Конечно же, я поехала.
Я не была уверена, когда проснулась. Не была уверена, когда в темноте чистила зубы, или пила кофе и полпинты крови, или когда мы с Лулу занимались «приветствием Солнцу»[7] перед окнами, из которых открывался вид на темный город.
Когда-то я занималась йогой, чтобы контролировать монстра. Теперь же я ей занимаюсь, чтобы дать ему поупражняться, дать нам обоим немного передохнуть. Это вроде бы помогает, но в ОМБ довольно спокойно, так что эту теорию еще не удалось проверить на практике.
Монстр растягивался и двигался вместе со мной, наполняя мои конечности теплом, к которому я постепенно привыкала. Его сознание тоже увеличилось, так что у меня теперь два взгляда на мир, два мнения. Может быть, потому, что я немного сдала позиции, он не пытался обойти меня, был доволен существованием рядом со мной.
По крайней мере, пока.
— Переворачиваемся лицом вниз[8], — сказала Лулу, после чего мы перевернулись, руками и ногами встав на пол, попами вверх.
— Я не рекомендую тебе говорить это в присутствии членов Стаи.
Она смахнула с лица волосы.
— Потому что им не нравится целебный эффект йоги?
— Потому что им не нравится, когда их называют «собаками».
Она хмыкнула, когда мы перенесли вес тел на переоборудованную рейку, а потом опустили ноги, все еще вытягивая руки и задрав подбородки.
— Ты теперь на их стороне.
— Я ни на чьей стороне. Я сверхъестественно нейтральна.
— Тогда ты идеальный кандидат для участия в мероприятии Стаи. Это довольно социологическая штука.
Мы отклонились назад, опустившись на колени, упершись лбами в пол и вытянув перед собой руки.
— Ты будешь мне звонить, — сказала она. — Я хочу подробностей об оборотнях, в том числе и о Конноре, и доказательств, что ты все еще жива. — Она поправила эластичную повязку на голове. — Стопки пустых кофейных чашек будет достаточно.
— Я больше, чем совокупность моей кофеиновой зависимости.
— Да. Еще у тебя много светлых волос и сарказма, и ты сильно влюблена в «парня, с которым отправляешься в путешествие».
— Отличный профайл, Лулу.
— Наверное, мне нужно нарисовать тебя.
Я решила не обращать на это внимания.
* * *
Лулу была права — насчет поездки, а не рисования. В этом по-прежнему не было необходимости.
Я приняла душ и оделась, бросила несколько вещей в рюкзак, взяла свою зачехленную катану и вызвала Авто до дома родителей.
Дом Кадогана располагается на роскошной и покрытой растительностью территории в районе Гайд-Парка в Чикаго, в роскошном доме из белого камня, в котором с конца восемнадцатого века живет почти сотня вампиров. Я жила там, пока в девятнадцать лет не переехала в Париж, исследовав десятки комнат и коридоров, каждый сантиметр холмистых лужаек и садов, и даже несколько туннелей, которые проходят под Домом и ведут в разные точки Чикаго.
Авто высадило меня перед внушительным черным забором, и я подошла к воротам, улыбнувшись охранникам.
— Элиза Салливан, приехала навестить родителей.
— Родителей? — спросил охранник справа, бледный молодой мужчина, который усомнился в моем заявлении. Он был молодым и человеком, какими часто бывают охранники Дома, и, возможно, был не в курсе.
— Серьезно, Курт? — сухо спросила другая охранница, соблазнительная женщина с темной кожей и короткими волосам. — Она ребенок боссов.
— Вампиры не могут иметь детей, — сказал Курт.
Женщина извиняясь посмотрела на меня и нажала на кнопку, чтобы открыть ворота.
— Пожалуйста, прости его. Он будет лучше знаком с историей семьи, когда ты отсюда выйдешь.
— Что ты… — начал он, но женщина оборвала его.
— Спасибо, — крикнула я и проскользнула в открывающиеся ворота. Тротуар и лестница вели к арочному портику, который ограждает входную дверь, и я прошла внутрь к стойке приема посетителей, добавленную моими родителями после слишком большого количества нарушений безопасности.
