Глава 19

Я листала бывшую гостевую книгу хижины, которая затесалась среди старых путеводителей и книг рецептов миннесотцев — с большим количеством клюквы и дикого риса — когда у задней двери послышалось шарканье.

Я отложила книгу — только-только прочитав запись о сове, которая всю ночь не давала спать семье Петерсонов — и подняла свой меч, а потом обнажила его.

Я больше не хотела рисковать.

Я подкралась к двери и, когда она распахнулась, приставила свою катану к шее вошедшего.

Коннор поднял руки и ухмыльнулся мне.

— Я в твоей власти?

Мне понравилось, как это прозвучало больше, чем я готова была признать. Я опустила меч, свободной рукой потянула его за прядь волос, чтобы он нагнулся, и прижалась к его губам. Он обнял меня, а потом переместил наши тела так, чтобы я прижалась к стене, его горячие губы накрыли мои.

— Это меч, — спросил он через мгновение, — или ты рада меня видеть?

— И то, и другое?

Он хмыкнул и взглянул на катану.

— Обычно ты заходишь через другую дверь, — указала я. — Я повела себя осмотрительно.

— Задняя дверь была ближе. И я рад, что ты действовала осмотрительно. Это стало вполне желанным возвращением домой.

— Я пришла в себя. — Я вгляделась в его лицо. — Как прошли поминки?

— На удивление без происшествий. — Мы прошли обратно в хижину. Я вложила катану в ножны и отложила ее на стол.

— Удивительно.

— Обычно должны присутствовать все члены клана, — сказал он. — Но ожидать подобного сейчас не приходиться, да и Кэш знал, что эту битву ему не выиграть. Так что старейшины получили поминки, которые хотели, а недоброжелателям пришлось их пропустить. Народа было мало.

— Интересно, — произнесла я. — В основном поколение Лорена?

— Все до единого. Траурная речь была об уважении к старшим.

— Ничего удивительного, — сказала я. — Ты говорил с Джорджией? Сообщил ей последние новости?

— Говорил. Ей это не понравилось. У нас состоялся разговор на повышенных тонах, но она сказала, что поговорит с Кэшем о поиске. А как прошел твой вечер?

— Я нашла кое-что интересное. Иди сюда. — Я взяла его за руку и потащила к дверям патио.

— Почему я снова выхожу на улицу?

— Потому что мне нужно услышать еще одно мнение. — Я подвела его к ставню, поставила его перед ним и воспользовалась фонариком, чтобы обратить его внимание на то, что обнаружила. — Что ты видишь?

— Одну из многих причин, по которой кому-то очень искусно надерут задницу?

— Помимо этого. Будь поконкретнее.

— Не знаю…, — начал он, но затем замолчал, наклонившись ближе.

— Ты это видишь?

— Я вижу что-то. Символ? Логотип? — Он провел по нему кончиком пальца. — Его нацарапали, существо, которое пыталось сорвать ставень. — Он замолчал и оглянулся на меня. — Они оставили чертову визитную карточку. Ты знаешь, что он значит?

— Пока нет. Я попросила Петру узнать. Полагаю, тебе он ни о чем не говорит? Ничего, связанного с волками?

— Например?

— Не знаю. Реалм Псов с Регалиями[44]?

— Ага, ты его разгадала. Он расшифровывается как Реалм Псов с Регалиями. — Его голос был сухим, как тост.

— Я так и знала. Думаю, мы можем отчитаться перед старейшинами и вернуться в Чикаго.

— В теории, — произнес он. — Но, может, сначала посоветуемся с Джорджией?


* * *


Она открыла дверь с кухонным полотенцем в руках.

— Как раз вовремя. Заходите. Присаживайтесь. Мы как раз собираемся есть.

Мы обменялись взглядами, Коннор пожал плечами, и мы прошли за ней в столовую. Стол был накрыт на четверых, но единственным в помещении был Трэйгер. Ужин, по всей видимости, состоял из стейков с маслом, запеченного в фольге картофеля и изумительного багета, который был бы идеально уместен в Париже.

— Ты ждешь компанию? — спросил Коннор.

— Да, — ответила она. — Тебя и Элизу. — Она выдвинула стул во главе стола. — Я думала, что вы заскочите. В кризисной ситуации семья нуждается в семье. И союзниках. Полагаю, мы — и то, и другое. Садитесь, и давайте поедим, пока не остыло. А потом поговорим.


