Колдовские чары

Глава третья,

где и герой выглядит не вполне орлом среди донов — благородных и не совсем

— Итак, сударь, нам будет очень интересно услышать о ваших злоключениях, — обратился к Косте капитан корабля — длинноволосый старик с заостренными аристократическими чертами лица и короткой острой бородкой. Он, Константин и еще несколько офицеров военного судна, принадлежащего испанской короне, сидели в кают-компании за пуншем.

— Господа, мне стыдно, но я солгал вам при первой нашей встрече на берегу, — сказал Костя.

— Мне почему-то тоже так показалось, — сказал офицер, который еще на берегу задавал вопросы спасенному.

— Я — не поляк, а русич, православный.

Офицеры удивленно подняли брови.

— Я слышал, что в Ржечи Посполитой (один Бог знает, что у капитана получилось из этого названия) осталось немало схизматиков, — проговорил капитан. Голос его звучал не слишком-то благосклонно, но и тона вынесения приговора тоже не наблюдалось. — Главное — не английский еретик! — добавил назидательно старец, подняв руку.

— Мне довелось воевать в Ливонскую войну, которую вел царь Иван… На стороне Стефана Батория, так сложились обстоятельства. Потом судьба привела меня в Москву, и я был при дворе царя Ивана, стал его астрологом и лекарем. Я присутствовал при его последнем вздохе. Потом английский посол уговорил меня поехать в Англию, ко двору Елизаветы. Я сделался приближенным, но она решила воспользоваться моим умением фехтовать, чтобы расправляться со своими политическими противниками. А я отказался.

— Одобряю, — проговорил капитан. — Вы и в самом деле хорошо владеете этим благородным искусством?

— Меня хотели или заставить подчиниться воле королевы, или убить, — заявил Константин, и это было на сей раз совершеннейшей правдой. — Тогда мне пришлось бежать из Англии, и ничего лучше я не придумал, как воспользоваться кораблем Дрейка. Я полагал, что он плывет в Вест-Индию. Но он плыл сюда, в Африку, в Гвинею, чтобы обзавестись «черным товаром», обменять людей на блестящие безделушки. Я спас эту деревню от Дрейка.

— Очень благоразумно с вашей стороны, — усмехнулся один из испанцев. Этот говорил по-английски. — Кажется, они хотели вас хорошенько отблагодарить…

Первым рассмеялся капитан, за ним — и все остальные.

— Верно, но не в этом дело… Правдой — в том, что моя черная жена с новорожденным младенцем на руках сейчас содержится где-то на вашем корабле вместе с тремя другими черными женщинами.

Молчание было долгим и томительным, но закончилось оно весьма неожиданным. Длинноволосый капитан поднялся, подошел к Косте и протянул ему свою руку:

— Право, пожмите се! Это тоже рука бойца, честного бойца, и вас я увидел воина тоже. Такое правдивое сердце на свете редко встретишь! Но какие планы у вас сейчас?

— Меня очень волнует судьба Марии Стюарт, этой несчастной королевы. Елизавета, которую я ненавижу всем сердцем, ищет ее повсюду и, по моим данным, Мария уже должна находиться в застенке. Главный организатор борьбы с Испанией государственный секретарь Уолсингхэм держал под контролем даже тайную переписку Марии. Заговорщики против Елизаветы уже схвачены, готовится их казнь. Мария будет предана специальному суду и ее казнят в сентябре восемьдесят шестого года. Но я могу спасти ее. Я хочу ее спасти! Иначе католическую церковь ждет серьезное поражение…

— А с чего бы вам, сударь, так печься о нашей Святой Церкви? — спросил один офицер. — Вы же приверженец церкви греческой? И потом — а откуда такие сведения? Ведь вы сами говорите, что провели среди этих черных язычников целый год.

— Я даже скорее не о католичестве пекусь, а о незаслуженно гонимой Марии Стюарт. Но и в реформатстве, в кальвинизме, в лютеранстве я вижу большую опасность для мира и Европы. Поверьте, тридцати лет не пройдет, как главные европейские державы столкнутся в такой кровавой бойне из-за разницы религиозных воззрений, что земля надолго кровью упьется. Так уж лучше католицизм чистый, чем разные еретические ответвления.

— И откуда вам, сударь, об этом известно? — строго спросил другой офицер. — Вы говорите с такой уверенностью, точно вы пророк, вроде… Нострадамуса.

— Его пророчества мне знакомы. Темны они, на далекое будущее рассчитаны. Но многие из них уже сбылись. Что до моих предсказаний, то я обладаю даром видеть будущее. Это — Божий дар.