— Я…
— Конечно, вы, — произнес мужчина за столом, прежде чем я успела ответить. — Вашим родителям уже сообщили о вашем прибытии, мисс Салливан. Они в его кабинете. — Он величественно махнул рукой в сторону коридора.
Очень деловито, но из-за этого Дом Кадогана стал похож скорее на отель, чем на дом. И это укрепило мое решение жить вне Дома. Я люблю родителей, но в Кадогане просто страдаю от удушья.
Я зашла в папин кабинет, готовая пропихнуть идею моего присутствия на инициации а качестве своего рода дипломатического атташе, и увидела, что он разговаривает с Роджером Юеном, у обоих в руках бутылки, а также на обоих надеты шорты для бега, майки и кроссовки.
— Эй, — произнесла я, встретившись с ними взглядом, потому что это было менее травмирующим.
— Лиз, — произнес мой папа. Он высокий и стройный, со светлыми волосами, почти доходящими до плеч, сейчас завязанными сзади. У него такие же зеленые глаза, как у меня. — Я бы обнял тебя, но мы только-только закончили пробежку.
Юен поднял руку.
— Привет, Лиз.
— Привет, — произнесла я, а потом снова, когда в помещение зашла моя мама с бутылкой крови в руке и гораздо более одетая — в майку, обрезанные леггинсы и кроссовки. Она стройная, как и мой папа, ее длинные темные волосы были собраны в конский хвост, что является частью ее униформы. У нее бледная кожа и светло-голубые глаза.
— Никаких обнимашек, — сказала она, указывая на себя. — Я воняю.
— Я поняла. Тренировочная пробежка?
— Мы собираемся участвовать в Чикагском Марафоне, — ответил мой папа. — Появилась новая Сверхъестественная группа.
«Хорошая идея, поскольку Суперы — в том числе вампиры — могут легко обогнать людей».
— Круто. Как сегодня прошла пробежка?
— Не так быстро, как мне хотелось бы, — ответил он, и скользнул взглядом по маме.
— Я обогнала его на четырнадцать секунд, — сказала она с ухмылкой. — Четырнадцать восхитительных секунд.
Больше двадцати лет вместе, а мои родители все еще очень влюблены друг в друга, с юмором и конкуренцией, которые всегда были частью их отношений.
— Они оба меня сделали, — произнес Юен. У него смуглая кожа, темные волосы, темные глаза и, как и у моих родителей, телосложение бегуна на длинные дистанции. — Но я буду в человеческой группе, — по-философски сказал он.
— И у тебя все получится, — произнесла моя мама, делая глоток крови. Потом она посмотрела на меня. — Как прошла вечеринка?
— Хорошо, — ответила я. — Лулу закончила роспись, и, кажется, все хорошо провели время. Собственно поэтому я здесь.
— Ты слишком хорошо провела время? — спросил папа, изогнув бровь.
— Нет. Коннор пригласил меня в Гранд-Бэй, штат Миннесота, чтобы принять участие в инициации Стаи.
В помещении воцарилась тишина, и реакция была бесценной. Мама выглядела довольной. Папа выглядел рассерженным. Юен выглядел счастливым.
— На настоящую инициацию? — спросил он.
Я кивнула.
— Его родственника. Этот клан базируется в Нортвуде, поэтому он пригласил меня поехать с ним.
— Я разрываюсь между тем, чтобы указать на то, что ты уже взрослая, — произнес мой папа, — и тем, чтобы поехать к нему домой и хорошенько припугнуть его волчью задницу.
Мама прыснула со смеху.
— Это не очень-то поможет отношениям Стаи с Домом.
— Это не те отношения, из-за которых я переживаю.
— О, Боже мой, — пробормотала я и почувствовала, как у меня загорелись щеки. — Я здесь только для того, чтобы поговорить о политике. Я не собираюсь обсуждать остальное.
Мама ухмыльнулась мне.
— Я хочу обсудить остальное. Ты и Коннор! Отправляетесь в поездку! Мне нужно позвонить Мэллори.
Мэллори — это мама Лулу.
