведь метнулся. Сразу как был, на шагоходе — в связи с особыми обстоятельствами. Призыв когда вон объявлен, пять дней назад! Мне, конечно, Трофимов-средний сын справку выписал с печатью торгового дома, что, мол, уважительная причина. И что по первом известии выдвинулся в расположение. Однако, терзало меня неприятное ощущение, что опоздал, нарушил и так далее — ну, вы понимаете.

Но в канцелярии к справке отнеслись нормально.

— Это хорошо, что вы сразу по прибытии явились, — даже похвалила меня знакомая рыженькая канцеляристка, выискивая расписание грузовых транспортов. — О! Вот этот вам подойдёт. С Дальнего Востока «Император Константин», у нас будет делать промежуточную стоянку в понедельник, вам надлежит прибыть на погрузку к четырём часам пополудни, военный воздушный порт, третья платформа. Я вам выпишу назначение, на КПП объяснят, куда-чего.

Ну вот, ещё два с половиной дня на сборы получилось.

Дома меня встретили и с радостью — и со слезами. Все три, красавицы. Каждая в три ручья — в девять ручьёв ревут.

— Ну и чего ревём? — спрашиваю. — Я везучий. С трёх войн вернулся — и с этой возвернусь.

Еле как, с батиной помощью, их уговорил. А к себе пошёл, с дороги супругу дорогую обнять-поцеловать, она прижалась ко мне и говорит:

— Илюшка! У нас ребёночек будет.

Я сперва аж не понял. Смотрю на неё, глазами хлопаю. А она — снова реветь!

— Да что ж ты плачешь-то, Симушка? Радоваться надо!

— Я без тебя оставаться боюсь…

— Ты ж не одна! Маманя, батя. Марфушка вон тебе в помощницы. Да и до города рукой подать. А точно?..

— Точно, — она вытащила платочек и высморкалась. — К доктору анализы возили, да и маманя сказала: ошибки нет.

— Ну и славно! Имя давай придумывать.

— А не рано?

— А вдруг я к родам вернуться не успею?

И снова реветь! Да ядрёна-Матрёна! Еле как утешил.

Два дня меня собирали. Хорошо, в «Саранчу» много чего сложить можно — и вещей, и жратвы. Иначе был бы я как мул навьюченный.

В воскресенье были мне прощевальные родственные посиделки. Всю родню повидал — и сестёр с семьями, и материну родову.

Чуть не всю последнюю ночь с Серафимой любились да разговаривали — поди, на дирижабле отосплюсь. А за полтора часа до назначенного времени попрощался со своими в деревне — незачем им в город тащиться да назад трястись — и пошагал. По деревне аккуратненько, чтоб не придавить какую живность, по тракту — лёгкой рысью, с полдороги свернув вправо, к грузовому Иннокентьевскому мосту, оттуда до военного воздушного порта сильно ближе, чем с парома.

Дежурный на КПП внимательно прочитал назначение, ткнул рукой в сторону виднеющихся в отдалении опор:

— Вон она, третья платформа. Сорок минут ещё, обожди пока вон у тех навесов, не суетись. Как пристыкуется и заякорится нормально — двигай к нему.

— А загрузка прямо с земли будет?

— Да, грузовыми трапами.

Ну, что. Раньше прибежал — лучше, чем опоздал. Главное не уснуть. Я решил, что лучше уж разомнусь и точно дождусь дирижабля на ногах, встал на указанное место и принялся прохаживаться между опорами «Саранчи», время от времени выполняя гимнастические упражнения.

Транспортник подошёл через полчаса. «Император Константин» реально впечатлял размерами — наверное, это самый большой дирижбандель из всех, какие мне приходилось когда-либо видеть. Он пристыковался к опоре и с помощью целого комплекса технических креплений был притянут к земле. Открыл сразу три грузовых люка, выдвинул широкие рампы, и к ним потянулись погрузочные платформы. И я тоже. Подшагал к деловитому офицеру снабжения, спрыгнул на землю, предъявляя направление:

— Господин капитан, имею назначение на третью Сирийскую базу и приказ проследовать к месту службы транспортом «Император Константин».