— Гм, в таком случае, не могли бы напророчить нам хотя бы, какая погода будет завтра на море? — с усмешкой спросил третий офицер. — Ну, не говоря о том, не придется ли нам столкнуться с вашими не очень добрыми знакомыми — англичанами?

— С утра будет штиль, паруса ваших судов окажутся бессильны. В середине же дня небо внезапно закроет туча, пришедшая с востока, поднимется сильный ветер, дующий в северном направлении. Если вы правите в сторону Испании, то он окажется для вас вам благоприятным.

— И еще вопрос, сударь, — мягко проговорил капитан. — Я немало тронут известием, что та черная женщина с младенцем на руках, которую мы сделали своей невольницей, ваша жена, а ребенок — ваш сын…

— Да, это так, — потупился Костя. — Я прожил среди туземцев около года. Признаться, сейчас я оказался совсем без средств, но когда они появятся, я выкуплю у вас и эту женщину, и ребенка. На сем разрешите откланяться?

— Желаем вам доброй ночи, — сказал капитан. — Посмотрим, сбудутся ли ваши предсказания в отношении завтрашней погоды.

И Костя, поклонившись, вышел.

Предсказывать погоду при его способностях — дело не слишком сложное. А вот что касается всего остального… Кажется, он заронил в испанцах ненужные подозрения. И стоило ему брякать про Марию Стюарт?!

С другой же стороны, надо постараться убедить их: схизматик — их верный друг и помощник. Тогда появится надежда освободить негритянку. Ведь не желала же она ему дурного, наоборот… И потом, надо бы как-то отомстить королеве Елизавете за замечательный тайный приказ утопить его в море.

Ему очень хотелось снова увидеться со своей «Таней», объяснить ей, насколько она была не права. И она поймет, в том можно не сомневаться! Но как ее найти, Костя не знал. Испанец сказал, что он очень тронут — но, судя по всему, более ничего добавлять не собирался.

…Когда же Константин вышел из кают-компании, там можно было услышать такой, довольно горячий разговор.

— Мне, между прочим, очень подозрителен этот человек, — говорил тот офицер, который первым увидел несчастного, подготовленного к жертвоприношению. — Вначале он мне солгал, так почему бы верить ему сейчас? Не лгал ли он нам все это время? Ведь он наверняка хотел расположить нас к себе своей примирительной политикой к Риму, зная, что мы — испанцы. Отсюда, кстати, и Ржечь Посполита, и Стефан Баторий… Он ругал Елизавету — и опять же по той же причине. Он вознамерился освободить Марию Стюарт — ну что за бредни! Если она уже поймана, то какие ключи отворят запоры ее темницы? Ее, наверное, сама Елизавета сторожит. Ох, как он мне не по нраву!..

— А его пророчества? Что он себе позволяет? Будто сам Спаситель к нам вернулся, — сказал не без иронической усмешки другой офицер. Но тут же примолк под суровым взглядом капитана — тот не одобрял не только богохульство, но даже малейший намек на оное.

— И потом, он год прожил с этими дикарями, а я от некоторых миссионеров слышал, — сказал третий офицер, — что колдовство у таких язычников развито в высшей степени. Они, вроде бы, даже на некоторое время могут мертвых оживлять, — и испанец перекрестился. — И потом, сегодня он наверняка нам навредил, сообщив черномазым, что надо уйти. Наверняка так оно и было. А то, что он был связан — все та же ложь. Наверняка было так: он первым увидел корабли, приказал черномазым себя связать, и… А вот вы, любезный дон Фернандес, еще ему руку жали с благородным видом.

Слово взял капитан:

— Во всех ваших доводах есть частичка правды. Это очевидно. Но подумаем, какой вред короне может причинить этот человек? Мы высадим его в Кадисе, да и пусть себе идет восвояси со своей чернокожей бабой и ребенком. Мне отчего-то жаль его. В его глазах я увидел такую тоску…

— А я бы посмотрел на то, сбудутся ли его предсказания, — заявил один из офицеров. — Ведь он даже не посмотрел на закат! Любой моряк сделал бы это, желая предсказать погоду на завтра.

— Хорошо, посмотрим. А теперь, господа, давайте расходиться по каютам, — предложил капитан. — Спокойной вам ночи.

И каждый из офицеров перед уходом подошел с поклоном к своему капитану.

Утро следующего дня, как и предсказывал Костя, выдалось на удивление спокойным. Океан был похож на зеркало, в котором отражалась лишь голубизна неба. Паруса на реях обвисли безжизненными тряпками, и суда стояли на месте. Но именно к полудню небо в одной своей части стало чернеть. Страшная туча приближалась с юга так быстро, что не прошло и часа, как весь небосклон заволокло почти черным одеялом тучи, из которой хлынул страшный тропический ливень, а вместе с тем налетел такой шквал, что еще минуту назад висевшие как тряпки паруса надулись. Да так туго, что заскрипели реи.