— Ни в коем случае, — проговорила я. — Слушайте, то, что вампир собирается на мероприятие Стаи — очень важное событие, поэтому я сперва хотела посоветоваться с вами, получить ваше согласие. — Я улыбнулась Юену. — Очень удобно, что вы уже здесь. Не придется ехать.
— Я тоже ценю эффективность, — сказал он с улыбкой.
— Рискуя поставить вас в затруднительное положение, вы не против? Мне придется пропустить несколько рабочих ночей. Не уверена, сколько, но, думаю, как минимум три — две на дорогу, одну на мероприятие.
— Мы будем скучать по тебе в офисе, — произнес Юен, — но это фантастическая возможность укрепить наши отношения и узнать больше о Стае и церемонии. Я слышал, она великолепна.
— Она будет прекрасна, — сказала мама с улыбкой. — Так всегда бывает.
Юен посмотрел на моего папу.
— В том районе есть вампиры?
Папа нахмурился.
— Около Гранд-Бэя? — повторил он, а затем задумался. — Кажется, там недалеко есть небольшой клан. Насколько я знаю, его Мастер — Ронан.
Кланы — это общины вампиров Бродяг, которые живут вместе, но не входят в состав официальных Домов, признанных Ассамблеей Американских Мастеров.
— У него будут проблемы из-за моего пребывания в том районе? — спросила я.
— Я так не думаю. У него репутация честного человека, который принимает обдуманные решения. Но еще он особо заботиться о репутации своей общины, о людях, окружающих его. Поэтому, пока ты не начнешь устраивать хаос, у тебя все будет хорошо.
— Устраивать хаос не совсем в моем стиле, — сказала я. — Но Коннор говорил, что в клане есть какой-то конфликт, и он хотел услышать мнение постороннего.
Мой папа, кажется, заметно расслабился.
— Так это рабочая поездка.
— Конечно, — ответила я, прекрасно понимая, что это то, что ему нужно услышать. Мама просто похлопала его по руке.
— Это будет действительно хорошая возможность для тебя, — произнесла она. — Вы с Коннором сможете получше узнать друг друга, — папа откашлялся, громко, — и у тебя будет прекрасная возможность получить новые знания. Мое мнение — дерзай.
— Я неохотно соглашаюсь, — сказал мой папа, но в его глазах читалась насмешливость.
— Согласен, — произнес Юен. — Как твой работодатель, — добавил он с улыбкой.
Я посмотрела на часы на стене.
— В таком случае, мне пора идти. До восхода осталось всего несколько часов, а еще нужно доехать.
— Будь осторожна, — сказал Юен. — И при случае отчитывайся.
— Хорошо. — «Кроме того, со мной будет оборотень».
* * *
Авто доставило меня к дому Киинов, и когда я вылезла, лунный свет и тени промелькнули по вершинам и углублениям семейного дома, окруженного террасой. Помимо ближайших родственников, там также живут еще двое-трое тетей и дядей Коннора — все время забываю, сколько их. Если бизнес — это общественный центр Стаи, то дом — ее личное убежище.
В округе было тихо, многие окна дома все еще оставались темными. Но на первом этаже горел свет, светлые шторы была задернуты. Я испугалась, что увижу у обочины блестящее Авто, которое умчит нас на север, пока за окнами сменяется пейзаж.
Но там не было Авто; там стоял байк, низкий, темный и впечатляюще сконструированный. Ее зовут Тельма, и Коннор превратил ее из ржавого каркаса в темную сирену после бог знает скольких часов работы.
Я подошла ближе и провела пальцами по маслянисто-черной коже, покрывающей сидение, тщательно выстеганное ромбовидным узором. За первым сидением было второе, чуть повыше, но все же близко.
Сетчатая дверь дома со скрипом открылась, и на крыльцо вышел Коннор, скривив губы, когда увидел меня. На нем были джинсы и черная мотоциклетная куртка, которая выглядела так, будто повидала много километров.
С его темными волнистыми волосами и голубыми глазами он был похож на распутного принца. Красивый, озорной и немного опасный.
— Я не был уверен, появишься ли ты, — сказал он, спускаясь по ступенькам.
— Я тоже. Но я здесь.
Он остановился, подойдя ко мне.
