Коллекционер душ. Книга 5

Глава 10 Лабиринт кошмаров

Свет в столовой начал мерцать. Стулья, стоящие вокруг задрожали, гремя железными ножками о кафельную плитку на полу. Сквозь это мерцание я продолжал смотреть на Тамару Николаевну. С каждой вспышкой она становилась все уродливее. Ее седые волосы, собранные в пучок, распутывались. Лицо, пораженное глубокими морщинами, становилось еще более худым. Глазницы еще более впавшими. Ветер, взявшийся из неоткуда, раздувал ее серое длинное платье, и этот оживший мертвец отрывался от пола и теперь витал в воздухе.

Я нахмурился и огляделся. Детдомовцев, которые прежде окружали нас, теперь не видно. Здесь лишь уродливая бестия, которая разинула широко пасть и заорала на меня пронизывающим до костей голосом. Но я не сдвинулся с места, хотя сердце начало стучать быстрее. Просто знал, что стерва не убьет меня. Иначе уже давно попытался бы скрыться.

— Заканчивайте представление! — до меня донесся голос Аввакума Ионовича.

Свет перестал мерцать, а когда я повернул голову, то увидел, как в столовую входит седой старичок в шляпе и пальто. Следом за ним шел его верный шофер — Миша. Тамара Николаевна, к слову, тут же приняла прежний облик и стояла, изображая из себя примерную директрису.

— Мы забираем мальчика, — сказал Германн, подошел ближе, схватил меня за подбородок и изучил. — Константин, ты в порядке?

— Да. Как вы нашли меня? — спросил я, с подозрением глядя на аристократа.

— Элаиза приходила. Попросила помощи.

— Элаиза? — я встряхнул головой и еще раз внимательно посмотрел на Платона, рябого, Пахана, поднывающего Бивиса с раной в голове и остальных одаренных. — Но Элаиза не знает, что я здесь.

— Почему ты так решил?

— Потому что она не приходила.

— Погляди, — Аввакум Ионович выпрямился и указал на оберег, висящий над входной дверью. — Помнишь, как я просил тебя избавиться от таких оберегов в доме Коломийцев? Здесь они тоже повсюду. Какие-то из них высасывают Силу, какие-то защищают. Один из них не пустил сюда девочку-призрака, поэтому она попросила моей помощи. Так ты идешь или нет?

Я выглянул из-за плеча аристократа и посмотрел на бледную, как смерть директрису. Она пыхтела и сверлила меня глазами.

— Идешь? — Германн протянул мне руку. — Скоро сюда приедут люди из Бюро и тогда будет поздно.

Я уже хотел согласиться, как вдруг меня осенило.

— Но на улице комендантский час…почему вы не дождались утра? Или хотя бы полуночи?

Я отстранился, окончательно убедившись в том, что происходящее нереально. В этот момент образ аристократа превратился в черный дым и развеялся. Фигуры детдомовцев испарились следом. Последней была директриса. И уже после этого я услышал голос, который пытался пробудить меня.

— Костя, проснись. Проснись.

Я открыл глаза и увидел, сидящего рядом со мной Платона. Мальчишка с разными глазами явно обрадовался моему пробуждению и подал мне стакан воды.

— Держи. Выпей.

Я промочил горло и осмотрел палату.

— Что произошло?

— Ты ничего не помнишь?

Я опустил веки, пытаясь восстановить в памяти произошедшее.

— Помню только, как мы стоим в столовой, директриса угрожает меня проучить. А потом…какая-то фантастика.

— Ого! Вот это тебя накрыло…

— А…что произошло?

— Мы с тобой подрались в столовой с ребятами из старшей группы. Одному из них ты разбил о голову стакан. Кстати, это было эффектно!

Платон протянул мне кулак. Я помедлил, но все-таки ответил и стукнул его своими костяшками.

— Что было дальше?

— Дальше ты схватил стул и вдруг потерял сознание. Медсестра сказала, что это от вида крови. Ты порезался осколками, — одаренный указал на мою перебинтованную ладонь.

— Я потерял сознание от вида крови? — хмыкнул я. — Не может такого быть.

— Ну может не от этого. Главное, что сейчас все хорошо. На завтрак пойдешь? Эдик с Богданом уже там.

Я кивнул, потому что действительно сильно хотел есть, но не торопился собираться.

