Колесница

5. Галерея

– Кто такие, отколе взялись?

Тон человека со сторожевой вышки совсем не располагал к дружеской беседе. Торчащий ствол ружья подтверждал серьёзность намерений, остальные детали мешал разглядеть прожектор, что шарашил лучом прямо по глазам.

– Вольные путники в поиске ночлега. – объяснился корнет. – Едем с юга, пару суток неспамши.

– Ишь, вольные... лишних вольностей нам тут не надобно. – огрызался привратник. – Да и шибко помят ты для неспавшего, голубь сизый.

Он вдруг замолк, ружьё медленно поползло вниз.

– А ну-ка, нарядная, ступи на свет. – приказал привратник. – Тебе, тебе говорю, барыня!

Обращался он, видимо, к Тасе. Дикарка шагнула вперёд, красиво покружилась, сделав в конце подобие реверанса. Ракель внимательно наблюдала за ней – кого же подобрали на свою голову?

– Поди разбери... – пробубнил человек, затем повернулся к кому-то за стеной. – Кликни-ка, братец, Ольнатскую, да порезвее.

Некоторое время пришлось провести в тягучем ожидании. Корнет с привратником бросались скупыми фразами ни о чём, Ракель недоверчиво косилась на Тасю. Дикарка только глазами хлопала – мол, никогда здесь не бывала, ничего не знаю.

Вдруг ожили ворота, решётчатая дверь на колёсиках откатилась в сторону. Встречать вольных путников вышла женщина, одетая в пышное платье, отдалённо похожее на Таськино. Если кто-то и сопровождал её, они остались в тени, за стенами.

– Лизавета Егорьевна, я сразу за Вами послал. – тараторил ей привратник с вышки. – Извольте мненьем поделиться.

Он умело подсветил женщине дорогу к машине, заодно позволяя рассмотреть получше её саму. Лизавета Егорьевна выглядела роскошно и привлекательно даже без поправки на свой возраст, который явно вертелся в каких-то страшных числах. Золотистого цвета платье, утянутое по талии большим бантом, сидело идеально. Добротный пошив подчёркивал достоинства фигуры и скрывал изъяны – если они вообще имелись. Сдержанность в украшениях и причёске намекала на хороший вкус, особенно к лицу ей были очки в тонкой оправе. Всё уместно, без перегиба – не в пример тому, что носят подбенские фаворитки.

– Верно поступил, Филатушка. – похвалила она, после чего обратилась к Тасе. – Подойди же сюда, прелесть. Я не кусаюсь.

«Всё, приплыли. – думала Ракель. – Сейчас эта Тася окажется блудной дочерью местной мама-мафии, и каюк всем гарантирован».

Тесету, шелестя юбками, вышла из темноты на светлое пятно. Лизавета Егорьевна смерила дикарку придирчивым взором от макушки до пят и без слов принялась за её одежду. Ольнатская мастерски подтянула каждый шнурок, выровняла каждую складку – как офицер на униформе нерадивого солдата. В заключение она чуть-чуть приподняла вверх Таськин подбородок своими тонкими пальчиками.

– Совершенство. – приговаривала Лизавета Егорьевна. – Эдвардианская мода в комбинации с элементами «нью лук» сорок седьмого года. Признаться, мне не доводилось видеть такого смелого сочетания. И из чего? Из самых примитивных, грубых материалов! Невероятно, просто невероятно. Как к тебе обращаться, милая?

– Таисия. – с достоинством ответила Тесету.

– Таисия! Очаровательно! – щебетала Ольнатская. – Меня зови Лизаветой. Филат подскажет твоим слугам, где оставить пролётку. Отныне вы трое – мои гости, а значит, можете остаться, насколько пожелаете. Добро пожаловать в Галерею!

Ракель переглянулась с корнетом, тот устало усмехнулся. Бывает же такое – в начале дня тебя выкупают из неволи за пустой револьвер, а вечером ты обзаводишься уже собственными слугами. Хороший карьерный рост у Таси, ничего не скажешь.