— Были бурные дебаты?
— Победило любопытство.
— Храбрая девочка, — с одобрением произнес он. Нахмурившись, он вгляделся в мое лицо. — А твое… обострение?
В переписке мы стали называть монстра «обострением», пытаясь сохранить его в секрете. И из-за того, что он почувствовал, будто вообще должен поднять этот вопрос, у меня в животе образовался тяжелый камень вины.
— Со мной все будет в порядке.
Он внимательно посмотрел на меня, оценивая, обдумывая, и моя вина растаяла. В его глазах была нежность, говорившая о беспокойстве, а не о страхе; он боялся не того, что я наврежу его семье, а что навредят мне.
— Йога помогает, — сказала я. — Позволяет ему потягиваться, дает ему немного пространства. А если возникнут проблемы, я просто убегу в лес.
Его улыбка была хитрой.
— Проверенный метод в том числе и для оборотней. Там, куда мы отправляемся, будет много леса.
— А где именно это находится?
Коннор ухмыльнулся.
— Очень не по-вампирски с твоей стороны появляться здесь без всех подробностей.
— Я могу действовать спонтанно, когда это необходимо. — «И знаю, как расставлять приоритеты».
— Мы едем на бывший курорт в Гранд-Бэй, — ответил Коннор. — Северное побережье озера Верхнее. Два десятка коттеджей плюс главный домик. Пара саун, несколько кострищ. Люди не могли удерживать его на плаву, поэтому клан выкупил его и реконструировал. Некоторые из коттеджей пустуют; мы остановимся в одном из них.
— Ты бывал там раньше?
— Провел там несколько летних каникул, когда был моложе, зависал с семьей. — Он похлопал по сиденью. — Ты не против прокатиться на Тельме?
Я подумала: «Да, пожалуйста», но ответила:
— Я справлюсь. Пока ты держишь ее в вертикальном положении.
Его фырканье дало понять, насколько ненужным он счел это предупреждение.
— На внедорожнике будет проще. На Авто еще проще. Но они…
— Безопасные? — предложила я, и он слабо улыбнулся.
— Лишены своеобразия, — произнес он. Потом отошел назад и окинул меня взглядом. — Сапоги, джинсы и куртка — это хорошо. Ты можешь завязать волосы. У меня есть шлем, — сказал он и указал на меньший по размеру из двух, висевших на руле байка. Он посмотрел на мои ножны. — Полагаю, это не подлежит обсуждению.
— И окажешься прав. Полагаю, мы поедем не при дневном свете?
Коннор улыбнулся.
— Это лишило бы смысла брать тебя с собой, не так ли?
— Если только ты не хочешь уголек из вампира, то да. Но это слишком уж закрученный способ доставки.
— Мне не нужен уголь, — ответил он, наклоняясь и глядя мне в глаза, словно намеревался поцеловать. — Вампир? Это другое дело.
Хлопнула сетчатая дверь.
— Кон.
Коннор вздохнул, губы скривились в улыбке.
— Выбор времени Апекса, как всегда, безупречен, — прошептал он, почти касаясь моих губ своими, а потом отодвинулся. — Отец.
Габриэль Киин, глава Северо-Американской Центральной Стаи, спустился по ступенькам. У него внушительная фигура. Крепкое телосложение, как у Коннора, но другой колорит. Его рыжевато-коричневые, выгоревшие на солнце волосы доходят до плеч, а глаза у него цвета виски. На нем были джинсы, сапоги и синевато-серая рубашка с пуговичной планкой.
Он взглянул на меня.
— Элиза. Полагаю, ты решила съездить в Миннесоту.
Я улыбнулась ему.
— В последнее время я видела маловато статуй Пола Баньяна[9].
— На этих выходных ты наешься ими досыта. А еще сыром во фритюре и горячими блюдами.
— Пока есть кофе, у меня все будет хорошо.
— С тобой там все должно быть хорошо, — сказал он, а затем глянул на Коннора. — Если с ней что-то случится, то будут серьезные последствия.
Я уже почти начала возражать против предположения, что меня нужно защищать, но потом Габриэль посмотрел на меня и ухмыльнулся.