* * *


После вечеринки у костра я почти ничего не ела, поэтому еда была сродни теплому приему.

Мы были голодными и ели в относительной тишине — трое оборотней и вампир, подкрепляющиеся великолепными стейками и хорошо замешанным мной хлебом. «Может, выпечка все-таки станет моим хобби».

— Я должна извиниться, — произнесла Джорджия, когда мы наелись до отвала.

— Не возражаю, — ответил Коннор, и губы Джорджии скривились.

— Знаешь, ты очень похож на свою мать. Она тоже не терпит глупости.

— Да, не терпит. Но хотя я согласен, что ты должна перед нами извиниться, я спасу тебя от этого. Давайте просто все согласимся, что ситуация сложная.

— С этим я могу согласиться, — сказала Джорджия. — Я сожалею об Обсидео.

— Он существует не просто так, — произнес Коннор. — И все уже сделано, так что нет смысла на этом зацикливаться. — Словно вспомнив о тяжести своих магических уз, Коннор повел плечами. — Кэш согласился отправить команды на поиски?

— Нет, — мрачно ответила Джорджия. — Он считает, что это будет пустой тратой ресурсов, и клану нужно держаться поближе к дому, учитывая внешние угрозы ему.

— Квинтет идиотов, — пробормотала я, и Коннор сжал мою руку в знак согласия.

— К счастью, — произнесла она, — у меня есть собственные союзники, и я отправила несколько команд. У них не будет необходимого нам охвата — учитывая насколько велика территория, и насколько глубок лес — но это лучше, чем ничего.

— Я, конечно, слышала слухи о романах Лорена, — продолжала Джорджия. — Но он оборотень и одинокий. Я никогда ничего не слышала о том, что это было не по обоюдному согласию. — Она похлопала Трэйгера по руке. — Если это то, что случилось с Пэйсли, я сожалею об этом. Очень-очень сожалею.

Трэйгер кивнул, но отвернулся, от горя и злости его лицо избороздили линии, для которых он был слишком молод.

— Коннор говорит, что, по словами торговки заклинаниями, Зейн купил камень, — сказала ему Джорджия. — Ты в это веришь?

Трэйгер покачал головой.

— Его не волнуют камни.

— Вы когда-нибудь бывали в магазине? — спросила я их. — Покупали у нее что-нибудь магическое?

Джорджия фыркнула.

— Я никогда там не бывала и не знала, что она колдунья. Она — как они это называют — зарегистрирована?

— Она говорит, что нет, — ответила я и поглядела на Трэйгера, приподняв брови. — Что насчет тебя?

— Зачем мне кристаллы и подобное дерьмо? — спросил Трэйгер.

— Она лжет, — объяснил Коннор. — Может, потому что она не хочет попадать на радары Ордена, или, может, потому что чувствует себя виноватой или боится. Мы надеемся, что Орден предоставит нам какие-нибудь рычаги давления.

— Мы можем отправиться в город в волчьих обличиях, — сказал Трэйгер. — Напугать ее, чтобы она сказала нам правду.

— Попытки запугать людей, чтобы они поступали правильно, в первую очередь и привели нас сюда, — произнес Коннор. — Если у нас будут рычаги давления, мы снова поговорим с ней. Что насчет символа, состоящего из двух «Р»? — Он посмотрел на нас.

— Нет, — ответила Джорджия и поглядела на Трэйгера, который покачал головой. — А что?

— Мы думаем, что они оставили его возле ставня, — сказал Коннор. Он отодвинул свой стул. — Мы с Трэем займемся посудой. Но сначала немного подышим свежим воздухом. — Он выжидающе посмотрел на Трэйгера, дождавшись, когда тот встанет.

— Не уходите далеко, — произнесла Джорджия.

— Буквально на террасу, — с улыбкой ответил Коннор. — С твоим мальчиком все будет в порядке.

— Я не ее мальчик, — пробормотал Трэйгер, но в его тоне было что-то довольное.

— Свежий воздух полезен для тела, — сказала Джорджия. — И вы займетесь посудой, но она может подождать вашего возвращения. И это даст нам с Элизой возможность поговорить.

Мы подождали, пока они выйдут на улицу и за ними закроется дверь.

А потом я осталась с ней наедине, страшась того, о чем, по моей догадке, Джорджия хотела со мной поговорить.