Не без трудностей лок был загнан во внутренний двор. Ракель потушила уголь и стравила лишний пар – теперь, в случае чего, машину не запустить без прогрева. Обитатели Галереи наблюдали за процессом, вдумчиво дымили сигаретами, сыпали вопросами. Их будто застали посреди крупного празднества – каждый мужчина одет в брюки и рубашку, женщины – все как одна в платьях. Таська затерялась тут, как в родном племени, а Ракель наоборот, чувствовала, что привлекает внимание своим комбинезоном. Ещё и род деятельности экзотический – ямщица, как выразился какой-то языкастый галереец.

Лизавета Егорьевна с крыльца зазывала всех вовнутрь. Хоть Галерея и выглядела посвежее, чем городские развалины в округе, всё равно в Подбени такую хоромину мигом бы причислили к аварийным и снесли. Ракель, не желая испытывать судьбу, отступила подальше от покосившихся столбов и разбитой лепнины.

– Дорогие гости! – воскликнула Лизавета Егорьевна. – Ну что же вы стоите? Ждём только вас!

Тесету откликнулась на призыв, вежливо поклонилась Ольнатской и скрылась за дверьми.

– Покажем им, что в Подбени тоже слыхали про бальный этикет? – спросил корнет, предлагая свою руку.

Он уже успел сбросить шинель и поправить оружие на поясе. Даже голос более низким сделал.

– Только не обижайся, если я отдавлю тебе ногу этой изящной туфелькой. – Ракель оглядела свои тяжёлые, грязные вездеходы и подала корнету ладонь.

Назар довольно мурлыкнул и повёл партнёршу на крыльцо – её пальцы он крепко держал в своём тёплом капкане. Ракель была довольна не меньше, но старалась не показывать этого своим видом. Она догадывалась о причинах его интереса к себе – помимо тех, что под комбинезоном. Будучи одиноким, корнет старательно вредил себе самому, а заодно и окружающим. Чем он успел прославиться в Подбени? Ослушался приказа и похерил всю карьеру. Был бит по морде. Тупейшим образом подставился под Изгнание, навсегда оставил друзей, родных, и вообще всю свою жизнь променял на бессрочный круиз с незнакомкой. А что теперь? Теперь он освободил Тасю и смог сопроводить её в худо-бедно безопасное место – а стоило всего-то грамотно его направить. Надавить в нужную точку.

Ракель считала, что совладает с этой машиной так же, как и с папиным локомобилем. Две ладони, сплетённые вместе под милым предлогом о бальном этикете – это ещё не всё, но уже что-то.

– Что я вижу? – заигрывала Лизавета Егорьевна. – Офицер ранен! Поражён в самое сердце стрелой Амура. Прошу, сударь, проходите. Я украду вашу даму на пару мгновений.

Корнет, видимо, решил притвориться глухим.

– Кавалера прошу пройти. – уже настойчивее сказала Ольнатская. – Ни к его ушам женский разговор.

Капкан рук разжался. Назар посмотрел на Ракель, потом на Ольнатскую, и шагнул в залитый светом вестибюль, как на казнь.

– С тобой, милочка, сложнее. – тихо сказала Ольнатская. – Похлопотать бы над причёскою, да припудриться, но это всё ужасно долго! Твой гусар мне не простит. Поэтому, давай хотя бы просто переоденемся, хорошо?

– Вы меня просто спасли. – шёпотом поблагодарила Ракель.

Её проводили в гардеробную, вручив портплед и коробку с обувью подходящих размеров. Ракель по-быстрому переоделась и теперь оценивала результат, глядя в старое, облезлое по краям зеркало.

Кремовые лодочки подошли без проблем, а вот платье подвело. Ракель наивно ожидала чего-то не хуже, чем у Лизаветы Егорьевны, а получила открытую спину и голые ляжки. Атласная ткань бирюзового цвета смотрелась тускло. Не хотелось лезть в зубы дарёному коню, но ведь это ей, а не Ольнатской придётся весь вечер выглядеть так дёшево.