Капитан прочитал бумагу, чуть хмурясь, кивнул:

— Предупреждены, господин старший вахмистр. Проходите туда, к первой рампе и следуйте указаниям дежурного, — с этими словами он коротко свистнул в прицепленный на цепочке свисток и что-то обозначил жестами суетящимся там унтерам, показывая на шагоход.

Загрузился без приключений и ещё чуть не два часа ждал, пока погрузка завершится.

Летел «Император Константин», оказывается, не прямо — с заходами в Красноярск, Томск, Барнаул и Павлодар. И, естественно, с длительными в них стоянками. Чуть не неделя в пути получилась, так что успел я добрым словом помянуть и жёнушку, и сверхзапасливую матушку, и Марту, которая от себя копчёных колбасок сунула. Выспался до посинения, заново «Петербургские трущобы» перечитал, которые в ящичке «Саранчи» нашлись.

Через неделю высадились уже на песок Дамасского порта. Хорошо, в этот раз из лета в лето, а не из зимы. Иркутское лето — оно жаркое, в иные дни похлеще, чем в Африке, так что в этом отношении особо приспосабливаться не требуется.

Огляделся.

И кого там только не было! Вокруг пятен посадочных площадок сразу начинается сутолока, почище, чем на базаре в Бухаре.

Удивлялся я сперва, чего народ в неприветливые земли ломится, как мёдом ему намазано, а потом узнал.

В окрестностях, под серо-желтыми песками, кое-где заросшими чахлыми кустами, где не копни — чёрная, жирная нефть. Нефть — это чёрное золото, топливо для всех машин и механизмов. На одной магии-то сильно жирно получается кататься. Ну и качали эту нефть все кому не лень.

А те, кому лень качать, пытались эту нефть отнять у тех, что усердно качали.

Базы с вышками, понятное дело, охранялись как золотой кремлевский приказ. Такие мини- (а кое-где и не мини-) крепости. Нападать на такие себе дороже.

На другой стороне цепочки — воздушный порт. Если уж до порта груз дошёл — всё. Грузовому дирижаблю на все ваши войнушки плевать — он километров на десять взлетит тяжелой сигарой, хрен его с земли достанешь.

А вот на караваны, что шли до портов, нападали. И довольно часто.

И самое забавное, что война эта была такая, как бы, не настоящая. Игрушечная. Нет, кровь, ранения и смерть были самые реальные. Но представьте картину — идут тяжёлые цистерны, тащат их чадящие трактора, а вокруг них носятся шагоходы, броневички, всадники, просто люди, стреляют друг в друга. Умирают, убивают. А цистерны едут и по ним — никто, никогда, не дай Бог! И вот, кто победит — того и нефть. И местные тут, и англы, и франки, и дойчи, даже ацтеков видели. Ну и Русский Экспедиционный Корпус — РЭК, в составе которого числился теперь и я.

Но всему своё время.

Вместе со мной на третью базу отправлялось… почитай, четверть того, что было в разных городах загружено, здоровенная вышла колонна. До базы добирались часа два — приличное расстояние мне поначалу показалось. Со временем, когда осмотрелся, узнал, что у русских чуть не самое выгодное, близкое к воздушному порту место.

В колонне прибывших шагоходов я оказался самым последним. Дошагали, встали на распределение. Смотрю — бежит поручик, красным флажком машет. Или не флажком, хрен пойми. Это я потом разглядел, что для подачи сигналов у каждого офицера под манжет лоскут красного шёлка вшит (не надо — в рукав заправил), а пока сижу глазею. А поручик ко мне, маячит. Я дверь распахнул. Он кричит:

— МЛШ? Коршунов?

— Так точно.

— Боекомплект загружен?

— Свой, с дома — есть.

— Пополнишь потом. Вон туда двигай, срочно! Группа на помощь выходит, нужен в поддержку малый шагоход.

Опять я с корабля на бал!

Как обнаружилось, малых шагоходов на базе изрядно не хватало. Так что выходов у меня было предостаточно! Чуть не каждый день, а то по два раза.