— И то же самое касается и его, — произнес он с понимающей улыбкой. — Постарайся уберечь его от неприятностей.
— Конечно. То есть, первые двадцать три года моей жизни это не работало, но, быть может, мне внезапно повезет.
Он ухмыльнулся.
— Если решишь, что тебе нужно подкрепление, позвони мне.
— С нами все будет в порядке, — сказал Коннор. — И по дороге к нам присоединиться Алексей. — Он взглянул на меня. — Мы встретимся с ним возле Шаумбурга.
Не уверена, была ли я рада, что смогу узнать побольше об Алексее — или разочарована, что будем не только мы с Коннором.
— Хорошо, — произнес Габриэль. — Это хорошо. Давай немного поболтаем. — Он на пару метров отвел Коннора в сторонку. У меня достаточно хороший слух, чтобы я могла подслушать, но я повернулась к байку, зачесала волосы назад и заплела их в свободную косу.
Через минуту я услышала звуки хлопков по спине, когда они обнялись.
— Счастливого пути, — сказал Габриэль, а потом направился обратно в дом.
Я оглянулась на Коннора.
— Все в порядке? — спросила я. Но я достаточно ясно читала в его глазах беспокойство. Не страх — Коннор не из тех, кто боится — а тревога.
— Просто очередное предупреждение о твоей безопасности и будущем отношений Сверхъестественных в Чикаго.
— Вообще никакого давления.
— Ага, — с ухмылкой произнес он. — Поехали.
Коннор положил мой рюкзак вместе со своей спортивной сумкой в небольшой грузовой ящик. Я разместила свой меч так, чтобы он висел у меня за спиной, а затем надела шлем и застегнула его, поправив косу.
Надев шлем, Коннор перекинул ногу через байк, задвинул пяткой подножку и сел на свое место.
— Твоя очередь.
Я подошла к нему сзади, положила руку на плечо и перекинула ногу, благодарная йоге за гибкость. Сидение с мягкой подкладкой было очень удобным, как и близость к Коннору.
— Все нормально?
— Ага. — Но я не знала, куда девать свои руки.
Он повернулся и посмотрел на меня, его улыбка была дерзкой и классически конноровской.
— Мне нравится, как ты там смотришься.
— Пока что мне тут нравится, — сказала я, возвращая ему такую же улыбку. — Посмотрим, как пойдет дальше.
Он усмехнулся.
— За тобой есть поручень, если хочешь, можешь держаться за него. Или… — он потянулся назад, взял мои руки и обвил их вокруг своей талии, — такой вариант.
Когда я обняла его, под моими руками было его крепкое тело, он сдвинулся и завел двигатель ногой в ботинке. Тельма заревела — глубоким, низким рокотом, который пульсировал в костях и мышцах, подобно второму сердцебиению.
И мы поехали в ночь.
* * *
Поскольку это был Чикаго, движение было плотным, как патока, даже в темноте. Пока ехали к месту встречи по 90 трассе, мы соревновались с машинами, грузовиками и парочкой других байков, а постоянный режим «стой-едь» давал мне не совсем хорошее представление о том, каково это — ехать по открытой дороге. Коннор мог играть в шашечки на мотоцикле — я видела, как он проделывал такое, будучи подростком — но он ехал относительно спокойно, оставаясь в потоке движения, пока мы продвигались вперед.
Алексей — или мужчина, который по моему предположению был Алексеем, учитывая защитный шлем — пристроился за нами на вишнево-красном байке сразу за Шаумбургом. Он ехал за нами, держась в нескольких метрах позади, пока не рассосалось движение. Потом Коннор разогнал мотор, и мы практически полетели. Тельма срезала повороты, словно была частью дороги, моделью машины, прицепленной к асфальту.
Мое сердце колотилось каждый раз, когда он ускорялся или входил в поворот на скорости… что случалось часто, и мне приходилось сдерживаться, чтобы маниакально не захихикать. Коннор, может, и вырос из того дерзкого подростка, которым был, но в нем по-прежнему чувствовалось что-то дикое. Каждый раз, когда он это делал, я крепче сжимала его бедра, что, вероятно, лишь поощряло его.