Я пытался понять, что вообще происходит. Почему являлся Германн? Почему я потерял сознание? Или все это игра моего воображения и то, что сейчас вижу перед собой — это всего лишь результат магии, которую наложила на меня директриса. Если это так, то…как отсюда выбраться? А если я в реальности и сейчас начну доказывать всем, что это сон, то не сочтут ли меня психом и не засунут ли куда-нибудь поглубже? Одно ясно точно — я заложник не только детского дома, больше похожего на колонию, но и своего сознания.

— Платон, — мы шли с парнишкой по коридору.

— А?

— Какая способность у Тамары Николаевны? Родовая магия?

— Она кошмарица.

— Кошмарица?

— Ага.

— Это как? Что делает?

— Может погрузить кого угодно в сон и показывать ему кошмары. Самое паршивое, что ты не понимаешь, реальность это или нет. Так она наказывает одаренных детей, которые не слушаются. После такого приключения никто не спешит снова нарушать правила.

Вот значит как! Значит я сейчас действительно не сплю. Иначе откуда мое подсознание знает такие подробности о директрисе? Или она может воздействовать на мои сны еще и таким образом? А все, что происходит сейчас — действительно сон. Черт. Кажется я в ловушке.

— Ты очнулся! — обрадовался Эдик, едва завидев нас с Платоном в дверях столовой.

Одаренный вместе с Богданом стоял в очереди за манной кашей, которую давали с утра. Мы присоединились к ребятам. Взяли по тарелке и сели за наш стол. На этот раз я не стал провоцировать конфликт, заняв чужое место. Просто потому, что в первую очередь мне нужно узнать реальность это или сон.

— Вот вы вчера выморозили! — восхищенно подметил Эдик и сунул в рот ложку манной каши.

Я тоже попробовал блюдо на вкус. Прочувствовал каждым рецептором, что еда настоящая. Оглядел других одаренных, сидящих за столами. Они вели себя вполне естественно. Без излишних эмоций. Каждый занимался своими делами.

Девочки, которые, кстати, тоже бритые все до одной и у которых можно определить гендерную принадлежность только за счет надетых на них платьев, бурно что-то обсуждали, поглядывая в нашу сторону. Группа постарше, состоящая из одних парней, сидящих за соседним столиком, занята игрой в фишки. Но не в императорские. Совершенно обычные. «Street Fighter», «Mortal Combat», «Покемоны».

— А где эти? — я кивнул в сторону столика старшаков.

— Отсыпаются, наверное, — ответил Платон.

— То есть Тамара Николаевна все-таки наказала вас?

— Угу, — одаренный с разными глазами облизал ложку с обратной стороны, подчищая налипшую туда кашу. — Тебе даже повезло, что ты потерял сознание. Нам всем стоять на стульях пришлось. Почти до самого утра. Пока Любовь Рудольфовна не пожалела нас и не отпустила спать.

Гул, все это время стоящий в столовой вдруг прервался. Я обернулся и увидел, как к завтраку, не спеша, идут рябой и его компания.

В полной тишине детдомовцы взяли тарелки, затем подошли к своему столику. Но сели на стулья только трое. Тот, которого звали Паханом, прошел мимо и направился в нашу сторону. Платон крепко сжал ложку в руке и поднялся на ноги.

— Знаешь из-за кого я почти всю ночь простоял на стуле? — говорил Пахан, приближаясь к нам и смотря на моего друга, который вчера постоял за себя.

— Хватит! — я преградил провокатору дорогу. — Замяли. Вам вчера тоже первым никто кефир на голову не лил.

Но Пахан оттолкнул меня в сторону. Так легко, словно я весил килограмм пять. Я отлетел, наткнулся на стул, упал вместе с ним на пол, услышал звук бьющейся посуды, а когда обернулся увидел, что из шеи Платона торчит осколок тарелки. Мальчишка захлебывался и пытался зажать рану руками.

— Нет. Это точно сон, — встряхнул головой я.

Но дети завизжали так правдоподобно, что я вновь засомневался. Подбежал к одаренному, снял с себя пижаму, оторвал от нее кусок ткани и приложил к ране.

Платон смотрел на меня испуганными глазами и не мог произнести ни слова. Я вспомнил, как когда-то Настя точно также умирала у меня на руках. Вместе с осознанием, что это может быть реальностью, меня охватила паника. Парнишка, которого я зауважал больше остальных вот-вот испустит дух. И в этом виноват я со своими амбициями и тем, что хотел воспитать из него мужика, который не будет бояться никого и ничего.

