Когда он подошел, я сидел у разгорающегося костра и занимался тем, что… ничем не занимался. Я недалеко углубился в лес, и потому тут не было еще того буреломного месива и неистового переплетения кустов и ветвей, которые нагоняли бы тоску и навевали на душу страх своей природной дикостью, заброшенностью и первозданностью. Нет, лес здесь был еще относительно редок, и тем не менее я очень надеялся, что если кому-нибудь, зверю или человеку, вдруг заблагорассудится ко мне приблизиться, то я его услышу.
…Я не услышал.
Не хрустнула ни одна сухая ветка, не вспорхнула с куста ни одна потревоженная птица — как будто он не подошел, а просто-напросто п о я в и л с я там, где решил появиться, — у разгорающегося костра, возле которого сидел я.
У меня вмиг волосы встали дыбом, а мелко задрожавшие руки невольно потянулись к карманам в инстинктивном поиске револьвера…
Но он сказал:
— Не стоит, сударь. Уверяю вас — не стоит. — И добавил: — Добрый вечер.
— Д-добрый… — пробормотал я, — в-вечер… — И затравленно огляделся вокруг.
— Нет-нет, — усмехнулся он. — Бояться вам некого, я один.
— Пока один, — хмуро пробормотал я.
Он наставительно поднял вверх тощий и длинный указательный палец:
— Совсем один. И прошу — поверьте: вам и в самом деле не стоит бояться меня… — Потом немного помолчал и как-то странно, почти нараспев, проговорил: — Потому что… вовсе не меня вам следует бояться…
Он был во всем черном.
Как и тогда, в кузнице.
И, как и тогда, он всем своим обликом: и тонким бледным лицом, и зловещим крючковатым носом, и неугасимым, но каким-то холодным, ледяным огнем, горящим в глубоко запавших глазах, более всего напоминал ястреба или коршуна — неумолимую, безжалостную хищную птицу, уже занесшую для удара острый клюв и растопырившую длинные когти-пальцы для последнего стремительного и смертельного броска…
Однако голос этого странного и (чего скрывать) страшного для меня пришельца звучал на удивление спокойно и просто даже как-то "по-человечески".
Он сказал:
— Я очень сожалею, сударь, что по воле слепого случая наша первая с вами встреча произошла так некстати — и по времени, и по обстановке. Увы, теперь вы, конечно же, думаете, что это я убил кузнеца, а потому сейчас в ужасе и не можете, да наверное, и не хотите поверить простой, в общем-то, вещи: я вам не враг, никогда врагом не был и, надеюсь, не буду.
— Надеетесь?.. — пролепетал я.
Он кивнул:
— Да, надеюсь. Потому что пока (это "пока" он произнес с явным ударением) мне удается сохранить хотя бы ничтожные остатки того, что вы, люди, называете собственным "Я" и что до сих пор позволяет и помогает мне не причинять вам зла.
(Признаюсь, это его "вы, люди" тревожно резануло слух. "Вы, люди"… А кто же тогда, черт возьми, он, если люди — мы?.. Но спросить я не решился от страха, что ответ будет… Я не знал, каким, но подозревал, подозревал нечто т а к о е…)
И я звенящим от волнения голосом проговорил:
— Значит, кузнеца убили не вы?
Он покачал маленькой головой:
— Не я.
— И… сожгли?
— Не я.
— А… но… Но тогда кто же?!
Он молниеносно обернулся к лесу, но почти тотчас вновь посмотрел на меня.
— Его убил тот, кто его сжег, а сжег — тот, кто убил, сударь.
— Однако это не ответ! — едва ли не дерзко кукарекнул я.
Он усмехнулся:
— Однако это и не вопрос. То есть, вопрос, но совершенно бесполезный и бессмысленный.
Я вздохнул:
— Но если я буду знать хоть какое-то имя…
Глаза его сверкнули.
— Если вы будете знать э т о имя, то помчитесь отсюда без оглядки, чего я допустить не могу. — Помолчал. — У меня же в сем деле, как это на первый взгляд ни безумно и странно, есть представьте, свой интерес. Но главное, главное… — Он вдруг почти вплотную приблизил свое бледное лицо к моему, в тот момент наверняка столь же бледному: — Всё должно наконец завершиться. К о л ь ц о д о л ж н о з а к о н ч и т ь с в о й з е м н о й к р у г… Навсегда! — почти выкрикнул он, и, казалось, эти бездонные глаза сейчас опалят меня своим диким огнем.
Потом он опять отодвинулся, и минуты две мы сидели молча.
— Но послушайте… — Я робко пошевелился. — Вот вы говорите, что не враг мне. Однако вы, видимо, и не друг, раз только пугаете всякими ужасами, не рассказывая ничего, что хотя бы немного могло мне помочь, хоть что-нибудь да объяснило.
(Знаете, он едва ли не улыбнулся, если можно назвать улыбкой те скудные гримасы, на которые изредка была способна его непроницаемая и бесстрастная физиономия.)