Мы проезжали мимо полей, ферм, ресторанов быстрого питания и весьма редкой фауны. Посреди кукурузного поля замерла пара оленей и уставилась на нас. По обочине дороги, сверкая глазами в свете нашего фонаря, бежал енот. И в наши шлемы врезался примерно миллион букашек.
Мы ехали уже пару часов, когда Коннор подъехал к заправочной станции с закусочной на темном участке дороги. В темноте здание светилось, а в темных углах парковки стояли фуры. Мы припарковались и сняли наши шлемы. Рядом с нами остановился Алексей, снял свой шлем и провел рукой по волосам.
— Кофе, — произнес он.
— Поддерживаю, — сказала я, потом слезла с мотоцикла, все еще ощущая фантомные вибрации от мотора байка, и размяла шею.
— Ты как? — спросил Коннор.
— У меня все отлично, — ответила я, не потрудившись скрыть безумную улыбку. — Это было невероятно.
— Рад, что тебе понравилось, потому что у нас впереди еще несколько часов пути. — Он улыбнулся и провел рукой по волосам. — Сегодня у нас живописная экскурсия по Висконсину. Хоть и в темноте.
— Мое любимое время суток, — сказала я и заправила выбившиеся из косы пряди волос. — Здорово выбраться за город. Мы с семьей практически никуда не ездили. Не говоря уже о поездках на собственной машине.
— Я в шоке от услышанного, — произнес Коннор, пока мы шли к двери, его голос был сухим, как тост. — Когда я думаю о вампирах, то представляю кемпинг и грязные походы.
— Мой папа был солдатом — четыреста лет назад. Он привык к шелковым простыням и температурному контролю.
— А что насчет тебя? — спросил Коннор с вызовом в голосе. Он открыл дверь, когда к ней подошел мужчина и прошел через нее, держа на руках спящего ребенка.
— Спасибо, — тихо произнес парень, неся ребенка к минивэну.
Я оглянулась на него.
— Ты спрашиваешь меня, могу ли я постоять за себя?
— Да, спрашиваю.
Мы зашли в небольшой альков между наружными и внутренними дверями. Пол был выложен плиткой, стены обшиты панелями, а в углу стоял старомодный автомат для продажи шариков жевательной резинки, на котором лежала стопка брошюр по недвижимости.
Я выгнула бровь.
— Не то, чтобы мне нужно было что-то доказывать, учитывая, что мы вместе сражались с фейри — и победили — но я прошла порядка шестидесяти километров Вала Адриана[10], в темноте взбиралась на скалу над Лак-Блан[11] и провела три ночи в палатке на снегу в Пиринеях[12]. Годится?
Его губы дернулись.
— Ага. Этого должно хватить.
— Да, — произнесла я, толкнув внутреннюю дверь. — Я так и подумала.
* * *
Мы сели в кабинку у передней стеклянной двери закусочной и заказали черный кофе, который нам принесла официантка в переднике в простых керамических кружках.
Я сделала глоток и поморщилась от резкого привкуса чего-то похожего на жидкий креозот[13].
— Кофе — отстой, — произнес Алексей, глядя вниз на него.
— Он весьма паршивый. — Я посмотрела на Коннора. — Полагаю, в Гранд-Бэй нет «У Лео»? — «У Лео» — это моя любимая кофейня в Чикаго.
— В «У Лео» хороший кофе, — сказал Алексей. Это самое большое количество слов, которые он сказал непосредственно мне до этого момента, и поскольку я была с ним согласна, то посчитала это хорошим шагом вперед.
— «У Лео» там нет, — ответил Коннор. — Но там почти наверняка будет кофейня, в названии которой, наверно, будет «север», «лось» или «озеро».
Алексей схватил с держателя для приправ полдюжины пакетиков с сахаром, сорвал верхушки и высыпал в кружку. Он сложил оставшуюся бумагу аккуратной маленькой горкой, а потом сделал глоток сахара со вкусом кофе, погоняв его во рту.
— Помогло? — спросила я.
— Нет, — ответил он, поставив кружку и обхватив руками керамику, чтобы согреть их. — Просто стало слаще.