Капитан в плаще из промасленной кожи вышел на палубу в сопровождении офицеров.

— Ну, и как вам наш предсказатель? — спросил он у них. — Ведь слово в слово все сошлось!

— Н-да, и здесь что-то нечисто… — сказал один офицер.

— Надо убрать часть парусов. Пожалуй, все прямые, — сказал капитан, смотря на мачты. — Оставим одни косые, их хватит. Боюсь, посрывает этот ветер паруса. Отдайте матросам команду…

Ветер гнал суда к берегам Испании, как стремительный лесной ручей гонит легкую щепку. Но корабли были крепкими, капитан и команда — опытными. А что можно пожелать моряку, кроме попутного ветра? Именно поэтому атмосфера, царившая в тот вечер в кают-компании, оказалась легкой и непринужденной, хотя судно порядочно качало, а бокалы с пуншем нельзя было ставить на стол — они обязательно скатились бы на пол.

— Однако, вот вам и наш предсказатель! — сказал один из офицеров. — Так напророчить, будто он всю свою жизнь провел в плаваниях!

— Нет, Суарес, оставьте, пожалуйста, — вежливо, как обычно сказал капитан. — Вот я на самом деле всю жизнь провел в плаваниях. Но по вчерашней вечерней погоде я не мог бы сказать ничего о том, что случилось сегодня с утра. Этот человек предчувствовал и необыкновенный штиль, и резко сменивший его ураган каким-то другим… инструментом, что ли. Говорят, есть животные, которые задолго знают о приближении землетрясений или ураганов. Так и здесь — особая чувствительность организма.

— Это было бы очень простым объяснением, — сказал дон Суарес. — Можно предчувствовать ураган, но как предугадывать штиль? Живое существо боится непогоды, бури, потрясений, готовится внутренне к ним. Вот и узнают какие-то зверьки о таких явлениях. Но штиль-то, штиль, то полное отсутствие опасности!..

— Ах, господа, — заговорил другой офицер, — мы будем долго и бесплодно рассуждать об этом, если не призовем в нашу компанию этого странного человека. Возможно, он сам поведает нам о том, как ему удается предугадывать. Он еще говорил о каких-то религиозных кровавых войнах… Может быть, он и здесь будет прав. Тогда мы окажемся виноваты в том, что не донесли о человеке с такими способностями его величеству королю…

— …Или — Святой инквизиции! — подняв палец, сказал Суарес. — Короче говоря, дайте мне непромокаемый плащ. Я иду за этим человеком. Как его, кстати, зовут?

— Кажется, Константин Росин. Да, именно так, — сказал капитан.

Когда Костя был приведен в кают-компанию и ему налили пунша, а он выпил его, капитан, как старший чин на корабле, со свойственной ему деликатностью начал:

— Дон Росин, мы все стали очевидцами того, что ваше предсказание на погоду нынешнего дня полностью оправдалось. Мы хотели бы, если вы не возражаете, получить какие-либо объяснения — как вам удалось это сделать? Возможно, вы являетесь обладателем некоего чувствительного органа, который дает знать о приближающемся шторме? Или… или просто голова начинает болеть? А если связать это с вашими вчерашними предвидениями судьбы Марии Стюарт, мыслями о какой-то страшной религиозной войне, то все становится и вовсе запутанным. Ну же, расскажите. Нам это очень интересно!

Константин долго молчал, пил пунш и чему-то улыбался. Потом заговорил:

— Господа, я говорил вам вчера, что участвовал в Ливонской войне. Именно тогда у меня и открылись кое-какие способности. Мне пришлось бороться за жизнь, и… Как я сам остался жив, одному Всевышнему известно, но именно Он и вложил с тех пор в мою голову большие знания. Я умею лечить, как не лечат другие, мне известно довольно многое. И о будущем — в том числе… — и Константин пальцем ударил себя по голове.

— Простите, — засуетился офицер по фамилии Герейра, — но тогда вам должны быть известны и события… лично моего прошлого. Вы можете назвать хоть один факт?

Ох, и зря он сказал это, хорошенько не подумавши прежде! Иные люди представляют собой просто открытую книгу: читай — не хочу. Дон Герейра как раз принадлежал именно к такой породе. Конечно, чтение мыслей — труд, который по силу не всякому человеку со сверхспособностями. Но Костя всяким и не был. А главное, он не подозревал, что судьба может вновь подставить ему хоть какую-то подножку.

— Это просто, — спокойно сказал Константин. — Два года назад в крупном городе… Увы, не представляю, в каком, вы закончили морское училище. Сейчас совершаете ваше третье плаванье, оставив на берегу беременную жену, которая благополучно родит ребенка.