Ракель расплела хвост, тряхнула волосами, заставила себя улыбнуться отражению. «Горлицу» как-то пережила, и это сладится.

В атриуме её уже ждали. Назар бесстыже пялился на ноги, Таська прыгала от умиления, Ольнатская беседовала с каким-то мужчиной.

– Эля стала леди! – радовалась Тесету.

– Совсем другое дело. – согласилась Ольнатская.

Назар уже привычным жестом подал руку, и Ракель привычно согласилась. Стоять напротив, напоказ всем – не самая комфортная позиция.

– Потрясно выглядишь. – смущённо признался корнет.

– Как фаворитка? – уточнила Ракель.

– Ну хорош. – просил он. – Я серьёзно. Тебе очень к лицу.

Через толкучку в коридоре Лизавета Егорьевна провела гостей к широкой лестнице наверх, устланной коврами. Все почтительно расступались, салютовали шляпками, кто-то даже бил поклоны. Касательно лидера этой общины всё было ясно и без слов.

Вид со второго этажа напоминал ожившую фотокарточку из далёкой древности. Солидные господа и блистательные дамы торопятся на вечернюю премьеру в театр, или на выставку в музей. Живая музыка, бархатные занавески, хрустальные люстры, фужер шампанского за знакомство. Наверняка, когда-то так здесь и было. Сейчас же красивая фантазия рассыпа́лась от более детального просмотра. На культурное достояние Галереи смотреть было жалко, даже жутко – картины в рамках покосились и потемнели, от скульптур остались только изъеденные временем таблички, которых больше не прочесть. Всё давно побито, изорвано, раскурочено. Небольшая ремесленная артель с инструментом и тряпками облагородила бы все эти залы в два счёта, но галерейцев как будто не заботила разруха под самым своим носом.

Тасе было не до придирок. Она пожирала глазами эстетику старины, пачкала листы в записной книге со скоростью печатной машинки. Её родное племя сотню-другую лет назад наверняка выглядело так же, а может и сейчас выглядит. Иной раз сложно определить, где ещё дикари, а где – уже горожане.

– Вижу признаки замешательства на ваших лицах. – подметила Лизавета Егорьевна. – Не стесняйтесь, спрашивайте.

– Люди на праздновании. – предположила Тася. – Большой урожай, добрая охота... выборы вождя?

– Всё гораздо проще, Таисия. – успокоила Ольнатская. – У нас каждый день похож на праздник. Мы наслаждаемся искусством, беседуем о прошлом и будущем, пробуем изысканные блюда. Галерейцы вольны тратить свою жизнь исключительно на удовольствия, ведь всё бремя труда лежит на лакеях. Лакеи охотятся, заведуют торговлей, поддерживают в порядке нашу резиденцию. И прежде! – Ольнатская пристально посмотрела каждому в глаза. – Прежде, чем кто-либо из вас помянет это ужасное слово – рабство – я объясню разницу. Лакей получает за свой труд огромные суммы, и поверьте, я не о крышечках, или что там сейчас в обиходе у купцов-коробейников. – она обратилась к своему спутнику, который до сих пор угрюмо молчал. – Яков Корнеевич, любезный, не сочтите за труд продемонстрировать...

Мужчина вынул из внутреннего кармана пиджака монетку и передал её Тасе.

– Настоящий червонец, как видите-с. – сообщил он. – С гербом, с печатью. Монете несколько сотен лет, её ценность неоспорима. В стенах Галереи расчёт ведётся одной лишь этой валютой-с. Можно с уверенностью заявить, что состояние усердного галерейского лакея сравнимо с казною целого городка где-нибудь на просторах Пустыря.

– Невозможно! – Ракель отняла монету у дикарки и внимательно обозрела её. – То есть... простите, я не эксперт, но как в ходу может быть монета, отчеканенная ещё до Конца? Всё ведь уничтожено! Эти печати и гербы больше ничего не значат.

– Ошибаетесь, сударыня. – ответил Яков Корнеевич. – Правящие институты были эвакуированы в соответствии с планом. Тайным, разумеется-с...