— У Алексея небольшие проблемы с сахаром, — сказал Коннор.
— Сахар — это не проблема, — произнес Алексей. — Это решение.
— Тебя поймали с поличным? — спросил Коннор.
Алексей хмыкнул.
— Сколько у тебя с собой?
Голос Коннора, понизившийся до шепота, стал настолько серьезным, что я подумала, будто наш разговор перешел к теме транспортировки контрабанды через границу штата. Особенно когда Алексей потянулся к небольшому кожаному рюкзаку и вытащил помятый, сложенный бумажный пакет.
Он раскрыл его и высыпал содержимое на стол. Но там, где ожидала увидеть наркотики или контрабанду, я обнаружила лишь горсть конфет. Это были жевательные мишки, кисленькие акулы, лакричные и лимонные драже. И радужные ириски, длинные конфетные пластины, которые, я думала, уже давно перестали продавать.
— Ты такой шутник, — сказала я Коннору.
Он улыбнулся Алексею.
— Говорил тебе, что это заставит ее понервничать.
— Не буду извиняться за свою законопослушность.
— Пока не окажешься в клетке, — ответил Алексей, рисуя пальцами эту фигуру в воздухе.
Я закатила глаза. Ты можешь вытащить оборотней из Чикаго, но, очевидно, это значит, что по пути ты вытащишь и их четырнадцатилетние «я».
— Оборотни, — пробормотала я и взяла квадратик банановой ириски. — Налог за сарказм.
Алексей почти — но еще не совсем — улыбнулся.
Я развернула ириску и прочитала шутку, которая была написана на внутренней стороне обертки.
— Тук-тук.
— Кто там? — спросил Алексей. По крайней мере, он был готов поддержать плохую шутку.
— Апельсин.
— Что за апельсин?
— Апельсин, благодаря которому ты рад, что съел эту вкусную ириску? — прочитала я.
Выражение лица Алексея было мрачным.
— Идиотская шутка.
Я улыбнулась и протянула ему обертку.
— Тебе придется обсудить это с людьми, которые делают эти ириски. А ты расскажи мне об Аляске, — сказала я Коннору. — Все добрались до Авроры? — Я забросила конфетку в рот.
Алексей фыркнул, помешивая свой кофе, и металл, водимый по керамической чашке, издавал звенящий звук.
— Практически никто еще туда не добрался, — ответил Коннор. — Они не торопятся. Это дерево, — сказал он, снимая салфетку со столовых приборов. Он положил ложку на стол. — Главная ветвь, — продолжил он, а затем подставил вилку и нож так, чтобы тупые концы всех трех предметов соприкасались. — Вторичные ветви, — произнес он, указывая на нож и вилку. — Большинство путников выбирают основную ветвь, но между первым и последним может быть до двух дней пути. Это длинная колонна с возможными отставшими, и ее трудно защищать. Две отдельные группы оборотней выезжают из Чикаго по путям, которые идут вдоль основных ветвей, но между ними от восьмидесяти до ста шестидесяти километров. Они едут впереди, разведывая возможные территориальные проблемы.
— И обеспечивают защиту, — предположила я.
— Именно, — одобрительно произнес Коннор. — Они могут подъехать поближе к основной ветви, если нужно, но предоставляют основной Стае достаточно места для движения. И рассеиваются — позволяя основной группе оставаться небольшой — чтобы сохранять спокойствие местных.
— Но не всегда, — пробормотал Алексей.
— Вот где ты был последние две недели, — сказала я Коннору.
— Да. Оборотни в Колорадо. Вампиры в Аризоне. Среди других проблем.
— Как Райли? Забыла спросить прошлой ночью. — Райли — это бывший парень Лулу, оборотень, который был ошибочно обвинен в убийстве, когда фейри захотели захватить Чикаго. Мы помогли оправдать его, но в тот момент, когда вышел из своей камеры, он сразу же присоединился к каравану.
— Лучше, — ответил Коннор.
— Он нож.
Я посмотрела на Алексей.
— Возглавляет линию?
Алексей кивнул, отпивая кофе.
Я посмотрела на Коннора.