Офицеры зашумели, поднялся переполох. Все взирали на Константина не просто с изумлением — с испугом, с замешательством. Другим офицерам тоже захотелось узнать о своем прошлом, и Костя стал давать точные и лаконичные ответы. Но тут слово взял капитан:

— И наше будущее вам тоже известно?

— Безусловно, только я не люблю говорить людям об этом. Кому приятно знать, когда его ждет кончина! В том и состоит наше счастье, говорил, насколько я помню, Сенека, что мы не знаем своего будущего.

— Ну, а я — смелый человек и хочу знать год день и час своей кончины. Прошу вас, дон Росин, ответьте на мой вопрос…

— Ежели вам угодно, капитан, то — извольте… Когда в восемьдесят восьмом году ваш славный король Филипп Второй соберет огромный флот, чтобы высадиться в Англии, вы будете командовать этим вот кораблем. И тринадцатого августа, когда вы будете стоять на капитанском мостике во время сражения с англичанами, ядро оторвет вашу благородную голову. Простите, но вы — военный моряк. Вам ли бояться смерти. Впрочем, теперь, когда вы точности узнали о дне своей смерти, вы можете позаботиться о себе и не выходить на капитанский мостик во время сражения.

Конечно, сказано это было наобум, хотя… Ведь вполне понятно, что Непобедимая Армада будет собрана, что испанцы предпримут попытку разделаться с англичанами, и «непобедимые» окажутся очень даже побежденными. Что же до капитана, то он — опытный военный моряк. И уж конечно он станет участвовать в сражении. Дальнейшее было более или менее ясным…

— Спасибо за совет, — с улыбкой сказал капитан, — я укроюсь в трюме и обложусь подушками. Тогда-то английское ядро уж точно меня не коснется! А скажите-ка, если способны предвидеть, что станется с тем огромным испанским флотом, посланным к берегам Англии королем Филиппом?

— Он будет полностью разгромлен, — сразу ответил Костя.

Капитан и все офицеры помрачнели, но вот раздался веселый голос офицера Герейры:

— Ну, а свою судьбу вы способны видеть?

— Да, безусловно, только я не часто пользуюсь этим даром в отношении себя. Я просто иду своей дорогой, согласно своим желаниям…

— То есть, рок над вами не тяготеет? — спросил Суарес.

— Непременно тяготеет, как и над всеми нами, — отвечал Константин.

— Ну, так и ответьте нам, что станет с вами и с вашей черной женой в ближайшем будущем? — продолжал любопытствовать Суарес.

Все увидели, что по лицу Кости будто волны пробежали. Он закрыл лицо руками и стал говорить глухим голосом:

— Вы, господа, сочтя меня колдуном и еретиком, отправите меня в Мадрид, к великому инквизитору. Там я и моя жена будут подвергнуты страшным пыткам, она как ведьма будет сожжена вместе с моим черным сыном, моей же персоной заинтересуется их величество Филипп Второй, и я буду отправлен с особой миссией в Англию. Вот и все, что я могу вам сказать.

Не прощаясь, лишь поставив стакан на стол, Костя вышел из кают-компании и, держась за борт, преодолевая порывы ветра, пошел в свою каюту.

Офицеры долго молчали. Молчал и капитан. Он хоть и был старым боевым служакой, но не считал себя настолько старым, чтобы покинуть этот свет через три года. Пророчество Кости его задело, он был просто огорчен, потому что поверил в него и представил довольно живо, как его голова лопается от попадания чугунного ядра.

— Что будем делать с этим малым, господа? — жестко, не своим голосом спросил он у офицеров. — От Бога ли способность пророчествовать, или от дьявола, не нам решать. Но сей господин явно обладает этим даром. Он сам предрек свой путь, не мы его толкнули на него. Но можно все изменить. Почему бы не представить этого человека его величеству.

Все офицеры промолчали. Каждый понимал: если их капитан и постарается разрешить дело таким образом, то кто-то из них непременно состряпает донос. А скорее всего, доносов будет много. По числу благородных донов, сидящих в кают-компании. Быть может, за исключением капитана Фернандеса.

Надо сказать, капитан Фернандес оказался приличнее своих подчиненных. На рассвете следующего дня, когда судно проплывало мимо одного из населенных островов у побережья Африки, благородный дон приказал усадить в лодку негритянку с ребенком на руках — и отправил ее в путешествие. На море были волны, но не слишком высокие, да и до берега оставалось всего ничего. А там, на острове, о женщине позаботятся. Кому как не дону Фернандесу было знать, что местные жители — народ мирный и доброжелательный. Молодые офицеры вроде Суареса не могут его понять, но он-то отлично понимает этого несчастного скитальца, который даже не является добрым католиком. Вот, помнится, в молодости на том самом острове…

Капитан перекрестился и на всякий случай прочел молитву, дабы прогнать грешные мысли, ему совсем неподобающие.