— В самом деле? — хмыкнул он. — Я действительно сильно вас запугал?
— Ну-у… как сказать… — пытаясь сохранить лицо, протянул я. — Во всяком случае, вполне прилично, я бы даже выразился — по полной программе.
— Да? — Он казался не на шутку озадаченным этим признанием. — Вообще-то такой цели я не ставил. И потом — вы же не знаете еще моей полной программы…
— И не желаю знать, — поспешно заверил я. — Просто хотелось бы, конечно, хотя бы частично разобраться в том, что происходит.
Он снова задумался на некоторое время и наконец кивнул:
— Хорошо, спрашивайте. Но я оставляю за собой право отвечать или не отвечать на тот либо иной вопрос. Если устраивает — спрашивайте.
— Как будто у меня есть выбор, — буркнул я себе под нос. — Ну ладно, скажите для начала, что за непонятная история с Лугаром и его дочерью? Встреча с этой милой семейкой меня несколько… гм… обескуражила.
Но он неожиданно ответил вопросом на вопрос:
— Вы хорошо знаете французский?
— В смысле — язык? — уточнил я.
— Да, именно в этом смысле.
Я тяжело вздохнул:
— Ну что значит, понимаете ли, хорошо? В принципе, вроде бы знаю.
— Прекрасно! Тогда подумайте как следует: фамилия "Лугар" ни о чем вам не говорит?
Я подумал как следует.
— Нет, не говорит.
— А словосочетание "лу-гарН"?
Я развел руками:
— Ни о чем, опять мимо.
Мой странный гость картинно закатил глаза, и выглядело это достаточно устрашающе.
— Послушайте, но вы знаете хотя бы, что такое "верман", "вервольф", "волколак"?
Ей-ей, я обрадовался, как нерадивый ученик, которому на экзамене попался вопрос, о котором он, к счастью, что-то слыхал.
— Да! — почти торжественно возгласил я. — Да, это я знаю. Это все разные названия одного и того же — оборотня!
— Браво! — Он бесшумно хлопнул в сухие ладоши. — Брависсимо! Так вот, "лу-гарН", сударь, это то же самое, только по-французски. Иными словами, вашего вчерашнего друга звали просто месье Оборотень. В общем, иностранец.
Я невольно передернул плечами:
— Надо же, а внешне он вроде бы совсем не был похож на них…
— Зато он был похож на них внутренне, — жестко перебил пришелец. — Еще вопросы будут?
— Конечно-конечно, — спохватился я. — А его дочь? Ее, кстати, звать Лилит. Это что, в переводе тоже означает что-нибудь этакое? — страшно пошевелил я для наглядности скрюченными пальцами.
Собеседник кивнул:
— Тоже. Только уже не по-французски. Не хотелось бы читать вам лекцию — скажу лишь, что Лилит — это один из древнейших злых демонов мира, выступающий чаще всего в женском обличье, — обличье суккуба. Согласно древнееврейской традиции Лилит очень любит насильно овладевать смертными мужчинами с целью родить потом от них детей — новых демонов, дэвов и лилит…
— Да?.. — Я беспокойно заерзал на своем пеньке.
Он подтвердил:
— Да. А в одной каббалистической книге тринадцатого века, которая называется "Разиэл", приводится допотопное предание о том, что Лилит, еще до Евы, была первой женой Адама, которая пыталась взять над ним верх. Когда это не удалось, она улетела, однако над Красным морем ее настигли три ангела, посланные… этим… — Он вдруг жутко сморщился, будто заглотил целиком лимон. — Ну… сами знаете, кем. Ангелы приказали Лилит вернуться, но она не подчинилась, а потом стала женой Самаэля, праматерью демонов… В общем, достаточно, для общего развития хватит, — закончил он.
— Постойте-постойте! — взволнованно привстал я. — Так, по-вашему, эта очкастая курица…
Он посмотрел на меня с сочувствием, если не сожалением:
— Успокойтесь! Конечно же, она не тот самый демон. Просто отец, видимо, из весьма оригинальных "патриотических" побуждений, дал в свое время чаду имя древнейшей и могущественнейшей из ведьм. Кстати, Лугаром-то он наверняка назвался только здесь; во Франции под такой красноречивой фамилией его семья протянула бы недолго.
Я вздохнул:
— Лугар сказал, что темные и невежественные люди в маленьком городке, где они жили раньше, приняли его жену за ведьму и убили.
Он тоже вздохнул:
— Жаль, что только жену…
— Послушайте! — хлопнул вдруг я себя по лбу. — Но кто же напал на меня на дереве, когда я подглядывал в окошко за Лугаром? Неужели Лилит?!
Он помедлил лишь малую долю секунды.
— Лилит?.. Да, Лилит.
— И… это она сейчас в клетке в подземелье под Каменной Пустошью?
Снова мгновенная пауза.
— Д-да… она…
— А Лугар? — напрягся я. — Он… он, кажется, мертв?