— Внимание Коннора пойдем ему на пользу, — произнесла она. — Он почувствует, что он услышан.

— Он пришел к нам, — произнесла я. — Рассказал нам о Зейне. Коннор уже сказал ему, что поступить так было правильно, что это было трудно сделать. Думаю, он достаточно ценит влияние своего отца, чтобы знать, каково это, когда у людей нет хороших образцов для подражания.

— У Трэя их определенно не было, — согласилась Джорджия. — Я делала все, что могла, но я — не его родители.

Я кивнула и посмотрела в окно. Снаружи поднялся ветер, и по окнам начали хлестать ветки.

— Поступать правильно, — произнесла Джорджия, — это всегда тяжело. Подобное здесь случается слишком часто.

Я оглянулась на нее, не уверенная, увижу ли осуждение или одобрение. Но не обнаружила ни того, ни другого — скорее любопытство.

— Ты правильно поступила с Карли, — сказала она. — Мне потребовалось несколько часов — несколько тяжелых часов — чтобы это обдумать. Но это был выбор, который тебе пришлось сделать, и ты его сделала.

— Сделала.

— Я этому рада. У меня такое ощущение, Элиза, что ты принимаешь много трудных решений.

Я поняла, что мы больше не говорим о Карли.

— Не хочешь мне об этом рассказать? Я понимаю, что предлагала это раньше, и ты отказалась, и то, что происходило потом, может не слишком располагать ко мне. Я не очень хорошо тебя знаю, — произнесла она. — Но ты спасла Карли, и это много значит. — Она слегка улыбнулась. — И я вижу многое от тебя в его глазах, в том, как он на тебя смотрит.

Я долго смотрела на нее, мою грудь сдавливало от эмоций.

Может, это была слабость, которую мне не следовало показывать. Может, это был долг, который мне скоро предстоит выплатить. Может, это было сочетание истощения и слабости. Может, я устала бояться.

Или, может, потому что она оборотень, и в ее семье хватает своих проблем, было не так сложно сказать правду.

— Я зову его «монстром».


* * *


Мы остались за кухонным столом, я ей все рассказала. Поведала ей о драконе, о связующей магии Мэллори. О чувстве, что во мне живет нечто чужое, нечто другое. Что он ожесточенный, озлобленный, могущественный и сильный. Что он хочет выбраться наружу.

И что сдерживать его становится все труднее и труднее.

— Почему ты его ото всех скрываешь?

— Потому что тогда все будут знать, кто я такая — о существующем риске, что я слечу с катушек и буду вредить кому-нибудь при каждой драке. И все узнают, что в большом плане моих родителей был весьма существенный недостаток, и этот недостаток вредит мне.

— Почему ты говоришь, что он тебе вредит?

— Он сводит меня с ума. Он заставляет меня сражаться, подобно берсерку.

— Он заставляет тебя сражаться, подобно хищнику.

— Он делает меня монстром.

— Он делает тебя вампиром.

Это начинало неприятно напоминать поход в кабинет психотерапевта, а не обычную беседу с тетей моего бойфренда. Мне не нравилось смешивать эти потоки. Я подошла к окнам, скрестила руки на груди и выглянула наружу.

— Даже если план твоих родителей провалился, — тихо сказала она, — ты думаешь, они хотят, чтобы ты страдала? Несли вину за то, что никто из вас не может контролировать?

— Я думаю, что у меня нет причин усугублять их вину, когда сама могу ее нести.

— Тогда, полагаю, тебе стоит задать себе несколько вопросов: Ты ее несешь? Или просто как-то перебиваешься?

Она замолчала, казалось, собираясь с мыслями.

— Я думаю, что Сверхъестественные, поскольку мы отдаем приоритет нашим неординарным силам, уделяют недостаточно времени обсуждению наших слабостей. Я считаю, что всем нам стоит больше разговаривать. Быть откровенными и честными в отношении того, кто мы есть и что чувствуем. Если бы так поступали в клане, если бы мы не заставляли молодых оборотней подавлять свой гнев, скрывать свои чувства и подавлять их, возможно, мы не потеряли бы людей.

— Ты мне нравишься, Элиза. И я не хочу, чтобы у тебя все закончилось так — чтобы ты подавляла свои чувства, живя ради своего гнева, пока он не поглотит тебя.