— И все же, сударь, вы… Нет, не солгали. Это надо назвать иначе, — заявил дон Фернандес, увидев Константина вскоре после того, как остров скрылся вдали. К счастью, они могли говорить без переводчика — капитан неплохо знал немецкий.

— Солгал? — удивился Константин. — В чем же?

— В предсказании судьбы вашего сына и вашей подруги, — усмехнулся капитан. — В бумагах об этом будет говориться так: она бежала. Я тоже не солгу, просто не сообщу всего. И прошу вас придерживаться той же версии. Сейчас они должны находиться в хижинах туземцев одного острова. А предсказание ваше не сбылось. Хотя… Для чего же нужны всяческие пророчества, если не для того, чтобы избежать печальных вещей в будущем?

Константин был готов броситься на колени перед капитаном. Да, Фернандес был настоящим испанцем и настоящим идальго. Именно такие, как он, шли с крохотными отрядами завоевывать огромные империи в Новом Свете. Открывали острова и континенты.

— Пророчество относительно вас тоже может не сбыться, — проговорил Константин.

— Знаю, — грустно покачал головой Фернандес. — Но, как я себе представляю, это будет не такая уж скверная смерть для старого военного моряка, клянусь святым Иаковом Компостельским! Я опасался как раз иного: что мне придется умирать в собственной постели от какой-нибудь ерундовой хворобы, дряхлым и беспомощным. Так что, если его величество собирается направить огромную армаду на англичан, я — к услугам короны!

Корабли встали в бухте Кадиса, и Костю с его саблей и пожитками — сбором трав и цветов — отвезли на берег на шлюпке. Один из офицеров сопровождал их.

— Мы можем быть свободны? — спросил Костя у офицера.

— Нет, постойте. Есть препятствия формального порядка. Вам нужно будет пройти в ратушу. Вы ведь иностранец, — он слегка улыбнулся, пытаясь скрыть нервное подергивание щеки. Этот благородный дон уже успел накропать донос — ради самосохранения, конечно.

В здании ратуши Константину пришлось ждать довольно долго. Все чиновники во всех странах мира примерно одинаковы. Чем дольше заставил ожидать просителя, тем больше будут тебя уважать, ибо ты обладаешь высшей формой власти — властью над временем.

Но на сей раз задержка была вполне оправданной: испанские чиновники изучали множество доносов. О чем и сообщили Косте, когда, наконец, пришли за ним. Посему его было предписано отправить в Мадрид, в суд Святой инквизиции. Обжалованию это решение не подлежало.

Его посадили в карету, которую, наверное, специально построили для перевозки преступников. В ней было лишь одно небольшое зарешеченное окно, поэтому по причине жаркой летней погоды там стояла невыносимая духота.

Мадрид находится в самом центре страны, поэтому, как не гнали лошадей, ехать пришлось целую неделю. Лишь когда копыта лошадей застучали по мощеной улице, а в карету стали врываться звуки большого города, Костя понял: они наконец-то достигли столицы Испании.

Карета остановилась, дверцы открылись. Узника ввели в двери большого дома и опять же заставили ожидать в комнате, где кроме скамейки, не было ничего — лишь черное и отчего-то страшно отталкивающее распятие висело на беленой стене, напоминая скорпиона с поднятым для смертельного удара хвостом.

Служитель в длинном черном одеянии, черной шапочке на голове и с крестом на груди вошел и прочел по бумаге:

— Господин Росин?

— Это я, — встал Костя.

— Вы приглашаетесь в зал судебных заседаний. Как видите, вам не пришлось долго ждать. Вероятно, ваше дело будет рассмотрено быстро, и вас отпустят. Прошу.

Его ввели в небольшой по размерам зал, где над столом, за которым сидели три человека в таких же черных одеждах, что и у служителя, приведшего Костю, висело большое деревянное распятие. Секретарь с пером в руке устроился в углу, чтобы делать протокол допроса.

— Господин Росин, вы находитесь в зале суда Святой инквизиции Королевства Испании, — заговорил на немецком чиновник. — Просим отвечать на наши вопросы четко, ясно, правдиво и без околичностей. Причиной, по которой вас доставили в суд, явились донесения офицеров судна «Дофин», имевших случай общаться с вами и слушать вас. Отвечайте на первый вопрос — верите ли вы в колдовство?