Как только я поверил в происходящее, смотря в глаза умирающему мальчишке, он вдруг поменялся в лице и равнодушно произнес:

— Проснись. Костя.

Эти слова эхом разнеслись по столовой, и я понял, что это всего лишь сон. Открыл глаза. Рядом со мной на кровати снова сидел Платон и радовался тому, что я пришел в себя после того, как потерял сознание вчера. В столовой. Со стулом в руках.

Все, что происходило дальше по-настоящему заставляло страдать.

Я всегда ненавидел кошмары. Обожал просыпаться после них и осознавать, что это сон. Самыми запоминающимися из прошлой жизни были те, в которых у меня ни с того ни с сего начинали выпадать зубы. Или я случайно сбивал на машине человека. А иногда я просто убегал от чего-то страшного, что преследовало меня с первого этажа темного подъезда на пятый и никак не могло догнать.

Но если раньше что-то подобное мне снилось довольно редко, то теперь из одного кошмара я проваливался в другой, каждый раз очухиваясь в кровати и не в силах понять сон это или реальность.

Я пережил все. Начиная с того, что меня увозят на Казачью Заставу, до того, как директриса сообщает мне, что мои мать и сестра нашлись в Петербурге, но застреленными неизвестными. Иной кошмар мог длиться несколько месяцев и в нем в самый разгар битвы с мутантами меня сжирали заживо. И в каждом сюжете я до последнего думал, что это сон, но как только мне казалось, что вот она — реальность, тут же происходил какой-то трэш и я снова испытывал поганое чувство ужаса и страха.

Конца этой пытке не было. Какой бы способ освободиться из оков кошмарницы я ни придумывал — все было тщетно. Оставалось только одно. Испытывать эти ужасы до тех пор, пока стерве не надоест мучать маленького ребенка.

Так я пережил еще несколько кошмаров. Один из них закончился тем, что я очнулся в больнице после аварии на трассе в Италии и доктор на ломаном русском языке рассказал, что все это время я был в коме, а моя жена, к сожалению, скончалась.

— Наконец-то ты проснулся, Костя, — Платон привычно радовался моему пробуждению, когда я в очередной раз открыл глаза.

— Ладно, — выдохнул я. — Не хочешь по-хорошему, значит будет по-плохому…

— Чего? — одаренный округлил глаза.

— Вы меня слышите, Тамара Николаевна. Так ведь? — я смотрел на детдомовца с разными глазами.

— Все хорошо, Костя. Сейчас я позову медсестру… — Платон начал подниматься с кровати.

— Вы получаете удовольствие от того, что я страдаю, верно? От того, что мучаюсь от этих кошмаров. Скорее всего это так и работает. Чем сильнее я верю во все происходящее и испытываю страх, тем меньше у вас желания закончить все это.

— Ты не в себе, Костя, — успокаивал меня Платон, продолжая играть свою роль. — Такое бывает после кошмаров. Просто возьми паузу. Это реальность. Тебе нужно время, чтобы осознать ее. Давай сходим на завтрак, ладно?

— Я даю вам последний шанс. Выведите меня из этого проклятого транса. Иначе буду убивать вас до тех пор, пока это не кончится.

— Костя. Это реальность. Понимаешь? Тебе просто нужно время, — продолжал убеждать меня Платон.

Но сколько этих лживых убеждений я выслушал за время, проведенное в кошмарах? Их было столько, что у меня уже появился иммунитет. Как бы ни старался человек, которому я доверяю.

Я вскочил с кровати, надел выданные воспитателем шмотки и побежал в столовую. Схватил со стола первую попавшуюся тарелку и бросил ее на пол. Посуда разлетелась в дребезги. Я отыскал в разлитой жидкой каше большой заостренный осколок, схватил его и рванул в сторону кабинета директрисы. Благо там я был при поступлении, а за счет бесконечных снов хорошо выучил дорогу.

Воспитательница, ответственная за завтрак, вместе с Платоном и еще двумя моими товарищами бежали за мной и что-то кричали вслед. Но я не слышал. У меня была одна единственная цель — ворваться в кабинет кошмарницы и заставить ее страдать. В моих же кошмарах. Думаю, что стерве, рано или поздно, надоест смотреть на свою собственную смерть. А я собираюсь делать это каждый раз, как проснусь.