— Я не знаю, что делать. Не знаю, как этого избежать. Мне не у кого спросить. Нет таких книг, в которых можно было бы об этом прочитать. Нет экранной страницы с информацией. Я нашла несколько вещей, которые помогают — йога, офисная работа — от которых он ведет себя спокойно.

— Думаю, ты должна спросить себя, почему должна его сдерживать.

Я лишь покачала головой.

— Ты его спрашивала?

— Спрашивала его о чем?

— Кто он? Чего он хочет? Что он может для тебя сделать?

— Я знаю, что он может для меня сделать. Совершать насилие.

— Ты сама прекрасно можешь совершать насилие. Для этого тебе не нужен монстр.

Я покачала головой.

— Может, я ошибаюсь, — сказала она, откинувшись назад и скрестив руки на груди. — Но даже если раньше он был чужим, то больше не чужой. Он — часть тебя, а ты — часть его. Вы застряли вместе. Так что придумай, как вам жить вместе.

— Так и Коннор сказал.

— Иногда ему в голову приходят хорошие идеи. — Ее лицо смягчилось от доброты и сопереживания. — Я знаю, ты чувствуешь, что пошла на риск, рассказав мне об этом. Но подумай о том, что, возможно, я не единственная, кто не станет тебя осуждать. Судя по тому, что я знаю, твои родители любят тебя, и хотели бы, чтобы ты позволила им помочь. Они не хотели бы, чтобы ты несла что-то настолько тяжелое в одиночку.

Я подумала о разговоре, который у меня состоялся с отцом, о том, что он был первым, кому я рассказала о превращении Карли.

— Иногда самый сложный поступок — это быть честными с теми, кого мы любим, в отношении того, кто мы есть. Иногда это лучшее, что мы можем сделать.

— Я подумаю об этом, — ответила я. Потому что это было самое большее, что я могла пообещать прямо сейчас.


* * *


Слишком уставшая, я оставила Трэйгера с Коннором мыть посуду, пообещав им, что смогу благополучно проделать сорокаметровый путь обратно до хижины.

На курорте было тихо, как на кладбище. Ни костров, ни шумных вечеринок. Вместо этого хижины были освещены изнутри и снаружи, даже самые храбрые оборотни сидели внутри с запертыми дверями. Даже если они нам не поверили — или другим сражавшимся оборотням — насчет напавших существ, они не хотели рисковать.

Я добралась до хижины, с удивлением обнаружив на ступеньках Алексея.

— Привет, — сказала я, подойдя к крыльцу. — Ты ждешь Коннора?

— Не-а, — ответил он. — Я стою на страже.

— На страже?

Он поднял голову и бросил взгляд назад.

— Я буду приглядывать за этим местом, пока ты спишь. Из-за ставней.

Я буквально вытаращилась на него.

— Ты собираешься охранять хижину.

— Таков план.

Я подумывала войти внутрь, оставив его выполнять свою работу. Но поразмыслила над тем, чем я поделилась с Джорджией, над легкостью, которую почувствовала, сделав признание. Поэтому еще раз рискнула и села на ступеньку рядом с Алексеем.

— Я ценю, что ты заботишься о Конноре. И ценю, что ты приглядываешь за мной.

Он кивнул.

— Я выросла в Доме Кадогана. Он всегда охраняется, на окнах всегда большие ставни. В Париже была охрана, но не было ставней. Просто большие бархатные шторы. Они были прекрасны — темно-синие, того же цвета, что и полночное небо. Но это были шторы. Однажды ночью я тренировалась двенадцать часов — это была зима — и практически упала в кровать, когда наступил рассвет. Не проверив шторы.

Мгновение он молчал, тишину заполнили насекомые. Затем он почти нерешительно спросил:

— Что произошло?

— Мы думаем, что мои ноги обожгло примерно за десять минут до того, как я с криком проснулась. В Доме Дюма был охранник-человек, и она, услышав меня, прибежала. Она зашторила окна и забинтовала меня. Мне пришлось убеждать родителей не лететь в Париж. И я усвоила урок касательно проверки штор.

— Я исцелилась, — произнесла я, — ведь я вампир. Но на это ушла неделя, и в то время ничто не могло уменьшить боль. — Я посмотрела на него. — Я знаю, что твой караул касается не только меня. Но я это ценю. Я просто хотела, чтобы ты это знал. Так что, спасибо тебе.

Он кивнул.

— Не за что, Элиза.

Это был первый раз, когда он произнес мое имя.

Загрузка...