Костя знал, что если он скажет «нет», то уже будет признан еретиком. Ведь инквизиция свято верила в существование колдунов, а отрицание их присутствия в жизни означало бы, что допрашиваемый отвергает и борьбу с ними. Но если бы Костя сказал «да», то суд решит, что подсудимый знает об этом предмете больше, чем ему положено.

— Да, я верю в колдунов, хотя вашей светлости нужно было уточнить, что такое колдун.

— Это наше право — делать уточнения или нет. Итак, согласно материалам доноса, на судне «Дофин» вы открыто занимались предсказаниями, одно из которых сбылось, чему были свидетелями все офицеры судна и капитан. Вы точно предсказали время начала бури. Вы можете подтвердить, что предсказания такой точности могут быть следствием колдовских манипуляций?

— Нет, — твердо отвечал Константин. — В этом случае колдунами можно было бы посчитать очень многих животных, которые предчувствуют за несколько дней наступление бури.

— Но вы — не животное, сударь, а человек, вы живете по другим законам. Никто из офицеров судна, в том числе капитан, несмотря на их опытность, не могли предположить, что назавтра будет буря. Значит, вы обладаете неким сверхъестественным даром, которым обладают все колдуны. Так вы колдун, господин Росин?

— Нет, я не колдун, но обладаю способностью предсказывать будущее.

— Но никто из нормальных людей таким свойством не обладает. Будущее — в руце Божей, а покушаться на обладание Божьими свойствами — есть великое заблуждение и ересь. При вас был мешок с травами. Вот он, — и судья показал на мешок Кости, который лежал на столе перед ним. Рядом лежала и его сабля. — Для какой цели вам были нужны эти травы, среди которых мы обнаружили и явно вредоносные для человека растения?

На всякий случай чиновник решил подстраховаться: если не выйдет с обвинением в колдовстве, можно будет предъявить другое — в отравительстве.

— Когда я целый год жил среди туземцев Африки, то сделал этот сбор, чтобы при помощи его лечить людей. Я применял эти травы только во благо человека, но не во вред ему.

— Черного негра вы тоже считаете человеком?

— Да, ваша милость, и многие христианские подвижники, как вам известно, даже из Испании, ведут среди них миссионерскую деятельность, несут им слово Божье. А разве они бы занимались этим, не будучи уверенными, что их поймут? И черные люди их действительно понимают. Многие негры превращаются в христиан, ибо у них есть разум, равный нашему. А именно разум сближает нас с Богом. Мы сотворены по образу и подобию Его, о том говорит и Священное Писание.

— Что ж, вы говорите вполне разумно и как истинный христианин. Но вот ваши предсказания… — судья уткнулся в донос. — Вы предсказали и свой арест, и даже год казни королевы Шотландии Марии Стюарт, год начала морской экспедиции Королевства Испании и даже… даже ее провал. Вы сообщили о каких-то страшных и кровавых религиозных войнах между католиками и протестантами. Откуда у вас эти сведения? Кто внушил вам это? А то, что вы назвали точно время смерти самого капитана Фернандеса, разве это не говорит о том, что вами движут совсем не человеческие и не Божеские силы? В вас говорит дьявол, который и подсказывает вам, что произойдет в будущем! Согласны ли вы с этим?

— Нет, не согласен. Тогда и всеми библейскими пророками руководил бы никто иной, как дьявол! Разве пророк, апостол и евангелист Иоанн на острове Патмос диктовал «Апокалипсис» по наущению дьявола?

Судья вскочил со стула. Вытягивая вперед руку, он прокричал:

— Да этот человек просто издевается над нами! Его языком говорит сам нечистый! Я полагаю, что следует придать его пытке. Иначе мы ничего не добьемся от него. Никто не возражает против пытки, господа судьи?

— Никто.

Вообще-то, это было не по правилам. Святая инквизиция — это вам не палач Махрютка при Иване Грозном. Сперва надо лишь показать обвиняемому орудия пыток и дать срок одуматься и раскаяться. Ну, а если тот не одумался, тогда начать применение жутковатых «орудий труда», но сперва — понемногу, вновь призывая одуматься.

Видимо, многочисленные доносы заставили судей поторопиться. Или было в том еще что-то?

Константин с ужасом понял, что сам навлек на себя пытки Святой инквизиции. Он был настолько глуп, чтобы сообщить офицерам судна: его не только отпустят, но и сам король Филипп даст ему некую особую миссию. Это и в самом деле виделось в будущем. Но зачем, зачем было говорить правду, какой бес тянул его за язык?! Теперь инквизиторам хотелось проверить правдивость предсказаний, которые, конечно же, были подробно изложены в доносах.

«Правда… К чему она, если не приносит пользы ни тебе, ни окружающим? Вот выкручивайся теперь!» — грустно и даже как-то сочувственно проговорил внутренний голос.