Мы себя «рэксами» называли (по названию корпуса), это монарх на латинском. Короли пустыни, ядрёна колупайка! Я с шутников, прозвище это придумавших, ржал, потому что на Каракумах-песках, где тоже пришлось немножко повоевать, королями пустыни верблюдов называют. Удивительно уродливая животина. Но для пустыни оченно пригодная, этого не отнять. Да. И вот носились мы, короли пустыни, по пескам, как те лошади-верблюды, охраняя российские конвои с нефтью. Платили рэксам неплохо, каждый боевой выход давал возможность приблизить день, когда своя отдельная усадьба станет явью. Ну, и опыт, опять же. И репутация.

Основная моя проблема была в том, что пришлось с первого же выхода бронестёкла из кабины удалить. Поясню.

Тут ведь как. «Саранча» — это МЛШ — мобильный легкий шагоход. То есть, его главная задача: быстро прибежать, быстро выстрелить и убежать. Если успеет. Получается, основная защита — скорость.

Когда мне двигатель-то с родного на Д-18 поменяли, бегать шагоход стал, как укушенный. Это мне в Монголии так казалось

С первого же выхода я притащился, прихрамывая на одну ногу. Да и на броне неприятные такие отметины скользом остались. Потому как в противниках вовсе не мальчики для битья сидели. Понятно теперь, отчего такая лютая нехватка лёгких шагоходов…

Скорость нужна. Скорость, возведённая в абсолют!

У меня оставался крайний резерв — горловое пение. Которое… не работало, если сидишь внутри ускоряемого объекта. А если стёкла вынуть — только в путь! Плюс, внезапно, дополнительное удобство: в дополнение к основному вооружению (а если боекомплект закончится — и подавно!) мог я теперь вовсю боевые заклинания использовать. Потому что кто у нас пилот? Боевой маг! Пусть академиев мы не заканчивали, не было у родителей таких бешеных денег, но и фамильными ухватками можно было смертельно удивить.

Скорость после удаления бронестёкол выросла вдвое. Боевые возможности — вообще на порядок. Однако пришлось глотать пыль. Вот прям фразочка «а не замучаешься пыль глотать?» в Сирии заиграла для меня всеми новыми красками.

Вообще не смешно.

Когда несёшься километров под девяносто по песку, и если ещё маневрировать приходится, да взрывы кругом, да, не дай Бог, навернёшься с бархана… Пока поднимешь шагоход, пока его снова разгонишь, столько наглотаешься, что потом на базе я иногда три ведра песка и пыли из кабины выметал. Причем выметал буквально. Пришлось у каптенармуса метлу вытребовать.

Рэксы все, конечно, ржали. Зато на моей «Саранче» ни одну бронепанель менять не пришлось за всю кампанию. Тупо ни разу по мне не попали серьёзным калибром. Один только раз левый, главный шарнир ноги пришлось заменить — он более загруженный, и песок тупо стер прокладку, вот шарнир и отказал. С какими матами я довёл шагоход до базы — это отдельная песня.

Кстати о песнях. Не успели казачьи части развернуться, как быстренько сочинили (а, может, и переделали из старенького):

Текст простоватый, конечно, зато каждая строчка по два раза повторяется, и если хоть один запевала слова песни знает, то на застолье её могут петь вообще все. Да если ещё и выпить, заходило на ура.

Задача в тот раз была не тривиальная (охрана и сопровождение) — а наоборот, почти свободная охота. Местные тюрбаны сдали местоположение сил франков, которые собирались напасть на наш караван, и полковник решил задействовать отдыхающую смену. Силам нападения посулили тройную оплату, и вместо того, чтобы лежать в палатках, дрыхнуть в тенёчке, мы неслись по барханам к точке рандеву с франками.

Изначальная задумка была в том, что вначале на точку влетаю я. А потом, уже пользуясь тем, что франки на меня отвлеклись, подтягиваются остальные. В принципе, всё так и получилось. «Саранча» выскочил из-за бархана, я увидел цели — пять приземистых четырёхногих франкских «Кентавра» и сколько-то штук броневичков. Как потом сосчитали — восемь. На той скорости, что я летел, они, казалось, вообще не двигались.