– Яков Корнеевич! – одёрнула Ольнатская. – Снова старая пластинка. Гости устали с дороги, им такое сейчас ни к чему. Впрочем, суть Вы передали верно. Нам, галерейцам, повезло стать обладателями сокровищ предков. И наша миссия, наш священный долг перед праотцами – владеть и распоряжаться, тратить и приумножать, как когда-то делали они сами. Высший свет прошлого всегда славился гостеприимством, и сегодня вы в этом убедитесь.

Распахнулись двери в один из залов. Внутри бушевало настоящее пиршество с песнями и танцами. Голова вмиг закружилась от духоты, от запахов дешёвого кабака – кислых, дымных и алкогольных.

– Прошу, выбирайте любое свободное место. – распорядилась Ольнатская. – Блюда и напитки за банкеткой у окна. Если понадобится что-либо, сыщите Демьяна – он среди лакеев за главного. Толковый весьма, да и место своё знает. А мы присоединимся к вам позднее.

С этими словами Ольнатская уволокла с собой Тасю и исчезла в толпе, Яков Корнеевич ушёл за ней.

Народу на пирушке было столько, что на прибывших даже не обернулись. Выпивка делала свою работу, и от былой атмосферы высшего общества оставались только костюмы. Здесь спокойно пускались в загул те изящные леди, что в атриуме смущённо прикрывали лица веерами. Такая мелочь, как задранная юбка, уже никого не беспокоила, а если выскакивала из корсета грудь, её со смехом заталкивали обратно. Раскрасневшиеся джентльмены еле стояли на ногах, многих пьяный сон сморил прямо за столом. Кто-то надрывался в приступе кашля, кого-то тошнило, а что творилось в укромных углах – пожалуй, лучше и не знать. Сквозь весь этот кавардак проклёвывалась песня с граммофона – тягучая и унылая.

Ракель оттащила Назара обратно к двери.

– Пойдём отсюда, а? – предложила она. – Мне тут не нравится. Ещё и Таську зачем-то забрали.

– Ракель, – перебил Назар, – я тебя прошу, успокойся. Наконец-то выпал шанс нормально пожрать и отдохнуть, а мы всё мнёмся. Ничего не случится. Люди приличные, чай не съедят её.

– Типун тебе! – ответила Ракель. – Мне вот, если честно, вообще не до аппетита. Ты оглянись. Это же блядушник, каких поискать.

– Дай я хотя бы попробую, а то совсем неудобно. – упрашивал корнет. – Нас впустили, всё-таки. Вон, смотри, стол пустой.

Ракель нехотя уступила. Корнет шустро натаскал к столу нарезок и фруктов, заполнил фужеры вином. Взял себе тарелку с чем-то странно пахнущим.

– Что это? – спросила Ракель.

– На вкус рыба. – говорил он, уплетая кусок за куском. – Последний раз рыбу ел ещё мелким.

– Ты сумасшедший, корнет. Много чистых водоёмов в округе видел?

– Слушай, все едят. – корнет щедро запил эту гадость вином. – Едят, и вроде живые.

Ракель тронула стол и угодила во что-то холодное и липкое.

– Выпей. – предложил Назар. – Полегчает.

– За что пьём? – Ракель без особого энтузиазма потянулась к ножке фужера.

– Давай... давай за Изгнание! – коротко, но метко выразился Назар.

– За Изгнание. – поддержала она.

Звякнул хрусталь. Корнет выпил залпом, закусил яблочной долькой и в третий раз за вечер взял ладонь Ракель в свою.

Момент был неподходящий. Она улыбнулась и позволила корнету немного помассировать пальцы, прежде чем высвободиться.

– Извини, но я хотела отойти. – Ракель вернула себе руку максимально мягко. – Вляпалась во что-то. Поищу туалет и вернусь.

– Конечно. – кивнул Назар. – Я подожду.

Она поднялась, расправила платье. Дверь напротив вела в соседний зал – интуиция подсказывала, что надо туда.

– Сегодня ещё потанцуем! – вслед кричал корнет.