— Тогда пусть отведут этого человека в зал пыток и применят к нему самые строгие средства.

— Ваша милость, — сказал Костя. — Я без страха приму ваши пытки, потому что уверен, что ими вы ничего не добьетесь. Но пытать ни в чем неповинных людей — это преступление даже не против этих людей, а против Создателя. Поверните свои головы назад. Смотрите, как Он взирает на вас. Ради справедливости и счастья Он пошел на крестные муки! Не совершайте греха!

— Это не вам, подозреваемому в колдовстве решать, где грех, а где — борьба с грехом! — грозно произнес судья. — Уведите!

Костя знал многое о методах пыток в инквизиторских застенках. Но коридор, по которому его проводили в зал пыток, потряс его. Справа и слева располагались камеры заключенных, представлявших собою узкие мрачные конуры, где дверями служили толстые дубовые доски, способные подниматься или опускаться. Эти доски были устроены так, что руки и ноги заключенного просовывали в вырезы между двумя досками, так что он не мог пошевелить своими конечностями. В других камерах, за решеткой, Костя увидел железные кресты, к которым заключенный был прикован цепями и был вынужден постоянно находиться в таком положении. К ногам привязывали тяжелые железные бруски, так несчастный не мог пошевелиться.

Иные камеры напоминали собачьи конуры, в которых засунули узника. Он едва мог там повернуться, не говоря уж о том, чтобы спокойно справить свои естественные надобности. Увидел Константин и яму-колодец, из которой выглядывала лишь голова заключенного, который смотрел на проходящего Костю глазами, полными грустной зависти. И Костя знал, что его нарочно проводят сейчас по этому «зверинцу», чтобы он знал: неповиновение инквизиции и грозит любому столь же долгими и разнообразными мучениями — с холодом, вонью, насекомыми безо всякой надежды выбраться на свободу.

А ведь большинство из этих людей не были виновны ни в чем. Ну, разве что в том, что разбогатели и вызвали зависть кого-то из соседей. Да-да, где уж тут быть святой вере! Речь опять, как и во всех жизненных обстоятельствах, шла, как правило, о деньгах.

Зал пыток, в который он был введен вместе с сопровождающим и одним из членов суда, оказался сводчатым мрачным помещением. Наверное опять же для устрашения здесь полыхал огонь в камине, на подставке которого были разложены различные орудия пыток. Иные уже успели накалить докрасна.

Но Костя знал методу инквизиторской пытки — она не должна была продолжаться долее пятнадцати минут. Обычно ей предшествовала лицемерная процедура, когда судья, положив руку на голову обвиняемой или обвиняемого в ереси или в связях с дьяволом, говорил: «Заклинаю тебя именем горьких слез, пролитых нашим Спасителем на кресте, если ты невинна (или невинен), пролей слезы. Если ты виновна (виновен), не проливай их!»

Если ведьма или колдун не могли заплакать, это явно говорило об их виновности. Если же слезы появлялись, лукавый суд мог воспринять их, как помощь дьявола обвиняемому, который мог таким образом уйти от наказания. Только после этой церемонии начиналась пытка.

…В застенке уже хлопотал палач — совсем не такой, как принято изображать в книгах. Не было ни капюшона на голове, ни трико в обтяжку, ни красной одежды.

Палач был хоть крепкого телосложения мужчиной, но одет в короткие по колено штаны, чулки и башмаки. Только рубашка его с открытым воротом была с короткими рукавами, ибо жара и духота в помещении казалась страшной.

— Хосе, давай начнем с жома пальцев, а потом к сапогу перейдем, — сказал, едва не позевывая судья, усаживая на стул с подлокотниками.

Хосе подошел к Косте с деревянными палочками, скрепленными винтами, спокойно сказал:

— Так, сударь, вы вот на эту скамейку сядьте. А то некоторые падают от боли без сознания, разбивают себе головы, а потом на нас говорят — вот, разбили человеку голову, оттого и умер он. А мы-то по голове и не бьем. Так, сели. Тогда давайте мне ваши пальчики. Вот так… Теперь мы проденем ваши пальчики сквозь эти колодочки и начнем крутить винтики…

— Хосе, вы можете когда-нибудь обойтись без этих ваших «пальчиков» и «винтиков»? Грубее, грубее нужно быть!

— А я очень груб, господин судья. Вот сейчас как нажму…

И палач сжал колодки. Костя был готов к боли, он даже отдал себе приказ не воспринимать ее, хотя знал, что если он не выкажет чувствительности, то это может быть воспринято, как помощь со стороны дьявола. Поэтому, почувствовав сильную боль, Костя решил заорать, да погромче. Да и кого ему было стыдиться? Этой сволочи, что сидела на кресле? Или вежливого изверга-палача?