— Ты не хочешь мне рассказать, почему Габриэль считает, что нам может понадобится поддержка?
— Потому что кланом управляют придурки? — предложил Алексей.
Я перевела взгляд с него на Коннора, приподняв брови.
— Лидер высокомерен, — ответил Коннор. — Я позвонил своей двоюродной бабушке в Джорджию, чтобы разузнать подробности об инициации, и выяснил, что в последние несколько месяцев в рядах были некоторые несогласия. Насколько я могу судить, старейшины клана против молодых оборотней, но я не думаю, что это полная картина.
— Думаешь, они что-то скрывают от Габриэля?
— Да, — ответил Коннор. — Стая не похожа на Дом. Нас больше, но мы разбросаны по огромной территории, поэтому местные стаи иногда ведут себя как отдельные единицы. Это нормально для Апекса. Пока все ведут себя хорошо, все идет гладко. Но иногда они бунтуют. Я не знаю, такова ли ситуация здесь, но мы слышали об обидах, а ответы старейшин клана не вызывают особой уверенности.
— И поэтому мы едем туда, — предположила я, и Коннор кивнул.
— И вытаскивать меч без надобности не нужно бы, — произнес Алексей.
Я улыбнулась.
— Вампиры не достают свои мечи, если только не планируют их использовать.
Он издал звук, который я посчитала одобрением, но откуда мне было знать?
— Пойду заправлю байк, — сказал Коннор, поднимаясь и доставая деньги из кармана, бросив их на стол. — Оплатишь, Алексей?
Он бросил на меня многозначительный взгляд, а затем вышел, оставляя нас вдвоем. «И», — подумала я, — «пытаясь дать нам возможность поговорить».
Я поглядела на Алексея и увидела, что он смотрит на меня.
— Как твоя семья? — спросила я.
— Они Брекенриджи.
— Богаты, красивы и снисходительны?
Уголок его губ приподнялся.
— Можно и так сказать. А твоя?
Я обдумала свой ответ.
— Они Салливаны. Дипломатичные, дотошные и очень сосредоточенные на Доме Кадогана.
— Думаю, мы должны были бы быть врагами.
Я посмотрела на него.
— Да? То есть, я знаю, что между нами нет особой любви, но я не знала, что между нами есть какая-то активная вражда.
— Я бы скорее назвал это долгосрочной обидой.
Я кивнула. Я не сомневалась, что он говорит правду о своей семье — они же Брексы — но, думаю, он достаточно саркастично повел себя по отношению ко всему остальному. Но его голос был таким ровным, что сложно было сказать наверняка. С другой стороны, есть оборотни, которые не любят меня, и они не удосуживаются скрывать свои эмоции, так что я решила подыграть.
— Хорошо. Однако, мы должны держать марку перед Коннором. Особенно, учитывая, что он приложил столько усилий, чтобы мы могли друг с другом поговорить.
Он кивнул, бросив суровый взгляд в окно.
— Мне плевать на разговоры.
— Значит, я закончила. — Я допила свой кофе и пододвинулась к краю сиденья. — Я сделаю тебе одолжение и позволю убраться отсюда пораньше.
Он посмотрел на меня, в каждом сантиметре его лица читался скептицизм.
— Я не спорю с интровертами[14], — произнесла я.
— Я не интроверт, — ответил он, выходя из-за стола и вставая рядом со мной. — Я просто человеконенавистник.
Я ухмыльнулась.
— Тогда, думаю, хорошо, что я вампир.
Он усмехнулся, когда я повернулась к двери. Можно считать это победой.
* * *
Когда счет был оплачен, а байк заправлен, мы снова собрались снаружи. Алексей отправился первым, не сказав ни слова ни мне, ни Коннору, возглавляя эту часть поездки.
— У него уникальное чувство юмора. Сухое, как кость.
Коннор усмехнулся.
— Мне понадобилось время, чтобы привыкнуть к нему. Понять этого говнюка Брекенриджа. Он довольно тихий рядом с теми, кого не знает. Но прожужжит все уши тем, кому доверяет. Он умен, сообразителен и верен. А верность имеет значение.
И спорить с этим я не могла.