Дал две очереди по броневикам из крупняка. «Кентаврам»-то четырнадцать с половиной — ни холодно ни жарко, а три машинки запылали.

Плавно поворачивая, чтоб не снизить, не дай Бог, скорость, по дуге ушёл за ближайший бархан.

«Кентавры» рывком развернулись мне в след, и с их горбов потянулись три дымных росчерка ракет. От одной отмахнулся очередью крупняка, вторую снёс льдом, а от третьей увернулся ткнув кнопку «jump» на панели. «Саранча», словно большой кузнечик, лягнул опорами землю и прыгнул вверх.

Ракета воткнулась в песок и рванула.

Шагоход немного повело в приземлении, песок бархана поплыл под ногами, и «Саранча», зацепившись правой опорой за что-то неожиданно твёрдое, полетела кувырком.

Опять полкабины песка! Еле проморгался. Но двигатель не заглох, и я в несколько рывков поднял машину. Развернул башню и увидел, за что зацепилась «Саранча». Из оплывшего склона бархана торчали обгорелые железки полузасыпанного шагохода в нелепом на фоне песка городском камуфляже.

Осмотр возможных трофеев — это на потом, сейчас надо нашим помогать.

Немного пробежался вдоль бархана, чтобы дать «Саранче» разогнаться и вернулся в бой. Когда я выскочил на верхушку бархана, два «Кентавра» уже горели, у одного не хватало нижнего сегмента ноги, а броневичков вообще ни одного целого не было видно.

Как потом рассказали наши, когда рэксы выскочили на линию огня, «Кентавры» со всех стволов увлечённо палили мне вслед, стоя к нашим боком, а один так и вообще, спиной. Вот им и влупили.

В нише, образованной тремя барханами, тяжело танцевали шагоходы. «Детины» закрывались огромными пластинами щитов и старались оттеснить шагоходы франков к стене песка самого крутого склона бархана. «Кентавры» огрызались пушками и ракетами и смещались по кругу.

И тут я!

Самый быстрый шагоход в Сирии! И самый легковооружённый.

Но! «JUMP»! И «Саранча» прыгает с бархана на спину подраненного «Кентавра», под опорами что-то хрустит, и машина франков не выдержав такого, буквально, свалившегося на спину счастья, валится на бок.

Теперь бего-о-о-ом! По дуге оббегаю поле боя, чудом увернувшись от залпа обозленного потерей напарника одного из «Кентавров».

Пока франки отвлеклись на меня, два «Детины» рванулись вперед, и синхронно воздев здоровенные мечи, врезали по одному из вражеских шагоходов. Машина, словно огромный металлический конь, получивший смертельную рану, ткнулась передней частью в песок, нелепо отклячив заднюю.

Оставшийся в одиночестве «Кентавр» был обречен. Но, к чести франка, он не сдался и ещё некоторое время отбивался. Продлилось это недолго. Три пропущенных удара в опору — и потерявший подвижность шагоход добили.

Тишина после боя — она странная. Гул сервоприводов, дрожь корпуса, урчание мотора разбавлены свистом ветра в окнах, который только сейчас начинаешь слышать. Треск разгорающегося шагохода, хруст камешков под опорами… и охренительное ощущение — жив!

Останавливаясь, подошел к нашим. Закопчённые стены щитов, посечённые бронеплиты, но все целы. Виктория!

— Ну ты отморозок, Коршунов!

— Рад что вам понравилось, господин штабс-ротмистр, если что — обращайтесь, повторим! — пилоты заржали.

— Давай зелёную ракету, пусть мародёры приедут, трофеи соберут. Нет, ну чтоб мне кто сказал, что три СБШ и один МЛШ разберут пять «Кентавров» с поддержкой, никогда бы не поверил. Премию тебе, «Саранча».

— Служу царю и Отечеству!

— Молодца. Так все, отдыхаем и домой.

— Можно я за тот вон, — я махнул рукой, — бархан отлучусь?

— Чё, посрать стесняешься? — опять ржут, кони-верблюды́, ёк-макарёк.

— Ну вроде того.

— У тебя полчаса. Успеешь?

— Постараюсь.