Врезавшись плечом в дверь кабинета директрисы, я влетел внутрь. Но остановился. Потому что что-то схватило меня за ноги. Я не мог пошевелить ими. Опустил глаза и увидел, как корни деревьев прорвавшиеся, сквозь деревянный пол обхватили мои стопы. Обернулся. У воспитательницы, бежавшей следом, светились глаза, а правую руку она держала так, что мне тут же стало понятно, что это она применяет способности.

Я пригнулся и принялся резать корни. Они были словно живые. Напоминали щупальца. Когда осколок отрезал одно из них, из разреза на пол вытекала прозрачная слизь.

— Можешь не стараться, Костя, — проскрипела Тамара Николаевна, сидящая за своим столом, не дождавшись, когда я освобожусь.

Затем она встала и подошла ближе.

— А теперь слушай внимательно, — сказала кошмарница.

Я перестал резать корни. По крайней мере за тем, чтобы она потеряла бдительность и подалась ближе.

— Сейчас я могу позволить тебе ударить меня этим, — директриса поморщилась, взглянув на осколок в моей руке. — Тогда ты загремишь в колонию для несовершеннолетних одаренных, а быть может сразу поедешь на север. Ты ведь знаешь, что находится на севере?

Я не отвечал. Голова начинала жутко болеть.

— Но я дам тебе еще один шанс, — старуха подалась ближе, но я не стал бить ее осколком, как планировал. — И предупреждаю. Если еще раз ты попытаешься нарушить дисциплину в доме, где о тебе заботятся, твои кошмары никогда не закончатся. А если вдруг мне надоест, то ты также прибежишь ко мне, не поняв, что это уже реальность и сделаешь то, после чего пути назад не будет. Тебе ясно?

Я все еще молчал. Не мог понять нахожусь уже в реальности или только после этого разговора она позволит мне проснуться. Но голова как будто начала проясняться. Цвета вокруг становились ярче. Запах тоже совсем другой. Это действительно реальность?

— Тебе ясно? — директриса повторила вопрос и схватила меня за горло. Лампочки на потолке в ее кабинете снова начали мерцать.

— Ясно, — процедил я, окончательно осознав, что это реальность.

— Хорошо, — в глазах Тамары Николаевны перестали сверкать молнии. — А теперь, идите на завтрак. Все! И, отныне, будьте паиньками.

Живые корни, обхватившие мои стопы, поползли назад и спрятались под пол.

— Любовь Рудольфовна, — крикнула старуха, когда я, трое моих друзей и воспитательница выходили из кабинета. — Позовите плотника, чтобы он отремонтировал то, что вы тут натворили.

Та кивнула, и все вышли в коридор.

Очень скоро мы вчетвером сидели в столовой и уплетали манную кашу.

Еще никогда я так не радовался жизни. Вырвавшись из кошмаров, теперь я мог что-то придумать. Что-то делать. Ко мне вернулось ощущение свободы. Несмотря на то, что на моей ноге до сих пор был браслет, а из детского дома меня никто выпускать не собирался.

— Один парнишка после этих кошмаров… — Эдик облизнул ложку с кашей в сотый раз, но теперь в реальности. — Очнулся, выбежал на крышу и спрыгнул. Говорят, он кончал с собой во сне, только однажды это уже оказалась реальность.

— Он выжил? — меланхолично спросил Богдан, перемешивая манку в тарелке, так и не съев ни одной ложки.

— Нет. Упал неудачно, — пожал плечами рыжий. — Но эта история еще долго ходила среди ребят. Поэтому никто с тех самых пор не связывался с Тамарой Николаевной. Ты первый за долгое время, — Эдик хлопнул меня по плечу и обратился к парнишке со шрамами на руке. — Ты есть будешь или нет?

— Нет, — Богдан подвинул свою тарелку приятелю и неохотно откусил кусок от бутерброда с маслом.

— Значит есть способ выбраться на крышу? — спросил я.

— Наверно, — пожал плечами Эдик и засунул в рот очередную ложку каши.

Я откинулся на спинку и задумался.

Переходить дорогу кошмарнице себе дороже. До тех пор, пока не найду способ победить ее. А вот что я могу сделать точно — это сбежать отсюда. Когда перестану быть заложником, я смогу освободить всех этих одаренных и взять их под крыло. Осталось только свалить отсюда.