— Еще сжать, господин судья? У него уже из-под ноготков кровь выступила?

— Ладно, пока хватит, — сказал судья и обратился к Косте. — Признаешь ли ты себя виновном в колдовстве при помощи трав?

— Нет, я ими лечил людей! — воскликнул Константин, преодолевая боль, которая под воздействием внутреннего внушения Кости стала утихать, почти совсем исчезла.

— Говори, подсказывал ли тебе дьявол предсказания?

— Нет, сам Спаситель наш!

— Так, Хосе, переходи к сапогам.

Палач быстро свинтил с пальцев Кости колодочки и придвинул к его ногам тяжелые колодки для ног с большими винтами, говоря при этом:

— Так, сапожки… Снимите один свой башмачок, ножку сюда вот суйте. Вот-вот, хорошо. А вторую — во второй башмачок…

— Хосе! — громко сказал судья. — Знаешь, еще один твой «башмачок» — и ты будешь уволен с должности! Снова будешь рыбой торговать. Будь строже, сколько раз тебе повторять!

— Я — строг и страшен, — сказал Хосе, начиная затягивать винты. — Строг и страшен!

Костя, которым совсем уже овладел его личный приказ не воспринимать боль, слыша скрип стягивающих ноги колодок все же нашел нужным заорать. Судья тут же сказал:

— Хватит, Хосе! Обвиняемый, если ты будешь говорить неправду и запираться, то палач переломает кости твоих ног. Говори, по наущению ли дьявола ты занимался своими пророчествами?

— Нет, ваша честь, Бог мне их внушал!

— Хосе, а ну-ка, надави еще.

И колодки снова заскрипели под воздействием винтов, и Костя снова нашел нужным заорать.

— Говори — дьявол подсказывал тебе твои пророчества?!

— Нет — Всевышний! Спаситель наш!

— Хосе! Снимай башмаки! На дыбу его! Да гирю к ногам подвесь, не забудь!

— Слушаюсь! — поспешил ответить Хосе, и колодки с ног Кости были сняты. Боли он не чувствовал, хотя, попытавшись встать на ноги, понял, что кости ему все-таки повредили, и идти он самостоятельно не сможет.

— А вы обопритесь, обопритесь о плечо мое, — предложил милосердный и добродушный палач. — Так до дыбы-то вместе и дойдем. А теперь вам здесь совсем догола раздеться надо будет. Когда я вас на дыбу-то подниму, господин судья все ваше тело осмотрит. Если найдет родинку или бородавочку какую, чик — и иголочку туда воткнет. Кровь польется — для вас хорошо. А не польется, значит, дьявол — ваш приятель, — Хосе, помогая Косте раздеваться, захихикал.

Голого, с веревкой, обмотавшей запястья, Костю подняли на блоки под потолок. К его ногам была привязана гиря. Когда он уже висел, и все тело его было вытянуто и стало на треть длиннее, подошел судья. Тщательно, сантиметр за сантиметром стал он осматривать тело пленника.

Костя знал, что под левой мышкой у него есть родимое пятно величиной с маленькую монетку. Именно оно не ускользнуло от зоркого глаза судьи. Большая сапожная игла появилась в его руке, тотчас она была вогнана в родинку, Костя, давно уже подчиненный своему приказу не воспринимать боль, все же снова закричал, изображая пораженного страданием человека.

— Очень хорошо. Кровь выступила, — деловито сказал судья с видом хирурга, пестующего больного человека и желающего ему одного лишь блага и выздоровления. — Так вы до сих пор отказываетесь от своих сношений с дьяволом, даже если они происходили по вашему недомыслию?

— Отказываюсь! Дьявол — это ложь земли, а я служил только правде, только Богу и людям!

— Вы верный христианин. Хосе, спусти его вниз и пусть одевается. Испытание он прошел.

Когда Костя вновь был введен в зал суда, там по-прежнему сидели все те три инквизитора. Теперь они смотрели на обвиняемого более благосклонно.

— Ну, сударь, испытание пыткой вы выдержали, — сказал председатель. — Хотя я в глубине души считаю, что в этом вам помог дьявол. Но вас выпустят на свободу, хотя и не сразу. День-два вы побудете у нас, правда, не в застенке для заключенных. У нас есть приличные комнаты. Вам предоставят и еду. Побудете у нас потому, что вами… Вами заинтересовалась одна очень, очень высокопоставленная особа, которая готова будет вас принять через два дня. Сейчас вас отведут…

— Мои травы и мою саблю мне можно забрать?

— Заберете, когда будете покидать здание Святой инквизиции. И запомните, Святая инквизиция всегда права. Идите!