Тонкие губы моего собеседника скривились:
— Да, сударь, Лугар — мертв.
— Но кто убил его? Кто?! Вы?
Он судорожно дернул щекой.
— В некотором смысле, я, сударь. Точнее будет сказать — и я тоже.
— Но погодите… — Голос мой внезапно осип. — На его теле ни царапины. Разве можно убить оборотня бескровным способом?
Он пристально посмотрел мне в глаза:
— Коварные вы задаете вопросы. Иногда можно. Но как именно — лучше не спрашивайте.
— Хорошо, не спрошу, — пообещал я. — Скажите только, кому и для чего понадобилось подбрасывать труп Лугара в мою спальню?
(Клянусь, в его, в общем-то, почти постоянно сумрачном взгляде на миг опять промелькнул почти веселый огонек.)
— А не обидитесь?
— С какой стати? — удивился я.
Он пожал плечами:
— Да мало ли. Ну, тогда не обижайтесь: это сделали я и мой… товарищ.
— Что?.. — изумленно прошептал я. — Опять вы?! Но зачем?
— Нам нужно было, чтобы вас прогнали из замка, — кротко и безмятежно пояснил он.
— …! — Несколько не совсем печатных выражений, и: — Но для чего? Для чего… — снова непечатное, — вам это было нужно?! — возопил я.
Он усмехнулся:
— Оригинальный вы человек. Ну, естественно, для того, чтобы Черному Зверю при случае было легче найти вас, а также для получения вами некоторых инструкций.
Я схватился за голову:
— Но это же подлость!
— Это совсем не подлость, сударь, — холодно процедил он. — Это — единственный способ покончить со Зверем и завершить, как я уже сказал, проклятый земной круг Кольца Изокарона. И потом, разве вы не для того приехали, а?
— Но послушайте, — промычал я. — Что теперь подумает обо мне Каролина?
Однако он был безжалостен как кирпич.
— А зачем покинули подземелье? Вам же ясно сказали оставаться там. Если б не сбежали, никто не стал бы применять такие крайние меры. Но не беда — когда все закончится, у вас еще будет время выяснить отношения с госпожой Каролиной. Вот только…
— Что — только? — встрепенулся я.
Он покачал головой:
— Нет, ничего…
Минут пять или десять я сидел и молча пыхтел — как медленно, но, к счастью, все-таки верно остывающий чайник. Наконец, уже почти совсем успокоившись, спросил:
— Скажите, а каким образом в замке очутился этот… Ну, одноглазый из подземелья?
— Вы имеете в виду Яна?
Я взревел как медведь:
— Что?! Тот урод — Ян?.. — И осекся. — Но… но послушайте, этого не может быть! Я же представлял себе его совсем другим!
Ночной гость прищурился:
— А он, сударь, и был еще недавно совсем другим — до встречи со Зверем. — Помолчал и добавил: — Рискну предположить, что коль уж вы так хорошо осведомлены обо всех наших делах, то и меня, наверное, представляли себе другим.
Я вздрогнул.
— Как! Я знаю и вас?
Он опять почти улыбнулся:
— Не исключено, что знаете. Только в несколько ином… качестве. Но увы — тут уже ничего сделать нельзя… Хотя, впрочем, нет, кое-что можно.
— То есть? — осторожно проговорил я.
Он встал.
— Об этом пока рано. Скажу лишь одно: не очень сильно удивляйтесь, сударь, если по окончании всего этого дела я, возможно, попрошу вас кое о чем.
Спина моя вдруг почему-то покрылась мурашками.
— А о чем?..
Его тонкие губы дрогнули:
— Всему свое время, сейчас же мне пора. До свиданья.
— Подождите! — Я тоже вскочил. — Что значит — пора! А я? Я останусь один, здесь, в лесу?!
— Но вы же собирались ночевать один, здесь, в лесу, до того, как я появился?
— Да ведь я не знал тогда, что меня, оказывается, уже используют как наживку на этого вашего Зверя! А вдруг он прямо сейчас и заявится?
Странный человек снова покачал головой:
— "Прямо сейчас" не заявится. Он далеко — все еще зализывает раны после встречи с Яном.
— Ну, спасибо, конечно… — растерянно пробормотал я. — Однако что мне делать дальше? Да хотя бы даже утром?
Он "утешил":
— "Утро вечера мудренее", сударь, не нами придумано. Так что постарайтесь сейчас просто уснуть. — И бесшумно, как тень, шагнул к кустам.
— О господи!.. — в сердцах воскликнул я.
Он резко остановился.
— А вот от подобных слов, — еле слышно проговорил он с мучительной гримасой на бледном, точно гипсовая маска, лице, — я бы вас очень просил в моем присутствии воздерживаться. — И добавил: — Так мы гораздо быстрее придем хотя бы к некоторому взаимопониманию, сударь…
И — исчез в кустах, а я, разинув рот, все еще продолжал стоять и как дурак вглядываться в поглотившую черного человека черную ночь.